Тебе не сбежать

Глава 1

Ловко лавирую между столиками и начинающими расходиться посетителями ресторана. Моя смена подходит к концу. Ноги гудят от бесконечного бегания на высоких, пусть и удобных каблуках. Узкая юбка то и дело перекручивается, сковывая движения, отчего приходится передвигаться крошечными шажками. Вздохнув, незаметно сбиваю струйкой воздуха выбившуюся из хвоста волосинку, постоянно щекочущую нос. На минуту прячусь в служебном туалете. Поправляю скосившуюся юбку. Смачиваю пальцы прохладной водой и аккуратно протираю лицо, чтобы не повредить макияж.

Ещё месяц назад я работала в нашей местной кофейне, где из формы у меня был только передник, а из косметики — гигиеническая помада. Зарплаты и чаевых хватало на то, чтобы прилично питаться и покупать необходимые лекарства бабуле. Вот только больше ни на что не оставалось. Если после института опаздывала на автобус, приходилось ходить пешком по пятнадцать километров. Когда пожаловалась на это вузовской подруге, она заявила, что в ресторане, где она работает, как раз уволилась одна официантка. Уже вечером того же дня я проходила собеседование. Запросы у начальства, конечно, аховские, вплоть до умения вести светские беседы и знания этикета. Но учитывая, что бабушка с детства втолковывала мне о том, что у нас дворянские корни, то и манеры мне прививала такие, что и в высшем свете не облажаюсь. Только кому они нужны в нашем небольшом городишке, где из королевского только креветки в супермаркете?

Промакиваю лишнюю влагу одноразовым полотенцем и поправляю волосы. Улыбаюсь отражению, мысленно заверяя его, что остался всего час работы, и я сниму эти ужасные туфли и обтягивающую одежду. И блузка, и юбка настолько плотно липнут к телу, что не оставляют пространства для фантазии. Мне даже пришлось купить эти ужасные верёвочки, называющиеся стрингами и врезающиеся между ягодиц. Мало того, что мне было настолько стыдно их покупать, что это пришлось сделать Лизе, так ещё и бегать в них по девять-двенадцать часов — настоящее испытание.

Набрав полные лёгкие воздуха, возвращаюсь в стремительно пустеющий зал ресторана. Мужчина с моего столика даёт знак подойти. Отделяюсь от ещё двух девчонок-официанток, так же стоящих у специальной стойки, и направляюсь к нему. Не доходя столика, растягиваюсь улыбкой и становлюсь между ним и его спутницей. Она бросает на меня пренебрежительный взгляд. Ещё бы. Наш ресторан посещают короли города, а мы всего лишь обслуга, не имеющая права даже смотреть на них.

- Что-то ещё желаете? – спрашиваю вежливо, доставая блокнот и ручку.

Ощущаю на себе жаркий взгляд посетителя. Осторожно сглатываю, понимая, что краснею, когда он останавливается на моей груди и мерзко облизывает свои тонкие губы.

- Десерт. – проговаривает, не отрываясь от созерцания нервно колышущегося бюста.

- Конечно. Могу порекомендовать вам десерты от нашего шеф-повара: «Павлову», Тирамису с трюфелем, «Джелато» или фирменный чизкейк.

- Я бы не отказался от конфетки.

Щёки ещё сильнее загораются стыдом и возмущением. Треснуть бы его блокнотом, но на таких людей даже смотреть опасно.

- С полным списком десертов можете ознакомиться в меню. – улыбаюсь до треска, тихонечко отходя назад. – Позовите меня, как определитесь. Простите, но меня зовёт другой столик.

Сбегаю так быстро, насколько это возможно в душащей движения юбке и на каблуках. Быстро дышу, восстанавливая стабильную работу нервной системы, и возвращаю на лицо улыбку, шагая сначала к стойке за меню, а следом к новоприбывшим.

- Добрый вечер. Меня зовут Дарина, и сегодня я буду вашим официантом. – раскладываю перед четырьмя мужчинами жутковатого вида меню. Пальцы начинают дрожать, стоит поймать плотоядный взгляд одного из них. Высокий, лет под тридцать, тёмный и смазливый. Но в глазах такой лёд, что едва сдерживаюсь, чтобы не поёжиться от этих пугающих пустых глаз. – Позовите, когда определитесь с заказом.

- Не спеши, куколка. – лениво таранит тот, что смотрел на меня так, словно я кусок мяса. Судорожно вдыхаю и улыбаюсь, ожидая его слов. – Принеси-ка нам бутылку лучшего виски, что у вас есть. – опускает глаза на меню и листает его. Остальные трое тоже забыли о моём существовании. Оглядываю зал в надежде, что меня зовут другие посетители, но все увлечены едой, питьём и разговорами. Лицо со шрамом поднимается вверх. По спине сползает ледяная волна неконтролируемого страха. Поджилки трясутся. Прячу пальцы в переднике, скрывая их дрожь. Я слышала сказки о криминальных авторитетах в городах, но не верила в них, пока не увидела этого человека. – Стейк с кровью. – скалится он и добавляет ещё приличный список блюд, из которого становится ясно, что уходить в ближайшем будущем они не собираются.

Так и случается. Остальные столики просят счёт и расходятся. Убираем с девчонками посуду. Зал совсем пустеет, а компания мужчин всё распивает виски и похабно гогочет на всё помещение. С мольбой смотрю на нашего охранника — Гришу, но он только качает головой. Ресторан работает, пока не уйдут последние гости. Выгонять их никто не станет. Единственное право персонала — отказать в дальнейшем обслуживании, так как кухня и бар закрываются ровно в полночь.

Девчонки расходятся, одарив меня сочувственными взглядами и словами поддержки.

- Надеюсь, на чаевые они не пожлобятся. - подмигивает Сашка, прежде чем оставить меня в зале одну.

А я вот очень сильно надеюсь, что они просто уйдут, а не начнут всё тут крушить и стрелять в потолок. Мама, как хочется домой. И как мне страшно оставаться с ними наедине. Гришка не в счёт, он сидит в комнате охраны, смотрит камеры. Да и что он один против этих четырёх громил сделает?

От страха комкаю завязку передника и переминаюсь с ноги на ногу, мечтая, чтобы они просто ушли, не вспомнив обо мне. Только сбыться моим мечтаниям не суждено. Про меня всё же вспоминают часа через пол. Бритый амбал поднимает голову и растягивает рот, выставляя жёлтые зубы.

- Куколка, присоединяйся к нам. Мы тебя не обидим. Накормим, напоим…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- И уложим. – добавляет тот, что сидит ко мне спиной.

Вся компания дружно смеётся, а я только примирительно улыбаюсь и несмело пищу из-за своей стойки:

- Простите, но нам запрещено сидеть с посетителями.

- Да ладно тебе, мы никому не скажем. Давай иди сюда.

Блузка липнет к спине. Меня пробивает на холодный пот. Я уже почти готова вызвать группу быстрого реагирования, дабы они забрали явно нетрезвых и наглых клиентов, как тот, который со шрамом громким, сильным голосом останавливает балаган:

- Поехали. Найдём место получше и девок посговорчивее. А то тут одна селёдка, и та перепуганная.

Раздаётся новый взрыв хохота.

- Счёт нам принесёшь или так и будешь стоять и трястись? – выкрикивает кто-то, но у меня уже всё плывёт перед глазами от облегчения, что они сейчас уйдут.

На дрожащих непослушных ногах робко иду к ним и протягиваю счёт. Лысый хватает меня за запястье и дёргает так, что я падаю ему на колени, громко вскрикнув. Начинаю метаться, стараясь встать, но он сдавливает рёбра железной хваткой. Голова кружится от их перегара, запаха сигарет и паники. Барахтаюсь как рыба на суше, делая тщетные попытки освободиться. Он накрывает лапищей грудь и под мой возмущённо-испуганный писк до боли и слёз из глаз сдавливает.

- Гриша! – воплю в ужасе. – Гриша! - но он не приходит.

Лысый сгребает пальцами подбородок и поворачивает мою голову на себя. Давит на челюсть, вынуждая приоткрыть рот. Выдыхает воняющее луком и виски амбре, от которого к горлу мгновенно поднимается тошнотворная масса.

- Покиньте помещение немедленно или через пять минут тут будет полиция. – слышу немного неуверенный, но громкий голос Григория.

- Ладно поехали. Только селёдку заберём. – гогочет бритый, вставая и удерживая меня в охапке.

Машу руками и ногами, делая попытки вцепиться ему в лицо.

- Полиция уже в пути. Отпустите девушку.

- Оставь её. – приказывает «Шрам». – Не хватало из-за девки с мусорами связываться.

Меня ставят на ноги, но они тут же подкашиваются. Падаю и отползаю подальше. «Шрам» демонстративно достаёт из внутреннего кармана пиджака пачку пятитысячных купюр и отсчитывает раза в три больше, чем оплата по счёту.

- Ментам за ложный вызов отвалишь. – бросает напоследок, кинув ещё несколько «Хабаровсков» на стол.

Мужчины с шумом покидают ресторан, а я сижу на полу, опираясь на руки позади себя, и трясусь от пережитого кошмара. Слёзы градинами по щекам. Видимости почти нет. Горло стянуто металлическими кольцами, что душат всхлипы и крики. В ушах стучит пульс вперемешку с их издевательским смехом. Меня крепко колотит, зубы клацают.

- Всё, Дарина, успокойся. – просит Гриша, наклонившись. По инерции дёргаюсь от него в сторону. – Вставай. Хватит на полу сидеть. Иди, приводи себя в порядок и езжай домой. Я начальству об инциденте сам доложу, а с тебя на сегодня хватит.

Помогает мне подняться и поддерживает за спину, провожая в комнату для персонала. Усаживает на диван, а я, как отупевшая, смотрю в одну точку, продолжая видеть пустые глаза «Шрама» в момент, когда бритоголовый дёрнул воротник блузки. Мне в руку тычется стакан с какой-то жидкостью. Поднимаю на охранника зарёванное лицо.

- Выпей. Полегчает.

Не споря, заливаю в рот содержимое и проглатываю. Неразбавленный крепкий алкоголь обжигает горло и язык. Кажется, что все рецепторы спалил. Закашлявшись, совершаю осторожный, раздробленный вдох, ощущая, как медленно проходит онемение конечностей. Прижимаю ладони к груди и громко всхлипываю, понимая, что могло случиться, не вмешайся Гриша. Губы дрожат. Подбородок трясётся. Слёзы всё льются. Лишь когда совсем не остаётся сил на истерики, а нос закладывает, кое-как успокаиваюсь. Григорий приносит бутылку воды и сидит рядом, ожидая, когда приду в себя.

- Езжай домой. – проговаривает участливо.

- Н-надо в п-полицию с-с-сообщить. – лепечу, заикаясь на каждом слове.

- Полиция ничего не предпримет. – вздыхает молодой человек. И на мой потерянный взгляд даёт пояснения: - Они ничего тебе не сделали. Не ударили, не буянили.

- Но они с-с-обирались!.. - возмущённо поднимаю тональность голоса, но договорить «изнасиловать» всё равно не могу.

- Попытка изнасилования не наказуема, Дарина. Вот, держи. – суёт мне в пальцы те самые пятитысячные, что оставил «Шрам». – Считай, что тебе компенсацию выплатили.

- Мне не нужны его деньги! – кричу, вскакивая на ноги и швыряя драгоценные бумажки. Даже навскидку тут две, а то и три мои месячные зарплаты, но я уверена, что эти деньги кровавые. – Я поеду в полицию! У нас стоят камеры! Пусть посмотрят!

- Сколько тебе там лет, Дарин? – устало спрашивает Гриша, покачав головой. – Двадцать?

- Двадцать один. – поправляю рефлекторно.

- Вот. О жизни ещё ни черта не знаешь. Не станут менты этим заниматься. Для виду показания запишут, а потом посмеются, порвут и выкинут. Я работал в органах и знаю, как там всё устроено.

- Я всё равно поеду. – упрямо стою на своём.

- Твоё дело. – сухо заканчивает разговор и выходит.

Быстро переодеваюсь в тонкие джинсы и серую футболку с Микки Маусом. Умываюсь, стирая чёрные потёки и пятна туши под глазами. Закидываю в пакет запачканную униформу и вызываю такси. Подмечаю, что денег на полу не осталось. Уверена, что Гриша всё прикарманит. Жлоб беспринципный!

Но тут вспоминаю, что не убрала стол, за которым сидели душегубы. Быстро уношу на мойку посуду и снимаю на стирку скатерть. Григорий молча помогает убраться, бросая на меня неодобрительные взгляды. Я ему тем же отвечаю. У нас разные жизненные позиции. Он работает, чтобы красиво жить. Оттого и закрывает глаза на многое. А я так не умею. Даже ради выживания. Лучше умереть, чем вот так не по совести поступать.

Приходит сообщение, что такси уже ждёт. Подцепляю пакет и выхожу через задний вход. Оглядываюсь в поисках машины и замечаю свет фар справа от здания. Опять не туда подъехало. Постоянно так. Быстрым шагом, боязливо оглядываясь по сторонам, иду к такси. Мелькнувшая около стены тень заставляет перейти на бег. Подбегаю к потрёпанной нашими дорогами «Приоре» и дёргаю ручку. И в эту секунду чувствую тяжёлый удар по голове. Всего за секунду у меня перед глазами проносится вся жизнь, а потом меня захватывает холодная, липкая темнота.

Глава 2

В висках стучит. Голова трещит и будто бы расколота на части. В ней что-то пульсирует и стреляет. Губы, ротовая полость и горло пересушены. Язык липнет к нёбу. Тело кажется неестественно тяжёлым. Руки и ноги не подчиняются, отказываясь шевелиться. Веки не поднимаются. Кажется, что проваливаюсь куда-то. Падая, теряю частички себя. Только тошнота, ворочающаяся в желудке, подсказывает, что я не сплю. Как и глухие, смазанные голоса моих похитителей. Кошмар наяву.

Я бы хотела не помнить, как уже около такси меня ударили по голове и затащили в машину, но, к сожалению, полное забытье было минутным. Дальше пошло разорванное слайд-шоу из звуков, запахов, ощущений. Обрывки сознания, в которых мне чудился тошнотворный запах лука, виски и сигарет. И густой ледяной голос «Шрама». Не понимаю, сны это, отголоски пережитого или реальность, но кто-то меня похитил. Если бы могла кричать — разорвала бы связки, но звала бы на помощь. Могла бы сбежать — бежала бы, пока не стёрла ноги до коленей. Но, кажется, меня чем-то накачали. Или это последствия удара. Я просто лежу, слушая неразборчивые переговоры мужчин. Даже не страшно. Только почему-то ужасно холодно. Хочется сжаться, свернуться калачиком, прижать колени к груди и уснуть.

Дёргаю ногами, рефлекс проходит, но они не двигаются. Повторяю жест, но уже немного сильнее. Щиколотки словно держит кто-то. Когда пытаюсь пошевелить руками, результат тот же. Осторожно открываю глаза, видя тёмный деревянный потолок с какими-то полосами. Несколько минут лежу, пока зрение не становится достаточно чётким, чтобы понять, что это не полосы вовсе, а балки. Низко висящая лампа с грушевидным плафоном. Дальше ровным рядом ещё несколько таких же ламп. Тёмные стены с какими-то досками или картинами — зрение ещё подводит. Предпринимаю ещё одну попытку пошевелиться, но в этот раз чётко ощущаю, как врезаются в щиколотки и запястья тонкие верёвки. Перебрасываю взгляд на свои ноги, но их нет. Часто дыша, уговариваю себя не паниковать. Только слёзы уже текут к вискам. Роняю голову набок, кусая высушенные губы. На периферии мелькает что-то длинное и светлое на фоне зелёного. Часто-часто моргаю, прогоняя слёзы. И когда мне удаётся рассмотреть свою полностью голую ногу, привязанную верёвкой к ножке бильярдного стола, вгрызаюсь в язык, только бы не заверещать раньше времени.

Дышать начинаю глубоко и размеренно. Сердце остервенело считает рёбра, подгоняя тошноту к горлу. Скашиваю взгляд, инспектируя свои обнажённые не только ноги, но и всё остальное. Грудь качает воздух, как насос. Поднимается и опускается с такими перепадами, что я задыхаюсь. Дёргаю руками и ногами, но лишь сильнее раню кожу.

- О, очухалась селёдка. – прилетает металлический голос одного из тех, кто был в ресторане.

Потерянными глазами гляжу на него и, заикаясь, умоляю:

- Отпустите м-меня. Я никому ничего н-не скажу.

- Пупсик, если бы мы боялись, что ты станешь трепаться, твой труп уже валялся бы в канаве.

- Ты нам понравилась. – долетает откуда-то сзади голос бритоголового. – Но была такая холодная, что мы решили тебя согреть.

Дружный, мерзкий смех, оседающий на коже слизью, забирает последние капельки логического мышления.

Набрав полные лёгкие кислорода, выпускаю его вместе с громким, полным ужаса криком. Вою, пока не начинаю хрипеть, а по итогу не закашливаюсь. Безрезультатно дрыгаю руками и ногами. Изуверы только смеются над моими метаниями. Трое окружают бильярдный стол, к которому я привязана. Их руки везде. Они тискают грудь, сжимают и таскают за соски. Оставляют синяки на ногах и рёбрах.

- Не надо! Отпустите! Хватит! Умоляю, не трогайте! Прошу вас!

Захлёбываясь рыданиями, срываю горло, но продолжаю хрипеть и сипеть. Извиваюсь, раздирая руки в кровь, а душегубы всё смеются и делают больнее. Слёзы пропитывают волосы. Щиплют щёки и губы. Кажется, что их руки везде и сразу. Что ни осталось ни одного квадратика тела, который они не замарали.

Боже мой, почему они это делают?

- Я н-не-е-е по-о-ойду-у-у-у в полицию-у-у-у. – выдавливаю воем, заикаясь.

- Ты уже никуда не пойдёшь, пупсик. Расслабься и наслаждайся.

- Не-е-е-е-е-ет!!! – бешено кручу головой.

Боже мой, они же сейчас изнасилуют меня. Все. Вместе или по очереди — я не знаю. А потом они меня убьют. Но я не переживу и первого. А как без меня бабуля? Она тоже не переживёт. У неё уже три инсульта. Я даже не жила ещё. Не целовалась ни разу. Не была в ночном клубе. Не пробовала тайскую еду. Я вообще ничего не пробовала.

Пальцы бритоголового лезут мне между ног. Трут, словно наждак. Вжимаюсь в бильярдный стол, но бежать мне некуда. Остальные двое расстёгивают штаны, снимают трусы и сжимают свои штуки, елозя по ним руками.

Господи-Боже, помоги мне.

- Сейчас мы научим тебя уважению. – хрипит лысый, забираясь на стол и пристраивая ужасный агрегат мне между ног.

- Не надо. Я… Я… Девственница. – выдавливаю шёпотом.

Бритый замирает. Его лицо становится похоже на восковую маску. Он сползает на пол и зачехляется.

Неужели он не тронул меня, потому что я невинная? В них есть что-то человеческое?

- А вот это мы сейчас проверим. – разносится холодный, густой голос Шрама. Он выходит откуда-то из-за моей головы, держа в руках бильярдный кий. – Девственница, говоришь?

- Да. – выдыхаю задушено. – Я никогда… Умоляю вас, не надо. Отпустите меня. Я никому ничего не расскажу. Уволюсь из ресторана. Уеду из города, и вы больше никогда меня не увидите. У меня бабушка больная. Она не сможет без меня. Молю, отпустите… - шепчу, надрывая изувеченное горло.

- Отпустим. Не волнуйся. – улыбается Шрам, медленно обходя стол. Останавливается с другой стороны и смотрит на мою ничем неприкрытую плоть. Так хочется сжаться и спрятаться, но могу только зажмуриться, чтобы не видеть лиц своих мучителей. – Обязательно отпустим. Как только ты расплатишься за мой испорченный вечер.

Что-то холодное и гладкое касается меня

там.

Резво распахиваю веки и вижу, как он водит кончиком кия вдоль входа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Господи… - роняю голову обратно, ощущая, как дерево начинает проникать внутрь. – Помоги мне.

Закрываю глаза и стараюсь отключиться от происходящего. Не видеть искажённых лиц насильников. Не слышать их грязных подбадриваний и смешков. Не чувствовать, как меня лишают девственности палкой.

Кий входит глубже. Вскрикиваю и кривлюсь от боли. Всё тело дёргается, по инерции продолжая бороться.

- Какая холодная селёдка.

- Рыба, чё с неё взять.

- Может, в задницу её?

- В прямом смысле.

Господи…

- Дамир. – взрывает пространство незнакомый, сильный, властный голос. Ещё один мучитель? Тоже пришёл развлечься? – Что ты устроил? Я предупреждал тебя, чтобы никаких левых на территории не было.

- На хуй иди, братик. Она всё равно никому ничего не расскажет. – дерево покидает моё тело, но даже выдохнуть не успеваю, как Шрам добавляет: - Мы с ней закончим и пристрелим. Даже с собаками не найдут. Да и искать не станут. Какая-то вшивая официантка из задрипанного Мухосранска.

- Отпусти её. – грозный, беспрекословный приказ.

- Костян… - угрожающий голос Шрама.

Я не вижу мужчин, они опять где-то позади меня, но отчётливо слышу каждый звук и различаю страх на лицах остальных троих.

- Развяжите её.

Пешки бросаются резать верёвки. Мышцы отзываются гудящей болью, получив расслабление. Сил хватает только на то, чтобы перевернуться на бок и свернуться калачиком, обняв колени руками. Слёзы душат, проливаясь бесконечным потоком.

- И что, отпустишь её?

- По-своему решу.

Незнакомец спас меня от истязаний, но вряд ли оденет и отвезёт домой. Наверное, так даже лучше. Чтобы меня просто убили.

На плечи падает горячая ткань с тяжёлым шлейфом муската. Крепкие руки отрывают меня от зелёного полотна стола. Зажмуриваюсь, безвольно повисая на руках незнакомца.

Мысль, что он решит сделать со мной то же, что собирались другие, уже даже не трогает. Он хотя бы один.

Не знаю, сколько он идёт, но по ощущениям очень долго. Несколько раз понимаю, что он куда-то поворачивает, поднимается по лестницам, но так и не рискую открыть глаза. Шаг ровный и твёрдый. Несмотря на то, что несёт пятьдесят килограмм, ни разу не сбивается. Как и его размеренное, стабильное дыхание. Хлопок двери. Он опускает меня на что-то мягкое и холодное. Видимо, кровать. Что же… Лучше так, чем на жёстком столе, от которого на позвоночнике истёртая до ран кожа. Пиджак исчезает. Я даже не пробую умолять. Ни сил, ни надежды, ни веры в людей не осталось.

- Досталось тебе. – спокойно констатирует он. Вжимаюсь в подушку, избегая его дыхания. Он легко, словно куклу, переворачивает меня на бок и смотрит на спину. Слышу странный скрежет. – Пиздец. - проводит шершавыми пальцами вдоль позвоночника.

Съёживаюсь в кокон и лепечу:

- Не надо.

- Дыши, малая. Порвать тебя не успели?

- Ч-что? – выстукиваю зубами дробь.

- Сам посмотрю. – бесцеремонно перекатывает на спину, плавным движением разводит мои колени и смотрит на потаённую плоть. Трогает пальцами. Дёргаюсь от него, стараясь сомкнуть ноги, но он без напряжения удерживает их раздвинутыми. – Целая. Переживёшь. – поднимается и набрасывает на моё трясущееся тело одеяло. – Бежать не вздумай. Охрана, камеры, собаки, забор, полсотни до города. – перечисляет сухо. – Но ты и охрану не пройдёшь. – мне кажется, что в его голосе появляется улыбка. – Лежи. Пришлю врача тебя подлатать. – бросает напоследок, выходя из комнаты.

- Мне надо домой. – выпаливаю хриплым шёпотом.

Тёмная фигура незнакомца на секунду останавливается в дверном проёме, заполнив собой всё его пространство. А после, не обронив ни слова, исчезает, прикрыв за собой дверь и отрезав меня от всего мира.

Скручиваюсь на огромной холодной кровати и захожусь тяжёлыми, горькими, несдержанными рыданиями. Трясусь под тонким одеялом, не представляя, какую участь мне уготовили.

Зачем ему меня лечить? Почему просто не убил? А если я ему не нужна, то мог просто отвезти в город. Я же ничего не видела и не слышала! Не представляю, где нахожусь и кто они такие. Только имена Дамир и, кажется, Костя. Мне нечего рассказывать полиции. Если Шрама я ещё смогу описать, то в полумраке огромной комнаты лица Кости я не рассмотрела.

- Я хочу домой. Хочу домой. – повторяют сухие потрескавшиеся губы из раза в раз. – Домой. Господи, я так хочу домой.

Соль стягивает кожу лица. Нос не дышит, а голова болит всё сильнее — от удара, криков, слёз, рыданий. Боль в истёртых запястьях, щиколотках и спине нарастает. По всему телу проступают болезненные тёмные пятна синяков. Грудь ноет. Горло изодрано воплями в кровь. Ротовая полость и горло пересушены настолько, что слюны не собирается даже на глоток. Пить хочется невозможно.

- Хочу домой. – шепчу в шёлковую простынь.

Не имею представления, сколько времени лежу и реву, но пить хочется так сильно, что я начинаю задыхаться. Отрываю тело от жёсткого матраса и встаю на непослушные ноги. Они совсем не держат тело. Держусь за кровать, делая крошечные шаги и перебирая вдоль постели руками. Смотрю на запертую дверь, но так и не решаюсь выйти. Слева от кровати есть ещё одна. Туда я и направляюсь. Медленно, как старушка, передвигаюсь в её сторону. Руки трусятся настолько, что дважды соскальзывают с гладкой ручки. Сжав зубы, давлю на неё и тяну на себя дверь. В помещении так темно, что не зги не видно. Общупываю ладонями стены, пока не натыкаюсь на выключатель. Загорается яркий белый свет, освещая гигантских размеров ванную. Но это всё, что я замечаю. Доползаю до раковины и включаю воду. Набираю в ладони и подношу к лицу. Пью крошечными глотками, так как каждый из них приносит с собой новый приступ боли.

Напившись, оглядываюсь в поисках одежды. Замечаю торчащий из бельевой корзины кусочек чёрной рубашки. Вытягиваю её и кое-как надеваю на себя, прикрывая наготу. В облаке муската и незнакомых запахов возвращаюсь к кровати. Дойти не успеваю, как открывается дверь. В панике бросаюсь обратно в ванную и прячусь за огромным джакузи. Сползаю по стеночке и перестаю дышать, когда слышу обманчиво-ласковый голос незнакомца:

- Выходи, Рина. Я тебя не обижу.

Глава 3

Вслушиваюсь в тихие, больше похожие на шорох шаги. Зажимаю рот обеими руками, лишь бы не скулить и не реветь. Ссутуливаю плечи и втягиваю в них шею. Локти плотно притиснуты к груди и зажаты между ней и коленями. Рубашка сбивается вверх. Дрожь настолько сильная, что стучащие зубы несколько раз прикусывают язык, наполняя рот вкусом, от которого тошнит ещё сильнее.

- Хватит играть в игры, Рина. – совсем близко, вкрадчиво и спокойно. – Я не люблю прятки. Ри-на, вы-хо-ди. – проговаривает отрывисто уже где-то в другой стороне.

Откуда он знает моё имя? Что ему от меня надо?

- Нашёл. – он в прямом смысле появляется прямо передо мной. Пытаюсь кричать, но издаю только хрипы. Мотыляю руками, отбиваясь, но незнакомец легко преодолевает моё сопротивление. Сдавливает локти и дёргает вверх, без особых усилий ставя на ноги. – Не вопи. – командует безразлично. Я продолжаю судорожно извиваться, не оставляя надежды вырваться. Или что ему надоест, и он просто вышвырнет меня. – Успокоилась. – тон приказной, но он совсем не повышает голос, а я всё равно обмираю, будто из меня батарейки вытащили. Колени подгибаются, но упасть мне не позволяет стальная хватка Кости? Именно вопросительно, потому что не уверена, что это его имя. – Давай без истерик обойдёмся.

- От-тпустите. – выдавливаю набором звуков, повисая на его руках.

- Отпущу и будешь полы полировать. – льдом обдаёт, скользнув глазами по рубашке. – Взяла где.

Не понимаю, вопрос это или что-то иное, но его интонации настолько ровные, что не меняются, даже когда что-то спрашивает.

Незнакомец-Костя выжидающе смотрит в мои заплаканные, едва разбирающие силуэты глаза. Тарабаня зубами, киваю подбородком на корзину. Он даже на секунду взгляда не отводит, продолжая мучить меня своим пристальным вниманием.

- Хоть на что-то мозгов хватило. Я тебя предупреждал, чтобы не пыталась бежать. Хочешь сделать себе хуже? – его голос такой густой, бархатный, что проникает под кожу и покрывает её мурашками.

- Я хотела пить. – выталкиваю шёпотом, стреляя взглядом на раковину.

Хочется сжать горло рукой и помассировать его, чтобы немного уменьшить боль, но мои локти всё так же зафиксированы грубыми пальцами.

- И не думала о побеге. – снова вопрос-не вопрос. Только сумасшедше верчу головой, не обращая внимания на вспышки боли, вызванные этим движением. Незнакомец сощуривает синие глаза и кажется, что читает мои мысли. – Вторая умная мысль. Пошли. – дёргает меня к выходу из ванной, но ноги отказываются слушаться. Только и в этот раз упасть мне не позволяют. – Ещё одна проблема на мою голову. – бормочет после пары крепких словечек, от которых становится дурно.

Теперь в спальне горит свет, и у меня получается рассмотреть очень красивую и наверняка дорогую мебель из лакированного дерева. Массивная, тёмная и точёная. Перевожу осторожный взгляд на мужчину, как только опускает меня обратно на кровать. Сразу становится ясно, что эта комната его. Говорят, что есть люди, которые принадлежат определённому месту. В том, кто хозяин данного места, понятно без уточнений.

Как только убирает руки и выпрямляется, принимаю положение сидя и съёживаюсь, следя за незнакомцем дикими от страха глазами.

- Наконец. – шипит он, стрельнув на дверь. Отслеживаю его взгляд и вижу женщину лет тридцати с небольшим. – Я не люблю ждать, Сабира.

- Прости… те. – извиняется, но виноватой совсем не выглядит. Изящно крутя попой, переставляет ноги на высоких каблуках в мою сторону. Снимает лёгкий бежевый кардиган и тянется рукой ко мне. – Сейчас всё сделаю.

Что она сделает? Зачем она тут? Боже мой.

Как затравленный зверёныш, отползаю от неё на другой край кровати и гляжу исподлобья, судорожно цепляясь пальцами в рубашку. Красивая, эффектная, восточной внешности. Фигура шикарная. Только тёмные глаза такие же холодные, как и всё вокруг.

- Не бойся меня. Я врач. – указывает на небольшой чемоданчик. – Мне необходимо осмотреть тебя и перевязать раны. – ставит чемодан на кровать и открывает его, доставая медицинские перчатки.

В перчатках не останется отпечатков. Придушат сейчас и всё. Зачем меня так мучить? Убейте уже.

- О смерти мечтают только слабые. А слабые в нашем мире не выживают. – мрачно рассекает мужчина, прочтя мои мысли. Садится в кресло, откидывается на спинку и вытягивает ноги. Расслабленно опускает предплечья на подлокотники. Курсирует по мне ленивым, незаинтересованным взглядом. – Ты или хищник. Или добыча. Только мыши редко идут против котов.

- Не пугай её, Кот. – шикает на него Сабира.

- А ты открывай рот, только когда я от тебя того требую. – жёстко осаживает, одарив леденящей душу улыбкой. – Не забывай своё место, Сабира. Работай.

Она, поджав губы, всё же надевает перчатки, достаёт какую-то ампулу и распаковывает шприц.

- Что это? – лепечу, наблюдая, как она набирает прозрачную жидкость.

- Для начала — обезболивающее и противовоспалительное, чтобы не было заражения. – кивает на продолжающие кровоточить запястья.

- Вы убьёте меня? – спрашиваю заплетающимся языком.

- Зачем мне тебя лечить, а потом убивать? – вскидывает брови Сабира. Тот, которого она назвала Котом, хмыкает, приковывая к себе мой взгляд. Вся его расслабленно-вальяжная поза говорит, кто здесь хозяин и в чьих руках не только моя жизнь, но и множество других. – Просто не делай глупости, и ничего с тобой не случится. И слушай Кота. Выполняй всё, что он от тебя потребует, и у тебя будет шанс выжить. – очень тихо проговаривает женщина, протирая ваткой руку и пристраивая к ней иглу. Зажмуриваюсь, ощутив прокол. – Вот и всё, скоро полегчает. А теперь займёмся твоими ранами.

Боже, куда я попала? Это что-то наподобие рабства? Где женщину могут убить без суда и следствия за любой неосторожный взгляд или слово? Поэтому меня и лечат? Чтобы не скулила от боли, когда он или кто-то другой будет меня насиловать? Как мне выбраться отсюда? Если буду послушной, если стану выполнять всё, что он от меня потребует, меня отпустят? Вряд ли. Зачем им это делать? Для таких людей чужие жизни ничего не значат. Какая разница, умрёт какая-то девчонка и её бабушка или нет? Господи, как мне отсюда выбраться живой? Как там бабуля? Наверняка места себе не находит и уже обзвонила всех знакомых и больницы и подала заявление в полицию. Только найдут ли они меня живой? Или только моё бездыханное тело? Или его вообще не найдут? Я ведь слышала, как Шрам говорил, что и собаки не помогут. Кто-нибудь, спасите меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С надеждой смотрю на Сабиру, перебинтовывающую вторую ногу. Попросить её вывести меня отсюда? Как в фильмах вколоть препарат, останавливающий сердце? Только собираюсь привлечь её внимание, но вовремя вспоминаю, как она смотрела на Кота, едва только вошла. Работая в ресторане, я сотни раз видела, как женщины смотрят на мужчин влюблёнными глазами и заглядывают им в рот, ловя каждое слово. Не станет же она предавать любимого, только бы помочь какой-то официантке, которой, кроме благодарности, и отплатить ей нечем.

Надо просто отдохнуть. Попробовать поспать. Прояснить голову и сознание. Если бы Кот собирался надо мной надругаться, он уже сделал бы это. Как минимум до утра у меня есть время. Наберусь немного сил, успокоюсь. Если не смогу пройти через дверь, вылезу в окно. В школе я ходила на секцию альпинизма. Придётся — зубами буду в забор цепляться, но сбегу. К тому же можно поискать телефон и вызвать помощь.

- Теперь посмотрим руки. – говорит Сабира, пересаживаясь повыше. Кое-как разжимаю пальцы, тискающие рубашку, и протягиваю ей кисть. Женщина хмурится, прикусив уголок губы. – Чем тебя так?

- Сабира, закрой рот. – всё тем же неизменным, сухим и равнодушным тоном требует мужчина, слегка пошевелившись.

Она недовольно прицокивает, но замолкает. Обрабатывает и перевязывает запястья. Я молча терплю все манипуляции, понимая, что мне это необходимо. Но смотрю на наблюдающего за всем Кота. Взгляд синих глаз настолько ледяной, что обжигает. Он почти не моргает и не двигается. Глаз не отводит, вцепившись ими в каждое движение Сабиры. Боль отступает под действием препарата, но я всё равно почти не дышу. Чёрная рубашка плотно облегает мускулистое тело. Массивные часы на запястье. В расстёгнутом воротнике рубашки крупная цепь. Скорее всего, золотая. Мощная шея. Выделяющиеся скулы и круглый подбородок с небольшой ямочкой под нижней губой. Тёмная щетина. Поднимаю взгляд выше, но тут же отвожу его в сторону, ощущая, как обжигает сначала грудь, а за ней и лицо от встречи с его пронзительными глазами, смотрящими прямо на меня.

Почему он так смотрит? Господи! Как кот на мышь. Как хищник на добычу.

Кожу стягивает колючей болезненной дрожью. Волосы на затылке шевелятся. Подмышки и спина мгновенно взмокают. От дрожи начинается зуд. Выдёргиваю у Сабиры руку и прижимаю к груди, пытаясь удержать там сошедшее с ума сердце, что в ужасе пробивает себе дорогу на волю. Такие взгляды я тоже видела в ресторане. Так смотрели некоторые мужчины на девушек, что были с ними. Будто раздевают глазами и уже занимаются с ними любовью. Прямо на столе посреди ресторана.

- А сейчас давай снимем рубашку, и я осмотрю остальное. – женщина расстёгивает верхнюю пуговицу. Ударяю её по рукам и сворачиваюсь в кокон. – Я должна осмотреть твою спину. И не только. Кот сказал, что у тебя серьёзно повреждена кожа на позвоночнике.

- Н-е-е-ет… - вою почти неслышно.

- Это не больно. – мягко успокаивает Сабира, снова протягивая ко мне руки.

Безотчётно скольжу голыми стопами по шёлковой простыне, отползая дальше, пока не вжимаюсь в резное изголовье кровати между пушистых подушек. Расширившимися глазами смотрю, как неспешно поднимается Кот и с ленивой грацией идёт прямо ко мне. Сгребает пальцами нижнюю челюсть и поворачивает моё лицо на себя, больно сжав.

- Я не собираюсь всю ночь тратить на твои истерики. Дай Сабире сделать свою работу. – грубо цедит он, не разжимая зубов. Я только моргаю и всхлипываю, заливаясь слезами по новой. – Да твою мать, как ты меня достала. – продолжая держать за челюсть, второй рукой дёргает рубашку на груди, отрывая пуговицы. Дрыгаюсь, чтобы прикрыться хоть чем-то. Поджимаю ноги и прячу руками грудь. Кот держит не только силой, но и взглядом. – На живот перевернись. – упёрто кручу головой. – Тогда я сделаю это сам. Хочешь этого? Чтобы я применил силу.

Смыкаю веки и жалобно скулю, молясь, дабы этот кошмар поскорее закончился. Солёная влага печёт потрескавшиеся губы.

- Заебала. – бросает он, отходя.

Выдохнуть не успеваю, как его пальцы оборачивают щиколотки и дёргают вниз, оставляя меня голой и уязвимой. Но он не даёт мне долго наслаждаться своим унижением. Ловким движением перекатывает на живот, вдавливая в матрас за лопатки и обнажённые ягодицы, буквально распиная меня на постели. Задыхаясь рыданиями и захлёбываясь слезами, пробую извиваться, но его хватка убийственная.

- Лежи спокойно. Никто тебя не насилует и не убивает. Не для того я тебя у Дамира забрал. Не визжи. – немного поднимает тональность, сильнее надавив на лопатки. – Сабира, работай. – в ту же секунду что-то мягкое и прохладное касается тех мест позвоночника, где счёсана кожа. Приятно охлаждает и снимает мучительное жжение. – Прекращай истерить. Дыши ровно. – инструктирует, когда начинаю с бульканьем хватать глотки воздуха. Дышать совсем не могу. Кислород не поступает в лёгкие. Горло сжимается и пульсирует, его закладывает тонной криков, которые не могут вырваться. Мужской голос становится тише, но ближе. Дыхание касается уха. – Рина, дыши. Глубоко втяни ртом воздух. Давай. – короткими судорожными рывками заполняю лёгкие. – А теперь медленно выдыхай. Очень медленно. – делаю то, что он говорит. – Вдыхай. – вдыхаю и чувствую, как постепенно возвращается функция стабильной вентиляции лёгких. – Дыши.

Давление его рук исчезает вместе с тяжёлым ароматом муската и агрессивным жаром мужского тела. Медленно, размеренно дышу, боясь шелохнуться даже тогда, когда Сабира говорит, что закончила, и встаёт. Лежу, впечатавшись лицом в подушку с голым задом, и не могу найти в себе смелости даже на то, чтобы прикрыться. Удаляющийся стук шпилек, приглушённый ковром. Гаснет свет. Остаюсь одна, но меня словно парализовало. И слёзы всё текут и текут.

Только ощущение присутствия и заставляет пошевелиться, но слабость снежной лавиной придавливает к кровати. Матрас прогибается. Зажмуриваюсь, боясь того, что может случиться, но сил на борьбу совсем не осталось. Была уверена, что Кот ушёл вместе с Сабирой. Крупная, грубая, шершавая ладонь ложится на лопатки и медленно опускается по изгибам спины и ягодиц. Умолять тоже бесполезно, поэтому вгрызаюсь в язык и беззвучно плачу. Рука тем временем курсирует по бёдрам, икрам и стопам. Поднимается обратно, но уже по внутренней стороне. Крепче жмурюсь. Напряжённые мышцы дрожат. Чужого тепла становится больше. Густой выдох касается затылка. За ним следуют жёсткие губы. Кисть останавливается в нескольких сантиметрах от моего естества:

- Ты не меня должна бояться, Рина. – хрипло проговаривает Кот, убирая руку. – Всех остальных — да. Но не меня. – встаёт и бесшумно уходит. Только перед тем, как закрывается дверь, долетает его глухой голос: - Из комнаты не выходи. Всё необходимое у тебя будет.

- Я пленница? – спрашиваю шёпотом.

- Считай, что да.

Глава 4

Утро вечера мудренее. Только не в той ситуации, когда ночью тебя похищает один бандит. Собирается изнасиловать. Другой забирает у первого. Насиловать пока, кажется, не собирается. Ты просыпаешься голая в чужой постели, в чужом доме. Неизвестно, где находишься и как вернуться домой. Всё тело болит куда сильнее, чем вчера, под адреналином. Горло — в месиво. Даже думать о том, чтобы сглотнуть небольшое количество скопившейся слюны, больно.

Боже, за что мне это? Чем я заслужила такую участь? Что сделала не так? Никогда никого не обижала. В конфликты не вступала. Даже если провоцировали — всегда молчала. Соседкам-старушкам в магазин бегала и помогала сумки носить — понимала, как им тяжело одним. У моей бабули хоть я есть.

Была…

Стоит подумать об этом, и глаза наполняются свежими слезами. Смотрю, как белый потолок с ручной лепкой начинает расплываться в пелене. Капли беспрепятственно покидают глаза и, не задерживаясь в уголках, стремительно сбегают по вискам в спутанные волосы. Зажмуриваюсь и втягиваю губы, дабы не издавать ни звука. Грудная клетка трясётся под одеялом от сдерживаемых рыданий.

- Слёзы ещё никому не помогали. – прохладная густота мужского голоса окутывает кожу мурашками. Плотнее смыкаю веки. Хочу ослепнуть и оглохнуть, только бы не видеть и не слышать его. Как и ночью, шагов не слышу, но матрас проседает под весом тяжёлого, накачанного металлом тела. Кот проталкивает мне под голову руку и приподнимает. Открываю глаза и вижу, как подносит к губам стакан с прозрачной жидкостью. – Всего лишь вода. – бросает раздражённо, заметив мой испуг. – Пей. – прижимает к губам и давит, вынуждая откинуть голову и сделать несколько глотков. – А теперь спи.

Хочу сказать, что не собираюсь спать, но язык не слушается, онемев. Чувствую какую-то странную горечь на рецепторах.

Он меня опоил? Зачем? Когда это закончится? Решил накачать снотворным, чтобы воспользоваться без сопротивления?

Шевелю губами, но не издаю и звука. Веки наливаются свинцом. Глаза сами закрываются.

Просыпаюсь, чувствуя себя немного лучше, чем в прошлый раз. Я всё так же лежу на спине, укрытая до подбородка. Шевелюсь, дабы убедиться, что никаких новых ощущений не появилось. Облегчённо выдыхаю.

Не тронул.

Я бы так и лежала, не двигаясь, пока не умру от истощения, но мне срочно надо в туалет. Оборачиваюсь одеялом, но оно настолько огромное, что замотаться в него не получается. Осматриваюсь по сторонам в поисках разорванной рубашки или любой другой одежды. Натыкаюсь глазами на несколько объёмных пакетов с логотипом какого-то бутика. Заглядываю внутрь и в первом же нахожу тончайшее кружево нижнего белья, больше похожего на сплетённую пауком паутину. Или узорную снежинку. На этикетке мой размер.

Это мне?

Но я не ношу такое. Предпочитаю комфорт и практичность красоте. Ныряю в остальные пакеты, но бельё только в одном и всё тонкое, прозрачное, вызывающее и пошлое.

Выхода нет, да?

Выбираю чёрное. Цвета траура. Подходит к моей новой жизни. Достаю из другого пакета спортивный костюм и майку. Прижимаю всё это к груди и бегу в ванную. Боль действительно притупилась настолько, что напоминает о себе лишь при неосторожных движениях. Запираю дверь изнутри и быстренько делаю свои дела. С тоской смотрю на джакузи, но лучше буду покрыта слоем грязи с головы до ног и вонять как помойка, чем стану мыться в ванне у своего похитителя. И всё равно, что всё тело чешется. Для такой чистюли, как я, привыкшей купаться по два раза в день, а то и по четыре, провести сутки без душа тяжёлое испытание. Но проблемы у меня куда серьёзнее. Смотрю на бельё и новую одежду. Перевожу взгляд на ванну. Обречённо вздыхаю и иду к ней. Включаю воду и по-быстрому подмываюсь, ополаскиваю самые интимные места. Полотенце, аккуратно сложенное на мраморной тумбочке рядом, пахнет мускатом и лосьоном для бритья. Вытираюсь и надеваю нижнее бельё. Защёлкиваю дрожащими пальцами крючок сзади, как слышу рёв Кота.

- Рина, твою мать! – одновременно с этим в дверь громыхают кулаком. – Открывай! Если ты что-то учудила, ты пожалеешь, клянусь! – хочу крикнуть, что одеваюсь, но изо рта вырывается лишь сдавленный хрип, а за ним кашель. – Открывай, сука! Если мне придётся выносить дверь, будет хуже. Слышишь меня? Гораздо хуже, Рина.

Натягиваю на плечи спортивную кофту, но застегнуть не успеваю — прилетает первый удар в дверь, жалобный треск дерева и глухие ругательства. Бегу и проворачиваю замок. Не знаю, что в понимании этого человека плохо, но совсем не хочу узнать, что такое «гораздо хуже». Отскакиваю назад, едва увернувшись от распахнувшейся двери. Кот окатывает меня жгучим взглядом. Его грудная клетка раскачивается, словно какой-то механизм — ровно и мощно. Длинные узловатые пальцы согнуты в тугих кулаках. Челюсти стиснуты. Я кожей чувствую его бешенство. Хочется сжаться в комочек и испариться.

- Что ты здесь делала. – рычит он вопрос-не вопрос.

- Я… - боль прорезает глотку до звона в ушах.

Закашливаюсь, сдавливая горло.

- Говорить не можешь.

Отрицательно кручу головой.

- Почему заперлась.

- О-де-ва-лась. – шевелю губами по слогам, но не пытаюсь издавать звуки.

Мужчина внимательно смотрит на мои губы и кивает. Опускает глаза ниже — на расстроенный механизм моего дыхания. Сползает по животу и резко отворачивается.

- Твою ж… – чертыхается, снимая с тумбочки спортивные штаны и швыряя их мне. – Одевайся. И без фокусов.

Часто киваю в знак согласия, мысленно молясь, чтобы он вышел и перестал

так

на меня смотреть. Пускай смотрит на Сабиру. Только не на меня. Я не хочу. И этого шлюховского белья, стоящего половину моей зарплаты, не хочу. Только домой. К бабуле. Сесть на красный ковёр около её кресла-качалки и положить голову к ней на колени. И чтобы она гладила по ней и перебирала волосы. Рассказывала истории о родителях, своей молодости, временах, когда правили императоры. Или просто ругала за то, что много учусь и работаю, не оставляя на себя времени. Хочу в нашу двушку, на свой диван. Укутаться в связанный бабушкой плед. Опустить голову на разноцветную подушку и уснуть. И чтобы всё это сном оказалось. Всего лишь кошмаром.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Моргаю, прогоняя слёзы. Нельзя не согласиться с тем, что Кот сказал утром. Слезами горю не поможешь. Надо придумать, как уговорить его отпустить меня.

Надеваю штаны. Подтягиваю вверх собачку на мастерке. Набираю побольше воздуха, готовясь к новой встрече с мужчиной, от одного вида которого у меня поджилки трясутся. Но нельзя быть готовой к тому, чтобы увидеть его голого по пояс.

Кот стоит спиной ко мне около гигантских размеров встроенного шкафа. А ведь я его даже не заметила, этот проход в Нарнию. Мышцы перекатываются на спине, когда натягивает футболку. Синие джинсы низко сидят на крутых бёдрах. Рельефный, тёмный, опасный и жестокий. В эту секунду чётко осознаю — если он захочет меня взять, бороться с ним не получится. Перебегаю взглядом с мужчины на дверь. С неё — на занавешенное тяжёлыми бархатными бордовыми портьерами окно.

- Попробуй. – равнодушно говорит он. Подрываю на него перепуганный взгляд. Смотрю, не моргая и боясь дышать. – Что смотришь? Думала, как сбежать. Беги. Двери-окна не заперты. Только когда поймаю, последствия тебе не понравятся. – пячусь назад от его обличающего тона и взгляда. Он снисходительно хмыкает. – Мышка, ты попалась в мышеловку. Я тебя из неё вытащил. Только ты теперь в лапах Кота. Будешь хорошо себя вести, когда-нибудь сможешь покинуть этот дом. Живая. – добавляет многозначительно. – А за непослушание я наказываю. Жестоко. Всегда. И тебе лучше никогда не узнавать, каким образом. А сейчас, Ри-на, - моё имя снова отрывисто и жарко, - поешь. – указывает взглядом на прикроватную тумбочку. Отрицательно мотаю головой. – Ты меня не поняла. – вопрос. Кажется, я начинаю различать, когда это вопрос, а когда нет. Кот хищно и грациозно надвигается на меня. Шагаю от него, пока не врезаюсь в стену. Втягиваю шею в плечи, обняв себя руками. – Я говорю: ешь — ты ешь. Говорю: спи — ты спишь. Говорю: умри — ты умираешь. Так понятнее?

Моя кисть взлетает к горлу. Поднимаю на него глаза, до этого глядя на черноту футболки.

- Не мо-гу. – выпаливаю беззвучно, указывая пальцем на горло.

И лёд его жгучий выдерживать не могу. Закрываю глаза и кручу головой.

- Твою ж… Внутривенно тебя теперь кормить. – вопрос. Самому себе. - Ладно, позже принесут жидкое. Через полчаса придёт Сабира, осмотрит, перевяжет. В этот раз без капризов. У неё приказ в случае непослушания звать моих людей. Они церемониться с тобой не станут. Скрутят, заломают, ещё и суставы повыворачивают для профилактики. – его взор падает на мои губы. Шумно сглатываю, подворачивая их. Кот приподнимает уголок губ то ли в улыбке, то ли в оскале, то ли вообще скривился. – Без фокусов, Дарина. – от произнесённого им полного имени вздрагиваю. Откуда он знает меня? Шрам сказал? Я же представлялась им в ресторане. Кот, снова глянув на мои губы, опирается одной ладонью рядом с моей головой и нависает ниже. Так низко, что лица касается не только его дыхание, но и жар кожи. – Крепко ты вляпалась, Мышка. Хреново тебя спрятали. – спрятали? Кто? От кого? – поднимаю дрожащие ресницы и вижу его непропорциональные губы — нижняя сильно пухлее верхней. Они слишком близко. Отсекаю это зрелище шторой ресниц и ещё раз сглатываю. Его палец касается моей нижней губы. С давлением давит, сдвигая немного вбок. – Блять, откуда ты на могу голову взялась, Ри-на. – шипит гневно.

Тепло, аура, чувство близости исчезают в долю секунды. Хлопает дверь. Громко, сильно, зло. Обессиленно сползаю по стене. Трясусь, выстукивая зубами дробь. Оборачиваю руками плечи и плачу, пока не появляется Сабира. Помогает подняться и усаживает на кровать, не сказав ни слова. У неё под глазом пусть и щедро замазанный косметикой, но заметный синяк. Нижняя губа разбита. Взгляд потухший. В тишине она срезает бинты сначала на щиколотках, а потом на запястьях. Промывает, смазывает, бинтует заново.

- Сними кофту. – просит безжизненным голосом.

- Что слу-чи-лось? – задаю немой, но чёткий вопрос, коснувшись одним пальцем щеки.

Её губы обиженно вздрагивают, но девушка быстро берёт себя в руки.

- Раздевайся. Надо поскорее закончить.

И я понимаю, что после того, как прошлой ночью Кот ушёл, он избил её. Слёзы стекают по щекам.

Снимаю мастерку и майку, но остаюсь в бюстгальтере.

- Ты чего ревёшь? – раздражённо толкает она.

- Из-за те-бя.

- Нашла тоже. Костя иногда перебарщивает. Лучше его не злить.

Значит, я не ошиблась. У них отношения. Если человек говорит «иногда», то что-то другое обычно бывает часто.

Больше Сабира не произносит ни слова. Молча обрабатывает раны на спине, собирает свои вещи и уходит. Одеваюсь и сижу посреди нереальных размеров кровати, где могут спокойно спать человека четыре и даже не встретиться ни разу. Чувствую себя мошкой в паутине, ожидающей, когда из темноты приползёт паук, чтобы сожрать её. Понимаю всю безысходность ситуации, знаю, что надо действовать, но ничего не делаю. Потому что бессмысленно. Если Кот не запирает двери, то на сто процентов уверен в том, что я не сбегу. Такие, как он, вообще ничего не делают без полной уверенности в результате. А что остаётся мне?

Сползаю на пол и прохожу по периметру комнаты. Если прибавить к ней размер шкафа и ванной, то по габаритам будет как наша с бабушкой двушка. Подхожу к большому окну от пола до потолка. Отодвигаю штору, жмурясь от яркого солнца. Замечаю ручку и тяну в сторону дверь. Стекло беззвучно откатывается по направляющим в сторону, выпуская меня на широкий балкон с фигурными кованными периллами, а за ними… За ними бесконечная синева моря. Оно такое огромное, что расходится в обе стороны и скрывается за горизонтом. У меня перехватывает дыхание от величия и красоты открывшейся картины. От солёного влажного воздуха, пропитывающего лёгкие мнимой свободой. От пронзительных криков чаек, стремительно падающих к самой воде и резко взмывающих вверх.

И пусть всю свою жизнь я прожила в двухстах километрах от моря, никогда его не видела. Родители жили скромно, но мы никогда ни в чём не нуждались. Однажды я подслушала их разговор, как мама говорила, что я ни разу не была на море, а папа сказал, что поездка невозможна, что это опасно. Я не видела опасности, но не стала выдавать то, что подслушивала.

Сдавливаю ладонями перила и перегибаюсь через них, выглядывая вниз. А внизу… отвесная скала, уходящая прямо в воду, бросающуюся на неё пенящимися волнами. Даже с альпинистским оборудованием я бы отсюда не сбежала. Теперь становится понятно, почему Кот не боялся, что я выберусь через окно. Дом стоит на самом краю скалы, окружённый морем. И подозреваю, что тут, как в лучших криминальных фильмах, всего один выход.

В моём случае — полная капитуляция и подчинение извращённым желаниям жестокого, бездушного чудовища.

Глава 5

Несмотря на весь кошмар, случившийся со мной, не могу не отметить красоту и величие раскинувшегося у моих ног пейзажа. Пусть сбежать и не получится, но в крайнем случае, я смогу просто броситься вниз. Но пока ещё надежду на спасение я не потеряла.

До онемения в пальцах цепляюсь в кованное ограждение, всматриваясь вдаль. Мне было невозможно страшно вчера, когда понимала, что собирается делать Шрам и его люди. Но сейчас мне в разы страшнее, так как намерений Кота я не могу разгадать. Его загадочные слова, непонятные действия и жесты вроде моего лечения и пакетов с одеждой. Зачем он это делает? А если точнее, какую цель преследует?

Грузные шаги, заглушённые ковром, отвлекают от печальных размышлений. Рывком отворачиваюсь от моря и замечаю тёмную мужскую фигуру за стеклом. Вжимаюсь в перила поясницей. Силуэт приближается. Оглядываюсь назад, шумно сглатывая и морщась от боли. Сердце колотится в горле, подгоняя тошноту. Проём двери-окна заслоняет тело в строгом чёрном костюме. И это не Кот. Высокий, лысый амбал. Съёживаюсь, но только в душе и мыслях. Ещё раз смотрю назад, и понимание прошибает навылет. Я не смогу спрыгнуть, что бы ни произошло. Я слишком трусливая, дабы добровольно оборвать свою жизнь, даже защищая невинность и честь. Глаза мужчины тёмные, но не менее ледяные, чем у Кота. Он проходит по мне ничего не выражающим взглядом и произносит ровно, словно не ко мне обращается:

- Суп на столе. Лекарства для горла там же. Инструкция внутри.

Больше ничего не добавив, уходит. Услышав, как закрывается дверь, прикладываю ладони к груди и скатываюсь на корточки, задевая повреждённую кожу на спине об металл ограждения. Дыхание от страха и последующего облегчения серьёзно сбоит. Руки трусятся, как у нашего соседа-алкоголика по утрам. Падаю на пол, схватившись за прут, и прикладываюсь к нему щекой. Слёзы заставляют синее море рябить и растекаться.

Надо взять себя в руки. Собраться с мыслями и запастись терпением. И мне нужны силы на сопротивление или побег.

Зажмуриваюсь и, подтянувшись за ограждение, поднимаюсь на ослабевшие ноги. Не чувствуя твёрдой земли под ногами, возвращаюсь в комнату. Окидываю взглядом помещение и замечаю, что на столе, около которого стоит кресло, в котором вчера сидел мой мучитель, стоит суп и небольшой пакетик. Видимо, из аптеки. Присаживаюсь на краюшек кресла и подтаскиваю к себе тарелку с супом-пюре. Втягиваю носом аромат трав, исходящий от тарелки. Перемешиваю ложкой, пытаясь понять, не решили ли меня отравить. Живот урчит, требуя пищи. Ему всё равно, в каком плачевном положении я нахожусь. В нём ничего не было со вчерашнего обеда. И то там только пирожок и кофе.

Да и зачем Коту меня травить? И силы мне просто необходимы.

Прежде чем приступить к еде, вытягиваю из пакета две коробочки. Одна со спреем, а вторая с сиропом. Внимательно изучаю инструкции. Принимать после еды. Ничем не заедать и не запивать. Уныло смотрю на суп, но, превозмогая боль в горле, проглатываю несколько ложек вкусной жижи с грибами и травами. А через пару минут уже ничего не замечаю, съедая всё до капли. Выпиваю стакан апельсинового сока. Судя по вкусу — свежевыжатого. В другой ситуации я почувствовала бы себя героиней волшебной сказки, попавшей в сказочный дворец, где меня кормят и одевают как настоящую принцессу. Только я пленница, а не гостья. Прикрыв глаза, заползаю глубже в кресло и подтягиваю ноги. Выпиваю сироп и пшикаю в горло лекарство чётко по инструкции — три пшика. Через минуту начинаю чувствовать, как горло словно охлаждается и расслабляется. Делаю глубокий вдох и скольжу глазами по своей тюрьме.

Я учусь на искусствоведа и сразу подмечаю, что обстановка спальни не подделки и не реплики, а оригинальная мебель шестнадцатого-семнадцатого веков. В одной этой комнате собрано целое состояние. Только кровать стоит как однушка, а то и двушка в нашем районе. Человек, чьей узницей я стала, владеет если и не неограниченным состоянием, то очень большими ресурсами. Миллионы… Миллиарды… Суммы, которые и представить сложно. Вряд ли он заработал такие деньги, продавая машины или владея сетью спортзалов. И вряд ли такие дела, которые проворачиваются в этих стенах, остаются незамеченными полицией. А это значит, что они либо не могут ничего сделать, либо закрывают глаза на «тёмные» делишки местных обитателей. Какой бы не была истинная причина, становится ясно, что правоохранительные органы не станут спасать студентку-официантку. Не смогут. Или… Или не захотят. И навряд ли я найду тут телефон, чтобы связаться с бабушкой и успокоить её.

Боже мой, как она там? Наверное, уже вся извелась. От меня нет никаких вестей уже почти сутки, а ведь я всегда предупреждала её, даже если на полчаса задерживалась после работы, чтобы не волновалась. С её проблемным здоровьем любые нервы могут стать фатальными.

Зажмуриваюсь, но слёзы всё равно чертят ровные дорожки по щекам. Срываются с подбородка и разбиваются об руки и колени.

Если бы я могла сообщить ей, что жива. Она столько пережила. Похоронила мужа, двух сыновей, одним из которых был мой папа, и невестку. В целом мире мы были одни друг у друга. Если не объявлюсь, её сердце просто-напросто не выдержит нового удара.

- Бабушка… Бабулечка… Ты держись только. Я обязательно найду способ вернуться. Ты только дождись. – шепчу, срываясь сначала на тихие всхлипы, а после на рвущие душу рыдания.

Сжавшись в кресле, оплакиваю так рано ушедших родителей. Свою старенькую любимую бабулю. И своё будущее, которое у меня отняли просто потому, что кому-то так захотелось. Как можно взять и украсть человека, не боясь законов ни человеческих, ни божьих? Я просто жила. Тихо и скромно. Училась, работала, занималась домашними делами. Никогда не старалась привлечь к себе внимание. Как мог один вечер перевернуть всё с ног на голову?

Обернув руками плечи, опускаю подбородок на колени и слепыми глазами гляжу на голубую полоску моря, виднеющуюся между портьер. Лето на Юге в самом разгаре, за окном жара, а мне до безумия холодно. Пальцы леденеют. И сердце тоже замерзает в предчувствии чего-то ужасающего. Того неизвестного, что ждёт меня впереди. Если так и буду сидеть и реветь, то ничего не изменится. Вернётся Кот. И я не знаю, что он сделает со мной сегодня, завтра или через неделю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дёргаными, хаотичными движениями стираю с лица соль. Бреду в ванную и умываюсь. Осматриваю помещение в поисках какого-либо оружия или средства самозащиты. Заглядываю в шкафы, но кроме средств гигиены и бритвы, ничего не нахожу. Тогда я перерываю спальню в надежде добыть нож, ножницы, спицу… Да что угодно, чем можно себя защитить и ранить мерзавца! Но он либо не держит в доме колюще-режущих предметов, либо их все убрали, пока я спала. И явно не для того, чтобы я с собой ничего не сделала. Балкон-то открыт, а он не знает, на что я способна от отчаяния. Впрочем, я слишком трусливая, дабы пойти на такой шаг.

Вздохнув, смотрю на свои руки с коротким маникюром. Даже если удастся его поцарапать, вряд ли смогу нанести хоть какой ощутимый вред. Он нёс меня через весь дом, а у него даже дыхание не сбилось. Ещё раз перерываю содержимое пакетов, которых теперь стало больше. Видимо, тот громила, что принёс обед и лекарства, оставил. Только мои находки не радуют, а пугают всё больше. Кот определённо решил, что я тут надолго. Внутри пакетов шампуни, бальзамы, маски и сыворотки для волос. Молочко, крема, лосьоны для тела. Все дорогие, зарубежные, без единого слова на русском. Только по картинкам и обрывкам английского, который помню ещё со школы, могу примерно представить, что и для чего надо. Неужели он думает, что я буду просто сидеть, мазаться косметикой и ждать, когда он решит мной воспользоваться? Я, конечно, никогда не отличалась храбростью, решимостью или физической силой, но взять и сдаться, не попытавшись бороться, я просто не могу. Надо бежать. Для начала выбраться из этой клетки под названием спальня. Выпиваю две таблетки обезболивающего, оставленного Сабирой до вечера. Запиваю их водой из крана, ведь кроме стакана сока мне больше ничего не дали. Мысль стреляет в мозг салютом. Выбегаю из ванной, хватаю стакан и возвращаюсь обратно. Плотно закрываю дверь, дабы никто не слышал звона стекла, когда разбиваю его о край раковины. В руках остаётся только донышко с острыми краями. Зажимаю его в руке и на цыпочках крадусь к выходу. Приоткрываю дверь, но и шага ступить не успеваю — справа стоит тот самый лысый мужчина. Стоит ровно, руки сложены перед собой. Смотрит тоже прямо. Но я заметила, как он напрягся, едва я открыла дверь. Заметил. Но делает вид, что его не касается происходящее. Интересно, если попробую уйти, он остановит или будет и дальше пялиться в стену напротив?

Набираю полную грудь воздуха и делаю шаг в коридор. Если не смогу выбраться из дома сейчас, то хоть осмотрюсь.

- Вернись в комнату. – сухо, не удостоив даже взглядом, приказывает телохранитель. Или кто он там? Застываю каменным изваянием, глядя на него снизу вверх. Шелохнуться не могу. Лишь пальцы крепче сдавливают осколки стакана. До лица или горла не дотянусь, а бить в грудь или порезать руку ничего мне не даст. Стою и таращаюсь на него, прикусив губу. Громила скатывает на меня короткий взгляд и повторяет: – Вернись в комнату.

- Я пить хочу. – выдавливаю сиплым шёпотом.

- Вернись в комнату.

Пячусь назад и прикрываю дверь. Робот! Ничего человеческого! Надежда на то, чтобы прошмыгнуть куда-нибудь, когда он покинет свой пост, чтобы принести мне воды, рушится всего за мгновение. Перевожу дыхание и роняю «оружие» на пол. Сползаю по стене на корточки, свернув пальцы в кулаки.

Нельзя плакать и разваливаться. И отчаиваться тоже нельзя. Уверена, что громила не будет караулить меня день и ночь. В конце концов, у всех есть человеческие нужды. Должен же он в туалет отлучаться.

Через пару минут дверь снова распахивается. Хватаю стекло, но, едва увидев девушку примерно моего возраста, прячу его за спиной. Она, так же, как и амбал, даже не смотрит на меня, хотя и замечает. Молча проходит к столу и ставит графин с соком и новый стакан. Уходит в ванную и собирает осколки стекла. У меня сердце в пятки уходит, когда понимаю, что или кто-то слышал, как я разбивала стакан, или тут камеры. Оглядываюсь по сторонам, выискиваю под потолком или в углах, но ничего выделяющегося нет. Девушка тем временем выходит из ванной и идёт прямо на меня с вытянутой рукой.

- Отдайте, пожалуйста. – лепечет, опустив глаза в пол. – Хозяин жестоко накажет всех.

Сглатываю, стараясь поймать её взгляд, но она постоянно избегает контакта.

Хозяин? Мы здесь вещи? Собаки? Она такая же, как и я, да? Пленница?

- Ты можешь покидать дом? – выталкиваю еле слышно. Она вздрагивает от моего голоса, но приопускает голову в согласии. – Ты здесь добровольно? – снова кивает. Бросаюсь к ней и хватаю за руки. Только теперь она смотрит мне в лицо и вся трясётся. Меня не меньше колотит, но у меня появился шанс. – Помоги мне выбраться отсюда. Умоляю.

- Что вы… Я не могу. Кот меня убьёт. – тарахтит перепугано.

- Пожалуйста… Прошу тебя… - трещу быстро. – У меня бабушка больная. У неё больше никого, кроме меня, нет. И сердце слабое. Если я не появлюсь, она умрёт. Умоляю.

С этой самой мольбой и в глазах, и в голосе порывисто сдавливаю её пальцы. Она выдёргивает руки, поднимает выпавший из моих рук осколок стакана и выбегает из комнаты раньше, чем успеваю попросить хотя бы дать мне телефон или сообщить моей бабуле, что я жива.

Снова остаюсь одна. Без надежды и без шансов на спасение. В неизвестности и страхе.

До вечера никто больше не появляется. Почти весь день я провожу в кресле на балконе, глядя на море, солнце и свободный полёт чаек. Несколько раз выглядываю в коридор, наталкиваясь на раздражённо-предупреждающий взгляд амбала. К вечеру на столе, как по волшебству, появляется ужин. Куриный бульон с травами и горячий чай. Безучастно, не ощущая ни голода, ни вкуса, ни насыщения, съедаю его, выпиваю чай и пшикаю горло.

Чем ближе ночь, тем сильнее начинаю нервничать. Вышагиваю по комнате, выкручивая пальцы и дёргаясь от каждого звука. Возможно, не нужно было бы мне спать в постели мужчины, намерений которого не знаю и не понимаю, было бы не так боязно. Но то, что я в его спальне, не оставляет сомнений, с какой целью он меня держит. Если усну, он будет спать рядом? Или спать не будет?

Боже мой…

К трём часам ночи я измучанная морально и физически. Ноги отваливаются от беспрестанной ходьбы по клетке. Глаза слипаются от усталости. Понимаю, что не могу постоянно бодрствовать в ожидании приговора. Выхожу обратно на балкон и заполняю лёгкие прохладным морским воздухом, стараясь взбодриться. Только помогает ненадолго. Ещё часа через пол я, не раздеваясь, забираюсь под одеяло, оставив балкон открытым. Сворачиваюсь клубочком на самом краю и проваливаюсь в беспокойный сон, даже не догадываясь, что мой тюремщик совсем рядом.

--------------------------------------------

Ставьте звёздочки, оставляйте комментарии и подписывайтесь на мою страничку на Литнет и канал в Телеграмме. Ваша поддержка очень важна❤️

А я тем временем готовлю для вас главу от очаровательного бандита Кота. Какие тайны скрывает этот опасный и загадочный мужчина?

Ну и немного визуализации героев

Милая Мышка Дарина

Опасный Кот Костя

Глава 6

Сидя в кресле, выдерживаю расслабленную позу, но внутри все нервы и жилы в натяжку. Смотрю на скрутившуюся в подсознательной защите девчонку на своей кровати и не понимаю, как всё могло сложиться так, чтобы Рина попалась на глаза Дамиру. Моему конченному, беспринципному братцу.

Много лет назад я дал обещание, но надеялся, что мне не придётся его сдерживать. И не потому, что стремлюсь избежать ответственности за свои слова, а потому, что был уверен, что она никогда не попадёт в мой мир. В мир, где нет места таким, как она. Светлая, маленькая, наивная и слабая. Мышка в мире хищных котов. Своего брата я знаю достаточно хорошо, чтобы понять, что он не оставит её в покое.

Вчера, когда во время серьёзной сделки мне позвонил Арс — мой личный телохранитель, и сообщил, что Дамир вернулся из города с какой-то девчонкой без сознания, даже представить не мог, кем она окажется. В рекордные сроки решил вопросы и успел почти вовремя. Сразу направился в бильярдную — обычное обиталище Дамира и его шох. Едва взглядом задел их жертву, как сердце сорвалось в пропасть. Первую секунду был уверен, что вижу Милену. Головой понимал, что это не может быть она, но зрение тоже не подводило. Через две секунды уже знал, кто попал в лапы братца. А вот того, что она здесь, а не за пять тысяч километров, принять и спустя сутки не могу.

Сменяю позицию. Опираясь локтями в колени, подаюсь вперёд. Всматриваюсь в напряжённые даже во сне черты. Немудрено, что я принял её за другую. Только в сравнении с Миленой Дарина маленькая трусишка. Был уверен, что она не способна на сопротивление. Только Мышка удивила. Серьёзно. Начала обыскивать комнату. Даже разбила стакан, сама создала себе оружие. Догадывался, что может решиться на глупости, если в ней есть хоть что-то от родителей, оттого и вынес всё, что можно было применить против меня. Не подвела. Так просто не сдалась.

Поднимаюсь и бесшумно ступаю по ковру. Останавливаюсь возле кровати, нависнув над девчонкой немой тенью. Протягиваю руку и касаюсь спутанных русых волос. Реакции у меня на неё очень однозначные и весьма хреновые. Особенно дневное происшествие в ванной, когда застал её в одном нижнем. В отличии от матери, формы у неё шикарные. Всё на месте и даже больше того. Опускаю веки и втягиваю носом морской воздух.

Завтра надо переселить её в другую комнату. Не стоит искушать себя её присутствием. Мне даже думать о ней запрещено в том потоке, в котором меня уносит. Когда возле стены зажал, она задышала часто, жарко, через потрескавшиеся губы. Задрожала. Слишком близко. Слишком опасно. Слишком тяжело. Ребёнок ещё совсем в свои двадцать один. Миленка в этом возрасте уже с младенцем на руках была, а Даринка целка ещё. И она ей останется. Но для этого придётся продержать её здесь срок достаточный, чтобы Дамир переключился на кого-то другого. Не получится услать её с бабкой к чёрту на кулички, при этом ничего не объяснив. Не знаю, что творится в голове у Рины, но у Алевтины Генриховны мозги всегда пахали за толпу. Грёбанный древний танк. Будет месить грязь и наматывать кишки на гусли, но к цели переть напролом.

Мышонок ёрзает под одеялом и тонко вздыхает во сне. Грудь резко поднимается и оседает. Губы приоткрываются. Прикладываю к нижней палец и, практически не прикасаясь, провожу от края до края. Рина, не просыпаясь, облизывает губы. Пах наливается тяжестью. Отворачиваюсь и решительно покидаю спальню. Спускаюсь вниз быстрым, ровным шагом. По дороге киваю Арсу, сидящему на диване с чашкой кофе. Молча поднимается, отставив кружку, и выходит следом. На ходу поправляет пиджак, пряча под ним кобуру. Открывает заднюю дверь Range Rover. Сажусь и проверяю в телефоне расписание на день. Отлично, буду занят до ночи. Распоряжения по обустройству комнаты для Рины отправляю сообщением Сабире. Пускай займётся чем-то полезным вместо того, чтобы показывать мне свою ревность. Вчера пришлось преподать ей урок, что не стоит забывать своё место и открывать рот не в тему. Сомневаюсь, что выучила она его хорошо. Куда ей. Женщине чуждо понимание долга или чести. Всё, что им надо: бабки, брюлики, отдых под пальмами и качественный трах. От них же можно получить только последнее. И далеко не ото всех. Сабира в сексе толк знает. Умеет давать то, что надо. Тупая, бездушная кукла. Ни на что другое не годится. Но до прошлой ночи не рисковала выпускать когти. Но слишком не понравилось ей, что в моей постели появилась другая девчонка. И не волнует её, как и почему она там.

А меня Дарина волнует куда сильнее, чем позволено. Не думал, что перепуганная до смерти малолетка может генерировать такое сильное сексуальное возбуждение. Невинная. Возможно, и не целованная ни разу. Не будь она той, кем является, уже сегодня распрощалась бы с застоявшейся невинностью. Она бы сопротивлялась. Но её сопротивление легко проломить. С собственными запретами и клятвой куда сложнее.

Поворачиваю голову и раскидываю внимание по мельтешащим в поле зрения деревьям и полям. Открываю паспорт Мышки.

Астафьева Дарина Игнатьевна. Тринадцатое сентября две тысячи четвёртого.

Из роддома её забирали шестнадцатого. Мелкую, серую и вопящую во всю глотку. Ещё тогда я решил, что она похожа на мышь. Теперь уже совсем по другим соображениям так её назвал. Казалось, что не было тех двадцати лет, которые я думал, что Игнат с Миленой живут за тысячи километров отсюда. Но прописка говорит, что на протяжении этого срока они жили всего в двухстах.

Кто же мог подумать, что мне суждено встретить Мышку спустя двадцать лет, за которые из орущего комка она превратилась в чертовски красивую и сочную девушку. И тем более невозможно было представить, как на неё отреагирует моё пресыщенное женщинами тело. И с этим надо что-то делать.

Держать её под боком в неизвестности? У неё по лицу было видно, как она интерпретировала мои действия. Пока не придумаю чего-то получше, буду подпитывать её догадки. Пускай боится. Сказать, что держу её, чтобы защитить — значит нарушить данное Игнату слово. Отпускать её нельзя — Дамир тоже не дурак, прописку проверил и не отвалит. Ему моё слово нипочём. Если на территории особняка не рискует переть против меня внагляк, то за его пределами считает себя хозяином мира. Выждет момент и доведёт начатое до конца. Только как его вообще занесло за две сотни километров от Сочи?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Арс. – бросаю, выжидая его взгляд в зеркале заднего вида. – Едем в Апшеронск.

Он кивает и возвращается к дороге. Я смотрю прямо перед собой, размышляя, как лучше поступить. Не нравится мне, как Рина от меня шарахается. Но так надо. Пускай боится. Правду ей знать нельзя в ни в коем случае. А свои желания и действия контролировать смогу. Не молодняк, чтобы не справиться с похотью. Для этих целей у меня есть Сабира. И не только она.

Облокачиваюсь на спинку, откинувшись затылком на подголовник. Прикрываю глаза и дремлю. Точнее, витаю на грани сознания, окунаясь в омут карих глаз, что на свету отсвечивают медью с тёмным ободком по краям радужки. Внешность у неё матери, а вот глаза отцовские. Но от кого у неё эти губы бантиком — чёрт знает. Маленький, аккуратный рот, который очень эстетично смотрелся бы на моём члене.

- Сука… - рыкаю, распахивая глаза.

Арс стреляет взглядом только потому, что всегда наготове.

Выпрямляюсь и зажимаю между пальцев ручку. Последние сутки на покурить тянет неслабо. И это при том, что я уже семь лет как бросил. Провожу ладонью по волосам, отключая все мысли о Рине. Несёт меня не в том направлении, которое задаю раз за разом. Сколько не сворачиваю в сторону от картинок, как она распята на том проклятом столе, голая и испуганная до полусмерти, оказываюсь в одной точке. Кругленькая двойка с сжавшимися сосками. Сочная попка. Гладкая, розовая и нежная. И тёмные завитки между ног.

Хмыкаю, вместе со светофором отсчитывая время.

Сразу видно, что целка. С бритвой не дружит. Нет, ножки у неё в порядке. Такие напоказ выставлять не стыдно. А дырку свою бережёт, прячет.

Будь Игнат жив, за одни мысли о щёлке его дочери глотку от уха до уха перерезал бы. Только он погиб вместе с Миленой в автомобильной аварии пятнадцать лет назад. Прошлой ночью, уйдя от Сабиры, по новой фамилии и адресу из паспорта Дарины у меня была вся информация. Когда узнал, что с ними случилось, впервые за годы скурил две сигареты. Не думал, что после двадцати лет неизвестности боль пронзит насквозь. Не просто пронзила. Порвала на куски. Выдохнул. Налил стакан бурбона. Опрокинул в горло. Простился. А после пришёл в спальню, сел в кресло и смотрел на Мышку, словно у неё есть ответы на вопросы. Только девчонка меньше моего знает. Ей всего шесть было. Ведь я был уверен, что они живут спокойно и счастливо. Но нет. Осталась только бабка и ходячая копия Миленки. Маленькая и сладкая.

Дьявол! Ни на чём сосредоточиться не могу.

В то время как я безуспешно стараюсь избавиться от похотливых мыслей и желаний, Арс въезжает в нужный город. Диктую ему точный адрес. Пока едем по спальному району, отмечаю облупленные фасады, раздолбанные лавочки и неработающие фонари, в которых и лампочек нет. Впрочем, тут все районы или спальные, или частный сектор.

И на это Игнат променял свою жизнь? Почему не уехал дальше? На хрена остался на Кубани? Небольшой замызганный городишко. Центр аккуратный и чистый, пусть и смахивает на селуху, а вот от жилых районов веет холодом и бедностью. Не думал, что тут может быть престижный ресторан и какое-то подобие местной элиты.

Range Rover съезжает с какого-никакого, пусть и разъёбанного, сдобренного ямами, но асфальта на грунтовку, ведущую в частный сектор. Там ещё приходится попетлять, чтобы через него выехать в ещё более убогий район. Арс сдержанно матерится. Я стараюсь представить среди этой нищеты утончённую Милену с коляской. Мелкую Мышу на ржавых качелях. Игната катящего по колдоёбинам на своём спортивном Поршаке. Ни хрена не выходит. Не вижу я их тут. Но ещё инороднее среди всего этого видится Рина, бегущая ночью по ямам к подъезду с обшарпанной дверью. Судя по количеству пивных и водочных бутылок и сигаретных бычков, на лавочках местный криминалитет устраивает ночами заседания.

Блять, как она здесь целкой осталось?

Дожидаюсь, пока Арс откроет заднюю дверь и выбираюсь на улицу. Кучка местной детворы с грязными руками и лицами вылупилась на тачку и тычет в неё пальцами. Никогда такой не видели? Ладно Ламба или Ферарри, но Rover не слишком выделяется. Даже кислород тут пропитан дешевизной. Словно два разных мира, находящиеся на расстоянии всего в две сотни.

- Мне с вами? – спрашивает Арс, недобро поглядывая на голодранцев.

- Будь здесь.

- Принял.

Сложив руки перед собой, становится у водительской двери. Подъезд в двухэтажку открыт. Поднимаюсь по лестнице, подмечая, что внутри достаточно чисто. Вот в квартиру дверь металлическая, добротная. Зажимаю кнопку звонка. Замок недовольно скрежещет. Ожидаю увидеть древнюю страху. Сколько там Генриховне? Под семьдесят? Последний раз видела она меня, когда мне всего шестнадцать было. Дверь открывается медленно. В проёме появляется морщинистое, но узнаваемое лицо с выцветшими, но живыми глазами.

- Ты?! – выдыхает она сильным голосом с крепкой агрессией.

Узнала старая ведьма.

- Я войду. – ставлю в известность, распахивая дверь и шагая внутрь.

На обстановку не засматриваюсь. Краем глаза подмечаю, что старая, но не убогая.

- Дарина у тебя? – шипит, щурясь подслеповато.

Окидываю её сверху вниз. А Мышка заливала Лесе, что бабка едва ли не при смерти. Маленькая обманщица. Прохожу вглубь квартиры, когда мне в спину прилетает тапок. Оглядываюсь с таким удивлением, которого никто никогда не видел.

- Обувь сними, говнюк обнаглевший. Не в своих хоромах. Где Дарина?

- У меня. И у меня она останется.

- Не обсуждается.

- Именно, Алевтина Генриховна. Это не обсуждается. Сюда она не вернётся.

Глава 7

- Я надеялась, что всё закончилось со смертью Игната и Милены. – тихим, скрипучим голосом проговаривает старуха. – Не втягивай в это Даринку. Она ничего не знает о жизни её родителей. И ничего узнать не должна. – добавляет многозначительно, вцепившись в меня липким взглядом.

Делаю небольшой глоток кофе и, не показывая брезгливости, отодвигаю от себя кружку. Смотрю на Алевтину Генриховну и понимаю, что её не столько возраст подкосил, сколько потери. Последней она точно не переживёт.

- Я дал Игнату слово, что защищу её. Именно это я и делаю. Если бы вы уехали, как и должны были, к чёрту на кулички, Рине ничего не угрожало бы.

- Мы уехали. – вздыхает Генриховна. Отхлёбывает чай и поворачивает голову к окну. Её плечи опускаются, и она выглядит на свой возраст. – У Дарины начались проблемы со здоровьем. Ей не подходил северный климат. Она болела по десять месяцев в году. Постепенно мы перебирались всё ближе к югам. Ей становилось лучше, но недостаточно. На побережье вернуться не рискнули, поэтому осели здесь. Игнат с Миленой были готовы рисковать жизнями ради дочки.

Молча киваю, полностью соглашаясь с её словами. Беру кружку, но, вспомнив вкус «пластикового» кофе, ставлю обратно.

Кому, как не мне, знать, чем они пожертвовали ради Мышки. Отказались от всего, что у них было. Игнат был для меня старшим братом. Наши отцы вели совместный бизнес. После смерти Семёна Арсеньевича всё изменилось. Мой отец повернулся сначала на власти, а позже и на Милене. И ему было наплевать, что она жена его названного сына и молодая мать.

Перевожу взгляд на уставший, морщинистый профиль и невольно улыбаюсь. Если отцы растили из нас наследников, учили управлять криминальной империей, то Алевтина Генриховна делала из нас людей, прививала манеры, воспитание и уважение к другим. Выходило у неё откровенно хреново, так как мы чувствовали себя королями жизни ещё с детства. Мы упивались своей безнаказанностью. А потом появилась Милена. Игнат начал пропадать, бегать за ней на задних лапках. Девчонка из обычной семьи, приехавшая с родителями в санаторий, воротила от него нос так, будто он приносил ей не розы, а драные веники и подкатывал на хромой кобыле, а не за рулём спортивного Поршака. Спустя две недели она уехала. Я больше не узнавал брата. Он стал злым, замкнутым и раздражительным. Но на следующий год она вернулась. А через девять месяцев у них родилась дочка. И назвали её Дариной, потому что для них она была настоящим подарком. Я стал её крёстным.

Поначалу Милена меня жутко бесила своей заносчивостью. Всё думал, что набивает себе цену. И ревновал Игната к ней. Но со временем она стала частью семьи. Через месяц после рождения внучки умер отец Игната. А ещё через год я видел их всех в последний раз. И был уверен, что никогда больше мы не встретимся. Но всё изменилось за эти годы. Теперь Мышка спит в моей постели. И чувства у меня к ней совсем не родственные. По крайне мере, мысли и желания уж точно утекают не в то русло, когда Рина рядом. Красивая, тёплая, свежая. Совсем не похожая характером на гордую Милену и взрывного Игната.

- Алевтина Генриховна. – бля, что в детстве язык сломать можно было, что сейчас выговаривать это бесит. – Я не забирал её. Так сложились обстоятельства, что встреча вышла абсолютно случайной. Но я сдержу слово, данное её отцу. Со мной она будет в безопасности.

Старуха сощуривает тёмные глаза, старательно копаясь в моих мыслях и намерениях. Раньше ей это отлично удавалось. Но столько времени прошло. Я сильно изменился после тех событий. Плюс годы и опыт берут своё. Генриховна выдыхает и снова отворачивается.

- Дай и мне слово, что никто ей не навредит. В том числе ты, Костя.

- Даю слово. – легко соглашаюсь. Ведь мысли и фантазии вреда не наносят. – Она сказала, что у Вас слабое сердце. – проговариваю вкрадчиво.

Губы женщины трогает хитрая усмешка, сбрасывая с неё лет двадцать возраста.

- Я защищала её так, как было в моих силах.

Больше я ничего не спрашиваю. Хитрожопая бабка обманом держит девчонку рядом. Понятно, почему она ещё невинная. С таким питбулем сильно не разгуляешься. Да и в этой деревне вряд ли найдётся кто-то, достойный дочки Романовых.

- Соберите самое необходимое. – выбиваю холодно, доставая телефон. – Вас перевезут в безопасное место. Здесь оставаться не стоит. Всё необходимое будет в течении суток.

Она бросает на меня недовольный взгляд, но не спорит. Сама большую половину жизни провела вне закона и знает, что в наших кругах слова на ветер не бросаются.

- Если место безопасное, то и для Дарины тоже.

- В данный момент единственное место, где ей точно ничего не грозит, это рядом со мной.

- Костя, что происходит на самом деле? – хрипит Генриховна, снова впиваясь в мои глаза.

- Вляпалась Ринка. Серьёзно. – отвечаю уклончиво, поднимаясь из-за стола. Выхожу в прихожую. По дороге замечаю висящую на стене рамку с фотографией. На ней Мышке лет двенадцать-тринадцать. Она завёрнута в лоскутное одеяло, а на руках у неё маленький чёрный котёнок. На губах чистая, искренняя улыбка. На щеках — ямочки. Сердце пропускает всего один удар от этой улыбки. Но его достаточно, чтобы осознать, как мне хочется увидеть её вживую. – А где кот? – киваю на снимок.

Старуха неопределённо машет рукой и вздыхает.

- Машина сбила в прошлом году. Даринка неделю ревела.

Промолчав, протискиваюсь по узкому коридору и обуваю туфли.

- Вечером за Вами заедут. Будьте готовы. И вот. На первое время. – достаю из внутреннего кармана пиджака пачку банкнот и кладу на полочку.

- Мне не нужны твои деньги. – шипит бабка.

Сощуриваю глаза и смотрю на неё тяжёлым взглядом.

- Пригаси свою гордость, старуха. – рассекаю сухо. – Будь у вас бабло, моей крестнице, - намеренно обозначаю сам для себя, - не пришлось бы жить в таких условиях. – обвожу глазами тесное пространство. – Хочешь, оставь на свои похороны. А хочешь, сожги. Мне плевать, что ты сделаешь с деньгами, но ты их возьмёшь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Недоразвитый сопляк. – ворчит Генриховна, но деньги всё же забирает.

Не отупела. Маразмом не страдает. Это раньше выебываться могла. А когда сидит с голой жопой, гордость свою усмирять приходится.

Мысленно улыбаюсь её быстрой капитуляции. Спорить с ней всегда было трудно.

Уже взявшись за ручку, задаю вопрос, который не должен:

- У Дарины кто-то есть?

- Что ты имеешь ввиду? – уточняет, снова заглядывая в глаза.

Чёртова ведьма.

- Парень или подруга. Тот, кто будет её искать, если не объявится в ближайшем будущем.

- Насколько мне известно, есть в институте ухажёр.

- Решу. – обрубаю, выйдя в подъезд.

Квартиру покидаю с чистой совестью. Но с охренеть какими грязными мыслями. Долбанная фотография и ямочки на щеках. Не уймусь теперь, пока она мне так же не улыбнётся. И с дрыщём её разберусь.

- Костя! – окликает скрипучий голос, когда спускаюсь на один пролёт. Притормаживаю и задираю голову вверх. – Если ты пусть даже пальцем Дарину тронешь, я с того света тебя достану.

Качнув головой, пускаю бабку в игнор. С неё станется свою угрозу исполнить.

Арс открывает мне заднюю дверь. Выезжаем со двора. К соседнему подъезду подходит парочка лет по восемнадцать. Держась за руки, улыбаются. Несмотря на окружающую разруху, выглядят счастливыми. Возможно, Игнат с Миленой тоже смогли. Раньше им хватало друг друга и Мышки для счастья. Может, без денег и власти им было даже лучше. Мне вот счастья они не принесли. Когда у тебя есть всё, о чём большинство и мечтать боится, ты начинаешь хотеть то, что для тебя недоступно. И я запрещаю себе думать о том, что похож с отцом куда больше, чем мне того хотелось бы.

- Арс, едем в доки. Оставишь машину и пересядешь на Nissan. Вернёшься сюда и отвезёшь одну старую ведьму в дом на Островского. Разговаривать с ней минимально. Никакой информации не давать.

- Нем. – коротко подбивает он.

Через три часа отключаюсь от лишнего, занимаясь делами. Оформляем с адыгейскими сделку на переправку морем крупной партии запрещёнки. До этого они две недели торговались и ебали мозги моему доверенному лицу. Со мной же спорить не решились, так как сразу озвучил позицию, что иначе могут искать другие способы переправы.

Они предлагают отпраздновать сделку в ресторане.

- Дорогой, поехали. – говорит их главный с сильным армянским акцентом. – Шашлыки покушаем. Коньяку выпьем.

- Дела. – отрезаю холодно и сажусь за руль Range Rover.

Я редко вожу сам — по статусу не положено. Но транспортировку Генриховны могу доверить только Арсу. И чем быстрее он её увезёт, тем лучше.

В нашей семье всегда был принцип: не пользоваться тем, с чем работаешь. Отец рьяно следил, чтобы это правило не нарушал ни один из его людей. Особенно его сыновья. Дамиру было всего десять, когда он скончался. Мы никогда не были близки с братом. Даже больше того — мы друг друга ненавидели с самого начала. Он сын третьей жены отца. Когда на меня свалился весь груз ответственности за бизнес, я взял на себя заботу о младшем брате, но они вместе с мамашей только и делали, что пытались мне нагадить и прибрать к рукам всё. По нашим законам он имеет свою долю в бизнесе, но лишь загребает деньги и тратит их в своё удовольствие, не внося никакую лепту. Если бы не честь, которую с детства вбивали в голову, просто вышвырнул его из дома и бизнеса после первого же прокола. Только отцовский брат, наш дядька Юрий, не позволяет мне этого сделать, ведь тоже держит слово, данное отцу.

Особняк на берегу моря разделён на два крыла с разными заездами и дворовыми территориями. Дамир с матерью живут в левом крыле, я — в правом. Мы почти никогда не пересекаемся. Если бы Арс не стал случайным свидетелем того, как его шохи тащат в дом девушку в отключке, я бы так и не узнал о том, что случилось с Игнатом и Миленой. А Дарину уже прикопали бы в горах. Или несколько недель измывались над ней.

Как-то Игнат ляпнул, что его встреча с Миленой — это судьба. Если это так, то моя меня совсем не вставляет. Мне надо просто защитить Мышку. Всё.

В ресторане ужинаю в одиночестве. Закрываю ещё два вопроса с перевозками и еду домой. По пути звонит Сабира. Проведя пальцем по сенсору бортового компьютера, принимаю звонок.

- Костик, ты сегодня приедешь? – сладко поёт она.

На секунду закрываю глаза, вспоминая свернувшуюся клубочком Рину. Её равномерно качающуюся в такт дыханию грудь. Губки бантиком. Слипшиеся ресницы. Невинное, почти детское лицо сердечком. Исходящий от неё запах страха и адреналина.

- Приеду. – бросаю резко.

- Когда тебя ждать? – возбуждённо выдыхает Сабира.

- Когда приеду, тогда и ждать.

Сбрасываю звонок и делаю музыку погромче. По дороге домой, во дворе, пока поднимаюсь по ступенькам и иду в спальню, меня медленно разносит на ошмётки. Останавливаюсь перед дверью, собирая в кулак всю силу воли, что тренировал годами. Набираю в лёгкие воздуха и вхожу.

Рина застывает посреди комнаты, трясущимися пальцами обеих рук зажимая на груди полотенце. Дышит часто и быстро. Глаза округляются в ужасе. Оглядывается, ища пути отхода.

- Не вздумай, Ри-на. – выбиваю надорвано, когда начинает пятиться к ванной. Её парализует моим голосом. Дрожа, смотрит на меня огромными глазами на пол-лица. Рот приоткрыт. Язык обводит губы. – Твою же мать, Мыша. – рыкаю, наступая на неё. В себя прихожу, только обхватив руками талию. В нос ударяет запах горячей воды, чистоты и её кожи. Скатываю взгляд на нервно подрагивающие губы. – Ри-на…

Наклоняюсь, прижимаясь ртом к уголку её губ.

- Не надо. – лепечет Мышка, упираясь ладонями мне в грудь.

- Не бойся. Я тебя не обижу. – сиплю, сползая к центру губ. Касаюсь выступающего, чётко очерченного уголка на верхней. – Не обижу.

– Я лучше умру, чем стерплю надругательство. – со слезами выдавливает девчонка.

Как ледяной волной. И кувалдой по темечку.

Прижимаю свой лоб к её и скриплю зубами. Вдавливаю тёплую Мышку в мышцы грудины, но нижнюю, максимально твёрдую часть держу на расстоянии.

- Не умрёшь, Рина. – провожу кончиком пальца под нижней губой и отпускаю. Она мгновенно шарахается в сторону. – Я тебе не позволю.

Забив на душ и влажную от духоты рубашку, ухожу из дома и еду к Сабире. Чтобы наказать её за отказ Дарины. Нет. Не её. Себя. За то, что не способен сдержать обещаний. Ни одного из них. Я смогу защитить её ото всех. Но не от себя. Я одержим теми же демонами, что и мой отец.

Я одержим ею. Девушкой, которая никогда меня не примет.

Глава 8

После вечернего происшествия я всю ночь не смыкаю глаз. Не позволяю себе даже прилечь, чтобы случайно не уснуть. Сижу, свернувшись калачиком в ротанговом кресле на балконе, и смотрю на беспокойное море и идущую от ветра рябь. Немного прохладно, но это даже хорошо. Не даёт расклеиться.

Боже мой, что это такое сегодня было? Едва он в комнату вошёл, взгляд из синего стал темнее ночного моря. Я понимала, что надо бежать от него, прятаться, но так боялась наказания. А его текучий, словно свежий мёд, голос проник под кожу паралитиком, не давая пошевелиться. А потом… Потом были его горячие, сильные руки. Его жёсткие, требовательные губы. Его сбившееся дыхание. И это было страшнее всего, ведь оно не сбоило, когда он нёс меня или держал. Мне было одновременно холодно и жарко. От его слов, обещаний, что не обидит, дрожали коленки. Когда мазнул губами по губам, вся затряслась. Панический страх смешался с новыми ощущениями. В животе словно бились в припадке раненные птицы. С ещё большим ужасом спустя половину ночи осознала, что его агрессивный жар, пленяющий взгляд, напор, внимание — будоражат. Когда меня трогал Шрам и его люди, было так мерзко, что тошнило. Колючая щетина Кота и его действия вызывали неизведанные и пугающие реакции. Вплоть до желания узнать на вкус его губы, коснуться щетины, прощупать мышцы и убедиться, что они настолько крепкие, насколько кажутся со стороны.

Я боюсь его возвращения. И я его жду.

Только Кот не приходит ни этой ночью, ни днём, ни на следующую ночь. Возможно, я просто не замечаю его прихода, так как усталость и полутора бессонных суток сваливают меня с ног. Проснувшись, лежу с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам. Но кроме шума моря, криков чаек и пения птичек, слышу только звенящую тишину.

Сползаю с кровати и бегу в душ. Моюсь очень оперативно, регулярно выглядывая на запертую дверь. Оказалось, что помимо джакузи, где спокойно могут поместиться человека три-четыре, тут есть ещё и душевая, больше похожая на отдельную комнату. Струи воды бьют прямо с потолка. Промываю волосы и заматываю их полотенцем. В этот раз одеваюсь в ванной, заранее захватив свежее бельё, сегодня сине-голубое переливающееся и такое же тонкое, как и остальные комплекты. Натягиваю хлопковые шорты и серую майку. Выхожу, мгновенно учуяв аромат еды. Желудок урчит, а во рту собирается слюна. Вчера я так нервничала и истязала себя мыслями, что кусок в горло не полез, а сегодня умираю с голода.

На столе стоят сандвичи нескольких видов. Судя по запаху и виду, с рыбой, с курицей, с ветчиной. В них разные соусы и свежие овощи. Вот это разнообразие. А ещё кофе в фарфоровой чашечке, сахарница, небольшие кувшинчики с молоком и со сливками. Кажется, меня кормят на убой. Около кресла новый пакет. Заглядываю внутрь, обнаруживая там несколько книг. От истории искусства до любовных романов и фантастики. Устраиваюсь с книжкой в кресле, поедая завтрак и читая. От безделия и одиночества я просто сходила с ума.

Пожалуй, меня должно пугать то, что скрывается за этими жестами. Отпускать меня никто не собирается. Но прошлые дни и ночи терзаний ни к чему не привели. Только расшатали и без того развороченную нервную систему. Оттого и погружаюсь в чтение, стремясь хоть чем-то отвлечься от уготованной мне участи и расстраивающих размышлений.

Весь день и половину ночи провожу за чтением. С книгой в руках и отключаюсь.

Проходит ещё три дня неизвестности, походящие друг на друга. Девушка, которая приходила в первый день, приносит мне завтрак, обед и ужин и убирает со стола. Она же через день вытирает пыль, пылесосит и моет полы. Несколько раз делаю попытки с ней заговорить, упросить дать мне телефон или сообщить моей бабуле, что я жива, но ей словно язык отрезали. Молчит и полностью игнорирует меня. Все озвученные мной просьбы исполняются как по мановению волшебной палочки. Прошу сок — в течении пяти минут у меня есть графин сока. Хочу перекусить — на столе материализуется то бутерброд, то лёгкие, но изысканные закуски, как в ресторане. Вчера сказала, что уже перечитала все книги, а утром появилось ещё два пакета. Но в них не было фантастики и женских романов, только исторические книги или по искусствоведению. Ощущение, что за мной день и ночь следят, не только, возвращается, но и усиливается. Последние два дня Сабира не приходит. Сняла повязки, проверила горло, кивнула и сообщила, что не вернётся. Она тоже перестала со мной говорить. Лишь задавала вопросы о здоровье и давала рекомендации. Как ни старалась, никого разговорить не удалось. Почти за неделю в доме Кота ничего не смогла о нём узнать. Ну, кроме того, что он, кажется, меня хочет.

Из спальни выходить мне запрещено. Около двери постоянно дежурит то один охранник, то другой. Потому большую часть времени провожу на свежем воздухе, дыша морем и солью.

Сегодня, как и до этого, быстро принимаю душ и завтракаю сладкими булочками с кофе. Теперь мне сразу приносят со сливками и тремя ложками сахара. Мне начинает казаться, что где-то тут есть невидимое окошко, через которое Кот регулярно за мной наблюдает. Если что-то мной не съедается, как, к примеру, шашука, больше похожих блюд мне не готовят. Беру книгу по российской архитектуре времён Николая второго и бреду на балкон. Устраиваюсь в кресле и выхожу только к ужину — так зачиталась, что пропустила обед. С аппетитом уничтожаю салат с прошутто и зеленью и воздушную картофельную запеканку с курицей и грибами. Возвращаюсь в насиженное место, включив настольную лампу, которая волшебным образом появилась тут на следующий день, как мне принесли книги. Настолько зачитываюсь, что не замечаю, как засыпаю прямо в кресле.

Будит меня то, что книга выскальзывает из пальцев. Кто-то перехватывает меня под коленями и лопатками и поднимает. По ровному дыханию и мускатному шлейфу парфюма мгновенно понимаю, что это Кот. Ещё до конца не проснувшись и толком не соображая, обнимаю его за шею. Он резко вдыхает, ударяя грудной клеткой по рёбрам. Опускает на лицо потемневший взгляд и хрипит:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Не смотри на меня так, Ри-на.

Я сразу зажмуриваюсь. Судорожно хватаюсь пальцами за натянутую на плечах ткань рубашки. Дыхание сбивается. Сердце частит с ударами.

Кот опускает меня на постель, нависнув сверху. Цепляюсь в его плечи сильнее, едва жар дыхания касается щеки. Губы пересыхают, и я рефлекторно обвожу их языком. Слышу скрип его зубов. Сдержанную ругань. Напряжение мышц под пальцами. Перекаты силы под кожей. Моим телом и сознанием завладевает пугающе опасное предвкушение. И в секунду, когда его губы, слегка касаясь, мажут по моим, не отталкиваю. В неосознанной эйфории тянусь навстречу.

- Твою же, Рина. – выдыхает Кот, вгрызаясь в мой рот.

Вдавливая меня в матрас, раздвигает языком губы и проводит по сжатым зубам.

Я не должна сопротивляться. Обязана быть послушной, дабы он отпустил меня. К тому же, это всего лишь поцелуй. Просто девственность. Пускай забирает. Ничего страшного. Он не похож на Шрама. Не напирает. Не принуждает. Только гладит языком мои губы и зубы, удерживая вес своего тела на руках. Его рот плавно перебирается на щёку. Щетина щекочет кожу. Он оставляет лёгкие поцелуи в уголках губ, на скулах, около уха. Скребу ногтями его плечи. Сердце бешено колотится. В животе оживают птицы.

- Открой глаза, Рина. – сипло требует мужчина.

Через силу поднимаю веки и захлёбываюсь вязкостью его взгляда. Ладони сползают по его предплечьям, ощупывая рельефы мускулов. Сглатываю стоящий в горле ком. Меня слепит тем, что отражается в его расширенных зрачках. Но взгляда отвести не могу.

- Это мне в наказание за все мои грехи. – спрашивает или нет, не понимаю. Ничего не соображаю. Кот скатывается на кровать и прикрывает ладонью глаза. – Спи, Рина.

Прикладываю ладони к груди, рассеянно уставившись в потолок.

Почему он остановился? Именно этого ему и надо было. Чтобы я не сопротивлялась, была послушной. Смыкаю веки и дробно вздыхаю, не рискуя пошевелиться рядом с ним. Лежу и жду, когда он уйдёт. Но этого не случается.

- Ри-на. – раздаётся тихое на ухо, а за ним жаркий выдох. – Не думай. Спи.

- Вы… Вы н-не уйдёте? – лепечу заплетающимся языком.

- Это моя спальня. Моя постель. Нет, я не уйду. – говорит он дёрнувшимися в почти улыбке губами.

- Т-тогда я. – выдавливаю, сползая к краю кровати.

Не представляю, куда идти. Но лучше спать в кресле, чем рядом с опасным мужчиной.

- Ляг, Дарина. – жёстче припечатывает он, приподнявшись на локте. – Я говорю — ты делаешь. Ложись.

Не рискуя ослушаться, ложусь на самый краюшек, обняв себя руками. Слепыми глазами смотрю прямо перед собой. Мужская рука, минуя рёбра, обнимает за живот и притягивает спиной к груди. Вздрагиваю, рефлекторно толкнувшись вперёд. Кот фиксирует намертво, подтащив обратно.

- Просто спи, Мышка. Сегодня ничего не будет.

- А к-когда будет? – шепчу едва слышно, чувствуя, как в спину бьют мощные удары чужого сердца.

- Спи. – обрубает, ткнувшись носом мне в затылок.

Постепенно его дыхание выравнивается, и я, не понимая каким образом, засыпаю.

Проснувшись, сразу ощущаю тяжесть руки Кота на груди. Тепло и терпкий запах мужчины. И нечто твёрдое, упирающееся мне в копчик. Судорожно перевожу дыхание и пробую отодвинуться, но Кот удерживает на месте, сильнее сдавив пальцами грудь.

- Не сбегай, Мышка. Я не кусаюсь. – сонно и хрипло шепчет в затылок. – Расслабься.

- У Вас… - выпаливаю, прикусив губу и зажмурившись, отлепляя нижнюю часть тела от его паха.

- Физиология, сладкая. У представителей мужского рода по утрам такое бывает.

Мне кажется или он надо мной издевается? Улыбка в голосе именно на это и указывает. Я же не совсем дремучая. Подвернув губы, пробую внять его совету и расслабиться, но его близость и ладонь на груди сжигают меня изнутри. Пальцы приходят в движение, пройдя через ткань майки и бюстгальтера по скукоженому соску. Сдавливают его и слегка тянут вверх. Из моих губ вырывается тихий стон. В животе растекается горячая волна. Ёрзаю, плотнее сдавливая бёдра.

- Повернись ко мне, Рина. Посмотри на меня. – тихо просит Кот. Это первая просьба, а не приказ, но я всё равно послушно подчиняюсь. Влипаю в его глаза похлеще, чем муха в паутину. Тёмно-русые волосы растрёпаны и беспорядочно торчат в разные стороны. На щеке след от подушки. У меня впервые появляется возможность увидеть его так близко. Особенно расслабленного, заспанного, без привычного снисходительно-пренебрежительного выражения лица с жёсткими чертами. Он не красавец. Но и совсем не урод. Исключительно мужественная красота без лишнего флера и лоска. – Нет, не могу. – выбивает, толкаясь вперёд. Оказываюсь распятая под ним, но, к собственному ужасу, понимаю, что не боюсь Кота и его действий. – Поцелуй меня, Ри-на. Сама.

Прикусив губы, кручу головой.

Не могу. Хочу, но не могу решиться. Я совсем не знаю этого непонятного, загадочного человека. Поначалу он пугал меня едва ли не больше Шрама и его людей. Но за те дни, что я провела одна в золотой клетке, много думала над его поведением. Ещё ни разу он не навредил мне, хоть и регулярно угрожает сделать что-то страшное. И забота эта… Еда, книги и то, что ночью он ничего не сделал.

- Ты боишься меня. – спрашивает не вопросом, проведя костяшкой пальца по контуру губ. Напряжённо киваю. – Не бойся, сладкая. Я не сделаю тебе больно. Постарайся расслабиться и не напрягаться.

Неужели он сделает это? Прямо сейчас? Когда яркое солнце заливает светом комнату? Когда я потерянная и разомлевшая, не способная сопротивляться? Пусть.

- Нет, Ри-на. Не сейчас. – опять мои мысли читает. – Ты сама захочешь. А пока просто привыкни ко мне.

- Зачем? – выталкиваю негромко, но уверенно. Не могу больше выносить неизвестности. – Почему Вы просто не возьмёте то, что хотите? Вы же сделаете это. И никогда не отпустите. Убьёте. Пож…

- Тихо, Мышонок. – шепчет, прикладывая палец к моим губам. – Никто тебя не убьёт. Но и отпустить я тебя не могу.

- Почему?

- Так надо. Если будешь послушной, дам тебе позвонить бабушке.

- Правда?! – выкрикиваю неверяще.

И вижу его улыбку. Настоящую. Красивую.

- Правда. Только ты ей соврёшь, что сбежала с подружками на море.

- Но…

- Тсс, молчи. Расслабляйся.

Не успеваю больше ничего спросить, как его язык ныряет ко мне в рот, не встретив никакого сопротивления.

Глава 9

Мой первый настоящий поцелуй получается совсем не таким, каким я его представляла. Не с парнем на пару лет старше. Не под подъездом после свидания в парке. Не неловкий и смущённый.

Меня целует взрослый, опытный мужчина, твёрдым телом вдавливая в подушку. Он умело распаляет желание, пробуждает спящую на протяжении всей жизни чувственность. Он не грубый, не жёсткий и не требовательный. Сдержанно выводит своим языком по моему круги. Зафиксировав крупными ладонями голову, заставляет отключить мысли о сопротивлении.

Набираюсь смелости и поднимаю кисти на его предплечья. Обрисовывая мускулы, веду вверх. Провожу по шее. Добираюсь до коротких волос на затылке и робко, неумело шевелю языком в ответ. Кот судорожно вдыхает, высасывая из моих лёгких остатки кислорода. Действую смелее, притянув его голову ближе. Сама трогаю горячую, влажную, упругую мышцу. Собираю на рецепторах вкус его слюны. Его вкус.

Раз он всё равно меня не отпустит, раз заберёт мою девственность, то для меня же лучше, если не буду его бояться и смогу не испытывать омерзения от его рук и губ.

Кого я обманываю? С самого начала я его боялась, но прикосновения не были противны.

В эту секунду мне кажется, что я слепо могу ему доверять. Что всю жизнь знаю. Глупо и наивно.

Но когда его ладонь накрывает левую грудь, лишь глубже зарываюсь пальцами в волосы, слегка прогнувшись в пояснице. Зажав между сгибами двух пальцев ноющий сосок, перекатывает его, подушечкой большого пальца натирая вершинку. Освободив мой рот, поднимает голову. Жадно вдыхает носом, отчего ноздри расширяются. Я шумно сглатываю, не в силах отвести глаз от его блестящих, мокрых губ.

- Боже мой… - выдыхаю, когда живот прошивает тягучим спазмом.

- Меня и не так называли. – кривит в полуулыбке рот. – Тебе страшно, Мышка? – спрашивает, понизив голос до сиплого полушёпота.

- Немного.

От этого признания вспыхивают щёки. Всё лицо начинает гореть. Грудь обжигает стыдом. Отгораживаюсь ресницами, упираясь ладошками в каменную грудную клетку.

- Не надо бояться. – продавливает слабое сопротивление ласковыми тёплыми интонациями. Пальцами проводит по алым скулам, не переставая катать твёрдую горошинку. Электричество заполняет собой каждую клеточку тела. Каждый вдох даётся с трудом. – Тебе ещё рано. Маленькая совсем.

- Мне двадцать один. – ляпаю зачем-то и прикусываю язык.

И слышу тихий гортанный смех. От него дрожать начинаю. Мурашками до кончиков пальцев покрываюсь. Вплетаюсь пальцами в мягкую шевелюру, путаюсь в ней. Понимаю, как выглядит моё поведение, но ничего не могу с собой поделать. Меня ломает изнутри от желания получить что-то, о чём до сегодняшнего дня я не знала.

- Ри-на, остановись. – рычит глухо Кот, стряхивая с себя мои руки. – Ты понимаешь, кто я?

- Боже… - зажмуриваюсь, спрятав лицо в ладонях.

Я понимаю! Понимаю, что это неправильно! Но не хочу его отталкивать! Что-то происходит с моим телом. С моим разумом. С моим сердцем. Он держит меня против воли! Собирается сделать своей подстилкой! А я с удовольствием ему отдаюсь. Господи-Боже, что я делаю?

- Рина… Сладкая… Посмотри на меня. Посмотри. – требовательно проговаривает Кот. Медленно убираю руки от лица и приоткрываю глаза. Его лицо серьёзное и даже мрачное. Глаза обжигают льдом. – Не стыдись.

- Отпустите меня. – шелещу раздавлено, толкая его в плечи.

- Меня зовут Костя, Рина. И теперь я хочу слышать от тебя только такое обращение. Никаких «вы».

- Но…

- Нет. Назови моё имя. Скажи…

- Костя… - его имя с лёгкостью соскакивает с кончика языка.

- Хорошая девочка. Будь послушной. Не закрывайся.

И пискнуть не успеваю, как он, не прилагая усилий, раздвигает мои ноги и накрывает ладонью пульсирующую плоть. С ужасом понимаю, что я там мокрая. Бельё неприятно липнет к коже.

- Нет, прошу Вас, не надо. – трещу, пытаясь свести бёрда.

- Тихо, Мышка. Слушайся меня.

- Мне стыдно. – одновременно с этим всхлипом по виску сползает слеза.

- Нечего стыдиться. – грубо бросает он, расстёгивая шорты и засовывая руку в трусы. – Ты возбудилась. В этом нет ничего страшного или постыдного.

- Не надо. Я не хочу.

- Я тоже возбуждён. – толкает мужчина, прикладывая мою ладонь к своей вздыбленной плоти. – Это естественно. А сейчас прекращай реветь. Я хочу слышать твои стоны, а не рыдания.

Раздвигает пальцем чувствительные складочки и нащупывает какую-то кнопочку, отключающую слёзы и панику. В животе сворачивается тугая пружина. С каждым движением Кости она становится туже. Удивлённо вскрикиваю, широко распахнув глаза. То, что он делает, очень приятно. Жгуче горячо. Тягуче томно. Всего одним пальцем он лишает меня воли и сознания.

- Умница, Рина. Твоё тело отзывается. Оно хочет удовольствия. Не сопротивляйся ему. Не сопротивляйся мне.

Загребаю пальцами шёлковое покрывало, отдаваясь ощущениям. Утопая в них. Кот прикусывает шею, ключицу, плечо. Я сильнее трясусь. Все нервные окончания собираются то между ног, то там, где смыкаются его челюсти. Голова мужчины оказывается на уровне моей груди. Громко, немного испуганно взвизгиваю, едва зубы прикусывают сосок. Ткань вообще не преграда. От майки защиты больше, чем от прозрачного лифчика, в котором и поролона-то нет. Соски натягивают тонкое кружево. Костя задирает майку и дёргает вверх чашечки. Зажмуриваюсь, не зная, чего ждать. Внутренности выворачивает, когда горячий, мокрый язык ползёт от основания груди к соску. Жадные губы смыкаются на нём. Втягивают в рот. Лаская языком, мужчина посасывает шарик. Слышу тихие стоны, но не сразу понимаю, что сама издаю эти странные, сексуально-пошлые звуки. Рука в трусах становится настойчивее. Губы требовательнее. Ласки несдержаннее. Пружина туже. Раскрывая створочки пальцами, Костя неспешно, будто лениво водит ими вокруг входа в моё тело. А мне вдруг становится до паники неловко, что я небритая. Парня у меня не было. На пляжи я не хожу. И никогда не думала, как это выглядит и ощущается со стороны. Я привыкла к своему телу, но знаю, что мужчины любят, когда всё красиво и гладко. Столько раз слышала от девчонок в институте или на работе, как они готовятся к свиданиям, бреются, намазываются лосьонами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Костя… Костя… - шепчу истерично. – Не надо…

- Тсс, Мышка, не пищи. – улыбается, закрывая мне рот поцелуем.

Кончик его пальца пробирается внутрь одновременно с языком. Меня подбрасывает от остроты ощущений. Кажется, что я на пределе, на грани чего-то, чего не понимаю. Палец проникает глубже. Стараюсь отвлечься, сосредоточившись на поцелуе, но не получается. Кот медленно вводит палец до самого основания и так же вытаскивает. По-моему, я расцарапываю кожу на его плечах и руках. Он продолжает те же действия, но снова находит волшебную кнопочку. Детонатор, если точнее. Едва притрагивается, как включается обратный отчёт. Живот скручивает. Мышцы выворачивает. Появляется ощущение, словно мочевой пузырь сейчас лопнет, и я описаюсь. Жду, что оно исчезнет, но оно лишь усиливается.

В испуге, что может произойти, выталкиваю чужой язык изо рта и сильно пихаю Кота в плечи. Он пару секунд потерянно моргает, выглядя удивлённым. Даже кисть его замирает. Сощуривает глаза, впиваясь в мои. Ничего не говорит, но так взглядом давит, что я не могу найти ничего лучше, кроме как сказать правду.

- Мне надо… в ванную. – выдавливаю, ментально сгорая от стыда.

Бог мой, какой стыд. Какой кошмар!

Закрываю лицо ладонями. Губы Кости прижимаются к ним. Он кончиком носа расталкивает их в стороны и шепчет:

- Никуда тебе не надо, Ри-на. Не напрягайся.

- Я сейчас… Я… Отпустите… - умоляю, едва не плача.

- Блять, как ты в двадцать один не только невинная, но и наивная такая осталась? – шипит раздражённо. Резко вгоняет в моё тело палец и сильно давит на кнопку детонатора. – От этого кажется, что в туалет надо? – жутко краснея, киваю. Его рот тянется в ухмылке. – Не думал, что так быстро кончишь. Давай, Мышка, не подведи.

Не понимаю, о чём он говорит. Делаю ещё одну попытку столкнуть его, но Кот только глубже в матрас меня весом вдавливает, продолжая мучить пальцами и сдавливать пружину. До боли и слёз из глаз. Грубоватая подушечка большого пальца быстрее кружит по кнопочке. Фаланги другого утопают в огромном количестве жидкости, вытекающей из меня. Если бы не боялась напрудить лужу прямо в кровати, мне было бы стыдно ещё и за то, как сильно он меня возбудил. Я больше не выдержу. Не могу.

- Можешь. Кончай, сладкая.

Мама, я вслух это сказала? Кончать?

Но корить себя мне не удаётся и нескольких секунд. Пружина, дойдя до максимального сжатия, выстреливает, разнося меня на атомы. Собственный крик закладывает уши. Цепляюсь в волосы Кости, прогибаясь под ним. Меня одновременно бросает в жар и в холод. Кажется, что в животе детонирует бомба. За ней по всему телу проходит цепная реакция. Взрываются лёгкие, обрывая возможность дышать. Разлетается сердце, убивая меня на целую вечность. Алчно хватаю распахнутыми губами крошечные дозы кислорода. В себя прихожу так долго, что за это время Кот поднимается и скрывается в ванной, что-то перед этим сказав. Но я ничего не разобрала — всё ещё оглушена криком и оргазмом. Теперь я понимаю девчонок, которые так тщательно готовятся к свиданиям, а потом зачарованно вздыхают и поют дифирамбы своим парням.

Костя не мой парень, я не собираюсь заблуждаться. Он даже не мой мужчина. Я буду ему принадлежать как рабыня, как вещь. Но он мне — никогда. Он будет пользоваться мной. Получать то, что захочет. А я не смогу ему сопротивляться. Уже не смогла! Пала перед ним ниц, стоило меня поцеловать, приласкать и свести с ума. Шлюха! Я всего лишь грязная шлюха, отдающаяся бандиту!

От этих мыслей становится тошно. Грудь трясётся в беззвучных рыданиях. Сворачиваюсь клубочком, перевернувшись на бок. Натягиваю на голову плед и кусаю кулак, чтобы не реветь в голос. Слёзы душат. Не могу дышать.

- Мышка, ты чего? – совсем рядом раздаётся сухой тон Кота. Он срывает с меня одеяло и силой поворачивает зарёванное лицо на себя. – Рина, не кори себя. Ничего плохого ты не сделала.

- Я шлюха! Шлюха! – выкрикиваю ему в лицо, вскакивая на ноги и сбегая в ванную. Не успеваю захлопнуть дверь, как он настигает. Ловит, дёргая на себя. Впечатывает в своё тело. Слепо машу руками, вырываясь. Заливаясь слезами, до хрипа повторяю: - Обычная шлюха! Я не знаю тебя, но как шлюха себя веду!

- Блять, Рина, закрой рот! – рявкает, сильно встряхнув.

Только я уже не могу успокоиться. Тяжесть событий последней недели разбивает меня на части.

- Зачем Вы делаете это?! Почему я?! Я не хочу быть Вашей шлюхой!

- Да твою же мать, Дарина! – рычит агрессивно, заталкивая меня под душ и включая ледяную воду. Сам шагает следом, придавливая к стене. Холодные потоки быстро остужают. Брыкаюсь ещё несколько секунд, а потом обмякаю. Стуча зубами, прекращаю сопротивление. – Всё, Мышка, спокойно. – тихо проговаривает он, проведя ладонью вниз по спине. – Ты не будешь моей шлюхой. Ничьей не будешь. Успокойся.

Белая рубашка, намокая, просвечивается. Под ней обрисовывается загорелое тело и какая-то татуировка над сердцем. Дрожа, утыкаюсь лбом в грудную клетку.

- Я не хочу… - выпаливаю, качая головой.

Ничего не сказав, Кот выключает воду и, расстегнув пару пуговиц, снимает рубашку через голову. С безвольной меня снимает майку и расстёгивает лифчик. Скатывает по ногам расстёгнутые ранее шорты и промокшие не только водой трусы. Расчехляет свои брюки и тоже снимает вместе с чёрными боксерами. Вспыхнув, отворачиваюсь, стоит увидеть качнувшийся в мою сторону длинный половой орган.

- Идём. – за руку вытаскивает меня из душевой и набрасывает на плечи большое полотенце. Сам стоит голый, но растирает меня, пока не согреваюсь. Я смотрю в сторону, боясь ещё раз напороться взглядом на его мужское достоинство. Пусть я и неопытная, но там действительно есть чем похвалиться. – Посмотри на меня, Ри-на. Подними глаза. – вскидываю голову и трусливо поднимаю взгляд по выпуклым мышцам на груди, дёрнувшемуся кадыку, щетинистому подбородку, сжатым губам, яростно тянущему воздух носу. На нём и останавливаюсь. В глаза взглянуть не могу. – Рина. – рычит, беря в захват челюсть и задирая лицо вверх. – У тебя нет против меня шансов. Перестань себе сопротивляться. То, что ты возбудилась и кончила, вполне естественно. Я знаю, как вести себя с женщинами. В твоём случае с девочками. Не вини себя в том, что случилось. Ты не виновата. – опускаю взгляд вниз и задыхаюсь, заметив не только выделяющиеся кубики пресса, но и твёрдый член, направленный прямо на меня. Снова скатываю взгляд в сторону. Явно почувствовав мой ужас, Кот обматывает бёдра полотенцем. По его телу дорожками стекает вода. Она обводит мышцы и спускается к полотенцу. От пупка проходит полоска тёмных волосков. Тяжело сглатываю. – Вытри волосы и оденься. А потом иди в постель.

Послушно выполняю все приказы. Прикрывшись, выбегаю из ванной, захватив с собой полотенце. Одеваюсь, наматываю ткань на голову и ныряю под плед, пытаясь согреться. Лежу с закрытыми глазами, но всё равно знаю, что Костя совсем рядом. Через мгновение матрас качается под ним. Кот втягивает меня в объятия, плотно прижав спиной.

- Попробуй поспать, Рина. И перестань думать. – тяжело выдыхает мне в затылок. – Блять, Рина, только не думай. Я никогда не сделаю тебя шлюхой.

- Т-ты меня не тронешь? – выжимаю шёпотом.

- Я сказал, что ты не станешь шлюхой. Но ты будешь моей.

Глава 10

Видит Бог, я пытался. Сопротивлялся мыслям о Рине. Боролся со своими демонами. Только всё было бесполезно. Я проиграл в тот момент, как увидел её на своей кровати. Израненную, измучанную, запуганную, плачущую и смирившуюся со своей судьбой. Уже тогда знал, что её место там.

После того, как обнимал её, вдыхал аромат её кожи и страха, четыре дня не появлялся дома. Держал дистанцию. Вытравливал её из своего организма. Делал работу, которой обычно не занимаюсь, лишь бы не думать о ней. Проводил ночи в постели Сабиры. Но и там была Мышка. Огромные медные глаза. Губы бантиком. Тихий шёпот.

Держался за свои клятвы, как утопающий за соломинку. Барахтался, но всё равно каждую секунду тонул, захлёбывался и глотал горькую воду предательства своего погибшего брата. Именно это я и делал, пусть только в мыслях, но предавал его каждую секунду, что думал о Ринке. Вчера я сдался своим одержимым ею демонам. Ехал домой с пониманием, что заберу её себе. Не только невинность. Всю. Целиком. Без остатка. Её тело, мысли, сердце, душа будут моими.

Напролом ломиться не собирался. Давить на неё, принуждать — никогда. Планировал постепенно приучить её к себе. Увидел её спящую в кресле — унесло. Обняла — сорвало. Ответила — погиб. Чудом целкой ночью осталась. Вовремя по тормозам вдарил. Утром педаль вырвало к чертям. Не трахнул конечно. Понимал, что маленькая ещё. Не по возрасту. По мышлению и неискушённости. Даже целоваться не умеет.

Не знаю, с какой целью бабка про институтского ухажёра затирала. Нет у неё никого. И никогда не было. Сопляк один яйца катил, но Мышка держала его на дистанции. Как и всех до него. А меня не смогла. И дело тут не в том, что боится или физически слабее. Не захотела. Себя не удержала. Несмотря на невинность, тело её созрело для удовольствий. На каждое действие реагировала, отзывалась стонами. Уже с трудом, но держался до талого. Выстоял в этом бою. Только за пять минут, пока кожа шипела под холодной водой, Рина успела накрутить себя так, что нарочно и не придумаешь.

Шлюха…

Какая из неё шлюха?

Наверное, она испугалась собственных эмоций, ощущений и чувств. Отдавалась ведь добровольно.

Только откуда у неё такие мысли? Генриховна из неё монашку сделать пыталась, раз девчонка, не целованная ни разу? Так старуха и сама никогда слишком ярой моралью не отличалась.

Даже сейчас, прижатая к груди, не спит. Изводит себя мыслями. Я замарал её своими желаниями. Испачкал похотью. Придётся отмывать. Не спеша топить сердце ледяной королевы.

Не будь она Романовой, дочкой Игната, я бы вёл себя иначе. Без церемоний. Без поцелуев. Жёстко продавил бы, присвоил и не отпустил.

- Рина, ты не грязная. – выдыхаю ей в волосы. Мышка почти незаметно вздрагивает. – Просто неопытная. И трусливая. Не надо бояться себя. И тем более ругать за отзывчивость. Если будешь противиться, тебе же хуже.

- Как скажете. – откликается задушено.

Зажмуриваюсь, стиснув челюсти до скрипа. Сгребаю пальцами ткань её футболки, зажимая в кулаках.

И как её воспитывать?

- Костя, Рина. Меня зовут Костя.

- Я помню.

Ладно. Потом. Дам ей время успокоиться.

Время поджимает. Работа сама себя не сделает. А я лежу, обнимая Мышку, пока она не засыпает. Но даже после этого выжидаю достаточно времени, чтобы не разбудить её, когда встаю. Натягиваю спортивные штаны, забираю из шкафа ноутбук и захватываю лежащие на столе сигареты с зажигалкой.

Старался бороться с одной вредной привычкой, а в итоге вернулся к другой. Многие годы мне не приходилось так выматывать душу.

Выхожу на балкон и ставлю ноутбук на стол. Выключаю горящую лампу и убираю с кресла плед. Усаживаюсь в него и закуриваю. Сигаретный дым режет глаза и разъедает лёгкие с непривычки. Беру лежащую на столе книгу и ухмыляюсь. Несколько дней назад ехал по городу и на глаза попался книжный магазин. Зашёл, прогулялся по рядам. Понял, что без понятия, какие у Рины предпочтения. Вспомнил, где учится. Выбрал кое-что по истории и искусству. Добавил немного художки. Смотрел по камерам, что взялась за историю. Роман и фантастику прочла, когда остальное закончилось. В следующий раз взял то, что ей нравится. Не прогадал.

Поднимаю глаза к подвесному кашпо и хищно скалюсь. Она искала камеры, но не нашла ни одну. А я сталкерил. Каждую свободную минуту смотрел, как она ест, читает и спит. Начинает потихоньку смиряться с неволей.

Докуриваю и открываю файлы на компьютере. Просматриваю маршруты таможенников и новые фамилии. Суки, неплохо почистили ряды. Придётся с новыми договариваться, дабы мои корабли выпускали без проблем. Делаю несколько звонков. Отправляю задания своим человечкам в таможне, чтобы пробили, кто есть кто, и кому лучше денег дать, чтобы не препятствовали бизнесу.

Краем глаза замечаю мелькнувшую фигуру Ринки. Прищурившись, жду, пока выйдет из ванной. Как только появляется, зову:

- Рина. – она застывает и оглядывается. Замечает меня на балконе, но так и стоит, приложив ладони к груди. – Иди сюда. – она шагает на несгибаемых ногах и останавливается около кресла. Отставляю ноут на стол и хлопаю по бедру. – Сядь, Рина. – теперь совсем несмело мнётся, но, поймав мой взгляд, усаживается на самый край коленей, спиной ко мне. – Ближе, Рина. – продавливаю тихо и спокойно. – Повернись ко мне. – выполняет. Поворачивается корпусом и сползает дальше. Оборачиваю рукой талию и опускаю её голову себе на плечо. Прикрыв веки, слушаю, как тарахтит её дыхание и бьётся в страхе сердце. Мышка в мышеловке. – Посиди со мной. – прошу шёпотом, скользнув вверх по спине. – Привыкай ко мне.

- Зачем Вы это делаете? – пищит несмело, но глаз не поднимает.

- Никаких «Вы», Дарина. Только по имени. Как меня зовут?

- Костя. – лепечет, закрывая глаза и опуская на румяные щёки тёмные веера ресниц.

Красивая она такая, каких в наше время мало. Настоящая, естественная красота, которую все пытаются улучшить, модернизировать, а делают только хуже. А Мышка такая чистая, такая свежая и такая робкая, невинная, что подсознательно хочется её защитить, окружить теплом и заботой. Дать ей всё, только бы улыбалась. Спрятать под стеклянный колпак и не выпускать, чтобы ни одна сука не испортила её, не замарала. Но как самому не делать этого, если реакции однозначные? Моя. Игнат повернулся на Милене с первого взгляда. У меня крышу снесло от Дарины со второго. Только ситуация у нас совсем другая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сидим в кресле под аккомпанемент прибоя, ветра и её шумного дыхания. Закрываю глаза и тыкаюсь носом в макушку. Прижимаюсь губами и чувствую, как девчонка дрожит. Мелко, но выразительно. Дыхание учащается. Пока ещё не понимаю, от страха или нет.

- Задай мне один вопрос. – прошу приглушённо.

Она вскидывает вверх лицо. Врезаемся взглядами, и Мышка сразу отводит свой на море. Молчит, прихватив мелкими ровными белоснежными зубами нижнюю губу. Вздыхает и шепчет:

- Сколько Вам… - сглатывает. – Тебе лет?

- Ты хочешь знать именно это. – рассекаю в привычной манере, без вопросительных интонаций.

Если говорить так, что любой вопрос звучит как утверждение, люди интуитивно понимают, что ты не нуждаешься в их ответе, а значит, они тебя не интересуют. Мошки.

- Вы… Ты… - сбиваясь, ничего закончить не может. Боится. Смущается. Щёки горят. – Старый. То есть взрослый. – поправляется быстро, избегая моего взгляда. – Зачем я? У вас… У тебя есть Сабира. Почему?..

- Тридцать семь. – хриплю, пресекая поток её бессвязной болтовни. – И ты, потому что я так хочу.

- Понятно. – выдыхает, уронив голову на плечо.

Пальцами теребит край футболки. Замечаю, как смотрит на закрученную в знак бесконечности набитую на латыни надпись. Не спросит ведь. Боится слишком.

- Будь верен себе и клятве.

- Что? – моргает потерянно, коротко мазнув глазами по моему лицу.

- Татуировка. Там написано: будь верен себе и клятве.

- Но разве эти два понятия не противоречат друг другу? – выталкивает шумно.

- Ещё как, Мышка, противоречат. – усмехаюсь горько, пробежав пальцами по позвоночнику. – Ещё как.

Обернув её руками, поднимаюсь и ставлю на ноги. Она рассеянно смотрит по сторонам, стараясь избегать моего полуголого тела. И откуда такие скромные берутся? Беру её кисть и прикладываю к грудине. Она, возможно, интуитивно старается одёрнуть, но я лишь крепче придавливаю. Глядя сверху на её опущенную голову, веду её руку вниз к животу. Рина делает ещё одну попытку вернуть себе руку. Не отпускаю.

- Привыкай. – невольно получается рычание, вынуждающее её рыпаться отчаяннее. Член быстро наливается кровью от её неопытных и невольных прикосновений. – Ты не должна бояться меня трогать. И когда я трогаю тебя — тоже.

- В… Тебе это нравится? – выдыхает отрывисто, скользнув подушечкой пальца между кубиками. Ответить не успеваю, как она разрывает самоконтроль. – Мучить меня, нравится? – бесстрашно врывается в меня взглядом. – Использовать? Издеваться? Нравится, да?! – её голос берёт высокие, а глаза блестят от слёз.

Сгребаю ладонью затылок и дёргаю вверх и на себя, одновременно впечатываясь в сладкий рот.

Молчи, Рина. Лучше молчи. Я и так держусь за соломинку. Вместе утонем.

Натыкаюсь на стиснутые зубы, но не отступаю. Прогибая в пояснице, облизываю её губы. Всасываю в рот нижнюю и размашисто глажу языком. Её пальцы сжимаются между нами в кулаки. Возможно, до синяков вдавливаю свои в поясницу. Чувствую, как начинает покоряться. Выдохнув, приоткрывает рот и разжимает пальцы. В момент, когда полностью капитулирует, прикусываю губу и отпускаю. Мышка, шатаясь, смотрит мне в глаза и вытирает ладонью губы. Я скалюсь в улыбке. Проявляет характер. Мне нравится. Заключаю её запястье в кольцо и вывожу с балкона. Проходя мимо кровати, напрягается, но я веду её дальше. Толкаю дверь и вывожу в коридор. Она крутит головой во все стороны, но послушно шагает. Веду её в конец коридора, открываю ещё одну дверь и пропускаю её внутрь. Рина трусливо входит и непонимающе осматривает помещение.

- Твоя комната. Теперь будешь жить здесь.

- М-моя? – заикается, уткнувшись глазами в огромную кровать с шифоновыми занавесками нежно-розового цвета. Проходит по большому шкафу. Журнальному столику, зажатому между двух бежевых кресел. – Зачем?

- Хочешь жить в моей спальне? – секу, приподняв один уголок губ. Она отчаянно вертит головой. – Не хочешь посмотреть?

Кивает, но остаётся на месте. Она не заглядывает в шкаф, где полки ломятся от брендовых вещей. Не идёт в ванную, забитую престижной косметикой и средствами гигиены. Не рассматривает полки с несколькими десятками книг по истории, архитектуре, искусствоведению и всё в таком стиле. Просто стоит и таращится на всё это. Поворачивается ко мне и выпаливает:

- Вы обещали дать мне позвонить бабушке, если буду послушной. Я же… была? – добавляет вопросительно.

Ох, Мышка, ещё какой послушной. Только кое в чём совсем отказываешься меня слушать.

- Моё имя, Рина. Повтори то же самое, только по-другому.

- Костя, ты обещал. – выдавливает, прячась за волосами.

Набираю номер её бабки, но не жму на вызов, протягивая ей. Берёт дрожащими пальцами и уже собирается ткнуть в зелёную трубку, но я перехватываю запястье и напоминаю:

- Ты скажешь ей, что уехала с подружками на море на пару недель.

- А потом? Я же не вернусь через две недели, да?

- Потом ты расскажешь ей другую историю.

- Откуда ты знаешь её номер? – обличительно бросает Мышка, сощурив глаза.

- Звони, Рина. У тебя минута.

Она быстро жмёт на вызов и уже через секунду трещит с облегчением, что Генриховна не отбросила коньки от переживаний за её жизнь. Старуха-то здоровее большинства молодёжи. Вешала Ринке лапшу на уши про инсульты, чтобы рядом её держать.

- Привет, бабуля. – шепчет торопливо. – Прости, что пропала. Я ужасная внучка. Но девчонки с работы позвали прямо с ресторана поехать на море, и я не смогла отказаться. Никогда там не была. Как твоё здоровье? Не злись только. И не переживай. Я не могла позвонить, телефон утопила. – периодически замолкает, слушая ответы. На глазах слёзы. Губы подрагивают, но она продолжает искусно врать. – Бабулечка, потом меня поругаешь. Я скоро вернусь. Я тебе зарплату переведу.

- Время, Рина. – напоминаю, стуча пальцем по запястью.

Она быстро прощается и возвращает мне смартфон.

- Спасибо. – шепчет едва слышно, отводя взгляд.

- Говоришь, на море никогда не была? – осторожно кивает, поднимая на меня большие глаза. – Хочешь спуститься на пляж?

- Пляж? – восторженно выдыхает. – Можно? – глаза вспыхивают, как медные купола на солнце.

- Можно, Ри-на. Это моя земля. Посторонних здесь не бывает. И ты можешь спокойно передвигаться по дому и по территории, но только в сопровождении телохранителя. Не хочу, чтобы ты сделала глупость.

- Спасибо, Костя! – выкрикивает, подаваясь вперёд.

Губы расползаются в яркой улыбке. На щеках появляются ямочки. Она улыбается. Мне. Чисто и искренне.

Сердце останавливается на несколько мгновений. Запускаясь, сразу набирает максимальные обороты. Оно бьётся так, как не билось никогда до этой улыбки. Я влип куда сильнее, чем готов признать даже перед самим собой.

Глава 11

- У меня нет обуви. – выдаёт смущённо, пошевелив пальцами на ногах.

Спрятав от неё улыбку в кулаке, прочищаю горло.

Ребёнок, чтоб её. На которого у меня очень некстати стоит. Никогда не понимал мужиков, которые в сорок лет ищут себе целок. В чём кайф рвать девчонку, учить сосать, объяснять по позам, говорить, что нравится тебе и уламывать? Меня всегда привлекали такие, как Сабира. Опытные, раскрепощённые, развратные. Так было с самого начала. До этой долбанной улыбки. Теперь приходится держать себя в руках так, как никогда раньше. Не будь Рина такой пугливой малыхой, сделал бы её взрослой. Но даже мне понятно, что для такого рода отношений она ещё не созрела. И элементарно не доверяет мне.

За почти четыре десятка лет в криминальной сфере мне пришлось научиться разбираться в людях, видеть их скрытые мотивы и намерения. Все мысли, эмоции, чувства написаны у Мышки на лице. Они проскакивают в её жестах, взглядах, словах. Она совсем не умеет прятать эмоции. Все обиды, страхи, радости и восторги наружу. И эта её непосредственная искренность сильно подкупает мою зудящую совесть. Может, именно она станет той, что заставит меня измениться так же, как Милена изменила Игната. Только меняться уже поздно.

Он убивался, когда она уехала. Целый год сходил с ума по девчонке, с которой дальше поцелуев у них не зашло. Я говорил ему, что ещё миллионы таких будут, и даже лучше. Он в ответ заявил, что такое бывает лишь раз в жизни. Я откровенно поржал. Больше двадцати лет считал его слова лажей. А сейчас смотрю на замершую посреди светлой комнаты Мышку, и мне совсем не до смеха.

Раз в жизни, да, брат? Что бы ты сказал, узнай, что

такое

у меня развилось к твоей Даринке?

- В шкафу есть всё необходимое. – сообщаю прохладно. – И обувь, и купальник.

- К-купальник? – выдыхает с испугом, покрываясь румянцем от самой шеи до кончиков ушей.

- Ты всегда заикаешься? – бросаю раздражённо. Рина вздрагивает и отводит взгляд. – Я так сильно тебя пугаю?

Прикусив губу, несмело кивает. Сцепляет пальцы в замок перед собой и отходит к окну.

- Я не знаю Вас. Не понимаю Ваших намерений.

- Ри-на. – рычу предупреждающе.

Она тяжко вздыхает и поворачивается через плечо.

- Да, я боюсь. Я не знаю, что меня ждёт после того, как ты заберёшь мою, - зажмуривается и одними губами без звуков договаривает, - девственность.

Шагаю к ней и оборачиваю рукой плечи. Второй сдавливаю челюсть и поднимаю её голову вверх. Поймав бегающий взгляд, не отпускаю.

- Ты останешься со мной.

- Ты обещал отпустить. – мгновенно парирует Мыша.

- Я сделаю так, что ты не захочешь уходить. У тебя будет всё, Ри-на. Деньги, машины, красивая одежда, украшения, учёба в лучшем ВУЗе. Всё.

- Если мне всего этого не надо? Я хочу свободу. Сама управлять своей жизнью. Решать, что мне есть, читать, одевать и когда спать. Я не хочу дышать по чужому приказу. Я буду послушной. Дам тебе всё, что потребуешь. А взамен ты отпустишь меня.

- Ставить мне условия — слишком смело. И глупо. Надень купальник. – шиплю, покидая её спальню.

В свою влетаю, хлопнув дверью. От злости на её упрямство скрипят зубы и рвутся жилы. Даже в том, чтобы не ударить её и не напугать ещё больше, мне приходится держать себя в руках. Меня долбит сраным дежавю. Всё же есть у неё кое-что от матери. Она не продаётся. Её не подкупить деньгами и красивой жизнью. Она станет полностью моей только в том случае, если сама этого захочет. Я могу взять её силой, но получу от неё только ещё больший страх. А возможно, и ненависть.

Выдыхаю. Вдыхаю до надрыва лёгких и гула в ушах. Качнув головой, улыбаюсь. Мышка решила показать зубки. И она единственная женщина на свете, которой я готов это простить. Или нет. Формулировка не та. Кажется, я горжусь тем, что она учится огрызаться и стоять за себя.

Скидываю штаны с трусами и натягиваю купальные шорты. Накидываю майку, чтобы не доводить Рину до паники раньше времени. Скуриваю сигарету, давая ей больше времени найти необходимые вещи в обширном гардеробе. Отправляю Лесе сообщение, чтобы перенесла из моей комнаты всё, что покупал Дарине, пока нас не будет. В дверь тихо скребутся. Весело хмыкая, представляя топчущуюся в коридоре Рину. Терпением она явно не отличается.

- Войди. – говорю громко, выдыхая дым. Выглядываю через стекло, как она тихонько ныряет внутрь и застывает у двери. Короткие джинсовые шорты с такой низкой талией, что я вижу весь её плоский живот. Короткая майка на тонких бретельках. Это уже похоже на откровенное соблазнение. Решила всё же, что нужна мне лишь для низменного удовольствия и старается соответствовать той, которой себя ощутила. Маленькая. – Иди сюда, Ри-на. – подходит, конечно. Медленно, опасливо, но становится рядом. Занимаю позицию за её спиной и расставляю руки по обе стороны от неё, заключая в надёжное кольцо. Чувствую, как напрягается её тело, но никакого сопротивления она не оказывает. Склоняюсь к её уху и тихо сиплю: - Научись слышать то, о чём люди молчат, а не о чём кричат. Увидь то, что скрывают от посторонних глаз, а не выставляют напоказ.

- Я не понимаю. – шуршит задушено, устремив взгляд вдаль.

- Ты говоришь, что будешь послушной. Что не будешь противиться. Но ты уже сопротивляешься. Сама себе. Показываешь своим видом, что смирилась, что не боишься. Но я чувствую, как ты дрожишь изнутри. Не надо, Мышка.

- Это не так.

- И вот этого не надо, Дарина. Не пытайся мне врать. – с жаром выдыхаю ей в ухо, прихватывая сверху губами. По её коже текут мурашки и дрожь. Она совершает судорожный вдох, немного отведя голову вбок. Реакции её говорят сами за себя. – Не строй из себя того, кем не являешься.

- Можно задать Вам… - прикусываю её ухо, и Рина сразу поправляется: - Тебе ещё один вопрос?

- Попробуй. – усмехаюсь ей в шею.

- У меня есть шанс уйти отсюда? Вернуть себе свободу? Когда-нибудь… - добавляет рваным шёпотом.

- Шанс есть всегда. – выговариваю так же тихо и выпрямляюсь. Снимаю с перил её руку и прихватываю пальцы. – Пойдём, проведу тебе небольшую экскурсию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Я правда могу выходить из комнаты? Охранник не будет меня караулить?

- Не будет. Как и сказал, можешь передвигаться по дому.

- Везде? – уточняет, вскинув на меня подозрительный взгляд.

- Везде. Туда, где тебе нечего делать, ты не попадёшь.

- А на улицу я могу выходить?

- В пределах территории. Но исключительно в сопровождении.

- И на пляж?

- И на пляж.

- А можно мне компьютер? Для учёбы. – поясняет, уводя взгляд в стену.

Хитрюга.

- Нет. И телефон тоже.

- А звонить бабушке? Хоть иногда.

- В моём присутствии.

- А что там? – стреляет в уходящий в другую сторону от лестницы коридор.

- Жилые комнаты, в основном.

- А кто там живёт?

- Какой любопытный Мышонок. – улыбаюсь против воли. Рина мгновенно стухает, тушуется и краснеет. Мне понравилась она такая… живая. Тяну её на мраморную лестницу и, стараясь не улыбаться, рассказываю: - В основном прислуга и охрана.

- Они живут в доме? – искренне удивляется, задрав на меня лицо. – А много тут прислуги и охраны?

Не сдержавшись, начинаю смеяться. В голос. Громко. От всей души. Искреннее веселье — давно позабытое чувство. Периферийным зрением ловлю робкую улыбку Дарины. Ямочки на её щеках. Порозовевшие скулы. Сердце с силой бьётся в рёбра. Смех резко обрывается. Как-то сразу мысли укатили в другое русло. Сильнее стискиваю тёплые пальцы и притягиваю Рину ближе.

- Охраны достаточно, чтобы охранять тридцать два гектара земли.

- Тридцать два?! – выпаливает на высоких, смешно округляя глаза. – Зачем людям столько земли?!

- А почему нет? – безразлично пожимаю плечами. – Баня, хамам, гараж на два десятка машин, сад, лабиринт, пляж, зона барбекю.

- И бассейн есть?

- Один на крыше, а второй в доме. Внутри ещё есть спортзал, кухня, столовая.

- Только в доме заблудиться можно. – бормочет себе под нос, крутя головой.

- Я дам тебе карту. – выбиваю с полуулыбкой.

- У тебя есть карта дома? – ещё шире глаза распахивает.

Меня поражает её детская наивность и доверчивость. Впрочем, удивляться нечему. Если учесть, в каких условиях она жила, мой дом для неё королевский дворец. А ведь всё могло сложиться иначе. Она могла жить в таком же. С младенчества привыкнуть к роскоши и прислуге, подтирающей ей задницу.

- Будет. – подмигиваю, вгоняя Мышку в ещё большее смущение.

Не помню уже, когда так легко было с кем-то разговаривать, удивлять и быть всего лишь человеком. Сбросить с души груз ответственности и не думать о том, что твои руки в крови по самую шею. Когда не надо думать ни о чём, кроме того, как заставить малыху улыбаться.

Я влюблён? В неё? В Даринку? В свою крестницу? В ребёнка Игната?

Вот только я не заслуживаю этих чувств. Или они мне даны в наказание? Она никогда не ответит мне. Не примет. Она — свет, чистота, невинность. Моя жизнь — сплошная тьма и грязь. Другой жизни я никогда не знал. Никогда даже не думал о ней. Да и чего врать? Она мне не нужна. Только противоречия раздирают меня на куски. Я не хочу пачкать Рину. И я не могу её отпустить. Не могу заставить себя отказаться от того, чтобы сделать её своей.

Проходим через просторный холл с хрустальными люстрами. Девчонка едва шею не сворачивает, силясь охватить всё вокруг. Со щенячьим восторгом осматривает оставшуюся позади резную лестницу, двустворчатые двери.

Видимо, искусствоведом решила стать не просто так. Она этим горит.

- Это всё настоящее? Я имею ввиду винтажное? Не подделка? – трещит быстро, глядя по сторонам.

Как и думал, всё наружу. Она, по сути, моя пленница, но впитывает окружающую её историю, доверчиво сжимая в ответ мои пальцы. Слишком быстрая перемена за несколько часов. Думаю, она просто устала бояться, жить настороже.

- Настоящее. У тебя будет время всё рассмотреть.

Рина в мгновение ока тухнет, всё же вспоминая, кто она, кто я и где находится. Нахмурившись, подворачивает губы. Стоит на улицу выйти, вдыхает полной грудью. Веду её мимо зелёного лабиринта, фонтанов и клумб. Её восторг возвращается.

- Я никогда не видела ничего красивее. – палит с придыханием. Скатываю на неё взгляд. Я тоже ничего красивее не видел. – Тут такой воздух. Море, цветы, фонтаны… Это что-то нереальное. Будто другой мир. Сказка.

Да, Рина, сказка. Красавица и убийца. Эгоистично мечтающий втянуть тебя в свою кровавую сказку с головой.

Она ещё много восторгается садом и крутой лестницей, вырубленной прямо в горе и ведущей к морю. Я предпочитаю молчать. И без того с ней разговорился, как влюблённый пацан. А поговорить — это не про меня. Особенно с женщинами, которые годятся только для секса.

- Боже мой, море! – вопит Мышка, вырывая руку и убегая вперёд. Ловко пробегает по крупной, нагретой солнцем гальке. С разбегу бросается в воду до колен. Зачерпывает воду двумя руками и плескает её вверх. Раскинув руки, звонко, кристально чисто смеётся. Путаясь в собственных ногах, кружится вокруг своей оси. – Оно такое большое! Солёное! – облизывает губы, собирая попавшие на них капли. – Тёплое! И!.. И!..

- И мокрое. – подсказываю с улыбкой.

Поглощаю ямочки на её щеках, медленно приближаясь. Срываю по пути борцовку, бросая на землю. Ступаю в накатывающие волны и подхожу к Рине в упор, нависнув над ней. Она теряет свою улыбку. Зрачки расширяются. Губы подрагивают. Смотрит чётко в глаза и шепчет:

- Мне хочется верить, что в тебе есть что-то человеческое. Что ты не такой ужасный, как тот, второй. – сразу понятно, что говорит о Дамире. – Разве может быть плохим человек, окружающий себя такой красотой?

И с таким искренним доверием смотрит, что мне охота ей солгать. Убедить её, что мной не владеют демоны. Чтобы не знала, сколько на моём счету человеческих жизней. Потому что… запачкаю.

- Ты совсем не знаешь жизни, Мышка. – высекаю холодно, сощурив глаза.

Она своих не отводит. Трясётся, но держится.

- Мне кажется, что человек, у которого такая улыбка, просто обязан иметь в душе что-то светлое.

- Во мне нет света.

- Есть, Костя. Я его видела. Ты сказал, что я не должна тебя бояться. И я не буду.

- Ты только что сама назвала меня по имени. – хриплю сдавленно, опуская ладони на её талию.

Блять, почему эта девчонка так влияет на меня? Как у неё получается делать меня тем, кем я не являюсь? Для неё.

Дарина сглатывает, закрывая глаза. Скользнув ладонью по прессу, поднимается на плечо и выдыхает:

- Разве это не твоё имя?

- Теперь это не имя. Теперь это моё проклятье.

Глава 12

- Теперь это не имя. Теперь это моё проклятье.

Не совсем понимаю, что значат слова Кота. Его, в принципе, очень сложно понять. Я вела едва ли не затворнический образ жизни. Учёба, работа и бабушка. Я не умею разбираться в людях. Я даже в себе разобраться не могу. Знаю только, что после сна и недолгого копания в себе и поведении Кости осознала, что он не жесток ко мне.

Мог взять мою девственность ещё тогда, когда я была не в себе от его поцелуев и ласк. В душе, когда на нас не было одежды. Но он не взял. И ночью, и утром просто спал рядом. Когда попросил посидеть с ним на балконе, когда дал мне другую комнату, забитую всевозможными вещами, которых там больше, чем в магазине, когда дал позвонить бабуле, когда рассказывал о доме, шутил и улыбался, я отчётливо понимала, что страха перед ним и тем, что обязательно случится, нет. А когда он смеялся… Не думала, что подобные ему умеют смеяться.

Боялась, что моё любопытство вызовет у него раздражение или даже злость, но оно пробудило лишь приступ веселья. Во мне было столько эмоций с момента, как увидела новую спальню, и до сих пор, что просто не могла замолчать. Все эти вещи, мебель, двери, люстры, лепка — как в Краснодарском музее, куда мы ездили группой. Только тут можно всё потрогать и изучить, а не только смотреть из-за ограждения. А цветочные композиции, фонтаны с мраморными статуями и гигантских размеров лабиринт — взорвали во мне запертые в клетку слова и эмоции. И море… Боже, это же море! И его близость… Горячая, смуглая, гладкая кожа, обтягивающая крепкие рельефы мышц… Немного неравномерное дыхание… Всё это не вызывает отвращения и прежней паники.

Набрав в лёгкие побольше морского ветра, смотрю в его глаза, напоминающие по цвету окружающую нас воду. Сердце подскакивает к горлу и колотится там, перекрывая доступ кислорода. Я же всё равно буду принадлежать ему. Так просто он меня не отпустит. Так, может, стоит позволить зарождающейся симпатии окрепнуть и распустить крылья?

- Костя. – выдыхаю, плотнее прижимая ладошку туда, где поражает своей мощью его сердце.

Его взгляд темнеет, становясь похожим на штормовые волны. Зажмуриваюсь и толкаюсь ближе, опустив голову немного ниже его плеча. Сильные руки оборачивают мои плечи. Жаркое дыхание пробирается под волосы и сползает по шее мурашками. Его ладонь опускается по спине, остановившись на пояснице. Сердце колотится отчаяннее. Пальцы начинают заметнее дрожать от звука его бархатного голоса с выразительной хрипотцой.

- Сладкая, ты и представить не можешь, что только что натворила. - зажмуриваюсь плотнее. До взрывов звёзд в темноте. – Ри-на, посмотри на меня. – просит приглушённо, поддевая пальцами мой подбородок. Только успеваю открыть глаза, как веки смыкаются, когда мой рот напарывается на его губы. Язык беспрепятственно пробирается внутрь. Проходит по зубам. Кончиком рисует зигзаги на дёснах и языке. Захлёбываясь терпким вкусом мужчины, цепляюсь за его плечи. – Раздевайся. – приказывает резко.

Меня как кипятком ошпаривает. Отталкиваюсь, путаясь ногами в рассыпчатой гальке. Едва не заваливаюсь спиной в воду, но Кот легко удерживает, поймав за запястья. Дёргает меня обратно на себя, заключая в плен своего жара и запаха.

- Плавать будем, трусливая Мышка. Я дам тебе немного времени привыкнуть ко мне.

Хватаюсь за слова о плавании, только бы не думать о необъяснимом страхе перед физической близостью, которая сделает меня женщиной. Его женщиной? Кот мне не неприятен, но страх куда сильнее и не поддаётся контролю.

- Я не ум-мею плавать. – выдавливаю тихонечко.

- Не заикайся, Ри-на. Не надо трястись так. – проговаривает обманчиво мягко. – Что ты собиралась делать в море, если не умеешь плавать? – и снова слышу улыбку в текучем голосе.

- Я… думала погулять по кромке. – лепечу, ощущая, как загорается лицо.

- Так не пойдёт. Раздевайся. Научу тебя плавать.

Подрываю на него растерянный взгляд, боясь поверить в услышанное. Он издевается? Зачем ему возиться со мной? Но лицо Кота абсолютно серьёзное. Брови, съехавшись на переносице, нахмурены. Губы сжаты в полоску, отчего верхняя почти незаметна. Потемневший взгляд пробирается электричеством под кожу.

- Н-не хочу. – возмущаюсь неуверенно, отходя ближе к берегу.

- Ри-на, слушайся меня. Или ты разденешься сама, или я тебе помогу. Выбирай, пока выбор у тебя есть.

Громко сглотнув литр слюны, несмело стягиваю майку. Не только лицо, но всё до живота обжигает стыдливым румянцем. Стиснув ткань в кулаках, прикрываю ей грудь. Я не могу назвать купальник неприличным. Я его даже купальником назвать не могу! Два ярко красных треугольника, от которых на шею поднимаются тонкие цепочки, застёгивающиеся на жемчужную пуговку. Сзади такая же цепочка и застёжка. Они же заменяют лямки на плавках, которые открывают намного больше, чем закрывают. А я всё такая же мохнатая там, внизу, как и утром. Впервые я стесняюсь собственного тела. Мне хочется быть красивой. Для... Кости. Бог мой, это полнейшее безумие!

- Ри-на. – рычит мужчина, показывая клыки, как у настоящего хищника. – Помочь тебе? – грациозно, как гепард, он надвигается на меня.

- Пожалуйста! – выкрикиваю в панике. – Я не могу! Мне стыдно! Не заставляй меня. – заканчиваю задушено, с трудом сдерживая обличительные слёзы.

Плотно закрываю глаза, пытаясь не разреветься. Судорожно тискаю на груди майку. Кот легко выдёргивает её и кладёт крупные шершавые ладони на мои плечи.

- Чего ты стыдишься, сладкая? – будто бы ласково спрашивает, с участием. Ведёт костяшками пальцев по моей скуле, подбородку. Трогает подушечками вибрирующие губы. – Ты очень красивая девочка. Чистая и свежая.

Господи-Боже, я становлюсь медузой, которая трясётся и тает на солнце.

- Я просто не хочу. – давлю шёпотом, не рискуя сказать правду. – Прошу тебя, Костя. – добавляю его имя в надежде, что его это смягчит.

- Если стесняешься своих кудряшек, то не стоит. – выдыхает в ухо. Меня передёргивает, будто слова розгой полоснули. Как он понял? – Мне нравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Эт-то н-некрасиво. – на панике заикаюсь так, что зубы стучат.

- Тогда, Мышка, вечером сделаешь красиво. А завтра, Рина, я хочу, чтобы на тебе не было ничего, кроме купальника. Поняла меня.

Натянуто киваю, но выдыхаю с видимым облегчением. Лёгкие, наконец, раскрываются, позволяя дышать.

- Такая трусиха. – улыбается Кот, продолжая водить пальцами по моему лицу. – Откуда только на мою голову свалилась.

Едва открываю рот, чтобы попросить меня отпустить, раз уж только раздражаю, но вовремя прикусываю язык. Будь всё так просто, я была бы уже дома. Набираю побольше воздуха и поднимаю расплывчатый от долгого зажмуривания взгляд к его лицу.

- Я всё сделаю. – шепчу несмело.

- Умница, Мышка. Будь покорной. А сейчас расслабься. Выдохни. Успокойся. – рассекает сухим тоном.

Взяв меня за руку, затягивает дальше в воду. Подпрыгиваю под накатывающими волнами, достающими всё выше и выше. Бёдра, живот, грудь. Костя продолжает заходить глубже, но когда вода охватывает шею, вырываю запястье из цепких пальцев. Он оборачивается, недовольно сощурив глаза.

- Тут глубоко. Я почти не достаю до дна. – поясняю тихонечко.

- Но я стою твёрдо.

- Я утону.

- Не утонешь. – рыкает, подхватывая меня на руки и таща дальше. Машу руками и ногами, стараясь вырваться. – Успокойся.

- Отпусти!

- Я отпущу. – вкрадчиво выбивает Кот, оскалив зубы. – Но тут глубоко. – перехватывает меня за талию и опускает ногами вниз. Вода добирается до подбородка, но дна я так и не ощущаю. В ужасе хватаюсь за его шею, обвивая ногами бёдра и прилипая к мужчине всем телом. – Передумала? – смеётся приглушённо и коротко. Часто-часто киваю, цепляясь за него. – Не бойся, Мышка. Я не позволю тебе утонуть. Ты можешь мне доверять.

Как доверять незнакомому, совсем чужому человеку? – так бы я подумала ещё вчера.

Но сегодня понимаю, что его слова — чистая правда. Они сильные и весомые. И я ему верю.

Перестаю судорожно жаться к нему. Совершаю глубокий вдох и принудительно расслабляю напряжённые мышцы. Медленно, как он учил, выдыхаю в мокрую и солёную шею. Стоит первым отголоскам паники стихнуть, как я начинаю чувствовать совсем другое. Его горячее, даже в прохладной воде тело. Твёрдость мускулов. Силу держащих меня рук. Разнобой ударов сердца. Тяжесть дыхания, ползущего по моей шее и плечам. Аромат муската и кожи, не перебиваемый даже солёным морем. Наоборот. Он словно усиливается. Случайно ловлю его горящий взгляд. Вздрогнув, не понимаю, что мной движет в момент, когда сама тянусь ближе и прижимаюсь к жёстким губам. Скольжу ладонями по плечам, крутым рельефам спины и предплечий. Костя отводит голову назад и хрипит мне в рот:

- Не сейчас, сладкая. Я сделаю тебя взрослой. Только позже.

Вспыхнув, как пропитанный маслом фитиль, прячу лицо на его плече. Всё лицо и грудь печёт от стыда, собственной смелости и неиспытанных ранее ощущений и желаний. Я внезапно поняла, что мне понравилось с ним целоваться. И я хочу ещё. Только попросить об этом никогда не осмелюсь.

- Ри-на, отпусти меня сейчас. Расслабься. Откинься на мои руки. – проговаривает негромко, но требовательно. Делаю все, что он говорит. Ложусь спиной на его раскрытые ладони и закрываю глаза. – Ты плавать совсем не умеешь?

- Я начала ходить в бассейн, но потом родители погибли. Тогда бабушку хватил первый удар. Она не могла меня водить.

- Основы знаешь?

- Совсем немного.

- Главное, не паникуй. Почувствуй воду. Растворись в ней. – рассекает спокойно. Будто успокаивающе. Лёжа на спине, качаюсь на волнах, поддерживаемая снизу прожигающими кожу ладонями. Одна под лопатками, а вторая лежит под ягодицами. – Если начнёшь тонуть, не открывай рот. Держи голову над водой. Понимаешь, что я от тебя хочу? – не открывая глаз, киваю. – Если испугаешься, нахлебаешься.

Его голос обволакивает сознание едва ли не приятнее, чем волны — тело. Они качают, убаюкивают, успокаивают.

- Раскрой ладони. Выпрями руки и заведи за голову. Загребай как вёслами.

- Ты меня не отпустишь? – спрашиваю с нотками истерики, распахнув глаза.

- Никогда, Рина.

К концу первого урока я смогла отплыть на пару метров. Возможно, плыла бы и дальше, если бы не открыла глаза и не увидела, что Костя стоит ближе к берегу и улыбается. Запаниковала, естественно. Наглоталась воды. Едва не захлебнулась. Пришлось тюремщику меня спасать. Снова вцепилась в него мёртвой хваткой. Тряслась, царапалась и рыдала, пока он не заставил переключиться, подхватив под ягодицы и ещё ближе притиснув к себе. И не поцеловал, вскружив голову.

- Трусиха. – с улыбкой качает головой. У меня взгляд плывёт от его вкуса и запаха. Сознание закрыто плотным туманом. – Замёрзла.

Отрицательно кручу головой, но он всё равно выносит меня на берег. Только на ноги не ставит, а тащит дальше. Замечаю на берегу пару шезлонгов, невысокий столик с зонтиком и что-то похожее на бунгало с тонкими занавесками. Туда он меня и заносит. Опускает спиной на лежак и нависает сверху. Ветер колышет ткань, мельтешащую размытым пятном на фоне жёсткого лица и капелек воды, запутавшихся в щетине. Протягиваю руку и трогаю пальцами тёмную поросль. Задеваю нижнюю губу. Кот судорожно втягивает носом воздух, отчего ноздри раздуваются, а грудная клетка расширяется. Неосмысленно облизываю пересохшие от соли и волнения губы.

- Не смотри так, Дарина. – выдыхает хрипло, выпрямляясь.

Ресницы, вздрогнув, падают на пылающие щёки. Шумное, утяжелённое дыхание отдаляется. А я лежу и дышать боюсь.

Мама, что со мной происходит?

К губам прикасается что-то гладкое и прохладное. Не понимая, что происходит, вскрикиваю. Это что-то попадает внутрь. Закрываю рот, и в горло брызгает сладкий сок. Рывком сажусь, прижимая ладони к груди.

- Черешня, Мышка. – ухмыляется Кот, закидывая в рот виноградину. – Не член. Не бойся.

Задохнувшись его словами, осторожно прожёвываю ягоду и выплёвываю в руку косточку. Костя показывает на небольшую вазочку из хрусталя. Выкидываю и замечаю на столе большущее блюдо с разнообразными фруктами. Наверное, там есть всё. Бананы, апельсины, вишни, черешня, виноград, клубника, инжир, треугольнички дыни и арбуза, дольки нектаринов и персиков, абрикосы, яблоки и груши. Даже драгонфрукт, который ни разу не пробовала.

- Ешь. – тихо толкает он, отрывая ещё одну виноградину и скармливая её мне. – Какие фрукты ты любишь? – спрашивает, кажется, с интересом.

- Все. – улыбаюсь несмело. – Только этот не пробовала. – указываю пальцем на розово-зелёную питахайю с белой серединкой и черными семенами.

Костя вырезает ножом сердцевину и протягивает в пальцах мне. Тяну руку, чтобы забрать, но он осекает взглядом. Приоткрываю рот и забираю фрукт. Прикрыв от удовольствия глаза, наслаждаюсь незнакомым вкусом.

- Вкусно. – шепчу блаженно.

Моих губ снова что-то касается. Приоткрываю их и в рот попадает ещё кусочек питахайи. Только вместе с пальцами. Моргнув, смотрю на потемневшее лицо Кота. Толкаю фаланги языком, но он давит вниз и рычит:

- Оближи, раз так вкусно.

Боже мой. – думаю, скользнув языком по пальцам. – Как же мне вкусно.

Я сошла с ума?

Глава 13

Мягко, едва касаясь, провожу языком по двум сладко-солёным пальцам. Сознание вращается, плывёт рябью, утекает в неизвестном направлении. С закрытыми глазами, чтобы не видеть лица и реакций Кости, делаю то, что он от меня хочет. То, что, кажется, и сама хочу. Осмелев или сдурев окончательно, прихватываю губами и причмокиваю, посасывая, Бог мой, мужские пальцы!

- Твою же мать, Рина! – рычит Костя, дёргая руку назад.

Я в ужасе от собственных действий, сжимаюсь на шезлонге, притиснув колени к груди. Слёзы непослушно покидают глаза и текут по щекам. От стыда хочется сгореть. Но мне и этого сделать не дают.

Кот садится рядом и с размаху впечатывает в себя, стальным обручем опоясав тело. Жестами, которые, видимо, призваны меня успокоить, гладит по спине и негромко приговаривает:

- Не стыдись, Рина. Твоё тело созрело для взрослой жизни. Все твои страхи только в голове. Поэтому не думай. Не давай своим страхам подпитки.

- Зачем я тебе? Боже, ну зачем?! – кричу, отталкивая его.

Костя снова обнимает, зажав ладонью затылок. Мысль, вспоровшая сознание, становится ужасающим открытием. Я хочу быть такой, какой он хочет меня видеть!

- Я ужасная! – воплю, изо всех сил упираясь кулаками в его плечи.

- Нет, Дарина! – повышает голос, беря в захват моё лицо и задирая к своему. – Ты маленькая, глупая, наивная, трусливая, испуганная! Но не ужасная, не грязная и не испорченная! Ты чистая и отзывчивая!

- Нет! Я ужасная!

- Всё, хватит! – гаркает, толкая меня на спину и придавливая весом своего тела. Удерживая за щёки, не даёт отвернуться. – Откуда в тебе это самобичевание? Бабка в голову вдолбила?

- Нет. – выдыхаю раздавлено. – Я… Я такая… Должна бояться, но не боюсь. Не отталкиваю. Сама…

- Ты будешь моей, Дарина. Я забрал тебя себе. И чем больше ты будешь бояться, отрицать свои желания и свою суть, тем хуже сделаешь сама себе. Успокойся. Вдохни. И смирись, Мышка. Ты всё делаешь правильно.

- Это неправильно. – давлю упрямо, но уже поддаюсь магии его прикосновений и волшебному эликсиру голоса. – Мне так страшно. – всхлипываю отчаянно.

- Это нормально. – сипит Кот, ложась на шезлонг и укладывая меня сверху на себя. Обнимает так крепко, что хрустят кости и не сделать вдоха. – Ты хорошая девочка, Рина. Ты куда лучше всех, кого я встречал за свою жизнь. Отбрось стыд. Не ругай себя.

Его слова действительно успокаивают крики и слёзы. Поселяют спокойствие в душе.

Случайно задев губами его грудину, приподнимаю голову и шепчу неуверенно:

- У тебя есть семья?

Костя закрывает глаза и делает почти неуловимый вдох.

- У меня есть родственники. Но не семья. Все, кто был семьёй, погибли.

- Прости. – выдавливаю, пряча взгляд.

- Это было очень давно.

Тишина разбивается всё тем же шумом моря и чаек и моим раздробленным дыханием. Попытки подняться не венчаются успехом — мужчина легко удерживает меня на месте. Не в силах больше сгорать в его руках и собственных мыслях, задаю новый вопрос:

- Ты запретил той девушке, которая приносила мне еду и убиралась, со мной разговаривать? – он, не поднимая век, кивает. – И Сабире? – ещё один кивок. – Почему? – шиплю возмущённо.

- Первая — прислуга. Вторая — шлюха. О чём тебе с ними говорить. – отбивает ледяным тоном.

- Я тоже была прислугой. – бросаю, вставая рывком. В этот раз Кот позволяет мне это сделать. Закинув руку за голову, открывает один глаз, с интересом косясь на меня. – Официанткой.

- Ты другая.

- Не правда. Я такая же, как она.

- Ты хочешь, чтобы она с тобой говорила. – сощурив глаза, даю ими ответ. – Будет.

- А Сабира?

- Её ты больше не увидишь.

- Почему?

- Тебя это не касается. Она выполнила свою работу. На этом всё.

- Ты спишь с ней.

Стоит этим словам сорваться с губ, как я в ужасе запечатываю их обеими руками, мечтая отмотать время назад. Костя садится, прихватив меня за поясницу, чтобы не скатилась на застеленный ковром деревянный помост. Его глаза становятся похожи на тонкие щёлки. Челюсти стиснуты так плотно, что даже под густой щетиной видны выступающие желваки.

- Это тебя тоже не касается, Ри-на. – цедит, не разжимая зубов. Ссаживает меня на лежак и встаёт. – Пошли в дом. Отведу тебя в комнату, а то заблудишься.

Делаю шаг на ватных ногах, но плюхаюсь на шезлонг. Новое открытие страшит не меньше предыдущего. Мне неприятно то, чем он занимается с Сабирой. Я что, ревную? Своего тюремщика, вынуждающего меня вести себя как шлюха? Умело соблазняющего, меняющего под свои стандарты?

Мужчина выжидающе глядит на меня, спрятав руки в карманах. Но я вижу, как натянуты синие выступающие вены на его предплечьях. Стискиваю зубы и поднимаюсь. Гордо задрав голову, прохожу мимо него. Поднимаясь по лестнице, слышу его мягкие шаги и шумное, но ровное дыхание. Чувствую давление агрессивной ауры на затылке. Кажется, что кожа со спины слезает слоями. Тонкие цепочки купальника накаляются и прожигают на спине дыры. Майку мою, видимо, унесло морем — на берегу её не оказалось. Понимаю, что мне придётся прошагать полуголой через огромный двор, но не решаюсь попросить Кота дать мне свою борцовку. Мысль, что все эти дни он был с Сабирой, а ночью обнимал, целовал меня, стучит набатом в висках. Липкий ужас расползается по венам.

Я же просто больная! Сумасшедшая!

Но ещё хуже становится, стоит подумать, что он снова поедет к ней. Пробивает рёбра и выворачивает внутренности наизнанку. Глаза печёт.

Я, конечно, слышала про Стокгольмский синдром, но обычно для его приобретения нужны годы неволи, а не одна неделя.

Только оказавшись в своей новой клетке, понимаю, что по пути нам не встретился ни один человек. Закрываю лицо ладонями и сползаю вниз по запертой двери. Костя, не сказав ни слова, довёл меня до спальни, открыл дверь и ушёл. Задыхаясь ужасающими своим абсурдом и неправильностью мыслями, даже плакать не могу. Всё тело сотрясает, словно из летнего дня я оказалась посреди арктической ночи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кто бы знал, как сильно мне хочется уснуть, и чтобы всё это оказалось сном. Сейчас — гораздо сильнее, чем вначале. Все эти новые и странные чувства. Мысли, которые настолько чуждые и инородные, что хочется схватиться за нож и выкорчевать их из своей бедовой головы. Броситься грудью на скалы, чтобы остановить качающее яд сердце.

За что мне это? Боже, за что? Что происходит со мной?

- Я не понимаю… Не понимаю… - шепчу как в бреду.

Соль неприятно стягивает всю кожу. Мне становится в ней тесно. С сухими, но наверняка безумными глазами бегу в ванную и даже не настраиваю температуру в душевой. В купальнике и шортах становлюсь под потоки прохладной воды. Спрятав лицо в ладонях, опускаю голову вниз.

- Глупыш. – слышу совсем близко глухой голос. Одно мгновение и оказываюсь вдавленной в сталь чужого тела. – Не забывай, Рина, я не твой ухажёр, которому можно трахать мозг и пилить ревностью.

Отшатываюсь назад от больно режущих слов. Задеваю взглядом его наготу и огромный половой орган и отворачиваюсь в сторону.

- Я никогда не стану тебя ревновать. – выдавливаю со всей злостью на саму себя, на какую вообще способна. – Ты жесткое чудовище. Ломаешь людей так, как тебе хочется. Как тебе удобно. И меня сломаешь. Знаю, что не выстою против тебя ни одного раунда. А потом вышвырнешь, окрестив шлюхой.

Его лицо мрачнеет. Челюсти скрежещут. Глаза светятся недобрым огнём.

- На колени, Рина.

- Нет. – выбиваю с вызовом, тряхнув мокрыми волосами и хлестанув ими по голому торсу.

- На. Колени. – режет гневно. – Ты права, Мышь. Я чудовище. Только тебе я его не показывал. Но теперь ты узнаешь. На колени.

Он не повышает голоса, но та угроза, что скрыта за обманчиво-спокойным тоном, рассекает нервные волокна. Бросаюсь вперёд, стараясь проскользнуть мимо Кота, но он легко перехватывает и швыряет спиной в стену. От удара зубы больно клацают. Из глаз сыплются искры. Я теряю ориентацию на секунды, оказывающиеся решающими в недолгой борьбе.

Надавив на плечи, мучитель легко ставит меня на колени. Схватив волосы на затылке, отводит мою голову назад, заставляя смотреть ему в лицо.

- Открой рот.

- Нет. – хриплю отрывисто.

- Открой. Грёбанный. Рот. Блять, Рина, не вынуждай меня делать тебе больнее.

- Делай. – толкаю смело, глядя в глаза.

Дёрнув назад, сдвигает меня вплотную к стене. Удерживая одной рукой за волосы, второй давит на основание нижней челюсти. Боль настолько пронзительная и невыносимая, что мне приходится подчиниться. Пискнув, размыкаю челюсти. Крупная головка проскакивает в рот. Задыхаясь слезами и ужасом, боюсь шевелиться.

Это происходит не со мной. Кто-то другой стоит в душе на коленях с мужским членом во рту. Это не я. Не я.

- Только попробуй укусить. – рычит Кот, толкаясь глубже. – Будет хуже.

Хуже? Разве может быть хуже?

Плотно закрываю глаза, почти не дыша. Слёзы бесконечными реками струятся по лицу вместе с водой. Изверг толкается дальше. Давлюсь, но не могу даже кашлять. В нос ударяет крепкий запах мужского естества и его грязного возбуждения.

Он обещал, что не испачкает. Но окунул в грязь с головой и держит, пока она пропитывает меня насквозь. Каждый орган, каждую клетку.

- Глотку не напрягай. – приказывает рыком.

Упираюсь раскрытыми ладонями в его бёдра спереди. Вгоняю ногти в кожу, но лишь больше раззадориваю изверга. Больнее сдавив челюсть, раскрывает рот шире. Размашисто вдавливает свою штуку мне в горло. С ужасом понимаю, что она входит всё глубже, пока не упирается в стенку гортани. Дёрнувшись, задыхаюсь и начинаю лупить его. Я не умру так!

- Тихо, Рина. – отпустив челюсть, перехватывает запястья и вынимает естество изо рта. Хватка в волосах становится слабее, но не исчезает. Опустив голову вниз, кашляю, разбрызгивая по мрамору слёзы и слюну. Меня крепко колотит. Ладони скользят по мокрому полу. Кот удерживает за плечи и волосы, не давая упасть лицом вниз и расквасить себе всё. Яростно гоняя кислород, скулю и плачу. Он легко дёргает за шевелюру вверх, но скорее как призыв, чем как наказание. Мне страшно, что сейчас он продолжит истязания. Но ещё больше страшит его гнев, в случае непослушания. Поднимаю красное от удушья лицо и вижу перед собой непроницаемую маску. – Усвоила. Или мне продолжить урок.

- Я… Я… Не надо. Я… поняла. – шелещу сипло, стараясь не смотреть на эрекцию.

- Открой рот.

- Пожалуйста…

- Ри-на…- сомкнув веки, развожу челюсти, словно стоящий годами под дождём ржавый механизм. – Высунь язык. – тон становится мягче, но больше я не позволю себе верить его обманам. Вытаскиваю язык и чувствую, как плоть скользит по нему, оставляя солоноватый привкус какой-то вязкой влаги. Пытаюсь расслабить горло, чтобы не задыхаться, но оно словно обручами сдавленно. – Оближи. – шевелю самым кончиком языка по странной на ощупь коже. – Хорошая Мышка. – выдыхает он, убирая вторую кисть с моих волос. – А теперь просто расслабься. – тяжело сглатываю. Грудная клетка судорожно поднимается и опадает. – Ри-на, на меня смотри.

Открываю глаза и поднимаю вверх. Его член трётся об язык, но не двигается дальше зубов. Пальцы проходят по макушке и сползают на щёку. Гипнотизируя меня синевой глаз, Кот наращивает скорость и силу трения. Зарычав, закатывает глаза. Делает шаг назад. Сдавливает естество ладонью и опускает его вниз. Из вершинки стреляет тёплая, вязкая, густая струя белой жидкости. Она забрызгивает мою грудь и тягучими потоками скатывается вниз. Я трясусь, как последний оставшийся на дереве листик под ураганным ветром. Жмурюсь, стоя на коленях с открытым ртом и высунутым языком. Парализованная, униженная, перепуганная до полусмерти. Слабая, трусливая, не способная на сопротивление. С вкусом мужской похоти на рецепторах и спермой на груди и животе.

Пальцы Кости нежно скользят по щеке. Он опускается и, подхватив за подмышки, поднимает вместе с собой. Оказавшись на ногах, захожусь в рыданиях. Он, не обращая на мою истерику никакого внимания, раздевает меня, обмывает и выносит из душа. Обматывает полотенцем и ревущую во всю глотку несёт на кровать. Коснувшись ртом распухших губ, говорит тихо и чётко:

- Ты вынудила меня, Рина. Больше никогда так не делай.

Мокрый и голый разворачивается и уходит, не забыв закрыть за собой дверь.

- Чтобы ты сдох! – ору, швыряя в дверь подушку, и срываюсь на такие отчаянные рыдания, что к моменту, когда отключаюсь, во мне не остаётся ни капли тепла или привязанности к чудовищу, забравшего у меня всё.

Глава 14

Просыпаюсь с гудящей головой и опухшими веками. Горло дерёт от одних лишь воспоминаний о вчерашнем.

Животное! Чудовище! Изверг! Я никогда этого не забуду! Никогда ему не прощу!

Вот только теперь проявлять намёки на характер страшно до дрожи. Не представляю, каких издевательств ожидать в следующий раз. Этого человека невозможно понять и предугадать, каким он будет в следующую минуту. Вот он смеётся, учит меня плавать, шутит, поцелуями сводит с ума, а через мгновение показывает своё истинное лицо. И оно настолько ужасно, что мне он кажется ещё хуже Шрама и его людей. Наверняка пусть и не знала, но догадывалась, чего от них ожидать. Но Кот… Его желания и настоящая суть не такие явные. Они скрыты за маской безразличия или добродушия. И лучше бы я никогда под неё не заглядывала.

Опираясь на руки, приподнимаю верхнюю часть ослабевшего тела. Чувствую себя такой же разбитой, как в день, когда сюда попала. И если тогда казалось, что всё тело облеплено грязью, то сейчас она проникла внутрь, пропитала органы, растекается по венам вместо крови. Хочется взять хлорсодержащее и залить его в горло, чтобы очиститься. Но не поможет уже. Теперь это часть меня. Тёмная, испачканная, заразная, инородная для моей души. Мне больше нечего оберегать. Прошлым вечером человек, который так искусно пробуждал во мне новые чувства и симпатию, враз убил не только то, что создал, но и то, что ему никогда не принадлежало.

Подвернув губы, закусываю их и встаю. Вчерашний восторг от королевских покоев, в которые меня заселили, испарился напрочь, оставив после себя лишь горький осадок и злость на себя, что так наивно повелась на красоту и, как мне показалось, заботу.

Снятая вчера в ванной одежда так там и осталась. Заворачиваюсь во влажное полотенце и нахожу в шкафу среди гор вещей нижнее бельё, чёрные шорты и майку тёмно-серого цвета. Под душем стою, не шевелясь, даже когда вода попадает в рот и слепит глаза. Накручиваю вентиль, пока кожу не шпарит кипятком. Но ощущение липкости и грязи не исчезает. Долго трусь мочалкой, сдирая на запястьях и щиколотках едва зажившую кожу. Волосы промываю три раза. Очень тщательно чищу зубы и несколько раз прополаскиваю горло и ротовую полость. Но запах и вкус похоти и мужского естества забил те рецепторы, куда не проникает очиститель.

Когда выхожу из ванной, на столе меня уже ждёт завтрак и огромный букет белых и розовых пионов, среди которых виднеются несколько головок красных роз.

Это что, плата за услуги? Извинение? Поощрение? Пускай катится к дьяволу!

Подхожу к цветам, разносящим головокружащий аромат, вытаскиваю их из вазы, едва удержав объёмный тяжеленный букет, и нещадно выбрасываю бедные растения с балкона. Тяжело дыша, наблюдаю, как букет, несколько раз ударившись о скалу, растрёпывается и скрывается в волнах. От обиды на глаза наворачиваются слёзы. Я так обожаю цветы. Всегда, когда вижу бабушек или дедушек, продающих благоухающие букеты из своих огородов прямо около калиток, всегда покупаю. Но принять букет от человека, так нещадно унизившего меня, кажется слишком мерзким, низким и беспринципным. В комнате раздаётся мелодия телефонного звонка. Встрепенувшись, иду на звук. На белоснежной салфетке лежит последняя модель смартфона, а на экране высвечивается всего одно слово:

Костя.

Первый порыв — отправить телефон следом за цветами. И плевать на расточительность и то, что мне на него работать пришлось бы полгода.

Только этого я не делаю, быстро просчитав преимущества, данные мне в виде телефона. Я смогу позвонить бабушке или даже вызвать полицию.

Второй порыв — не брать трубку.

И лишь страх нового наказания заставляет протянуть руку и дрожащими пальцами провести по экрану. Уверена, что не смогу солгать, что была в ванной. Тут сто процентов всё утыкано невидимыми камерами, и за мной беспрестанно следят. Подношу телефон к уху, но выжать из себя ни слова не могу.

- В чём виноваты цветы, Ри-на? – хрипло и вкрадчиво спрашивает мужской голос, пробирающий паникой до костей. Судорожно втягиваю онемевшими губами воздух, но ответить не могу. В ушах звуки, издаваемые им вчера. Хриплое, сорванное дыхание, рычание в момент разрядки. Властные взгляды и действия, унижение и разочарование в самой себе. Всё это парализует, рисуя картинки и воскрешая ощущения его плоти на языке. Дёргано сглатываю и молчу. Телефон прожигает кожу, но я лишь крепче стискиваю его в ладони. – Рина, никаких больше фокусов. Не заставляй меня преподавать тебе ещё один урок. – грызя изнутри губы и щёки, почти не замечаю боли и сочащейся кровью слизистой. Закрываю глаза и пытаюсь что-то сказать, но ни слова не выдавливаю. – Ты боишься меня, Мышка? Злишься на меня? Ненавидишь? – в интонациях я слышу угрозу. Может быть, просто придумываю. – Отвечай, Рина. – приказывает громче и с раздражением.

Хочу закричать: ДА! Но шепчу только:

- Нет.

- Не ври мне, Рина. – холодно выбивает Кот.

Сглатываю и осматриваю комнату по периметру. Я буквально чувствую его скрытый взгляд. Он видит меня прямо сейчас.

- Ты ужасный человек. – выжимаю неуверенно. Перевожу дыхание и добавляю: - Худший из худших.

- Нарываешься, сладкая.

Внутренности от страха подскакивают. Сердце в желудок проваливается.

- Ты запретил мне лгать. Я говорю правду. – выпаливаю смелее. – Если накажешь меня за неё…

- Поешь, Рина. – перебивает мой шелест. – Звонить никому не пытайся, стоит блокировка. Экстренные вызовы тоже не работают. – ему даже видеть меня не надо, чтобы мысли читать. Он не человек. – Я никогда не допускаю промахов.

Вызов обрывается. Глядя в одну точку на стене, опускаю телефон на стол. Падаю в кресло, как подкошенная. Закрыв ладонью рот, понимаю, что слёзы текут по щекам.

Как мне быть, Боже? Что меня ждёт?

Размытым взглядом смотрю на рулет с красной рыбой и овощами и кружку кофе, но еда вызывает только тошноту. Несмотря на то, что кроме пары кусочков фруктов, я вчера ничего не съела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он станет меня наказывать, если не поем? Пусть наказывает. Не могу я! Не лезет! Тошнит от роскошной клетки! Тошнит от ресторанной еды! Тошнит от фальшивой заботы и внимания! Тошнит от мыслей о нём и о будущем! Я не могу так жить!

В комнату входит девушка с новым букетом цветов. Ставит его в вазу и, не взглянув на меня, уходит. Не посмотрев на неё в ответ, рефлекторно хватаю за запястье цепкой хваткой. Заторможенно поднимаю на неё взгляд. Она опускает свой.

- Как ты можешь работать на такого человека? – шиплю убитым голосом.

- Мне нужна работа. – вскинув подбородок, отзывается она.

Хмыкаю невесело, приподняв бровь. Говорящая.

- Хозяин дал добро со мной разговаривать? – спрашиваю брезгливо.

Она поджимает губы и отводит глаза.

- Я бы лучше с голода сдохла, чем работала на него. – бросаю зло, отпуская её руку. Поднимаюсь с кресла, беру с полки первую попавшуюся книгу и чётко проговариваю: - Доложи хозяину, что я буду на пляже. Или мне теперь запрещено выходить?

- Я ничего не знаю. – давит, размазав взгляд по однотонному ковру. – Завтрак принести вниз? – прилетает в спину, когда уже в коридор выхожу.

- Плевать. – выплёвываю, не обернувшись.

Прохожу по длинному широкому коридору до лестницы. Спускаюсь вниз, судорожно прижимая к груди книгу. Сердце колотится по всей грудной клетке. Стучит в ушах. По памяти нахожу выход, дёргано оглядываясь по сторонам. Но никто за мной не идёт. За дверью стоит охранник. Скосив на меня взгляд, не препятствует. Шагая через сад, не замечаю красоты, так завораживающей вчера. Сегодня даже в ней я вижу расчёт. Словно под каждым кустом, деревом, клумбой закопаны трупы.

Уже около спуска замечаю идущего тенью на расстоянии охранника. Он меня не останавливает, держит дистанцию, но из виду не упускает. Ноги так дрожат, что спуск кажется смертельным аттракционом. Одно неверное движение может закончиться сломанной шеей или позвоночником. А меня такая случайность вполне устроила бы. Не приходилось бы трястись от каждого шороха, ожидая, что вот сейчас меня изнасилуют, убьют.

Море сегодня совсем спокойное. Нет вчерашних волн, и даже ветер не гоняет рябь по гладкой поверхности. Штиль. А у меня на душе такая буря, что хочется, чтобы и природа меня поддержала. Устроила шторм. Разразилась громом, молниями и ураганами. Снесла к чертям этот дом вместе с его обитателями. Но она, словно в издевательство, решила именно сегодня устроить себе передышку. Солнце припекает, обжигая кожу на открытых участках тела.

Скидываю шлёпанцы и, подцепив их пальцами, неспешно бреду по обжигающей гальке. Дохожу до кромки воды и с блаженством ступаю в неё, остужая ноги. Ни о чём не думая, иду вдоль берега к бунгало. Охранник стоит недалеко от спуска. Не приближается, но и бдительности не теряет. Оставляю на столике книгу и долго хожу туда-сюда. С тоской смотрю на бесконечность моря и парящих в высоте птиц. Я тоже хочу улететь, как они. На волю. Подальше от Кота и его притязаний.

Говорят, что дьяволу можно продать душу. Лгут. Настоящий дьявол заберёт её сам. Ему не нужны подписанные кровью контракты. Он не станет исполнять твои желания. Только возьмёт то, что ему надо, разрушив тебя до основания, не оставив ничего. Почему он встретился именно мне?

Лучше об этом не думать. Не копаться в себе. Иначе с ума сойду.

Вымотав себя ходьбой, устраиваюсь на шезлонге под палящим солнцем и открываю книгу. Приходится приложить немало усилий, чтобы начать воспринимать прочитанное. Только страниц через десять мне это удаётся. А ещё через тридцать ко мне приближается громила. Рывком сажусь, свесив вниз ноги.

Что ему надо? Время прогулки окончено и пора возвращаться в камеру?

- Ответьте. – протягивает мне телефон.

Вздыхаю и без лишних слов забираю мобильный из его огромной лапищи. Закрыв глаза, выдыхаю в микрофон:

- Да?

- Ты не взяла телефон. – леденящим душу тоном высекает Кот.

- Приказа не поступало. – огрызаюсь язвительно. Спохватываюсь, кому и что говорю, но уже слишком поздно. – Прости. – выдавливаю севшим голосом.

- Теперь ты с телефоном не расстаёшься. Ты с ним ешь, спишь и моешься. Ясно. – вопрос-не вопрос.

- Ясно.

- И я сказал тебе поесть.

- Я не голодная. – отбиваю вяло.

- Рина, я говорю — ты делаешь. Чтобы съела всё до крошки. И меня не ебёт твоя обида, отсутствие аппетита или состояние здоровья. Ты послушно исполняешь всё, что я приказываю. Усвоила?

- Усвоила. – шепчу едва слышно.

Костя сбрасывает. Возвращаю телефон охраннику и невидящим взглядом скольжу по водной глади.

Утопиться, что ли? Или даже это мне не позволено?

Поднимаюсь на ноги и вижу девушку, тащащую огромный поднос с тремя тарелками. Она ставит его на столик в бунгало и, окинув меня осуждающим взглядом, говорящим, что мне так повезло, а я выделываюсь, уходит.

Забери себе моё везение! Еду, одежду, комнату! Судьбу мою проклятую забери!

На удивление, еды не так много, как показалось. Овощной салат, лёгкий куриный суп с сухариками и кусочками мяса и тарелка с драгонфруктом. Графин яблочного сока.

Съедаю суп и салат, но на питахайю после вчерашнего смотреть не могу. Пусть лучше Кот меня придушит, чем ещё хоть кусочек этого фрукта съем.

После еды опять брожу по колено в воде. Когда начинает смеркаться, снова подходит охранник и сообщает, что пора возвращаться в комнату. В добровольно-принудительном порядке. Едва ступаю в дом, моя тень исчезает. Поднимаюсь к себе. На столе уже стоит ужин. Обмываюсь, переодеваюсь в лёгкий сарафан нежно-сиреневого цвета и заталкиваю в горло еду. Неотрывно смотрю на ароматный букет пионов и роз. Невольно задумываюсь, куплен он в цветочном магазине или собран здесь же, на территории поместья. Беру в руки телефон, на котором нет ни одного пропущенного вызова. Это подтверждает мои догадки о камерах в комнате. Надеюсь только, что в ванной их нет. Не хотелось бы, чтобы мой тюремщик смотрел, как я моюсь и справляю нужду. От этой мысли мышцы сокращаются, содрагая тело в короткой судороге. Обнимаю плечи руками и ёжусь. В который раз ищу глазами камеры. Ни-че-го. Вздыхаю и иду в ванную, прихватив телефон. Всё же хочется верить, что он не настолько больной, помешанный на контроле маньяк, чтобы следить за мной везде.

Пальцы дрожат, а меня мощно потряхивает, когда, спрятавшись за стеклом душевой, набираю номер бабушки. Жму на вызов, но не проходит и гудка, как он срывается. Повторяю снова и снова, но результат один и тот же. Набираю номер полиции, скорой, пожарной, экстренной службы — безрезультатно. Тогда я решаюсь на отчаянный шаг. В телефонной книге всего один контакт. Забиваю лёгкие кислородом и звоню Косте. Проходит всего половина гудка, даже сбросить не успеваю, как он отвечает. Даже держа телефон на расстоянии, слышу его насмешливый голос:

- Убедилась, Ри-на? Тебе не сбежать. Смирись.

Глава 15

Ещё восемь дней проходят как под копирку. Просыпаюсь, принимаю душ, завтракаю, иду на пляж или гуляю между фонтанов и клумб. Много читаю или смотрю телевизор. Леся, так, оказывается, зовут горничную, показала, как пользоваться проектором, установленным над моей кроватью. Кот звонит сразу после завтрака и спрашивает, как мне спалось. Я всегда отвечаю односложно: нормально. Он не приезжает. Никто не говорит, куда он пропал и когда вернётся. На улице «вертухай» ходит за мной по пятам. Мне даже накрывают обед прямо в саду, не заставляя возвращаться в дом. Как только начинает темнеть, меня отправляют в комнату, где уже ждёт ужин. Когда укладываюсь в постель и включаю кино, обычно бывает ещё один звонок от Кота. Он постоянно повторяет, какая я послушная девочка, не делающая глупостей.

И каждый день меня всё больше накрывает отчаяние. Всё чаще я выглядываю с балкона на море. Перегибаюсь через перила и представляю, как, расставив руки, словно крылья, лечу вниз. Всё сильнее разрастается безразличие к собственной судьбе. Всё глубже вонзаются когти бесчувственности. Всё крепче пальцы мучителя сжимают сердце. Ему становится тесно в груди.

Несколько раз я делала попытки пройти в противоположную сторону от моря. Меня не останавливали люди. Только тянущийся вверх на несколько метров забор. Обвешанная камерами подъездная аллея. И огромные гладкие ворота, через которые не перелезть, как не пыжься. Мне и правда не сбежать.

Кажется, я настолько смирилась со своей участью, что без стеснения и неловкости надеваю ярко-розовый купальник и прямо при охраннике делаю попытки плавать. Одной жутко страшно. Захожу в воду не больше, чем по пояс. За эти дни я смотрела много видеоуроков про то, как научиться плавать. Не на телефоне, конечно. Кроме звонка на один единственный номер, в нём ничего не работает. На видео всё так легко, но у меня пока получается продержаться на воде всего несколько секунд. Надежда на побег по морю рухнула сразу. Не то чтобы я верила, что у меня получится доплыть до ближайшего городского пляжа… Просто… Просто хотелось ухватиться хоть за что-то, чтобы окончательно не свихнуться.

Из воды не вылезаю даже тогда, когда замерзаю до костей. Хлебая морскую воду, продолжаю упорно барахтаться вдоль берега. Сумерки начинают медленно сгущаться. Меня не пугает темнота. Каждый раз я жду её, понимая, что скоро смогу уснуть и перестать сгорать заживо изнутри. Вижу приближающийся силуэт, подсвеченный со спины последними лучами заходящего солнца. Отворачиваюсь, оттягивая момент возвращения в тюрьму. Задержав дыхание, гребу руками и машу ногами. Совсем рядом слышен всплеск воды. Оборачиваясь, оказываюсь нос к носу с Костей. Тёмный, хмурый, опасный и мокрый. Его ладони сжимаются на моих рёбрах. Он легко поднимает меня вверх. Моя грудь колышется на уровне его лица. Он ведёт носом по краю купальника. Ныряет в ложбинку, одновременно холодя своим дыханием и им же сжигая.

- Губы уже синие. Ногами обхвати. – командует сухо.

Боясь вызвать его гнев или недовольство, оборачиваю его талию ногами, скрестив щиколотки за спиной. Между ног мне вжимается твёрдое естество. Кот голый. Полностью. На берегу кучей валяется его одежда. Брюки, рубашка и, как издевательство, на самом верху белые боксеры. Хватаюсь за его плечи и прячу лицо на шее, лишь бы не встречаться с его потемневшими глазами. Меня мощно колотит от страха получить новое наказание. Поэтому не сопротивляюсь, когда выносит из воды, несёт в бунгало и опускает на лежак. Размыкаю ноги и руки и вжимаюсь головой в маленькую подушечку. Он нависает сверху. Разбивает своим дыханием с запахом табака всю выдержку, которую собирала по капле последнюю неделю.

- Смотри на меня, Рина. – рычит приглушённо. Трепеща ресницами, заставляю открыть глаза и сталкиваюсь с гипнотическим взглядом цвета моря. – Не трясись так. – судорожно схватив побольше воздуха, перенасыщенного его запахом, прилагаю все усилия, чтобы не дрожать от холода и страха перед его присутствием. – Ты боишься. – констатирует, отпуская меня.

- Н-нет. – выдавливаю, стараясь звучать уверенно, дабы не разозлить, но заикание выдаёт меня с головой.

- Сегодня на ужин спустишься в столовую. Леся тебя проводит. – бросает приказ.

Больше не взглянув на меня, голый идёт к своим вещам. Я, словно заколдованная, смотрю на его мощную спину с буграми мышц. Раздутый каркас рёбер, сужающийся к талии. Крепкие ягодицы с двумя ямочками над ними. Длинные волосатые ноги с крупными ступнями. Кажется, что даже гладкие камни принимают ту форму, которая ему необходима, чтобы идти по рассыпчатой гальке, как по твёрдому асфальту. Когда я передвигаюсь по пляжу, постоянно поскальзываюсь и рискую упасть, а Коту хоть бы хны. Грация, обманчивая красота, ловкость и скрытая под безобидной внешностью опасность для любой неосторожной мышки, решившей попасться ему на глаза.

Он одевается, а я, затаив дыхание, наблюдаю за его движениями. Мне же можно смотреть на него, да? Привыкать к виду обнажённого мужчины. Пусть всё лицо горит огнём, а в лёгких настоящий пожар, я продолжаю таращиться, пока он, не обернувшись на меня, скрывается на лестнице.

Встаю и на непослушных ногах бреду к шезлонгу, на котором лежит моё платье. Натягиваю его поверх мокрого купальника и быстро бегу в свою спальню. Принимаю душ. Сушу феном волосы. Надеваю самое скромное по моим меркам бельё, которое нашлось в шкафу. Лиловое и достаточно плотное, чтобы под ним нельзя было рассмотреть грудь. В том, что мне придётся щеголять перед Костей без одежды, даже не сомневаюсь. Достаточно было одного его взгляда на пляже, чтобы понять, что меня ждёт. Тяжело сглатываю, прокрутившись перед гигантских размеров зеркалом. Я не хочу выглядеть для него красиво и соблазнительно. Но кружево стрингов плотно облегает загоревшую попу, живот и гладкий лобок. Грудь в бюстгальтере сидит как влитая. Вызывающе поднимается над ним. На шее висит тонкая золотая цепочка с маминым крестиком.

Мне страшно. Мне стыдно. Мне волнительно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Все эти противоречивые чувства забивают пространство грудной клетки битым стеклом и мешают дышать. Слова Кости набатом стучат в ушах.

«Не стыдись, Рина. Твоё тело созрело для взрослой жизни. Все твои страхи только в голове».

Головой я прекрасно понимаю, что те ужасные вещи, которые он делал со мной в душе, неправильные, и это далеко не самое страшное, на что он способен. Но тело искрит от его близости. И боязнь не угодить ему, вызвать его гнев сильнее всего прочего держит в тонусе. Я просто буду подчиняться ему во всём. Есть, пить, дышать по его приказу. Только бы он больше не делал со мной ничего подобного.

Надеваю чёрно-белое платье с короткими рукавами и свободным кроем. Обуваю белые босоножки на тонкой платформе. Вдохнув до внутреннего давления, выхожу из комнаты.

- Вы готовы? – интересуется Леся, хотя и так понятно, что да.

Киваю, и она начинает двигаться. Спускаемся по лестнице, и девушка сворачивает вправо. Быстро перебираю ногами, поспевая за ней. Сердце разбивает мне грудь, когда Леся останавливается перед большой широкой аркой, за которой виднеется длинный стол.

И правда, как во дворце

. – мелькает быстро, а следом все мысли вымещает ощущение агрессивной ауры Кота.

Припав спиной к стене, смыкаю веки и дышу короткими урывками.

- Господи, помоги. – выталкиваю беззвучно, шагая в столовую.

Столовой назвать эту комнату можно с большим натягом. Скорее бальный зал со столом на двадцать персон. Только он пуст, как и вся комната. Глазами замечаю роскошное убранство, а воспринимать ничего не способна. Не трогает ни мебель, ни позолоченная фреска на всю стену, ни даже фонтан посреди зала. Раньше рванула бы к нему с криками: офигеть, какая красота! А в эту секунду могу только удары сердца отсчитывать, направляясь к открытой двери, из-за которой слышен приглушённый голос Кости. Осторожно заглядываю внутрь, и сердце ёкает. Он стоит спиной ко мне около резного серванта примерно шестнадцатого века. Внутри него сервиз той же эпохи. Но занимает он меня всего секунду. Задержав дыхание, смотрю на напряжённые плечи. Рукава рубашки закатаны до локтя. Сухожилия натянуты.

- Какого хрена он её ещё не оставил. – глухо рычит в телефон. Замолкает. – Найди ему другую игрушку. Такую, чтобы отвлекла его. И проследи, чтобы вышла живая и ничем не обиженная. Денег дай столько, чтобы на Бали свалила и в поле зрения больше не появлялась.

От жестокости сказанного вздрагиваю и пячусь назад.

Бежать. Бежать. Бежать отсюда как можно дальше. Перелезть через забор. Вплавь. По скалам. Как угодно. Бежать из этого дома и от этого мужчины.

- Сядь, Рина. – бросает, даже не посмотрев на меня. Застываю на полушаге с заведённой назад ногой. – Не нарывайся. – снижает голос до угрожающего шёпота. – Сядь. За. Стол. – отчеканивает ровно.

На негнущихся ногах присаживаюсь на мягкий стул за круглый стол, накрытый на двоих. Собрав в кулаках платье на коленях, утыкаюсь в него глазами и не шевелюсь, даже когда Костя уходит и возвращается. Он занимает место напротив и в полном молчании кладёт на мою тарелку каре ягнёнка и салат из зелени с помидорами. Наполняет бокалы красным вином.

- Ешь, Рина. – давит голосом.

Выполняю, отрезая крошечные кусочки мяса и пережёвывая. Даже зелень кажется сухой и жёсткой, словно резину жую. От тарелки взгляда не отвожу. Вслепую тянусь к бокалу. Задев пальцами, переворачиваю его. Растекающееся на белой скатерти красное пятно, как самое очевидное предупреждение, насколько опасен мой тюремщик и что меня ждёт.

Вскакиваю и начинаю судорожно промакивать салфетками вино.

Смыть эту кровь. Убрать отсюда. Обелить. Очистить.

Кот перехватывает моё запястье и с силой отдёргивает от стола. Только теперь нахожу в себе ресурсы, чтобы посмотреть на него. Взгляд тёмный и холодный. Губы поджаты. Шея напряжена. На ней проступают выпуклые вены. На скулах ходят желваки.

- Оставь. – смотрит в глаза, удушающей хваткой удерживая в плену своего взгляда. Разжимаю скрюченные пальцы, отпуская салфетку. – Наелась? - С натяжкой киваю. - Иди в мою спальню и жди меня там. – режет осколками льда в интонациях. Окидывает меня взором с головы до ног и приподнимает уголок губ в жёсткой ухмылке. – И разденься. – отпускает запястье. Как робот, иду к выходу, как он добивает: - Даже не думай бежать или прятаться. Я найду тебя за минуту. И тогда будет очень плохо, Мышка. Будь послушной.

Не помню, как пересекаю столовую, холл, преодолеваю лестницу, коридор и как оказываюсь в тёмной спальне, насквозь пропитанной мускатом и тьмой. Трясущимися пальцами расстёгиваю молнию сбоку и стаскиваю платье через ноги. Зажмурившись, расстёгиваю бюстгальтер и снимаю трусики. Прохладный морской ветер промораживает внутренности.

Я тоже «игрушка»? Мне тоже дадут денег, когда всё закончится, чтобы «не отсвечивала»? Кто я? Рабыня? Кукла? Шлюха? Что придётся стерпеть, чтобы выбраться отсюда? И захочу ли я жить после всего, что сотворит со мной это бездушное чудовище? Что от меня останется, когда срок моего заключения подойдёт к концу? Когда он наиграется, сломает и выбросит?

Я стою спиной к двери и не вижу, как Кот входит. Но чувствую его каждой клеточкой. Он проникает через поры. Он окутывает плотным туманом. Он вытесняет вокруг себя весь кислород. Стою, не шевелясь. Только раненые птицы в груди истерично разбиваются о кости. Дёргаюсь, когда шершавые ладони ложатся на плечи. Кажется, что каждая из них весит тонну. Ноги подгибаются под этой тяжестью.

- Хорошая девочка. – выдыхает мне в ухо. Его руки курсируют с плеч на ключицы, а с них на рвано качающуюся грудь. Накрывают полушария и приподнимают вверх. – Послушная.

- Я должна быть послушной. – шепчу тихонько.

- Должна, Рина. – хрипит, оборачивая пальцами подбородок и поворачивая моё лицо на себя. Его рот оказывается на расстоянии вдоха от моего. – Только делаешь ты это из страха. – ещё тише говорит, задевая своими губами мои.

- Я боюсь тебя. Боюсь будущего. Того, что меня ждёт.

- Я уже говорил, что ты не должна меня бояться.

Его грудная клетка с твёрдыми мышцами плотно прижимается к моей спине. Даже через ткань рубашки ощущаю жар кожи. Пальцы отпускают подбородок, но, плавно скользнув по наряжённому горлу, сдавливают его. Истерично втягиваю воздух. Через секунду его язык оказывается у меня во рту. Грубо и властно он призывает ему ответить. Дрожа, сплетаюсь с ним. Свободная рука Кости несильно теребит скрученный от холода сосок. Щетина царапает мою нежную кожу, на которой остаются синяки от любого слабого удара.

- Рина… Рина… - шепчет, не переставая касаться губ. – Ложись в постель, сладкая.

- Я могу идти? – выталкиваю недоверчиво.

Он как-то зло улыбается и рыкает:

- В мою постель, Рина.

Глава 16

Мышка дрожит так, что клацают зубы. Мысленно сопротивляется, но под моими руками тает. Хочет сбежать, но не рискует ослушаться. На негнущихся ногах направляется к кровати. Забирается под одеяло, сворачивается клубочком и накрывается с головой.

Трусливый Мышонок.

Оскалив рот в ухмылке, иду в ванную и умываюсь ледяной водой. Задерживаюсь, не спеша возвращаться к Рине.

Стоило бы оставить её в покое после инцидента в душе. Урок, что преподал ей, для маленького Мышонка оказался слишком жестоким. Она не смогла воспринять его так, как та же Сабира. Слишком загоняется. Мне даже пришлось поселить охранника в соседней комнате, чтобы успел вмешаться, если Дарина решит что-то с собой сделать. Сам смотрел, как она виснет на периллах балкона, и понимал, что своими действиями надломил в ней нечто важное. Слишком глубоко ранил. И оставил одну на неделю, за которую она отчаивалась и накручивала себя всё сильнее. Был уверен, что этого времени хватит, чтобы побороть своих демонов и отказаться от Дарины. Практически справился. Убедил себя, что её страх и развившая ненависть необходимы мне самому. Что она не тот формат женщин, с которым привык иметь дело. Она не сможет дать мне желаемое. А мне быстро наскучит её пугливость и невинность. Но как же я, мать вашу, ошибся. Не смог выбросить из головы. Не помогла ни работа, ни разборки с говнюком, решившим разжиться на моей территории, ни женщины, ни такие же трусливые девчонки. Я перепробовал всё. Проиграл демонам. Но всё равно решил отпустить её. Отправить к бабке и выслать их обеих на край света. Только бы не было искушения. Потом увидел её в воде. Мокрую, почти голую, с посиневшими губами. И, блять, потёк. Не смог себя удержать. Подошёл. Подхватил. Вдохнул. Едва там её невинность не забрал. В воде. На лежаке. Вовремя взял себя в руки и пригласил на ужин, чтобы объяснить ей ситуацию и как стоит вести себя, когда окажется на свободе. И когда уже укоренился в своём решении, позвонил Серый, приставленный мной к Дамиру, и сообщил, что братец ищет Рину.

Дамир знает, что я решаю проблемы совсем не так, как он. Если есть возможность избежать лишних жертв, дав денег или выслав подальше, я ей пользуюсь. Дарина мало что видела и понимала, оттого не было смысла её убирать.

Сука! Какого хрена он так в неё вцепился?! Понятно, что девчонке есть чем зацепить, но Дамир ей одержим. Как и я. Как наш отец был одержим Миленой. Видимо, у нас сбой в ДНК. Зависимость от женщин этой семьи на генном уровне. Иначе я просто не могу это объяснить. Противоестественную тягу, сопротивляться которой невозможно. Я не отпущу Рину. Никогда. Теперь её доверие и ростки симпатии уничтожены. Сожжены «уроком». Вернуть то, что разрушено, куда сложнее, чем возвести с нуля. Мышка теперь от меня как огня шарахается. От одного присутствия дар речи теряет. Я хочу вернуть ей её улыбку. И я хочу, чтобы она меня любила. Так же, как Милена любила Игната. Я, конечно, не смогу дать Даринке то, что её отец давал её матери. У меня было куда больше времени, чтобы ожесточиться и научиться не поддаваться нелогичным чувствам. Они только мешают. Делают тебя слабым. Уязвимым. Становятся твоей точкой давления. И я не могу допустить, чтобы Рина стала моей слабостью.

Задев периферийным зрением своё отражение, глубоко вдыхаю и принудительно расслабляю стянутое напряжением тело. Потушив свет в ванной, возвращаюсь в полумрак спальни, рассеиваемый только лунным светом из окна. На светлой кровати выделяется лишь небольшой бугорок под одеялом. Прохожу мимо и неспешно расстёгиваю рубашку. Снимаю с запястья часы и отбрасываю на стол. Стянув рубашку, распускаю ремень на брюках. Снимаю их вместе с трусами и швыряю в кресло. Вижу, как при каждом звуке кокон вздрагивает. Присаживаюсь на край матраса, скользнув рукой по одеялу. Ощущаю, как сильно Мышку колотит. Опускаюсь и забираюсь к ней. Притягиваю спиной к груди и шумно выдыхаю в волосы. Толкаюсь пахом в мягкие ягодицы. Рина всхлипывает и судорожно старается избежать контакта.

- Повернись, сладкая. – произношу так тихо, сипло и низко, что сам удивляюсь.

В глазах темнеет от возбуждения. Кровь ускоряется, разнося по венам горячие потоки похоти. Не припомню ни одной женщины, от которой так штормило. Их было много. Разных. Опытных. Скромных. Девственниц. Искушённых. А меня вмазало на старости лет в сопливую девчонку.

Скидываю с неё одеяло до талии и отвожу волосы вперёд. Веду губами по шее и плечу. Рина дрожит крепче. Дышит часто. Сердечко у Мышки отчаянно лупит мне в ладонь. Сминаю мягкую полусферу, зажав между пальцев сосок. Девчонка звонко пищит, сжимается, но терпит.

- Ри-на, не бойся. Я тебя не наказываю. Просто сделаю так, что ты забудешь обо всём.

- Я н-не хочу. Не надо.

Глубоко, ровно вдыхаю и впиваюсь ртом в её шею. Ласкаю языком, ненавязчиво перекатывая пальцами сморщенную и твёрдую бусинку соска. Мать вашу, реально бусинка. Маленький, тугой, сладкий…

- Не надо было наказывать тебя так жестоко. – проговариваю глухо, облизывая её ухо. – Но ты должна была понять, кто здесь главный.

- Я всё поняла. – пищит Мышонок, подавшись вперёд. – Обещаю, что больше не буду тебе перечить. Не буду спорить. Не буду называть чудовищем. Только перестань меня мучить. Бери уже то, что хочешь. Я не могу так больше жить. В страхе… В ожидании чего-то…

- Тихо, Ри-на. – пресекаю поток её болтовни. Душу рвёт на куски от её пропитанного отчаянием голоса. Она так сильно боится меня и моих посягательств, что едва дышит. В который раз матерю себя последними словами, что решил воспитывать её таким способом. Он не для неё. Теперь знаю уже наверняка. – Сладкая, тихо. Не реви. – её тело содрогается от сдерживаемых рыданий. Услышав мои слова, всхлипывает в голос и зажимает рот ладонями. Прибиваю её крепче к себе и, уткнувшись носом в шею, разваливаюсь на части под аккомпанемент её плача. – Глупыш, прекрати бояться. Ты сейчас в моей постели, чтобы привыкнуть ко мне. Я не возьму тебя сегодня.

- А когда? – лепечет, рвано вдохнув.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Не терпится? – толкаю с усмешкой и в ответ получаю короткую судорогу и мурашек.

- Я просто хочу, чтобы это, наконец, случилось.

- Случится. Всему своё время, Рина.

- Я устала ждать неизвестности.

- Не надо ждать и постоянно об этом думать. Наслаждайся тем, что у тебя есть, сладкая. Море, солнце, пляж, сад, красивая одежда, вкусная еда.

- Это неволя. Клетка. Тюрьма. Без свободы всё это не имеет смысла.

Закрыв глаза, принимаю решение, которое станет основополагающим для нас обоих. Она не нужна мне такая. Без улыбки. Без ямочек. Без смеха. Без сияющих глаз. Если не расцветёт, зачахнет окончательно.

- Месяц, Рина. Один месяц. Если по истечению этого срока ты захочешь уйти, я тебя отпущу.

- Обещаешь? – рывком поворачивается она с надеждой в глазах.

Сглатываю и выбиваю ровно:

- Но до тех пор ты не будешь меня бояться. Я хочу, Мышка, чтобы ты была послушной не из-за страха. Перестань трястись при одном моём появлении.

- Как? – шепчет задушено, закрыв глаза. Мокрые ресницы красиво ложатся на розовые щёки. – Ты пугаешь меня.

- Доверься мне, Дарина. Постарайся довериться.

Накрываю ладонью её щёку и стираю большим пальцем следы слёз.

Маленькая пугливая Мышка в постели большого искушённого Кота. Хрупкая и ранимая. Принципиальна. Неподкупная. Честная. Свежая. Настоящая.

Всю свою жизнь я получал то, что хотел, не прилагая усилий. Что-то деньгами. Что-то силой. Что-то хитростью. Что-то кровью. Но, глядя в блестящую медь глаз Дарины, утопаю в понимании, что теперь мне придётся выложиться на полную, чтобы получить желаемое. Мне придётся завоевать не только её доверие, но и сердце. Я не просто этого хочу. Мне это необходимо, как глоток кислорода в открытом космосе. Мать вашу, никогда не думал, что влюбиться настолько дерьмово. А любовь ли это? Или нездоровая одержимость? Смогу ли я дать ей уйти, если за месяц она не передумает? Смогу. Должен.

- Ри-на… Сладкая… - выдыхаю с несвойственным надрывом. Перевожу дыхание и прошу мягко: - Я хочу, чтобы ты меня поцеловала.

Она дробно тянет воздух и плотнее жмурится. Сжимает маленькие кулачки на уровне груди. Вытягивается вся.

- Это приказ? – шелестит испуганно.

- Это просьба, Мышка. Всего лишь моё желание.

- Я могу отказаться?

- Да. – выталкиваю на выдохе.

Рина, задержав дыхание, придвигается ближе и касается своими губами моих. Просто прижимается, а я с неизвестным доселе теплом и трепетом веду пальцами по её руке. Глотаю её разорванное на крошечные частички дыхание. Несмелое порхание губ. Прикосновение её ресниц к своим щекам. Её раскрывшиеся ладони на мышцах грудины.

В секунду, когда её язык несмело проходит по моей нижней губе, я понимаю одержимость её отца. Добровольный ответ срабатывает лучше любого допинга.

Не двигаюсь, боясь её спугнуть. Задерживаю ладонь на шее, рефлекторно перебирая волосы. Сдвигаю нижнюю часть тела подальше, чтобы не напоролась на тугой стояк. Под подушечками пальцев тревожно бьётся её робкое сердце. Кончиком языка Рина проводит между моих губ. По зубам. Глубже не забирается. Боится.

И как не торопить её? Не подгонять? Когда такие поцелуи у меня были в последний раз? И были ли вообще? Как такие, как она, вообще выживают в нашем мире? Сплошная наивность и стыдливость.

Зарычав, сгребаю её бёдра. Перекатываясь на спину, с лёгкостью усаживаю Мышку сверху, перебросив одну её ногу через свой живот. Пока не успела попытаться сбежать, крест-накрест опоясываю спину. Её грудь плотно прижата к моей грудной клетке. Рот, открытый в беззвучном крике, в сантиметре от моего. Она по инерции дёргается, но я лишь плотнее притискиваю.

- Тсс, сладкая. Не бойся. – шепчу между её губ. – Слушай меня. Не сопротивляйся. Тебе понравится.

- Ч-что? – лепечет Даринка, на панике снова заикаться начинает.

- Всё, Мышонок. – улыбаюсь, впитывая её жаркий румянец. Приподнимаю её бёдра и тяну выше. Когда оказывается промежностью на уровне грудины, оживает и начинает упираться. – Ри-на, не сопротивляйся. – рыкаю, но улыбку скрыть не получается. Даже в свете луны заметно, как сильно она краснеет. И да, несмотря на «урок», Мышка побрилась. Даже жаль немного. Мне нравилось. Только об этом молчу. Страшусь, что одно лишнее слово скажу, а глупыш от стыда сгорит. – Иди сюда, сладкая. Выше. Преподай мне урок. – похотливо облизываю губы, собирая кожей её дрожь.

Ринку так колотит, что дыхание больше сбоит, чем норму выдаёт. С сердцем так же. Упирается ладонями мне в плечи. Склонив голову, смотрит мне в лицо во все глаза.

- Выше, Рина. – давлю голосом. – На лицо.

- Бог мой… - выпаливает, скрываясь в ладонях. – Я не могу… Не заставляй…

- Не спорь. Поверь, сладкая, мне тоже не в ежедневку такое делать. Но я хочу тебя. Хочу так. Иди, Ри-на…

- Не-е-е-ет… - мотает головой, вдавив колени в матрас.

Накрыв одной рукой плечи, а другой поддев под ягодицы, подрываю девчонку в нужную позицию. Рина, взвизгнув, цепляется пальцами в изголовье кровати. С трудом удерживается, чтобы головой не влететь в стену. Грудь подпрыгивает и неравномерно колышется.

- Дарина, сладкая, закрой глаза. Не думай. Чувствуй. – прохрипываю, всего на мгновение поймав её влажный, перепуганный взгляд.

Сам смыкаю веки и втягиваю носом совсем слабый, тонкий запах её тела. Провожу языком по гладким, полностью скрывающим её дырку створкам. Собираю с них редкую влагу, проступающую едва заметными каплями.

Перепугалась…

Ринка не дышит — гипервентилирует и задыхается. По три вдоха-выдоха на секунду. Жмурится. Крупно вибрирует. Судорожно жмёт пальцы на деревянном изголовье.

Перекидываю ладони на зад и медленно поглаживаю. Поднимаю к пояснице, осторожно гладя кончиком языка внешнюю часть её половых губ. Даже щетины нет. Лишь четыре свежих тонких пореза. Она готовилась. Не к такому, конечно. Поцарапалась вся. Такая маленькая и ничего не умеющая.

Мышка, когда же перестанешь себе противиться? Хочешь ведь. Вон как спешила.

-

Сладкая, просто расслабься. Отключи голову. Отключи стыд. – проговариваю негромко, между предложениями водя языком то по одной створке, то по другой.

Слизываю запёкшуюся кровь. Наверняка спешила. Руки дрожали.

- Это ужасно… Стыдно… Не могу… - лепетом давит Мышка.

- Да-ри-на. – пробиваю жёстче. Знаю, что среагирует. Не хочу её пугать, но иначе она отказывается даже себя слышать. – Сладкая, - мягче оборону проламываю, беря в зрительный плен её взгляд с расширенными на всю радужку зрачками, - стыдно бывает тем, кому есть чего стыдиться. В тебе нет недостатков. Просто расслабься. Просто доверься. Сегодня всё только для тебя. Я хочу вернуть твою улыбку.

- Такое не заставит меня-а-а-а... – стонет, задыхаясь.

Я только плотоядно обвожу сначала свои губы, а потом вновь её крошечный клитор, который кое-как нашёл. Вот это да. Не видел таких маленьких. И таких чувствительных. Почти незаметный бугорок. Только по её стонам и догадался, что это он.

- Ой-ой… - пищит Ринка, пытаясь сомкнуть бёдра. С давлением провожу языком по всей промежности. – Костя… - ещё больше округляет глаза. – Не надо…

- Надо, сладенькая. Самая вкусная девочка. Ты будешь кончать для меня.

- Нет. – шепчет, мотыляя головой и тряся волосами.

Вдавливаю пальцы в ягодицы, жёстко фиксируя. Снизу смотрю на её покрасневшие от смущения лицо и кожу. Захватив её взгляд, царапаю зубами клитор. Ныряю между половых губ языком. Давлю на тонкую тугую щёлку, проталкиваясь внутрь. Глажу её спину. Фокусирую слух на сменившем тональность дыхании и тихих стонах. Даю ей секундную передышку и смотрю в лицо. Ресницы трепещут. Губы приоткрыты. Пальцы сдавливают изголовье. Полусферы груди с тугими бусинами сексуально качаются перед моим лицом. Влаги становится больше. Она вытекает из неё ручейками и сползает по моим губам и щетине.

- Вот так, Мышка. – приговариваю, слизывая её сок. – Не думай.

- Я… - выдыхает Рина и громко сглатывает, так и оборвавшись на полуслове.

- Тебе хорошо. Сосредоточься на ощущениях.

Она натянуто кивает и, глубоко вдохнув, расслабляется. А после нескольких касаний языка к клитору Рина, застонав и звонко вскрикнув, кончает.

Даю ей минуту и переворачиваю на спину, зажав своим телом. Она, пыхтя, пытается отдышаться.

- Костя… - шепчет, обнимая за шею.

Глаза огромные. Дыхание тяжёлое. Зрачки мутные. Проводит пальцами по моим щекам. Касается склизких от её смазки губ.

Взгляд медленно становится осмысленным. Едва выровнявшееся дыхание снова сбоит. Руки падают вниз. Возвращается её страх.

- Ты… возьмёшь меня? – выдыхает надрывно.

Улыбнувшись, касаюсь её в коротком поцелуе.

- Спи, Рина. Просто спи.

Глава 17

Не знаю, как Коту удаётся так влиять на меня. Он точно владеет гипнозом. И умением читать мысли. Как и говорил раньше: приказал спать, и глаза сами закрылись. Несмотря на раннее время, страх перед ним, стыд за случившееся несколькими минутами ранее, я засыпаю. Помню только, как Костя лёг рядом и уложил мою голову себе на грудь. Меня настолько опустошило происходящее, всплеск эмоций и адреналина, что не осталось сил даже на смущение от того, что я голая сплю в одной постели с полностью обнажённым мужчиной, который совсем недавно делал одновременно ужасающие и потрясающие вещи. Это так же неправильно, как и то, что он заставлял делать меня. Но такого, как сегодня, мне не приходилось испытывать ещё ни разу.

Просыпаюсь я всё так же раздетая, но уже в своей постели от того, что в лицо мне тыкается что-то мокрое и холодное. Первым чувством спросонья становится страх, что Кот решил взять с меня плату за вчерашнее. А потом вспоминается ощущение его достоинства. Оно было тёплым и гладким.

Поднимаю сопротивляющиеся веки и вижу два огромных жёлтых глаза на чёрной мохнатой мордочке. Поджав уши и расширив зрачки, на меня смотрит маленький чёрный комок. Боязливо принюхивается своим чёрным мокрым носиком.

- Привет, малыш. – шепчу тихо, боясь его спугнуть. – Откуда ты тут? Чей ты?

Осторожно протягиваю руку и касаюсь мягкой длинной шёрстки. Котёнок, недолго думая, тычется макушкой в ладонь и включает режим «трактора», принимаясь громко мурлыкать. Притягиваю его к себе и перекатываюсь на спину. Малыш укладывается на грудь и «мнёт» меня лапками с острыми коготками.

- Нельзя царапаться. – журю с улыбкой.

Не думала, что в доме могут быть животные. Раньше я не замечала тут никаких признаков живности.

- Откуда ты взялся? Случайно забрёл? – смотрю на мордашку с блаженно прикрытыми глазами и сама себе качаю головой. – Нет, вряд ли ты бы пробежал незамеченным.

На глаза невольно наворачиваются слёзы, стоит вспомнить Симона. Он так же по утрам лежал на груди и мурчал. Вот бы оставить малыша себе. А через месяц забрать с собой. Только уверена, что Кот не позволит. А прятать его у меня не получится. Ему нужен корм, туалет, игрушки. Возможности купить всё это у меня нет. Да и камеры не способствуют.

Обречённо вздохнув, снимаю котёнка с груди и перекладываю на подушку. Он недовольно фыркает и спрыгивает с кровати, едва я встаю. Путаясь под ногами, мешает идти. Стоит открыть шкаф, как негодник тут же запрыгивает на полку и начинает копаться в вещах.

- Нельзя. – ругаю, вытаскивая его из шкафа. Опускаю на пол и еле сдерживаю слёзы. Не хочу прогонять. Но придётся. – Я попрошу Костю найти тебе дом. А если он не станет заморачиваться, то уверена, что смогу уговорить Лесю. Ты не обижайся только. – прошу, когда, вильнув хвостом, он отворачивается.

Со слезами на глазах натягиваю трусики и сарафан с чашечками. Быстро расчёсываю волосы и беру на руки малыша, устроившегося мыться на кресле. Набрав полную грудь воздуха, выхожу из спальни. Решительно, пока не успела совсем расклеиться, пересекаю пространство и стучу в дверь Кота.

- Заходи. – слышу глухое из комнаты.

Толкнув дверь, вхожу внутрь и застываю, опустив голову. Мужчина в одних шортах сидит в кресле и что-то листает в телефоне. Подняв на меня короткий взгляд исподлобья, возвращает его к экрану. Замираю на входе, крепче прижимая к груди чёрный комочек.

- Тут… У меня… - выдавливаю сиплым голосом и сразу всхлипываю, открывая котёнка. Костя откладывает телефон и с интересом смотрит на меня. – Он был в моей комнате. Он ухоженный. Чей-то, наверное. – тараторю сбивчиво.

Кот с улыбкой качает головой и поднимается.

- Чей-то. – соглашается, подойдя в упор.

Не рискую поднять голову, когда озвучиваю просьбу:

- Ты не мог бы вернуть его хозяевам? Его, наверное, ищут. Скажи Лесе…

- Он твой, Ри-на.

- Что? – рывком вскидываю голову, не веря свои ушам. – Я же не могу оставить его.

- Можешь. Он для тебя. Корм и миски на кухне. В туалет на улицу будешь сама приучать его ходить.

- Почему? – шепчу растерянно, пытаясь прочесть что-то в его глазах.

- Я решил, что тебе будет не так одиноко с ним. – пожимает небрежно плечами. Растягивает губы в загадочной улыбке. – Поискать ему других хозяев? – спрашивает с издёвкой, выгнув бровь.

Забываясь на эмоциях, одной рукой прижимаю котёнка, а второй оборачиваю его шею и прижимаюсь к губам. Кот тоже обнимает одной рукой за поясницу с тихим смехом.

- Спасибо. – выдыхаю ему в рот, едва не визжа от счастья.

- Ревёшь чего? – не переставая посмеиваться надо мной, выбивает Костя.

Котёнок, зажатый между нами, недовольно ворочается и фыркает.

- Просто… Это так… мило. – лепечу бессвязно, а Костя ещё громче смеётся.

- Мило… - буркает он, сгребая в пальцах волосы на затылке. – Звучит, как оскорбление, Мышка.

- Я… не…

- Всё ш-ш-ш… Не паникуй. Это шутка. Я пошутил.

Мои губы растягиваются в улыбке. Костя, притиснув мою голову к своему плечу, так же как котёнок до этого, мнёт голову, проскрёбывая кожу коротким ногтями. Зажмуриваюсь, вдыхая терпкий запах муската и горячей кожи.

Ещё вчера я ненавидела его и боялась до смерти, а сегодня сама целую и обнимаю. Страшно, конечно, снова расслабиться и начать верить в образ, который он добродушно демонстрирует. Смотреть на маску обычного человека, подарившего мне котёнка, и не видеть за ней истинной сути.

- Сладкая, не надо меня бояться. Больше я не стану тебя наказывать. – тихо проговаривает он с хрипотцой.

- Мысли читаешь? – хихикаю нервно, подняв на него взгляд.

Напоровшись на губы, резко опускаю вниз на свернувшегося клубочком пушистика. Воспоминания о том, что они вчера со мной делали, нагревают кровь и бросают её в лицо. Которое тут же начинает гореть.

- Ты не умеешь прятать их. – выбивает полушёпотом, проведя ладонью по голове сбоку и задержав её на щеке. Приподнимает пальцем подбородок. Сглотнув, всё же смотрю в его глаза. – Позавтракаешь со мной? – могу только кивнуть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Губы и язык мгновенно пересыхают. Сердце, подскочив к горлу, не даёт дышать. Стою и таращусь на него так, будто вижу впервые. Сердце всё ускоряется, усиливает амплитуду ударов. Обвожу языком сухие губы, стараясь смочить их. Костя, наклонившись, придерживает за шею, чтобы не сбежала. Его порочный язык делает то, с чем не справился мой. Размашисто лижет. Колени подгибаются. Пискнув, хватаюсь за него. В самом низу живота становится жарко. Ненароком вдыхаю его выдохи. Дрожать начинаю. Но не от страха. Будто почувствовав моё состояние, малыш, зашипев, выпускает когти.

- Ай! – взвизгиваю, разжимая локоть.

Чёрный комок приземляется на лапы и юркает под кровать. Чем даёт мне отличную возможность сбежать от Кости и его гипноза, делающего меня слабой, мягкой и податливой. Вот только мужчина не отпускает. Обхватив пальцами поцарапанное запястье, подносит его к лицу. Впившись взглядом в мои глаза, очень откровенно и пошло слизывает кровь. И взгляд его служит лучшим намёком-напоминанием, как вчера теми же действиями плавил моё тело, заставляя стонать и извиваться. Сгорая под давлением стыда за своё поведение, вырываю руку. Прикладываю её к груди. Места, где касался его язык, горят огнём. Дыхание сбоит не по-детски. И, кажется, у меня серьёзная тахикардия.

- Н-надо котёнка выманить. – выпаливаю едва различимо.

- Трусиха. – хмыкает Кот, коснувшись губами виска. – Выманивай. А потом спускайся на пляж. Позавтракаем там.

Добрых полчаса ползаю на коленях, кыскыская и уговаривая малыша вылезти. В итоге бегу в свою комнату, нахожу в шкафу кроссовки и вытаскиваю с одного шнурок. С его помощью и ловлю обиженного негодника. С ним на руках спускаюсь на пляж, боясь оставить его одного в спальне. Пускай привыкает к улице. Котёнок, уткнувшись мордочкой мне в шею, прячется от незнакомых звуков. Услышав шум прибоя, вгоняет в ключицу когти и пытается вырваться. Успокаиваю тихим голосом, придавливая крепче.

- Ты с ним теперь не расстаёшься. – хмыкает Костя вопрос-не вопрос, как только подхожу к неизвестно откуда взявшемуся столу и стульям у самой кромки воды.

- Вдруг он написает где-то. – толкаю негромко в оправдание.

- Есть как будешь.

- Справлюсь.

Кот что-то печатает в телефоне. Нахмурив лоб, кривит губы. Сажусь на свободный стул. Отламываю от запечённой куриной грудки кусочек и тыкаю котёнку в нос. Забавно пошевелив им, с рычанием вгрызается в мясо. Я тихонько посмеиваюсь. Стелю на колени салфетку и опускаю рычащего монстрика.

- Вот чудовище. – улыбается неожиданно мужчина, кивнув головой на котёнка, вогнавшего когти в мясо и отрывающего от него куски. – Мне до него далеко.

- Он просто голодный. – защищаю, накрыв ладонью выгнутую спинку.

- Я тоже голодный, Ри-на. – пробивает таким тоном, о котором говорят точно не о еде.

Спрятав покрасневшие в секунду щёки за волосами, смотрю, с каким аппетитом малыш уплетает мяско.

- Как его зовут? – спрашиваю сдавленно, ощущая на себе пристальное внимание Кости.

- Это твой котёнок. Тебе и называть.

- Это мальчик или девочка?

- Кот. – сухо отзывается, отрезая кусок грудки и накалывая его на вилку.

- Мальчик, значит. – проговариваю, поглаживая его. – Тогда будешь Шедоу.

- Шедоу? – повторяет Костя, удивлённо заломив брови. Киваю. – Почему Шедоу?

- Потому что он как тень. А называть мальчика тенью как-то не очень.

- Хорошая кличка. – кивает одобрительно. – Мне нравится.

Робко улыбаюсь ему и даю Шедоу ещё кусочек мяса.

- Сама поешь.

Послушно нарезаю курицу. Ем с аппетитом. Оказывается, я жутко голодная. Пью свой сладкий кофе со сливками. Завтрак проходит в тишине. Кот почти всё время что-то пишет и читает в телефоне. Шедоу, наевшись, вытянулся на коленях и уснул. А я просто не могу придумать ни единой темы для разговора. О чём-то его расспрашивать страшно. Украдкой разглядываю своего тюремщика. От прежнего ужаса остались лишь слабые отголоски. Сегодня он одет в белую футболку-поло с логотипом известного зарубежного дизайнера и в бежевые шорты ниже колен. Вчерашняя щетина, так раздражавшая мою плоть, сегодня аккуратно подстрижена и стала заметно короче. Воротник футболки расстёгнут. Видны крепкие загорелые мышцы. Если бы не догадывалась, кто он и чем занимается, приняла бы за обычного бизнесмена.

- Что ты любишь, Рина? – выдаёт Кот, отложив телефон.

От неожиданности вздрагиваю. Шедоу переворачивается. Размазываю взгляд по морю и пожимаю плечами.

- Историю. Антиквариат. Солнце. Кажется, море. – приподнимаю уголки губ в улыбке.

- Дальше. – сухо подгоняет Костя.

- Не знаю даже. – бросаю на него короткий взгляд. – Цветы.

- Что делает тебя счастливой? Что заставляет улыбаться?

Снова гляжу на него. Перевожу взгляд на котёнка. Улыбаюсь. Скольжу по морю и выдыхаю:

- Свобода.

- Ты её получишь. Через месяц.

- Я боюсь поверить, что ты меня отпустишь.

- Ри-на, - сипит, перехватив моё внимание, - я сделаю так, что ты её не захочешь.

- Ты не сможешь. Даже если подчинишь себе. Сломаешь. Силой навяжешь себя. Я всё равно буду мечтать сбежать.

Кот встаёт. Поняв, что наговорила, роняю глаза вниз и зажмуриваюсь. Он забирает Шедоу. Я рефлекторно бросаюсь за ним, боясь, что чудовище решит его утопить в наказание мне. Костя легко удерживает меня на расстоянии, пересаживая котёнка на свой стул. Обняв ладонями щёки, целует так нежно, что я плавлюсь. Не думала, что он на такое способен. Подсознательно жду от него грубости и резкости. Задыхаясь, цепляюсь в его плечи и впускаю в рот ласковый в эту секунду язык. Его руки гладят по спине. Перебирают волосы. Сама тянусь к нему. Прижимаюсь. Обнимаю. Почти плачу от атакующих тело желаний. Он прерывает поцелуй. Касаясь кончиком носа моего, заверяет таким шёпотом, что у меня не возникает ни единого сомнения в его уверенности.

- Я смогу, Дарина. Мне не придётся ломать. Я завоюю. Покорю. Пленю.

- Почему?

- Потому что ты предназначена мне.

Глава 18

Когда приходится ходить вокруг да около с женщиной, чувствую себя идиотом. Но иначе она уйдёт. А ведь я не соврал. Если захочет, я её отпущу. Могу, конечно, силой удержать. Только что мне это даст? Опустошённую куклу, у которой из эмоций лишь ненависть и страх? Это же Даринка. Маленькая Мышка. Концентрат из света, чистоты и улыбок. И то сияние, которое исходило от неё, когда поняла, что пушистый для неё — ослепила. Кошак в доме стоит того. Хотя всю свою жизнь считал их бесполезными животными, которые только и могут, что мурчать и драть мебель.

Сделав глоток кофе, смотрю, как Мышка неспешно бродит по кромке воды. Морской бриз красиво развивает платье. Играет с волосами. Она настолько яркая, что кажется инородной не только в моей жизни, но и в этом месте. Дар и проклятие в одном лице. Но как же цепляет её неподкупная искренность и неумение скрывать эмоции. Несомненно, меня она боится. Но не так, как боялась вчера. С ней не так уж и сложно проявлять крупицы человечности, что сохранились несмотря ни на что. Делать шаги в её сторону, маленькие жесты. Я привык решать все вопросы деньгами и силой. Только с Риной такое не прокатит. Шмотки, за которые Сабира удавилась бы, не вызывают в Мышке никаких эмоций. Хоть шубы ей дари, хоть миллионные украшения — нерезультативно. Котёнку, книгам и возможности гулять по пляжу она радуется куда больше, чем телефону. Многие на него ртом зарабатывают, а Рине плевать. Поэтому и понял, что в неволе она просто зачахнет. Она как цветок без солнца. Сколько не поливай и не удобряй — высохнет.

Перевожу взгляд на свернувшегося клубком котёнка на стуле, где сидела Рина. Всего лишь кот. Но сколько счастья было в её взгляде, когда прижимала его к себе.

Встаю со стула и стягиваю через голову футболку. Утреннее солнце приятно поджаривает кожу. Скидываю сланцы и иду к воде. Даринка, опустив голову, идёт в моём направлении, но даже не замечает меня, пока с испуганным писком не врезается в грудь. Со сдержанной улыбкой перехватываю её за спину и прижимаю к себе. Моё сердце синхронно с её ускоряться начинает. Вдыхаю тонких запах её волос и больной ублюдок, пробивающий себе дорогу сломанными черепами, затыкается. Давая место кому-то, кого давно считал мёртвым. Мышка поднимает на меня неосмысленный взгляд. Перекидываю руку и убираю с лица длинные пряди волос. Пропускаю их между пальцами. Рина мелко дрожит, покусывая губы.

- Не бойся меня, сладкая. Тебе больше не надо бояться.

- Я стараюсь. – шепчет, скользнув ладонями по прессу на грудь. – Это так сложно.

- Я знаю. Научись.

- Я не могу понять тебя. Сначала ты делаешь со мной ужасные вещи. Говоришь, что я твоя пленница. Покупаешь мне все эти вещи, которые мне и за всю жизнь не износить. А потом даришь котёнка. И ведёшь себя так, будто… - не договорив, роняет взгляд вниз.

- Ри-на. – подбиваю сгибом пальца её упрямый подбородок. Моргнув, сглатывает, но глаз больше не отводит. – У тебя всё будет хорошо в любом случае. Даю тебе слово. И поверь, я никогда не разбрасываюсь обещаниями. Один месяц, Дарина. По истечении этого срока ты сама примешь решение. И каким бы оно ни было, я сделаю так, как ты решишь.

- Костя… - шепчет, подтянувшись вверх. – Мне так страшно. – обняв за шею, прижимается щекой к щеке. – Я ничего не понимаю. Запуталась.

- Разберёмся вместе. Ты только не молчи. Говори.

Вода лёгкими волнами бросается на ноги. Крики чаек разбавляют шум моря. Притиснув к себе Мышку, закрываю глаза. И отчего-то так тепло становится. Так спокойно.

Хрупкое равновесие, слабое доверие, которого так сложно добиваться, разбивает приближающийся Арс. Мгновенно отпускаю Рину, напрягшись. Он знает, что я не люблю, когда беспокоят без дела. Значит, что-то серьёзное.

- К вам гости, Константин Геннадьевич. Родственник. – добавляет неоднозначно, коротко кивнув на Дарину.

Сука! Дамир! Какого хрена ему надо? Мы контактируем минимально. И уж тем более не ходим друг к другу в гости. Узнал, что Рина у меня?

- Арс, проводи Дарину в её комнату. – приказываю холодно. Смотрю в испуганные глаза девушки и смягчаю тон. Приходится. Проведя пальцами по щеке, проговариваю тихо: - Забирай Шедоу и будь в спальне. Не выходи.

- Что-то случилось? – толкает сбивчивым лепетом.

- Ничего страшного. Иди.

Коротко целую её губы и отпускаю. Подталкиваю в спину. Рина быстро идёт к столу и забирает недовольного пробудкой кота. Прижав к себе, не оглядываясь, спешит по лестнице. Арс идёт следом. Скрипнув зубами, натягиваю футболку и тоже поднимаюсь наверх. Сунув сжатые в кулаки руки в карманы шортов, вхожу в дом.

- Где он? – рыкаю Стасу, караулящему у двери.

- В вашем кабинете.

В доброжелательность играть я не намерен. Вхожу в кабинет и, не сказав ни слова, сдёргиваю брата за грудки со своего кресла, в котором он по-хозяйски развалился. Оттолкнув его в сторону, сажусь на своё место и смотрю на него исподлобья.

- Какой тёплый братский приём. – цедит ехидно сквозь челюсти.

- То, что у нас один отец, братьями нас не делает. – отвечаю с затаённой в голосе угрозой. – Чего тебе?

- Даже выпить не предложишь? – кривится Дамир, садясь в кресло напротив.

- Я бы тебя и на порог не пускал, если бы не Юрий. У меня проблем выше крыши. Выполняй ты хоть сотую часть своей работы, знал бы, что береговую охрану усиливают, а досмотр любых грузов стал настолько дотошным, что даже мышь нелегально не пролезет на корабль. А у меня идёт большая партия стволов и М4. Тех, кого купил, поймали на взятках и оперативно заменили.

- Ты справишься. – саркастично хмыкает братик, вертя в руках нож для писем.

- Я-то справлюсь. – выдавливаю с яростью. – И как только Юрий отбросит коньки, ты с мамашей вылетишь не только из дома и бизнеса, но и из города.

- Только угрожать мне не надо. – скалится, с грохотом прибивая нож к столу.

- Это не угроза, Дамир. Это реалии жизни. Ты только и делаешь, что подводишь весь бизнес и семью под трибунал. Не хочешь никого слышать, кроме себя. Мне в моём стаде паршивая овца не нужна. Для чего пришёл. – бросаю без вопроса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Для чего? Дядька приезжал. Мозг мне ебал по поводу девки той. Очень мужской поступок — настучать ему.

- Я только предупредил его, что ты взялся за старое. Отказываешься понимать, что времена меняются. Из-за тебя и твоих тупорылых поступков у нас у всех на шеях скоро петли затянутся.

- Где она? – вскидывается неожиданно Дамир. Вскакивает на ноги, опираясь ладонями на стол. Глаза блестят лихорадочным, полубезумным блеском. Делая вид, что не понимаю, о ком он говорит, вопросительно заламываю бровь. – Девка та. Я знаю, что ты её не грохнул. Куда услал?

- Не твоё дело. – печатаю жестью по каждому слову.

Плотнее стискиваю кулаки и стягиваю челюсти. Он здесь из-за Дарины. Больной психопат.

- И бабку её тоже ты спрятал.

- Проспись, Дамир. – высекаю жёстко, вставая.

- Себе решил оставить? Порвал уже?

Гнев вскипает в груди. Бурлит в горле. Течёт по венам. Перенакачивает сердце сверх меры. Братцу этого не показываю. Хмыкнув, киваю на выход.

- Сказал же: проспись. Меня, в отличии от тебя, не вставляют вопящие, перепуганные на смерть целки. Девчонку можешь не искать — не найдёшь. И скажи спасибо, что решаю твои проблемы.

- Ты решаешь свои проблемы. – рычит, до белых костяшек сдавливая край стола.

- Ты моя самая большая проблема, Дамир. И если подобное повторится ещё хоть раз, тебя самого никогда не найдут. Я умею прятать трупы куда лучше твоего. И Юрий меня не остановит. Один хрен, ты всё обосрёшь, если тебя не остановить.

- Я найду её. И трахать буду у тебя на глазах. Я видел, братик, как ты на неё смотрел. Увидел голую, и у тебя встал на неё. Признайся, хоть поимел, прежде чем отослать? – шипит с нарастающей агрессией, брызжа слюной.

Молча наливаю в стакан бурбон и делаю небольшой глоток. Смотрю со снисхождением и долью жалости. Ещё до своей смерти отец знал, что ничего путного из Дамира не выйдет. И прекрасно понимал, что как только возьму бразды правления в свои руки, первым делом избавлюсь от гнилого фрукта. Потому и повесил на своего брата обещание не дать мне вышвырнуть Дамира к чертям. Мамаша только подпитывала его амбиции. Отец тоже избаловал своего последнего сына. Давал ему всё, что тот пожелает. В итоге вырос кусок дерьма. Без принципов. Ответственности. И чувства долга и самосохранения. Всегда знал, что дерьмо за ним разгребут, чтобы прикрыть собственные задницы.

- Дамир. – выбиваю ровно, глядя по факту сквозь него. – Забудь о ней. И других тоже не смей трогать. Тебя, больного ублюдка, заводит насилие. Нравится, когда жертвы рыдают от страха и скулят от боли. Но меня заебало вытаскивать тебя из задницы. В последний раз мне пришлось убрать трёх ментов, чтобы не вышли на тебя, а заодно и на всю семью. В следующий раз я не стану вмешиваться. А дабы не допустить раскрытия, лучше уберу тебя. Ты знаешь, что сердечный приступ в тридцать лет совсем не редкость? Ещё чаще тромб может попасть в сердце или в мозг. Тогда даже дядька не сможет обвинить меня в том, что приложил к этому руку. Такое случается, когда бухаешь, балуешься порошком и героином. А сейчас покинь мой дом. И впредь без приглашения не являйся. Пусть Юрий официально главный, но по факту всё держится на мне. И решения я буду принимать единолично.

- Я тебя убью. – выплёвывает братец, вылетая за дверь. Только на пороге останавливается и смотрит мне прямо в глаза. – Зря ты так с братом из-за тёлки. Я тебя прикончу. Но сначала её.

- Пошёл. Вон. – выбиваю угрожающе тихо и спокойно. – Это было последнее предупреждение, Дамир.

Быстрые шаги стихают. Слепым взглядом смотрю на открытую дверь. В груди сворачивается тугой, холодный узел страха. Нет, я не боюсь, что он меня грохнет. Кишка тонка. А если и решится, безопасностью я не пренебрегаю. Страшно становится оттого, что мне придётся отпустить Рину, а он её найдёт. Дамир способен на ужасные вещи. Когда увидел то, что осталось от последней его игрушки, по позвоночнику пошёл озноб. А мне на моём веку приходилось видеть разное. От трупов с дырками во лбу и отрезанных пальцев до выпущенных кишок и отделённых голов с пустыми глазами. Но стоит вспомнить голую, трясущуюся, рыдающую Мышку, привязанную к столу, или представить её на месте той девушки, которую родные уже никогда не найдут, к горлу подкатывает спазм.

Смежив веки, допиваю бурбон.

- Твою же мать! – с размаха запускаю стакан в пространство, где ещё совсем недавно был брат.

Надо срочно переговорить с Юрием. У него есть шанс заставить Дамира поверить, что мои угрозы реальны.

Выдохнув, набираю номер дяди.

- Приветствую, племянник. – добродушным голосом здоровается он.

- Встретиться надо. Поговорить о Дамире. – не ответив на приветствие, сразу к делу.

- Опять что-то натворил? – обеспокоенно спрашивает Юрий.

Он тоже не пылает тёплыми чувствами к младшему племяннику, но для него честь дороже истинных чувств.

- Ничего. Пока. Но дошёл до того, что угрожал меня пришить. Пора что-то решать, дядь. Иначе он нас всех порешает. Хорошо будет, если из-за него только бизнес потеряем, а не жизни.

- Хм.. Ты сейчас серьёзно, Костя? Что убить угрожал? – напряжённо сечёт он.

- Блять, Юрий, таким не шутят. – давлю зло. Размеренно выдыхаю и ровнее добавляю: - Ты знаешь, что я уважаю тебя и твоё отношение к данной отцу клятве. Но если ты не сможешь повлиять на него, я сам возьму дело в свои руки.

- Приезжай в «Калитею». Поговорим при личной встрече.

- Еду.

Кладу трубку и закидываю телефон в карман шорт. Поднимаюсь к себе и переодеваюсь в рубашку и брюки. Отправляю Арсу сообщение, чтобы подготовил машину. Направляюсь к комнате Дарины. Постучав и не дождавшись отклика, вхожу. Мотор на секунды замирает, когда не нахожу её в спальне, а дверь в ванную открыта. Срываюсь на балкон и с облегчением выдыхаю. Сидит в кресле с ногами, гладя мурчащего Шедоу.

- Рина. – зову глухо. Она, несколько раз потерянно моргнув, поднимается, посадив кота на своё место. Выходит ко мне и заглядывает в лицо. Обнимаю ладонями её щёки и касаюсь губ губами. – Испугалась?

- Немного. – шелестит, сцепив пальцы в замок. – Не знаю, имею ли право спрашивать, но… - набрав в лёгкие воздуха, заканчивает: - Всё хорошо? Ты какой-то… взбудораженный.

Улыбнувшись её непосредственному, но честному замечанию, киваю и притягиваю к себе. Укладываю голову на плечо и крепко обнимаю.

- Всё хорошо, Мышка. Не надо переживать. Я сейчас уеду по делам. Не знаю, когда вернусь. Из комнаты можешь выходить. Кошака отнеси на кухню, пускай поест. Леся проводит. И если вернусь поздно, не пугайся, ладно? – накрыв ладонью щёку, неосознанно глажу её большим пальцем.

- Ты придёшь ко мне? – выдыхает с испугом, округлив глаза.

- Приду, Рина. Обязательно приду.

- Хорошо. – кивает Мышка и совсем неожиданно поднимается на носочки и клюёт в губы. Заливаясь краской до кончиков ушей, утыкается макушкой мне под подбородок. Не знаю, кто больше этому удивился. – Я не буду бояться.

- Умница, сладкая. – отстранив её, целую в лоб. – И ни о чём не волнуйся. Я обо всём позабочусь.

- О чём? – спрашивает тихо.

- О тебе. Всегда.

Глава 19

Кот приходит только под утро, когда небо уже начинает светлеть. Просыпаюсь ещё до того, как он входит в комнату. Словно почувствовав его, распахиваю глаза. Лежу, не шевелясь и задержав дыхание, когда дверь открывается и бесшумная тень вплывает внутрь. Только светлое пятно рубашки говорит, что это не сон и не призрак. Приоткрыв один глаз, привыкаю к темноте. Начинаю различать его крупную фигуру. Вижу, как расстёгивает рубашку и брюки. Как снимает их и вешает на спинку кресла. Не издавая даже шороха, обходит кровать. Приподнимает одеяло и ложится сзади. Большая рука тут же оборачивает рёбра, а грудная клетка прижимается к спине. Тяжёлый запах алкоголя и сигарет забивает нос. Но не вызывает отвращения.

- Доброе утро. - выдыхаю несмело.

- Спокойной ночи, Мышка. Спи. – приказывает тихим, осипшим голосом.

Мурашки от него всю кожу охватывают. Всего через минуту дыхание Кости полностью выравнивается, а сердцебиение замедляется. Он засыпает. А вот я в этот раз решила побыть непослушной. Жутко нервничая, прислушиваюсь к его дыханию. Близость мужского тела. Твёрдость калёных мышц. Жар загорелой кожи, словно в неё впитались солнечные лучи. Тяжесть руки на рёбрах. Одно его присутствие в моей постели. Всё это не даёт снова провалиться в сон.

Рассеянно перебираю шёрстку Шедоу, устроившегося рядом с подушкой, и прислушиваюсь к собственным чувствам. Я и правда не испугалась, когда он пришёл. Кажется, я и вовсе перестаю его бояться. Начинаю смелеть настолько, что не дёргаюсь, когда он меня касается. Отвечаю на его поцелуи. Сама его трогаю. Смотрю на него прямо. Выдерживаю давящие своей силой взгляды. Даже учусь сама его целовать. И принимать вызываемые им эмоции и реакции тела. Он пообещал, что больше не будет наказывать, что не обидит. А я… Я так легко в это поверила, что страшно стало. Ему вообще легко верить, будь то угроза, обещание или заверение, что я добровольно выберу быть с ним. Меня не смущает то, насколько он старше. Ещё неделю назад меня вгоняло в панику, что будь мой папа жив, он был бы всего на пять лет старше Кости.

Наверное, это неправильно. Нет! Точно неправильно! Испытывать чувство привязанности и доверия к своему похитителю.

Пусть даже и в королевских условиях, но он держит меня в неволе. Я всё равно чувствую себя свободнее, чем когда-либо раньше. Впервые с того момента, когда у бабушки случился второй инсульт, мне не надо беспокоиться о том, чтобы хватило денег на лекарства. Не приходится думать, где найти подработку на каникулы.

Вчера утром Кот дал мне позвонить бабуле. Она чувствует себя хорошо, и заверяла, что отлично справляется сама. Пока я судорожно пыталась придумать новую причину, почему задерживаюсь, она только засмеялась и сказала, чтобы я отдыхала и ни о чём не беспокоилась. Чтобы хоть иногда была эгоисткой и думала только о себе.

Потом Кот усадил меня к себе на колени и, демонстрируя экран телефона, перевёл бабуле неприлично огромную сумму денег. Я даже попыталась возмущаться, что она подумает обо мне невесть что, когда такая сумма придёт с чужого счёта. Он улыбнулся и пообещал, что всё будет хорошо. Я поверила. И расслабилась. Его фальшивая забота, должна признать, сильно подкупает. Знаю, что она ненастоящая. Всего лишь потрясающая игра искусного притворщика. Но мне так хотелось, чтобы обо мне позаботился хоть кто-то.

- Прекрати. – толкает Костя мне в шею.

От неожиданности и хрипотцы его в голоса в полной тишине вздрагиваю. Он обнимает крепче и проводит губами вверх по шее.

- Что прекратить? – шепчу, боясь нарушить такой странный сон.

- Думать, Ри-на. Ты слишком много думаешь. Просто расслабься и наслаждайся отпуском. Ни о чём не переживай.

- Я же не робот. – выбиваю возмущённым шипением.

Потревоженный котёнок, вытянувшись, спрыгивает с кровати и скрывается в темноте. Мужские губы курсируют к уху. Его дыхание дрожать заставляет. Кот целует за ухом и сипит приглушённо:

- Не робот, Дарина. – соглашается, лизнув там, где только что целовал. – Ты всего лишь хрупкая девушка, слишком многое взвалившая на свои плечи. Я решу все твои финансовые вопросы и любые проблемы. Этот месяц ты не должна думать ни о чём и ни о ком. Только о себе. Если захочешь остаться, то тебе никогда больше не придётся ни о чём волноваться.

Бог мой, как это подкупает! Мне так хорошо, когда его мягкая щетина раздражает восприимчивую кожу шеи. Когда шершавые пальцы, поддев пижамную майку, рисуют на животе круги, линии и зигзаги. Когда дыхание щекочет и шевелит волосы. Когда мурашки вновь и вновь облепляют тело. Когда в животе зарождается робкое тепло возбуждения. В сердце расцветает диковинный цветок. А раненые птицы распускают крылья во всю мощь. Когда его голос такой тихий, хриплый и мягкий, что поднимает все волоски на теле. Когда его жар не обжигает, как вначале, а просто греет.

Закрываю глаза и позволяю себе расслабиться и просто насладиться минутами спокойного блаженства. В объятиях почти незнакомого мужчины засыпаю так крепко и сладко, что не отталкиваю, когда переворачивает меня на спину и ложится сверху. Обняв за шею, впускаю в рот его язык. Понимаю, что мне нравится никотиновая горчинка. Не сопротивляюсь, когда Костя стягивает с меня майку, шорты и нижнее бельё. Трогает. Гладит пальцами. Заставляет стонать и неконтролируемо двигать бёдрами ему навстречу. Мне совсем не страшно, когда он тоже раздевается, выставив на обозрение покачивающееся достоинство. Разводит мои ноги шире и пристраивается между ними. Один резкий толчок и…

Я просыпаюсь.

Тяжело дыша, подскакиваю на кровати, понимая, что мне только приснился секс с Костей. Шорты и трусики мокрые, хоть выжимай. Сердце в голове колотится, мешая мыслить. Я настолько возбуждена, что живот режет от боли. Приложив ладони к пылающим щекам, медленно поворачиваю голову назад. Со свистом выдыхаю, испытывая колоссальное облегчение, что Кота нет рядом. Прислушиваюсь к звукам в комнате, дабы убедиться, что он не курит на балконе или не моется в душе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Застонав, падаю обратно на подушку. От стыда охота сгореть.

Вот это да. Приснится же такое. И ощущения такие яркие и острые, будто наяву. До сих пор в носу его мускатно-никотиновый аромат. Во рту вкус его слюны. На теле ожоги его касаний. Прижимаю ладонь к низу живота. Плотно смыкаю бёдра и ёрзаю по матрасу, силясь избавиться от этого ужасного чувства неудовлетворения.

Костя называет меня Мышкой. А я чувствую себя озабоченной кошкой в марте.

Зажмуриваюсь до россыпи звёзд на тёмном полотне. Зачем-то воскрешаю в мыслях ощущение его плоти у себя между ног. Если учесть, что она побывала у меня во рту, то представляю это очень чётко, во всех подробностях. Бархатную наощупь тёмную головку. Гладкую и горячую длину. Запах.

Сильнее тру бёдра друг об друга. Пружина, заполонившая всё пространство живота, приносит такой дискомфорт, что, кажется, не выдержу этой боли. Даже в поясницу стреляет.

Горячая большая ладонь накрывает живот и беспрепятственно скользит под шорты в трусики. Со стоном раздвигаю ноги и открываю глаза. Завизжав, сдвигаю их обратно, но Кот не позволяет. Сосредоточенно глядя мне в лицо, ныряет между разбухшими и мокрыми складками. Давит пальцем на кнопочку, быстро кружа по ней. Я превращаюсь в комок натянутых нервов, стыда, позора и смущения. Роняю ресницы на щёки, которые обжигает его дыханием.

- Сладкая, расслабься. Я тебе помогу.

Прячу лицо в ладонях. Кусаю губы, язык, щёки, но всё равно стону под его руками и губами. Пусть просто сделает то, что обещал. Если сейчас же не доведёт меня до оргазма, я рвану. Или умру на месте. Приподнимаю таз и цепляюсь ногтями в его голые плечи.

- Мне больно, Костя. – хнычу, неконтролируемо выгибаясь в пояснице. Тянусь к нему. Мажу губами по его губам. Вспоминаю, как это было во сне. – Это ужасно.

- Всё в порядке, Дарина. Не думай. Чувствуй.

Надавив одним пальцем на скрытую расщелину, проталкивается внутрь. Двигает им вперёд-назад. Растягивая до лёгкой боли, добавляет второй.

- Бог мой! – вскрикиваю, широко распахнув глаза.

Через секунду проваливаюсь в пропасть. Рассыпаюсь на разноцветные атомы и падаю вниз. Давление, что так мучило, рассосалось. Пружина исчезла. Боль тоже. Только его пальцы в моём теле продолжают растягивать плоть. Собирать по кускам. Склеивать.

- Хватит. – умоляю слёзно, ведь он не останавливается. – Костя, прошу… Не надо больше.

- Всё, сладкая. Тише. – выдыхает, вынимая из меня пальцы. Вытаскивает руку из белья, но накрывает ладонью лобок. – Всё хорошо.

- Не хорошо! – срываюсь на слабый крик, дёргаясь от него подальше. – Такой кошмар! Это позор!

Слёзы водопадами из глаз. Меня так трясёт, что матрас, будто желейный, вибрирует. Закрываю лицо ладонями. Кот с приглушённым смехом поворачивает лицом себе в грудь и сильно давит на спину. Водит по ней ладонями и спокойно, словно каждый день имеет с подобным дело, поясняет:

- Никакого позора, Рина. Эротические сны нормальное явление. Никто ещё не умирал от того, что возбудился во сне. А вот от неудовлетворения страдали.

- Тебе тоже... снятся… такие сны? – выпаливаю отрывисто, скользнув глазами с тяжело качающейся груди.

- Снятся. – соглашается абсолютно серьёзно, без запинки и намёка на смех или улыбку. – Только у меня опыта куда больше твоего, чтобы справиться с возбуждением. Твоё тело только начинает просыпаться. Оно знакомится с удовольствиями. Не надо этого стыдиться и пытаться отрицать, бороться с этим.

Его слова, ровный голос и сильные руки вновь срабатывают как волшебное заклинание. Я быстро успокаиваюсь. Остаётся только неловкость от того, что мужчина застал меня в таком виде. Сразу обо всём догадался и сделал так, что мне полегчало.

- Всё, Рина, приводи себя в порядок и спускайся завтракать на пляж. – говорит, вставая с кровати.

Подскакиваю следом, понимая, что Шедоу нет рядом. А вчера он весь день от меня не отходил. Даже спал со мной.

- Где Шедоу?! – спрашиваю завышенным голосом, панически оглядываясь по сторонам.

- Перед тем, как я ушёл, скрёбся в дверь. Леся вынесла его на улицу. Как только свои кошачьи дела сделает, она отнесёт его на кухню, а потом вернёт тебе.

Шумно перевожу дыхание и выпаливаю, опустив глаза на свои колени:

- Спасибо. За Шедоу и… И за… терпение. Я не понимаю твоих мотивов, но всё равно благодарна. – накачав лёгкие воздухом до краёв, заставляю себя посмотреть ему в глаза. – Но какими бы не были твои причины, ты не такой ужасный, каким казался раньше. Вряд ли тот, что похитил меня, просто спал бы рядом. Или давал, - сглатываю, мазнув глазами по стене, - разрядку, не требуя ничего взамен. Я понимаю, что ты всё равно сделаешь меня своей женщиной. Что заберёшь девственность. Но ты не торопишь. Не берёшь силой. Даёшь время привыкнуть к тебе. Спасибо.

Кот возвращается к кровати. Наклоняется. Сгребая ладонью затылок, с такой нежностью целует, что я льдинкой в кипятке таю. Разрывает поцелуй, но продолжает касаться губ, шепча:

- Я сказал, что завоюю тебя. И я это сделаю, Мышка. Беги в душ. И надень купальник и шорты. И волосы собери, чтобы не мешались.

- Ты будешь учить меня плавать?

Его губы тянутся в загадочной улыбке.

- И это тоже. У тебя пятнадцать минут, Ри-на.

Он уходит, а я лечу в душ. Раздражённая его пальцами плоть горит. В животе ещё трепещут птицы. С улыбкой купаюсь и чищу зубы. Одеваюсь и завязываю высокий хвост, как он и сказал. Заглядываю на кухню, убеждаясь, что Шедоу накормлен, а Леся следит за ним. Здороваюсь с ней и поваром Кареном, с которым вчера познакомилась. Оказывается, что он профессиональный шеф-повар, работавший в столичных ресторанах. Несколько лет назад вернулся на родину, а Кот его перекупил. С тех пор трудится на кухне, лично готовя только для хозяина и его гостей. Только тут есть ещё одна кухня, где под руководством Карена готовят на весь внутренний штат охраны и прислуги больше десяти человек.

Даже выйдя на улицу, размышляю, сколько надо иметь денег, чтобы кормить их всех? Если только на кухне столько людей, то общая численность работающих тут человек пятьдесят? Сто? Садовники, горничные, охранники. С такими ресурсами Костя может купить себе любую девушку. Почему именно я? Охотничий инстинкт? Азарт? Для него это игра, в которой он проламывает мою оборону? Потом поставит галочку в бесконечный список достижений и вышвырнет нас с Шедоу за шкирку на улицу?

Тряхнув головой, отгоняю эти мыли. Лучше не думать о будущем. Лучше видеть того, кого он мне показывает. А не того, кем он является на самом деле.

Сегодня море опять спокойное. Столик со стульями стоит прямо в воде. Костя, закатав светлые штаны до колен, сидит на стуле по щиколотку в воде и смотрит, как я трусливо преодолеваю путь к нему. Сузив глаза, видит, наверное, не только каждое моё движение, но и как колотится кровь в венах, как тяжело и коротко дышу, как смущаюсь его после утреннего происшествия.

Уткнувшись глазами в землю, подхожу и занимаю место напротив.

- Ты очень красивая, Дарина. – сухо говорит он, а у меня всё равно сердце подскакивает от счастья.

- Спасибо. – лепечу, украдкой глядя на его устремлённый на море профиль.

- За правду не благодарят.

Сегодня мы едим не в тишине. Костя расспрашивает меня о моей жизни. Об учёбе, бабуле, работе в кафе и ресторане, о друзьях. Личных тем не затрагивает. Не спрашивает о родителях.

- Кем ты работаешь? – выпаливаю смело и тут же глаза прячу.

Слышу, как он усмехается.

- Перевозчиком. У меня несколько грузовых кораблей и доков.

- А ты не ходишь на работу?

- Хожу. – уже открыто посмеивается. – Но не так часто бывают ситуации, требующие моего непосредственного вмешательства. К тому же, у меня всего месяц. – напоминает, шутливо приподняв брови.

Не могу удержаться от короткой улыбки. Спрятав её в чашке с кофе, поглядываю на него. Щетина снова аккуратная и ровная, с чёткими контурами. Губы приоткрыты. Уголки слегка приподняты в улыбке.

- Уже двадцать девять дней.

- Месяц високосный.

- Что тебе даст лишний день?

- Очень многое, сладкая. Бывает так, что и лишняя минута решает судьбы. Пойдём. – поднимается, протягивая мне раскрытую ладонь. Со слабой дрожью в пальцах вкладываю их в его руку. Он несильно сжимает и тянет меня вверх. Едва на ногах оказываюсь, ласково целует. – Обуйся. Галька горячая.

Проталкиваю ноги в шлёпанцы. Костя идёт босиком, словно не ощущает перегретых солнцем камней. Руку мою не выпускает. Идём по полосе пляжа. Мне вдруг ужасно хочется к нему прижаться, но я не решаюсь. Огибаем скалу по тонкой тропинке, а сразу за ней оказывается пирс. Около него пришвартован белоснежный высокоскоростной катер. Кот отпускает меня и ловко запрыгивает в него. Протягивает мне руки с широченной улыбкой.

- Иди сюда, Мышка. Не бойся.

- Я туда не залезу. – пячусь назад, качая головой.

- Тебя укачивает?

- Нет. Просто… Если он перевернётся? Или я выпаду за борт? Я утону. – тарахчу панически.

- Рина. - угрожающе снижает голос и сощуривается. - Иди. Ко. Мне. Бегать я за тобой не стану.

На негнущийся ногах возвращаюсь и с небольшим разбегом прыгаю прямо в жаркие объятия. Плотно смежаю веки и цепляюсь за мужскую футболку, ощутив, как катер покачивается на небольших волнах.

- Трусиха. – с улыбкой в голосе. – Я обещал, что не отпущу тебя. И я не отпущу.

Кажется, я всё больше начинаю хотеть, чтобы он это сделал. Бог мой, я что, начинаю к нему привязываться?

Глава 20

Первые минут десять поездки я только жмурюсь и визжу во всю силу лёгких, боясь вылететь за борт. И даже профессиональный спасательный жилет не дарит спокойствия.

- Мышка, выдохни. Мы даже скорость не набрали. – смеётся Костя.

Через секунду рёв мотора становится громче. Ощущаю характерный рывок ускорения. Заорав ещё громче, цепляюсь мёртвой хваткой в борт и в лавку, на которой сижу. Ветер рвёт одежду и волосы. Брызги солёной воды летят в лицо и попадают в рот.

Ощущения настолько новые и потрясающие, что сама не замечаю, когда крики перерастают в нервный смех, а после и в счастливый хохот.

Открываю глаза, и в них тут же попадает вода. Вытираю мокрое лицо и ловлю на себе внимательный взгляд глаз такого же цвета, как и окружающее нас бесконечное море. Стоя перед сидением у руля с закатанными брюками и в белой футболке на белоснежном катере с ослепительной улыбкой, Костя не кажется пугающим или отталкивающим. Он видится мне очень привлекательным мужчиной, умеющим сводить женщин с ума не только поцелуями и ласками, но такими вот взглядами, улыбками, красивыми жестами вроде завтраков прямо в море и катаний на катере.

Откровенно и, наверное, даже нагло разглядываю его. Именно в этот момент я забываю о том, каким образом сюда попала. О том, для чего он меня держит. И о том, что будет, когда этот месяц подойдёт к концу. Я, конечно, не думаю, что он в меня влюбится и в конце срока предложит выйти за него замуж. Не настолько идиотка. Но почему не насладиться тем, что он мне предлагает? Другой возможности пожить в роскоши, поплавать в море и поесть трюфелей у меня может никогда не быть. И, кажется, я уже смирилась с тем, что он станет моим первым мужчиной. Наверное, так даже лучше. Со взрослым и опытным. Который знает, что, как и для чего делает. К тому же, после «душа» он никогда не требовал от меня даже потрогать его. Только поцеловать. А мне, как оказалось, нравится с ним целоваться. И то, что он делал с моим телом пальцами и языком, мне тоже нравится. Пусть это и жутко стыдно. Но нельзя постоянно бояться. И его гипнозу сопротивляться тоже невозможно.

Как бы то ни было, через месяц я уйду. Навечно дьявол мою душу не заберёт. Я была уверена, что меня нельзя купить. Но он смог. Не деньгами, нет. Одежда, ресторанное меню и шикарная обстановка дома не вызывают желания оставить свою жизнь и свои принципы. А вот Костя…

Вздохнув, смотрю на его рельефную спину и поджарый зад. Краснею, но смотрю. С моего ракурса почти не видно лица, лишь скулу и край щеки, но всё равно замечаю, что он сосредоточен. А может и напряжён.

На повороте катер накреняется вбок. Свешиваю руку вниз и ловлю удары волн ладонью и предплечьем. И смеюсь.

- Уже не боишься? – спрашивает Кот, сбавляя ход.

Заметила, что в последнее время он стал заморачиваться с тем, чтобы вопросы были вопросами.

- Уже не так. – качаю головой с улыбкой. Его глаза вспыхивают непонятным пламенем. Засмущавшись, отвожу взгляд и смотрю на далёкую полоску земли. – Можно побыстрее?

- Можно. – смеётся мужчина, набирая ход.

Я смеюсь так громко и много, как, наверное, ни разу в жизни. Лёгкие переполнены морским бризом. Грудь до отказа залита свободой и счастьем. Глаза слезятся от белого солнца, бесконечной синевы моря и голубизны неба без единого облачка. Рот и щёки болят от постоянных улыбок и смеха. Сердце быстро-быстро стучит не только от адреналина, но и от близости Кости. Понимаю, что те чувства, которые испытываю к нему, не только нелогичны, но и опасны для такой наивной дурочки, как я. Но и поделать с собой ничего не могу. Как любит повторять бабуля: не хочешь срать, не мучай жопу. Очень аристократично, да. И это касается не только того, чтобы пересилить себя и сделать что-то, что не хочешь или не можешь. Но и перестать сопротивляться тому, с чем не можешь справиться.

- Хочешь порулить? – толкает Кот, вырывая меня из размышлений.

- Что? – моргаю потерянно, уверенная, что ослышалась.

- Управлять катером. – указывает на руль подбородком с лукавой улыбкой. – Попробуй. – полностью остановив катер, протягивает мне руку.

- Что? Нет. – бешено головой кручу, вцепляясь в лавку, будто он меня от неё отдирать будет.

- Не бойся, Ри-на. – проговаривает вкрадчиво, сощурив глаза. – Я же не предлагаю тебе самой рулить. Буду контролировать. Иди сюда.

Трусливо поднимаюсь, качаясь вместе с корпусом. Прохожу к штурвалу. Опускаю на него руки и глубоко вдыхаю. Костя становится за моей спиной. Накрывает мои дрожащие кисти большими, холодными от воды и ветра ладонями. Чувствую, как глубоко вдыхает запах моих волос. Как рвано выдыхает в шею. Как напрягается его красивое загорелое тело.

- Какая ты сладкая. – хрипит в затылок. Сильнее дрожу по натиском его эмоций. Кот переводит дыхание и прочищает горло. Снимает мою кисть с руля и перекладывает на рычаг справа. – Садись. – толкает в кресло. – У тебя две педали. Правая — газ. Левая — тормоз. Давишь на них только плавно. И никогда одновременно. Задействуешь только правую ногу. Попробуй.

- Он же поплывёт. – выталкиваю испуганно.

- Не поплывёт. – издаёт приглушённый смешок. – Сейчас катер стоит на нейтральной скорости. – дёргает моей рукой, которая на рычаге. – Видишь, стоит посредине. Если нажмёшь эту кнопку и переведёшь вперёд, то поплывёт вперёд.

- Как сложно. – шепчу растерянно.

- Ничего сложного. Дави на педали. Я рядом. Не бойся.

Через несколько минут я уже пускаю катер медленно плыть. Кот удерживает штурвал и контролирует, чтобы не дёргала его резко. От нервов и напряжения спина начинает болеть, будто в неё металлических спиц натолкали. Руки натянуты. Ноги трусятся.

- Давай немного быстрее.

- Страшно.

- Я с тобой, сладкая. Страхую. Дави на газ.

То, что Костя так близко, сильно отвлекает. Расслабиться и полностью сосредоточиться на управлении катером чертовски сложно.

- Ты молодец. Всё делаешь правильно. – подбадривает, не отпуская моих пальцев, судорожно цепляющихся в руль. – Устала? – задаёт вопрос, спустя время.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Мне кажется, будто мной вместо мяча в футбол поиграли. – хихикаю нервно.

Костя тоже негромко смеётся.

- Перенервничала и перенапряглась. Останавливайся. – плавно прижимаю левую педаль, пока катер не зависает посреди моря. – Перекусим?

- Здесь? – оглядываюсь по сторонам.

- Здесь. – отбивает с усмешкой. Достаёт из-под скамейки корзину, накрытую голубым полотенцем. Садится на лавку и хлопает ладонью рядом с собой. – Иди ко мне.

Присаживаюсь рядом и смотрю, как он достаёт из неё несколько контейнеров с нарезанными овощами, сырной и мясной нарезкой, крошечными сандвичами и канапешками. Оттуда же выуживает бутылку шампанского с каким-то очень красивым и, судя по всему, дорогим названием. Расставляет всё это на откидном столике. В корзине и пара высоких бокалов из тончайшего стекла находятся. Он передаёт их мне и с каким-то ехидством, что ли, просит поберечь глаза. Не успеваю среагировать, как раздаётся хлопок и на нас льётся густая пена вместе с брызгами шампанского.

- Ай-ай-ай! – хохочу, вытирая его с лица. – Я теперь вся липкая!

- Я тебя оближу. – выдыхает томно. Мне враз жарко становится. Сразу вспоминается, как он меня облизывал в прошлый раз. – Или искупаю. Воды много. – обводит весёлым взглядом окружающее нас море.

- Я туда не полезу. – бурчу, опасливо выглядывая за борт.

- У тебя всего два варианта, Ри-на.

Прячась от его недвусмысленных намёков, делаю крошечный глоток шампанского. Пузырики ударяют в нос, щекочут губы. Не могу не засмеяться.

- Вкусно? – интересуется Костя, делая глоток намного больше. Я только киваю и отхлёбываю ещё. Вкусное, приятное, сладкое. Оно согревает желудок и окоченевшие пальцы на ногах. Мужчина забирает у меня бокал и ставит его на стол. – Открой рот. – послушно размыкаю челюсти, и он кладёт на язык канапе с креветкой и маслиной. Пережёвывая, разве что не мычу от удовольствия. Едва глотаю, как опять слышу: - Открывай, сладкая.

Таким образом он скармливает мне ещё несколько канапе, кусочков сыра, колбаски и хамона. Даёт делать между ними глотки шампанского. Мне становится так тепло и хорошо. Я смелею настолько, что тоже кладу ему в рот канапе. Костя, лизнув мои пальцы, зубами забирает угощение. Сейчас как никогда на хищника похож. А мне не страшно. Мне удивительно легко. Я даже не боюсь, когда он снимает с меня жилет и прыгает в воду. Вынырнув, трясёт мокрыми волосами, отчего капли летят во все стороны. Раздеваюсь до купальника. Он вытягивает руки, и я, задержав дыхание, смело прыгаю к нему. Он легко удерживает навесу за талию. Обнимаю его руками и ногами и лезу целоваться. Собираю языком солёную воду с его губ.

- Твою же, Рина. – рычит, вдавливая меня в себя за ягодицы.

Втягивает мой язык в рот и с жадностью сосёт. У меня голова кружится. Вгоняю ногти в плечи и шевелю губами. Веду ладонью по шее. Закапываюсь пальцами с жёсткие от морской воды волосы, толкая его голову ближе. Живот уже знакомо скручивает в спираль. Жёсткое естество, упирающееся снизу мне между ног, не вызывает ужаса. Только сладкое томление во всём теле.

- Костя… - хнычу ему в губы. Покусываю их. Трусь о щетину. – Костя...

- Блять, сладкая, не здесь. – рыкает Кот, отдирая меня от себя.

Подплывает к небольшой лесенке на катере, разворачивает меня и подталкивает вверх. Падаю на лавочку и делаю большой глоток шампанского, чтобы притупить пульсации в животе и между бёдрами. Мужчина садится рядом и притягивает меня спиной себе на грудь. Обернув одной рукой, кормит клубникой в шоколаде. Я послушно съедаю всё, запивая игристым. Прихватываю его пальцы губами. Облизываю их. Покусываю. Слышу, как сбивается его дыхание. Накрываю обеими руками его кисть, покоящуюся на моём животе, и толкаю вниз под плавки. Костя глухо и агрессивно рычит. Впившись в мой рот, пальцами вытворяет такое, что меня на месте подбрасывает. Не разрывая контакта губ, стону ему в рот. Кажется, кричу его имя, когда взрываюсь атомной бомбой, начинённой салютами. Не открывая глаз, вожу языком по его губам.

До самого вечера мы просто сидим на лодке, пьём и кормим друг друга. Он расспрашивает меня о всяких глупостях.

- Ты бандит? – выдаю вдруг, рывком садясь и поворачиваясь к нему.

Кот хмурится. Брови съезжаются к переносице и встречаются там. Обнимаю ладонями его щёки и заглядываю в потемневшие глаза.

- Я слышала, как ты говорил тогда, когда забрал меня, что решишь по-своему. И чтобы Шраму нашли другую игрушку. Я тоже игрушка, да? Ты наиграешься и выбросишь меня? – тараторю быстро и сбивчиво. Почему-то мне так легко всё это говорить, задавать вопросы. Удивительно, почему я так сильно боялась его раньше. Он совсем не страшный. – Ты просто хочешь поиграть со мной, да? Чтобы я отдалась тебе добровольно? Это просто охотничий инстинкт? Когда получишь желаемое, сразу интерес потеряешь? На самом деле все эти жесты, - обвожу руками катер, стол с закусками, море, - цветы, внимание, разговоры, чтобы развести глупую мышку на секс? Ты и так взять можешь. Я же слабая дурочка, которая так легко ведётся на всё это. Девочка без родителей, которую никто не баловал. А ты подобрал, спас, приголубил, и я растаяла. Что тебе мешает воспользоваться мной здесь и сейчас? Или ждёшь, что я сама к тебе на коленях приползу?

- Дарина. – шипит он ледяным голосом. – Ты вообще когда-нибудь шампанское пила?

Растерявшись от резкого перехода с темы на тему, отвечаю честно:

- На Новый год с бабушкой. И вообще, при чём тут шампанское? – возмущённо голос повышаю.

- Бывают же такие. – ухмыльнувшись, качает головой. – Поплыли домой, пьянчужка.

Он встаёт, но я следом вскакиваю и бросаюсь на него. Ноги не слушаются. Падаю Коту на грудь, больно ударившись челюстью.

Почему это море стало так качаться? Ой-ой.

- Почему ты мне не отвечаешь? – слабо бью его кулаком в грудь. – Кто я для тебя, Костя?! – кричу, сама не понимая, что со мной происходит. Эмоции внезапно вырвались из-под контроля. От обиды слёзы переполняют глаза и срываются по щекам. – Я же ничего не умею! Трусиха! Скромняха! Любая девчонка и женщина тебе продастся! Зачем тебе такая идиотка?! Ты же сломаешь меня! Сломаешь!

Скрежеща челюстями, Кот с силой впечатывает меня в грудную клетку. Сдавив затылок, грубо фиксирует голову на своём плече. Прижимает за лопатки, не давая даже вдохнуть. Я громко и очень некрасиво реву. Шмыгаю носом. Сама жмусь к нему. Хватаюсь за руки. Горло стянуто плотными обручами боли. Кажется, я не хочу, чтобы всё было так, как я это вижу. Хочу, чтобы было так, как он говорит, как показывает.

- Всё тихо, сладкая. Тихо, девочка. Ты для меня не игрушка. Ты — женщина, прописанная мне жизнью. Я никогда тебя не выброшу. Не откажусь.

Подняв меня на руки, садится на лавку и продолжает прижимать к груди так, словно я нечто очень дорогое для него.

Бог мой, как бы хотелось в это поверить. Чтобы всё было так.

Когда успокаиваюсь, набрасывает на плечи огромное полотенце и берёт курс к берегу. Продолжаю тихо сопеть, глядя на его затылок. Обнимаю себя руками. Мне так холодно. Не от поднявшегося в открытом море ветра. От понимания, что всё это просто игра. Даже его слова. Закрываю глаза и щёку обжигает одной-единственной горячей слезой.

Какая глупая Мышка. Влюбилась в большого хищного Кота. Который будет играться с ней до тех пор, пока ему не наскучит. После он просто сожрёт её. А она и рада. Без него жизнь уже не жизнь.

Глава 21

Просыпаюсь с раскалывающей головой. Пульсирующим мозгом. Пересохшими ртом, горлом и языком. Такое чувство, что Шедоу мой рот вместо горшка использовал, пока спала. С ломкой в каждой кости. В общем говоря, со всеми признаками дичайшего похмелья. Первого в моей жизни. И уже уверенная, что последнего. И с обрывками затуманенных воспоминаний. Последнее, что помню — рука Кости в моих плавках, которую сама туда и затолкала. И третий бокал шампанского. И больше ничего. Совсем. Провал. Будто сделала глоток и уснула. Не помню, как и когда вернулись на берег, как карабкалась по лестнице в гору, переодевалась и ложилась в постель. Только ошеломительный по своей мощности оргазм. Что-то мне подсказывает, что это была далеко не самая ужасная вещь, которую вытворила. Сколько я вчера выпила? Что ещё наделала? Бог мой, а если я наговорила ему чего-то ужасного? Называла чудовищем, маньяком? Он же меня убьёт.

Сажусь и тут же ловлю вертолёты. Со стоном падаю обратно. Прикладываю ладонь ко лбу. Кажется, у меня жар. И тошнит. И голова болит. И страшно до чёртиков.

- Бо-о-о-оже-е-е-… - стону жалобно не своим голосом.

- Хозяин велел вам выпить. – говорит не пойми откуда взявшаяся Леся.

Открываю один глаз, но солнце такое яркое, что тут же зажмуриваюсь. Лицо кривится.

- Только не на «вы», пожалуйста. У тебя когда-нибудь было похмелье?

- Несколько раз. – смеётся тихо. – Константин Геннадьевич о вас позаботился. Возьмите.

- На ты… - хриплю разбито, вслепую нащупывая стакан, протянутый девушкой. Подношу к губам, но медлю. Приоткрываю глаза тонкими щёлками и с подозрением смотрю на решившую вдруг поболтать горничную. – Там яд? – она удивлённо поднимает брови. – Ты его сегодня видела?

- Да. Он лично передал. – указывает на поднос.

- В каком он был настроении? Злой, как чёрт? Или агрессивно настроенный?

- Да нет же. Наоборот. Улыбался. Я, наверно, никогда его таким довольным не видела.

Бог мой, что вчера было? Он решил меня «наказать», а я не сопротивлялась? Или сама наказать себя решила и добровольно?.. Фу! Нет! Я не могла! Или могла? Или это уже не я была? А развратная шлюшка, которой очень нравилось то, что Кот вытворял с её телом?

Судя по ощущениям, секса у меня не было. Думаю, я бы почувствовала, если бы лишилась девственности. Бабуля ещё с шестнадцати лет начала просвещать о взрослых отношениях. Говорила, что первый раз жутко больно. Кажется, что ноги сдвинуть никогда не сможешь, а между ними будто раскурочено всё. Подозреваю, что она больше пугала, чтобы я раньше времени не начала жить половой жизнью. Я и так не стремилась. А после её рассказов и вовсе всё желание пропало. Когда восемнадцать исполнилось, ужасов заметно поубавилось.

Что же вчера было? Глаза горят так, словно я плакала. А может, их просто от света режет? Вот бы Костя уехал сегодня и не возвращался хоть пару дней, чтобы я смогла смириться со своим позором. Не представляю, каким именно, но уверена, что худшего в жизни не испытывала.

- Он здесь? – выжимаю убито.

- Уехал.

Слава Богу.

Привстаю, опираясь спиной на подушку. Выпиваю шипучую воду, так ласково охлаждающую и успокаивающую бурлящий желудок.

- Спасибо. – от всей души благодарю.

- Я только принесла. – пожимает Леся плечами. Звонит мой телефон. Одновременно стреляем глазами на стол. Почему он так далеко? Я же не доберусь туда, даже если это сможет спасти мою жизнь. – Подать? – предлагает участливо, явно оценив моё состояние нестояния.

В любой другой ситуации я бы отказалась. Не королева. Даже не принцесса. Но сейчас выдыхаю только:

- Пожалуйста.

Она передаёт вибрирующий смартфон и уходит, напомнив про завтрак.

Какой, на фиг, завтрак? Мне бы ужин в себе удержать. Или обед?

Ложусь обратно и смыкаю веки, отвечая на звонок. Подношу к уху, но молчу. Лицо почему-то так горит, словно я реально вчера выпрашивала у Кота его достоинство.

Откуда такие мысли? Или это воспоминания? Умоляю, только не это. От страха я с балкона прыгнуть не решалась. А вот от стыда, кажется, уже готова.

- Как ты, пьянчужка? – с тихим смехом высекает Кот. – Живая?

- Не-е-ет. – выдавливаю мёртвым голосом.

- Таблетку выпила?

- Да.

Судя по шуму, Костя едет в машине. И курит.

- Ри-на. – даже через трубку жар его дыхания ощущаю. Словно что-то вчера кардинально изменилось. – Знаю, что хреново, но ты должна будешь поесть.

- Я не смогу. Прошу, не заставляй меня. – хнычу, едва не слёзно умоляя.

- Надо, сладкая. Тебе станет легче. Карен от похмелья готовит волшебную похлёбку. Как рукой всё снимет. – посмеивается приглушённо.

- Издеваешься надо мной, да? – бросаю зло.

Не будь мне так отвратительно паршиво, не рискнула бы огрызаться. Но вся моя природная застенчивость осталась где-то посреди моря вместе с достоинством.

- Забочусь, Дарина. О своей женщине. – добавляет вкрадчивым хрипом.

Меня словно молнией прошибает. Подрываюсь, забыв о боли и тошноте. Придавливаю гулко колотящееся сердце трясущейся рукой и выпаливаю:

- Мы что, вчера?..

- Нет. – снова смеётся Кот. У меня от сердца отлегает. Но он, не жалея, отправляет в него десяток острых лезвий. – Но ты очень настаивала.

- Неправда. – толкаю неверяще, понимая, что меня с головы до ног жаром окатывает.

- Правда. Когда тащил тебя на руках от катера до самой кровати, ты лезла целоваться и просила не уходить. Сама разделась. Стоило мне попытаться натянуть на тебя хоть что-то, начала обнимать и просить, чтобы остался с тобой и забрал твою невинность.

- К-ко-т-тя… - выдавливаю не пойми что, заикаясь. – Ты же шутишь?

Подняв глаза к потолку, молю всех богов, чтобы это оказалось шуткой. В то, что он нёс меня на руках, я могу поверить. А вот во всё остальное…

- Я был непреклонен, Мышка. Не поддался чарам пьяной красотки. Уложил тебя спать и ушёл. Об этом не волнуйся. Неадекватным состоянием пользоваться не стал бы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты же врёшь… - шепчу раздавлено.

- Нет, Рина. Только не ругай себя. Пьяные люди редко ведут себя адекватно. Теперь знаю, что больше одного бокала тебе противопоказано. Не думал, что тебя от трёх бокалов так унесёт. – всё же их было три. – Ри-на, не грызись. Ты всё та же. Хуже не стала. Поверь человеку, который в два раза больше тебя прожил. Ничего страшного не произошло.

- Почему я вчера плакала? – кидаю наобум в надежде, что он прояснит хоть что-то. Доносится зубной скрежет Кота. Знаю уже, что так он делает в трёх случаях. Когда злится. Когда приходится сдерживаться. И когда не хочет отвечать. – Костя, скажи, пожалуйста. – давлю едва слышно и, закрыв глаза, так боюсь услышать ответ.

- Что бы ты там себе не придумывала, всё не так, Рина. Со временем ты поймёшь. Научись видеть то, что прячут. Научись слышать то, о чём не говорят. – однажды он это уже говорил, но смысла сказанного я не понимала тогда и не понимаю сейчас. – Поешь, Рина. Обязательно. Меня не будет пару дней. Дом и территория в твоём распоряжении. И не вздумай себя накручивать. Поняла?

- Поняла. – выдыхаю в микрофон, и вызов сразу обрывается.

После его слов отчего-то чувствую себя ещё хуже, чем до этого. Словно они оставили на сердце горький осадок. Просочились отравой в жизненно необходимые органы и пропитали кровеносные сосуды.

Почему он разозлился? Почему говорил загадками? Он не стал отрицать, что я плакала.

«Что бы ты там себе не придумывала, всё не так, Рина. Со временем ты поймёшь.» -

видимо, где-то здесь зашифрован ответ на мой вопрос. Но как ни кручу и не переворачиваю его фразу, найти его не могу.

Поесть я себя всё же заставляю. Принёсшая Шедоу с прогулки Леся сказала, что это называется хаш. Когда спросила, из чего он, только ответила, что из баранины. Судя по тому, как скривилось её лицо, мне лучше не спрашивать, из какой части бедного животного это приготовили. Ни вид, ни запах, ни вкус густого вонючего бульона с кусками жирного мяса аппетита не вызывают, но я всё равно съедаю всё. Он действительно помогает. От похмелья остаются лишь глухие напоминания и желание пить воду канистрами. Впрочем, и об этом Костя позаботился. Вместо привычных свежевыжатых соков меня сегодня поят ледяной минералкой.

Кошмар. Дожилась. Напилась, как какая-то алкашка.

Но какое же это шампанское было вкусное. И как было легко после нескольких глотков. Природная скованность притупилась. Мне нравилась моя смелость, пусть даже и порождённая алкоголем. Самой целовать Костю. Понимать, что его это возбуждает. Чувствовать на себе его руки. Самой трогать его, гладить, ерошить волосы. Прижиматься и не бояться осуждения. Даже от самой себя.

Несмотря на отступившую слабость, настроение на нуле. И непонятной природы апатия. Теперь мне хочется, чтобы Кот не уезжал. Осталось двадцать девять дней. Я никогда не отступлюсь от своего решения. Не останусь и не буду ждать, пока он меня выбросит. Если бы могла сбежать прямо сегодня, я бы так и поступила. Пока ещё не поздно. Я начинаю чересчур сильно к нему привязываться.

Глаза неприятно подпекают слёзы. Устроившийся на коленях Шедоу, почувствовав моё настроение, поднимается и принимается тереться головой под грудью и мурчать. Рассеянно глажу по выгнутой спине, глядя в одну точку и ничего не видя. Грудную клетку словно цементом залило. Так тяжело. Так больно.

Ну почему я, дура набитая, не влюбилась в обычного парня? Почему после всего, что он со мной сделал, я не могу продолжать его ненавидеть? Или хотя бы презирать? Почему оказалась такой слабой, не способной сопротивляться его агрессивной ауре и тонкой, незаметной с первого взгляда харизме?

Уронив лицо в ладони, зажимаю нижней частью рот, чтобы никто не слышал моих горьких, отчаянных слёз.

Если я сейчас мечтаю о том, чтобы остаться, то что станет со мной через месяц? После того, как он станет моим первым мужчиной?

Звонит валяющийся рядом телефон, но я не в том состоянии, чтобы ответить ему. Не могу. Не стану. Пускай наказывает и сделает так, что я не захочу быть с ним. Пусть будет злым, грубым, жестоким!

В комнату врывается не на шутку перепуганная Леся. Вскидываю на неё заплаканное лицо и закусываю губы. Она тянет мне свой телефон, где висит принятый вызов от Константина Геннадьевича.

- Я не хочу с ним говорить. – выбиваю отчётливо просевшим голосом.

- Леся, уйди. – раздаётся по громкой связи.

Она пытается всучить мне телефон, но я стискиваю кулаки и сверлю её безумным взглядом. Тогда она кладёт его на стол и выбегает, прикрыв за собой дверь.

- Рина, что случилось? – жёстко печатает Кот. Молчу. Тянусь, дабы сбросить вызов. – Не смей скидывать. Я приеду, и будет хуже.

- Пусть будет. – бросаю безжизненно и хрипло и жму на красную трубку.

Не проходит и секунды, как вибрирует мой телефон. Вжавшись спиной и затылком в спинку кресла, даже не всхлипываю. Только слёзы литрами из глаз. Видимо, много морской воды накопила. Взрывается звонком телефон Леси. Я только плотнее веки смыкаю. Сдавливаю челюсти, немного приглушая звук.

Он следит за мной. Постоянно. Видит всем мои слабости и метания. Смотрит, как я переодеваюсь, сплю, возможно, и тогда, когда купаюсь или писаю. Извращенец.

- Больной извращенец! – ору, вскакивая на ноги. Испуганный котёнок сразу сбегает под кровать. – Где твои камеры?! – раскинув руки в стороны, выхожу на середину комнаты. – Где они?! – кружусь вокруг своей оси, выискивая глазами его «глаза». – Где?! Что тебе от меня надо?!

Кто я для тебя, Костя?! Ты же сломаешь меня! Сломаешь!

– вспышками всплывает в сознании.

Хватаюсь за голову руками и зажимаю уши, только бы не слышать его ответа. Но я слышу. Так чётко и явно, что он оглушает.

«Я никогда тебя не выброшу. Не откажусь.»

-

Выбросишь! – вою, уставившись в угол, откуда было бы отлично видно, что я плакала, сидя в кресле. – Отпусти меня! Я не хочу, чтобы было больно! Не хочу потом страдать! Я не хочу… Не хочу… - повторяю разбито, падая на пол.

Вновь материализуется невидимка-Леся и протягивает мне смартфон. Не глядя, отбиваю её руку.

- Прочти. Пожалуйста. – тычет мне в нос экран.

Часто моргаю и дёргаными движениями утираю глаза, проясняя зрение.

Дарина, я тебя не отпущу. Ты не сбежишь от собственных чувств. И я не сбегу.

Внизу тут же высвечивается ещё одно сообщение. Леся всовывает в мои дрожащие руки мобильный и уходит.

Рина, прошу тебя, потерпи до вечера. Я не могу сейчас вернуться. Перестань плакать. Мне от твоих слёз херовее, чем от ножа под рёбра. Ты мне небезразлична. Будь это иначе, я бы дал тебе уйти. Но я не могу. Услышь то, о чём я молчу.

Может быть, я бы и услышала, не будь глухой.

- Убери чёртовы камеры! – кричу, запуская телефон в стену. – Я хочу плакать, когда мне больно! Хочу кричать! И я не хочу, чтобы ты это видел! Дай мне быть собой!

Телефону плевать на удар. Он снова звонит.

Не могу это слышать! Не могу!

Выбегаю из комнаты и, спотыкаясь, сбегаю по ступеням. Мчусь через двор. Едва не свернув шею, вылетаю на пляж и беру направление в сторону, где пришвартован катер.

Мне просто надо сбежать. От него. От себя. От чувств, с которыми больше не могу справляться.

Глава 22

Смотрю в окно быстро едущей машины и невольно улыбаюсь. Ничего пьянчужка не помнит. Так даже лучше. Даринка сама не понимает, как крепко зацепилась за крючок. Не готова пока принять свои чувства ко мне. И мою правду. Не переварит. Не будет знать, что с ней делать. Надо дать ей немного больше времени, чтобы для начала в себе разобралась.

Приоткрыв окно, подкуриваю третью сигарету за утро.

Чем дальше всё заходит, тем чаще думаю о том, что под словами: «если со мной и Миленой что-то случится, защити Дарину», Игнат имел ввиду не: «затащи её в постель, присвой и втяни в свой дерьмовый мир, из которого мы с трудом свалили живые». Я отлично сознаю, что для самой Рины было бы лучше, отправь я её подальше, но никогда прежде мне не приходилось так отчаянно бороться с самим собой. И раз за разом проигрывать.

Не могу я её отпустить. Не могу от неё отказаться. Представлять, что встретит какого-то сопляка, ляжет под него, замуж выйдет, детей нарожает, с работы встречать будет. Улыбаться, блять, ему. Все её улыбки принадлежат мне. Как и её тело. Сердце её. Её первый раз будет моим. И все последующие тоже. Я собственник до кончиков волос. И Дарина будет безраздельно принадлежать мне одному. Смотреть только на меня. Любить, сука, только меня. Я сделаю так, что она не захочет уходить. Если придётся, то весь отведённый мне срок буду наизнанку выворачиваться, но она никогда не узнает, чем занимался её отец и чем промышляю я. Просто отдам ей всё. За улыбку. И за то, чтобы смотрела на меня так, как вчера. Чисто и тепло. С таким доверием, что мысли о том, что предаю Игната, врезались в мозг рапирами.

Он не желал такой жизни для дочери. До встречи с Миленой мы были одинаковыми. Только Милке с самого начала не нравилось, чем он занимался. Однажды, сразу после рождения Даринки, стал случайным свидетелем их скандала. Впервые видел, чтобы Миленка так рыдала и кричала, а Игнат разве что не ползал у её ног и обещал завязать, уйти в легал. Она орала, что ей и её ребёнку не нужны кровавые деньги, особняки, построенные на костях человеческих жертв, украшения, «снятые с трупов». Она хотела лишь семью. Самую обычную. Где муж впахивает на заводе, а она встречает его борщами. Он попросил год, чтобы организовать их будущее. А через половину срока мой отец захотел Милену себе. И он её получил. Он не взял её силой — она пришла сама. Он сделал нечто гораздо хуже. Настолько ужасное, что даже спустя семнадцать лет после его смерти я так и не смог его простить.

- Приехали, Константин Геннадьевич. – выдёргивает из тёмных мыслей Арс, уже припарковавшись и заглушив двигатель. – Абхазцы уже на месте.

- Подождут. – бросаю сухо. Не люблю я с ними дел иметь. Хитрожопые и пытающиеся вечно то цену скинуть, то наебать. – Жди на месте. Скоро подойду.

Арс, не сказав ни слова, проверяет кобуру и выходит на улицу, ровным, чеканным шагом направляясь в тёмный ангар. Там должна состояться сделка по продаже партии Калашей. Прежде чем пойти за ним, проверяю телефон. Всего одно сообщение от Артура

«не выходила».

Хмыкаю, приподняв один уголок губ. Перебрала, бедная. Ни пить, ни целоваться не умеет. Не знаю, что там перещёлкнуло в голове у Генриховны на старости лет, но растила она Ринку в спартанских условиях. Девчонка едва ли не монашка. Не понимает своего тела и боится собственного возбуждения. Желаний стыдится. Шампанское с бабушкой на Новый год… Охренеть можно. Девочка не от мира сего. Радует, что хоть после оргазмов не начинает молитвы читать и челом об пол биться.

Захожу в приложение и нахожу камеру, с которой Мышонка видно лучше всего. Как повёрнутый, могу часами смотреть в экран, как она ест, спит, читает. Контролирую каждый её шаг. Но когда понимаю, что она, слившись по цвету с креслом, рыдает, слева в груди болезненно тянет.

Набираю её номер на громкой, глядя, как она не отвечает. Пробиваю через Лесю, только чтобы услышать осипший, безжизненный голос.

- Я не хочу с ним говорить.

- Леся, уйди. – рыкаю резко.

Меня сильно колотит от понимания, что меньше, чем за час в ней что-то разрушилось. Теряю контроль над телом, над голосом, на грёбанными эмоциями, на которые от неё так сильно пробивает. Говорю не то и не так. Не тем тоном. Не с теми чувствами и интонациями.

- Рина, что случилось? – не ответив, тянет пальцы к экрану. Сбросить решила. - Не смей скидывать. Я приеду, и будет хуже. – угрожаю, пытаясь её остановить.

Нельзя сейчас оставлять её со своими мыслями.

- Пусть будет. – выдыхает она, и звонок обрывается.

И у меня внутри что-то жизненно важное обрывается.

- Твою мать, Мышка, ты как меня в капкан поймала? – выбиваю беззвучно, набирая её номер и номер Леси из раза в раз. Наблюдаю, приблизив картинку, как она, уставившись пустыми глазами почти в камеру, заливается тихими слезами.

Блять, да что случилось? Это уже не стыд и не смущение. Что-то гораздо глубже, опаснее и больнее. Для неё. Для моего Мышонка. Для моей наивной, улыбчивой глупышки.

Не оставляя попыток дозвониться, пишу сообщение Артуру, чтобы был наготове в случае форс-мажора, но отправить не успеваю. Динамик телефона прорезает громкий, отчаянно-злой выкрик Дарины:

- Больной извращенец! Где твои камеры?! – вылетает в центр спальни, крутится там, зарёванными глазами ищет. – Где они?! Где?! Что тебе от меня надо?!

Не понимаю, что с ней происходит, но стоит увидеть, как она хватается за голову, словно старается заглушить в ней голоса, едва не запрыгиваю в тачку и с визгом покрышек и дымом не срываю её с места. Нельзя срываться из-за девчонки. Кем бы она ни была. Мне необходима эта сделка с абхазцами.

-

Выбросишь! Отпусти меня! Я не хочу, чтобы было больно! Не хочу потом страдать! - крики перерастают в шёпот, и расслышать его уже не выходит.

Но то, что слышал, вспарывает мне брюхо и выпускает кишки. Набираю Артура и требую отправить Лесю к Рине, чтобы показала сообщение, которое бездумно набиваю. Мышка читает, но не реагирует. Отправляю ещё одно. Остатки души вкладываю. Сознаю, что всё же стала она моей единственной слабостью. Объяснения по смс — самый поганый вариант, но другого выбора нет. Необходимо держать себя в руках. В любви, конечно, не признаюсь. Не тот человек. Да и она не поверит. Но всё же свыше необходимого выдаю. Открываю ту часть себя, что скрыта в самых недрах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рина, прошу тебя, потерпи до вечера. Я не могу сейчас вернуться. Перестань плакать. Мне от твоих слёз херовее, чем от ножа под рёбра. Ты мне небезразлична. Будь это иначе, я бы дал тебе уйти. Но я не могу. Услышь то, о чём я молчу.

Она читает. А следом запускает телефон в стену и снова вопит:

- Убери чёртовы камеры! Я хочу плакать, когда мне больно! Хочу кричать! И я не хочу, чтобы ты это видел! Дай мне быть собой!

- Сука! – рявкаю, ударяя кулаком в металлическую обшивку машины и оставляя на ней вмятину. Звоню Дарине, дыша так, будто это я там надрываю горло и загибаюсь от боли. Да так, мать вашу, и есть. Видеть Мышонка в таком состоянии для меня непереносимо. – Твою мать, Рина, ответь. – хриплю рвано, закрыв глаза.

Опираюсь одной рукой на кузов и свешиваю вниз голову.

- Константин Геннадьевич. – отвлекает на себя Арс.

Выпрямляюсь и смотрю на пустую комнату. Блять! Рина, что ты делаешь? Только то, что дверь на балкон заперта, не даёт захлебнуться кровью.

- Домой! Живо! – приказываю на ходу, запрыгивая на переднее пассажирское.

- Абхазцы. – напоминает мужик.

- Похую. – давлю, не разжимая зубов. – Сейчас летишь так, будто на самолёте.

- Понял. – кивает, сдёргивая машину с места.

Набираю Артура и сдержанно спрашиваю:

- Где Дарина?

- На пляж побежала. Сейчас свернула в сторону пирса.

По звуку слышно, как торопливо преследует её.

Блять! Катера там нет. В гараже. И глубина сразу метров семь. Если дурочка прыгнуть решит от отчаяния? Или упадёт?

- Дистанцию держишь?

- Как приказано.

- Сокращай. Если окажется в воде, через секунду ты должен вытащить её на берег.

- Принял.

Как доезжаем до дома, не помню. Как и того, как оказался у пирса. Бежал. Помню, что бежал так, как никогда раньше. И как мотор рвал. Как в кишках путался и кости разносил.

Дарина не спрыгнула и не упала. По отчёту Артура, всё то время, которое я не находил себе места от беспомощности, что она там одна с ума сходит, Рина стоит на пирсе и не шевелится.

Едва повернул вместе с тропинкой за гору, сразу её увидел. На самом краю. В розовом платье и с развивающимися от ветра спутанными волосами. Руки висят вдоль тела канатами. Спина ровная. Плечи расправлены.

Тихо и хищно подхожу к ней, но туфли всё равно разносят гулкий стук по деревянной поверхности. Она не реагирует. Не вздрагивает. Не оборачивается. Подхожу так близко, что волосы хлещут по лицу и груди.

- Рина. – зову приглушённо. Ноль реакции. – Рина, повернись ко мне. – выполняет. Медленно, механизировано, натянуто переставляет ноги так, что пятки свисают с края. Смотрит безжизненными, покрасневшими, но сухими глазами. Ветер дует ей в спину. Волосы лезут в лицо, но она словно ничего не чувствует. – Иди ко мне. – подходит. Глядит исключительно прямо перед собой. Дёргаю её за плечи и впечатываю в себя. Зажимаю ладонью затылок и придавливаю голову к плечу. Второй рукой до хруста давлю на лопатки. – Пиздец, ты меня напугала. – хриплю рвано, но не получаю в ответ ни слова, ни движения, ни эмоции. Облегчения, что ничего с собой не сделала, не испытываю. Становится ещё хреновее. В моих руках не живой человек. Безвольный ходячий труп. Даже ощущается холоднее человеческой температуры тела. Резко отстраняю её назад и рыкаю: - Посмотри на меня. – смотрит. Пустыми, холодными глазами без блеска и жизни. – Что ты собиралась делать? – она молчит. Не дрожит. Не кусает губы. Не делает попыток вырваться. Смотрит на меня, но не видит. – Рина, твою мать, отвечай! – непривычно для самого себя повышаю голос.

Меня захлёстывает бурей. Рвёт на куски волнами неизвестной доселе боли.

Мышка вдыхает и ровным, сухим голосом произносит.

- Хотела сбежать. Не сбежала.

Без улыбки, без сарказма. Просто… никак.

- Почему? Ответь.

- Потому что не хочу быть рабыней. Не хочу быть куклой. А я кукла. Буду выполнять приказы. Не сопротивляться. Не говорить лишнего. Только по приказу всё. – выговорив монотонно на одном дыхании, забивается кислородом, продолжая всё тем же слепым взглядом смотреть мне в лицо.

- Глупыш. – выдыхаю, возвращая её обратно в объятия. Рефлекторно сжимаю и разжимаю пальцы на её голове. Путаюсь в волосах. Пусть и не понимаю причин, но знаю, что с ней происходит. Всплеск эмоций, адреналина, надежды. А за ними полное опустошение. Перегорела. Не осталось ресурсов. Собственных чувств испугалась. Со мной такое однажды было. Хреново закончилось. Касаюсь губами чуть выше лба и чётко, тихо и тепло проговариваю: - Сейчас ты меня не услышишь, но станет легче. Не смей считать себя вещью или рабыней. Это не так, Дарина. Ты — моя женщина. Я не пользуюсь тобой. Я хочу подарить тебе мир, свободу, счастье. Я смогу.

Ожидаю, что она возмутится, хмыкнет, покачает головой. Но она так и стоит, безвольно ткнувшись лицом в рубашку на груди. Плотно смыкаю веки и глубоко втягиваю в лёгкие её запах, разбавленный морской близостью.

Сейчас, когда немного отпустило, понимаю, что натворил. Сорвал очень прибыльную сделку и кинул опасных людей. Ради Мышки. Я их не боюсь. Не впервой воевать за территории или бизнес. Но не хочу втягивать в это Дарину.

Провожу ладонью по спине и отпускаю. Собираю в ладони её ледяные пальцы и веду обратно в дом. Даже когда Рина поскальзывается на гладких камнях, не вскрикивает, не пугается. Тупо идёт дальше. Без слов входим в дом и поднимаемся по лестнице. Вхожу вместе с ней в спальню. Она делает всего шаг вглубь и останавливается, уставившись в стену.

- Дарина, посмотри на меня. – поворачивается. Всё то же самое. Чисто по механике. Насколько хватит её покорности? – Обними. – подходит и оборачивает руками шею. Поднимает лицо вверх в ожидании нового приказа. – Поцелуй.

Поднимается на носочки, удерживаясь за шею. Прижимается к губам и застывает. Дыхание слегка сбоит. Переводит его и высовывает язык. Скользит им по моим губам. Приоткрываю рот, и она забирается внутрь. Касается языка. Гладит. Но нет. Не то. Как с резиновой куклой — ни эмоций, ни физического отклика.

Зарычав, опускаю её на пол и бросаю, уходя:

- Отдыхай. Поговорим завтра.

Сейчас слова ничего не решат. Она не услышит никого, кроме своих внутренних демонов, терзающих её в этот момент.

- Как прикажешь. – отзывается ледяным голосом, пронизывающим грёбанное сердце навылет.

Глава 23

Моего терпения хватает на два долбанных дня. В тот же вечер разобрался с абхазцами и не нажил себе ещё больше врагов. Когда вернулся, Рина спала. С сухими глазами, но нахмуренным лбом. Рядом не лёг. Присел на корточки и долго смотрел на неё, пытаясь понять, что с ней произошло. Чего она так сильно испугалась. Вспомнила вчерашний разговор или придумала что-то новое? Сколько не старался, разгадать её не смог.

Миленка всегда говорила всё в лоб. Прямая и честная. Дарина тоже честная, только слишком зажатая, чтобы высказать прямо то, что её гложет. Лишь во время срыва выдала часть своей боли. И что бы ни стало тому причиной, оно её подкосило. И как ей такой в моём мире выживать, где за каждым углом опасность? Да и отпускать её как?

Так и просидел до утра, не получив ни единого ответа. Поспал пару часов, искупался, привёл себя в порядок и через Лесю пригласил Мышку на завтрак на пляже. Спустилась. Красивая. Но холодная, пустая, как и накануне. Смотрела невидящим взглядом то на еду, то на море. На меня — по требованию. Ела и пила так же. Не разговаривала. Вопросов не задавала. На мои отвечала сухо и односложно. Ладно, решил дать ей ещё немного времени. Но ни вечером, ни на следующий день ничего так и не изменилось.

На сегодняшний ужин в саду велел приодеться, накраситься и обуть каблуки.

Разлив по бокалам белое вино, смотрю, как неспешно она приближается. Ослепительно прекрасная. Но уже не Дарина. Короткое обтягивающее чёрное платье с разрезом на бедре и глубоким декольте. Лифчика на ней нет. Соски выделяются под тканью. Классические туфли-лодочки на шпильках разносят звонкий перестук. Волосы собраны на макушке, открывая длинную точёную шею. По обеим сторонам от лица по вьющейся пряди. Замазанные чёрным глаза. Тени, стрелки… И красная помада, так не подходящая к её персиковой коже. Медная радужка теряется на фоне этой темноты. Двигается уверенно, спокойно, с прямой спиной. Ледяная, отстранённая и до зубного скрежета выводящая из себя. Потому что… Не она это!

- Тебе не идёт это платье. И макияж тоже. Ничего тёмного в следующий раз. – бросаю зло, едва занимает место напротив.

- Как прикажешь. – отзывается безразлично, пожав голыми плечами. – Мне переодеться? – делает попытку встать, но я осаживаю её взглядом.

- Ешь, Рина.

- Как прикажешь.

Кроме этого, она по собственной воле больше ничего не произносит.

Сосредоточенно отрезает ножом кусочек стейка из сёмги и отправляет в рот. Я не ем. Не пью. Смотрю на то, какими медленными и механическими стали её движения. Ничего больше не вызывает восторга. И вообще никаких эмоций.

- Пей.

Дарина послушно берёт бокал в ту же секунду. Отпивает и ставит обратно. Всё внимание переключает на еду. Но я вижу, как под моим взглядом дрожат пальцы. Не совсем опустошена. Просто спряталась в раковину и боится высовываться оттуда, чтобы снова не столкнуться с теми чувствами, от которых её так расшатало. Если не вызову её на эмоции, со временем она научится прятаться постоянно. Придётся её шокировать. Нежностью не пробьёшь. Удивить тоже не выйдет. Сейчас она даже кошаку не рада. Не читает и не смотрит телевизор. Сидит часами и таращится ничего не выражающим взглядом в одну точку.

- Посмотри на меня. – приказываю жёстко. Она молча откладывает вилку и поднимает глаза. Бля, бесит весь этот мрак. Будто перепачканная сажей. Как оказалось, существуют женщины, которых макияж лишь портит. – Сотри помаду. – поднимает салфетку и аккуратно промакивает губы. Вопросительно глядит на меня. – Всю. На хрен. Стирай. И чтобы я этого больше не видел. – Рина яростнее трёт губы. От остатков красного и активного трения они приобретают ярко-розовый оттенок. Вот теперь красиво. – Ешь. И выпей вино. – стреляю на полный бокал. Её зрачки слегка расширяются. Да, Мышонок, я хочу тебя напоить. – Всё. – бросаю, сделав большой глоток.

Без сопротивления выпивает. Кривится от алкоголя, но пьёт.

Больше я её не мучаю. В тишине, прерываемой шелестом листвы и отдалённым шумом прибоя, заканчиваем ужин. Пару раз напоминаю, чтобы съела всё. Забочусь как могу. Если приказа не поступит, она и пережёвывать не станет. А вот напиваться её не заставляю. Доливаю ещё немного вина, чтобы запила и чуть раскрепостилась. Буду её ломать. Сегодня. Жёстко. Пускай лучше проорётся и проистерится, чем и дальше будет походить на кусок пластмассы с ангельской внешностью.

- Иди в мою комнату. Макияж смой. – толкаю, глядя прямым взглядом в её глаза.

Ни слова против. Поднимается и натянуто идёт в дом. Прокрутив в руках бокал с вином, смотрю, как отражаются в нём блики от фонарей. Залпом опрокидываю в горло и протяжно выдыхаю. Подкуриваю сигарету. Щурюсь, когда едкий дым попадает в глаза. Затягиваюсь глубоко, вымещая никотином накопившуюся за пару дней злость на Дарину. Она не виновата. Закрывается, чтобы защититься. Иначе она, видимо, не умеет. И пусть не привык иметь дело с такими, как Мышка.

Неразборчиво хмыкнув, качаю головой.

Кого я обманываю? Таких, как она, просто не существует. Одна такая на целом свете. При всей своей неподкупности умеющая радоваться мелочам. При зашкаливающих робости, скромности и стеснении говорит прямо о своих мыслях и страхах. Набор из противоречий и умение бороться с собой делают её особенной.

Сделав ещё пару быстрых коротких тяг, гашу сигарету. Поднимаюсь и тяжёлым шагом направляюсь в свою спальню. Больше времени я ей давать не намерен. Пора действовать грубее. Для её же пользы.

Толкаю дверь и без остановки приближаюсь к застывшей около окна Дарине. Обняв плечи руками, даже не вздрагивает, когда накрываю её кисти ладонями. Медленно веду вниз. Перехожу на талию, слегка сжимая. Касаюсь губами шеи сзади. Кроме мурашек, которых она, видимо, не может контролировать, реакций не выдаёт. Рот курсирует по её шее. Высунув язык, лижу место, где компрометирует её нервное напряжение бешено стучащая в вене кровь. Пульс зашкаливает. Что говорит о том, что от спокойствия в ней лишь видимость. Как далеко она способна зайти в своём решении играть в покорность? Где остановится? Какой барьер не сможет преодолеть и расшибёт об него свою броню?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Повернись. – замедленно крутится на сто восемьдесят градусов. Утыкается взглядом в мышцы грудины. Я рук не убираю, продолжая удерживать тонкую талию. – Ри-на, посмотри на меня. – робко поднимает испуганные глаза. Прячет дрожащую нижнюю губу, подвернув её внутрь. Ласково провожу подушечками пальцев по её щеке. – Ты понимаешь, что сейчас случится? – спрашиваю обманчиво-ласково.

- То, что ты захочешь. – выдыхает рвано, продолжая держаться взором за мои глаза.

Да твою же мать! Сопротивляйся!

- Раздень меня. – рыкаю агрессивнее.

Трясущимися пальцами и с колотящимся на пределе сердцем начинает очень медленно расстёгивать рубашку. Пуговицы то и дело выскальзывают из её пальцев. Наблюдаю, как она грызёт губы, упорно выталкивая их из петель. Полностью сосредоточивается на своих движениях. Добравшись до пояса брюк, за который заправлена рубашка, застывает. Судорожно втягивает носом воздух.

- Дальше. – рявкаю приглушённо.

Задержав дыхание, вытаскивает рубашку и расстёгивает последнюю пуговицу.

- Потрогай меня. – толкаю за секунду просевшим голосом. Ловлю её трусящиеся кисти и придавливаю раскрытыми ладонями к животу. Она рефлекторно старается одёрнуть. Не позволяю. Веду её руками выше. Прикрываю веки и со свистом вдыхаю через стиснутые челюсти. Ледяные пальцы Ринки на контрасте с горящей кожей высекают искры порочного желания завалить её на кровать и сделать женщиной. Тушу их выдержкой. – Раздевай дальше. – рублю низким хрипом.

Она, наконец, почти незаметно вздрагивает. Сталкивает с плеч рубашку. Расстёгивает запонки на рукавах. Зажав золото в ладони, не знает, куда его девать. Забираю и запихиваю в карман. За манжеты стягивает ткань, с лёгким шорохом упавшую за спиной. Тяжело сглотнув, Мышка берётся за пряжку ремня. Колотить её начинает мощнее. Пальцы слабеют, не слушаются. Но она справляется. Стиснув зубы, дышу носом. Руки держу строго параллельно телу. Их в ход пущу только в крайнем случае. Рина распускает ремень и расстёгивает брюки. Толкает их по ногам. Касается пальцами резинки боксеров и обмирает. Едва дыша, плотно зажмуривается. Стояк её пугает сильнее всего остального.

- Снимай, Дарина. – цежу гневно. – И на колени.

- Как прикажешь. – шепчет сбито.

Дура! Давай уже начинай бороться!

Но она покорно сгребает трусы и, опуская вниз, становится на колени. Качнувшийся перед её лицом член вгоняет Рину в краску, а за ней и в ступор. Платье задирается, открывая чёрное прозрачное кружево. Девчонка сгребает пальцы в кулаки и упирается ими в колени. Опустив голову, дрожит всё активнее.

- На меня смотри!

Вскидывает голову, быстро миновав эрекцию, смотрит огромными блестящими глазами в мои. Сдавливаю пальцами основание ствола и оттягиваю. Отпускаю. Он со шлепком ударяется о живот. Мышка ещё оборотов страха набирает.

Тормози это, Рина!

На секунду скатив взгляд на член, зажмуривается. Плотнее кулаки сжимает.

- Знаешь, что от тебя требуется? – высекаю максимально сдержанно. Моргнув, кивает. Тянется рукой и несмело оборачивает пальцами ствол. Жмурится. Подаётся вперёд и касается вибрирующими, пересохшими губами головки. Опять сглатывает. – Соси, твою мать. – рычу громче и опаснее. – Открой рот и соси.

- К-к-как прикажешь. – выдыхает, размыкая губы.

Накрывает головку и буквально пару сантиметров прихватывает.

Ну уж нет, моя дорогая. Так не пойдёт. Этим я тебя не возьму. Решила быть куклой, пойдёшь до конца. Страх и отвращение не те эмоции, на которых можно тебя подловить.

- Встань! – приказываю громко. Она, отшатнувшись, смотрит на меня во все глаза. Теперь, когда они не замазаны чёрным, кажутся огромными и невинными. Дёргано жмёт эрекцию. Рассеянно моргает. – Вставай, Рина. – добавляю тише и отрывисто.

Оборачиваю запястье и тяну её вверх. Ноги сладкую совсем не держат. В прямом смысле падает на меня, сжав пальцы в слабые кулачки. Такая белая и маленькая на моём фоне, что страшно её переломить. Поддеваю пальцами её подбородок и задираю лицо вверх. Склонившись, касаюсь губ губами. Совсем легко и сдержанно. Провожу большим пальцем по линии скулы.

- Сейчас ты станешь женщиной. — последний аргумент, способный запустить её инстинкт самосохранения.

- Хорошо. – лепечет, опустив голову.

Глупышка. Меня твой страх и раболепие не устраивают.

- Трусы снимай. – она заводит руки за спину, собираясь расстёгивать платье. Торможу её. – Только трусы.

- Как прикажешь.

Шатаясь, приподнимает платье. Подцепляет по бокам стринги и скатывает по ногам. Выпрямляется и смотрит на меня. Почти плачет. Но всего лишь почти. А мне надо, чтобы она ревела и кричала. Чтобы выпустила всё наружу.

- Ложись на кровать. На спину. И широко раздвинь ноги.

Как манекен направляется к кровати. Становится на колени и медленно ползёт выше. Переворачивается и, закрыв глаза, разводит в стороны бёдра, открывая гладкую розовую плоть. Обхожу её с другой стороны и вынимаю из тумбочки пачку с презервативами. Вытаскиваю один и бросаю рядом с её головой. Дарина дёргается всем телом, но, закусив губы, не оказывает сопротивления. Я начинаю всерьёз злиться. Бешенство вскипает в венах бурными потоками. Стиснув кулаки, медленно вдыхаю и выдыхаю носом.

Спокойно. Не переборщить.

Становлюсь на колени между её ног. Положив ладони на талию, веду вверх, но под грудью останавливаюсь. Пристраиваю головку между створками и слегка давлю. Рина, пискнув, вжимается в матрас и дёргает ногами, но тут вынужденно расслабляется.

Нет. Так не получится.

Отползаю дальше и опускаюсь на локти. Подталкиваю раскрытые ладони под ягодицы и дёргаю Дарину на себя. Завизжав, распахивает глаза. Закидываю её бёдра на плечи и вжимаюсь носом в сладкую плоть. Глубоко затягиваюсь её запахом. Раз не вышло её запугать, заставлю кончить. Языком провожу по всей длине тонкой щёлки. Ринка заходится выразительной дрожью и шумно вдыхает. Сгребает пальцами лежащее под спиной покрывало. Кусает губы, стараясь не издавать ни звука. С напором провожу языком и давлю на клитор. Из её горла вырывается тихий всхлип. Губы, вздрогнув, приоткрываются. Дыхание частит. Она старается снять с меня ноги, но я фиксирую мёртвой хваткой.

Неспешно, даже лениво ласкаю её языком. Прикусываю одну губку и, наконец, ловлю её отклик вместе с первыми каплями проступающей влаги. Втягиваю створку в рот и посасываю, оглаживая языком. То же и со второй проделываю. Дарина начинает едва различимо постанывать. Лизнув клитор, ввожу в неё сразу два пальца.

- Костя… - хрипит с испугом сладкая, поднимая голову.

Вскидываю на неё потемневший от похоти взгляд. Сталкиваемся на полпути. По её телу судорога проходит. Меня током шибает.

- Расслабься, Дарина. Всё будет хорошо.

Она просто падает назад, но напряжение никуда не уходит. Неспешно двигаю в её узком, плотно обволакивающем влагалище пальцами. Лижу миниатюрный шарик. Ринка уже в открытую стонет и извивается. Без напора растягиваю её. Ласкаю изнутри. Глажу мягкие стенки. Опускаю язык ниже лишь для того, чтобы собрать её пряную влагу.

- Костя… Костя… - повторяет трещоткой, метаясь головой по подушке. – Бог мой… Костя…

И не так меня называли

. – ухмыляюсь мысленно.

Постепенно наращиваю темп. Активнее двигаю фалангами. Ввожу до основания. Развожу пальцы в стороны. Кончить намеренно не даю. Едва первые вибрации проходят, прижимаюсь губами к клитору и жарко на него дышу. Мышку, как одержимую призраками подбрасывает.

Развожу складки плоти и долго любуюсь её тёмно-розовой сердцевиной.

- Не надо… Умоляю… Не смотри… - лепечет Рина, пытаясь за волосы отодрать меня.

Приглушённо засмеявшись, убираю пальцы и веду ими к анусу. Растираю тонкие морщинки, но по причине свести её с ума. Возвращаю обратно. Кончиком одного пальца рисую линии вокруг её дырочки. Ныряю внутрь языком.

- О. Боже… Это невыносимо… - бомбит, царапая кожу моей головы.

Она даже и представить не может, насколько. Сейчас я могу спокойно воспользоваться её полной капитуляцией. Но не делаю этого. Вновь начнёт считать себя использованной, грязной.

Открываю её шире и тонкой струйкой дую внутрь. Лижу быстрыми и напористыми движениями. Опять дую. Пальцем тру клитор. Громко завопив, Рина упирает стопы в мои лопатки и выгибает поясницу. В кровь раздирает кожу. Падает вниз, жадно дыша. Спускаю её бёдра на постель и поднимаюсь на коленях между её ног. Смотрю в лицо, на котором отчётливо читается, какое сильное удовольствие сладкая только что получила. Какой мощный оргазм испытала.

Вытерев тыльной стороной ладони рот от её соков и своей слюны, жду, пока начнётся откат. Всего через минуту, громко всхлипнув, Дарина прячет лицо в ладонях и заходится в рыданиях.

- Наконец. – сиплю, подтягиваясь вверх и ложась рядом. Поворачиваю лицом к себе и крепко обнимаю, пока Мышка ревёт. – И больше не смей замыкаться в себе. – проговариваю строго, нахмурив лоб и ласково водя ладонью по вздрагивающей спине. – Я всё равно тебя верну, Ри-на.

- Прости. – шепчет раздавлено, шумно шмыгнув носом. Поднимает на меня заплаканное лицо. У меня от сердца отлегает. Всё нутро нагревается от её взгляда. – Я не должна была говорить всё это. Убегать. Вести себя так…

- Всё хорошо, сладкая. Ничего ужасного ты не сделала. Завтра же из твоей комнаты уберут все камеры.

- Почему?

- Потому, Рина. – улыбаюсь, стирая слёзы с порозовевшего лица, последние два дня бывшего похожим на маску.

Потому что, глупыш, Кот влюбился в Мышку. И сделает всё, чтобы она была счастлива.

Глава 24

Постепенно за окном становится всё темнее. Рина успокаивается. Уткнувшись носом мне в плечо, иногда шмыгает им. Дрожь её тоже утихла. Пальцами что-то бездумно выводит на грудных мышцах. Прикрыв пах одеялом, дабы Мышка не пугалась стоящего на двенадцать часов члена, держу её, обеими руками прижимая к себе.

- Что случилось, Дарина? – начинаю осторожно, поддев пальцами упрямый подбородок. – Что произошло два дня назад? Почему ты решила, что я тебя сломаю? И камеры… они для твоей безопасности. – и моего эстетического удовлетворения, конечно. Только Мышке знать об этом не стоит. – Ответь мне.

- Я могу этого не делать? – шелестит едва слышно. – Оставить хоть что-то для себя? – голос становится совсем беззвучным, а взгляд уплывает в сторону.

- А если я прикажу? – толкаю вкрадчивым полушёпотом.

Она резко вдыхает и не выдыхает, рассеянно впившись в мои глаза. Опустив ресницы, отпускает шумный выдох и лепечет:

- Я бы очень не хотела говорить. Прошу тебя, Костя. – смотрит прямо в глаза, прижав обе ладони к моей груди. – Не заставляй меня. Это просто заморочки. Клянусь, больше такого никогда не повторится.

- Сладкая… - веду ладонью по её голове, убирая рассыпавшиеся из причёски волосы назад. – Я спрашиваю не из любопытства. И не чтобы контролировать твои мысли или действия. Мне необходимо лучше понять тебя. Знать, что делает тебя несчастной. Ри-на, почему ты тогда плакала? – говорю совсем негромко, самыми спокойными и мягкими интонациями, на которые вообще способен.

Она прикрывает веки и шуршит глухо:

- В какой-то момент я испугалась, что… - сглатывает тяжело и тыкается лицом мне в шею. Накрываю рукой затылок и перебираю волосы. – Что могу привязаться к тебе. У меня же совсем опыта в общении с мужчинами нет. А ты кажешься таким… хорошим. Я… Я боюсь обмануться.

- Привязывайся, Рина. Не бойся. Для тебя я буду хорошим. Я не мягкий и не добрый человек. Жестокий и холодный. Но для тебя я будут таким, какого ты сможешь принять.

- Я не понимаю. – выдыхает, оттолкнувшись на расстояние вытянутой руки. – Почему для меня? Как же Сабира? Ты ведь избил её.

Сука! Она сказала Рине? Придушу эту тварь.

Перехватываю её пальцы и машинально разминаю каждый из них.

- О Сабире ты больше никогда не услышишь, Дарина.

- Она разве не… твоя женщина? – сипит, крепко жмурясь.

- Она была моей любовницей. – выбиваю, решая быть с ней настолько честным, насколько позволяет мне совесть. – У меня есть ты. Знаю, что тебе сложно понять. – я и сам не до конца понимаю, почему порвал с Сабирой, стоило Рине отозваться. Понял внезапно, что не хочу с ней. Приелась. И пустой трах приелся. Захотелось чего-то… чистого и свежего. Захотелось с Дариной и больше ни с кем. – Не думай о ней, ладно?

- Меня ты тоже ударишь, если не буду тебя слушаться? – тарабанит испуганно, забирая руку и притискивая к своей груди.

Качаю головой и встаю с кровати. Свесив ноги, смотрю на ковёр.

Не выверну я ей душу. И правду не скажу. Притворяться перед ней идеальным мужиком, который не способен поднять руку на женщину? Я способен. Предпочитаю жёсткий, грубый секс. Мне нравится придушивать партнёршу, держать её жизнь в своих руках. Вдалбливаться так, чтобы она вопила от боли и удовольствия. Дарина никогда не сможет принять меня такого. Только ту часть, которую показываю ей. Человека, устраивавшего свидания на пляже, катания на катере и подарившего котёнка. Того, кто раз за разом дарит ей удовольствие, не требуя ничего взамен. Кто разговаривает с ней, утешает, интересуется её жизнью и обещает дать ей всё. Только две моих части неразделимы. И ей придётся научиться либо принимать их обе, либо уйти. А у меня не будет другого выхода, кроме как вырвать её с мясом и дать жить своей жизнью.

Оперев локти в бёдра, растираю ладонями лицо.

- Костя. – шепчет Ринка, робко коснувшись спины. – Кость. – придвигается ближе, обдавая лёгким выдохом затылок. Скользит ладонями по плечам и прижимается сзади. – Если я не права, не отвечай. Просто промолчи. – толкнувшись носом в шею сзади, шепчет: - Ты не обычный бизнесмен? Занимаешься чем-то нелегальным, противозаконным? – стиснув зубы, яростно тяну через нос разряженный перед грозой воздух, раздувая ноздри. Подпираю лоб кулаками. И молчу. – Ты избил Сабиру, чтобы она не наговорила мне лишнего? – продолжает пытать меня дробным шёпотом.

- Нет. – отзываюсь холодно и поднимаюсь на ноги. – Я её не избивал. – поворачиваюсь, ловя скользнувший в сторону от моего голого тела взгляд Рины. – Но я её ударил. Да, Дарина, я на такое способен. – нагишом иду к шкафу и нахожу на полке домашние трико. Надеваю и бросаю Мышке свою футболку. – Хрень эту блядскую сними. И больше никогда не смей ничего подобного надевать.

Прихватив сигареты и зажигалку, выхожу на балкон. В спину прилетает решительный выкрик Дарины:

- Больше ты меня не напугаешь.

Прикрыв дверь, приподнимаю уголки губ в улыбке.

Так-то лучше. Плотину прорвало и обнажило её настоящую. Ту девочку, что прячется под внешностью ангела и за показной трусостью. Раз за разом преодолевая себя, Рина становится всё больше похожей на своих родителей. Постепенно Мышка становится сильнее и смелее. Возможно, сможет справиться с моими демонами. Примириться с ними и научиться ладить. Мне, в свою очередь, придётся научиться держать их в жёстких рамках и не давать им разгуляться.

Подкурив, зажимаю сигарету губами и облокачиваюсь предплечьями на ограждение. Вдали над морем сверкают ломанные линий молний. Воздух наполнен озоном. Дышится легко. Люблю грозу. Гром, молнии и смывающий всё ливень. Красиво, когда вспышки отражаются в беспокойном море. Когда раскаты грома проходят сквозь тело и резонируют в костях. Когда волны с рёвом и пеной накатывают на берег и разбиваются об скалы. Именно в буйстве стихии я нахожу спокойствие и умиротворение.

Делаю затяжку и медленно, тонкой струйкой выпускаю дым, глядя вдаль. Прохладный ветер приятно остужает разгорячённую кожу и расслабляет мышцы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Рина. – зову громко, повернув голову через плечо. Дождавшись, пока замрёт с той стороны стекла, жестом призываю присоединиться ко мне. – Иди сюда. – приглашаю тише. - Не бойся.

- Не боюсь. – выдыхает Мышка, нырнув под заведённую назад руку.

Опускаю подбородок на макушку и улыбаюсь. Не боится она. Только дрожит вся. Сверкает молния. Девчонка напрягается, дёргано сжав перила и вдавившись в меня спиной.

- Ты чего? – спрашиваю с лёгкой улыбкой, забив лёгкие дымом и выпустив его через нос.

- Грозы боюсь. – беспечно отзывается, пожав плечами, отчего одно плечо оголяется.

Не сдержавшись, касаюсь его губами. Ринка покрывается мурашками.

- Меня больше не боишься? – выталкиваю, аккуратно прощупывая почву.

- Стараюсь не бояться. Ты, наверное, странной меня считаешь. – рассуждает ровным тоном. – Я и сама себя такой считаю. Понимаю, чего хочу, но боюсь своих желаний. То мне кажется, что понимаю тебя, то нет. Тогда… Я осознала, что ты начинаешь мне нравиться. – мотор пропускает два удара, а дыхание спирает. Сильнее оборачиваю предплечьем тонкую фигуру. – Но понимала я и то, что всё, что ты мне показываешь — ненастоящее. Пыль в глаза. А то, что скрывается за красивыми жестами — тёмное, страшное, возможно, даже ужасное. – не даю ответа. Она получает его в моём безмолвии. Коротко дёрнувшись, ни то от прохлады, ни то от понимания, опускает голову вниз. – Но самое ужасное то, что меня это пугает куда меньше, чем должно. Я понимаю всё это. И этого же и не могу принять. Не могу смириться с тем, что мне нравится человек, держащий меня в неволе. Бандит. Уверена, что и…

Прикусив губу, не договаривает, но в воздухе повисает

«убийца».

Чего я тоже не отрицаю.

- Я не обижу тебя, Дарина. Кого угодно. Только не тебя.

- Объясни, почему именно меня.

Втянув носом воздух с её лёгким, сладким ароматом, закрываю глаза. Целую в голое плечо.

- Ты особенная, Дарина.

- Совсем нет. – вздыхает Мышка.

- Для меня — особенная.

***

Утром встаю раньше, чем Рина проснётся. Приняв душ, прохожу триммером по скулам и подбородку. Надеваю рубашку и брюки. Гроза миновала, так и не добравшись до берега. Мышка не шутила, когда сказала, что боится грозы. Сама попросилась остаться спать со мной. Цеплялась в одеяло, накрывалась с головой и тряслась. Когда прижал к себе, крепко обняла да так и уснула, лишь когда закончилась гроза.

Бесшумно подхожу к кровати и накрываю одеялом оттопыренную попку в чёрном кружеве. Целую в губы. Дарина, смеясь во сне, отмахивается и трёт губы и подбородок. Целую ещё раз. Она морщит нос и бормочет сонно:

- Щекотно. Шедоу, уйди. Дай поспать.

Меня накрывает ни с чем не сравнимой по своей мощности волной тепла. И чувства, которого, как думал, давно не осталось. Возможно, ради неё я действительно смогу перебить своих демонов. Ради её счастья. Её улыбок с ямочками и звонкого, несдержанного смеха. Её сияющих глаз. Всё же существует на свете тот человек, что способен заставить быстрее биться моё зачерствевшее сердце. Тот, которого буду защищать, оберегать и радовать. Не для себя. Для неё.

Крепко она меня зацепила. Намертво.

День пролетает почти незаметно. Лишившись своих «глаз», потерял возможность отвлекаться от работы и следить за Риной. Камеры отключил ещё до рассвета. Убирать не стал по понятным соображениям. Приходится держать постоянную связь с Артуром и Лесей, чтобы знать, что Мышка в порядке. Сегодня она улыбается и играет с котёнком. На улице прохладно, но она всё равно выходила и гуляла по двору. Позавтракала и пообедала.

Остановившись перед рестораном, не спешу входить внутрь. Набираю номер Рины. Отвечает сразу, словно только и ждала моего звонка.

- Привет. – шепчет тихо.

- Привет, сладкая. – улыбаюсь устало, потирая переносицу. – Я сегодня поздно буду. Не жди меня.

- Ты придёшь? – спрашивает едва ли не беззвучно. – Ночью. Ко мне. – уточняет осторожно.

Я только улыбаюсь и выбиваю:

- Приду. Спокойной ночи, Ри-на.

- Спокойной.

Едва отбившись, забываю о ней и сосредоточиваю всё внимание на делах. Сегодня дядька выносит свой вердикт относительно Дамира. Клятвы клятвами, а безопасность семьи, клана и бизнеса важнее. Слишком много судеб будет сломлено, если Дам оступится.

Передаю пиджак встречающему на входе официанту и сразу направляюсь к застеклённой зеркальным стеклом комнате. Дамир сидит спиной ко мне на белоснежном бархатном диване и беззаботно тянет виски. Дядька — напротив него с кубинской сигарой.

- Приветствую. – толкаю холодно.

Протягиваю Юрию руку для рукопожатия. Братца игнорирую напрочь. Но и он недобро на меня зыркает, отхлёбывая алкоголь.

- Ты опоздал. – ровно говорит дядька.

- Решал с таможней. – отсекаю, садясь в кресло.

Передо мной сразу материализуется стакан с бурбоном. Приподняв его, салютую Юрию и делаю небольшой глоток.

- Как дела с таможенниками? - интересуется, облокотившись на спинку.

- Порядок. Договорились. Проблем не будет. Завтра отправляем «Астрею» в Абхазию с первой партией. - Юрий одобрительно кивает. – Давайте к делу сразу.

- Как всегда. – хмыкает презрительно Дамир.

- Не спеши, Костя. Поужинаем сначала. А потом я озвучу своё решение относительно Дамира и его участия в нашем бизнесе.

Дам сразу напрягается, но тут же расслабляется, уверенный, что будь для него всё хреново, приговор ему уже вынесли бы. Но вот я знаю дядьку достаточно, чтобы понимать, что это лишь отсрочка, призванная показать нам обоим, что он всё ещё остаётся главой клана.

Ужин проходит за обсуждением деталей сделки с абхазцами и ещё нескольких помельче. Особого аппетита нет, но вида не подаю. На самом деле, мне плевать, если Дамир останется в доле. Я в любом случае найду способ его убрать. После его последнего визита и угроз в адрес Рины, я не могу позволить этому сукиному сыну жить так близко к ней.

- Дамир, ты решил вопрос с группировкой, спалившей наш корабль в прошлом месяце? – обращаясь к нему, дядька хитро сощуривает глаза.

Я понимаю, что это тот самый вопрос, который станет решающим в судьбе братца.

Дам залпом выливает в горло виски и даёт знак официанту наполнить снова. Крутит его в пальцах и выбивает с ленцой и пренебрежением:

- Это дело долгое. Не так просто найти того, кто прячется. – проговаривает философским тоном.

- Плохо, Дамир. Очень плохо. – цокает Юрий языком, гася сигару. – Костя был прав, когда говорил, что единственное, что ты делаешь для семьи и бизнеса — гребёшь деньги. Я отказывался это замечать, так как дал Гене, своему родному брату и вашему отцу слово, что ты останешься в его доме и в его бизнесе. Но также я клялся людям, за которых несу ответственность, что взамен на службу они получат защиту. Ты подставил уже ни одного человека. Ничего не привносишь в бизнес, никакой лепты. Мы больше не можем так рисковать. Ты получишь свою часть наследства и вместе с матерью покинешь город.

- Дядя! – рявкает Дамир, стремительно багровея и вскакивая на ноги. – Ты не можешь!

- Могу. – спокойно констатирует Юрий, прижигая племянника взглядом. – Моё решение неоспоримо. У тебя неделя, чтобы уладить все дела здесь и уехать. Если ты этого не сделаешь, тебе помогут. А теперь можешь быть свободен. Мы с Костей обсудим твою долю наследства. Ты получишь всё, что тебе причитается.

- Я вас всех перережу, как скот. – шипит Дамир, вылетая из кабинки.

Дядя протяжно выдыхает и смотрит на меня.

- Доволен?

- Не доволен. Ты же знаешь, я пытался его образумить на протяжении долгих лет, но Дамир не хотел никого слышать. Я устал убирать за ним трупы. В том числе и невинных девчонок, которые имели неосторожность попасться ему на глаза.

- Поэтому я и нарушил клятву. Впервые в жизни. Поганое чувство.

- Это всегда погано. – соглашаюсь спокойно.

Следующие пару часов обсуждаем с ним долю, которую получит Дамир. Домой возвращаюсь уже во второй половине ночи, уставший и выпотрошенный морально. Я ведь и правда пытался сделать Дамира частью семьи и бизнеса. Он должен был стать моим наследником в случае, если у меня не будет детей. Тянул его. Прикрывал перед дядькой косяки и проступки. Но он крепко подсел на порошок и иглу. Он сам закапывал себя всё глубже. Безответственное отношение к работе стало последней горстью земли на его могиле.

- Константин Геннадьевич, там Дамир. – кивает на ворота Арс.

Скрипнув зубами и сжав кулаки, приказываю остановиться и быть наготове. Выхожу из машины и твёрдым шагом подхожу к нему.

- Если ты пришёл умолять переубедить дядю, то поздно. Ты упустил свой шанс.

- Я пришёл не за этим.

Он бросается на меня, но я успеваю уклониться. Выпрямляясь, чувствую, как по шее стекает что-то горячее. Рассеянно прикладываю к ней руку и смотрю, как между пальцев сочится тёмно-бордовая густая кровь. Ноги слабеют. Перед глазами расплывается темнота. Падаю на колени, зажимая рану. Последнее, что вижу, как ко мне подбегает Арс.

Глава 25

Как бы сильно не хотелось спать, уснуть не могу. Кручусь с боку на бок, а мне всё неудобно. То подушка собьётся, то Шедоу в лицо лезет, то волосы спину и руки щекочут. Становится жарко. Скидываю тонкое шёлковое покрывало. Замерзаю — укрываюсь до подбородка.

Раздражённо вздохнув, переворачиваюсь на спину. С силой плюхнув руки по бокам, смотрю, как на потолке играют отражённые морем лунные блики. Котёнок, недолго думая, тычется мокрым носом в пальцы, требуя уделить ему внимание. Рассеянно вожу рукой по мурчащему комку шерсти и улыбаюсь бездумно.

Пусть я и не могу разгадать Кота-Костю, но уже отчётливо сознаю, что влюбляюсь в него. Меня, конечно, страшит то, кто он и чем занимается. Он не стал отрицать ни одну из моих догадок. Лишь ту, где я решила, что он избил Сабиру. Не избил. Но ударил. А это значит, что для него в порядке вещей поднять руку на женщину. Он заверяет, что никогда не ударит и не обидит меня, но можно ли ему верить? Не знаю. Но утром, когда делала вид, что сплю, он был такой нежный. Целовал. И я слышала его улыбку. Было так тепло и хорошо.

После двух дней ступора, в котором находилась, многое встало на свои места. Я принимаю его. А самое главное — я принимаю себя и свои чувства к нему. После прошлой ночи стало ещё проще. Несмотря на мою покорность, Костя не стал принуждать меня делать то, к чему изначально всё шло. Он злился. Я кожей его злость ощущала. Но сдержался.

При воспоминаниях о том, что он снова делал с помощью языка, тру бёдра друг об друга и вздыхаю. Какое же сладкое это безумие. Перекатываюсь на бок и, глядя на улёгшегося Шедоу, пытаюсь снова уснуть. Только сон не идёт.

Пробурчав что-то, сама не понимаю, что именно, откидываю покрывало и сползаю на пол. Набрасываю на плечи тонкий шёлковый халатик и выхожу из спальни. Котёнок сразу устремляется за мной хвостиком. Всегда, когда не могла уснуть, мне помогал стакан тёплого молока. У Карена в холодильниках всегда можно найти всё: от яблок до устриц.

Охрана больше не караулит меня под дверью. И судя по тому, как я сегодня тихонечко выливала суп в унитаз, проверяя, следит ли за мной Костя, камеры он всё же убрал. Ну или делает вид, что не следит за мной. Признаюсь, стало немного легче. Но и как-то тоскливо.

Ха, у меня в этом доме явно развивается паранойя и расстройство личности.

Пробравшись на кухню, поражаюсь царящей во всём доме тишине. В нашей квартире даже с запертыми наглухо окнами было постоянно слышно шум машин, орущие сигнализации, играющую у соседей музыку, пьяный смех и отборную ругань местных гопников. В Костином же доме кажется, что он находится на необитаемом острове, где нет места технике и другим людям. И мне определённо это нравится.

Насыпаю вертящему под ногами Шедоу мисочку корма и достаю из холодильника кувшин домашнего молока. Наливаю в стакан и отправляю в микроволновку.

В отличии от всего дома, словно застывшего в прошлом, кухня просто сверхсовременная. Всевозможной техники на ней едва ли не столько же, сколько в магазине. Будь у нас с бабулей хоть часть этого разнообразия, мы бы тоже шеф-поварами были.

Устроившись на высоченном барном стуле, медленно пью своё молоко и грызу грушу, когда со стороны холла раздаётся громкий хлопок двери и какая-то возня. Сердце в мгновение замирает и вдруг ускоряется, накачивая вены радостным предвкушением. Я ему не сопротивляюсь. Спрыгиваю со стула и на носочках бегу к входной двери, чтобы встретить Костю. Счастливый писк застывает в горле, как и дыхание, и эхо моих шагов — в пространстве. Тело по инерции ещё двигается, а мозг уже не работает. Вижу только Костю, едва стоящего на ногах, и всего в крови. Волосы, лицо, белоснежная рубашка, брюки, туфли. От двери тянется каплями и сгустками тропинка из крови. Он зажимает какой-то тканью шею. Мужчина, которого несколько раз видела в доме, и ещё один незнакомый тащат его в противоположную сторону от кухни. Стою парализованная и не дышу даже. Сердце в груди остановилось. Обомлев от увиденного, с трудом проталкиваю ком, занявший всё пространство гортани. Зажимаю ладонями рот, чтобы не закричать. Картинка окровавленного, почти белого Кости выжжена на сетчатке. Меня сильно трясёт и колотит. Осторожно втягиваю носом воздух и медленно выпускаю его, как учил Кот. Несколько минут восстанавливаю дыхание, и паралич постепенно отпускает. Застывший в горле крик зудит и рвётся наружу, но я не выпускаю его. Встряхнувшись, как робот на несгибаемых ногах, иду по кровавому следу. Когда вижу тёмные вязкие сгустки крови вместо капель, с трудом не визжу.

Прохожу по сумрачному коридору и замечаю льющийся из комнаты свет. Оттуда же слышны глухие голоса. Прокрадываюсь ближе и припадаю спиной к стене. Сердце бабахает по ощущениям в голове. А вот мозги растеклись, и мыслить невозможно.

- Сабира уже едет. – сухой голос одного из мужчин.

- Я же сказал, чтобы… её тут… не было. – отрывисто выбивает Костя.

- Скорая в пути. Но Сабира будет быстрее.

- Нет! – выкрикивает шёпотом.

И тут я не выдерживаю. Теряя весь страх перед гневом мужчины и видом крови, врываюсь в кабинет. Никого, кроме него, не замечая, бросаюсь перед Костей на колени и обнимаю за талию. Поднимаю глаза к лицу, сидящего на стуле Кости и, заливаясь слезами, прошу взахлёб:

- Не надо быть таким. Умоляю. Пусть приедет Сабира. Костя, пожалуйста. Что бы у вас с ней не было… Что бы не случилось… Не отказывайся… Умоляю тебя…

- Ри-на… - выбивает надорвано одними губами. Касается перепачканной кровью рукой моей щеки. Ловит бегущие ручейками слёзы. Поднимает взгляд к оторопевшим мужчинам и командует: - Пусть едет. - возвращает затуманенные глаза на меня. Я своих от его лица не отвожу. Тихо скуля, со всех сил обнимаю. Его кровь пропитывает мою одежду. Пачкает руки и волосы. А мне всё равно. Только бы живой остался. Я ведь… Я, кажется, люблю его. И плевать на всё. На то, кто он. Чем занимается. Скольких убил. Неважно всё. Только бы не умер. – Иди к себе, Рина. – выталкивает побледневшими губами. – цепляюсь за него крепче и бешено мотаю головой. Прижимаюсь щекой к груди. – Иди, Ри-на.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Не-е-е-ет. – вою, хватаясь за него. – Не оторвёшь. Я могу что-то сделать… Воды принести… Лекарства… Что надо? Я могу… – поворачиваю голову то на одного мужчину, то на другого, то на Кота. – Я всё сделаю.

- Воды… - едва слышно бормочет.

Вскакиваю на ноги и бегу на кухню, растирая ладонями по лицу слёзы и кровь. Последняя, насквозь пропитав одежду, вынуждает ткань липнуть и присыхать к телу. Всхлипывая и почти ничего не видя, влетаю в кухню, перепугав зашипевшего Шедоу. Хватаю стакан, но он выскальзывает из дрожащих пальцев и разбивается. Двумя руками сдавливаю второй и подставляю под кран. Всё так же обеими руками сжимая стакан, стараюсь передвигаться как можно быстрее, но принести хоть что-то. Только и те полстакана, что удаётся дотащить, оказываются не нужны. Один из громил перекрывает собой закрытую дверь. Замедленно поднимаю на него глаза и шепчу сипло, протягивая стакан:

- Я воду принесла. Вот. – он только хмуро смотрит на меня из-под густых бровей и как-то странно ухмыляется.

И тогда я понимаю, что Костя попросил воды, чтобы я ушла. Чтобы не видела его. Или… Или просто не путалась под ногами у него, его людей и Сабиры. Бесполезная, ревущая дура! Ни на что не способная, кроме того, чтобы принести полстакана воды! Какая же я дура!

Слёзы самовольно стекают новыми ручьями. Присаживаюсь на корточки, ставлю на пол стакан и разворачиваюсь, собираясь уйти.

- Впусти её. – слышу тихий, но всё такой же низкий и густой голос Кости.

Оглядываюсь по сторонам, выискивая глазами пришедшую Сабиру. Мой локоть попадает в захват чьих-то пальцев, и меня заталкивают в открытую дверь.

- Арс, выйди. – командует Кот, не открывая глаз. Застываю статуей, не зная, как себя вести, чтобы не показаться полной дурой. – Ри-на. – хрипло проговаривает Костя, поднимая веки. Два раза шевелит пальцами в своём направлении, призывая подойти. Уткнувшись глазами в пол с красными каплями, шагаю ближе. Упёршись своими коленями в его, шумно сглатываю. Он подаётся немного вперёд, обернув бёдра. – Рина, посмотри на меня. – толкает тихо, но сильно и уверенно. Приподнимаю голову, и грудь рвёт жалкий всхлип. Закусываю губу, стараясь сдержать новый поток рыданий. – Всё будет хорошо. Рана поверхностная.

- Неправда. – лепечу сдавленно, глядя, как пропитывается кровью белое полотенце.

- Раз ещё живой, то ничего страшного. Артерия не задета. – берёт со стола бутылку крепкого алкоголя и делает прямо из горлышка большой глоток. Поморщившись, облизывает губы и ловит мой бегающий взгляд. – Послушай меня и сделай, как говорю. – натянуто киваю и зажмуриваюсь, только бы не видеть его побледневшего лица и алых мазков. – Иди в спальню. Прими душ. Выпей бокал вина и ложись спать.

- Костя… - выпаливаю, подавляя очередной всхлип.

Судорожно дёргаю пояс халата, пока бантик не развязывается. Он подталкивает сгибом пальца мой подбородок, пока не сталкиваюсь с тёмными, помутневшими глазами с расширенными на всю радужку зрачками.

- Девочка моя. – сипит, обнимая бёдра крепче. У меня голова кругом идёт, и сердце взрывается на миллионы острых осколков, ранящих острыми гранями той нежности, с которой он это произносит. – Я тебя не брошу. Иди.

Склоняюсь и коротко касаюсь посиневших губ с привкусом железа. Выйдя в коридор, оборачиваюсь через плечо и вижу, как обессиленно Костя роняет веки и падает на спинку стула.

Какая я дура! Бог мой, идиотка! Он ранен, а успокаивает меня. Уговаривает. Зачем ему, такому сильному мужчине, такая слабая девчонка?

Будто не своими ногами ковыляю к лестнице. Краем глаза замечаю вошедшую в дом Сабиру. Она бросает на меня нечитаемый взгляд и, махнув длинной, густой копной чёрных волос, идёт в сторону, откуда я пришла. Она идёт к Косте. Чтобы помочь ему. А я только и смогла, что воду принести и вынудить его утешать меня. Сабира может оказать реальную помощь. А я способна только реветь и говорить всякие глупости.

От горечи осознания собственной беспомощности дышать невозможно. Сердце, сжавшись в комок, тихо скрипит под напором боли, расползающейся по всему телу.

Нет, я не нужна ему рядом. Коту необходима такая женщина, как Сабира. Чтобы была его опорой. Я не смогу. Не справлюсь. Ещё утром я хотела остаться, а теперь понимаю, что надо уходить. Не ломать свою жизнь и его.

Бездумно сбросив одежду на пол в ванне, включаю воду и ступаю под струи. Долго смотрю, как сначала красные, а после и розовые потёки стекают по коже. Закрыв лицо ладонями, падаю спиной на стену и стекаю по ней, как та самая вода. Присев на корточки, долго плачу от своей беспомощности и бесполезности.

Просто глупая кукла, только и годящаяся на то, чтобы приказы исполнять и хохотать, плескаясь в море.

Плачу без звуков, но так отчаянно, как, наверное, ни разу до этого. Сердце болит. Душа болит. И та любовь, которую впустила, травит организм. Сил нет даже на то, чтобы думать, что произошло с Костей. Лишь бы только ничего серьёзного. Ревность от того, что сейчас с ним Сабира, душит тугими удавками. Зачем-то представляю себя рядом с Котом, но картинка постоянно расплывается, словно даже в мечтах такое невозможно. А вот Сабиру в шикарном длинном платье и в красивых туфлях, всю обвешанную украшениями, которые она умеет носить, с её густыми чёрными волосами, струящимися по спине, и хищным разрезом глаз — вижу так чётко, будто она стоит прямо передо мной. Держит Костю под локоть и сияет.

Потом я вижу её в его кровати. Сексуально растянувшуюся на простынях. Как выделяется на белом шёлке её оливковая кожа. Как рассыпаются волосы. Как пластично она выгибается навстречу Коту, когда он накрывает её собой. Как врезаются аккуратные ногти в его крепкие плечи. Как длинные ноги оборачивают его бёдра.

Наверняка она не станет молоть какую-то чушь и выдавать стоны, больше похожие на мышиный писк. Без этих глупых: о, мой Бог, как хорошо.

Затем «наблюдаю», как Костя целует её. Сильно, крепко, властно. Обхватывает большой ладонью тёмный затылок, прижимая крепче. «Слышу», как говорит, насколько она сексуальная, страстная и как ему с ней хорошо. Что именно такая женщина ему нужна.

Как вышла из душа и легла спать, помню смутно. Отключилась за секунду, но и во сне меня не переставали преследовать картинки Сабиры рядом с Костей. Просыпаюсь разбитой, раздавленной и опустошённой. Разлепляю опухшие веки и с ужасом понимаю, что уже утро. Вскакиваю и в панике бросаюсь к шкафу за одеждой. В голове набатом бьёт:

Костя… Он живой? Выжил? Где он?

- Как я могла уснуть в такой ситуации? – ругаю себя, забегая без стука в его спальню.

Только его там нет. Всё так же, как и вчера, когда я отсюда уходила.

Галопом слетаю вниз и бегу в ту комнату, где он был вчера. Но и там никаких следов не осталось. Даже намёка вроде крошечной капельки крови. Стерильная чистота. Нехорошее предчувствие липким, холодным ужасом ползёт по внутренностям. Метаюсь по дому, пока не напарываюсь на безэмоциональную глыбу, которая вчера стояла под дверью.

- Где Костя? – выпаливаю заплетающимся языком.

- В больнице. – кидает сухо и уходит.

----------------------------------------------------------------------------------------

Ставьте ????, если книга вам нравится. Оставляйте комментарии и подписывайтесь на мой канал в Телеграмм, ссылка в профиле.

Люблю вас, мои аномальные. Спасибо, что вы со мной ❤️❤️❤️

Глава 26

Если те два дня, что я прикидывалась мебелью, проходили будто в коматозе, то не представляю, как описать своё состояние в следующие три. Еда без вкуса. Сон без отдыха. Вода, которой не можешь напиться. День без света. Ночь без него. Пустота внутри и снаружи. Холодно и одиноко.

Каждое утро ещё до рассвета я спускаюсь на пляж, сажусь на гальку и невидящим взглядом смотрю на воду, обняв колени руками и опустив на них голову. Сонный охранник плетётся за мной попятам и, пряча зевоту в кулаке, стоит в десяти метрах до самого вечера. Пока не приходит время вернуться в дом. Еда, которую приносит Леся, остаётся нетронутой. Только в комнате вынуждаю запихать в себя хоть что-то.

С телефоном я не расстаюсь, но он, словно в издёвку, постоянно молчит. Ни звонка, ни сообщения. Я так жду, что вот прямо в эту секунду на экране высветится «Костя». И услышу его недовольное:

- Поешь, Ри-на. Чтобы всё до крошки съела. И прекрати думать.

Не плачу только потому, что слёз не осталось. Всё выревела в ту ночь, когда его притащили раненого, и на следующую, когда к вечеру он так и не пришёл. Только мой стражник Артур раз в день сообщает, что с Константином Геннадьевичем всё в порядке. Я не верю. Будь это так, он бы позвонил.

Очередной день подходит к концу. Переползает в вечер. Наблюдаю за катящимся за горизонт солнцем. Подходит Артур. Мне не надо постоянно тыкать, что пора возвращаться. Молча встаю и плетусь в дом. Съедаю что-то, даже не заметив, что на столе. Смотрю на начатую неделю назад книгу. Переведя дыхание, ухожу на балкон и сажусь с ногами в кресло. Шедоу тут как тут. Мурчит. Ластится. Ему всё равно, что у меня на душе полная разруха. Сижу на балконе, пока глаза не начинают слипаться. Перебираюсь на кровать и сразу проваливаюсь.

Снова снится Кот. Большой, опасный хищный король зверей. И рядом с ним его львица. С чёрной гривой и острыми когтями. Они такие красивые вместе. Высокие, сексуальные, элегантные. Идеальная пара. На Сабире чёрное платье в пол, словно из драгоценных камней. В боковом разрезе до бедра видно кружево чулок и сверкающие босоножки на тончайшей шпильке. Изящную шею украшают бриллианты. Костя в чёрном костюме, белой рубашке и с бабочкой. На запястье массивные часы. Её пальцы оборачивают его локоть. Они идут по красной дорожке, и перед ними расступаются такие же элегантные гости какого-то приёма. Он наклоняется к ней и что-то говорит на ухо. Сабира улыбается белоснежной улыбкой, говорящей, что она королева. И где-то там, в дальнем уголке, я вижу себя в форме официантки с подносом с шампанским и горящими от бега щеками. Я подношу им напиток. Кот берёт два бокала. Один передаёт спутнице, даже не взглянув на меня. Обида захлёстывает с головой. Роняю поднос, и все гости смотрят на меня. Брызги шампанского и осколки стекла разлетаются и обливают Сабиру. Костя бросает на меня холодный взгляд и проговаривает пренебрежительно:

- Криворукая прислуга. Хорошо, что рядом со мной такая женщина, как ты. – хрипит, с обожанием глядя на Сабиру.

Стоя перед ним, запрокидываю голову назад и кричу во всё горло.

Вскакиваю на кровати с колотящимся в животе сердцем и мокрыми щеками. Понимаю, что плакала во сне.

Больше спать не пытаюсь. Чувство обиды, предательства, ревности и разбитого сердца во сне были такими явными, что остаются со мной, даже когда встаёт солнце.

Из дома выхожу только для того, чтобы мой «хвост» объявился. Он вечно словно из ниоткуда появляется. Когда пытаюсь к нему подойти — исчезает. Призрак.

Спускаюсь на один пролёт по каменной лестнице и ныряю вбок, спрятавшись за деревом. Артур притормаживает, когда за небольшим поворотом не обнаруживает меня. Осматривается по сторонам. Хмурится.

- Я хочу поехать к нему в больницу. – выбиваю решительно, выныривая из укрытия.

Сабира наверняка там. Если я и правда особенная, как заверял Костя, то я должна быть там. С ним. Убедиться, что всё действительно в порядке. У «особенной» ведь есть право быть рядом с человеком, который за такой короткий срок стал для неё целым миром?

Мрачный взгляд охранника говорит — НЕТ. Никакая ты не «особенная». Одна из.

Разворачиваюсь и переставляю ноги вверх по ступеням, когда грубый окрик вынуждает остановиться:

- Дарина, возьмите трубку. – протягивает мне телефон.

Сердце срывается вскачь. Глупое. Нелогичное. Но такое счастливое от этой подачки.

Выдёргиваю смартфон, даже не глядя в экран. Прижимаю к уху, словно он обжигается. Тяжело, дёргано сглатываю. Голос пропадает напрочь. Жадно дышу в трубку, слушая сильное, ровное дыхание с той стороны.

- Ри-на. – хрипло и слегка надорвано шепчет Костя. Наверное, ему говорить сложно. – Я скоро вернусь. Подожди немного. И ешь. – интонации становятся строже. - Если ещё раз услышу, что Леся уносит полные тарелки, отлуплю по заднице. Поняла?

- Поняла. – часто киваю с дурацкой улыбкой от уха до уха. Перевожу дыхание и серьёзно спрашиваю: - Костя, правда всё хорошо?

- Да, сладкая. Через пару дней вернусь. – прочищает горло и тише добавляет: - Эти дни не в счёт. – У меня всё ещё двадцать пять дней.

- Двадцать семь. – выдавливаю смело. – Те два тоже не в счёт.

Его смех тихий, слабый, но всё равно тревожащий мою душу до дрожи и звона. Смех сменяется приступом кашля. Понимаю, что и этот разговор дался ему непросто. Видимо, он потерял много крови.

- Можно я приеду к тебе в больницу? – задаю осторожный вопрос. – Я не отойду от охраны. Обещаю. Сделаю всё, что ты или они скажете.

- Не надо, Рина. Мне пора.

Вызов обрывается, но до этого успеваю услышать пусть и искажённый на вышках, но узнаваемый голос Сабиры:

- Привет, Костик. Как ты сегодня?

Естественно, зачем я там, если есть Сабира.

Едва поднявшееся настроение неподъёмным грузом падает вниз и пробивает дно, проваливаясь куда-то в бездонную пропасть.

Не нужна я ему за пределами дома. Там у него совсем другая жизнь. А я, дура влюблённая, всё надеюсь на что-то. На что, спрашивается?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Приказ поесть не выполняю. До тошноты обидно. Сабире можно к нему, хотя он и говорил, что у них всё кончено. А так ли он говорил? Нет! Он сказал, что больше я её не увижу! То есть, что он не будет встречаться с ней в доме.

Бог мой, меня раздирает на куски от ревности к чужому мужчине. Всё же я ужасный человек. Даже до заверений Кости, что я для него особенная, не думала о том, что он может быть с другой женщиной, считающей его своим. А он и правда её. Не мой.

Об этом даже очередной мой сон кричит.

Снова красная дорожка, люди в дорогущих нарядах, я роняю поднос с шампанским. Кричу в голос от рвущей сердце боли и льда в его синих глазах.

- Глупыш, не кричи. – оттолкнув Сабиру, внезапно опоясывает руками мою спину. Так знакомо прижимает за затылок к своему плечу. – Не плачь, сладкая. Я рядом. С тобой. Всё хорошо.

Цепляюсь в его рубашку, пачкая слезами и тушью.

- Ты с ней. Я не пара тебе. Не ровня.

Он опускает на меня горящий гневом взгляд и с силой встряхивает за плечи.

- Проснись, Рина. Проснись.

Открываю глаза, снова понимая, что плакала во сне. Закрываю лицо руками и всхлипываю.

- Что случилось, Мышка? – раздаётся над ухом осипший густой голос. – Почему моя девочка плачет?

Его девочка…

Горячая рука проводит по плечу и убирает от лица ладони. Только теперь я вижу лежащего напротив Кота. Насупившегося. Серьёзного. Бледного. С посеревшей кожей. С белоснежным бинтом на шее. Со щетиной, медленно перерастающей в бороду. С бездонными синими глазами, в которых впервые вижу неподдельное переживание. За себя. За его глупую Мышку.

- Это сон? – выдыхаю с опаской.

Костя, слабо улыбнувшись, толкается вперёд, одновременно подтягивая меня на себя. Касается своими горячими, сухими губами моих ледяных и солёных. Упирается лбом в переносицу и требует:

- Скажи, что тебе приснилось.

Как сказать? Признаться в своих мыслях и ревности? Не могу.

- Та ночь… - выпаливаю тихонько.

- Врушка. – ухмыляется он. Ласково убирает за ухо волосы. Трётся своим носом об мой, сейчас как никогда повадками кота напоминая. Такой тёплый и близкий. Не холодный, отстранённый и недоступный, как во сне. Протягиваю подрагивающие пальцы и провожу по его щетинистой скуле. Касаюсь полных губ. – Ты плакала во сне. И кричала. Кому ты не ровня?

Заливаясь стыдливой краской до самых пяток, прячу взгляд. С преувеличенным вниманием рассматриваю бинт, полностью обматывающий шею.

- Ты сказал, что вернёшься позже. – шепчу задушено.

- Вернулся раньше. На меня смотри. – приказывает жёстче. Ослушаться не рискую. Поднимаю глаза. – Правду, Дарина.

Сглотнув, совсем тихо и неразборчиво тарахчу, бездумно скребя ткань серой футболки:

- Ты запретил мне приехать. А Сабира… Вы с ней… Я же понимаю, что не пара тебе… А она…

- Так всё! – рыкает шёпотом, перехватывая мою кисть. – Тихо, Рина. – сгребает пальцами подбородок и приближает своё лицо так близко, что при каждом слове его дыхание задевает мои губы. – Скажу всего один раз. Больше ты от меня никаких оправданий не дождёшься. Поэтому усвой раз и навсегда. Сабира была моей любовницей. – его признание и во второй раз неприятно протыкает между рёбрами, но я проглатываю. – Ключевое слово — была. Если я с кем-то расстаюсь, то не возвращаюсь. В больнице она была, потому что работает там замом главврача. Дарина, сейчас у меня есть только ты. И если ты решишь остаться, то так и будет в будущем.

- Что?! – повышаю голос, не веря в реальность услышанного.

Только я? У такого, как он? У которого отбоя от женщин нет? Даже если бы сейчас это было правдой, то в будущем… Трусливая неумёха, боящаяся близости не меньше, чем желающая её?

- Рина…

- Я не могу тебе верить. – выдавливаю слабым голосом и отворачиваюсь, пряча стремительно увлажняющиеся глаза.

Костя притягивает спиной к груди. Ведёт губами от затылка к уху. Тяжело дышит в него.

- Может, я и занимаюсь криминалом. Может, вор и убийца. – от каждого слова внутри всё сжимается. Когда он озвучивает это вслух, всё звучит ещё хуже. Ужаснее. Вот только любви к нему не уменьшает. – Но я не лжец, Дарина. Мне не чужда верность. Не спрашивай, почему ты и с тобой. Я сам не знаю. Просто знаю, что ты та, кто мне нужен по жизни. Поверь, за свою жизнь я перепробовал почти всё. Рядом со мной были разные женщины. Мне есть с чем сравнить. Я не играю с тобой. Не пускаю пыль в глаза. С тобой я такой, потому что подстраиваюсь. Я не показываю свою худшую сторону. Но она есть. Если сможешь жить с этим, смириться, то никогда не будешь нуждаться ни в чём.

- Мне не нужны деньги. – выдыхаю, проявляя вялое сопротивление.

Костя притискивает крепче. Так крепко, что кости хрустят.

- Я знаю. У тебя будет моё внимание. И моя верность. Не отвечай сейчас ничего. Подумай. У тебя двадцать семь дней, чтобы принять решение. Только знай, если решишь уйти, тебе придётся уехать из города. Я обеспечу тебя всем в любом случае. Квартира, учёба, деньги. Ты будешь свободна.

И внезапно я так отчётливо понимаю, что не хочу этой свободы. Я хочу его верности и внимания. Хочу Костю для себя. Даже во лжи жить, но с ним. Засыпать в его руках. Просыпаться от щекочущей губы щетины. Плавать с ним в море и завтракать на пляже. Сидеть в комнате и ждать, когда он вернётся.

Рывком поворачиваюсь, едва не заехав локтем ему в лоб. Обхватываю ладонями его лицо и целую. Без просьб и не под градусом. Не просто клюю, а целую так, как он целовал меня.

Высунув кончик языка, провожу по его растрескавшимся губам. Раздвигаю их. Царапаюсь об острые зубы. Трогаю его язык. Глажу. Кот, дёрнув меня вперёд, впечатывает в себя. Сплетаемся языками. Кислород заканчивается, но я беру то, что он даёт мне. Большими пальцами глажу скулы. Рот наполняется его вкусом. Лёгкие — его запахом. Сердце — любовью к нему. Настоящей. Взрослой. Пусть и неправильной, но чистой и светлой. Его руки оказываются под майкой. Он водит ими вверх-вниз с давлением и голодом, который я принимаю со спокойствием и нетерпением. Кот разрывает поцелуй и удерживает мой взгляд. Скрипнув зубами, цедит сквозь них:

- Не смотри на меня так. – но я смотрю. Держу его лицо и смотрю. Он понимает мои желания. Он читает мои мысли. Я хочу принадлежать ему. Готова отдать ему свою девственность. Не из страха. Не по принуждению. Не потому, что боюсь наказания. Я так хочу. Сама. Потому что люблю его. – Твою мать, Рина. Не. Смо-три. Так.

Через секунду я уже распята на кровати под тяжестью его тела и отвечаю на безмолвное требование, с жадностью принимая его поцелуй.

Глава 27

Голова слегка кружится — даёт о себе знать литровая потеря крови и отказ от переливания в течении последующих двух дней. И ответ Рины привносит неплохую долю в помутнение рассудка.

Не мог я больше её одну оставлять. Стоит это сделать, как она тут же накручивает что-то невообразимое в своей красивой головке. Как сегодня. Решила приревновать меня. Так ещё к кому? К Сабире, чёрт бы её побрал! Ревность Мышки в равной степени льстит, радует и раздражает. Она свой выбор сделала. Я чётко прочувствовал тот момент, когда её настроение и отношение изменилось. Теперь она от меня не сбежит. И сделает так по своей воле.

Ещё раз скользнув своим языком по её, прекращаю поцелуй и, заведя руки за спину, снимаю её скрещенные на моей пояснице ноги. Ринка потерянно моргает, глядя на меня помутневшими и потемневшими глазами. Горящие румянцем щёки. Припухшие, блестящие, полные губы приоткрыты. Мягкая грудь резвыми рывками бьёт в грудную клетку. Между бёдрами у неё мокро и жарко. Вот она — капитуляция, принятие себя и меня. Готовность полностью довериться и отдаться. Только я, несмотря на возбуждение, не в том состоянии, чтобы окончательно сделать её своей. В висках стреляет и во всём теле слабость. Прикрываю глаза и легко касаюсь её губ. Перекатываюсь на спину, и Ринке приходится разжать замок рук.

Лёжа с закрытыми глазами, пытаюсь отдышаться, восстановить стабильный сердечный ритм, притупить похоть и боль. Мышка, опираясь на локоть, приподнимается и нависает надо мной. Просто чувствую это. Её рваное дыхание на лице и замешательство.

- Иди сюда. – вытягиваю вдоль постели руку, приглашая прилечь рядом.

Даринка не спешит. Тонко вздохнув, скатывается ниже и кладёт голову на моё плечо. Напряжённая. Натянутая.

- Говори. – приказываю негромко и устало.

Ещё один тяжёлый вздох. Поворачиваю голову и жмусь губами ко лбу. Даю понять, что всё в порядке.

- Я сделала что-то не так? – лепечет глухо, убегая глазами в путешествие по моему телу.

Наткнувшись на топорщащий спортивные штаны член, сглатывает и перекатывает взгляд на живот.

- Всё так, сладкая. – выбиваю примирительно. Не люблю в слабостях признаваться, но иначе напридумывает себе невесть чего. – Состояние немного не способствует. – хмыкаю, задрав бровь.

Рина тихо переводит дыхание и скорее сама себе бормочет:

- Какая дура.

Прячет лицо на плече, дёргано сжав пальцами мою футболку. Ближе прибиваю к себе. Так, что одной грудью ложится на меня. Ныряю лицом в её сладко пахнущие волосы и глубоко затягиваюсь. Она действует на меня так же умиротворяюще, как ночная гроза.

- Не спеши так, Мышонок. Всё будет. Дай мне пару дней окончательно в себя прийти.

Она быстро вскидывает на меня лицо и… улыбается. Чисто. Ярко. С ямочками. Слепит своей улыбкой. Движок привычно разгоняется в клетке из костей. Окончательно понимаю, что кроме неё никого не надо. И не потребуется в будущем. К дьяволу все клятвы и обещания. Защищу в любом случае. И убью за неё, и умру, если придётся. Только пускай так же улыбается.

- Ты поверила мне, Ри-на? – выдыхаю надрывно, захватив её в зрительный плен. – Моим словам?

Её прохладные тонкие пальцы обводят линию скулы. Контур губ. Сползают, едва коснувшись бинта, опоясывающего шею. Всего секунду я вижу в её зрачках отражение тех эмоций, что она пережила, увидев меня с дыркой в шее. Сам на пределе был, чтобы оставаться в сознании, но видеть её такой испуганной, разбитой и одновременно с этим смелой не мог.

- Если скажу нет, ты станешь меня переубеждать? – спрашивает с лёгким флером игривости.

Невольно улыбаюсь. С ней — естественно.

- Нет. Я тебе докажу.

Рина поднимается, опираясь одной ладонью на подушку, а второй мне на грудину. Наклоняется, укутав волосами наши лица. Касается улыбкой моего рта.

- Верю. – выталкивает одними губами, прежде чем поцеловать.

Мне начинает нравиться эта непринуждённость. Поцелуи, мать вашу! До икоты смешно от того, что мне нравится, как Мышка меня целует. Как тает, когда я — её. Возможно, это именно то, чего мне не хватало на протяжении всей жизни. Радоваться, как и она, мелочам. Всяким глупостям, которые при моём образе существования невозможны. В нём нет места пустым разговорам, идиотским улыбкам, играм в гляделки и засасываниям. Разговоры — без лишних слов и исключительно по делу. Улыбаться — сдержанно и из вежливости, дабы не показывать истинных эмоций и мыслей. Смотреть — оценивая. И голый секс для удовлетворения потребностей. Только Дарина, появившись в моей жизни, словно создала вокруг себя совсем другой мир. Стоит попасть в него — меняюсь, становлюсь другим человеком. Тем, которым мог бы быть при иных обстоятельствах. Тем, с которым она хотела бы быть.

Накрываю рукой её затылок, пропустив шёлковые пряди между пальцами, и углубляю поцелуй.

Не знаю, сколько ещё продержусь без женщины — привык удовлетворять желания сразу, но не хочу торопить Ринку слишком. Сложно не заметить, что в ней сейчас играет ревность и желание доказать, что она может быть женщиной, достойной меня. Только всё не так работает. Мне бы до неё добраться и подстроиться.

Поддев снизу, укладываю Мышку на себя. Не сопротивляется. Только вдыхает глубоко и губы с моим сплетает. Сползаю ладонями по немного напряжённой спине. Тонкая такая. Хрупкая. В самой узкой точке по длине моей ладони. Не высушенная таранка, как та же Сабира. Талия не тростинка. Вот только от неё крыша подтекает конкретно. Загоняю руки под майку, посасывая её сладкий, как и она вся, язык. Не приторная, как сахар. Скорее, как ягода. С лёгкой освежающей кислинкой.

- Ри-на… - хриплю ей в рот, толкаясь снизу бёдрами. Её глаза округляются. Мышцы натягиваются. – Не бойся. Расслабься.

Она кивает. Возобновляет поцелуй. Немного приподнимаю её бёдра и подтягиваю выше. Толкаюсь эрекцией в промежность. Мышка замирает, переставая дышать. Смотрит на меня горящими глазами. Сглатывает и скатывается под бок на матрас. Не глядя на меня, кладёт ладонь на грудину и заторможенно, иногда рывками ведёт ниже. Пресс самопроизвольно сокращается, когда проходит по нему. Дарина не пугается. Руку не одёргивает. Лишь дыхание и сердцебиение частить начинает. Одним пальцем поддев футболку, проводится вдоль блядской дорожки до резинки трико. Поднимает к пупку. У меня в яйцах стреляет и глаза слепнут, а она играется. Но ни сил, ни желания её поторапливать нет. Это первый реальный шаг с её стороны. Пусть сделает его сама. Кисть опускается так медленно, что, кажется, совсем не двигается. Когда всё же накрывает болезненно пульсирующий бугор, глушу чёртов стон, что рвёт грудак.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Твою мать, сладкая, как тебе удаётся так меня ломать?

Дарина несмело, робко и даже трусливо сдавливает пальцы на стволе. Стиснув челюсти, дышу, словно после серьёзной физической нагрузки в сотню подходов. Рефлекторно, чтобы не сжимать пальцы в кулаки, давлю на её спину. Не хочу пугать. Но и терпеть больше не могу. Самого удивляет, что её неопытные действия настолько невыносимыми оказываются.

Обычно для возбуждения надо не меньше, чем шлюха на коленях, активно работающая головой и ртом. Красивые тела и томные взгляды давно не заводят — приелись. Чьё-то там возбуждённое мурлыканье на ухо вызывает лишь глухое раздражение. Но Рина… Блять… Особенная… Одна во всей грёбанной Вселенной способна свести меня с ума одним своим видом, запахом, голосом, смехом, улыбкой… ямочками.

Неслабо меня к концу третьего десятка накрыло.

- Ри-на, - хриплю рвано, приложившись губами к её уху, - раздень меня. – вздрагивает мелко. Мурашками покрывается от жарких выдохов, что пускаю гулять по её уху и шее. Лизнув языком мочку снизу, втягиваю в рот и посасываю, оглаживая языком. – Не бойся.

Приподнимаю бёдра, поддев резинку с противоположной от Мышки стороны.

- Не боюсь. – слабо улыбается она, подцепляя со второй.

Стягиваем вместе с трусами ровно настолько, чтобы освободить член. Он со звонким шлепком опускается на живот. Ринка во все глаза на него таращится. Под её взглядом эрекция подрагивает. Яйца горят так, словно вместо спермы там магма закипает. Не так уж много времени прошло с момента, когда последний раз был с женщиной. Но меня, сука, на куски разматывает.

Не боялся бы контроль потерять и напугать Рину, уже был бы в ней. Только крови в организме недостаточно, чтобы на обе головы хватило. А мне важно, чтобы её первый раз запомнился ей не как очаги боли, а как вспышки удовольствия. Он будет у неё особенным, как и она сама. Такой, чтобы всю жизнь помнила и улыбалась. Я умею делать красивые жесты. Только женщины достойной не было.

- Ты уже трогала его. Сожми пальцами. – проговариваю максимально ровно и спокойно, насколько способен в состоянии первобытного человека, скатившегося к голым инстинктам.

Мышка кладёт трусящуюся ладонь на ствол и, едва касаясь, проводит вверх и вниз. Обнимает пальцами. Задержав дыхание, стискивает крепче. Вверх-вниз-вверх. Ещё немного сильнее.

В лицо мне не смотрит. Вижу, как за волосами горят алым стыдом щёки. Вопросов не задаёт, но боится что-то не так сделать. Что не понравится.

- Всё хорошо, девочка моя. – шепчу оттого, что голос пропадает. – Всё правильно делаешь. Крепче.

Рывками наполнив грудь воздухом, сжимает. Закатываю глаза и стискиваю челюсти до скрипа. Когда в последний раз стонал во время секса? Не припомню.

Её кисть медленно двигается вертикально. Дыхание частое, сбитое, тяжёлое. Расходится приятными волнами по вспотевшей коже. Лицо пунцовое. Но всего на миллисекунду поймав её взгляд, читаю в нём неподдельное любопытство и азарт. Подхватив пальцами подбородок, поворачиваю на себя и, не давая вставить ни слова, хриплю:

- Не останавливайся. – и толкаюсь языком в рот.

Целую яростно, немного зло. Её движения становятся хаотичными. Сбивается. И отвечать пытается. Неловко языком елозит. Шумно в рот мне дышит и надрачивает кое-как. Пускай привыкает к тому, чтобы не стесняться не только своего тела, но и моего.

- Не. Думай. – отпечатываю хлёстко в распухшие губы, царапаю их зубами, фиксируя голову жёсткой хваткой.

- Я… не…

- Думаешь, Рина. Прекрати. – накрываю её кисть и сдавливаю плотнее. Двигаю с нажимом. Ускоряюсь. – Вот так. Сама сможешь?

Кивает, роняя взгляд туда, где из её крошечного кулачка, которым даже обхватить объём не может, показывается перекачанная похотью башка.

Не ослабляя давления, наращивает скорость. Амплитуда её дыхания разносит мою выдержку. Скользнув по полной груди, сдавливаю сосок. Рина тихо пищит, удивлённо распахивая глаза. Потянув на себя, прокручиваю, считывая без ошибок каждую её реакцию. Нравится сладкой. Сминаю в ладони, зажав бусину основанием пальцев. Мну, перекатывая между ними. Мышка стонет. Рукой работает активно. Губами вслепую мажет по моему лицу. Находит рот. Прикусывает нижнюю губу. Лижет короткими мазками. Меня срывает. Двигая бёрдами навстречу, тараню её кулак. Языком рот трахаю достаточно грубо, чтобы заставить её полностью отключить голову. Нижнюю часть тела простреливает несколькими острыми спазмами, следующими один за другим. Неконтролируемо до боли сгребаю пальцами холмик. Зарычав ей в рот, кончаю. Заливаю её пальцы и свой живот. Приваливаюсь лоб в лоб, жадно хватая влажный кислород. Расслабляю хватку на груди и мягко глажу раненную плоть. Обвожу языком дрожащие губы.

- Напугал… Прости… - выдыхаю отрывисто, массируя её затылок. – Больно сделал… - обрисовываю торчащий сосок лёгкими касаниями. – Не хотел, сладкая… Унесло от тебя. – она не верит. Я это чувствую. Видела Сабиру. Видела её взгляды. Сделала верные выводы. Именно такие, как она, в моём вкусе. Только приоритеты сменились на полностью противоположные. Я бы и сам себе не верил на её месте. – Ри-на, посмотри на меня. – поднимает голову, а глаза слезами блестят. Прикусывает белыми мелкими зубами нижнюю губу, отчего та наливается кровью и становится ещё ярче. Отпускает медленно расслабляющийся член и зависает залитой спермой рукой в воздухе. Прижимает плечом грудь, которую сжал в момент разрядки. Неплохо переборщил. Придётся поумерить пыл. Не для неё это. – Прости, Мышонок. – выдыхаю хрипло, массируя полушарие.

- Мне в ванную надо. – выпаливает, качнув рукой.

- Мне тоже. – скалюсь, садясь и подтягивая её за собой.

Скидываю футболку и спускаю штаны. Рина подглядывает из-под ресниц и отчаянно краснеет. Первый раз видит «не при параде». Смущается. Встав на ноги, протягиваю ей руку. Вкладывает пальцы в ладонь. Сдёргиваю с кровати и раздеваю. Без спешки снимаю майку. Скатываю по ногам шорты с мокрыми трусами. Даринка не препятствует, но и весь её запал пропал. Спрятавшись за пшеничным водопадом, дрожит.

- Сядь. – легко толкаю её на кровать.

Ноги Мышонка не держат — сразу плюхается назад. Кладу ладони на колени и развожу их в стороны.

- Костя… - лепечет, задрав на меня медный взгляд.

- Всё хорошо. – проговариваю приглушённо и опускаюсь перед ней на корточки. Именно в этот момент о себе напоминает ранение. Боль резко простреливает в горло и скатывается по позвоночному столбу. Слабость накрывает. Перед глазами появляются чёрные кляксы. – Блять. – цежу, не разжимая зубов.

- Костя? – испуганно шепчет Рина, коснувшись плеча.

Сжимая кулаки, медленно поднимаюсь. Дышу носом. Заставляю себя улыбнуться.

- В следующий раз, сладкая. Беги в душ.

Сам поднимаю с пола футболку и обтираюсь. Дарина, застыв, смотрит на меня во все глаза.

- Костя… - на повтор ставит.

А мне так хреново, что не в состоянии сейчас её успокаивать.

- Иди. В. Душ. – рычу рвано.

Рина, дёрнувшись, как от удара хлыста, сбегает, сверкая сладкими ягодицами. Падаю на кровать и закрываю глаза.

- Дамир, сука, я тебя найду и убью.

Снимаю с тумбочки органайзер с таблетками. Закидываю в рот всю партию и проглатываю. Падаю обратно и прикрываю веки.

Хреново всё получается. Дамир исчез. Арс решил, что спасать меня важнее, чем гнаться за ним. Сейчас его ищут все. Мамаша его, шлюха старая, или не знает, или не признаётся. Если второй вариант — скоро сдастся. Доломают. Тут ещё Сабира со своими домогательствами. Мне в больнице Мышка снилась, а она на свой счёт приняла. Если бы не слабость, трахнул бы её там. Тот момент слабо помню. Женская рука в штанах, что на фоне сна, был уверен, принадлежит Дарине. Не просыпаясь, подмял под себя. Она стонала сладко, красиво. Принимала. А потом понял, что не то что-то. Запах, ощущения. С трудом проснулся и увидел под собой тяжело дышащую Сабиру. Чуть не придушил. Решила воспользоваться моим состоянием. Не пришёл бы в себя, через несколько месяцев притащила бы мне положительный тест.

Вздохнув, осторожно перекатываюсь на живот. Слушаю шум воды в ванне и ничего кроме. Только бы не плакала глупышка. Мысли снова атакуют.

Сабира, сука, один раз уже приносила мне две полоски. Силой на аборт уволок. На хрен мне дети не нужны. Чтобы пройти через то, через что прошли Игнат с Миленой? Нет уж, увольте. И один чёрт какого-то хрена оставил Сабиру при себе после её выходки. Удобно мне с ней было. Четыре года уже. В постели огонь. Мозг не пилит. Ни на что, кроме секса и подарков, не претендует. Только после Рины отбило от неё.

А Рина… Только начала принимать себя и меня. Пусть на фоне моей теоретической смерти, но поняла себя. Осмелела. Возбудилась. Потекла. А меня так невовремя накрыло. Когда только вошёл, сердце едва не остановилось. Плакала во сне так, словно самое дорогое потеряла. Проснулась, и сразу понял — меня. Заколотило. Мощно. Как она смотрела… Как дышала…

- Тебе лучше? – шепчет, забираясь на кровать.

Проводит пальцами вдоль позвоночника до ягодиц. Замирает. Возвращается обратно. Я только жмурюсь от удовольствия.

- Лучше. – бубню в подушку. – Ложись рядом.

Перекатываюсь на бок, и Ринка тут же устраивается в моих руках спиной ко мне. Обнимаю, подтянув в упор. На ней тонкая сорочка.

Сон не идёт. Мышка тоже не спит.

- Уснуть не можешь. – спрашиваю по привычке без вопроса.

- Не могу. Всё думаю…

- О чём думаешь?

- Да так. – отмахивается вяло. – Ни о чём. Глупости.

- Расскажи, Ри-на. Мне интересно.

- Правда интересно? – выбивает, поворачиваясь ко мне лицом.

- Правда интересно. – улыбаюсь и поедаю её ответную эмоцию.

- Кажется, я ревную тебя к Сабире. Это глупо. Знаю. Права не имею…

- Имеешь, Рина. Я тебе его даю.

Глава 28

Просыпаюсь тяжело и долго, что бывает крайне редко. Но когда сознание постепенно проясняется, первым делом чувствую её рядом. Так же чётко знаю, что Рина не спит и смотрит на меня. А точнее — разглядывает. Лежу на животе и контролирую дыхание, дабы не выдавать, что не сплю, и дать ей привыкнуть ко мне окончательно. Так явственно ощущаю её взгляд на голых бёдрах и пояснице, что пробивает желание стянуть с зада уголок одеяла, которым она меня и прикрыла, и смутить её окончательно.

Улыбнувшись, глубже закапываю лицо в подушку. Её прохладные, нежные, как любимый мной шёлк, пальцы робко касаются шейных позвонков. Медленно и практически невесомо спускаются по позвоночнику до поясницы и поднимаются обратно. Как маленькие паучки, перебегают на левую лопатку, а с неё — на правую. Обводят контур ещё одной татуировки-иероглифа. Рина выводит подушечкой каждую линию. И снова не спросит, что он значит.

- Верность. – выдавливаю хриплым после сна голосом, повернув на неё голову.

Мышка, что удивительно, руку не отводит. Слегка вздрагивает от неожиданности и продолжает скользить вдоль жирных полос.

- У тебя все татуировки со смыслом? – спрашивает негромко, спрятав порозовевшие щёки за волосами.

На её губах лёгкая улыбка. Смотрю на неё одним глазом, и меня переполняет такое счастье, с которым, кажется, никогда не приходилось сталкиваться. Не сбегает, не пугается и не дрожит.

- Почти. – улыбаюсь одними глазами.

- Я тоже хотела себе тату. – шепчет, снова ведя пальцами вниз по спине. Выгибаю в вопросе бровь. Рина, качнув головой, тихо смеётся. – Глупости. – отмахивается, ложась на бок лицом ко мне.

Сжав пальцами край покрывала, перетягиваю его на пах, чтобы случайно не спугнуть Мышонка, и поворачиваюсь на неё. Пропускаю через пальцы спутанные волосы. Обвожу скулы и подбородок. Мышка глядит на меня с не сползающей с лица светлой улыбкой.

- Не боишься больше? – начинаю осторожно, притягивая её чуть ближе.

- Совсем немного. Для меня это всё ново. И… - вздохнув, перестаёт улыбаться и упирается глазами в рисунок на груди.

- Ри-на, говори. – продавливаю негромко, но твёрдо.

- Мне всё равно кажется, что всё это временно. Я надоем тебе со своими глупостями.

- Со своими глупостями мне давно надоели все другие. Мне нравится твоё любопытство и искренность. У тебя есть то, чего нет у других. Может, именно это меня в тебе и задело. Как думаешь? – добавляю с улыбкой.

- Не знаю. – шепчет, толкаясь ближе. Мажет губами по губам и кривит их. Чешет зубами то нижнюю, то верхнюю. – Щекотно.

Я залипаю на том, как они розовеют и становятся ярче.

Нет, долго так жить нельзя. Разберусь с первоочерёдными проблемами и всерьёз займусь Дариной.

- Да, надо привести себя в порядок. – усмехаюсь, коротко её поцеловав. Отворачиваюсь и сажусь, свесив ноги с кровати. Растираю лицо ладонями. Встаю на ноги. Оставшееся на кровати одеяло вызывает у Мышки тонкий писк. Приглушённо смеюсь и прошу. – Посмотри на меня. Ничего страшного в мужском теле нет.

Она медленно растопыривает пальцы, открывая глаза. Смешная такая. Прячется за ладошками, но внимательно осматривает моё голое тело. Начинает с растрёпанных волос, отросшей щетины и медленно скатывается ниже. Ненадолго задерживается на грудных мышцах. Дольше — на животе. Спускается вместе с блядской дорожкой и зажмуривается, громко сглотнув. Я жду, скрывая улыбку.

Трусливый Мышонок.

Рина, резко сев, решительно убирает руки от лица и открывает глаза. Краснеет невозможно, но смело рассматривает стоящий не только из-за мужской физиологии член. Ползёт по ногам. Пару секунд рассматривает стопы. Я её взгляд ощущаю как физическое явление. Как снова поднимается вверх и застывает на паху.

- Костя, - лепечет сбивчиво, возвращая взор к моим глазам, - будет больно, да?

Я мгновенно понимаю, что её напугало. Мои габариты.

Опускаюсь коленями на кровать и подтягиваю за затылок вплотную.

- Я сделаю так, что ты забудешь о боли. Она будет, Ри-на, но если сможешь расслабиться и не думать о ней, будет гораздо проще.

- Хорошо. – кивает несмело и, толкнувшись вперёд, обнимает за шею и припадает к губам.

- Моя сладкая девочка. – бормочу, встречая во рту её осмелевший язычок.

Будь на то моя воля, из дома сегодня не выходил бы. Точнее, из постели Мышки. Но выбора нет. Надо срочно решать вопрос с Дамиром.

Ещё раз крепко поцеловав Дарину, предупреждаю, что мне надо уйти. Отсчитываться перед кем-то давно атрофированная привычка. Но я хочу, чтобы она чувствовала себя по-настоящему важной для меня. Ведь так оно и есть. А после её ревности к Сабире и подавно.

- Не скучай, сладкая. Погуляй. Я вернусь, как только смогу.

Она, заметно скиснув, кивает и отворачивается. Спрыгивает с постели и бежит в ванную.

Бля, наивная простота. Совсем не умеет скрывать эмоции и настроение. Сейчас она сильно расстроилась, а, возможно, и обиделась.

Иду в свою спальню, принимаю душ и подправляю отросшую за несколько дней бороду. Срезаю с горла бинт и смотрю на три ярко-красных кривых рубца, оставленных горлышком от разбитой бутылки виски. Вот вам и родной брат, о чём Дамир регулярно старался мне напомнить.

Если бы просто уехал, получил добрую половину отцовского состояния. Пусть даже ему бы удалось прикончить меня, он бы потерял всё. Так же пустился в бега или уже распрощался с жизнью. Он никогда не умел действовать по уму. Всегда ведомый эмоциями и собственными тёмными желаниями.

В дверь тихо скребутся. Не успеваю даже ответить, как Рина бесшумно ныряет в спальню и быстрым шагом подходит. Оборачивает руками рёбра и прикладывается щекой к голой груди.

- Только вернись ко мне, Костя. – шепчет, задирая на меня лицо с огромными глазами, полными надежды. – Я верю тебе. И хочу быть с тобой, несмотря ни на что.

Мой голос резко пропадает. Дыхание спирает. Горло стягивает обручами. Движок сбоит и работает на холостых. Смотрю в блестящую медь её глаз и растворяюсь в ней. Вот так да… Неизвестные ранее чувства заполняют и отравляют каждую клетку организма.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Накрываю ладонью побледневшую щёку и касаюсь губ губами.

- Я вернусь, Дарина. Всё будет хорошо.

Ничего не ответив, она поднимается на носочки, ласково целует одними губами. Обводит пальцами рубцы. Прикусив нижнюю губу, отворачивается со слезами на глазах и выбегает из комнаты. Стою, не шевелясь, и долго смотрю на закрытую дверь. Закрываю глаза и неожиданно начинаю смеяться.

Вот это адреналин. Никто не вызывал во мне одновременно такой растерянности и радости.

Я люблю эту девочку

.

Эта всегда претящая циничному, практически бесчувственному человеку мысль легко укладывается в голове. И не вызывает отторжения. Я просто принимаю её, даже не делая попыток к сопротивлению.

Я люблю Дарину Романову. Дочку Игната и Милены. Свою крестницу. Девочку, которую забирал из роддома и знаю с рождения.

И, кажется, это взаимно.

Становится тепло и спокойно. Всё отваливается на второй план. Смешно. Смешно оттого, что именно она стала той, кто прошиб меня навылет.

Будь она на пару лет младше, могла бы быть моей дочерью. Я едва ли не вдвое её старше. Я сломаю ей жизнь. Выдерну из привычного для неё мира и погружу в свой дерьмовый и тёмный. Изменю навсегда. Возможно, даже погашу её свет.

Всё это прекрасно понимаю. Только демоны в моей душе беснуются и пляшут. Они празднуют и пируют остатками моей совести.

Вдобавок ко всему, мне становится страшно от того, в кого я её превращу. Кем она станет, узнав получше меня и мою жизнь. Все стороны и грани запретных удовольствий и изнанки жизни. Я должен сделать так, чтобы она не сломалась под мои стандарты. Чтобы осталась собой, с чем бы ей не пришлось столкнуться.

На телефон падает сообщение, что всё готово. Надеваю брюки и рубашку. Закатываю рукава. Застёгиваю на запястье золотые часы и натягиваю фамильный перстень. Замечаю в зеркале свой безумный взгляд и оскал. Закрыв глаза, глубоко вдыхаю через нос. Выдыхаю медленно. Успокаиваю разбушевавшиеся эмоции и расшатавшиеся нервы. Отключаю все слабости, за которые можно зацепиться и использовать против меня.

Выпиваю несколько таблеток и выхожу из дома. За спиной сразу вырастают два охранника. Безмолвными тенями идут следом. Огибаю дом и направляюсь к небольшому каменному строению. Спускаюсь по каменным ступеням в открытый люк. Ни на лице, ни в глазах ни единой эмоции при виде растянутой на металлическом узком столе матери Дамира — Офелии.

Она смотрит на меня с неприкрытой ненавистью и презрением. Окидываю её ледяным, ничего не выражающим взглядом.

Красивая она баба. В свои сорок пять выглядит как девчонка. Лживая, лицемерная дрянь, способная на что угодно ради денег, власти и своего сыночка. Даже залезть на пасынка после смерти мужа. Только я тогда сразу дал понять, какое место она и её сын занимают в моём доме и моём бизнесе. Отымев её во все щели, на следующий же день отправил их вместе с вещами в пустующую много лет часть дома. Она плакала, умоляла, признавалась в любви, говорила, что ещё когда отец был жив, уже не могла не замечать, каким мужчиной я становлюсь. Тем же ртом, которым ночью сосала, она заявляла о каких-то светлых чувствах. Я посмеялся ей в лицо и указал пальцем на дверь. С тех пор между нами холодная война. Подозреваю, что именно Офелия настраивала Дамира против меня. Потакала всем его пагубным привычкам и амбициям. Она желала власти не для него. Для себя. И отомстить за свою поруганную, мать её, честь.

Как-то даже попробовала напомнить мне, как «я воспользовался её слабостью» и пригрозила рассказать Юрию. Это был первый раз, когда я ударил женщину. Лицемером я стал задолго до этого. После пекла, которое отец устроил Милене, Игнату и полугодовалой Мышке. Оторвал её от родителей. Лишил материнского молока, тепла, любви и заботы. Недавно узнал, что именно это могло стать причиной её слабого здоровья. Если бы я мог воскресить отца, убил бы его своими руками. Жалею даже, что кто-то сделал это вместо меня. На похоронах Офелия рыдала и падала на гроб. Дамир ревел и жался к материнским ногам. Дядя стоял тенью и клялся отомстить за смерть брата. И только я у всех на глазах плюнул на его могилу и сказал: гори в Аду. Именно там было его место.

В том мире, в котором рос — семья и долг важнее всего. Только о любви никогда не шло речи. Глупые, нелогичные привязанности даже к собственным родственникам были опасны. Я знаю, что моя мать любила меня до самой смерти. Смягчала там, где отец старался ожесточить. Я знаю, что Алевтина Генриховна любила не только Игната и Дарину, но полюбила меня и Милену как родных. Мы ломали закостеневшие устои. Мы были не просто семьёй. Мы были родными душами. А потом я остался один. Пошёл против отца и дядьки. Игнат, Милка и Генриховна сбежали, схватив Даринку в охапку. Мать умерла от продолжительной болезни, когда мне было четырнадцать. Не осталось того, кто сглаживал бы и смягчал. Не осталось привязанностей и тех, кто мог бы стать моей слабостью. И их не было на протяжении двадцати лет. До возвращения в мою дерьмовую жизнь Мышки со своими улыбками, ямочками и сиянием. И теперь я сделаю всё, чтобы защитить её и не дать свету погаснуть.

Втянув носом воздух, поворачиваюсь лицом к мачехе, которая старше меня всего на восемь лет. Ненависти я к ней не испытываю. И не испытаю жалости.

- Где Дамир? – продавливаю жёстко, присев напротив неё на корточки.

Она, одарив меня ледяным презрением, плюёт мне в лицо. Выкидываю руку назад, и в неё сразу вкладывают платок. Ухмыляясь, вытираю лицо и не отвожу от неё острого взгляда. В глубине расширившихся зрачков мелькает понимание. За ним следует страх.

- Не готова, значит, к диалогу. – проговариваю ровно. – Ничего. У меня достаточно времени и безграничный запас терпения. Лучше бы ты, Офелия, смирилась с тем, что я вам давал. Теперь вы оба сдохнете в муках. Если я что-то и унаследовал от отца, то это безжалостность к врагам. Вы сами решили воевать со мной.

- Костя… - выдавливает шёпотом, дёргая руками и ногами, прикованными стальными наручами к столу. Поднимаюсь на ноги и отворачиваюсь. – Костя, прости меня! Не надо! Я не знаю, где Дамир! Костя! – летят в спину отдаляющиеся вопли.

Оборачиваюсь на последней ступеньке лестницы. Взглянув ей в глаза, с улыбкой бросаю своим:

- Сделайте её более сговорчивой. – проговариваю, не разрывая зрительного контакта с перепуганной по полусмерти женщиной. – Ей очень нравится, когда её долбят в задницу.

Поднимаюсь на улицу и сразу сажусь в подогнанную Арсом машину. Закрываю глаза и рвано вдыхаю. С подвала летят вопли мачехи и смех моих людей, пока закрывшаяся крышка люка не отсекает их.

- Куда едем?

- К Юрию.

Не могу я сейчас вернуться к Рине. С тем количеством грязи, которое только что сам на себя вылил. Я никогда её не запачкаю.

Никогда.

Глава 29

Бабуля любит говорить, что у членов нашей семьи по её линии всегда была хорошая интуиция. Я смеялась и отвечала, что меня она обошла стороной.

Сегодня мне совсем не до смеха. В груди словно скребутся и воют маленькие зверьки. В день, когда Кота притащили всего в крови, именно эти зверьки не давали мне уснуть. Но сегодня у них словно сработала сирена, и они в панике. Я не нахожу себе места. Обошла почти весь дом. Поболтала с Кареном. Поиграла с Шедоу. Побродила по двору и пляжу. Старалась сосредоточиться на окружающей меня красоте природы и особняка, оказавшегося вовсе не новым домом, стилизованным под старину, а бывшим поместьем какого-то графа. Только ничего не цепляет. На душе беспокойство. На сердце камень. И меня нет ни одного объяснения своему взвинченному состоянию. Кроме интуиции, которая выгоняет меня из дома и заставляет ждать чего-то ужасного.

Костя обещал вернуться. Сказал, что ничего не случится. У меня нет причин ему не верить. Но успокоиться никак не получается. Сколько бы я себя не убеждала, что всё в порядке, зверьки со мной не согласны.

Наблюдаю за котёнком, который, сделав свои кошачьи дела и удобрив клумбу, кажется, с плюмериями гоняется по двору за какими-то жуками. Кругом спокойствие и умиротворение. Отдалённый шум моря, пение птиц, ароматы цветочных композиций. А у меня в груди настоящий шторм из эмоций и страхов. Я даже не могу понять, что чувствую и чего боюсь. Я растеряна и напугана собственными ощущениями и мыслями.

Я так и не смогла спросить у Кости, что случилось в ту ночь. И куда он уехал сегодня. Не уверена, что у меня есть право задавать ему вопросы. И тем более ожидать от него ответов. Он явно не из тех, кто держит ответ перед другими. В одном уверена точно — я люблю мужчину, которого совсем не знаю. Бандита, который плюёт на законы и правила. Я знаю, каким жестоким он может быть ко мне и к другим. Весь день отгоняю картинки из криминальных фильмов, где в роли главного злодея выступает Кот.

- Дарина, пора возвращаться. – вырастает из тени мой личный охранник.

Устало вздохнув, поднимаюсь с мраморной скамейки и, позвав Шедоу и подхватив его на руки, плетусь в дом. Артур тут же исчезает. Стоит двери закрыться, как сердце ударяет в голову вместе с притоком крови. Не понимаю, что меня тормозит и что мной движет, когда отпускаю котёнка и возвращаюсь к двери. Прикладываю к ней ухо и вслушиваюсь в шорох колёс по асфальту и тихий гул мотора. Уверена, что Костя вернулся. Кладу ладонь на ручку и приоткрываю дверь. Выглядываю одним глазом, как его большая красивая машина проезжает за дом и скрывается там.

Несколько бесконечных минут вслушиваюсь в окутавшую пространство аномальную тишину. Ни голосов, ни звука двигателя, ни шагов. Может, приехал его телохранитель? А если так, то где Кот?

Сердце, заскрипев, проваливается в пятки, когда выхожу на улицу. Оглядываюсь по сторонам, не заметив ни единого человека. На цыпочках крадусь в сторону, куда уехала машина. Идти приходится достаточно долго. Замечаю автомобиль рядом с каким-то каменным квадратным строением. Тот, кого Костя называл Арс, стоит около входа, глядя в одну точку. Прячусь за толстым стволом дерева и наблюдаю. Блин, я даже не знаю, что хочу увидеть. Я даже сомневаюсь, что хочу знать ту сторону Кости, которую он однажды мне показал. Но уйти не могу. Ноги словно пускают корни и врастают в землю. Не дыша, вглядываюсь в строение, освещённое только отдалёнными фонарями. Кажется, что это место специально оставили в тени, чтобы не привлекать к нему внимание.

Глаза слезятся от усилий, с которыми стараюсь заглянуть за стены и увидеть, что там происходит. Неосознанно скребу пальцами кору дерева и ломаю об неё ногти.

На мгновение мне кажется, что я слышу женский вопль. Он настолько переполненный болью и ужасом, что я вздрагиваю и судорожно всхлипываю. Порывисто зажимаю рот ладонями. Повисает гробовая тишина.

Мне это показалось. Просто показалось. Я накрутила себя настолько, что мне уже мерещится всякое. Слуховые галлюцинации. Если бы кто-то кричал, то не две секунды.

Из тёмного помещения показывается такая же тёмная фигура. Которую я могу безошибочно узнать даже в полной темноте и с закрытыми глазами. Костя… Арс открывает переднюю дверь машины. В салоне загорается свет. И я вижу то, от чего с трудом сдерживаю крик. Кровь. Руки Кости в крови. Я стою достаточно далеко, но знаю, что мне не показалось. Он вытирает их салфетками, садится в машину и снова уезжает.

Ещё долго, ни живая, ни мёртвая, стою и смотрю туда, где была машина.

Я же знала, на что он способен. Он сам говорил, что жестокий и может причинить боль. Только картина его окровавленных рук отпечаталась на сетчатке. А женский вопль застыл в слуховых каналах. И это, к моему ужасу, не плод воображения. Это реальность, которую я так упорно игнорировала и отказывалась принимать. Истинная сущность мужчины, которому отдала своё глупое сердце.

- Боже… - всхлипываю, сползая вдоль ствола на корточки.

Слепыми глазами таращусь в сторону хорошо освещённого дома. Кровь стучит в ушах. Руки трясутся. Зубы клацают. Больше всего пугает не увиденное и услышанное. По-настоящему страшным открытием становится то, что я даже не думаю о побеге. Не возникает мысли уйти, когда закончится месяц. Я раздумываю, как примириться с той частью жизни Кота, которую он от меня скрывает. Со мной явно что-то не так. Я больная на голову психопатка!

Зазвонивший в кармане телефон вынуждает подпрыгнуть на месте. Рывком вскакиваю на ноги и воровато оглядываюсь по сторонам, ожидая увидеть Артура или Кота.

Заторможенно достаю смартфон. Перевожу дыхание, прежде чем ответить на звонок. Прикладываю к уху, а сказать ничего не могу. Только едва дышу в микрофон.

- И где тебя черти носят, Ри-на? – глухо рычит в трубку. – Почему вышла из дома?

- Я видела, как ты приехал. – шепчу тихо. – Пошла за тобой и…

- Твою мать. – цедит, не повышая голоса, но я буквально чувствую его злость. Переводит дыхание и спокойно спрашивает: - Что ты видела? – подвернув губы, не могу ничего ответить. – Рина, что ты видела? – настаивает резче.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Кровь… - выдавливаю, зажмурившись. – На твоих руках.

- Блять… Дарина, сейчас иди в свою комнату и жди меня там. Я скоро приеду.

- Там девушка, Костя? – выталкиваю окрепшим голосом. – За что ты её мучаешь? Я могла бы быть на её месте?

- Нет, Рина. Твою ж… Арс, разворачивайся. – бросает негромко, но ещё тише говорит мне: - Я возвращаюсь. Не делай глупости.

Ничего не ответив, жму кнопку сброса. Выхожу на тропинку и вижу идущего навстречу Артура. Он ни слова не произносит. Лицо, как и всегда, ничего не выражает. Отходит в сторону, пропуская меня вперёд. Когда сворачиваю к дому, останавливает и указывает взглядом на ворота. Киваю и иду туда. Они открываются всего через несколько минут. Машина неспешно закатывается. Задняя дверь открывается ещё до того, как перестают вращаться колёса. Кот хмурый и холодный. Твёрдой походкой держит курс прямо на меня. Я подсознательно сжимаюсь под его взглядом. Обнимаю себя руками, втягиваю шею в плечи и опускаю глаза.

Он ударит меня? Оттащит в тот сарай? Запрёт в спальне?

Кот, не останавливаясь, на ходу оборачивает моё тело поверх моих же рук и придавливает к себе сильно, но нежно. Тяжело дыша, прижимается губами к макушке и хрипит:

- Глупыш, не бойся меня. Тебе ничего не угрожает. А та женщина… Рина, она плохой человек. Очень. И заслужила то, что с ней случилось. Сладкая, не дрожи. – проговаривает тихонько, отстранившись. Подбивает сгибом пальца подбородок, заставляя поднять на него глаза. Столкнувшись с его взглядом, задыхаюсь от тех эмоций, что вижу в его зрачках. Впервые он не прячет их. Чётко выделяю в этом водовороте злость и сожаление. – Дарина, забудь о том, что ты видела. Сделай вид, что ничего не случилось.

- Почему? – шуршу чужим голосом.

- Потому что иначе ты уйдёшь. А я этого не хочу.

- Но отпустишь? – спрашиваю осторожно.

Мужчина закрывает глаза, но я успеваю увидеть в них ответ. Я нужна ему. Должна сама выбрать быть с ним. По собственной воле.

Толкаюсь ближе и кладу голову чуть выше места, где сбивчиво стучит его сердце.

- Тебе больше никогда не придётся сталкиваться ни с чем подобным, Мышонок. Поехали.

- Куда? – вскидываю на него лицо и вижу улыбку.

- В Сочи.

У меня, наверное, глаза загораются так, что светиться начинают. Смотрю на его спокойное лицо и не верю в услышанное.

- В Сочи? Зачем? – выдавливаю растерянно.

- Отвлечь тебя от глупых мыслей. Сходим в ресторан.

- Я слышала, что ночью очень красиво на набережной. – проговариваю потерянно.

- Наверное. – небрежно пожимает плечами. – Я давно не замечаю таких мелочей. Но хочу увидеть всё твоими глазами. – поднимает голову к кому-то за моим плечом и приказывает: - Подгони Ferrari. – я только глазами хлопаю, не в силах переварить информацию. – Беги, надень вечернее платье и красивые туфли. И тапки свои захвати. – указывает на сандалии на плоской подошве.

Не шевелюсь, держась за его плечи и боясь поверить его словам. Мы едем в Сочи? Вечернее платье? С Костей? Это что-то типа свидания? Ресторан? Мы с ним вдвоём среди толпы людей?

- Не боишься, что я буду звать на помощь или сбегу? – интересуюсь несмело.

- Тогда я получу свой ответ. – проговаривает сухо, накрыв большой ладонью мою щёку. – Тебе принимать это решение.

Я точно не в себе, потому что поднимаюсь на носочки и прижимаюсь к его губам. Забываю о том, что видела и слышала совсем недавно. Я просто хочу ему верить. И я хочу остаться.

Через полчаса Кот подаёт мне руку и помогает усесться в двухместный ярко-красный кабриолет. На мне переливающееся золотом платье в пол нежного молочного оттенка. Сверкающие босоножки на высоких каблуках и с ремешками, красиво обнимающими щиколотки. Волосы распущены. Лёгкий светлый макияж. Костя в чёрных брюках, расстёгнутой на пару пуговиц чёрной рубашке с закатанными рукавами. Машина выезжает за ворота, а я всё не могу поверить в то, что это происходит на самом деле. Со мной.

Мы едем по горному серпантину. Ветер бьёт в лицо и путает волосы. Чувствую себя героиней фильма, катающейся по горам в автомобиле без крыши с потрясающе красивым и опасным мужчиной. С предвкушением замечательного вечера.

Его дом находится далеко от остальных домов и населённых пунктов. Догадываюсь, почему. Но мне всё равно. Я счастлива в этом моменте. Особенно, когда ловлю горящий синими огнями взгляд на своих губах, груди, бёдрах, коленях. Косте определённо нравится то, что он видит. А мне то, что вижу я.

- Ты выглядишь… - прокашливается, скосив взгляд на дорогу и снова на меня. – Шикарно. Ты очень красивая, Дарина.

- Спасибо. – шепчу смущённо, убрав за ушко прядь волос и потупив взгляд.

- И не думай о том, что было в особняке. Тебе никогда впредь не придётся сталкиваться с подобным. Я хочу видеть твои улыбки, а не слёзы. Позволь мне сделать тебя счастливой.

Я не верю, что он просит на это разрешения с таким серьёзным лицом, что все сомнения отпадают. Только я должна знать, прежде чем окончательно сойти с ума.

- Что она сделала? – спрашиваю приглушённо, глядя на свои ноги.

Кот касается левой стороны шеи и выбивает жёстко, заметив мой испуганный взгляд:

- Это сделала не она. Но это её вина. Я не мог оставить всё так. Я плохой человек, Дарина. – глядит мне прямо в глаза в течении пары секунд и безошибочно считывает мои реакции. Отвернувшись, протяжно выдыхает. – Но есть люди гораздо хуже меня. От них я и хочу тебя защитить.

- Потому что я особенна? – шебуршу, наблюдая, как скомканная пальцами ткань распрямляется.

- Да, Рина. Ты очень особенная для меня. Одна такая в моей жизни. И я сделаю всё, чтобы ты в ней осталась.

Сердце, подпрыгнув, делает кульбит и начинает качать по венам чистый мёд и радость. Глупую, детскую и неправильную. Губы сами расплываются в улыбке.

Поддавшись порыву чувств, толкаюсь к Косте и прижимаюсь губами к его уху. Выдыхаю в него и вижу, как на его шее проступают небольшие мурашки. Касаюсь их пальцами и шепчу:

- Я тоже хочу, чтобы ты остался в моей жизни. Я не буду думать о случившемся. Забуду обо всём. Только я бы хотела попросить… Если можно…

- Можно, сладкая. Ты можешь и просить, и спрашивать. Не всё исполню, не на всё отвечу. Но это не значит, что у тебя нет права задавать вопросы или озвучивать просьбы.

Поднимаю свои глаза к его и выпаливаю на одном дыхании:

- Чем бы ты не занимался, я не хочу ничего знать. Не хочу думать, что в любой постройке могут быть люди, которых… - сглатываю, отвернувшись. – Ты можешь быть для меня тем, кем был вчера ночью или на катере?

Он криво усмехается и заявляет:

- Это будет обманом. Фальшью.

- Знаешь, как говорят: нельзя обмануть человека, если он не хочет быть обманутым. Я, кажется, хочу. Я не могу справиться с твоей правдой. Пока не могу. – добавляю поспешно. - Возможно, со временем смогу принять мир, в который попала. Но сейчас для меня это слишком сложно.

Кот кладёт ладонь на моё бедро и слабо сжимает. Поднимаю взгляд по его руке, встречаясь с серьёзными синими глазами.

- Я постараюсь, Дарина. Очень постараюсь.

Глава 30

Могла бы прилипнуть к стеклу, я бы так и сделала.

Ночная горная трасса. Машина за много миллионов. Ветер в волосах. Шикарная брендовая одежда. Мой звонкий, свободный смех. Сдержанная улыбка на жёстких губах мужчины, которого я, кажется, могу называть своим. Для меня это ново, странно и непривычно. Но не думать об этом не получается.

Ещё на подъезде к городу, Сочи встречают нас миллионами огней, пальмами, забитыми всевозможными машинами дорогами и гуляющими по тротуарам туристами. Яркие неоновые вывески. Морской воздух, без которого уже тяжело дышится. Эта поездка для меня что-то из области фантастики.

Бешено вращаю головой, стараясь всё увидеть, запомнить, записать в мысленный блокнот, чтобы потом смаковать каждый миг сбывшейся мечты.

- Рина, спокойнее. – приглушённо смеётся Костя, накрыв ладонью мою руку. Поворачиваюсь на него и улыбаюсь. Он полностью расслаблен. Одной рукой ведёт машину. Второй стискивает мои пальцы. – У тебя будет ещё много времени, чтобы всё осмотреть.

- В смысле? – моргаю потерянно, вызывая у него ещё один короткий смешок.

- В прямом, Мышонок. Мы ещё не раз сюда вернёмся.

Подвернув губы внутрь, прикусываю их, только бы не запищать от восторга. Порывисто стискиваю его пальцы и впиваюсь глазами в лицо, довольное произведённым на меня эффектом.

Только на этом всё не заканчивается. Медленно доезжаем по пробкам до зеркальной многоэтажки с названием горящим жемчужным светом. Парковка перед ним забита дорогущими машинами, от крошечных кабриолетов, похожих на тот, на котором приехали мы, и до огроменных, больше смахивающих на танки автомобилей. У меня дух захватывает от зашкаливающего уровня богатства, о котором кричат не только машины, но и вечерние платья посетительниц ресторана. Сверкание бриллиантов в ушах, на шеях, пальцах и запястьях. Золото, платина и «Ролексы» на их спутниках.

Не надо расти или жить в их среде, чтобы понять, что я попала в совсем иной мир. Мир богатых, успешных, сильных, держащих власть и чужие жизни в своих холёных руках.

Костя останавливает машину перед самым входом. Не глуша двигатель, выходит из салона, обходит капот, открывает мою дверь и протягивает руку, помогая выбраться мне. Обернул рукой поясницу, отдаёт ключи мужчине в классическом костюме и с бабочкой на шее. Кот ведёт меня по ступеням, застеленным красной дорожкой. Стараясь не глазеть на шикарное убранство здания, опускаю глаза вниз и сосредоточиваю всё внимание на походке. Стараюсь держаться так же, как и остальные женщины, но чувствую себя здесь лишней. Словно украдкой пробралась на чужой праздник.

- Рина, расслабься и успокойся. – ровно требует Костя, склонившись к моему уху. Мы входим в полностью стеклянный лифт. Когда он приходит в движении, кажется, что земля из-под ног уходит. Испугавшись, бросаюсь на мужскую грудь и прячу лицо в чёрном шёлке рубашки. Он мягко проводит ладонью по голой спине, останавливаясь в вырезе на пояснице. – Не бойся, сладкая. Выдохни. Наслаждайся вылазкой.

- Мне не по себе здесь. – выдыхаю задушено. – В этом месте. Среди этих людей. Я тут чужая. Посмотри на них. – обвожу глазами зал ресторана, куда нас привёз лифт. – У них на лицах написано, что они короли жизни. А я…

- А ты, Рина, моя королева. – шепчет, склонившись и прямо перед несколькими десятками людей легко поцеловав меня в губы. Лицо мгновенно вспыхивает. Кот, продолжая задевать мои губы, шепчет: - Не обращай на них никакого внимания. Они всего лишь люди. Со своими проблемами и слабостями.

- У тебя тоже есть слабости? – выбиваю тихо, когда подходим к ресепшн.

Мужчина бросает на меня нечитаемый взгляд и сухо говорит хостес:

- Котовский.

Она, даже не глядя в журнал, расплывается улыбкой и кивает.

- Ваш столик уже готов. Я вас провожу.

Выбегает на высоченных шпильках и ведёт нас к одиноко стоящему возле окна столику на двоих. Внимания на нас особо никто не обращает. Судя по занятым столикам, никого не смущает наша странная пара и мой не вписывающийся в обстановку образ. Многие мужчины куда старше Кости. И куда менее привлекательны. А их спутницы на вид младше меня. Меня это не сильно удивляет. В ресторане, где я работала, пусть и не часто, но можно было увидеть такие неравные отношения. А вот престарелые мадонны с молодыми, смазливыми, накачанными парнями вызывают отторжение. Оказывается, купить можно что угодно. И внимание, и любовь. Интересно, обо мне они так же думают?

- Ты не похожа на них. – шепчет на ухо Кот, притягивая за талию ближе к себе. Как всегда, читает мои мысли. – Ты совсем другая, Ри-на.

Я только бездумно пожимаю плечами и сажусь на отодвинутый им стул. Взгляд сразу устремляется в окно, за которым весь город как на ладони. Яркий, сверкающий, не засыпающий. Хостес кладёт перед нами папки меню и исчезает.

- Так красиво. – выдыхаю заворожённо. – Кажется, что всё это сон.

- Реальность. Привыкай к ней. Теперь это твоя жизнь.

Вздохнув, перевожу на него взгляд и невольно затаиваю дыхание. Вот кто идеально вписывается в обстановку. Пока мы шли к столику, заметила, как Кот сдержанно, с лёгким пренебрежением кивал то одним людям, то другим. Он здесь на своём месте. А я словно занимаю чужое.

- Дарина, перестань думать о том, о чём ты думаешь. Сейчас тебе всё это чуждо, но ты привыкнешь. Постепенно. Не старайся вписаться сразу. Будь собой и не обращай ни на кого внимания.

Тряхнув головой, расчёсываю пальцами спутанные волосы. Поднимаю глаза и влипаю в синие океаны, неотрывно глядящие на меня. Они окутывают надёжнее любого кокона. Становится спокойно. Если он так говорит, то мне нечего бояться и стыдиться.

- Я думала, что Кот, потому что Костя. – проговариваю с задумчивой улыбкой.

- Так совпало. – усмехается в ответ. Перегнувшись через стол, отводит за уши волосы. – Ты здесь самая красивая. Не прячь лицо. И улыбку свою не прячь. А теперь улыбнись, расслабься и выбирай. – пододвигает ко мне меню.

Приподняв уголки губ, киваю и делаю размеренный вдох. Раскрываю папку и вижу список непонятных блюд. Единственное, что узнаю, так это цифры напротив них.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ого… - бормочу, листая страницы. – Я думала, что у нас в ресторане цены заоблачные. Но тут… Они просто космические.

Костя негромко хмыкает и, надавив сверху на меню, вынуждает опустить его на стол.

- Цены тебя не касаются. Выбирай еду.

- Я понятия не имею, что есть что. – выпаливаю глухо, пробегая глазами по строчкам. – Выбери за меня.

- Морепродукты? – предлагает, выгнув бровь. Киваю, как губка, впитывая его игривое настроение. Смотрю на него такого: расслабленного, уверенного, сильного и спокойного, и сердце сначала срывается в галоп, а потом постепенно входит в стабильный ритм. – Что ты хочешь, сладкая?

- Я… - ещё раз скольжу взглядом по меню и смеюсь: - Всё. Не знаю даже, глаза разбегаются. Я ела только кальмары, мидии и крабовые палочки.

- Всё так всё. – серьёзно проговаривает Кот и подзывает официанта жестом руки. Называет несколько блюд. Повернув голову на меня, предлагает: - Вино, шампанское?

- У меня не задалась дружба с алкоголем. – отказываюсь вяло.

- Один-два бокала не повредят. – вернувшись к официанту, заказывает белое вино с очень дорогим названием.

Скоро на столе появляется блюдо с устрицами и лимонами. Костя ловко открывает ножом, сбрызгивает непривлекательное содержимое лимонным соком и протягивает мне.

- Как это есть? – шепчу испуганно, глядя на нечто, напоминающее соплю. – Это противно даже на вид.

- Просто проглатывай. Не жуй. – вскрывает ещё одну раковину и показывает. – Не бойся. Попробуй.

Зажмурившись, делаю как он.

- Фу. – кривлюсь от неприятного ощущения во рту.

Мужчина открыто смеётся, сощуренными глазами наблюдая за тем, как делаю глоток вина.

- На любителя. Со временем понравится.

- Нет-нет-нет. - качаю головой, выставив перед его лицом раскрытые ладони. – Я больше в жизни не буду это есть. – стреляю опасливым взглядом на устриц.

- Не говори «гоп». – полушутя отбивает он.

Осьминоги в сливочном соусе и морские гребешки оказываются божественными. Карпаччо из лосося сметается мной за пару минут. Но больше всего мне нравится камчатский краб. Порции миниатюрные, поэтому я пробую всё. Крошечными глотками потягиваю приятное вино и полностью отпускаю все свои сомнения. Костя приканчивает дюжину устриц. Откинувшись на спинку стула с бокалом вина, лениво курсирует по моему лицу и груди. Вокруг нас десятки сексуальных полуголых девушек, а он смотрит только на меня. Его внимание не может не льстить. Краснея от его пристального взора, неловко улыбаюсь. Под его взглядом внизу живота растекается жидкий огонь. Становится жарко.

- Хочешь десерт, сладкая? – таким тоном произносит, что даже мои девственные мысли уносятся в страну, которую он открывает для меня ночами.

- Мороженое. – пищу тихо, опуская взгляд на свой бокал.

Пока колупаю лимонный сорбет, не поверите, с золотом(!), Костя задумчиво смотрит на ночной город, потягивая вино.

- Устала? Или остались силы на прогулку?

Я расцветаю как майская роза. Активно кивая, улыбаюсь как дурочка.

Что может быть лучше? Сочи, ночь и… Костя.

- Тебя так легко делать счастливой. – усмехается одними глазами.

Расплачивается по счёту такой суммой, что у меня глаза непроизвольно округляются. Обходит стол и подаёт руку, помогая подняться.

- Вот это сервис. – смеюсь тихо. – Ты был прав: бокал вина то, что доктор прописал, чтобы не чувствовать себя белой вороной.

- Ты была слишком напряжена. Надо было тебя расслабить.

Его ладонь ложится на мои рёбра. Жаркое дыхание шевелит волосы. Губы так близко, что я слышу, как он дышит. Сама жмусь ближе к его боку. Он на ходу приветствует кивками головы ещё пару знакомых. Останавливаемся около лифта, как его окликает хриплый мужской голос:

- Костян, какими судьбами?

Кот поворачивается, а вместе с ним и я. Его тело напрягается. Пальцы сильнее давят на рёбра. Глаза — острые куски льда. Лицо — непроницаемая маска.

- Приветствую, Михаил. – холодно произносит он. – Заезжали поужинать.

Михаил — тучный, невысокий мужчина лет пятидесяти с большим животом и заплывшим жиром лицом. Глаза цепкие и оставляющие после себя какую-то липкость на теле. Он прокатывает взглядом по моей фигуре с головы до ног и тут же забывает о моём присутствии.

- Отойду на минуту. Будь тут.

Привстаю на носочки и шепчу ему в ухо:

- Мне в туалет надо.

Кот подталкивает меня в нужную сторону и что-то говорит Михаилу. Быстро делаю свои дела и подправляю макияж. Входят две девушки лет под тридцать. Щебеча о показе мод, мельком глядят на меня, и одна из них достаёт из клатча пакетик с белым порошком. Я быстро покидаю туалет. Закрываю дверь и перевожу дыхание. Наркотики. Прямо в туалете ресторана. Нет, мне совсем тут не нравится. Я хочу уйти.

Стуча каблуками, быстро иду в сторону лифта, как слышу голос Михаила:

- Красивая с тобой девочка. Надолго?

- Надолго. – агрессивно отбивает Костя.

- Как надоест, перекинь её мне. По-дружески.

- По-дружески, я тебя прирежу, Миша, если ещё хоть раз посмотришь на неё. – повернувшись, протягивает мне руку. – Поехали.

Я сразу бросаюсь к нему. Костя прибивает к себе близко и крепко. Чувствую, что его настроение кардинально изменилось. На виске вздулась вена. Скулы обострились. Мышцы натянуты. В лифте держит меня так, словно этот Михаил сейчас отберёт меня у него.

- Кость, всё хорошо? – спрашиваю аккуратно, задирая на него лицо.

- Всё хорошо, Мышка. Не волнуйся. Тебе не о чем переживать.

- Он плохой человек, да? – лепечу по-детски.

Он криво ухмыляется и рычит:

- Я хуже. И он это знает. Не бойся его. – обняв за пояс, утыкаюсь носом в мощную шею с другой стороны от раны. – Ещё не передумала гулять?

- Не передумала. Не хочу возвращаться в комнату.

- Даже в мою? – игриво заламывает бровь, становясь самым обычным привлекательным мужчиной.

Смелею достаточно, чтобы стукнуть его кулачком в плечо и поцеловать.

- За это я готов подарить тебе сказочную ночь. – хрипит, лизнув мои губы.

И ночь действительно становится сказочной. Мы гуляем по самому дорогому курорту нашей страны. Кот постоянно обнимает меня, удерживая рядом. Кажется, мы обходим половину города. Я снимаю туфли и брожу босиком в вечернем платье по набережной. «Свои тапки» я благополучно забыла. Прошу его сфотографировать меня возле фонтана, чтобы отправить фотку бабуле. Он с улыбкой ворчит, но всё же исполняет все мои просьбы.

На какое-то время мне начинает казаться, что он такой же человек, как и я. Неравенство между нами исчезает.

Кот замечает каждый мой взгляд и вздох. Смотрю на сладкую вату, а через секунду он уже расплачивается за неё. Нет, я не настолько деревня, просто обожаю пышные облака. Путаясь в длинном платье, шагаю вдоль пальм и цветов. Морской бриз приятно охлаждает. Большая ладонь, лежащая на моей пояснице, прожигает кожу.

Отщипываю кусочек ваты и, окончательно забывшись, пытаюсь скормить его Косте. Он одаривает меня хмурым взглядом.

- Извини, я не подумала.

Только руку одёрнуть не успеваю, как он прихватывает губами клочок облака и облизывает мои липкие пальцы, при этом продолжая смотреть в глаза. Сердце в припадке ухает в обморок. Мужской язык откровенно пошло скользит по моим пальцам. Загипнотизированная его взглядом, не могу отвести глаз.

- Моя сладкая. – бормочет он, переведя губы на запястье и накрыв ими бешено пульсирующую вену.

У меня сознание растекается, а мужчина как ни в чём не бывало продолжает удерживать мой взгляд. Рука на пояснице становится твёрже и напористей. Она неумолимо приближает меня к нему. Настолько близко, что ощущаю его дыхание на своих губах. После — его рот. Совсем легко, нежно, но всё же слишком горячо.

- Люди смотрят. – бормочу потерянно, обнимая его шею.

- Есть на что посмотреть. – отзывается тем же, а через секунду его язык оказывается у меня во рту, нетерпимо слизывая все мои мысли.

Ещё долго мы бродим по набережной с разнообразием фонтанов и разноцветной толпой. Кое-кто косится на нас, но уверенность и острый взгляд Кости заставляет их отводить глаза. Должна признать, что после Котовской усадьбы даже тут не так красиво. Природа уже не привлекает, а вот круглосуточные магазины одежды и салоны красоты — что-то с чем-то. И везде через стекло заметны посетители.

- Я думала, что Москва никогда не спит. – проговариваю задумчиво, оглядываясь на витрину с красивым платьем персикового оттенка.

Уловив мой взгляд, Кот сжимает мои пальцы и тянет туда. Мы входим в ярко освещённый бутик. Навстречу выплывает девушка-консультант.

- Чем могу помочь? – интересуется, хлопая ресницами и глядя исключительно на моего спутника.

Во мне вспыхивает раздражение. Сильнее сдавливаю его руку и ощущаю на себе немного насмешливый взгляд синих океанов.

- Платье, которое на витрине. – проговаривает сухо, подталкивая меня вперёд.

- Нет, Костя. Не надо. – лепечу, сопротивляясь.

- Надо, сладкая. Иди меряй.

Через пять минут мы выходим из бутика не только с платьем, но ещё и туфлями, по стоимости сравнимыми с родным автопромом.

- У меня и так целый шкаф вещей, которые в жизни не переносить. – бубню немного зло.

- Не вижу проблемы. – прохладно толкает Костя, но глаза лукаво блестят.

- Спасибо. – решаюсь поблагодарить. Опёршись на его руку, поднимаюсь на носочки, целую в щёку и ещё раз шепчу: - Спасибо. Платье действительно потрясающее.

- Это ты в нём потрясающая, а это, - приподнимает красивый пакет с логотипом, - всего лишь тряпка. Не одежда делает человека красивым, а человек одежду. Ты украсила это платье. Хочу, чтобы надела его для меня.

Прикусив уголок губы, киваю.

За эту ночь куда больше радуюсь молочному коктейлю с кусочками фруктов и копчёным креветкам на деревянной шпажке, чем походу в ресторан. Находясь по факту в неволе, чувствую себя как никогда свободной. Смеюсь в голос и от всей души, когда Кот, обернув пальцами моё запястье, ворует моих креветок. Он так много улыбается, что я просто таю и смотрю на него куда больше, чем на городские достопримечательности.

Меня переполняет восторг даже тогда, когда ближе к утру садимся в машину. Ноги уже не держат. Глаза слипаются.

- И правда — сказка. – шепчу заплетающимся языком, отключаясь.

Просыпаюсь ближе к обеду в своей кровати. В Костиной рубашке, которая вчера была на нём. Смутно вспоминаю, как он нёс меня от машины и раздевал. Пытался уговорить спать голой. Разделся сам. А я схватила его рубашку, натянула на себя и тут же уснула под его хриплый смех.

Подтягиваю ткань выше и зарываюсь в неё носом, глубоко вдыхая мускатный запах парфюма и его тела.

- Сказка… - выдыхаю восторженно, падая обратно на подушку.

Глава 31

Все эти её неподдельные восторги стоят каждой секунды бесполезно потраченного времени. За смех и улыбки вообще любого удавить готов.

Нам обоим нужна была эта ночь, чтобы успокоиться и расслабиться. Только зря Ринку в ресторан привёл — не готова она пока к такому уровню жизни. Придётся постепенно втягивать, а не заталкивать её с размаху в мой мир. В чужой и далёкий для неё. Не может ещё принять себя в образе королевы, смотрящей на всех если не с высока, то хотя бы как равная. Глупыш чувствует себя ниже остальных. Недостойной. Только потому, что они умеют хорошо отыгрывать свои роли. Вылезшие с самого дна выскочки. Мышонок даже не представляет, что лишь по праву рождения имеет право смотреть на большинство людей, как на грязь. Не уверен, что однажды она сможет научиться этому, но немного стойкости и чувства самодостаточности ещё никому не мешали.

Перекатываюсь на спину и бросаю долгий, полный голода и желания взгляд на тонкую спину, укутанную шёлком моей рубашки. Всю дорогу проспала. Даже глаз не открыла, когда нёс на руках. Но стоило снять с неё платье, сон как рукой сняло. Глаза до конца не продрала, но возмущалась, что без одежды спать не будет. Особенно, если рядом буду я.

Ничего, сладкая, привыкнешь. Сейчас немного с делами раскидаюсь и всерьёз займусь твоим приручением.

Даю себе ещё пару минут её тепла и запаха. Вставая, целую губки-бантиком. Мышка спит так крепко, что даже не шевелится.

После душа на ходу выпиваю кружку чёрного кофе. Даю указания Артуру относительно Дарины. Обычно она может бродить где угодно, только после вчерашнего, не хотелось бы, чтобы пошла исследовать амбар. Офелию перевезли на дядькину территорию, но осадок в любом случае остался. Ещё раз заглядываю в светлую спальню Дарины и убеждаюсь, что спит и не думает просыпаться. Взгляд падает на её телефон. Недолго думая, ввожу пару паролей и забиваю в память контакт её бабки. Набираю сообщение и оставляю на экране, дабы прочла, как проснётся.

Присаживаюсь на корточки и заглядываю в спокойное, слегка улыбающееся даже во сне лицо. Дарина не видит своей красоты, не понимает своей власти над другими. Именно это привлекает в ней. Она не пользуется тем, что имеет. Потому её легко обмануть. Слишком доверчива и наивна. Но совсем не дура. Интеллект свой не показывает, но наблюдает и делает выводы. Только сама себе боится верить.

- У тебя всё будет хорошо, сладкая. – выдыхаю в губы, которые следом целую.

- Знаю. – сонно тарахтит, поморщив нос. – Ты обещал.

Вряд ли она понимает, что говорит, но мне всё равно становится теплее.

- Спи, Мышка. Набирайся сил.

Ещё разок коротко касаюсь её губ, напитываясь теплом и заряжаясь силами. Они мне пригодятся в следующие пару дней.

***

- Лажа. – бесцветно рыкает Ильдар, всматриваясь в экран карманного «Яблока». – Тут светится. – тычет пальцем в монитор. – А тут уже нет. – переключив камеру, прищуривается. – Как сквозь землю.

Я только скрежещу зубами. Проверили все помещения, куда Дамир мог зайти, но там только магазины да кафе. Никаких подпольных клубов и казино, никаких складов и притонов.

- Дьявол забрал, что ли. – бормочет себе под нос, продолжая «бегать» от камеры к камере.

- Было бы неплохо.

Рефлекторно прикасаюсь к прошитым нитками рубцам. Стискиваю челюсти крепче и закуриваю.

Который день моего конченого братца не могут найти. Если он что-то и умеет делать, то это, как оказалось, устраивать подлянки и прятаться. Офелия действительно ничего не знает. «Расспрашивали» её очень активно и тщательно. После такого и, кто посильнее, ломаются. Удивлён, что Дамир, так сильно привязанный к матери, свалил, не прикрыв её задницу. Очередное спонтанное решение под веществами. Как и попытка меня прикончить.

Телефон, зажужжав, отсвечивает контактом, вызывающим подкожную дрожь и зуд.

Мышка.

Забрав гаджет, покидаю тёмную коморку и, дав Ильдару знак, чтобы был на связи, выхожу на улицу. Принимаю звонок и слышу в трубке счастливый торопливый писк:

- Ты не пошутил? Я правда могу звонить бабушке? – трещит автоматом Ринка.

Качая головой, улыбаюсь. Её слишком просто делать счастливой.

- Нет, Дарина, не пошутил. Только не говори пока, где находишься.

- Я скажу, что нашла работу в местном кафе. Девчонки с института часто ездят летом на моря в сезон на подработку. Только, Костя, - вздыхает шумно, - я же не могу вечно врать ей. До конца лета пара месяцев. А что потом? Я должна буду вернуться. К тому же у меня учёба.

Размазав взгляд по разношёрстной толпе, спешащей по своим делам в центре Краснодара, устремляю его туда, где находится лучший ВУЗ на Северном Кавказе.

- Что делать с бабкой, потом решим. Не забегай наперёд. С учёбой тоже. Переведёшься на заочное в Краснодар. На историко-археологический. Или хочешь на искусствоведа?

- Правда?! – взвизгивает Мышка счастливо-потерянно.

- Правда, Ри-на. Я не собираюсь держать тебя на вилле взаперти. Пока придётся потерпеть.

- Почему на заочное и в Краснодар? – интересуется уже тише и спокойнее.

- Потому что институт гораздо сильнее. А заочное, чтобы не отпускать тебя от себя надолго.

- Но я не смогу перевестись. Документы уже не принимают. И обучение там стоит дорого. – рассуждает потерянно.

Я лишь улыбаюсь и качаю головой. Снова.

- Сколько тебе повторять, чтобы не думала о деньгах? – рычу искусственно. – Перевод тоже не твои проблемы.

- Костя! – возмущённо шипит.

- Всё, цыц, Мышь. – выдавливаю со смехом. Прокашливаюсь и возвращаюсь к серьёзному тону. – Спорить даже не думай. Поразмысли над тем, на кого хочешь учиться. Всё остальное — моя забота.

- Ты надолго уехал? – спрашивает уже гораздо тише и расстроенно.

Привязалась ко мне сладкая. Я к ней, дьявол всё подери, тоже. Меня родной брат едва на тот свет не отправил, а я думаю только о том, как устроить всё так, чтобы она осталась со мной навсегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Пока не знаю. Не больше пары дней. Как вернусь, выйдем на яхте.

- На яхте? – удивлённым эхом отдаётся в динамике. – У тебя и яхта есть?

Наивная простота.

- И не одна. – ухмыляюсь, прикидывая, какую из них лучше взять для воплощения задуманного мной плана. – Ты обедала?

- Скорее завтракала. – смеётся Мышонок. – Только проснулась. И, Костя… я вчера так и не сказала тебе спасибо за потрясающий вечер. Это действительно было похоже на сказку.

- Это только пролог, Ри-на. Сказки ты ещё не видела. Привыкай. И не вздумай грустить. Иначе накажу.

- Скучать можно? – выдыхает почти неразборчиво.

- Только если по мне.

В трубке раздаётся шумный выдох. Представляю, как вспыхивает румянец на её щеках и смущённую улыбку, когда шепчет:

- Возвращайся поскорее.

Обычно, когда разговор исчерпан, я просто кладу трубку. Но Дарине нужны слова.

- Как только смогу, Мышонок. Позвоню тебе вечером.

- До вечера. – выдыхает тихо и сбрасывает вызов.

По итогу, промотавшись по четырём областям три дня и исчерпав все запасы нервов, ничего не добиваюсь. Оставляю поиски братца нашим с дядькой людям и еду домой. Нет, не так. К Рине.

Знаю, что она ждёт. Никогда не говорит прямо, но слышу, как расстраивается каждый раз, когда заканчиваю пустую болтовню по телефону. Не люблю я это дело. Только почему-то набираю её номер, стоит появиться паре свободных минут. Даже подключил камеры, чтобы наблюдать, как она играет с котом или спит. Ничем себя не выдаю, но отказать себе в удовольствии немного посталкерить не могу.

И сейчас, сидя на заднем сидении «Range Rover», смотрю закрывающимися глазами, как Мышка, свернувшись калачиком в кресле, гипнотизирует телефон.

Позвонить — не позвонить?

Успеваю только подумать об этом, как от Рины приходит сообщение.

Мышка:

Ты не позвонил сегодня вечером. Всё в порядке?

Глупая улыбка против моей воли приподнимает уголки губ. Приятно всё же, когда о тебе кто-то волнуется не потому, что заботится о своей заднице. А просто потому, что ты кому-то дорог.

Прочищаю горло и жму на вызов. Дарина отвечает за секунду.

- Привет. – выпаливает приглушённо. – Всё хорошо?

- Почему не спишь? – спрашиваю строго, стараясь выбросить из интонаций довольные нотки.

- Я переживала. И вообще, Костя, я не маленькая, чтобы контролировать, во сколько я ложусь в кровать и загонять в дом, как только темнеет. – тарабанит негромко, но с откровенным возмущением.

Коротко засмеявшись, выдыхаю через нос.

- Принято, сладкая. В постель буду укладывать тебя самолично.

Даже на расстоянии ощущаю, как загорается её кожа, розовеют щёки и сбивается дыхание.

- Ты ужасный… - сбивчиво лепечет Мышонок. – Невозможный.

- Какой есть. – рефлекторно пожимаю одним плечом. – Привыкай.

- Кажется, уже привыкла. – продавливает шёпотом и им же, только ещё тише добавляет. – Когда ты вернёшься? Я начинаю скучать… кажется.

- Мышонку определённо нравится дразнить большого, злого кота. – негромко рычу в микрофон и слышу глухое хихиканье. – Скоро вернусь. Ложись спать.

Едва попрощавшись с Риной, проверяю по камерам, послушалась или нет. Мышка послушно забирается в постель и глядит в потолок. Тонкая розовая сорочка с кружевами сбивается на бёдрах. Член ожидаемо дёргается, наливаясь кровью. Недолго мне без женщины осталось страдать. Буду додавливать Дарину на яхте. Она постепенно привыкает к моим рукам. Пора двигаться дальше.

Не замечаю, как под мерный шум двигателя засыпаю. Открываю глаза, едва машина сбавляет ход. Сам выбираюсь на улицу. Арс загоняет Ровера в гараж. Идя к дому, быстро перекуриваю. Внутренности потряхивает от предвкушения скорой возможности увидеть Дарину.

Поднимаюсь по лестнице. Открываю дверь в её спальню. Если в коридорах и на первом этаже горит тусклая подсветка, то в комнате Рины царит густой мрак. Шторы, что ей несвойственно, задёрнуты, словно свет мешал спать. Хищно крадусь к кровати. Ступаю бесшумно, чтобы не разбудить и не напугать. Как-то незаметно вошло в привычку раздеваться и заползать к ней под одеяло, чтобы притянуть к себе, прижать, вдохнуть запах волос и кожи, почувствовать тепло желанного, мать его, тела.

Только оказываюсь рядом, как понимаю, что на кровати Рины нет. Сжав зубы, иду к балкону и одёргиваю штору. Пусто.

Не понял. Где её черти в три часа ночи носят? Подождать тут? Или идти по дому искать? Я не для того Арса поторапливал, чтобы спать в пустой постели.

Вытягиваю из кармана мобильный и набираю её номер. Берёт далеко не сразу. Когда отвечает, голос сиплый и заспанный.

- Алло. – яростно гоняя кислород, молчу, стискивая кулаки. – Костя? Что случилось? – выталкивает испуганно.

- Где. Ты. – цежу агрессивно.

- Я? – теряется Мыша. – Я… Сплю.

- Не ври мне, Рина, Тебя нет в спальне. Где ты, мать твою, спишь?

Вылетаю обратно в коридор и вижу, как приоткрывается дверь моей спальни. Всё в той же розовой кружевной сорочке на пороге стоит перепуганная, со всклоченными после сна волосами и огромными глазами Дарина. Дёргано придавливает к груди телефон и таращится на меня, как на монстра, вылезшего из-под её кровати.

Меня мгновенно отпускает. Рот растягивается. Спала в моей кровати. Сладкая моя девочка.

- Иди сюда. – зову севшим хриплым голосом, раскрывая объятия.

Мышка пару секунд мнётся в нерешительности, а после с тихим писком бросается мне на шею. Протирает предплечьем медленно заживающие шрамы, вынуждая поморщиться и прижать её крепче. До нового писка и хруста рёбер. Ныряю лицом в её растрёпанные волосы и глубоко затягиваюсь. Её тепло окутывает облаком. Отключает все мысли и проблемы. Делает самым обычным мужиком.

Рина ведёт губами по горлу и подбородку. Добираясь до рта, шумно выдыхает и сама целует. Робко и по-детски. Так, как только она умеет. Пропускаю пальцы сквозь волосы и сгребаю затылок. Углубляю поцелуй, тараня языком её сладкий рот. Подхватываю под ягодицы. Мышка не теряется. Мгновение смотрит мне в глаза и оборачивает талию ногами. Заношу её в свою спальню, опускаю на матрас и нависаю сверху. Обоюдный взгляд на полпути, и я разрываю на груди ночнушку, жадно впиваясь глазами в податливое тело, принадлежащее только мне.

Дарина, пусть и немного испугавшись напора, не пытается прикрыться или оттолкнуть. Разве что дышать стала чаще, и зрачки расшились на всю радужку.

- Всё хорошо, сладкая. – бормочу ей в шею, покусывая и посасывая гладкую кожу. – Мы немного поиграем.

Она, что-то промычав, непослушными пальцами расстёгивает рубашку и снимает её. Сама прижимается грудью к грудине, обнимая и копошась в волосах.

Какое ещё надо приглашение?

Только его я не принимаю. Не тогда, когда от усталости отключает, а мозгов едва хватает, чтобы не наброситься на неё.

Но отказать себе в удовольствии слышать её стоны и видеть, как закатываются глаза в оргазме, просто не могу.

Спускаюсь ниже, покрывая короткими влажными поцелуями грудь и живот. Подхватываю зубами трусы и стягиваю вниз. Провожу языком по нижним губам, забиваясь запахом её возбуждения.

Гладенькая. Ждала.

Забрасываю её ноги на плечи и погружаю нас обоих в безумие.

Глава 32

Утро начинается для меня в каком-то блаженстве и неге. Промурлыкав что-то неразборчивое, вытягиваюсь на матрасе под яркими солнечными лучами. И плевать, что я голая в кровати Кости. Он тоже голый. Я сама его раздевала, не дожидаясь приказов и просьб. Хотелось прижаться к нему, почувствовать. Убедиться, что он настоящий, горячий и… не раненный. Пускай мои зверьки молчали, но именно прошлой ночью я не могла уснуть, пока не забралась в его постельку.

Ждала его — поняла это, как только увидела.

Пальцы раскалёнными иглами кололо — так сильно хотела его потрогать. Всего. Сама потянулась к твёрдому достоинству и обняла пальцами. Коту всё равно пришлось настраивать силу и скорость, но я очень старалась. А ещё сознавала, что хочу не этого. По-настоящему быть с ним. Хватит уже барахтаться в детстве. Я давно выросла. Если хочу остаться с Костей, то должна соответствовать его уровню.

Нет, я не хочу быть как Сабира. Я останусь собой. Только немного смелее, старше и без глупого стеснения.

Ночью он так долго мучил меня языком, что я трижды испытала оргазм. На фоне этого «наказание» кажется не столь ужасным. Когда-нибудь я обязательно наберусь смелости и сделаю всё правильно. Больше это не кажется таким страшным и мерзким. Я хочу больше его вкуса на языке.

- Боже-е-е-е… - тяну беззвучно, вспыхивая от волны жара, скатившейся от лица до самых пяток.

Откуда у меня такие мысли? Я ужасная?

Поворачиваюсь лицом к мирно сопящему мужчине, во сне выглядящим совсем безобидным. Но это только лицо. Всё остальное тело словно заковано железом изнутри. Мышцы спины красиво прорисовываются под кожей. Заметила уже, что он любит спать на животе, сверкая крепкими ягодицами. В этот раз я не прикрываю их одеялом, а откровенно рассматриваю его в солнечном свете. Возле копчика две привлекательные ямочки, притягивающие взгляд. Ноги длинные и спортивные. Стопы узкие. Тёмная поросль волос покрывает ноги почти до самого… хм… паха. А вот на груди у него ни волосинки. Он сильный, мужественный и сексуальный.

Нет, я не ужасная. Я влюблённая. И желание доставлять своему мужчине удовольствие — естественное. Я подстраиваюсь под него. Иначе просто никак. Ему невозможно сопротивляться. Костя очень умело раскрепощает моё тело и совращает мысли. Мне начинает нравиться, какой я становлюсь.

Поддев пальцами его белую рубашку, натягиваю на себя и застёгиваю пуговицы. Она словно до сих пор хранит его тепло. Пропитанная насквозь мощной энергетикой. Наполняющая лёгкие его ароматом.

Вот бы всё это было взаправду. Вот бы никогда не заканчивалось.

Лёгким касанием пальцев провожу по взъерошенным волосам. Вдоль выступающего позвоночника. Повторяю контуры иероглифа.

Верность…

Красиво звучит. И очень сильно.

Провожу подушечками по ягодицам и спускаюсь по ногам. Моим рукам нравится то, что они ощущают. Мне нравится всё.

Устраиваюсь у него под боком лицом к лицу всего в нескольких сантиметрах. Ловлю губами его равномерное дыхание. У Кости красивые ресницы. Светлые, но длинные и густые. Как и брови. На лбу, почти под волосами небольшой шрам. Красные отталкивающие рубцы с другой стороны шеи. Но достаточно знать, что они там, как подсознание рисует картинки той ночи. И чувство, что я вот-вот его потеряю.

Когда Костя сказал, что могу беспрепятственно звонить бабуле, а потом сообщил, что исполнит мою мечту об историко-археологическом факультете, стало ясно, что вопрос с моим пребыванием в его жизни решился сам собой. Всё кристально чисто. Он хочет, чтобы я осталась. Я хочу остаться. Может, и не навсегда. Но почему не использовать это время по максимуму? Я полюбила его со всеми недостатками и опасными секретами. Он говорит, что я — особенная. Назвал своей королевой. И я верю его словам. Но ещё больше — действиям.

- Ты опять много думаешь. – хрипит мужской голос, но глаза остаются закрытыми.

- Читаешь мои мысли? – выпаливаю полушёпотом.

- Ты слишком громко думаешь, Ри-на. Твои мысли мешают мне спать.

- Прости. – буркаю шутливо, отворачиваясь. – Ай-ай! – взвизгиваю, оказавшись зажатой между мягким матрасом и твёрдым телом. Твёрдым абсолютно везде. – Костя. – выдыхаю с благоговейным трепетом, изучая пальцами его лицо.

Наши глаза встречаются за секунду до того, как сталкиваются губы и языки. Ни на мгновение не забываю о заштопанной шее. Минуя её, вплетаю пальцы в волосы. Мне нравится, что они мягкие. Бог мой, да мне всё в нём нравится!

Может, я обычный страус, привыкший закапывать голову в песок. Но я предпочитаю закрывать глаза на недостатки. На его незаконную деятельность. На слова о том, что он плохой человек. На тот жестокий «урок». На пленников в амбарах и трупов под клубами. Я просто хочу любить. И хотя бы чувствовать себя любимой. Человека нельзя обмануть, если он не хочет быть обманутым. Пускай Константин «Кот» Котовский лжёт мне всю жизнь.

***

Спускаясь по ступенькам на пляж, почему-то ужасно нервничаю.

Может быть, дело в том, что, надевая то самое платье, которое Костя купил мне в Сочи, я почему-то подумала, что скажет бабуля, узнав о том, что я, пропустив конфетно-букетный период, живу со взрослым мужчиной. А вдруг она как-то прознает, чем он занимается?

Потом отчего-то вдруг вспомнились родители. Воспоминаний о них почти не осталось. Лишь небольшие фрагменты, крепко засевшие в памяти. Как мама с улыбкой ставила передо мной солнечно-жёлтую чашку с какао. Как сидела на лавочке и постоянно предупреждала, чтобы я не упала с горки. Как папа целовал перед сном и говорил, что всё будет хорошо. Точь-в-точь как Костя. И я ему верила. Но однажды они просто не вернулись.

Я так отчётливо помню звонок домашнего телефона и бабушкин крик: как погибли? Не может быть!

Потом она оставила меня у соседки и уехала. Было темно и страшно. Бушевала ужасная гроза. Именно в ночь смерти родителей я начала бояться буйства стихии. Гром и молнии ассоциируются у меня со страхом, одиночеством и пониманием, что самые близкие люди больше никогда не появятся в моей жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нет, тогда я этого ещё не понимала. Просто это была первая ночь, когда мама и папа не пожелали мне спокойной ночи. Осознание пришло гораздо позже.

Я не плакала на похоронах, потому что не верила, что моих родителей закапывают в землю. Но я плакала позже. Долго, много и часто. Не знаю, как мы с бабулей пережили тот период. В тот же день, как погибли родители, у неё случился микроинсульт. Тогда ещё не соображала, но теперь задаюсь вопросом: разве инсульты бывают от горя? Почему не инфаркт?

Нет, я не думаю, что моя бабушка зло чистейшей воды. Но когда я пропала и объявилась спустя неделю, она слишком спокойно восприняла мой «побег на море». И позже тоже. У вас бы не закрались сомнения, что где-то вас конкретно накололи?

Возможно, я стала слишком подозрительной и вижу врага в каждом человеке? Жизнь с человеком, связанным с криминалом, сделала меня параноиком. Возможно, это даже хорошо. Я начала видеть то, чего не хотела замечать, живя в рамках крошечного мирка. И если и закрываю на что-то глаза — исключительно осознанно.

А что сказали бы родители о моём выборе? Я совсем не знаю их. Помню только, что они всегда были со мной ласковыми. Журили, но никогда не ругали. Изменилось бы это, когда бы я подросла и начала курить за гаражами и украдкой целоваться с мальчиками, чтобы показать характер? И как сильно изменилась бы я сама? Какой была бы моя жизнь с ними и без Кости?

Вопросы, которые навсегда останутся без ответов. Кот постоянно просит меньше думать. Но как, блин, не думать, если ничего другого не остаётся?

Впрочем, через минуту меня уже занимает совсем другая мысль: какой он красивый в белоснежной футболке-поло и бежевых брюках, закатанных выше коленей.

Увидев меня, Костя целые две секунды хмурится. После улыбается широко и шагает навстречу. Не успеваю затариться кислородом, как оказываюсь в его руках, плотно прижатая к загорелому телу.

- Ты украшение этого платья. - хрипит в губы между поцелуями.

Я — сладкая вата. Воздушная и тающая. Хочу прилипнуть к его губам, чтобы слизывал оттуда постоянно. Что это, если не сумасшествие? И мне определённо классно быть безумицей.

- Куда мы идём? – спрашиваю, оглядываясь на пустующее бунгало, оставшееся за спиной.

Кот, хитро усмехнувшись, смотрит на меня лукавым взглядом, продолжая держать за руку и вести в направлении пирса. Едва оказываемся за скалой, у меня дух перехватывает, а сердце останавливается от восторга.

Там пришвартована яхта! Огромная! Белоснежная! Яхта, Карл!

В Сочи я видела яхты, но там их было много. А тут... Она словно из ниоткуда взялась. Покачивается себе на волнах, словно пушистое облачко на грозовом небе.

- Только не говори, что испугалась. – напряжённо толкает Кот, заметив, как я приросла к земле и распахнула рот.

Тряхнув головой, со смехом кидаюсь ему на шею и целую.

- С тобой не боюсь. – шелещу с улыбкой.

- Правильно, сладкая. Со мной бояться не надо.

Оказавшись на яхте, разве что не присвистываю. И то лишь потому, что не умею свистеть. Пол и стены, или как они там называются, из дерева. Тут два штурвала. Один — на носу. Второй — в рубке. О яхтах я знаю — ничего. Ровным счётом. Если какие-то термины и всплывают — не знаю, откуда взялись.

Костя, держа мои похолодевшие по неизвестной причине пальцы, подводит к «уличному» штурвалу.

- Сейчас отдам швартовы и будем отчаливать. – увидев мои расширенные глаза, задорно смеётся. – Не переживай, Мышка, я тебе не дам управлять «Donum».

- Данум? – повторяю вопросительно. – Что это значит?

- Название на борту заметила? – киваю. Его невозможно не заметить. Чёрные буквы, отливающие перламутром. – Donum — с латыни «дар».

- Почему «дар»?

Костя снова смотрит на меня своим нечитаемым взглядом и спрыгивает обратно на пирс. Отвязывает канаты и ловко возвращается на палубу. Его шаги отдаются эхом в ушах. Я начинаю нервничать всё сильнее. Стоит ему стать сзади, положить мои руки на штурвал и накрыть своими, в меня словно молния бьёт. Несколько раз подряд. Разве что не подпрыгиваю от высокого напряжения, созданного его близостью.

Яхта двигается медленно. В отличии от быстроходного катера, даже скучно. Но адреналин всё равно впрыскивается в мою кровь. Сердце колотится быстро-быстро. Вот-вот грудь пробьёт и выпрыгнет за борт. Полюбившийся морской бриз развивает волосы и лёгкое шифоновое платье выше колен. Костя стоит так близко, что я чувствую его тело как своё собственное. Жар. Напряжение. Совпадение, словно идеально подходящие части паззла. Разделённое на двоих дыхание, что частит. Обоюдно неконтролируемая тахикардия.

Как много изменилось за несколько недель. Когда попала к нему в руки, в прямом смысле, у него даже дыхание не сбивалось, пока нёс меня к себе. А теперь… Просто стоим рядом, а он дышит так, будто долго и быстро бежал. Его пальцы неконтролируемо сжимают мои. Я не управляю яхтой, лишь штурвал держу, но кажется, что именно я задаю курс этой махине. И чувствую я это не только по отношению к кораблику. Явственно понимаю, что в данный момент Костя позволяет задать курс нашим дальнейшим отношениям. Принять окончательное решение.

Впрочем… Оно уже принято.

Осторожно вытаскиваю одну руку из-под его ладони и сдавливаю его пальцы. Повернув голову, смотрю в синие глаза и смыкаю веки. Поднимая ресницы, взглядом выдаю все свои чувства. Я громко думаю? Хорошо. Пусть услышит, как сильно я его полюбила. Пусть услышит то, о чём я молчу.

Судя по резкому прищуру. Судорожному вдоху. Сжатым губам. Он услышал.

Поворачиваюсь к нему и обнимаю окаменевшее тело. Вжимаюсь лицом в горло, касаясь губами дёрнувшегося кадыка.

С момента, как мы ступили на палубу «Donum», атмосфера и настроение Кота переменились. Кажется, я тоже. Не понимаю, что является тому причиной, но чувствую, что на берег сойду совсем другим человеком.

Глава 33

Чётко улавливаю момент, когда Рина принимает решение полностью капитулировать. Не только передо мной, но и перед самой собой.

Неожиданно для самого себя выдыхаю с облегчением. Сам не замечал, как крепко держало в тисках напряжение на протяжении последних недель. Пока оно не отпустило. Подсознательно опасался, что она откажет, не захочет со мной. Мне её любовь нужна. Доверие. Впервые мне нужна искренность, а не притворная привязанность. То, чего ожидал и требовал от остальных, с ней потеряло актуальность.

Оборачиваю ладонями щёки и наклоняюсь ниже. Мышка поднимается на носочки, удерживаясь за мои плечи. Губы сталкиваются, словно оголённые провода. Ток идёт по венам вместе с плазмой. Не думал, что это может быть приятно — любить. Всегда считал любовь слабостью. Если кто-то заставляет тебя учащённо дышать, забывать обо всём, думать о том, как сделать её счастливой — впускаешь под свою броню кого-то, кого там быть не должно. Перед Дариной я скинул доспехи. Смотрю в её горящие глаза и не понимаю, когда она успела так прочно прорасти в мою ДНК.

Когда впервые стонала под моими руками? Когда звала по имени и сама целовала? Когда рыдала на моей кровати? Когда увидел её в руках Дамира и его шестёрок? Или задолго до этого? Двадцать лет назад, когда, положив голову на плаху, пошёл против семьи? Рискуя всем, спасал её и её семью? Или в момент, когда увидел пускающей слюни и розовом конверте? Думать, что она родилась, чтобы стать моей — идиотизм? Дьявол знает.

Гляжу на неё и понимаю, что не вижу жизни без неё. Зачем будущее, если в нём не будет Дарины? К чему деньги и власть, если она не со мной? К чему вообще все эти годы стремился? Одиночка по жизни. Даже с родственниками всегда держал дистанцию. Ни к кому не привязан. Никому ничего не должен. Но к её ногам мир положу, если она того захочет.

- Сладкая моя… - шепчу хрипло, гладя подушечками пальцев её румяные щёки. Ямочки на них. – Последний шанс передумать. – предупреждаю мягко и, затаив дыхание, жду, что оттолкнёт.

Если не сделает этого сейчас, отпустить уже не смогу. Пока ещё есть возможность.

Мышка, рванув вверх, впечатывает губы в моё горло и обнимает изо всех своих сил, которых оказывается достаточно, чтобы ворваться в сердце и застрять там навсегда. Раздражающей занозой, с которой придётся научиться существовать. Иначе только с мышцей выдирать.

- Я хочу остаться с тобой, Костик. – шуршит Мышонок, вонзаясь глубже.

Провожу ладонью по её голове и волосам. Прижимаю к плечу и выталкиваю низким голосом:

- Я тоже хочу, чтобы ты осталась, Дарина.

Яхта лениво качается на слабых волнах. Солнце припекает голову, плечи и спину. Лёгкий бриз пахнет ей. Только оттого, что она в моих руках, сносит в стену.

- Голодная? – спрашиваю сипло.

Рина поднимает на меня лицо и улыбается. Счастливая. Яркая. Свежая. Невинная. Моя.

- Немного.

- Тогда поплыли. Хочу кое-что тебе показать.

Ставлю Мышонка обратно к штурвалу, занимая место сзади. Накрываю её руки, беря курс в закрытую зону. У меня разрешение, так что проблем с береговой охраной не возникнет. Не хотелось бы решать вопросы при Рине так, как привык.

Кожей ощущаю её восторг, когда посреди бесконечной синевы моря вырастает небольшой остров. Настолько небольшой, что по периметру его можно обойти за пару часов. Подплываю с той стороны, где позволяет глубина. С противоположной — подводные скалы. Остров — верхушка ушедшего под воду горного хребта.

Бросаем якорь в паре сотен метров. Спускаю на воду надувную шлюпку. Спускаюсь и загружаю в неё необходимое. Рина, забавно округлив глаза, настраивается на то, чтобы слезть следом. Замирает над лестницей и кусает губы. Задираю голову к ней, прикрыв один глаз от слепящих лучей. Машу обеими руками.

- Давай, сладкая, спускайся. Не бойся. Ты обещала не бояться.

- Мы не утонем? – лепечет, с опаской поглядывая на лодку.

Её страхи и сомнения даже не раздражают. Раньше послал бы эту затею к чёрту и вернулся на «Donum». Но сейчас чётко произношу:

- Я не дам тебе утонуть, свалиться в воду и даже испугаться. Иди ко мне, Ри-на.

Она продолжает сомневаться, но всё же медленно сползает по металлическим прутьям. Вытягиваю руки и подхватываю за талию, сразу усаживая на лавочку.

- Фуф, аж руки дрожат. – выпаливает с нервной улыбкой, демонстрируя мне свои трясущиеся кисти.

- Трусишка. – улыбаюсь, поддевая её руки снизу и целуя каждый пальчик. Смущается. Краснеет. За волосами прячется. Но нравится ей. И мне тоже нравится. Рина тихо вздыхает. Напрягаюсь. По лицу вижу, что опять накручивать что-то начинает. – Говори. – требую тихо, но непреклонно.

Она ещё раз вздыхает и шепчет:

- Я, наверное, раздражаю тебя этими своими страхами и трусостью. Но для меня всё это, - обводит руками пространство, - новое. Потому и пугающее. Только теперь начинаю понимать, что всю жизнь жила в скорлупе, в которую сама себя и засунула. – поворачивает голову в сторону яхты, оставив мне лишь свой расстроенный профиль. – Знаешь, я никогда не думала, что жизнь может быть такой… - прикусывает нижнюю губу и, отпустив, проговаривает задумчиво. – Классной. Я никогда не стремилась шляться с девчонками по клубам и цеплять парней. Предпочитала проводить вечера дома с книжкой и бабулей. Это прозвучит ужасно, но то похищение и встреча с тобой — лучшее, что случалось в моей жизни. Мне очень хорошо с тобой. – бросает на меня короткий взгляд украдкой. – Немного смущает разница в возрасте и пугает твоя деятельность, какой бы они ни была. Но я всё равно позволяю себе мечтать, что что-то из этого выйдет. – всхлипывает, зажмуриваясь.

- Глупыш. – присаживаюсь перед ней на корточки и сжимаю щёки, поворачивая голову на себя. Подхватываю кончиком языка солёную каплю. – Рина, всё будет. Не бойся мечтать. Я исполню все твои мечты. Дам тебе всё, что ты пожелаешь. Всё, что тебя окружает — настоящее. И то, что ты для меня особенная — правда. Мне тридцать семь лет. Я столько всего видел и пережил, что могу отличить фальшивку от настоящего. Ты в моей жизни навсегда. Поверь в это. Поверь мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Я верю, Костя. Всё, - судорожно стирает со щёк слёзы, - больше не буду плакать. И глупостями своими надоедать не буду.

- Умница, сладкая. – улыбаюсь, поцеловав солоноватые от слёз губы. – Наслаждайся.

Заняв место рядом с движком, задаю лодке направление к острову. Через пару минут помогаю Дарине перебраться на землю. Она крутит головой и заворожённо вздыхает. Бродит по щиколотку в воде. А я тащусь наблюдать, как ветер раздувает её волосы и платье. Это то, на что готов смотреть вечно.

Перекусываем с ней заготовками, сварганенными Кареном. Мышка улыбается, подставляя лицо и шею солнцу. Прикрывает блаженно глаза. Закапывает пальцы ног в песке. Смотрю на неё и не могу не думать, что сегодня спадут все запреты. Пускай наслаждается, расслабляется. А ночью станет женщиной.

От этих мыслей член рывком поднимается. Едва не стону от боли. Как школьник. Сдерживать своих похотливых демонов становится всё сложнее. Давно не мальчишка. Контролировать научился. Только с ней слетаю к заводским настройкам. Не могу не думать о том, как войду в неё, как буду двигаться в её тесной дырочке, постепенно наращивая ритм.

Сглатываю достаточно шумно, чтобы привлечь внимание. Ринка, обернувшись, задирает в вопросе брови. Качаю головой, давая понять, что всё нормально.

- Переоденься в купальник. – бросаю хрипло, поднимаясь и скидывая одежду.

- У меня нет. – выдавливает тихо.

Оскалившись в улыбке, достаю из сумки два лоскутка белой ткани и демонстративно разворачиваю. Мышка вспыхивает огнём стыда.

- Я это не надену.

- Наденешь. – выбиваю угрожающе, наступая на неё и сдёргивая с покрывала, на котором сидит. Стиснув подол платья, срываю через голову в одно движение. Прокатываю взглядом по сексуальным изгибам и прижимаю ладонь к паху. – Дальше сама, Ри-на. – хриплю, с разбега бросаясь в воду, дабы остыть.

Вода слишком горячая, чтобы остудить пожар, сжигающий к чёртовой бабушке всё нутро. Кровь бурлит пузырями. Живот прошивает болезненными, тягучими спазмами. Отплываю дальше, стараясь на глядеть, как Мышка, спрятавшись в кустах, которые вообще ничего не прикрывают, снимает кружева и надевает купальник.

Блять, пора выдохнуть. Она согласилась. Всё. Не надо разрываться между тремя желаниями: пойти до конца против её воли, вспомнить свои шестнадцать и запереться в ванной или, самый нормальный вариант, снять девку на ночь.

Месяц назад я не знал, что такое верность и воздержание. Спасибо Мышке, научила новому. Я-то думал, что уже всё в жизни испытал.

Отвлекает меня всплеск воды. Спрятав улыбку за серьёзностью, наблюдаю, как Дарина, неуклюже барахтаясь, пытается плыть. Хреново, но у неё получается. Меня гордостью топит за неё. Своя же. Особенная.

Выдохшись, округляет в панике глаза, понимая, что до дна не достаёт. Тут обрыв. Срываюсь к ней и подхватываю задыхающуюся Мышку. Прижимаю всем телом к себе. Она судорожно хватается за плечи. Опоясывает бёдра ногами. Трясётся.

- Тихо, сладкая. Я тебя держу.

- Я думала… тут… неглубоко. – тарахтит отрывисто.

- Неглубоко. Первые метра три. – усмехаюсь, ловя её дрожащие губки-бантиком. Толкаюсь в рот языком, переключая с паники. С ней всегда срабатывает. Злится, боится, ненавидит, но тело её откликается мгновенно. Ласкаю её губами, языком. Ринка отвечает смело. Опыта поднабралась достаточно, чтобы одним поцелуем разбить мой самоконтроль. Прижимается грудью. Дышит часто и рвано. Промежность, прижатая к моему прессу — обжигает. Опускаю одну руку и с давлением провожу двумя пальцами по ластовице плавок. Рина всхлипывает, ёрзая на мне. – Сегодня, Дарина. – предупреждаю каким-то рычанием.

Только Мышонок не пугается. Округляет глаза. Кусает губы. Мои. Дробно втягивает носом кислород. И кивает.

- Я… - сглатывает, на секунду сомкнув веки. – Не боюсь. Сделай меня женщиной. – шепчет очень тихо. Краснеет. Дрожит. Открывает глаза и вбивается глубже в сердце. – Своей женщиной, Костя.

- Сделаю, Ри-на.

С такой щемящей нежностью, на которую, был уверен, не способен, веду губами по её подбородку, щекам, скулам, носу, губам, лбу. Вдыхаю её. Целую. Движок молотит мощно, на сверхзвуке.

Мать же ж вашу, как я эту девочку люблю. Эта любовь отстукивает в висках, в груди, в урывках дыхания. Бьёт в подушки пальцев, гладящие её бархатную кожу.

- Поучить тебя плавать? – выдавливаю низко.

Мышка снова кивает. Только глаза её говорят, что не я один думаю совсем о другом.

***

С острова на яхту возвращаемся, стоит солнцу начать спуск. Показываю Дарине каюту и душ. Она сама тянется к губам. Придержав за поясницу, поддаюсь. Оставляю её одну, поднимаюсь на палубу и всматриваюсь в сгущающуюся темноту. Подкуриваю, задумчиво затягиваясь. Пиздец, как девственника потряхивает от предвкушения первого секса. В мои почти сорок. Смешно. Боюсь что-то упустить. Где-то перегнуть. Передавить напором. Хочу подарить ей незабываемую ночь. Второго первого раза у неё не будет. И он будет для Рины таким же особенным, как и она для меня.

Неспешно прохожу на корму. Придирчиво оцениваю стоящую по центру большую круглую кровать с пушистыми подушками и одеялом. Рассыпанные не только по ней, но и по палубе лепестки роз. Белые, красные, розовые, кремовые. Рядом ведёрко со льдом и торчащей из него бутылкой шампанского. Много Мышонку нельзя, но расслабить её придётся. Пара бокалов. Блюдо с фруктами. С её любимыми. Я ревностно следил за тем, что она съедает, а что нет. Клубника в шоколаде. Кубики сыра и оливки на шпажках. Карен расстарался. Достаточно было сказать, чтобы сообразил что-то для выхода на яхте, как романтичная армянская душа рванула в пляс.

Беру из стоящей неподалёку вазы деревянную палочку и поджигаю её. Прохожу от кровати до рубки, зажигая фитили свечей. Инспектирую заготовленную сцену. Дарине должно понравиться. Пусть почувствует, как она мне дорога.

- Дожился. – буркаю с усмешкой.

Быстро скуриваю ещё одну сигарету. На последней тяге Мышонок как раз поднимается наверх. В белоснежном сарафане и с влажными волосами. Срывает. Всё срывает. Все функции организма. Невозможно за столько лет жизни вне закона, ходя с руками по самую глотку в крови, внезапно получить столько света и счастья. Словно в лице Дарины получил прощение за все грехи.

Дар…

Она была даром для Игната и Милены. И, как оказалось, для меня тоже.

Она никогда не узнает, что эта яхта принадлежит ей. Игнат подарил её Милене в честь рождения дочки. Теперь здесь же она лишится девственности. Станет моим даром. Дыхание перехватывает. Глотку сжимает. Грудь ремнями стягивает.

Рина застывает, рассеяно оглядываясь на мерцающие через стекло огоньки свечей. Стремительно подхожу к ней и жадно целую. Бешено присваиваю. Клеймлю ожогами шею. Собирался сходить в душ и смыть с себя морскую соль, но планы резко изменились.

Поднимаю запищавшую от неожиданности девочку на руки и несу по дорожке из лепестков к кровати. Она обнимает за шею. Прижимается доверчиво. Тяжело дышит. Во все глаза таращится на ложе. Ставлю её на ноги, удерживая взглядом.

- Последний шанс, Ри-на. Самый-самый. – выбиваю, делая последнюю попытку сопротивления своим демонам. – Если откажешься…

- Тсс. – шепчет, зажимая пальчиками мои губы. – Я не передумаю, Костя. Я выбрала. Быть с тобой. Принадлежать тебе. Верить. – подтягивается выше, касаясь губами. – Я люблю тебя.

Вашу ж мать…

Глава 34

- Я люблю тебя. – эти слова легко слетают с языка, пусть и с небольшим страхом, что моя любовь ему ни к чему.

Только она есть. От неё не избавишься. Не выбросишь. Не потушишь.

Я не собиралась признаваться. Но в момент, когда поняла, что Костя старается скорее самого себя отговорить, нежели меня, признание просто вырвалось.

Кот… Он… Просто смотрит на меня. Ничего не говорит. Робко касаюсь его груди кончиками пальцев, чтобы почувствовать, что он совсем не спокоен. Не знаю, у кого сердце колотится сильнее. Прижимается своим лбом к моему и хрипло выдыхает:

- Запомни свои слова, Дарина. И никогда… – с силой сдавливает пальцы на затылке. – Никогда, слышишь меня, не отказывайся от них. Что бы ни случилось. Никогда. – шёпот перерастает в рычание.

- Ты пугаешь меня. – выпаливаю, закрыв глаза.

- Потому что сам боюсь. – сбавляет обороты.

- Чего ты боишься? – спрашиваю тихонько.

- Что ты передумаешь. Что уйдёшь, Рина.

Его слова как острые иглы в кожу. Жалят и пускают капельки крови.

- Не говори так, будто это обязательно случится. Будто всё уже решено. – прошу сбивчиво, комкая пальцами его футболку.

- Повтори ещё раз, Рина. Скажи опять.

Откидываю голову назад и, смело глядя в синеву глаз, говорю громко и чётко:

- Я люблю тебя. Я хочу остаться с тобой. И я больше не боюсь.

Пячусь к кровати четыре шага и останавливаюсь. Пальцы немного подрагивают, когда расстёгиваю молнию сзади до поясницы. Веду плечами, стряхивая белое кружевное платье на палубу. На мне остаются лишь такие же белые, почти прозрачные трусики. Прикрываю волосами грудь с топорщащимися сосками. Кожа схватывается мурашками от прохладного в открытом море бриза.

Немного неловко стоять раздетой на открытой палубе яхты. Под быстро темнеющим небом и тяжёлым взглядом мужских глаз. Шевелю пальцами на ногах, наблюдая, как в мягком свете свечей переливается перламутровый лак на ногтях. Сглотнув образовавшийся в горле ком, заторможенно поднимаю глаза на Костю и повторяю уверенно:

- Мне больше не страшно.

Его кадык дёргается. Доля секунды, за которую я не успеваю даже осознать, что Кот двигается, как я уже прижата к стальной грудной клетке. Его руки требовательно продавливают спину, заставляя прогнуться в пояснице. Обнимаю его шею и приоткрываю рот, впуская горячий язык. Отвечаю без тени сомнений. Чем глубже и горячее контакт наших языков, тем сильнее меркнет окружающая нас красота. Ароматизированные свечи, сладкий запах и шёлк розовых лепестков под босыми ногами. Шум разбивающихся о борт яхты волн. Всё исчезает. Только качка становится сильнее — меня штормит от вкуса, запаха, напора Кота.

Стискиваю край его футболки и тяну вверх. Он отпускает меня и поднимает руки, помогая избавиться от одежды. Всего секунда, и я снова бросаюсь к нему. Прилипаю кожа к коже. Горячей, прогретой солнцем, гладкой. Глажу его живот, грудь, руки ладонями. Костя сгребает в кулак волосы на затылке и тянет назад, вынуждая запрокинуть голову. Оставляет влажные из-за нашей слюны поцелуи на горле. Вгоняю ногти в его плечи, стараясь удержаться на ногах.

Сердце колотится безумно. Слышу лишь собственное разбитое дыхание и звуки влажных поцелуев. В животе пылает пламя. Между бёдрами скапливается влага. Льну к мужчине. Трусь твёрдыми сосками об грудные мышцы, лобком — о его твердокаменную эрекцию.

- Сладкая, что же ты делаешь? – хрипит, медленно возвращаясь к моим губам. – Куда так спешишь?

- Хочу поскорее избавиться от… проблемы. – шепчу возбуждённо ему в рот и даже, вот блин, не краснею. – Чем быстрее это случится, тем лучше. Костик, прошу тебя.

Кажется, он только этого и ждал. Моего очередного разрешения. Согласия. От того человека, которого называла чудовищем, остались лишь воспоминания.

Он легко поднимает меня на руки и бережно, словно нечто, способное рассыпаться от неосторожного дыхания, укладывает на мягчайшую кровать. Круглую. Никогда раньше таких не видела. Пуховое одеяло, которым застелена постель, окутывает мягким, прохладным и немного сырым облаком. Взметнувшиеся вверх лепестки роз приятно скользят по разгорячённой коже. Ёжусь от прохлады. Костя сразу накрывает своим жаром. Окунает в него. Целует нежно, неторопливо. Гладит языком мои губы, язык, скользит по зубам и дёснам. Один локоть упирается рядом с моим плечом. Пальцы перебирают волосы. Вторая его рука неспешно спускается от шеи к груди. Он сдавливает сосок. Потянув его вверх, прокручивает. Живот прошивает судорогой.

- Бог мой… - выталкиваю, широко распахнув глаза.

Он сухо усмехается и снова сплетает свой язык с моим. Терзает пальцами сосок, крутит его. Раздражает верхушку шершавой подушечкой большого пальца. Судя по шипению Кости, я сильно царапаюсь, но остановиться не могу.

- Сладкая, мягче. – сипит, убирая мои кисти со своих, Господи, в кровь разодранных плеч.

- Прости. – лепечу, сжимая бёдра.

Он улыбается. Тепло. Открыто. Ласково.

- Всё хорошо. Расслабься. Откройся. – ненапористо разводит мои колени. Гладит внутреннюю часть дрожащих, облепленных мурашками бёдер. – Я буду осторожным. Ты только не напрягайся, чтобы не было слишком больно. Хорошо? – спрашивает, глядя расширенными на всю радужку зрачками в мои глаза.

Натянуто киваю и тут же стону — его ладонь накрывает промежность. Пальцы с напором проходят по белью, кажущемуся колючим и раздражающим.

Костя ещё раз целует и быстро смещается ниже. Накрывает ртом грудь. Прикусывает чувствительную вершинку, придавливает языком и тянет вверх. Я за ним выгибаюсь. Вскрикиваю от сладкой боли, растекающейся от груди к низу живота.

Никогда даже подумать не могла, что ртом можно вытворять такое с грудью. И уж тем более такое, какое он делал, закидывая моги ноги на свои плечи.

Поочерёдно лаская соски, не останавливает движение руки.

- Приподнимись. – просит, подцепляя резинку белья. Послушно поднимаю таз, позволяя раздеть себя полностью. – Какая у меня сладкая, послушная девочка. – бормочет, уткнувшись носом между грудями. Ведёт языком до яремной впадинки. – Самая сладкая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кажется, не только я говорю глупости, теряя голову от него. Подвернув распухшие губы, сдерживаю совсем неуместный смешок. А после и вовсе давлюсь воздухом — палец плавно проскальзывает в меня до конца. Распахнув глаза, вижу смазанные пятна звёзд на почти чёрном полотне. Костя быстро двигает запястьем. Добавляет второй палец. Меня выворачивает наизнанку. Цепляюсь в его волосы, отрывая голову от груди, которую он без остановки мучает. Глаза в глаза, и он поднимается. Расстёгивает брюки и снимает их. Следом летят боксеры. Тяжело сглатываю, наблюдая, как покачивается огромное достоинство.

- Он в меня не влезет. – выпаливаю, плотно зажмуриваясь.

Чувствую, как Кот шире раздвигает мои ноги. Жду вторжения, но он лишь возвращает пальцы. Короткими рывками заталкивает и вынимает их, раскатывая влагу по кнопочке, отвечающей не только за взрывы, но и за отключение моего мозга.

- Не напрягайся, Ри-на. – выдыхает с жаром. – Всё хорошо, Мышка. Всё хорошо. – приговаривает, успокаивая меня теми же интонациями, которыми я разговариваю с Шедоу, если он чего-то пугается. Его пальцам становится легче скользить во мне. Влаги становится так много, что ощущаю, как она стекает по ягодицам и пошло хлюпает, когда костяшки пальцев доходят до основания. – Кончай, моя малышка. Давай.

Бог мой, он своим гипнотическим голосом даже на такое способен. — мелькает и растворяет в оргазме мысль.

Громко простонав «Костя», падаю на мягкий матрас. Пальцы исчезают. Мгновение и нижнюю часть тела прорезает острой болью. Кроме неё, ничего не чувствую. Рассеяно моргаю и опускаю глаза ниже. Кот, застыв изваянием, стоит на коленях между моих ног. Сжав зубы, матерится. Да такими словами, что у меня уши гореть начинают. Его достоинство во мне. Все мышцы напряжены не только у меня. Его грудь блестит от пота.

- Блять, сладкая, охренеть ты узкая. Пиздец. Не думал, что так трудно будет. Очень больно? – прикусив нижнюю губу, мотаю головой по подушке. Боль и правда была мимолётной. Вспышкой. Ослепила и погасла. Осталось только ощущение, что меня разорвали на части. – Почему тогда плачешь? – спрашивает с нежностью, опускаясь к моему лицу.

Рассеяно трогаю пальцами мокрые щёки. Сама не понимала, что слёзы текут.

- Не знаю. – зачем-то смеюсь сквозь слёзы. – Оно само.

Костя склоняется ещё ниже и целует. Оторвавшись, сипит в губы:

- Потерпи ещё немного.

- Что?..

Не успеваю договорить, как он коротким резким толчком входит до конца. Взвизгиваю от новой болезненной вспышки. Только в этот раз более острой и продолжительной.

- Тихо… Тихо… Рина… Тихо… - обрывками пробивается его голос. – Всё, сладкая. Расслабься. Больше больно не будет. – всхлипывая, порывисто обнимаю его шею и прячу на ней лицо. Мужчина гладит по рёбрам. Так легко, что от его зашкаливающей нежности я ещё громче реву. Хватаюсь за него так, что, кажется, отпущу и упаду на дно морское. – Рина, если так больно, могу не продолжать. Пока ещё могу. – цедит сквозь зубы.

- Нет… Нет… - лепечу, отодвигаясь назад и заглядывая в его глаза. – Не очень больно. Это я… Просто… Просто… люблю… - выталкиваю отрывисто. – Боль почти прошла. Честно. – добавляю, неловко поёрзав под ним, стараясь привыкнуть к своей новой реальности.

Максимальное растяжение. Инородный предмет внутри моего тела. Наполненность. Глухие пульсации. Странные ощущения. Я пока не понимаю, как этому относиться. Как можно получить удовольствие от такого. Но я не жалею, что решилась на этот шаг.

Кот тяжело, но глубоко дышит, лениво курсируя губами по моим щекам. Собирает остатки солёных капель, оставивших следы. Наши тела так плотно прижаты друг к другу, что дышать тяжело.

- Мне как-то странно. – по-детски доверительно шепчу ему в ухо.

Он приглушённо смеётся и тем же тоном толкает:

- Это поначалу. Потом привыкнешь. Тебе понравится.

- Не уверена. – сдвигаю брови к переносице.

- Понравится, Мышонок.

Мышонок и пискнуть не успевает, как Кот медленно двигается назад. Почему-то испугавшись, что он сейчас уйдёт, хватаюсь за плечи и оборачиваю его ногами. Но он не уходит. Неспешно заталкивает эрекцию обратно. Делает так несколько раз, следя за моим лицом. Сначала кривлюсь. Через минуту начинаю постанывать. Через три — несмело двигать бёдрами навстречу затяжным выпадам. А после… После растворяюсь. Костя, рыкнув, впивается в мой рот требовательным поцелуем. Его движения всё такие же размеренные, контролируемые. Но они становятся быстрее. На каждом толчке кажется, что он вспарывает меня изнутри. Кусаю его губы. Стону в рот. Царапаю спину. Его дыхание полностью сбивается. Кожа покрывается потом. Рывки размашистые и быстрые, но не грубые или болезненные. О том, что я всего несколько минут назад лишилась невинности, напоминает лишь эхо боли, когда входит до конца. Его губы отпускают мои, только чтобы оба могли проглотить скопившуюся слюну и затариться кислородом до следующего раунда. Ноги и руки мелко дрожат. Знакомая пружина, пусть и не так быстро, как раньше, но стягивается. Каждый раз, когда он почти выходит, она сжимается сильнее. Крепче сдавливаю щиколотки на его ягодицах. Подмахиваю навстречу хаотично.

- Я хочу услышать твои стоны. – раздаётся мой голос.

- Я не привык завывать, как мартовский кот. – рыкает Костя, делая более резкий толчок, выбивающий из головы все «хочу». – А вот твои с удовольствием послушаю.

Набирает темп, при этом сокращая размах. Рывки становятся быстрыми, короткими. Его пальцы нащупывают кнопочку, которая, оказывается, за громкость стонов тоже отвечает.

- Кончай. Я так просто тебя не отпущу.

- Не смогу. – хнычу, сосредоточиваю всё внимание на ускользающей разрядке.

- Сможешь. – шипит в ухо. Кусает мочку. Вылизывает ушную раковину. Включает режим тарана, сильнее катая под пальцами раздутый клитор. – Моя особенная девочка всегда будет кончать для меня.

И больше я ничего не слышу. Словно в мгновение образовался вакуум, высосавший все звуки, кроме разорванного дыхания, грязно-пошлых, хлюпающих звуков. Шлепков кожи об кожу, когда вбивает в меня достоинство. Расслабляюсь под его напором, давлением, требовательным шёпотом. Резкий толчок. До упора. До боли. До крика. Вспышка. Вспышка. Звон в ушах. Взрыв. Все кости в теле размякают в кислоте оргазма. По силе и мощности не сравнимым с предыдущими. Если прошлые были как салюты, то этот — взрыв ядерного реактора. Меня буквально выгибает, ломает, крошит в пыль, разбрасывает на атомы. Безвольно падаю. Ноги и руки сползают. Но я всё равно понимаю, что Костя продолжает двигаться во мне. Теперь уже совсем иначе. Длинными и быстрыми рывками он догоняется. Громкий, низкий, такой себе чисто мужской стон разбивает воцарившийся вакуум. Мужчина резко выдёргивает из меня член и заливает спермой лобок и нижние губы. Поддевает меня под лопатками и дёргает вверх, впечатывая в себя. Рефлекторно опоясываю руками его рёбра. Губами вжимаюсь в его сердце, колотящее на пределе.

- Я люблю тебя. – выдыхаю, робко поднимая глаза к его стиснутым челюстям.

- Я знаю, Дарина. Чувствую.

- А ты… - выпаливаю и замолкаю.

Как глупо. Для него это всего лишь физическая близость, коих в его жизни было огромное множество. Это для меня только что в космосе перестройка случилась.

Кот, фиксируя за спину, поднимает пальцами за подбородок и ласково касается губ.

- Поверь, никому не доводилось слышать рёв мартовского кота.

Не знаю почему, но я смеюсь. Костя тоже.

Если это признание, то я его принимаю. Я услышала то, о чём не говорит. Увидела, что не показывает.

Глава 35

Ринка, свернувшись калачиком под боком, тихо сопит. Талант у неё такой — засыпать в любой ситуации. Даже не будь сейчас десяти часов вечера, чёрт уснул бы. Уровень адреналина в крови падать и не думает. Всё тело мелко вибрирует от переизбытка напряжения и эмоций.

Лежу, заложив руки за голову, и смотрю, как на небе загораются всё новые звёзды. Верхняя часть спины, плечи и шея горят от оставленных Мышкой царапин. Недовольно морщусь. Не люблю, когда на мне оставляют следы. Любые. Царапины, засосы, отпечатки губной помады. Такое чувство, что пытаются присвоить. Только Ринке можно. Пускай полосует, только так же стонет, выгибается, отвечает на каждый толчок.

Едва думаю об этом, как кровь приливает к члену. Промычав пару матов, не разжимая губ, поворачиваю голову на Дарину. Растрёпанная, с розовым лицом-сердечком, с тёмными ресницами на румяных щеках. Голая, даже во сне старающаяся прикрыть волосами грудь. Ноги слегка раздвинуты. На внутренней стороне бёдер алые мазки крови. Кривлю губы, пропуская через себя ощущения момента, когда рвал её.

Рина была полностью расслаблена. Разомлевшая от оргазма. Мой личный задыхающийся ангел на белом облаке в окружении лепестков роз. Действовал быстро. На инстинктах. Заклеймить самку собой. Навсегда. Рванул стремительно. Не останавливаясь. Преграды почти не ощутил. Вошёл наполовину, как Дарина рефлекторно сжалась. Думал, член переломит. В том состоянии, в котором находился, это было бы несложно. Им можно было смело орехи колоть.

У меня были девственницы. И ни одна. Но так, как с Риной, не было никогда. Ни с кем. Ощущения на пределе. Я чувствовал все её пульсации, маломальские судороги, сжатия. Возможно, дело в чувствах к ней. Другой причины и быть не может. После её признания сердце до сих пор горит в огне. В груди печёт.

Сдвигаюсь немного, убирая с лица Мышки прядку волос. Щемит внутри всё. Сжимается. Давит. Становится тесно в собственном теле. Рина, забавно пошевелив носиком, трепещет ресницами. Заторможенно открывает глаза. Смотрит на меня неосмысленно. Часто моргает. Растягивает губы в улыбке и шепчет:

- Я долго спала?

- Часа пол. Может, чуть больше.

- Не представляю, как могла отключиться. – улыбка становится смущённой.

Мышка опирается обеими руками рядом со мной и приподнимается. Волосы рассыпаются по груди, спине и плечам. Красиво.

И вырубилась она тоже красиво. Только лёг на подушку и уложил её голову на плечо, как через минуту она уже сопела в обе ноздри. Видимо, случившееся стало для неё слишком большим стрессом и потрясением. Вот и ушла на перезагрузку.

Мышка рассеянно проплывает взглядом по моему телу. Научилась смотреть так, чтобы её взгляды ощущались как физические касания. Чувствую, как сползает с лица на разодранные плечи. Тянется пальчиками, но не касается.

- Прости. – выдавливает тихо, уводя взгляд вниз. – Боже…

Прячет лицо в ладонях, качая головой. Отслеживаю, куда только что наткнулся её взгляд, и изрыгаю ещё одну порцию беззвучных матов. Член — дубина. Чёрт с ним, к этому она уже привыкла. Но её крови на нём действительно немало. И болит, наверное, у бедной всё. Понятно, чего испугалась.

Сажусь и притягиваю её за плечи к себе. Обнимаю одной рукой, второй отводя ладони от лица.

- Я тебя пока больше не трону, не бойся. – проговариваю приглушённо. – Понимаю, что тебе надо пару дней, чтобы прийти в себя. – сука, разговоры не моя сильная сторона. Беседы по делу — да. А вот подбирать правильные слова, чтобы успокоить девушку, только что лишившуюся девственности — как-то не приходилось. С остальными всё было просто. Потрахались, кинул бабла, разбежались. А эта… Эта меня любит. И не в одну сторону. – Дыши, Ри-на.

- Ты же хочешь. – выдавливает, кивая на эрекцию.

- Постоянно хочу. – соглашаюсь легко. – Тебя. Я не мальчик, чтобы не сдерживать свои порывы. Самое страшное уже позади.

- Мне кажется, что я даже ходить не смогу. – хнычет Мышонок, пряча лицо у меня на груди.

- Тебе и не придётся. – смеюсь, поднимая её на руки и сползая с кровати.

Прохожу по тропинке между свечами. Рина цепляется в плечи, но осторожно, стараясь не задевать свои отметины. Заботливый Мышонок. Не думал, что когда-то мне будет это нравиться. Нежность женщины. И к женщине.

- Куда ты меня несёшь? – выбивает, когда входим в рубку и начинаем спускаться в каюту.

- В душ, сладкая.

Ставлю её на ноги и скрываюсь за матовым стеклом, настраивая воду, дабы была не слишком горячая. Выглядываю на размазанный силуэт. Дарина переминается с ноги на ногу. Сдёргивает с крючка полотенце и заматывается в него. Скромняшка.

- Костя, тут есть аптечка? – заглядывает в кабину, кидая взгляд мне на спину. Я только отмахиваюсь и сдёргиваю с неё полотенце. Затягиваю под струи воды. Притискиваю к себе и просто держу. Сползаю губами по влажным волосам. Бездумно вожу ладонями вниз-вверх. Похоть долбит в виски от её запаха. – Костя, не надо. Я не могу… пока. – трещит сдавленно, упираясь ладонями в грудную клетку.

- Я знаю, сладкая. Помню. – рычу, отпуская её.

Сука, и как себя контролировать, если от неё мозги плывут? Я так долго хотел её, что сдерживаться не представляется возможным. Сжимаю кулаки и челюсти, отвернувшись.

Прохладная маленькая ладонь прикасается к спине. Мышцы самопроизвольно сокращаются. Она всегда так делает, когда понимает, что я не совсем в себе.

- Всё нормально, Дарина. – скриплю зубами, закрыв глаза и упираясь кулаками в стеклянную стену. – Не трону.

Её руки скользят по рёбрам и обнимают за пояс. Волосы облепливают мою спину. Губы застывают между лопатками.

- Костик, не злись, пожалуйста.

Не злиться? Смешная. Я на себя бешусь, что упускаю нить самоконтроля. Хуже подростка, мать вашу. Дорвался до сладенького. Как-то же месяц перебивался. Хрен с ним, вытерплю.

- Я не злюсь, Мышонок. – усмехаюсь печально.

- Я же вижу…

- Не на тебя. Ты потрясающая. Волшебная. – прокручиваюсь, обняв её щёки ладонями. – Ты лучшее, что случалось в моей дерьмовой жизни. И я больше никогда не сделаю тебе больно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Неплохо меня несёт на комплименты. Слова, которых, казалось, даже не знал. Оказывается, даже у того больного ублюдка, которым был всю жизнь, есть человек, который незаметно перекраивает его, меняет, делает лучше. И слабее. Держа тебя за руку, тянет в пропасть. Ты понимаешь это, но продолжаешь шагать. Кажется, мне от этого не сбежать.

- Я, наверное, сейчас спрошу очередную глупость, но… - бормочет, обводя контуры татуировки на груди. Не сомневаюсь в этом. Мысленно закатываю глаза, но терпеливо жду «глупость». Ринка судорожно вдыхает и пробивает: - Я всё правильно делала, когда…

- Мы не будем говорить об этом сейчас. – пресекаю резко. Да настолько, что Мышка вздрагивает. Вдыхаю поглубже и сбавляю уровень вскипающей в венах агрессии. Она всего лишь девочка, для которой секс едва ли не порнуха для монашки. В ней столько сомнений во мне, в себе, в собственной привлекательности и сексуальности, что не так уж и сложно её понять. – Не заставляй меня это вспоминать. – склоняюсь, выдыхая ей в губы: - Иначе я не сдержусь и будем делать работу над ошибками.

Она судорожно тянет воздух, розовея. Стыдливо опускает глаза. Напарывается на задубевший член. Отводит их в сторону и бубнит:

- Если хочешь меня добить, то есть способы попроще.

Меня прорывает на смех. Такой, что стёкла дрожат. Грудная клетка раскачивается от возможности свободно смеяться. Грудной, раскатывающийся волнами по крохотной душевой кабине гогот. Ему вторит сначала тихое хихиканье, а за ним и звонкий хохот. Мышка, упираясь лбом в плечо, заливается смехом. Автоматически прижимаю к себе. Рёбра болят, а мы всё смеёмся. Судорожно перевожу дыхание, но смех продолжает прорываться короткими урывками. Ринка поднимает на меня лицо. Кусает губы. Прыскает. Хохочет. Я следом.

Пиздец. Что-то новенькое — ржать без остановки на ровном месте.

- У меня… живот болит. – задыхаясь выбивает Дарина.

Моё веселье мгновенно стихает. Напряжение пронизывает каждую мышцу. Цепляю её подбородок и смотрю в глаза. Мышка растерянно моргает. Подворачивает губы, вглядываясь в меня так же внимательно.

- От смеха, Кость. – шепчет тихо. – Не из-за того, что было.

Чёрт, у меня в отношении неё развилась нестабильная паранойя. Маниакальная повёрнутость на её психическом и физическом благосостоянии. Как вернёмся на берег, надо будет уехать на пару дней и восстановить контроль.

- Уверена?

- Уверена. – касается пальчиками моей щеки. – Со мной всё нормально. Саднит немного, да. – морщится, потерев бёдра друг об друга. – Живот тоже чуть-чуть тянет. – прикладывает ладонь ниже пупка. – Но даже такая дура, как я, понимает, что это естественно.

- Ты не дура, Рина. Просто неопытная глупышка. А теперь давай выбираться обратно наверх и что-нибудь перекусим.

- Только если у тебя где-то завалялся слон. Потому что я жуть какая голодная. – смеётся весело.

Не только меня, видимо, после секса пробирает на пожрать.

Дарина послушно подставляется под мои руки, пока взбиваю на её теле пену и растираю, массирую, мну. Растягиваю мучительную пытку. С особой осторожностью провожу пальцами по промежности. Она вздрагивает.

- Больно?

Чёрт, я и так осторожничал, как мог.

- Нет, Кость. – выдавливает глухо. – Заставляет думать о втором раунде и работе над ошибками.

- Осмелела, Мышка? – вбиваю ей в ухо.

Она трётся задом о мой пах и тихо стонет.

Стоп! Заиграемся. Как бы не разносило на ошмётки — это Рина. Не стану я ей вредить. Пускай сначала немного заживёт.

Смываю пену. Выхожу из душа и передаю Мышке полотенце. Обтираюсь вторым и натягиваю шорты на голое тело. Дарина застывает посреди каюты, осматриваясь по сторонам. Усмехнувшись, протягиваю ей свою футболку.

- Одевайся и перестань меня дразнить.

Поднимаюсь на палубу и набираю полные лёгкие кислорода. Люблю выходить на яхте. А сейчас — вдвойне. Тихо, спокойно. Никаких людей поблизости. Отсутствие связи. Только радиопередатчик, срабатывающий лишь в случае крайней необходимости. Подхватываю пачку сигарет, выбиваю одну и прокручиваю в руках.

Сука, столько лет не курил, а из-за Даринки сорвался. Теперь по новой проходить через никотиновые ломки. Достаточно в жизни одной вредной привычки.

Которая в моей футболке, что ей едва не до колен достаёт, на цыпочках подбегает ко мне и ныряет под руку. Опоясывает рёбра и целует в подбородок. Глаза сияют. Закидываю руку ей на плечи и пододвигаю ближе. Вжимаюсь губами в лоб и замираю.

- Поймала Кота в мышеловку, Мышонок? – осипшим голосом задаю вопрос с очевидным ответом.

- Это он меня поймал. А я не смогла убежать. Пригрелась рядышком. – рассуждает с серьёзным лицом.

- Не боишься пожалеть?

- Боюсь. – пожимает плечом, отчего широкая футболка сползает вниз. – Только не прогоняй меня, Кость.

- Никогда, Дарина. Только и ты не уходи от меня.

- Куда же я уйду? Мне очень хорошо с моим Котом. – на слове «моим» на щеках расцветают алые пятна, а глаза убегают на водную гладь.

- Посмотри на меня, сладкая. – прошу приглушённо. Она медленно поднимает лицо. – Тебе пока ещё сложно принять, ты мало меня знаешь. Но всё именно так, как я говорю. Не ищи подвоха. Да, будут вещи, о которых ты никогда не узнаешь. Ради твоей же безопасности и спокойствия. Назад дороги уже нет. Ты свой выбор сделала. И знаешь что?

- Что? – выталкивают её губы.

- Я свой тоже сделал.

Глава 36

- Это просто волшебно. – шепчу, глядя в ночное небо с таким количеством звёзд, которого в жизни не видела. Только если по телевизору. – Не думала, что это так красиво.

Костя бросает на меня свой любимый взгляд, который я не понимаю. Смущённо улыбнувшись, смачиваю губы шампанским. Устраиваюсь поудобнее, прокручивая в руках бокал. В игристом красиво отражаются огоньки свечей. Пузырьки кажутся мерцающими осколками звёзд, упавших в бокал.

Кровать оказалась каким-то трансформером с поднимающейся спинкой до состояния дивана. Учитывая её размеры, мы устроились на самом краю, чтобы Кот имел возможность брать с огромного блюда фрукты и кормить меня. Я только послушно размыкаю губы и мурчу, поедая сыр и питахайю.

Жмурюсь от удовольствия, когда губ сначала касаются мужские губы, а после клубника в шоколаде. И снова губы. Я просто таю в его нежности, внимании, заботе. Мне действительно плевать на всё, кроме нас.

- Поговори со мной, Ри-на. – приглушённо просит Костя, забирая у меня из рук бокал и ставя на пол. Оборачивает рукой плечи и притягивает головой на плечо. – Расскажи что-то.

- Не думала, что ты любитель поболтать. – хихикаю коротко.

Обвожу пальцами татуировку на груди. Обрисовываю крепкие мышцы.

- Я любитель послушать. Меня интересует твоя жизнь. – отбивает с кривой усмешкой.

Вдохнув, целую его в плечо. Просто потому, что могу это делать, не боясь осуждения.

- Что я могу тебе рассказать? – приподнимаю плечо, заглядывая в его профиль, устремлённый к небу. – У меня скучная жизнь. Дом, учёба, работа, бабуля — вот и вся моя жизнь.

- Расскажи о своих родителях. – проговаривает задумчиво, делая большой глоток шампанского.

- Я их почти не помню. – садится мой голос. Прочищаю горло и побольше воздуха набираю, чтобы озвучить то, что меня гложет. – В последнее время я всё чаще думаю: одобрили бы они мой выбор. Тебя. – заканчиваю шёпотом.

Мышцы становятся камнем. Зубы Кота скрипят. На виске вздувается вена. Он злится? Почему? Ответ он сам даёт, не заставляя мучиться догадками.

- Не одобрили бы, Дарина. Никто не одобрил бы. Но я всё равно тебя не отпущу. – крепче жмёт к себе.

- Я не уйду, Кость. – шепчу успокаивающе. – Только не представляю, что говорить бабушке.

- Я решу этот вопрос. Тебе ни о чём не надо переживать.

- Нет, Костя! – вскидываюсь, садясь рывком. – Если у неё будет ещё один инсульт? Или инфаркт? У меня никого больше нет!

Он дёргает меня на себя. Убирает упавшие на лицо волосы и, глядя в глаза, ровно проговаривает:

- Ничего с ней не случится. Ты не должна думать ни о чём. Я всё решу. У тебя есть тот, кто сделает всё за тебя. Тебе надо только доверять мне. – передаёт мне бокал. Послушно делаю крошечный глоток. – Не думай сейчас о будущем. Просто отдыхай. Наслаждайся ночью.

На какое-то время мы оба замолкаем. Потягиваем шампанское. Каждый думает о своём.

- Костя, ты говорил, что у тебя есть родственники… - начинаю издалека, но ответа даже не жду.

Когда получаю его, теряю дар речи. Задержав дыхание, слушаю ровный, сильный, но безжизненный голос.

- Никого, по сути, и нет. Так… Одна кровь. Мать умерла, когда мне было четырнадцать. Болела долго. – объясняет, заметив мой немой вопрос.

- А папа? – выталкиваю шёпотом.

- Когда мне было двадцать один. Ещё через год погиб брат с женой. Точнее, братом он мне был не по крови. Но именно чужой человек оказался самым близким. – замолкает, явно проживая прошлое. Я, закусив губы, жалею, что подняла эту тему. А ещё быстро просчитываю и понимаю, что мои родители и его «брат» погибли в один год. Судьба? – Я не моральный урод, Дарин. – вырывает в реальность хриплый, сухой голос. – Способен на чувства. Просто научился закрываться и не привязываться. Только с тобой это не работает. – выбивает, нахмурившись.

- У тебя есть ещё родственники? – быстро сменяю тему.

- Дядька — брат отца и…

- Что «и», Костя? – подталкиваю осторожно, всматриваясь в его лицо.

Кот резко поднимается на ноги. Забирает пачку сигарет и отходит к борту яхты. Закуривает. Огонёк неравномерно тлеет, когда затягивается. Что говорит о том, что он злится или нервничает. Наверное. Я пока ещё не научилась правильно интерпретировать все его жесты.

Медленно сползаю с кровати и подхожу к нему. Протягиваю руку и застываю, потому что в эту секунду раздаётся его мёртвое:

- Дамир, Рина. Мразь, которая тебя похитила и едва не лишила девственности бильярдным кием — мой родной брат по отцовской линии. – меня парализует его словами. Все мысли улетучиваются. Сердце истошно рвётся подальше отсюда. Костя прибивает к груди, укрывая и защищая. – Поэтому я и не мог тебя отпустить просто так. Сначала было слишком опасно.

- А теперь? – перебиваю почти криком, отталкивая Костю. Отпрыгиваю назад, сжимая кулаки. – Что теперь, Костя? Что потом?

- Теперь, Рина, ты сама выбрала остаться. Если бы ты захотела уйти раньше, я бы отправил тебя туда, где Дамир тебя не найдёт. А что потом… - скрипнув зубами, делает глубокую затяжку. – Блять, Рина, я этого не знаю. Даже предположить не могу. Я его недооценил. Это моя ошибка. Считал, что он не способен…

- Это он сделал? – лепечу, когда простреливает внезапная догадка. Поднимаю руку, касаясь левой стороны шеи. Кот молчит, но по тому, как гуляют на скулах желваки и раздуваются ноздри — я угадала. – Зачем я ему, Кость? – выдыхаю, рассеяно мажа взглядом по его лицу.

- Потому что он больной на голову ублюдок. И если узнает, как много ты значишь для меня, не погнушается ничем. Потому, сладкая, умоляю, - сгребает ладонями щёки и навязывает зрительный контакт, - слушай меня. Я никогда не дам тебя в обиду. Дарина, у тебя будет всё. Как только я его найду, ты сможешь свободно передвигаться, где пожелаешь. Но сейчас это слишком опасно. Я не могу потерять ещё и тебя.

- Костя… - всхлипываю, падая ему на грудь и крепко обнимая за торс. Кусаю губы, чтобы не расплакаться. – Я люблю тебя. И всё сделаю. Я с тобой буду. Всегда-всегда. Только ты осторожнее будь. Не оставляй…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Не оставлю.

Выбираюсь из его рук и дёргано стираю с лица слёзы.

- Я такая глупая. – улыбаюсь сквозь слёзы. – Ничего не могу с собой сделать. – говорю, а влага всё прибывает. – Не хочу плакать, а плачу. И глупости постоянно говорю. Достала, наверное, уже.

- Иди сюда, Дарина. – взяв за запястье, притягивает вплотную. Придавливает голову к плечу и гладит по спине. – Не ругай себя. Со временем ты научишься и поймёшь. А пока можешь реветь и говорить глупости. Я не против.

- Смеёшься надо мной, да? - шиплю зло.

- Немного. – ржёт Кот, наклоняясь и целуя. Сразу глубоко, жарко, остро. Стирает всё под ноль, оставляя в моём восприятии лишь свой вкус и сводящие с ума движения языка. – Прекращай уже так много думать, Ри-на. Я дал тебе слово, что у тебя всё будет хорошо. И так и будет.

- У нас. – поправляю тихо, но непоколебимо. Кот, не моргая, смотрит на меня потерянно. Дорогого стоит — удивить его, заставить растеряться. – У нас всё будет хорошо. Вместе. Это ты мне тоже пообещал.

Он опускает свой лоб на мой. Глаза в глаза — неотрывно. Дыхание из губ в губы — сладко. Сердце быстро-быстро — синхронно.

- Люблю тебя. – шепчу, в очередной раз ловя его подкожную, почти незаметную дрожь.

Кажется, я начинаю понимать его немного лучше. Каким бы Константин Котовский не был для всего мира, он тоже хочет, чтобы его любили. Пусть никогда этого не покажет. Тем более не попросит. Но примет. От меня.

Пробежав пальцами по его грудной клетке, поднимаюсь на носочки и с силой обнимаю мощную шею. Целую его, храбро толкаясь в рот.

Хочется снова и снова повторять о своих чувствах, но во всём надо знать меру. Не перебарщивать.

Мужчина отрывает меня от палубы и, не разрывая поцелуя, несёт на кровать. Садится и ставит мои колени так, чтобы я оседлала его пах.

- Он всегда твёрдый? – спрашиваю шёпотом, ощутив дубовую эрекцию.

Он усмехается уголком губ и сипит:

- С тобой, сладкая, всегда.

- Я не могу пока, Кость. – выпаливаю негромко, пытаясь сопротивляться собственному возбуждению, сворачивающемуся в животе в тугую пружину.

- Знаю, Мышка. Не обращай внимания.

Как можно не обращать внимание на

такое?

Я ведь тоже хочу заняться с ним любовью. Мои птицы подлечили крылья и теперь бьются в истерике. Внизу живота становится горячо. Между бёдрами — мокро. И я даже неспособна разобраться, что больнее: жгучее желание или недавно отданная ему невинность.

- Ты говорил, что умеешь контролировать

это.

Научи и меня. – прошу едва слышно.

- Не выйдет, сладкая. – приглушённо смеётся мне в губы. – Годы тренировок силы воли. У нас на это времени нет. Но есть кое-что другое.

И пикнуть не успеваю, как мы с Котом меняемся местами. Моя попа на мягкой постели, а он на корточках между моих разведённых ног. Костя задирает свою футболку на талию и смотрит на мою сочащуюся соками потаённую плоть. Бельё он так и не дал мне надеть, потому сейчас ему ничего не препятствует. Толкает меня назад, заставляя откинуться и облокотиться на локти. И смотрит, смотрит, смотрит…

- Хватит… Не смотри так… - выдавливаю хрипло.

- Ты самая красивая девочка на свете. – бормочет, толкаясь ближе. Глубоко вдыхает носом. Я от стыда сгораю, а Кот очень медленно ведёт кончиком языка по закрытым створкам. – Самая-самая… Моя особенная. Расслабься. Не стыдись.

Не могу. Бог мой, мне кажется, что у меня там всё раскурочено, как после урагана Катрина.

- Кость, прошу… - хнычу, пытаясь свести ноги вместе и закрыться от него.

Мужчина легко удерживает меня в том положении, которое ему надо. Раскрывает пальцами и ведёт языком по всей длине. Вздрагиваю под зарядами тока. Дрожу. Цепляюсь пальцами в его волосы. И задыхаюсь. Его язык мягкий. Ласки нежные. Прикосновения лёгкие. Он дразнит меня самым кончиком. Втягивает в рот створки и посасывает. Темнота медленно поглощает сознание, оставляя лишь ощущения. Он проходит по внутренней части бедра. Прикусывает, заставляя меня вскрикнуть. Неосознанно дёргаю его волосы, то стараясь отодрать от себя, то наоборот — вдавить сильнее. Он водит языком по лепесткам, сначала снаружи, а потом и внутри. Невозможно бережно вводит в меня один палец. Замираю.

- Больно?

- Нет.

- Хорошо. Я больше не сделаю больно, сладкая. Не бойся.

- Я не боюсь.

Медленно двигая пальцем, наконец, касается языком кнопочки. Движения быстрые. Сразу на максимум. Влаги всё больше. Я даже не знаю, что там стекает на постель. Моя смазка? Его слюна? Всё вместе? Знаю только, что под ягодицами уже прилично мокро. Зубы царапают кнопочку. Второй палец причиняет лёгкий дискомфорт, но не боль.

- М-м-м… - мычу, подвернув губы и закатив глаза.

- Я хочу твои стоны, Мышка. Не скромничай.

Пальцы исчезают. Их сменяет язык. Внутри. И это то, что невозможно описать словами даже для самой себя. Меня трясёт от ощущений. Это одновременно нежно и жёстко. Ласково и грязно. Стыдно и невообразимо приятно. Кот нарезает им круги. А потом делает то, что я в жизни не произнесу, даже под пытками — трахает меня языком. До дрожи, стонов и криков. Подловив момент, когда пружина стягивается перед выстрелом, кусает клитор.

Бабах!

Бёдра взлетают вверх. Поясница прогибается. Громкий крик срывается с губ, тревожа ночное безмолвие. Меня словно в конвульсиях бьёт. Костя прижимает к себе, пока у меня все кости в теле собираются из пыли обратно в нечто цельное. Подтягивает выше, ложится и укладывает на себя. Тяжело дыша, наблюдаю, как его грудная клетка раскачивается мощно, но неравномерно. Под свободными шортами очень явно прорисовывается огромное достоинство.

- Тебе нравится это делать? – спрашиваю уже гораздо позже, краснея. Когда сердце перестаёт ломиться в голове, а голос начинает слушаться. Кот выгибает бровь в откровенной иронии. Издевается, заставляя произнести вслух то, что для меня раньше было немыслимым. – Делать такое… Языком…

- Сладкая. – стиснув пальцами нижнюю челюсть, поворачивает лицо на себя. – Вряд ли ты помнишь, но я говорил тебе, что для меня это не вполне привычный способ заниматься сексом. Но ты у меня такая сладкая, что не могу удержаться. – целует в губы, оставляя на них мой собственный солоноватый привкус. Лицо уже огнём пылает. Делаю попытку отвернуться, но мужчина фиксирует намертво. – Между мужчиной и женщиной не должно быть стеснения, Рина. – проговаривает нравоучительно, но синие океаны прям хохочут. – Мы вместе. Ты сама так сказала. Ты моя особенная. Я твой первый и единственный. Других не будет. Я тебя никогда и никому не отдам. И я не хочу, чтобы ты закрывалась от меня, стыдилась и боялась. Ты вообще о сексе хоть что-то знаешь? – увожу взгляд вниз, боясь признаваться в своих скромных познаниях. – Глупыш, мне даже нравится. – смеётся Костя. – Учить тебя. Открывать новый мир и чувства. Ты только должна не бояться идти на эксперименты.

- Эксперименты? – повторяю эхом, опуская глаза ниже. Шумно сглатываю и накрываю его достоинство ладонью. С нажимом провожу вниз и вверх. Зажмуриваюсь и сползаю ниже. Становлюсь перед ним на колени и спускаю шорты, оголяя эрекцию. Втягиваю тяжёлый пряный запах и касаюсь губами гладкой кожи. Кот едва заметно вздрагивает и матерится сквозь зубы. Поднимаю на него глаза и заявляю: - Ты не сладкий. – касаюсь языком, собрав солёную каплю. – Но вкусный.

Глава 37

Сощурившись, наблюдаю, как медленно Мышка сползает вниз. Не препятствую, когда спускает шорты и касается губами шляпы. Как далеко она готова зайти? После того, как я преподал ей урок, был уверен, что Рина в жизни не решится на повторение. Я, конечно, собирался со временем повторить опыт, но не думал, что она пойдёт на это добровольно. Да ещё и так быстро. Вот только я обещал её больше не пачкать. Ни тогда, когда она совсем недавно лишилась девственности.

- Не надо, сладкая. – хриплю севшим голосом, запустив пальцы в её волосы и потянув вверх. Сталкиваемся взглядами. Несмотря на смущение и красные щёки, в её глазах плещется решимость. Тряхнув головой, мягко высвобождается из моего слабого захвата. Скромно улыбаясь, смотрит в глаза и опускает голову, чтобы оставить поцелуй на животе. Сука, меня аж передёргивает. От её мягких, неопытных губ и несмелых поцелуев пробивает на мурашки. Охренеть. Вот, оказывается, что значит секс с чувствами. Дарина робко касается язычком пупка. – Рина, ты не должна этого делать.

Она приподнимается, складывает руки на моём животе и опускает на них подбородок. Чешет кончик носа, забавно морщась. Вдыхает и убирает от лица волосы.

- Я знаю, Костя. Ты не просил и не заставлял. Но ты сказал, что между нами не должно быть запретов. Что не надо бояться пробовать новое. И я хочу попробовать. Сама. Я, конечно, не умею ничего, но буду очень стараться. – рисует ногтем по прессу, методично пробивая моё неуверенное сопротивление. – Только сама, Кость. – добавляет немного жёстче. – Не так, как тогда.

- Так, как тогда, больше не будет, Дарина. Никогда. Я ошибся. Меня разрывало между двумя желаниями: отпустить тебя, чтобы не сломать, и оставить для себя. И я не мог справиться с первым. Было бы проще сделать это, если бы ты ненавидела меня, боялась, презирала. – говорю от всего внезапно очухавшегося сердца. Признаюсь ей в слабостях. Открываюсь больше, чем был готов перед кем-либо. Знаю, что она никогда не воспользуется этим. Она просто не знает, что такое корысть и цинизм. Легко провожу ладонью по голове. Пропускаю волосы сквозь пальцы, не отпуская из зрительного плена. – Ты сможешь простить мне тот поступок?

- Я не понимаю его. Не всегда могу понять, что тобой движет. Но я простила, Костик. Если бы это было не так, сейчас всё было бы по-другому.

Блять, Мышка, я тебя тоже полюбил.

– только вслух произнести не могу. Не тот человек, чтобы соплями мазать. И без того сам себя не узнаю. Вместо слов вкладываю во взгляд куда больше, чем раньше.

Подтягиваю Рину вверх, укладывая на себя. Целую настолько нежно, насколько хватает выдержки. Глажу губами и языком её губки. Перебираю волосы. Проминаю пальцами спину. Внутри всё взрывается, оставляя после себя лишь оголённую четырёхкамерную мышцу, качающую по телу жаркие потоки. Она тихо всхлипывает мне в рот, вызывая мгновенное напряжение. Рывком разрываю сплетение языков, ожидая увидеть слёзы. Но вижу лишь жгучее желание. Касаюсь её губ и киваю на молчаливый вопрос.

Рина скатывается на пол, становясь на колени между моих ног. Передаю ей подушку и хриплю:

- Подложи под колени. Не стой на твёрдом.

Да, забочусь, как умею.

Дарина оборачивает пальцами ствол у основания. Медленно ведёт вверх, приподнимая. Шумно сглатывает, закрывает глаза и прижимается губами к самой чувствительной точке — уздечке. По мышцам проходит слабая волна приятной дрожи. Сжимаю зубы и откидываюсь головой на спинку. Мышонок, высунув кончик языка, проводит от уздечки к отверстию уретры. Собирает каплю предъэякулята. Смело. Мычит что-то невнятное. Приоткрывает губы и накрывает головку. Вдыхает носом, зажмуриваясь. Обводит языком. Захватывает в жаркую и влажную ротовую всю шляпу, но дальше не двигается. Чувствую, как её рот наполняется слюной. Ринка делает сосательные движения. Рукой слабо водит по стволу. Подушечками двигается за венами.

С трудом преодолеваю рефлекс толкнуть её вниз и насадить на член до самого горла. Вдалбливаться в неё до хрипов. Чтобы давилась и задыхалась. Только... Это же моя Мышка. Особенная во всех отношениях.

- Сладкая, смелее. - высекаю сипом. - Рукой работай. - поправляюсь, поймав её немного испуганный взгляд.

Дарина добавляет давления пальцам. Проводит дорожку из поцелуев от головки до корня. Обратно поднимается уже прытким язычком. Собирает новую каплю губами. Облизывает их.

У меня в глазах темнеет. Дыхание сбивается. Становится прерывистым и тяжёлым. Кровь рывками пробивается к паху. Живот скручивает болезненными спазмами. Яйца печёт от перегрева и невозможности сделать так, как привык. Кости выкручивает из суставов, а тело ломает так, как никогда прежде. Ласки Ринки настолько поверхностные и нежные, что сворачивают мне мозг. Только лучше, мать вашу, сгорю от неудовлетворения, чем стану на неё давить.

Её губы слишком медленно поглощают ещё пару сантиметров. Которых охренеть как мало для нормального мужика, привыкшего к горловому минету. Контролировать свои желания оказалось сложнее, чем предполагал. Демоны рвут и мечут. Пробиваются наружу. Воют, требуя дать им свободу и возможность разгуляться. Затыкаю их, плотнее стискивая кулаки и скрипя челюстями. Зажмуриваюсь и вбиваюсь затылком в кровать.

- Я делаю не так? – шепчет неуверенно Ринка, выпустив член.

- Всё так, сладкая. – выцеживаю сквозь зубы. – Не останавливайся. Только попробуй глубже. Расслабься. – добавляю, не открывая глаз.

Её волосы щекочут живот, пах и ноги. Губы и язык больше раздражают и раздраконивают, чем приносят кайфа. Она без остановки вылизывает член. Активно работает рукой. Только мне не хватает. И даже то, что она берёт в рот почти на треть — сильнее злит.

- Глубже, Рина. – рявкаю шёпотом.

Она, вздрогнув, тянет носом воздух и, прижав язык к стволу, опускается. Несколько несчастных сантиметров, и я чувствую, как дёргается её гортань, а Мышка, резко подавшись назад, начинает давиться. Закрыв лицо ладонями, хрипло кашляет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Так и знала, что ничего не получится. – отчаянно шепчет, но рукой всё равно тянется к эрекции.

Сжимает, поглаживает. Толкается ближе. Целует и лижет головку. Кончиками пальцев проводит по поджавшейся мошонке. Ласкает отверстие и уздечку. Не сразу соображаю, что она понимает, как мне нравится, по моим глухим, сдержанным стонам-рыкам.

Не то, блять! Только Мышонок так старается, что останавливать её и не порываюсь. Округляет глаза каждый раз, как член дёргается от притока крови. Никогда не думал, что меня будут вставлять неопытные девочки, неумеющие даже сосать. Не надо было позволять ей начинать сейчас. Для начала стоило достаточно насытиться её телом, чтобы учить её с трезвыми мозгами.

Дарина слегка царапает зубами гладкую кожу и вены, пытаясь заглотить поглубже. Дышит на надрыв. Надсадно постанывает. Слегка прокручивает зажатую ладонью кожу, как я её учил. Останавливается. Судорожно вдыхает. Ещё немного и снова подавится. Глубокий явно не для неё. Не сейчас так точно.

Приподнимаюсь и толкаю вверх её плечи. Дарина заторможенно поднимается и так же моргает. Движок срывается с места с визгом. Мне охренеть, как нравится то, что я вижу перед собой. Раскрасневшееся лицо. Слезящиеся медные глаза с расширенными зрачками. Распухшие, покрасневшие, блестящие от слюны губы. Она же тонкими ниточками тянется к члену. Поддеваю одну пальцем, накручиваю и слизываю с него.

- Неправильно, да? – лепечет Мышонок, опуская взгляд.

- Правильно, сладкая. Только недостаточно. А я слишком сильно тебя хочу, чтобы контролировать свои действия и не наброситься на тебя. Закончи рукой. Ты уже умеешь.

Она вытирает рот ладонью и скидывает на лицо волосы. Прячется глупыш. Расстраивается, когда у неё не получается дать мне желаемое. И ещё одна заморочка, которую она озвучила лишь один раз. Но я знаю, что сладкую гложет. Она боится, что хуже Сабиры и остальных моих прошлых женщин. Не способна понять, что дело не только в сексе.

Мышка поднимается на ноги, слегка покачиваясь. Падает рядом на кровать. Не успеваю прижать, как она, встав на колени, перекидывает одну ногу через пах и седлает меня. Рефлекторно удерживаю за талию. Рина, дёргано сглотнув, скидывает футболку. Полная грудь призывно раскачивается перед моим лицом. Подрываю верхнюю часть тела, впечатывая Мышонка в себя.

- Что ты вытворяешь, глупыш? Я же тебя трахну. – рычу ей в губы.

- Пожалуйста. – бросает она весело и трётся горячей мокрой промежностью о дубовый член. – Думаю, - задумчиво проводит пальцем сначала по моим губам, а затем и по своим, - это проще, чем делать… минет.

- Дарина, тебе сейчас будет больно. Рано, сладкая.

- А мы осторожненько. Кость, мне и до этого было не слишком больно. А сейчас и вовсе ничего не болит.

Вижу, что приуменьшает. Только не могу понять степень преуменьшения.

Глядя в глаза ошалелым взглядом, елозит взад-вперёд. Пристраивается так, чтобы стимулировать клитор. Хитрая маленькая зараза. Приподнимается, стискивает ствол и прислоняет головку к дырочке. Удерживаясь одной ладонью за плечи, медленно опускается. Я бы сказал: по миллиметрам. Задержав собственное дыхание, контролирую её. Считываю дёрнувшуюся щёку, прикушенную губу, вогнанные в кожу ногти.

- Дарина, девочка моя, если больно…

Она, двинувшись ближе, толкает язык мне в рот и опускается до упора. Стонет сладко и громко. Я кое-как сдерживаюсь. Спускаю ладони по её талии на ягодицы. С них — на бёдра. Сосу её язычок и не открываю глаз. Всё же быть внутри Дарины нечто новое, неизведанное, божественное. Она как затягивающийся на члене шёлк. Обволакивает нежностью. Даже её ногти, вцепившиеся в и без того исполосованные плечи, не доставляют дискомфорта. Внутренние тиски сдавливают, перекрывая приток крови.

Ей не больно. Только если немного. Ей хорошо. Ей в кайф.

Только я всё равно уточняю.

- Всё хорошо, Рина?

- Д-да. – выпаливает, поднимая ресницы. – Просто ощущения, они… совсем другие.

Я не объясняю ей, что всё зависит от позы, угла и глубины проникновения, уровня возбуждения. Со временем она сама всё это поймёт. Вместо слов веду языком по её шее. Втягиваю кожу, продолжая ласкать. Накрываю ладонями груди и перекатываю между пальцами соски, пока Мышка полностью не расслабляется. Ухватившись покрепче, приподнимается и опускается. Движения медленные. Амплитуда минимальная. Но выжимает из меня стоны. Глухие, но режущие слух. Склоняю голову и ловлю ртом её сосок, удерживая полусферу снизу. Прикусываю, заставляя Мышку тихо пищать и набирать скорость. Из неё течёт обильно и жарко. Мучаю пальцами вторую бусинку. Ночь пропитывается запахом её тела, волос, смазки. Негромкими звуками шлепков, заглушаемых стонов. Рина утыкается лицом мне в шею и раскачивается быстрее. Поднимается выше. Я подмахиваю ей снизу. Приподнимаю за бёдра. Двигаться в ней легко, даже не глядя на то, что очень тесно и туго. Скатываюсь ниже в положение полулёжа. Упираюсь стопами в дерево палубы и шире развожу колени. Толкаюсь навстречу каждый раз, когда Дарина опускается. Закусив губы, смотрю на самозабвенно скачущую на мне Мышку. Ресницы дрожат на румяных щеках. Распахнутые губы вибрируют, отпуская звонкие стоны. Грудь подпрыгивает на каждом движении.

Понимаю, что это самое прекрасное, что мне приходилось видеть в жизни. Искренняя и чистая, свежая, робкая, настоящая. Немного наивная и доверчивая. Но такая моя. Под кожей. В крови. В сердце. В мыслях. Она везде. Часть меня. В день, когда она родилась, наша судьба была предрешена.

Перехватываю её снизу и укладываю грудью на себя. Впиваюсь в губы. Быстрее двигаю бёдрами, забирая инициативу.

- Расслабься, сладкая. – шепчу хрипло в ухо. – Я дальше сам.

Ринка послушно обмякает. Целует лицо, куда попадает. Царапается. Нахожу нужную точку соприкосновения. Меняю тональность её стонов. Тараню её быстро, но не резко. Выхожу до головки и возвращаюсь почти до упора. Чувствую, как шляпа упирается в матку. Пах, яйца и ноги мокрые от того, как из Дарины течёт. Она возбуждена до предела. На очередном толчке Мышка стягивает тугие обручи на члене. Мелкая внутренняя дрожь, а за ней острые пульсации, отзывающиеся судорогами и в моём теле. Она стискивает плотно. Жарким кольцом стирает границы сознания.

- Бог мой… - кричит шёпотом, вонзая зубы в плечо.

Яркая вспышка ослепляет на секунду достаточную, чтобы забыть обо всём. Живот напрягается. Жар скатывается по ногам. Яйца поджимаются и впрыскивают сперму в семенные каналы. Выдергиваю член за секунду до того, как из него вырывается мощная струя семени. Кончаю на вспотевшие ягодицы. И, сука, Рина получает свои стоны. Не выходит сдержаться. Мышцы пресса и в паху продолжают сокращаться, а я уже целую сладкие губы. Размазываю сперму по её коже, клеймя своим запахом.

- В этот раз я всё сделала правильно? – спрашивает тихо, но в интонациях проскакивают игривые нотки.

Знает, что сделала всё зашибись. Для скромной девственницы быстро разобралась с «наездницей» и довела Кота до оргазма за каких-то десять минут.

- И даже лучше, Ри-на. А теперь я тебя накажу, что вынудила меня тебя трахнуть. – рычу, под её смех и визги заваливая на спину и зацеловывая каждую частичку её больше не девственного тела.

Глава 38

Четыре дня мы проводим на яхте в открытом море. Утром перебираемся на остров и много плаваем. Костя неустанно учит меня держаться на воде, правильно грести и всегда страхует. Мы гуляем по острову. Перекусываем неиссякаемыми запасами еды, которая берётся непонятно откуда. Загораем. Не скажу, что много разговариваем. Кот не слишком многословен. О семье не рассказывает, о том, чем занимается, я не спрашиваю. Страусу проще засунуть голову в песок, чем посмотреть правде в глаза. Зато я узнала, что особняк Котовские выкупили у обнищавшего графа ещё в прошлом столетии. С тех пор он достраивался, разбивался сад, лабиринт, фонтаны, современные коммуникации. Второе крыло, в котором, как оказалось, жил мой похититель и брат Кости — Дамир, пристроено всего сорок лет назад, но с полным сохранением архитектуры и стиля. Ещё мне стало известно, что в гараже у Кости двадцать семь машин, шесть из которых эксклюзивные и в России в единственном экземпляре. Он обещал показать мне всю свою коллекцию. А ещё две другие яхты и поездки на всех катерах, которые стоят в морском гараже.

Ещё Костя сказал, что научит меня водить машину и купит права. Я заявила, что буду учиться сама. Не знаю, как так произошло, но мы вроде как даже поссорились. Он хочет дать мне всё. Я же хочу всего добиться сама. Сама учиться, сама зарабатывать. Понимаю, что для такого человека, как Котовский, наверное, даже унизительно, что его женщина работает, а не живёт в салонах красоты, бутиках, в праздности, лени и роскоши. По его мнению, я должна валяться на кровати, красить ноготки и тыкать пальцами прислуге, что положить мне в рот. И ждать его ночами в красивом белье, со свежей эпиляцией, обмазанная маслами и кремами, расслабленная после массажа, с причёской и макияжем, на которые и был потрачен весь день. И так раз за разом. Но я так не умею. В этом моменте, на яхте или острове, где мы только вдвоём, я счастлива. Но впервые перспектива моего будущего стала пугать по-настоящему. Я не умею быть куклой, живущей только для того, чтобы быть красивой и ублажать своего кукловода.

- Перестань, Ри-на. – лениво тянет Кот, растянувшись во весь рост прямо на белоснежном песке. Поворачиваю на него голову, пристроенную на подтянутых коленях. – Не думай.

Вздыхаю и отворачиваюсь. Смотрю на бесконечную синеву, сегодня кажущуюся бирюзовой из-за ярко-голубого неба.

Что такое свобода? Я никогда не задумывалась над этим раньше. Дом, учёба, работа, бабушка, постоянные мысли о деньгах? Есть ли в этом возможность выбора? Жила ли я так, как хотела? Была ли я свободной? Или роскошная вилла и шикарный мужчина, которого люблю и для которого я «особенная»? Возможность ездить на шикарных машинах, ходить на яхте, жить как королева, чьи капризы исполняются по щелчку пальцев? Разве такая она — свобода, когда не надо ни чём думать и волноваться, но при этом жить не так, как хотела бы? Не заниматься любимым делом? Я уже не знаю, получилось бы у меня вернуться к прошлой жизни, где нет Кости или не смогла? Я не знаю, как без него. Но и как с ним, тоже слабо представляю. Мнимая свобода или золотая клетка? Если бы я только могла попросить у кого-то совета.

- Рина, сладкая, прекрати. – просит тихо, поцеловав в голое, нагретое солнцем плечо. – Ты не пленница. Как только решу вопрос с Дамиром, можешь идти в эту свою автошколу, если тебе так хочется.

- Правда? – расплываюсь в улыбке, поворачиваясь к нему.

- Правда, сладкая. И, раз уж на то пошло, сессии сама закрывать будешь. Денег на взятки не дам. – толкает с такой мальчишеской улыбкой, что все мои сомнения развеваются по ветру.

Пискнув счастливо, бросаюсь ему на шею и по-детски зацеловываю всё лицо под грудной низкий смех. Кот заваливается на спину и затягивает меня сверху. Ловит мои губы и пробирается языком в рот. Его пальцы оказываются под плавками. Умело разжигают жидкий огонь во всём теле. Костя приспускает шорты и хрипит:

- Давай, сладкая. Люблю, когда ты сверху.

От его хриплого тона и тёмного взгляда у меня мозги плавятся. Меня отбрасывает на миллион лет назад, когда все существа на планете жили лишь на инстинктах. Развязываю завязки купальника и скидываю его на песок. Крупные грубые ладони с нежностью накрывают полусферы и сдавливают их. Пальцы перекатывают соски, вырывая из меня громкие стоны. Заведя руку за спину, нащупываю огромную твёрдую эрекцию и глажу.

После нашего первого раза Костя, как и обещал, дал моему организму два дня на восстановление. Вчера мы не выбирались из постели, стоящей на палубе. Мне нравится заниматься с ним любовью. Не уверена, что с кем-то другим было бы так же хорошо, но с ним я готова на всё.

Приподнимаюсь и насаживаюсь на гладкий ствол сразу до конца. Ловлю сдержанный стон мужчины и улыбаюсь. Он играет с грудью, сосками, гладит и сжимает. Приподнявшись, втягивает вершинку в рот и посасывает. Откидываю голову назад, скрывая волосами его пах, и не сдерживаю громких удовлетворённых стонов. Пружина стягивается быстро и так же стремительно взлетает, оставляя после себя слабость и наслаждение. Костя фиксирует мои бёдра и вколачивается снизу. Быстро, резко и мощно. Не успеваю прийти в себя после первого оргазма, как меня накрывает второй волной.

Спустя время мы так и лежим — обнажённые, вспотевшие и довольные. И ни стыда, ни страха.

- Люблю. – шепчу беззвучно, поцеловав солоноватую шею.

Кот, видимо, слышит, потому что его объятия становятся крепче. А мне кажется, что надёжнее места, чем в его руках, нет на земле.

- Поплаваем? – предлагает с усмешкой.

Киваю и скатываюсь с него. Песок оказывается везде. Даже там, где его быть не должно. Беру верх от купальника, но Костя легко перехватывает его и отбрасывает подальше.

- Это лишнее, Ри-на. – выбивает, спуская шорты до конца.

Плавать голыми в море оказывается слишком приятно и интимно. Первое время я постоянно боялась, что кто-то увидит нас без одежды на яхте, а Кот заверял, что сюда не сунется никто. И действительно, за пять дней даже в отдалении на горизонте не появилось ни одной яхты или катера. Мы словно остались одни на целом свете. Понимаю, что придётся вернуться в реальность, но предпочитаю временно забыть об этом. Здесь даже связи нет. Насколько же надо контролировать всё, чтобы почти на неделю забыть обо всём и пропасть из зоны доступа?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Высоко держа голову, уверенно гребу к Косте. Туда, где нет дна. Где из опоры у меня есть только он. И я доверяю ему настолько, что не паникую, когда он отдаляется. Не паникую, не истерю, не пугаюсь. Устав, переворачиваюсь на спину и просто качаюсь на волнах, зажмурившись от слепящих солнечных лучей.

- А-а-а!!! – визжу, когда Костя внезапно оказывается подо мной и кусает за ягодицу. Выныривая, сплёвывает воду и хохочет. Потирая место укуса, тоже смеюсь и грожу ему пальцем. – Не пугай меня так больше. Я и так периодически заикаюсь.

- Вот этого не надо, сладкая. – грозно выбивает он, обнимая.

Обхватываю его ногами и руками. Сама пробираюсь языком к нему в рот. Снизу подпирает каменное естество. Грудь расплющивается об его стальные мышцы. Отросшая за эти дни щетина выглядит небрежно и придаёт ему какой-то лёгкий флер бесшабашности. Она щекочет губы, подбородок и щёки. Потираюсь промежностью о его член. Сама направляю его в себя. Он легко проскальзывает в возбуждённое тело до упора.

- Ох, сладкая, ты у меня такая горячая. – бормочет между поцелуями. Неспешно раскачивает меня вертикально, растягивая под себя. Насаживает каждый раз на всю глубину. Покусывает мои губы. Отвожу голову назад и вбок, требуя уделить внимания шее. Костя не заставляет ждать. Собирает языком солёную воду, заменяя её вязкой слюной. Прихватывает зубами кожу. Не переставая, двигает бёдрами навстречу моему расслабленному, безвольному телу. – Дарина… Девочка моя… - рычит, как только проходят первые спазмы оргазма.

Вытаскивает меня, разомлевшую, на берег и, сменив темп на предельно бешеный, догоняется сам.

Так проходят ещё два дня. Такое приятное безделие и ничегонедумание. Не навязанное, как в его доме, а сладостное и тягучее, как наши дни и ночи, наполненные поцелуями, ласками, сексом. Я больше не стесняюсь ни его тела, ни своего собственного. Мне даже нравится ходить голой, потому что Костя каждый раз такими глазами смотрит на моё тело, что, кажется, пожирает живьём. Или сжигает. А потом набрасывается на меня так, словно долгое время был лишён женского общества.

Завтра мы возвращаемся на материк, оттого немного грустно. Я бы хотела остаться тут навсегда. С ним вдвоём. Без страхов и переживаний. Забыться и раствориться в нём.

- Не грусти, Мышонок. – просит глухо, обнимая со спины.

Крепче стискиваю пальцами борт яхты и смотрю, как солнечный шар ползёт за горизонт. Кот протягивает мне бокал шампанского. К нему он тоже меня приучил. Я пью очень мало, но с удовольствием. Делаю крошечный глоток и откидываюсь затылком на его плечо. Заглядываю в склонённое лицо и шепчу с надрывом:

- Я так не хочу возвращаться. Там всё будет по-другому.

На глаза наворачиваются непрошенные слёзы, но мне удаётся их сдержать.

Кот проводит костяшками пальцев по щеке и шее.

- Для тебя… Для нас, - поправляется, прочистив горло, - всё останется по-прежнему. – убеждает уверенно.

Закусив нижнюю губу, отрицательно качаю головой.

- Не будет. Тебя не будет рядом. Я опять останусь одна и буду думать ночами: где ты, что делаешь, живой ли вообще. – заканчиваю шёпотом.

- Дарина, - ровно проговаривает, поворачивая меня лицом к себе. Облокачиваюсь спиной на борт, слегка прогнувшись в пояснице. Обнимаю его за торс, доверчивыми глазами впитывая каждую черту его расслабленного лица. – Со мной ничего не случится. Теперь я буду предельно осторожен. Охрану уже усилил. Они проверяют все возможные пути добраться до меня. Дамира ищут. Сладкая, я тебя одну в этом мире уже не оставлю. Ты теперь часть меня. А я часть тебя. Я не подохну хотя бы потому, что не отдам тебя никому другому.

- Ты дурак, Кость. – выдавливаю со слезами на глазах. – Какие другие? Мне только ты нужен. Я с тобой хочу.

Он обнимает ладонями моё лицо и очень нежно целует. Гладит губы языком. Пощипывает своими губами. Касается своим лбом моего и заявляет весомо:

- Ты будешь со мной. И никогда не забывай свои слова. Не отказывайся от них.

- Костя, что такого ужасного я могу узнать, чтобы отказаться от своих слов и предать свои чувства? – выдыхаю с осторожностью, стараясь понять по его помрачневшему лицу, какие страшные секреты способны уничтожить мою к нему любовь.

- Не думай об этом, Ри-на. – выбивает сухо, но с жёсткими нотками, пропитавшими его интонации.

Чем меньше я стараюсь об этом думать, тем навязчивее становятся мысли. Они пчелиным роем гудят в голове. Какие-то неведомые раньше чертята требуют докопаться до всех грязных секретов Котовского. Окунуться вместе с ним в грязь и в кровь. Перестать быть страусом и увидеть, наконец, его истинную сущность. Кто он и что из себя представляет. Какие дела на самом деле ведёт. Узнать, откуда у него такие деньги. Кто была та женщина в амбаре. За что брат пытался убить его. Куда пропадает ночами.

Отгоняю все навязчивые вопросы. Обнимаю мощную шею и заставляю себя забыть обо всём, кроме нашей последней ночи на яхте.

Сегодня много сладкого шампанского, фруктов и деликатесных закусок. Плавания голышом ночью. Занятий любовью. Тяжёлого, рваного дыхания. И моих признаний в любви. Я напоминаю себе, что выбрала быть с ним, закрыв глаза на всё. И никогда не откажусь от своих слов. У меня даже получается выкинуть всё лишнее из головы и раствориться в ночном штиле.

На берег мы возвращаемся с самого утра. Едва показывается полоска земли, Костя, поставив автопилот, почти всё время говорит по телефону или пишет сообщения. Много хмурится и беззвучно сыплет матами. От беззаботного мужчины, топящего меня в страсти и нежности, не остаётся и следа. Лишь воспоминания. Мне становится зябко и неуютно. Стоя на носу «Donum», кутаюсь в собственные руки, хотя солнце жарит во всю мощь. Поглядываю на цедящего что-то в трубку Кота. В его пальцах медленно тлеет сигарета. Собранный и напряжённый. Отворачиваюсь и ёжусь.

Так хочется навсегда остаться в море или на том острове и никогда не возвращаться в реальность.

- Чего опять загрустила? – холодно спрашивает, подкравшись сзади.

- Просто грустно. – отзываюсь беспечно, пожав плечами.

- Улыбнись, сладкая. – требует, щекоча щетиной.

Растягиваю губы в улыбке, только и сама понимаю, что глаза у меня пустые.

- Девочка моя. – сипит, прижимая голову к плечу. Второй рукой рисует круги на лопатках. – Мне надо будет отъехать на пару дней. Ты только не расстраивайся. – отлично считывает моё настроение. – Ничего не случится.

- Знаю. – выдыхаю ему в шею.

Только интуиция ставит моих зверьков на уши. Улей жужжит всё громче, тревожа их. Что-то случится. Что-то обязательно случится. А я не знаю, как это остановить.

Глава 39

К счастью, все мои страхи оказываются напрасными. Костя не уезжает, как только ступаем на землю. Обняв меня за талию, ведёт прямиком в дом. Едва открывается дверь, как в ноги бросается Шедоу. Подхватываю на руки мурчащего котёнка и прижимаю к себе.

- Как ты вырос, малыш. Не скучал тут без меня? – щебечу, гладя ластящийся комок шерсти.

Слышу усмешку в коротком хмыке Кости. Он касается одним пальцем кошачьего уха, на что котёнок сразу лезет к нему ластиться.

- Не, зверь, это не ко мне. – выбивает с улыбкой, поцеловав меня в висок. – У тебя хозяйка есть. Об неё и обтирайся.

- Ты не любишь животных? – спрашиваю, подняв на него взгляд.

- Неверная формулировка, Рина. – отзывается сухо. – Любить — это не про меня.

В груди что-то болезненно колет и сжимается от его слов. Если не любовь, то что тогда? Что значит «особенная»? Снова вопросы, ответы на которые я вряд ли получу.

Косте не показываю, как меня расстроили его слова. Продолжая щебетать над Шедоу, вспоминаю искусственные улыбки, которые дарила посетителям ресторана. Пора научиться прятать свои эмоции, чтобы защищаться от реальности, которая рано или поздно обязательно шарахнет.

- Что ты хочешь на обед? – задаёт вопрос, как только за нами закрывается дверь. Я только плечами пожимаю. – Понял. Морепродукты?

- Можно. – ещё раз безразлично жму плечами и улыбаюсь.

Какая еда, когда у меня на душе разруха? Мало того, что зверьки скребут без остановки, так ещё и птицы бушуют. В ушах пульсирует:

любовь — это не про меня.

Кто же я в его жизни? В его доме? Он готов исполнять все мои капризы, но при этом… не любит? Но если это всего лишь вожделение, почему он относится ко мне так, словно секс для него не столь важен? Столько ждал. Потом ещё два дня дал на восстановление после первого раза. Я совсем его не понимаю.

- Рина. – окликает мужчина. Оборачиваюсь через плечо, рассеянно моргая. Так задумалась, что не заметила, что он остановился, а я механически продолжала брести к лестнице. – Хочешь перебраться в мою спальню?

И снова эта мальчишеская, немного хулиганская улыбка, делающая его похожим на самого обычного человека.

Вот опять… Он спросил, а не приказал. Как всё это воспринимать?

- Хочу. – растягиваю губы шире уже искренне. Засыпать с ним и просыпаться. Заниматься ночами любовью. Учиться доставлять ему удовольствие и слышать, как завывает мартовский кот. – А мои вещи?

- Оставь там. Мне достаточно только тебя. Тряпки пускай будут в той спальне.

Быстро подхожу к нему и обнимаю одной рукой, второй держа Шедоу. Целую его в губы и шепчу:

- Я люблю тебя.

Наверное, таким образом я стараюсь поделиться с ним своей любовью. Чтобы не просто принял, но и разделил мои чувства. Ещё недавно я думала, что мне не нужны взаимные признания. А сегодня понимаю, что это не так. Я хочу услышать его ответное признание. Только его не следует. Я не расстраиваюсь. Честно. Не стоит изводить себя напрасными ожиданиями. Такой Котовский человек. Любовь не про него. Зато моя целиком и полностью для него. Всю без остатка отдам, лишь бы растопить его сердце. Оно не каменное, я знаю. Просто его надо согреть.

- Иди в душ, сладкая. – хрипло проговаривает Кот, глядя на меня потемневшими от похоти глазами. – Я скоро присоединюсь к тебе.

- Я хочу в ванную. – шепчу ему в губы. – Ты не сильно спешишь?

Провожу ногтями по коже на груди в расстёгнутом воротнике футболки. Костя издаёт гортанное рычание и сгребает в кулак волосы на затылке. Тянет назад, вынуждая откинуть голову и принять его жёсткий, на грани грубости поцелуй. Его язык с напором врывается в рот, стирая все вопросы и сомнения. Оторвавшись от меня, хрипит:

- Жди меня в ванной. И беги быстрее, пока я тебя прямо тут не завалил.

Захихикав, сбегаю. Костя отпускает звонкий шлепок по попе, подгоняя. Забегаю в свою комнату. Нахожу в шкафу красивое прозрачное бельё нежно голубого цвета и шёлковый халатик того же оттенка. Почесав котёнка, иду в спальню Кости. Настраиваю в джакузи тёплую воду. Наливаю в воду пену, притащенную с собой. Закусив губу, поздно понимаю, что вряд ли Кот захочет пахнуть ландышами с цитрусовой ноткой. Ладно, потерпит. Скидываю платье и нижнее бельё. Проверяю пальчиками ноги температуру и забираюсь в воду. Скатываюсь вниз и прикрываю глаза от блаженства.

Как же хорошо.

Дома у нас была крошечная ванная, где приходилось мыться едва ли не сидя. А здесь она такая огромная, что несколько человек поместятся.

Закрадывается ещё одна неприятная мысль, которую не получается отогнать. Зачем Косте ванна, если он моется исключительно под душем? Чтобы так же, как со мной, лежать в ней с другими женщинами и пить шампанское?

Так всё, Дарина, перестань мусолить свою ревность со всех сторон! Женщин у него было много. Чего он никогда не скрывал. Возраст. Деньги. Флер опасности и агрессивная энергетика. Всё это притягивает женщин всех мастей, возрастов и статусов. Сейчас он с тобой. И вряд ли всем говорит, что она на всю жизнь. Он говорит это тебе. Такие, как он, словами не разбрасываются. Сабира исчезла. Есть только ты. И перестань думать о том, что когда он уезжает, то проводит время с другими.

- И опять ты грузишься. – шипит Кот, с небольшим всплеском опускаясь в джакузи напротив. – Девочка, что тебя гложет? – спрашивает мягко, поддевая мои локти и подтягивая к себе. Поворачивает спиной и укладывает на себя. Ладонями гладит грудь. Приподнимает. Играет с сосками. Губами чертит по лицу. – Поделись со мной.

Вздыхаю и закрываю глаза. Стараюсь отключиться от ощущений, которые он дарит, и стягивающейся пружины.

- Куда ты уезжаешь? – выдавливаю сиплым шёпотом. – Я ничего не знаю о твоей жизни за пределами дома.

- Ты не захотела знать, Рина. – напоминает тихо, притягивая ещё ближе.

- Не захотела. – соглашаюсь, кивнув. – Я боюсь знать твою тёмную сторону. Но у меня странное предчувствие. А ещё я ревную. – выпаливаю резко и вся сжимаюсь, боясь, что он сейчас разозлится на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но Костя лишь негромко и коротко смеётся. Сжав пальцами нижнюю челюсть, поворачивает лицом на себя. Оставляет лёгкий поцелуй на губах и выталкивает:

- У тебя нет поводов для ревности, Ри-на. – ох, обожаю, как он произносит моё имя. Аж мурашки от этого. – Если тебе так нужна правда, ты её получишь. Для меня самого странно то, что кроме тебя у меня больше никого нет. Обычно женщины в моей постели менялись с завидной периодичностью.

- А Сабира? – лепечу, подтягивая колени и сворачиваясь эмбрионом.

- Четыре года она грела мою постель, да. Верности я ей никогда не хранил. Всё это время были другие. Но с тобой их нет.

- И не будет?

Костя молчит. И его молчание пугает сильнее откровенного признания. Сама понимаю, что сейчас его интересую только я. Но не факт, что в будущем я не надоем, и он не начнёт искать развлечения на стороне. Для человека, привыкшего ни в чём себе не отказывать, верность — пустой звук. Никто не может знать, что будет в будущем.

- Дарина, если ты будешь со мной, несмотря на мою деятельность, то не будет других. Особенная — не просто слово. Это моё обещание тебе. Клятва, которую я не нарушу.

Как бальзам на душу. Рвано выдыхаю и прокручиваюсь к нему лицом. Обнимаю ладонями щёки и нежно целую, вкладывая все свои чувства, любовь, страхи, мечтания.

- Скажи мне, сладкая. Мне так нравится слышать, когда ты говоришь.

Сразу понимаю, чего он от меня хочет. Я боялась надоесть, но для него это словно желанная доза.

- Я люблю тебя, Костя. Очень сильно. – глажу пальцами его скулы, глядя в синие глаза, в которых неслабо штормит. – Не думала, что после того, каким образом мы встретились, смогу испытать нечто подобное. Зная, кто ты и чем занимаешься. Но я полюбила всем сердцем. Не разбивай его, пожалуйста. Я слабая. Не выживу.

Он до хруста сгребает в охапку и притискивает к себе.

- Не разобью. Буду хранить и оберегать сильнее, чем собственную жизнь. Твоя любовь для меня самый дорогой и желанный дар, Дарина. Ты только моя девочка. Моя Мышка.

- Тогда и ты будь только моим.

- Я буду, Рина. Только для тебя. Я давно дошёл до той степени, когда ничего не привлекает, не радует, не удивляет. Но ты смогла сделать невозможное. – накрывает мою руку своей и, слегка сдавив, опускает себе на грудную клетку. – Ты заставила этот чёртов орган ускоряться. И это важнее всего прочего.

Бог мой, я сейчас от счастья умру. У самой сердце вокруг себя вихрь закручивает. Вместо крови — чистый концентрат любви и нежности.

- Люблю тебя. – шепчу то, что набивает ритмом сердце.

- Иди сюда, сладкая.

Мужчина приподнимает за попу и разводит мои ноги шире. Безропотно седлаю его. Горячий и твёрдый член упирается снизу, подрагивает, разжигает ответное желание. Встречаю рот Кота на полпути. Впускаю его язык. Заводим жаркий танец, распаляющий вожделение. Низ живота тянет. Между бёдрами мокро и склизко. Он направляет головку в меня. Эрекция легко входит до самого корня. Синхронные стоны срываются друг другу в рот. Его — вибрациями скатываются по горлу в желудок. Цепляюсь пальцами в крепкие плечи со свежими царапинами после утреннего секса в море. Раскачиваюсь. Костя покусывает и лижет соски. Стону всё громче. Его достоинство растягивает меня. Наполняет. Легко скользит внутри, разжигая всё новые очаги. Темп растёт по мере накала похоти. Вода расплескивается по мраморному полу. Мужчина приподнимает меня за талию и опускает с силой. Задерживает и цедит сквозь зубы:

- Секунду, сладкая. Ты такая горячая и тесная, что сложно долго продержаться.

Понимая, о чём он говорит, непроизвольно краснею. Чтобы скрыть смущение, облизываю его губы. Его член подрагивает во мне. Птицы хлопают крыльями. Внутренние мышцы сокращаются вокруг него. Костя шипит и всасывает мой язык. Смазки становится ещё больше. Я с ним становлюсь развратной шлюшкой, готовой на всё. Мне хочется научиться делать ему минет. Заставлять его стонать и рычать. Чтобы, как сейчас, не мог сдержаться.

Он подаётся бёдрами вверх, доставая головкой до самых глубин. Вгоняю ногти глубже. С губ срывается очень громкий стон-всхлип.

- Бля, сладкая, как у тебя получается так меня доводить. – рычит, кусая за сосок.

Пищу и дёргаю его за волосы. Сталкиваясь взглядами, сцепки больше не разрываем. Скачу на нём, стону, кусаю губы, но смотрю в эти волшебные глаза. Все ощущения усиливаются до предела. Вода льётся литрами на пол. Губы покалывает от желание поцеловать его. Но не могу оторваться от его глаз. Грудь наливается. Соски ноют. Костя, держа зрительную связь, считывает мои желания. Сдавливает их тремя пальцами, тянет на себя и выкручивает. Задыхаясь ощущениями, скачу всё отчаяннее. Появляется чувство, что его достоинство становится ещё больше и твёрже и начинает мелко вибрировать. Но его тут же смывает жаркой волной оргазма.

- Костя! – выкрикиваю, выгибаясь дугой.

Наши животы сталкиваются. Я так плотно обнимаю лоном его член, что каждое его подрагивание ощущаю несмотря на то, что собственное тело рассыпается на микрочастички. Падаю ему на грудь, стараясь просто дышать. Просто пережить мощь удовольствия, разрывающего на куски. Его ладони мягко водят по спине. Кот убирает мои волосы на одно плечо и целует второе.

- Моя сладкая, горячая, нежная девочка. – бормочет, покрывая сотнями поцелуев. – Ты мне никогда не приешься. Тобой невозможно насытиться.

- Тобой тоже. – шепчу я, выбивая из него хрипловатый смех.

Кот снимает меня со своего члена и ласкает пальцами половые губки и между ними.

- Невозможно горячая. Не отпущу тебя. Никогда. А сейчас иди сюда. – притягивает себе на грудь и лениво оглаживает всё тело.

Потом так же лениво, без спешки моет. А вот языком доводит меня до нового опустошения слишком быстро. На руках вытаскивает ослабевшую и разомлевшую и несёт в кровать. Растирает полотенцем. Едва держу веки открытыми. Так всегда бывает, когда несколько раз кряду получаю удовольствие. Мне срочно нужна подзарядка во сне.

- Спи, сладкая. – шепчет откуда-то, кажется, издалека, хотя его губы касаются моих. – Восстанавливай силы. Постараюсь вернуться пораньше.

Хочу спросить, куда он уезжает, но язык не ворочается. Изо рта вырывается лишь выдох. Проваливаюсь в тёплую темноту.

Просыпаюсь, когда солнце уже почти скрылось. Обедаю салатом и освежающим холодным томатным супом, которые уже ждут на столе. Переодеваюсь и выхожу с Шедоу на улицу. Брожу между ароматных цветочных композиций, дыша полной грудью.

Я такая довольная и счастливая, что хочется петь и танцевать. Раскинув руки в стороны, кружусь вокруг небольшого фонтана с мраморной статуей Афродиты в центре. Напеваю под нос разные песни, которые вспоминаются. Даже когда темнеет окончательно, никто не отправляет меня в дом. Чувствую себя так, словно летать могу. Тело лёгкое и воздушное. Душой парю высоко в небе вместе с птицами. Только на землю меня возвращает знакомый женский голос, доносящийся со стороны дома, как только приближаюсь к нему.

- Я считаю, что нам стоит обсудить то, что было в больнице, Костик. – игриво проговаривает Сабира. Я не вижу её, но слышу каждое слово так чётко, словно она стоит прямо передо мной. – Я у тебя. – замолкает ненадолго, а потом произносит то, что разбивает сердце так, словно его скинули со скалы на острые камни. – Вот видишь, я же знала, что твоя малолетка не сможет удовлетворить все твои желания. Я знаю, как ты любишь. Хорошо. Еду домой и жду тебя там.

Глава 40

Дыхание почти останавливается. За ним и сердце. Расплывающимся в пелене слёз взглядом смотрю вслед Сабире. Она, изящно покачивая бёдрами, легко передвигается на высоких шпильках. Юбка красиво обтягивает подтянутую попу и крутые бёдра. Талия кажется совсем тонкой под широким поясом. Длинный чёрный хвост извивается змеёй. Куда мне до неё со своей не самой лучшей фигурой и полным отсутствием опыта? Она действительно знает, что надо Косте. У них было четыре года, чтобы она смогла изучить всё, что ему нравится. А он…

Как он мог? Ещё утром он говорил, что буду только я. А теперь… Теперь едет к ней. И я должна увидеть всё своими глазами, чтобы разбить себе сердце и перестать любить это жестокое чудовище, играющее чужими судьбами, как шахматными фигурами.

Решение слишком спонтанное, но я просто обязана знать правду.

- Артур! – кричу, зная, что хоть и не вижу его, но он всегда где-то рядом.

Так и есть. Три секунды — он передо мной.

- Дарина. – кивает уважительно.

- Здесь только что была Сабира. Я слышала, как она говорила по телефону. Она задумала что-то плохое. Надо за ней проследить. – тараторю быстро и сбивчиво, не заботясь о том, как это звучит. – Она хочет отомстить Косте за то, что бросил её. Заманивает в ловушку. Пожалуйста. – бросаюсь к нему, хватая за руки и заглядывая в тёмные глаза.

Лицо Артура, как и всегда, словно застывший воск. Лишь брови слегка сползают к переносице.

- Уверена? – бесцветно спрашивает громила.

- Да. Говорю же, я слышала! – активно киваю головой, таща его в сторону гаража. – Надо ехать за ней.

- Необходимо предупредить Константина Геннадьевича. – выбивает, доставая смартфон.

Нет-нет! Нет!!! Если он позвонит ему, то всё пойдёт насмарку. Нельзя этого допускать. Только не умею я лгать и плести интриги. Надо убедить его поехать за ней.

- Не надо. – тащу его запястье вниз. Думай, Дарина, думай. – Надо поймать её с поличным. Если Костя приедет к ней, то мы его прикроем.

- Не мы. Я. – отсекает льдом.

- Я поеду с тобой.

- Нет. Ты останешься тут. Он мне шею свернёт, если с тобой что-то случится.

Оставив меня одну на дороге, садится в огромный, тонированный наглухо внедорожник. Стою, кусая губы. Если я не увижу то, что добьёт меня, то так и буду глупой Мышкой, слепо верящей ему. Потому что он скажет, что ничего не было. А я снова суну голову в песок.

Забив лёгкие до отказа, срываюсь с места и запрыгиваю на заднее сидение за секунду до того, как машина начинает двигаться. Артур зло зыркает на меня в зеркало заднего вида.

- Нет времени припираться. – рассуждаю запыхано. – Пока будешь вытаскивать меня из машины, Сабира уедет.

Недовольно поворчав, выезжает на единственную трассу, ведущую вниз. С облегчением вздохнуть, естественно, не могу. Напряжение настолько сильное, что звенит в салоне автомобиля. Воздух сгущается, хоть ножом режь. Дышать тяжело. Каждый вдох приносит с собой боль и острые осколки предательства, полосующие сердце и лёгкие. Готовлюсь умереть морально, пусть и не уверена, что это то, к чему можно подготовиться. Как пережить то, что мужчина, в чьи сильные, но одновременно ласковые руки вложила своё сердце, оказался лжецом и предателем? Я не знаю. Бог мой, я не представляю, как справлюсь со всем этим. Всю жизнь я была слабой, хоть и старалась тянуть слишком многое. Рядом с Котом совсем расслабилась. Перекинула на него весь груз, что давил на плечи. Теперь придётся вернуться в реальность, которая стала ещё хуже и опаснее, чем до рокового вечера в ресторане. Надо будет попробовать занять у девочек денег, чтобы уехать отсюда и хватило на первое время. Пока не найду работу. Придётся бросить учёбу и устроиться на полный рабочий день. К тому же, Котовский переводил бабуле такие суммы, что она могла бы полгода красной икрой питаться. Уверена, что она и десятой части тех денег не потратила.

Ещё придётся объясниться с ней. Придумать, откуда такие деньжищи. Нужна какая-нибудь правдоподобная история, чтобы согласилась уехать из города без лишних вопросов. Правду говорить ей боюсь, вдруг сердце не выдержит. Тогда я потеряю единственного родного человека и останусь совсем одна.

Мир оказался совсем не таким, каким я видела его из своей раковины. Жестокий, мрачный, опасный. Полный удовольствий и мечтаний, ведущих в никуда.

Глаза видят лишь красное пятно машины Сабиры, движущейся достаточно быстро. Спешит к Косте. К мужчине, который ещё утром занимался со мной любовью и говорил, как я важна для него. Заверял в своей верности.

Господи, хоть одно его слово было правдой?!

Сморгнув накатившие слёзы, отворачиваюсь к боковому стеклу. Смотрю, но не вижу проплывающих мимо зелёных склонов, шикарных вилл и блестящего в солнечных лучах моря. Вижу лишь серое, бесперспективное будущее в одиночестве и страхе снова довериться кому-либо.

Джип въезжает на закрытую территорию жилого комплекса. Останавливается через пару подъездов от красной маленькой машинки, из которой выходит Сабира. Даже на расстоянии вижу её самодовольную улыбку победителя.

Сучка! Ненавижу! И Костю ненавижу! И себя ненавижу! Слепая, наивная дура!

- Жди здесь. – приказывает Артур, заглушив двигатель. Уже выйдя из машины, выдаёт эмоции, которых не показывал никогда раньше. – Пожалуйста, Дарина. Я не шутил, когда говорил, что Кот меня грохнет, случись с тобой что.

С этими словами захлопывает дверь и идёт к подъезду, где скрылась Сабира. Скольжу глазами по двору, борясь с желанием рвануть следом. Не хочу подставлять Артура. Но, наткнувшись на машину Кости, забываю обо всём. Выскакиваю и ныряю в подъезд вместе с какой-то бабулей.

А что дальше? Куда идти?

Внимание привлекают почтовые ящики с номерами квартир, фамилиями и инициалами владельцев. Цепляюсь за фамилию Осмонова С. Больше ничего подходящего не вижу.

Поднимаюсь по лестнице на пятый этаж и слышу тяжёлые шаги спускающегося вниз Артура. Он, видимо, не знает, где именно искать. Подбегаю к нужной двери и замираю, положив ладонь на ручку. Что бы я там не увидела — переживу. Тяну на себя тяжёлую дверь и зажимаю рот ладонью, пытаясь удержать в себе рвущий грудь крик.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Костя прижимает к стене Сабиру. Его лицо очень близко к её. Он что-то тихо говорит ей. Одна ладонь упирается около её головы.

Меня трясёт так сильно, что стучат зубы. Сердце колотится в голове. Ротовая полость пересыхает. Зрение становится тоннельным, замечая лишь мужчину и женщину.

- Твою же! – слышу рёв за спиной, но отвернуться не могу.

- Дарина? – шипит Кот, повернув на меня голову.

Тьма в его глазах пугает и приводит в чувство. Вынуждает бежать. Кубарем скатываться по ступенькам. В ушах стучит: беги, беги, беги. Прячься. Не дай ему поймать тебя. Не дай сломать.

Быстрые, гулкие шаги не отстают. Выбегаю из подъезда, понимая, что не смогу сбежать. Он поймает. Оглядываюсь по сторонам. Спрыгиваю со ступенек и забиваюсь за ними в самый угол, надеясь, что кусты роз скроют меня достаточно, чтобы Кот не заметил случайно. Зажав рот обеими ладонями, вижу, как он выскакивает из подъезда и осматривается, крутя головой.

- Твою мать, Дарина! – взвывает, контузя своим рёвом.

Пусть это закончится. Пусть просто уйдёт. Как только отойдёт подальше, рвану в другую сторону. Не могу его видеть. Не могу слышать его голос.

Слёзы ручьями из глаз. По щекам. Капля за каплей срываются с подбородка, промачивая насквозь ткань футболки. Сцепляю трясущиеся пальцы в замок, скребу кожу до крови. Так сильно давлю на губы, сдерживая вопли, что слизистая рвётся об зубы. Во рту скапливается кровь. С трудом сглатываю её.

Мужской силуэт движется в сторону выезда с территории. Подскакиваю на ноги и мчусь в противоположную. Продираясь через клумбы и перепрыгивая невысокие заборы, сворачиваю за угол дома и влетаю в стену. С очень агрессивной аурой и ароматом муската.

Костя хватает за запястья и дёргает на себя.

- Ты что, блять, делаешь?! – кричит, повышая голос до баса.

- Отпусти меня! Я ненавижу тебя! Всё равно не нужна! Дай мне уйти! Прямо сейчас! – ору, пытаясь выдрать руки из его захвата.

Только всё бесполезно. Слишком слабая. Слишком неравные силы. Выжата. Опустошена. Убита.

Лишь по инерции продолжаю упираться, когда мужчина тащит меня за руку к машине Артура, открывает заднюю дверь и в прямом смысле зашвыривает на заднее сидение. Больно ударяюсь локтем об противоположную дверь. Смотрю на злое лицо затравленным взглядом и умираю. Рушусь. Рассыпаюсь.

- Вези её домой и запри в комнате. – цедит, не разжимая зубов, но взглядом держится за меня. – С тобой, Дарина, будет очень серьёзный разговор.

Бешено хлопает дверью, отчего вся обшивка жалобно вздрагивает. Машина приходит в движение, а я смотрю на то, как мрачная фигура возвращается в подъезд. К ней.

Слёзы текут и текут без остановки. Молча сижу, поджав под себя ноги, и беззвучно плачу. Вроде и не больно уже. Первая волна всё смыла. А остановиться не могу. Артур тоже молчит. В тишине провожает до комнаты и закрывает на ключ. Нарезаю по ней круги — не могу остановиться. Даже мыслей и предположений никаких. Что же будет дальше? Я не хочу этого знать. Пускай просто выпишет приговор и добьёт. Больше я никогда ему не поверю. Не буду любить. Сгнию изнутри от любви, но ему не отдам. Пускай просто убьёт.

Ноги подкашиваются от усталости, и я опускаюсь в кресло. Глаза жжёт. Закрываю их и, обессиленная, засыпаю.

Из сна вырывает ощущение надвигающейся катастрофы. Подняв ресницы, понимаю, что она уже нависла надо мной, приняв облик мужчины, которого любила и который разнёс мне сердце и душу. Вывернул наизнанку. Выпотрошил. Гляжу на него, но лица рассмотреть не могу — лунный свет освещает его со спины.

- Убивай. Давай. Ты уже всё сделал. Просто добей. – шепчу хриплым голосом.

- Дура, твою же мать! – рявкает, сдёргивая меня с кресла. До хруста и синяков впивается пальцами в плечи и силой встряхивает. Голова болтается, как у тряпичной куклы. – Что ты делаешь, Рина?! Ты хоть понимаешь, как это опасно?! – выбивает неадекватным криком. – Где-то там Дамир! Ты хоть представить можешь, что могло произойти?! Если бы ты попала к нему в руки?! О чём ты думала, Дарина?! – продолжает трясти, вопя в лицо. Впервые он поднимает на меня голос. А я слышу в нём только страх. Особенно явственно он проступает в следующих словах. – Я мог потерять тебя! Никогда не найти! Или найти то, отчего осталось бы только застрелиться! Слышишь, блять, Рина?! Я бы на хрен застрелился, если бы он до тебя добрался! Я тебя потерять мог… - заканчивает сипом и с размаху впечатывает в себя, крепко-крепко обняв. Мои руки безвольно висят плетьми вдоль тела. – Мог. Тебя. Потерять. – повторяет шёпотом.

- Ничего страшного. – выбиваю ядовито. – Сабира утешила бы.

- Сабира? Сабира, блять?! – вскипает, повышая голос. – Вот, что было с Сабирой!

Отталкивает меня и суёт в руки телефон с фотографией, где она сидит на полу с опухшим лицом, в кровоподтёках, с разбитыми губами и носом. Меня начинает тошнить от этого зрелища. Ещё недавно она сияла. А теперь белая блузка залита кровью.

- Это ты сделал? – вращаю непослушным языком.

- Я, Дарина. – сухо подтверждает мужчина, закуривая сигарету прямо в спальне. – За то, что она явилась сюда, хотя я предупреждал, чтобы не появлялась в моей жизни. Не собирался этого делать, лишь заставить уехать из города.

- Тогда почему сделал?

- Из-за тебя. Из-за того, что ты видела, слышала и подумала. – проговаривает ровно, но голос периодически срывается. – Не было ничего в больнице. Я под сильнодействующими был. Она под меня подлезла. Как только понял, что происходит, вышвырнул её из палаты. Я сказал, что ты у меня одна. Так и есть. Точнее было. – его слова режут без анестезии. Вскрывают рёбра и вспарывают сердце. Что значит: было? Хочу спросить, но ни единого слова вымолвить не могу. Смотрю на него и даже не моргаю. Он сам даёт ответ на мой немой вопрос. – Я отпускаю тебя, Рина. Сделаю то, о чём ты просила. Мне нужно было твоё слепое доверие. Его нет. И никогда не будет. Выбери город, в который хочешь уехать. Не меньше тысячи километров отсюда. Как я и обещал, у тебя всё будет.

Подходит, приобняв за плечи, целует в лоб и скрывается за дверью.

Глава 41

С той ночи проходит два дня. Костя уехал из дома и не возвращается. Его телефон недоступен, хотя я знаю, что он связывается с охраной. Меня никто не выгоняет, но Леся собирает мои вещи в сумки. Намёк прозрачнее слёз, которые постоянно скатываются по щекам. Мне хочется спрятаться, чтобы меня никто не нашёл, и дождаться Костю. Поговорить с ним. Попросить не прогонять. Я ошиблась. И очень перед ним виновата. Я готова признать свою вину и сказать, как сильно люблю его.

Останавливаюсь посредине своей спальни и оглядываюсь. Впервые мне хочется, чтобы камеры были на месте и он следил, потому что просто не могу молчать, носить всё это в себе. Глубоко вдыхаю и громко, чётко проговариваю:

- Костя, нам надо поговорить. Если не хочешь, то просто выслушай. Ты постоянно называешь меня глупой. Я такая и есть. Полная дура. Мне действительно трудно верить тебе. Но обещаю… - всхлипываю и шумно сглатываю. Вытираю подпирающие веки слёзы. – Обещаю, что больше никогда не поставлю твои слова под сомнение. – пробиваю сквозь рвущие грудь рыдания. Хочется упасть на пол, болтыхать руками и ногами, бить кулаками и вопить во всю силу лёгких, но я заставляю себя говорить. – Кость, я очень сильно… Очень-очень… люблю тебя. И боюсь, что не смогу дать тебе, что могла Сабира и другие. Я неопытная и глупая плакса. Но я буду стараться стать сильнее. Такой, какая нужна тебе. Я умоляю тебя, не надо всё так заканчивать. Я всему научусь. Буду верить тебе. Смогу справиться с собственными чувствами. Ты сказал, что мог потерять меня. А я слышала гораздо больше. То, о чём ты умолчал. Если я и правда дорога тебе, важна для тебя… Костя, что ты сейчас делаешь? Я тоже не хочу потерять. – выталкиваю, глотая горькие, отчаянные слёзы. – Костик, пожалуйста, поговори со мной. Я не уеду отсюда, пока ты не посмотришь мне в глаза и не скажешь, что я тебе не нужна. Буду драться, кусаться, но не уйду.

Сжимая в ладони телефон, жду, что вот прямо сейчас он оживёт. Но нет. Он не подаёт признаков жизни. На столе нетронутый завтрак. На часах уже начало восьмого вечера. А меня никто не ругает, что я не ем и постоянно плачу. Наверное, ему действительно уже всё равно. Правильно, зачем ему рядом такая истеричка.

Сегодня, как и в предыдущие ночи, жду, что он придёт и молча ляжет рядом. Что сдёрнет с кровати и накричит. Что навалится сверху, разорвёт одежду и оттарахает так, что все мои сомнения и страхи растворятся раз и навсегда.

За окном светает. Шедоу спит рядом, вытянувшись во весь свой уже немаленький рост.

- Костя, пожалуйста, не надо. – плачу в подушку. – Позволь мне остаться с тобой.

В очередной раз наревевшись, сползаю на пол и шлёпаю в его спальню, чтобы вдохнуть его мускатный аромат. Возможно, в последний раз. Посплю в его кровати. Представлю, что он рядом. Вспомню, как боялась и ненавидела сначала. Как медленно привыкала, узнавала, влюблялась. Как он приучал к своему телу. Как учил не стесняться собственного тела, желаний, возбуждения. Как впервые поцеловал, застав в одном полотенце и напугав до полусмерти. Как нёс на руках с балкона, где я уснула с книжкой, а я вдруг осознала, что не боюсь его. И что скучала.

В какой момент всё изменилось? Когда я его полюбила настолько, что не вижу жизни без него, не представляю будущего?

В комнату ступаю бесшумной тенью и сразу задыхаюсь тяжёлым облаком дыма и алкоголя, повисшими в воздухе. Темнота стоит кромешная. Шторы сдвинуты. Лишь в районе кресла мелькает одинокий огонёк сигареты, разгорающийся ярче, когда Кот затягивается.

- Кость. – зову почти пропавшим голосом.

- Зачем ты пришла, Рина. – отзывается он хрипом, словно долго сохранял молчание.

Механической походкой иду к нему и останавливаюсь за спинкой кресла. Провожу пальцами по его волосам. Опускаю ладони на плечи. Глажу. Среди вдыхаемых запахов вычленяю его собственный.

- Я не знала, что ты здесь. – выдыхаю тихонько.

- Это мой дом. – хмыкает, кажется, с презрением. – Где мне ещё прятаться и зализывать раны. Я готов был всё для тебя сделать, Рина. Измениться сам. Изменить свою жизнь. Стать кем-то другим. Только тебе этого не надо. Тебе надо совсем другое. Оказывается, есть то, чего я не могу. Знаешь, как дерьмово это понимать? Единственное, что я в силах сделать, отправить тебя туда, где ты будешь счастлива. Найдёшь себе того, кто будет ползать у твоих ног. Только пообещай мне кое-что. Не разменивайся по пустякам. Не дари свою любовь кому попало. Лишь тому, кто её стоит. Она у тебя такая светлая, яркая, чистая, что я её не стою. И не уверен, что есть хоть кто-то достойный тебя. Спасибо тебе, сладкая, что была в моей жизни, пусть и совсем недолго. Оно того стоило. Каждая минута. Секунда.

Он замолкает и делает глубокую затяжку. Успеваю рассмотреть его отросшую щетину и глубокие тени под глазами.

- Костя, не надо. – молю шёпотом.

- Надо, Рина. Ты была права. Я сломаю тебя. Ту часть, что излучает свет. Тебе не место рядом с таким чудовищем.

- Не прогоняй меня. – завываю, оббегая кресло и падая перед ним на колени. Хватаю его руку и пытаюсь рассмотреть хоть что-то. – Костик, я люблю тебя. Не хочу без тебя. Обещаю, что буду верить. Не стану сомневаться. Не поступай так со мной. – рыдаю, прижимая его ладонь к лицу, целуя, потираясь.

- Это не наказание, Дарина. Я тебя защищаю. От себя. От мира, который потушит твой свет. Я не могу этого допустить. – с нежностью гладит большим пальцем мою нижнюю губу. – Ты должна светиться. Освещать этот мир, где так мало чего-то хорошего.

- Я буду твой мир освещать. Стану твоей путеводной звездой. Костя, я потухну без тебя. Позволь мне остаться, прошу тебя. Умоляю, Костя. – реву в его руку, зацеловываю ладонь и пальцы, пахнущие никотином. Обнимаю за пояс. Прибиваюсь к груди. Покрываю поцелуями грудину в расстёгнутой рубашке. Касаюсь губами сосков. Твёрдых мышц. Глубоких шрамов. Задираю к нему лицо и трещу взахлёб: - Ты всегда давал мне выбор. Дай снова. Дай выбрать остаться с тобой. Любить тебя. Засыпать в твоих руках. Просыпаться рядом. Костя… Костик мой… я люблю тебя… Мой любимый человек. Ты для меня самый лучший. Я верю тебе во всём.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты слишком многого не знаешь. – отрезает безразлично, загасив сигарету в пепельнице и откинувшись на спинку кресла. – И этого я никогда тебе не расскажу. Ты меня не простишь. И если узнаешь правду, всё равно уйдёшь. Лучше сразу. С мясом. С сердцем. С человечностью. Вырвать всё. Выбросить. Потом хуже будет.

- Нет… Нет… - тараторю, бросаясь вверх — к нему на шею. Обнимаю. Нахожу его губы и целую. – Я останусь с тобой в любом случае. Останусь, Костя. Любимый мой мужчина.

- Ты не сдержишь слово, Дарина. – сдавливает ладонями мои щёки и отрывает от себя. Удерживает на расстоянии. – Ты не сможешь справиться с правдой. Не сможешь её принять.

Понимаю, что он пьян, о чём говорит крепкий запах алкоголя, но его слова бьют наотмашь. Хлещут розгами посечённое сердце. Цепляюсь в него так крепко, что не оторвёт. Рискую сломать ему шею, но мне всё равно. Втягиваю в рот его нижнюю губу и посасываю её. Глажу языком. Мну его шею. Распутываю всклоченные волосы, находящиеся в полном беспорядке. Кот, зарычав, подхватывает меня под попу и встаёт. Опоясываю ногами его торс и толкаюсь языком рот. Привкус алкоголя и табака сразу оседает на рецепторах. Мои слёзы стекают по его щекам. Застревают в щетине. Мужчина отвечает мне с диким напором. С животным голодом. С болью и отчаянием. Я чувствую его. Понимаю. Слышу то, о чём стучит его сердце.

Не разрывая болезненного сплетения губ и языков, в котором царапаемся и кусаемся, несёт меня к кровати. Сваливает на неё. Снимает рубашку, брюки, трусы. Падая сверху, разрывает на груди тонкую майку на бретельках. Обрушивает на грудь все свои эмоции. Сосёт, кусает, тянет, крутит соски. Оставляет засосы и следы зубов на ореолах и в основании. Срывает с меня шорты с тонким бельём. Раздвигает ноги и сразу же входит без подготовки. От неожиданности и рези в промежности взвизгиваю. Кажется, что меня вспороли и разорвали напополам.

- Мне больно. – лепечу, упираясь ладонями в его пресс.

- Терпи. – рыкает, врываясь до упора.

Нижнюю часть тела опаляет пламенем агонии. Мне ужасно больно. Я не успела возбудиться. Он вошёл на сухую и так же движется. В бешеном ритме. На предельной скорости. Когда мне уже кажется, что я не выдержу этой пытки и умру, его член начинает плавно скользить, орошённый выделяемой организмом смазкой. Боль отступает, давая место удовольствию. Подаюсь вверх и прижимаюсь к нему грудью. Соски раздражаются и горят от трения с его гладкой кожей.

- Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя. – повторяю на репите.

Костя двигается быстро, резко, грубо. Грызёт мои губы, пуская кровь. Ощущаю, насколько он напряжён, зол, взбешён. Пытаюсь успокоить. Глажу его плечи, спину. Легко перебираю волосы, пока он размашисто таранит меня. На каждом толчке меня подбрасывает вверх. Кот, стоя перед кроватью, вдавливает пальцы в бёдра, жёстко зафиксировав. Дёргает вверх, отрывая ягодицы от матраса. Выходит до самого конца, только чтобы ворваться обратно со всего маху. Мне до скулежа больно. Мне до сорванного голоса хорошо. Мне до невозможности приятно. Потому что понимаю, что сейчас он не сдерживается. Он такой, каким привык быть с другими. Впервые он открывает передо мной свою тёмную сторону. Не скрывает её. Не тормозит порывы. Трахает меня жёстко, агрессивно. И мне это нравится едва ли не больше, чем его томные ласки, затяжные точки, медленные поцелуи.

- Твою же мать… - рычит, вдалбливаясь до самой мошонки. Достоинство вибрирует во мне, крупно подрагивает. Внутри становится ещё горячее. И очень-очень мокро и липко. – Не готова ты к такому. Не кончила. – выталкивает с сожалением. Я только кручу головой. Мне всё равно. Главное, что он снова со мной. Во мне. Рядом. Снова мой. – Сейчас, сладкая. Потерпи.

Он начинает плавно раскачиваться. Медленно. Без спешки. Пальцами давит на клитор. Щипает его. Гладит. Я даже не понимаю, когда пружина успевает стянуться, как она выстреливает, заставляя птиц взмыть вверх.

- Костя! – выкрикиваю, изгибаясь дугой.

- Моя сладкая девочка. – сипит, падая сверху. Впивается в губы ласковым поцелуем. Зализывает оставленные им раны. Вытаскивает из меня эрекцию, и я чувствую, как вытекает жидкость. Сразу понимаю, что это не мои соки, но сую голову в песок. Не хочу сейчас об этом думать. – Лучше бы ты уехала, Ри-на.

Тянусь к нему и обнимаю. Шепчу в пересохшие и потрескавшиеся губы:

- Нет. Без тебя мне не лучше, Костя. Ты сам сделал всё, чтобы я захотела остаться. И я хочу. Навсегда.

- Не отказывайся от своих слов, когда узнаешь правду. – хрипит глухо.

- Какую правду? – выжимаю писком.

От его слов зверьки начинают мельтешить и метаться, предупреждая о чём-то нехорошем. Игнорирую их, глотая тяжёлый мужской выдох.

- Ту, за которую ты возненавидишь меня и никогда не сможешь простить. Наша с тобой история началась задолго до того момента, как я увидел тебя в подвале у Дамира.

- О чём ты говоришь? – выдавливаю с трудом. – Когда?

- Очень давно, Рина. Только эту историю я тебе не расскажу. Ты всё равно уйдёшь. Так побудь со мной ещё немного.

Глава 42

Закрыв глаза, лежу на спине. Ринка устроилась щекой на плече. Что-то там рисует прохладными пальчиками на груди и животе. Обводит кубики. Чертит вдоль дорожки волос. Ниже не спускается. Периодически вздыхает. Хочет поговорить. А я не хочу. Не могу.

Оказалось, что моей решимости дать ей нормальную жизнь вдали от меня недостаточно. Не стоило возвращаться домой. Хотел быть рядом с ней, пока не уедет. Только нет у меня той выдержки, чтобы отказаться от неё, когда она настолько близко, что ощущаю её слабое, но такое приятное, окутывающее облаком тепло. Сбивчивое дыхание растекается по моей коже. Удивительно, но вблизи от неё сердце стучит неестественно ровно. Казалось бы, должно срываться, ломиться в рёбра от злости на самого себя. Но нет. Когда Мышка лежит в моих руках, голая, напряжённая, не стесняющаяся наготы, я почти счастлив. Сладкая моя оказалась очень отзывчивой и горячей. Преодолев барьер робости, с жадностью отзывается на ласки и щедро дарит их. Знаю, что больно ей сделал. А она всё приняла. И даже то, что сделал с Сабирой.

Крепче смыкаю веки и сглатываю.

Недооценил я настырность этой женщины. Обычно все понимали с первого раза. Но и так долго в моей постели никто и не задерживался. Надежды на отношения я ей никогда не давал. Она всегда знала своё место, отведённое ей в моей жизни. И, как оказалось, лелеяла надежды на большее. Только даже не появись Мышонок, для Сабиры ничего не изменилось бы. Меня немного удивило, что она заговорила о том, что надо обсудить то, что случилось в больнице. Но увидев Рину в квартире Сабиры, сразу понял, что тварь знала, что Дарина всё слышала. Я не сдержался. Не смог остановиться. То, что показал Рине, было далеко не всё. Больше Сабира никогда не появится в её жизни.

- Костя, ты меня не прогонишь? – решается, наконец, выдать то, что так её мучает.

Скатываю взгляд на её лицо, подсвеченное тусклым светом ночника. В глазах чётко читается страх и надежда. Плотнее прижимаю её к себе и целую в лоб.

Как я могу её прогнать? Оторвать от себя? Даже не так. Вырвать из себя. Вывести из крови. Не могу.

- Я хотел защитить тебя, Рина. – проговариваю хрипло, уставившись в потолок. – От себя и той боли, что тебя обязательно ждёт, если ты останешься.

- Без тебя мне будет хуже. Больнее. Я люблю тебя, Костик. – касается губками плеча, шеи. Обнимает крепче. Забирается сверху. Голая грудь соприкасается с грудиной. Соски красиво торчат. – Не прогоняй.

- Не прогоню, сладкая.

Прибиваю вплотную, сгребая затылок.

Ты сама уйдёшь. Рано или поздно правда всплывёт. Ты не простишь мне ложь о том, кто ты и кем были твои родители. И кто я для тебя на самом деле.

-

Даже если попробуешь это сделать, я не уйду. – шипит строго, сдвинув брови и глядя медным взглядом мне в глаза.

- Да-да. – бормочу под нос. – Понял уже. Будешь драться и царапаться.

- Ты слышал! – выкрикивает, упираясь ладонями в плечи и поднимаясь выше. – Всё слышал! Ты не убирал камеры и всё слышал! Но всё равно не ответил мне!

На её глаза наворачиваются слёзы. Губы обиженно вздрагивают. Мышка подворачивает их и закусывает. Провожу ладонями по спине и ничего не отвечаю.

Конечно, я всё слышал. И едва не сорвался. Как и каждый раз, когда смотрел, как она плачет.

Толкаю Дарину вниз и целую в кончик курносого носа. Она злится и обижается, но всё понимает. Но, глупышка, слишком сильно любит меня. И я её тоже. Смертельно.

- Рина, так было надо. – выталкиваю сипом.

- Не надо. – бросает со злостью. – Это мой выбор. Моё решение. Я всё выдержу. Обещаю тебе.

Как бы мне хотелось в это поверить. Если бы она только смогла принять всю правду. Мне остаётся оттягивать этот момент как можно дольше. И надо решить вопрос с Генриховной. Старая карга никогда не примет того, что Рина стала моей. Боюсь, когда Мышонок ей во всём признается, старуха вывалит на неё всю правду, чтобы она поняла, с кем связалась.

- Не отказывайся от своих слов, Дарина. – пробиваю стальными интонациями, аккуратно снимая её с себя и укладывая на постель.

Встаю и натягиваю трусы. Ринка сразу бросается вперёд, хватая за запястье.

- Куда ты? – выдавливает, сканируя моё лицо.

- Никуда. Покурю и проветрю комнату. Не хочу, чтобы ты этим дерьмом дышала.

- Я с тобой. – вскакивает, хватая мою рубашку и натягивая на себя.

В ротовой полости скапливается слюна, пока смотрю, как Мышонок непослушными пальцами застёгивает пуговицы до самого воротника. Убираю её руки и расстёгиваю три последние. Развожу полы немного в стороны, открывая верхнюю часть налитой груди. Отхожу на шаг, осматриваю её и довольно киваю.

- Вот так красиво.

Щёки девушки розовеют. Потупив взгляд, утыкается лбом мне в плечо. Я только улыбаюсь. В постели краснеть почти перестала, но от каждого комплимента смущается. Смешная она у меня.

Она. У. Меня.

Правильно ли это? Вопрос без ответа.

На балкон Мышонок проныривает впереди меня. Схватившись за перила, вдыхает полной грудью. Выбиваю из пачки сигарету и закуриваю. Обнимаю сладкую одной рукой и выдыхаю серый дым в противоположную от неё сторону.

Больше Мышка вопросов не задаёт. Не спрашивает, что случилось с Сабирой. Впервые её молчание и тишина раздражают. Не дают покоя. Поэтому забиваю её сам.

- Я сделал тебе больно, Дарина. Физически. – делаю новую тягу, наполняя лёгкие горьким ядом, и добавляю: - Когда тащил к машине и затолкал в неё. Прости меня. – она не оборачивается, но чувствую, как сильно напряжена. – Я взбесился, что ты стала свидетельницей той сцены. Не хотел показывать тебе эту свою сторону.

- Я понимаю. – шепчет очень тихо. Толкается спиной назад и прижимается. Обнимает пальцами моё запястье, лежащее на её животе. Проводит ниже и вплетает свои пальцы в мои. Сделав глубокий вдох, расслабляется. В следующих словах слышна улыбка: - Ты сам дал мне право ревновать.

Ухмыльнувшись, сдерживаю подкатывающий к горлу смешок. Да, сам разрешил, вот и получаю. Но мне реально нравится то, какая она становится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Целую в ушко и слегка дую. Мышка хихикает и поднимает плечи, покрываясь мурашками. Зад вжимается в стремительно твердеющий пах. Делаю контрольную затяжку и гашу бычок. Оглаживаю её рёбра, талию, попку, бёдра. Задираю рубашку на спину и трогаю пальцами влажные половые губы. Массирую между ними бережно и без напора. Ринка сама начинает потираться и оттопыривать больше.

- Хочешь член, сладкая? – хриплю в шею, прикусывая её.

- Хочу. – выдыхает, насаживаясь на пальцы.

Я ни разу не брал её сзади. Хотя обычно именно эту позу и предпочитаю. Когда можно разогнаться и при этом не получить отметины. Только Мышка у меня настолько сладкая, что хочется постоянно целовать её, посасывать губы, язык. Напиваться её вкусом.

Покрываю влажными поцелуями и лёгкими игривыми укусами шею. Спускаю с одного плеча рубашку и веду языком по плечу. Её кожа немного солоноватая от пота, но в любом случае самая вкусная. Быстро двигаю в ней пальцами. Убедившись, что смазки достаточно, спускаю боксеры и пристраиваю член к её горячей дырочке. Толкаюсь бёдрами, вводя головку. После прошлой дикости буду с ней предельно осторожным и нежным. Медленно, сантиметр за сантиметром, вхожу. Поздно мелькает мысль, что мы не предохраняемся, а я уже дважды кончал в неё. Дети мне ни к чему. После прошлого раза Рина, сама того не зная, приняла таблетку. Придётся снова так с ней поступить. А потом отправить к гинекологу, чтобы вставили спираль. Не хочу с ней трахаться с резиной. Войдя до упора, не могу сдержать стона. Мышка застывает, удерживаясь за кованные перила.

- Не больно? – спрашиваю тихим хрипом.

- Нет. – качает головой. – Ощущения другие совсем.

- Если будет больно или неприятно, ты не молчи. Я больше не буду с тобой грубым.

Оставив мои преисполненные сожалений слова без ответа, подаётся бёдрами вперёд, а потом назад. Понял, двигаемся.

Подтаскиваю за бёдра повыше, вынуждая встать на носочки и прогнуться в спине. Фиксирую и медленно качаюсь. Полностью выхожу. Неспешно возвращаюсь до самых яиц. Ладонями мну груди. Ласкаю и оттягиваю соски, ставшие твёрдыми бусинами под моими пальцами.

Мать вашу, как в ней тесно, жарко и кайфово. Она обволакивает горячим шёлком член. Сжимает потаёнными мышцами.

Поднимаю ладонь от груди на шею. Слегка сдавливаю горло и заставляю Дарину выпрямиться. Прибиваю спиной к груди и прессу. Давлю пальцами под нижней челюстью, чтобы повернуть голову. Её медные глаза затуманенные и закатываются, ведь я не перестаю двигаться в ней затяжными размашистыми толчками. Лижу её губы. Пробираюсь в рот языком. Сладкая отвечает сразу с жадность. Посасывает, легко прикусывает. Отпускаю, только чтобы дёрнуть рубашку и сорвать её с неё. Рина вздрагивает и красиво гортанно стонет мне в рот. Никакой лишней скромности не выдаёт. Её не смущает, что беру её на балконе, а под нами ревёт море. Слабый ветер развивает её волосы. Наращиваю темп. Звуки становятся громче. Между нами хлюпает. Пах звонко впечатывается в её влажные ягодицы. Удерживаю одной рукой под животом за лобок, а второй за горло. Не переставая, целую её. Сбиваясь с ритма, тараню её всё мощнее, выгибая. Она принимает без сопротивления. Скользить в ней легко и приятно.

- Ты у меня такая горячая. Такая сладкая. – бомблю ей в губы. – Самая лучшая и светлая девочка на свете. Только моя, Ри-на.

- Да… - отпускает единственный выдох и, громко застонав, кончает.

Сокращается вокруг ствола. Сжимает тугими тисками. Зарычав, прикусываю её нижнюю губу. Живот и паховую зону сводит судорогой. Поджавшиеся яйца вбрасывают сперму в каналы. Заливаю её влагалище и, продолжая по инерции двигаться, выдавливаю:

- Самая особенная… Единственная. Навылет, Рина.

- Навылет… - шепчет эхом, полностью обмякая.

У самого ноги как желе, но подхватываю Мышонка на руки и несу в душ. Она засыпает, едва удерживаясь в вертикальном положении. Хватается за мои плечи, пока ополаскиваю. Тщательно мою между ног, смывая её соки и свою сперму. И думаю над тем, почему она не тормозит меня от того, что раз за разом заливаю её райский сад. Настолько неопытная, что не понимает, к чему это может привести? Или… Или всё прекрасно понимает, но хочет этого?

Блять, о том, что Рина может хотеть завести ребёнка, родить от меня, я и не подумал. Девчонке всего двадцать один. Понятное дело, что рано или поздно она захочет стать матерью. Только ей не суждено. Если захочет быть со мной, то это тоже придётся принять и смириться.

Когда вытираю полотенцем, Мышонок уже не может держать веки открытыми. С ней так всегда после пары оргазмов. Укладываю её в кровать и накрываю покрывалом.

- Люблю… - бормочет за секунду до того, как отключается.

Улыбаюсь и касаюсь её губ.

- Я тоже, Дарина. – проговариваю бесшумно.

Натягиваю штаны, плескаю в стакан бурбона на два пальца и выхожу обратно на балкон. Сажусь в кресло, вытягиваю ноги и откидываюсь на спинку. Закуриваю и потягиваю алкоголь, размазав взгляд по морскому пейзажу, который не надоел за все годы жизни. И с Дариной будет так же, если она сможет смириться со всеми минусами жизни со мной. Если сможет принять правду о нашем прошлом и отказаться от мыслей о семье.

Поднимаю глаза к небу и смотрю на полную белую луну. Внизу разливается прилив. В спальне тихо посапывает мой Мышонок, поймавший меня в самые надёжные и крепкие сети. Забравшийся в моё сердце так глубоко, что без неё жизни уже не представляю. Она уйдёт. Я просто это знаю. Может, через год, а может, через десять лет, но она захочет другой жизни, завести семью, родить детей. А я пока слабо понимаю, как буду выживать, когда она исчезнет. Знаю только, что в любом случае отпущу её. Потому что её счастье для меня важнее собственной жизни. Сейчас я эгоистично беру всё, что она так щедро дарит, не требуя ничего взамен. Но как долго она протянет в таких условиях?

Ставлю стакан на столик и поднимаюсь. Возвращаюсь в спальню и смотрю на голую Дарину, сладко спящую под тонким покрывалом. На губах у неё мечтательная улыбка. Дыхание ровное. Ресницы красиво изогнуты. Отпечатываю её образ на сетчатке, в мозгу, в сердце. Чтобы, когда придёт время, у меня осталось хоть что-то.

Вашу мать, как я смог так сильно полюбить её, что без неё останется только застрелиться? Она стала смыслом моей жизни. Она стала самой жизнью.

------------------------------------------------------------------------------------

Доброго времени суток, мои Аномальные) Надеюсь, книга вам нравится, а история цепляет. Если это так, то подпишитесь на меня на страничке автора, поставьте книжечке звёздочку, добавьте её в библиотеку и наслаждайтесь, не пропуская новостей о новинках)) Если присоединитесь к моему каналу в ТГ, то вас ждут визуалы героев, эстетики, важные новости и розыгрыши (ссылка в профиле автора на значке МЕ). Жду вас и ваши эмоции))

Глава 43

Накинув на плечи тонкий плед, сижу на мраморной скамейке и встречаю первую осеннюю ночь. Даже не верится, что со дня, как я попала на Котовскую виллу, прошло целых три месяца, два из которых мы живём с Костей как пара. Почти семья. Практически всегда вместе засыпаем, просыпаемся, завтракаем и ужинаем. Занимаемся любовью. Плаваем в море. Выходим на яхте. Катаемся на катере. У меня уже прилично получается водить машину. Я бы даже сказала: замечательно. Но как только Кот предложил проехаться одной, я впала в панику. Когда он рядом, мне всегда спокойно. А вот оставаться одна я не люблю.

Шедоу с размаху бросается на бабочку и забавно делает сальто. Хихикаю, глядя на огромную тушу, которая ещё недавно была маленьким комочком. Поворачиваю голову в сторону ворот, хоть и знаю, что сегодня он снова не приедет. Появилась очередная зацепка по Дамиру. Скорее всего, такая же пустая, как и предыдущие двадцать. Как только есть хоть намёк на то, что он попал в поле зрения людей Кота, Костя пропадает на несколько дней. Переживать и волноваться понапрасну он мне не даёт — звонит и пишет по двадцать раз на дню. А когда набирает по ночам, угрожает, что по возвращении оттрахает меня так, что стоять не смогу. Угроза эта вполне реальна, так как после последнего его возвращения я смогла добраться только до туалета и обратно.

Мой перевод в другой институт завершён. Как раз завтра Артур и ещё две машины с вооружённой охраной повезут меня знакомиться с преподавателями, пусть Костик и настаивает, чтобы оставалась дома. Только от шикарной клетки уже невыносимо. Несколько раз мы выбирались в Сочи. Ходили по ресторанам, операм, театрам. Были на балете и ледовом шоу. Или просто гуляли по городу, наслаждаясь больше друг другом, чем достопримечательностями.

Я вполне освоилась в своей новой реальности и статусе женщины криминального короля. И нет, он мне этого не сказал, но многие его разговоры проходят не за закрытой дверью. Кажется, он специально разговаривает при мне по телефону. Или зовёт меня в свой кабинет, чтобы обсудить с людьми «кое-какие вопросы». Он постепенно приучает меня к своему миру, в котором решила остаться.

Кажется, будто целую вечность назад я бегала с подносом от столика к столику, краснела от сальных взглядов мужчин и, заикаясь, старалась ненавязчиво оттолкнуть самых настырных. Возвращалась по темноте в крошечную квартиру, оглядываясь на каждый шорох и боясь натолкнуться на местных гопников. Куталась в лоскутное одеяло, пила ромашковый чай и слушала рассказы бабули о графах и графинях.

А теперь с нетерпением жду возвращения своего мужчины. Броситься ему на шею. Обнять. Слиться в поцелуе. Подняться в спальню. Раздеть его. Скинуть собственную одежду и чувствовать его возбуждение, восхищение, желание. Опуститься перед ним на колени и приласкать губами и языком его член. Взять в рот так глубоко, как могу. Раздразнить его так, чтобы он схватил за волосы, запрокинул голову назад и вдалбливался в горло до слёз и пены изо рта. Чтобы излился в горло, заставляя давиться. А потом завалил прямо на пол и трахал до звёзд перед глазами, сорванного голоса и громких визгов. Услышать, как он старается сдерживать свои стоны. Как рычит, когда снова кончает в меня.

Я исправно пью таблетки, назначенные врачом. Тема о детях у нас поднималась всего один раз после той ночи, когда я пришла к Косте и умоляла не отсылать меня. Следующим утром он сам сказал, что могут быть последствия. Учитывая то, что наши отношения были слишком сложными, а будущее туманным, я попросила его самого решить проблему, так как понятия не имела, что должна делать. Но вот на спираль не согласилась, так как для нерожавшей девушки пусть и маленький, но есть риск того, что она никогда не сможет иметь детей. Мы с Котом даже поссорились на этом фоне. Я поняла, что дети ему не нужны, и заткнулась, но свою позицию отстояла. Когда-нибудь в будущем он обязательно передумает, и у нас будет настоящая семья. А пока нам слишком мало друг друга. На данном этапе третьему человеку в нашей жизни просто нет места и времени.

Телефон, с которым не расстаюсь уже по собственной инициативе, звонит. Хватаю трубку и слышу любимый голос, пусть и уставший.

- Привет, сладкая. – выбивает он приглушённо.

Улыбаюсь до ушей. Сердце остервенело колотится от звука его голоса и дыхания.

- Привет, любимый. – выдыхаю счастливо, зная, как он обожает, когда так его называю. – Как успехи? Есть прогресс?

- Тухло всё. Это был он, но опять как сквозь землю. Я найду его, Дарина. И ты сможешь ничего не бояться. Даю слово. – заверяет тихо, но сильно.

- Я только за тебя боюсь, Кость. Возвращайся поскорее домой. Ко мне.

- Уже соскучилась, Мышка? – его голос становится таким густым и тягучим, что от него мурашки появляются. – Я был уверен, что напоследок отымел тебя достаточно качественно, чтобы ты дождалась моего приезда.

Невольно краснею. С этим справляться пока не получается, хотя в сексе я оказалась достаточно способной и готовой на эксперименты. И когда Костя укладывает меня грудью на кухонный стол, а сам так бешено вдалбливается сзади, что всё, что было на столе, оказывается на полу, я почему-то не заливаюсь краской. Только стону и царапаю поверхность.

- Я-то дождусь. А дождёшься ли ты? – спрашиваю с хитрой усмешкой.

Включаю громкую связь и нахожу в галерее фото, сделанное сегодня после душа. На нём я прикрыта лишь мокрыми волосами. Вода стекает по коже. Отправляю ему и слышу сначала вибрацию, за ней рычание и вдогонку пару отборных матов.

- Ри-на. – продолжает рычать низким басом. – Твоей заднице не жить. Я тебя сначала отшлёпаю, а потом оттрахаю так, что сидеть не сможешь.

- Нет! – взвизгиваю, вспоминая, как он пытался уговорить меня на подобный секс. – Я на это не подписываюсь!

- Рано или поздно ты вся будешь моя. Я подожду, сладенькая. Я терпеливый.

- Ты просто чудовище. – проговариваю строго, но смеюсь, а за мной и мужчина.

Ещё немного болтаем. Знаю, что наши разговоры помогают ему успокоиться после очередной неудачной попытки поймать брата. Из голоса уходит напряжение. Рассказываю ему о том, что уже всё собрала, чтобы поехать завтра в институт. Обещаю быть осторожной и связываться с ним каждую свободную минутку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Люблю тебя. – шепчу, когда, проговорив почти час, желаем друг другу спокойной ночи.

- Сладких снов, Дарина.

Да, он так и не заговорил о любви. Но мне его слова и не нужны. Я и без того чувствую, что значу для него. Его жесты и поступки говорят за него. Он всегда приезжает домой с цветами для меня, пусть в саду их тьма тьмущая. И каждое утро, ещё до того, как я просыпаюсь, в вазе постоянно стоят свежие букеты, а в телефоне сообщение с пожеланием доброго утра и обещанием позвонить при первой же возможности. Разве есть что-то важнее обычного внимания? Костя даже позволил Шедоу спать в нашей комнате, хотя до этого вечно бурчал, что котам не место в постели.

В. Нашей. Постели.

Всё ещё не до конца привыкла к такой формулировке. Наша спальня. Наша кровать. Наш дом. Наша жизнь. Всё на двоих. Что может быть лучше, чем разделить всё на свете с человеком, которого любишь?

Я даже призналась бабуле, что у меня появился молодой человек. Да, именно так я его и называла. Костя дал добро рассказать ей, но без подробностей. Пообещал, что скоро мы вместе съездим к ней, и он сам всё объяснит. Этой встречи я боюсь до дрожи, но она неизбежна. Рано или поздно им придётся познакомиться, а бабуле смириться с моим выбором.

С этими тревожными мыслями и засыпаю, вдыхая мускатный запах своего мужчины. Просыпаюсь воодушевлённая и полная энтузиазма. Принимаю душ. Надеваю новые брюки-дудочки, цену которых лучше бы я никогда не знала. Кот закупил мне столько вещей для учёбы, что ещё одни шкаф нужен. И это при том, что появляться я буду только на сессиях. Завязываю волосы в хвост и закалываю его кверху. Делаю лёгкий макияж. Наношу на губы блеск, предварительно перехватив пару тостов и запив их кофе. На крыльях слетаю по ступенькам, таща на руках недовольного кота. Котёнком его язык назвать не поворачивается — тушка под четыре кило уже. Выношу его на улицу и бегу к заведённой машине. Как идиотка до ушей улыбаюсь. Сегодня исполняется моя мечта. И лишь благодаря Косте это стало возможным.

Перед нами выезжает тёмный тонированный седан. Следом такой же. Я липну к окну, хотя всю округу уже наизусть знаю. Напитываюсь солнечными лучиками и теплом. Когда проезжаем незнакомые места, стараюсь всё и сразу охватить. Даже в пробке изучаю машины и нервничаю, что мы опоздаем. Но нет, приезжаем за пятнадцать минут до начала.

В здании университета не протолкнуться. Войдя, верчу головой по сторонам, не зная, куда идти. Артур подталкивает за плечо в нужном направлении. Мне даже не приходится продираться через толпу, ведь со мной два телохранителя, которые отпугивают студентов похлеще пистолетов. Все таращатся на нас. Мне становится так неуютно. Я пыталась спорить с Котом относительно моего сопровождения. Убеждала, что среди тысяч студентов мне ничего не угрожает. Но он буквально помешан на моей безопасности.

Вдыхаю и опускаю глаза в пол. Если мне придётся общаться хоть с кем-то из этих ребят в будущем, они наверняка будут считать меня как минимум дочкой депутата или нефтяного магната. Может быть, так даже лучше, чем быть любовницей мафиози.

Бог мой, я ведь и правда любовница мафиози! Как ещё меня можно назвать? Гражданская жена? Почему я раньше об этом не задумывалась? Придумала бы какую-нибудь легенду. Ой-ой. Надеюсь, что никто из них не воспылает желанием со мной пообщаться, благодаря сопровождающим меня шкафам.

Краснея, подхожу к расписанию и нахожу свою группу. Охрана ведёт меня сразу туда. Сознаю, что мне дали лишь видимость самостоятельности. Но и за неё я благодарна.

В аудиторию телохранители со мной не идут. Я даже не знаю, радоваться мне или плакать, потому что как только вхожу, все взгляды устремляются на меня, начинаются перешёптывания, некоторые из которых слишком громкие.

- Точно дочка какой-то шишки.

- Или ноги перед папиком раздвигает.

- А вдруг жена какого-то крутого бизнесмена.

Делаю вид, что не слышу и не вижу их. Занимаю самое близкое к выходу место, как и было приказано Артуром.

- А что скромная такая? – падает на соседний стул парень мажористого вида и повадок. Забрасывает руку мне на плечо. – Говорящая вообще?

- Не трогай меня. – прошу, сбрасывая его лапу.

- Ой, да ладно тебе. Я Саня. А ты откуда такая красивая?

Спасает меня от его навязанного общества вошедший преподаватель. Записываю всю необходимую для заочников информацию, и как только нас отпускают, сбегаю самая первая. Только выскакиваю из аудитории, как тот самый парень хватает за запястье. А через мгновение оказывается вжат лицом в стену с заломанной за спиной рукой.

- Пойдём. – прошу тихо Артура, сбегая подальше.

Лучше было быть невидимкой, чем такое. Теперь вообще не знаю, как снова покажусь тут. Плохая идея была.

Домой возвращаюсь уже в препаршивейшем настроении и с желанием поскорее остаться одной и выплакать все свои обиду и разочарование. Прошу Артура не сообщать Косте об инциденте. Не хочу, чтобы бедный Саня навсегда исчез с лица земли. Косте пишу, что всё прошло хорошо, и впервые радуюсь, что он не может сейчас разговаривать.

Как только машина останавливается во дворе, вбегаю в дом, уже не в силах сдерживать слёзы. Почти сталкиваюсь лоб в лоб с каким-то мужчиной за пятьдесят. Ухоженный и хмурый. Он поддерживает меня за локоть, когда отшатываюсь в сторону. Внимательно смотрит в моё лицо и удивлённо выдаёт:

- Не может быть… Милена?

Я не верю своим ушам. Он меня с кем-то спутал.

- Нет, вы обознались. – стараюсь осторожно высвободить руку из его хватки, но он сдавливает крепче. – Отпустите. Не знаю, кто вы и зачем пришли, но вы-то наверняка в курсе, чей это дом. А Костя очень не любит, когда меня трогают чужие люди. – давлю на то, что он решит не связываться с хозяином виллы.

- Так ты его девка? Как тебя зовут?

- Отпустите!

- Твоё имя! – рявкает и дёргает на себя.

- Отпустите меня! Артур! – ору, отбиваясь, и замечаю, как мой телохранитель останавливается за спиной, но ничего не предпринимает.

Что это значит? Кто этот мужчина? Почему Артур не вмешивается?

- Как тебя зовут? – спрашивает мужчина уже спокойнее, ослабив хватку, но не отпустив.

- Дарина. – выдыхаю несмело.

- Романова?

- Нет. Говорю же: вы не за ту меня принимаете. Я Дарина Астафьева. Я…

- Твои родители Игнат и Милена? - перебивает резко, снова сдавливая пальцы на локте. Могу только напряжённо кивнуть, не понимая, что происходит. Откуда он знает моих родителей? Или даже не так: почему человек, знающий моих родителей, у Кости дома, и охрана его не трогает? Что происходит? – Ты его отродье! – вопит, брызжа слюной в лицо. Я даже чтобы вытереться пошевелиться не могу. Меня начинает колотить. Зверьки взвывают и раздирают изнутри грудную клетку в предчувствии чего-то ужасного. – Как Костя мог скрывать тебя?! После того, что твой отец сделал!

- Ч-что он сд-делал? – выдавливаю, заикаясь.

Зубы стучат. Колени становятся мягкими. Трясёт сильно. Но при этом меня словно парализовало.

- Так ты не знаешь? – цедит агрессивно. Его глаза наливаются кровью и вылезают из орбит. Ненависть так и хлещет из него. – Твой дед был партнёром моего брата по бизнесу. Когда он умер, Гена взял всё на себя, помогал Игнату. А он его грохнул.

- Мой папа убил папу Кости? – выдавливаю, сама не понимая, как мой мозг смог обработать информацию и собрать всё услышанное в логическую цепочку. – Мой папа убийца? Бандит?

- Бандит?! – хохочет мужчина. – Убийца?! Гена ему отца заменил, а он ёбнул его. Но я нашёл его. И его жену-шлюху. И грохнул обоих. Костя его братом считал. Тебя крестил. А он так к брату! К названному отцу!

- Что вы такое говорите? – лепечу не своим голосом. Слёзы водопадами из глаз. Сердце сжимается и болит так, словно его использовали вместо игольницы. – Это неправда. Я не верю вам. – шепчу, захлёбываясь осознанием. Уже всё понимаю, но отказываюсь принимать. – Костя не стал бы скрывать от меня такое.

«Ещё через год погиб брат с женой. Точнее, братом он мне был не по крови. Но именно чужой человек оказался самым близким.»

- всплывают в сознании его слова так, будто слышу их прямо сейчас. Он же не мог говорить о моих родителях? Ведь именно тогда они погибли. Как и его «брат». Боже… Не верю. Отказываюсь верить.

- Стал, девочка. – бросает холодно. – И скрыл.

В голове всплывают обрывки воспоминаний, которые раньше казались незначительными. Как в первую ночь здесь он называл меня по имени. И его слова о прошлом, о правде, которую я никогда не прощу. И я не прощу. Не смогу. Он лгал мне. Лгал о таких важных вещах! Лгал! Лгал! Лгал! Смотрел мне в глаза, целовал и лгал! Ненавижу!

С нечеловеческой силой выдёргиваю локоть из стальной хватки и вылетаю из дома. Артур бежит следом, но меня несут демоны. Запрыгиваю в машину, закрываю замок и завожу двигатель. С брелока открываю ворота и с пробуксовкой выезжаю с территории. Слёзы застилают глаза. Давлю на газ, не думая ни о чём, кроме одного:

Никогда больше не хочу его видеть. Он меня предал. Мой крёстный, ставший моим мужчиной. Это смешно. И чертовски больно. Он держал меня на руках, когда я ещё слюни пускала, а потом лишил девственности. Его дядя убил моих родителей. А Кот молчал. Всё это время.

- Ненавижу тебя!!! – ору, лупя ладонью по рулю и продолжая давить на газ, чтобы сбежать от тех чертей, что за мной гонятся. – Ненавижу!

Телефон звонит. Только сейчас понимаю, что всё это время он не замолкал. На экране фотка, где мы с Костей на «Donum» лежим в той самой кровати на палубе и улыбаемся. Заорав во всю мощь лёгких, открываю окно и выкидываю телефон.

Продолжаю выжимать из машины всё, только бы сбежать от него. От себя. От собственной боли. В этот раз я точно смогу. Он не достанет меня. Никогда не найдёт.

- Никогда!!!

Глава 44

К моменту, как останавливаю машину, у меня уже имеется готовый план. Отключив на время истерику, я поняла, что нельзя действовать бездумно и идти на поводу у эмоций. Я или разобьюсь, или меня поймают. Поймают и вернут

ему.

А я просто не могу смотреть на

него,

слышать, находиться в одном помещении, дышать одним воздухом с лжецом. С тем, кто говорил, что потерял брата, а я ещё, наивная идиотка, думала, какое странное совпадение, что наши близкие люди погибли в один год. Была уверена, что это судьба. Но никакая это не судьба. Не знаю, что

ему

надо было от меня на самом деле. Наследство моих родителей? Так у меня ничего нет. Только старенькая крошечная двушка в задрипанном районе маленького городишка. Месть? За то, что мой папа убил его отца? Но я едва помню родителей. Да и как он мог отомстить? Разве что разбить сердце. И скажу вам, это самая ужасная, страшная, болезненная мука, какую только можно придумать. Довериться человеку. Влюбиться в него без памяти. Подарить ему девственность, верность, всю свою любовь, открыть все тайны, поделиться самым сокровенным. Отдать сердце лжецу и продать душу дьяволу — смертельно. Навылет.

Не знаю, как я буду жить завтра. Послезавтра… Через неделю и через месяц. Сейчас я зла, обижена и не до конца сознаю своё положение. Я запрещаю себе думать о том, что больше никогда не окажусь в его руках, не вдохну его запах и не почувствую его вкус. Боюсь дать ему оправдаться. И боюсь в это оправдание поверить. Ведь я такая глупая.

Всхлипнув, яростно растираю ладонями лицо и сворачиваю с основной трассы в ближайший туристический посёлок на морском побережье. Бросаю машину открытой и даже не закрываю окна. Оставляю ключи в замке. Надежда, что кто-то решит в наглую угнать такую крутую машину, конечно, слабая, но она есть. Забираю свою сумку, которую так и оставила в машине, желая поскорее спрятаться в спальне и выплакаться. Проверяю её содержимое и протяжно выдыхаю. Достаю «золотую» карту, которую

он

всучил мне месяц назад. У меня нет ни вещей, ни телефона, ни понимания, что будет дальше. Знаю лишь то, что лучше буду жить на улице, чем позволю

ему

до меня добраться. А, ну и ещё то, что он спокойно отследит меня по машине или банковской карте. Поэтому оставляю внедорожник, интересуюсь у прохожих, где тут ближайший банкомат, и, отстояв небольшую очередь и постоянно оглядываясь, снимаю с карты столько денег, сколько позволяет лимит. Благо на «золоте» он гораздо выше, но запихивать в сумку почти полмиллиона, а потом бежать с ними, озираясь, почти так же страшно, как возможность моей поимки.

Дыша короткими рваными рывками, забегаю в первый попавшийся магазин пляжной одежды. Покупаю бесформенный сарафан в пол и широкополую шляпу, чтобы спрятаться от камер. У

него

есть хакеры, способные взломать любые системы. Потому, купив один из самых дешёвых телефонов и нелегальную сим-карту к нему, не рискую вызвать даже такси. Регистрируюсь под именем София Григорьева в «Blablacar» и соглашаюсь на первую же машину, отправляющуюся в сторону родного Апшеронска.

Уверенная, что

его

люди уже караулят меня под подъездом, не приближаюсь близко. До вечера сижу на втором этаже дома напротив, убеждаясь, что тёмная, ничем неприметная машина с тонировкой тут по мою душу.

Пальцы не перестают дрожать, как и губы, которые постоянно приходиться подворачивать, чтобы не дать волю слезам и боли, что не просто скопилась и не имеет выхода, но и с каждой секундой и неосторожной мыслью разрастается и множится. К тому моменту, как заходит солнце, её уже так много, что молчаливые слёзы срываются с ресниц и скатываются по щекам. Словно химические реактивы, жгут кожу и разъедают глаза. Сдерживаемые рыдания рвут изнутри.

«- Ты особенная, Дарина.

- Совсем нет.

- Для меня — особенная.»

Закрываю рот, прижимая кулак к губам.

«Девочка моя, я тебя не брошу».

Первый скулёж прорывается наружу.

«Что случилось, Мышка? Почему моя девочка плачет?»

Потому что ей больно! Её обманули! Предали! Изваляли в грязи её любовь и растоптали!

«- Я люблю тебя.

- Запомни свои слова, Дарина. И никогда… Никогда, слышишь меня, не отказывайся от них. Что бы ни случилось. Никогда.

- Ты пугаешь меня.

- Потому что сам боюсь.

- Чего ты боишься?

- Что ты передумаешь. Что уйдёшь, Рина.»

Бог мой, как я это переживу? Неужели я правда верила, что справлюсь со своими чувствами? Что смогу залатать дыру в груди? Соберу по осколочкам остатки сердца, склею их и смогу жить дальше? Просто выкину из своей жизни мысли, любовь, воспоминания, тоску, что предназначены для него одного? Как я собиралась со всем этим справляться?! Как не умереть от боли, если она затопила каждую клеточку организма?! Всосалась в кровь и теперь растекается по всему телу! Горло сдавливают невидимые пальцы. Они душат, не давая сделать и вдоха.

В прямом смысле задыхаюсь, стараясь ухватить хоть немного воздуха, но не получается. Отталкиваюсь от окна и падаю спиной на стену. Ударяюсь затылком, делаю судорожный вдох и громко всхлипываю. Потом ещё раз. Ещё, ещё и ещё. И лишь тяжёлые шаги останавливают готовый сорваться с губ отчаянный вопль, чтобы хоть немного ослабить давление в груди.

Быстро подскакиваю на ноги и поднимаюсь на один лестничный проём, сделав вид, что ожидаю, пока мне откроют дверь. Натягиваю шляпу на лицо, а саму колотит так, что ноги подкашиваются. В кровь разгрызаю губы. Сердце с натяжкой отбивает минимальный ритм, требуемый для того, чтобы продолжать страдать и мучиться.

Я ведь на самом деле всегда была слабой. Только убеждала себя, что это не так. Если учусь, работаю и помогаю бабушке, то я молодец, сильная, столько всего вытягиваю. А по факту, полностью свою слабость я осознала лишь рядом с

ним.

Не физическую, а душевную. Сама не хотела ничего слышать, замечать и понимать. Игнорировала нехорошие предчувствия и тревожные звоночки. Не хотела думать о том, какую правду

он

скрывает. Что такого ужасного таит прошлое, что я не смогу его простить. И я не могу простить… себя. За то, что так сильно влюбилась и отказывалась искать истину. Теперь поздно жалеть себя. Мне надо выживать. Но сначала найти способ забрать отсюда бабулю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В окно я больше не выглядываю, зная, что машина и наблюдающие никуда не денутся. Когда совсем темнеет, первый раз за все годы жизни в не самом лучшем районе, я рада, что детвора и пьяные гопники перебили все лампочки в фонарях, а администрации нет до них никакого дела.

Спускаюсь вниз и, чтобы не привлекать ненужного внимания, расслабленно, но быстро иду к крайнему подъезду своего дома. Мы живём в третьем, а я подхожу к первому. Сердце колотится в горле и в ушах звенит, стоит тонированному стеклу машины немного опуститься. Уже готовлюсь бежать, но меня никто так и не окликает. Юркаю в подъезд и стучу в первую дверь слева. Шарканье шагов за ней и недовольное кряхтение для меня сейчас как самая лучшая мелодия. Обитая коричневым дерматином дверь приоткрывается и оттуда показывается недовольное морщинистое лицо Анны Петровны — бабушкиной подруги, которая ещё помнит моих родителей.

- Здравствуйте, баб Аня. – улыбаюсь натянуто, убирая от лица волосы.

- Дарина! – ахает она, хватаясь за сердце. Но через секунду берёт себя в руки и буквально затягивает в свою квартиру, где пахнет сладкой выпечкой и духами «Красная Москва». Оттащив от двери, высовывает седую голову в подъезд и убеждается, что там больше никого нет. Закрывает и проворачивает шесть(!) замков. У неё всегда была мания преследования, отчего я постоянно посмеивалась над ней. Только сейчас совсем не смешно. Анна Петровна глядит на меня сощуренными карими глазами и вздыхает. – Куда же ты пропала, девка? Я тут места себе не нахожу. Сначала ты исчезла, Алевтина за ночь чуть с ума не сошла. – при напоминании о бабушке сердце сворачивается до размера пинпонгового мячика. Как же я по ней скучаю. Только баба Аня выливает на меня ушат, нет, не ледяной воды — грязи и ужаса. – А на следующий день к ней мужик какой-то явился. Молодой. Постарше тебя, конечно. – разводит руками, театрально закатывая глаза. – Но красивый гад. Высокий, статный, уверенный. Весь такой из себя солидный и богатый. А машина у него! Огроменная! Чёрная вся!

Пинпонговый мячик, рванув вниз, со свистом проваливается в пятки. Дёргано втягиваю немного воздуха и шепчу:

- Около метр девяносто. Тёмно-русые волосы. Щетина. С синими глазами.

- Да-да! – активно кивает, не забывая при этом жестикулировать. – Точно он! Вечером приехал другой, но я его с тем видела. Она вышла с вещами, махнула мне и уехала. И вот я больше никого из вас не видела. Звонила ей, расспросить пыталась, а Алька — партизаниха старая, ни словом!

- Можете позвонить ей сейчас, баб Ань? – выдавливаю, стараясь не разреветься снова.

Только теперь понимаю, что меня предал не один самый близкий человек в моей жизни. А сразу двое. Самые родные. Те, кому без сомнений доверяла. Те, о которых всегда переживала. Все они врали мне в глаза. Но я всё равно забираю у старушки телефон и закрываю дверь в кухню, чтобы убедиться, что я осталась одна в целом мире. Что никого у меня больше нет. Что мой мир окончательно рухнул.

- Анька, ты чего так поздно? – ворчит бабуля.

Зажмуриваюсь, а соль всё равно по щекам.

- Кто такой Константин Котовский, бабушка? Кто такие Игнат, Милена и Дарина Романовы? – спрашиваю отрывисто разбитым голосом.

- Дарина? – выдыхает она в трубку. – Почему ты там?

- Я дома, ба. Я вернулась. А ты, оказывается, уже три месяца, как уехала отсюда. И ничего не сказала.

- Дарина, ты сейчас успокойся. Жди дома. К тебе сейчас приедут. Мы…

Сбрасываю звонок, выронив телефон из ослабевших пальцев. Сил нет даже на то, чтобы удерживать тело в вертикальном положении. Приваливаюсь к стене и скатываюсь по ней на пол. Всего один раз коротко вою в кулак и плотнее стискиваю пальцы.

У меня нет времени расклеиваться и жалеть себя. Бабушка заодно с

ним. Его

люди под соседним подъездом. Если немедленно не выберусь отсюда, они запихают меня в машину и отвезут туда, куда я живой никогда и ни за что не вернусь.

Подрываюсь на ноги. Стягиваю сарафан и пихаю его в сумку, оставаясь в брюках и майке. Распахиваю дверь в коридор и бегу к залу. Открываю окно и под недоуменным взглядом и аккомпанемент причитаний Анны Петровны, которые не могу разобрать, выбираюсь на улицу.

- Баб Ань, не говорите никому, что я вылезла в окно. Я перешла дорогу одному очень страшному человеку. Если он меня найдёт, то убьёт. – и это чистая правда. Он заберёт мою жизнь и будущее. Только тело останется. – Мне пора. Спасибо. И прощайте.

- Береги себя, девочка. – осеняет меня крестным знаменем, но, прежде чем закрыть окно, просит подождать ещё секунду. Каждая из них у меня на счету, но я жду. Старушка возвращается и пихает мне в руки смятые деньги и пакет с выпечкой. – Теперь беги.

- Я не могу взять их. – протягиваю обратно, но она захлопывает у меня перед носом створки и торопится на раздавшийся в дверь стук.

Прижимаю к груди пару тысяч, которых ей и так не хватает, и мысленно молю Бога подарить ей долгих лет жизни. Набрав полные лёгкие воздуха, сразу срываюсь на бег. Бегу, задыхаясь и забыв о своей боли, разбитом сердце, предательстве и завтрашнем дне. Надо только убежать и пережить эту ночь. Выбраться из города. Уехать так далеко, как только смогу. И начать выстраивать свою жизнь заново. С нуля. Думая только о себе и рассчитывая лишь на себя. Никому не веря. Никого не любя. Ни к кому не привязываясь. Только я. Одна. Я справлюсь. Обязательно.

Сбивая ноги о сухие ветки и корни деревьев, царапая руки и лицо, пересекаю насквозь лесополосу, совсем позабыв о том, что здесь собираются местные наркоманы и любители шумно выпить. Услышав громкие мужские голоса и пьяный смех, сворачиваю в другую сторону. Никто меня не замечает. Никто не преследует. В боку колит, но лишь оказавшись в заброшенном, заросшем высокими кустарниками поле, перехожу на шаг. Тяжело и дробно дыша, запрокидываю лицо к небу. В руках пакет с булками и деньгами от баб Ани. На плече так и болтается сумка. Тусклый месяц и миллиарды звёзд, а кругом темнота. Но утро настанет. Взойдёт солнце. Будет новый день. И новая я. И та, другая, она всё преодолеет. Она не будет плакать и сожалеть о том, что предпочитала быть страусом, раз за разом запихивая голову в задницу. Вот она будет сильной. Она справится со всеми трудностями и всё переживёт.

Не спеша выхожу к трассе, но не рискую идти по дороге, потому что знаю наверняка, что где-то по этой дороге несётся

он.

Ноги отваливаются. По колено всё разбито и исцарапано. Лёгкие горят огнём. Всю кожу печёт. Пот стекает по спине, вискам и груди. Сосредоточиваюсь на физической боли, чтобы забыть обо всей остальной.

Ближе к утру замечаю стоящую на обочине машину. Из выхлопной трубы валит белый дым. На заднем стекле наклейка, предупреждающая о том, что в машине дети. Номера не кавказские, что вселяет какую-то уверенность и спокойствие. Как раз в эту секунду с водительского места вылезает мужчина лет тридцати пяти славянской наружности. Потягивается, явно проведя ночь в неудобной позе.

Замираю, боясь, что меня примут за какую-то оборванку, но идти дальше я просто не в состоянии. Набираю полную грудь воздуха и привлекаю его внимание:

- Доброе утро! – кричу, махнув рукой и натянув на лицо улыбку. Он замечает меня и, окинув взглядом с головы до ног, хмурится. – Не пугайтесь меня.

- Это тебе бы стоило бояться всяких мужиков на дороге. – добродушно улыбается он. – Что случилось? Нужна помощь?

Идём друг другу навстречу. Останавливаюсь и с мольбой смотрю в светлые глаза на простоватом лице.

- Вы не могли бы меня подвезти? – прошу низким, просевшим голосом.

- Куда? – вскидывает бровь.

- А куда вы едете?

- Во Владикавказ.

- Тогда я тоже во Владикавказ. – выдыхаю устало.

- Большие проблемы? – слышится сочувствие в интонациях.

- Уже нет. Просто хочу начать новую жизнь в новом месте.

- Тогда падай назад. – улыбается он, открывая дверь потрёпанного жизнью советского автопрома бордового цвета.

- Спасибо. – шепчу, как только занимает водительское кресло.

Даже если он маньяк, мне наплевать. Хуже уже не будет.

Разом наваливается вся усталость минувших суток. И едва машина выезжает на асфальт, я засыпаю. А просыпаюсь уже совсем другим человеком в неизвестном городе, где мне предстоит начать новую жизнь.

Глава 45

Два с половиной месяца спустя

Облокотив локти на бетонный парапет, слежу, как величественный Терек несёт свои грязные из-за недавно прошедших в горах дождей воды. Ещё недавно река была медлительной и прозрачной, но к середине ноября заметно расшалилась. Солнышко пусть и не жарит, но всё ещё греет. Смотрю на воду, которая никогда не вернётся, и мозг рисует ассоциации с моей жизнью. С той, что тоже никогда не вернётся и не станет прежней. Да и как она может, если одни люди исчезли из неё навсегда, но появились совсем другие. Честные, открытые и бескорыстные. Принявшие чужого человека как родного.

- Дашка, ты идёшь?! – кричит догоняющая младшего брата пятнадцатилетняя Алана.

Улыбаюсь, глядя, как полуторагодовалый Давид шустро ковыляет подальше от сестры. Провожу ладонью по начинающему округляться животу, и в груди теплеет. Я не просто выжила, но и смогла сохранить ещё одну жизнь, о которой даже не подозревала, пока однажды Мадина не шарахнула меня утверждением, что я жду ребёнка. Тогда я сама день за днём разваливалась на куски, но даже мысли не допустила, чтобы избавиться от него. Теперь я никогда не буду одна.

Два с половиной месяца назад

Уже четвёртый день, как я заселилась в хостел, где хозяйка, едва увидев меня, отправила в пустующую комнату. Оттуда я выхожу только, чтобы сходить в туалет. Один раз приняла душ, но у меня нет ни мыла, ни мочалки, ни шампуня, потому просто обмылась под струями.

Я не выхожу на улицу, не ем и сплю, вскакивая от каждого шелеста. А самое страшное то, что слёзы никак не иссякают. Мне не становится легче. Я не могу избавиться от мыслей и воспоминаний. Если во время бодрствования и удаётся переключиться, то ночами картинки, голоса и ощущения атакуют, вонзаются копьями в мозг, заставляя скучать. Не представляю, как такое возможно. Я ненавижу

его

настолько сильно, что стоит представить

его

лицо и хочется вонзить в него ногти. Но при этом не могу не тосковать по теплу, голосу и прикосновениям. По глазам, словам и дыханию. По тому, как нежно обнимал во сне.

Проснувшись от очередного кошмара, больше не могу молчать. Зажав рот ладонями, вою в них, пока слёзы смачивают одежду и кровать. Дверь в комнату распахивается, и хозяйка хостела быстрым шагом оказывается рядом. Ничего не спросив, обнимает и прижимает к груди. Гладит по спине и голове, пока рёвом выплёскиваю всю боль, что прижилась в душе и на сердце. Она постоянно растёт и давит. Медленно убивает. И я вою, стараясь выжить. Хоть чуточку ослабить агонию, выматывающую душу. Женщина в успокоительном жесте водит по вздрагивающим плечам. Расчёсывает пальцами спутанные волосы.

- Плачь, деточка, плачь, если надо. – приговаривает она. – А потом всё мне расскажешь.

- Не-е-е-ет! – завываю, отрицательно мотая головой.

- Расскажешь-расскажешь. – уверенно заверяет она.

Не знаю, сколько времени я отчаянно рыдаю, но голова раскалывается, дышать невозможно, глаза горят и в груди нестерпимо болит. Сил кричать и скулить нет. Женщина молча протягивает мне стопку чего-то, что называет арака. Я не спорю. Опрокидываю в разорванное горло и проглатываю. Морщусь и кашляю, но впервые со дня побега ощущаю какой-то намёк на тепло, на жизнь.

- Полегчало? Хоть немного? – киваю с натягом. – А теперь рассказывай.

- Нечего рассказывать. – выдавливаю хрипло и убито.

- Так ревут, только когда кого-то очень близкого теряют. Кого ты потеряла?

- Все-е-ех. – реву, а затем рассказываю всё с самого начала и до того, как оказалась во Владикавказе. Не говорю только откуда я, не называю имён и фамилий. И умалчиваю о том, чем занимается…

он.

К концу рассказа уже не истерю, но слёзы продолжают скатываться по щекам. – И я просто не знаю, что мне теперь делать. Я даже боюсь устроиться на работу, потому что везде нужен паспорт. Я так боюсь, что он найдёт меня. – разбиваю застывший воздух.

- Так, прекрати паниковать. – поднимается хозяйка и тащит меня за собой. Хватает мою сумку с деньгами и сарафаном. – Здесь тебе лучше не оставаться. У нас поживёшь. Надеюсь, детей ты любишь, а то у нас с Асланом их четверо. Сейчас искупаем тебя, накормим и отогреем.

- Я не могу. Это неудобно. У меня есть деньги. – стараюсь как-то сопротивляться, но получается слишком слабо и вяло — я смертельно устала.

- Уф, какие деньги?! Как тебя зовут?

- Д-даша.

Да, Даша. Никакая я больше не Дарина.

- Я Мадина. И я забираю тебя к себе под крыло. Семья у нас дружная. Дом большой. Свободные комнаты есть. Несколько дней дам тебе, чтобы пришла в себя. Потом поедешь с Аланой по магазинам, купишь нужные вещи. Если денег немного, есть у нас неплохие дешёвые магазины. Она всё тебе покажет и расскажет. – продолжая говорить, выводит меня на задний двор хостела, где стоит небольшой «особняк» на три этажа. – Если захочешь, можешь в хостеле у меня работать. Поможешь по уборке. Считай, что так расплатишься за кров и еду. И возражения не принимаются.

Она заселяет меня в уютную большую спальню на втором этаже, где постельное пахнет свежестью, а на полу старый, но мягкий и чистый ковёр. Показывает мне ванную и туалет и оставляет одну.

Раздеваюсь до нижнего белья и ложусь под одеяло. Первый раз за всё время слёз нет. На душе пусть и не спокойно, но терпимо. И боль выносимая. Наверное, я всё же смогу это пережить. Надо просто отвлечься от собственных проблем.

Это оказывается совсем несложно. Просыпаюсь я от того, что чувствую на себе чьё-то внимание. Меня мгновенно парализует ужасом. Веки сопротивляются, не желая видеть

его

. Только приходится взглянуть реальности в глаза. Больше никогда не стану прятать голову в песок. Хватит! Распахиваю веки и вижу девочку лет пятнадцати-шестнадцати. И трёх мальчишек примерно от года до десяти лет. Самый младший стоит прямо перед лицом, а двое других вместе с девочкой на пороге.

- Ма-а-ама-а! – орёт средний, срываясь из комнаты. – Она проснулась!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Не кричи так! – слышу ворчливый голос Мадины раньше, чем она заглядывает. – Так, а вы чего все тут собрались? А-ну брысь! Не мешайте! Я же предупреждала, что Даше плохо!

- Всё нормально. – выпаливаю, прижимая к груди одеяло и садясь. – Не ругайтесь на них, пожалуйста.

- Мы только поприветствовать хотели. – произносит девушка, выступая вперёд. – Я Алана. А эти трое, - указывает на мальчишек, - Давид. – подхватывает на руки самого маленького. – Заур. – указывает на среднего. – И Сармат. Добро пожаловать к нам.

Мальчишки дружно поддерживают. Младший перебирается ко мне на руки. Едва не плачу, глядя на эти тёплые, искренние улыбки. Слёзы переполняют глаза.

- Я тебе одежду принесла. – вставляет Мадина, протягивая мне пакет. – Искупайся, переоденься и спускайся на обед. В ванне всё необходимое есть. А здесь, - указывает на пакет, - средства личной гигиены. Так, на выход все. – выгоняет она детей.

Все вещи в пакете оказываются новыми и с бирками. Запечатанная зубная щётка, мочалка и даже бритвенный станок.

Чем я заслужила то, что все стараются мне помочь? Баба Аня, Денис — мужчина, который привёз меня сюда. А теперь и Мадина с детьми.

С удовольствием принимаю душ. Несколько раз промываю волосы. Переодеваюсь в новое платье свободного кроя ниже колен. Заплетаю влажные волосы в рыхлую косу и перебрасываю на плечо. Спускаясь вниз, подмечаю, как в доме тепло и уютно. Кругом фотографии, безделушки. Всё в коврах и картинах.

Кухня просто огроменная. Там царит суета. Мадина с Аланой готовят. Двое старших мальчишек накрывают на стол, а младший поедает печенье. Застываю, боясь нарушить царящую тут атмосферу.

- Не стесняйся, Даша. – улыбается Мадина, заметив меня. – Нарежь пока пироги. – машет рукой на стоящие на столе горячие лепёшки. От одного взгляда на них рот наполняется слюной. – Ты какие любишь?

- Я никогда таких не пробовала. – лепечу растерянно.

- Значит так. – оказывается рядом девочка. – Тут у нас цахараджин — с листьями свеклы. Картофчен.

- Дай угадаю. – улыбаюсь невольно. – С картошкой?

- Ты точно не осетинка? – смеётся она.

- Сомневаюсь.

- А что такое Уалибах, догадаешься? – спрашивает старший мальчишка.

- Как-как? – переспрашиваю, округлив глаза. – Улибах?

- Уалибах. – дружно поправляют дети сквозь хохот. – С сыром. Есть ещё мясной — фыччин. И…

- Хватит девочку загружать. Со временем запомнит. За стол все. Живо.

Во время обеда семья ведёт себя так, словно я не чужой человек, а родственница, приехавшая к ним в гости. Меня мало о чём спрашивают. Подозреваю, что Мадина запретила. Зато наперебой стараются рассказать о детском саде, школе, уроках, конной езде, местной культуре.

И самое странное то, что так продолжается изо дня в день. Через неделю я начинаю чувствовать себя членом этой огромной дружной семьи. Ко мне так и относятся. Дают работу по дому: уборку и готовку. Когда Алана учится, я остаюсь с Давидом, который с меня вообще не слазит, что-то вечно треща на своём детском языке. Помогаю мальчишкам с уроками для школы и поделками для сада. Гуляю с ними. В выходные Алана и Мадина везут меня по магазинам и рынкам, чтобы закупиться вещами. Торгуются так, словно я последние деньги за трусы отдаю. А кое-где даже платят за меня и наотрез отказываются брать деньги.

- Малышне конфет купишь. – смеётся Алана, засовывая наличку мне в карман.

Глава семейства — Аслан тоже принял меня без вопросов. Все они не просто обсуждают при мне любые вопросы, но даже советуются. Поначалу я робела и старалась по большей степени молчать, но теперь сама поднимаю некоторые моменты, ощутив себя одной из них.

Ещё через две недели Мадина сажает меня на ресепшн хостела, заявив, что с моей внешностью надо моделью работать, а не полы мести.

Мои дни настолько загружены, что ночами просто не остаётся сил на слёзы и слабости. Я и правда справляюсь. Плачу, конечно, но уже гораздо реже. Если становится совсем невмоготу, просто сажусь рядом с Мадиной и рассказываю то, что мучает меня. Каждый раз, выговорившись, ощущаю колоссальное облегчение. Пока не случается то, что переворачивает мою жизнь с ног на голову.

Тот редкий день, когда мы с Мадиной остаёмся в доме одни. Дети с отцом уехали гулять, а мы занимаемся стиркой штор и мытьём окон. Спрыгиваю с табуретки, и меня внезапно начинает мутить. Снова. Третий день подряд. С трудом успеваю добежать до туалета и вывернуть в него желудок. Умываясь, смотрю на своё бледное отражение с впалыми щеками. Так происходит уже третье утро.

- Ты как? – спрашивает женщина, как только выхожу из уборной.

- Не знаю. – прикладываю ладошку ко лбу, проверяя, нет ли температуры. – Отравилась, наверное. Хотя странно. Я ела только дома. И никому больше не плохо.

Мадина загадочно усмехается и качает головой.

- Такое отравление, Даша, обычно бывает только у женщин. На протяжении нескольких месяцев. – проговаривает, впиваясь взглядом в моё лицо.

- О чём ты говоришь? – лепечу, уже начиная понимать, к чему она ведёт.

- О том, что бандит твой предохраняться не умеет. Месячные когда последний раз были?

- Не помню. – выжимаю шёпотом. – Давно. Но мы… Мы… Я пила таблетки.

- Я тоже пила. И моему отравлению уже полтора года. – смеётся она. – Ты только не паникуй. – сразу меняется в лице, явно заметив, что я бледнею на глазах. Ноги не держат. Шагаю назад, пока не упираюсь в стену. Сползаю по ней и накрываю ладонями живот. – Даша, без истерик. Уверена, что срок ещё небольшой. Я бы в жизни не посоветовала девушке идти на аборт, но понимаю твою ситуацию.

- Никакого аборта. – уверенно обрубаю я, бросив на неё жёсткий взгляд. – Это мой ребёнок. И я его никогда не убью. У меня только он есть.

- Не только он, Даша. Мы тоже. Мы тебя не бросим. Дети тебя любят. Я четверых воспитала. Аслан поднял на ноги. И твоего малыша поднимем. Аланка нянчить будет. Мы все тебе поможем.

- Спасибо вам. Всем. – шепчу, плача от любви к этому семейству, благодарности и счастья.

У меня будет ребёнок. Ребёнок от Кости. Плод моей к нему любви. Только он никогда не узнает своего отца.

Наше время

Вспоминая тот день, я лучше понимаю бабушку и Котовского. Иногда правда гораздо хуже лжи. Я тоже буду врать своему сыну. Никогда не расскажу, кем был его отец. Наверное, именно в ту секунду я простила их. Только принять никогда не смогу.

- Ну ты чего там зависла, Дашка?! – вопит Алана, с трудом удерживая вертлявого Давида. – Папа уже ждёт!

- Бегу! – срываюсь к ним и перехватываю малыша. – И чего сестру не слушаешься? – бубню на него, и мальчишка сразу успокаивается, уложив голову мне на плечо.

Даже не верится, что всего через пять с половиной месяцев я вот так же буду носить на руках своего ребёнка. Своего Ромку.

Глава 46

- Ты должен её найти, Костя! Должен! – давит окрепшим голосом Генриховна.

- Я, блять, знаю! – рявкаю, окидывая её хмурым взглядом.

Сегодня я, как никогда раньше, близок к убийству. Уже не осталось сил, чтобы винить себя во всём. Я дошёл до той степени саморазрушения, когда начинаешь ненавидеть весь мир за несправедливость. Ведь всё было так хорошо. Я был уверен, что Дарина сможет принять правду. Чувствовал, как сильно она меня любит. Иногда смотрела так, словно я для неё вселенная и кислород в одном лице. Только она смогла дышать без меня. А я без неё — нет. Изо дня в день на протяжении шести недель я задыхаюсь. Захлёбываюсь кровью, сочащейся из каждого грёбанного органа. Бешусь на Игната и Милену, что вернулись в Край и погибли. Остались бы чёрт знает где, я бы никогда не встретил Мышку. Злюсь на Генриховну, что мешала Ринке крепнуть и взрослеть достаточно, чтобы справиться с правдой. Разрывает он ненависти к Дамиру, который притащил её в дом. И на дядьку, который столько лет молчал, что именно Игнат прикончил моего отца, а Юрий ему отомстил. Мразота! Мог бы убить во второй раз, я бы так и сделал. Отца не смог прикончить за то, что сломал жизнь моей семье. А дядьку смог. За то, что сделал больно моей маленькой, хрупкой, сладкой девочке. Которая теперь неизвестно где и как выживает.

Зажмуриваюсь и поднимаюсь из-за стола. Нутрянку всю дерёт тупыми лезвиями. Подхожу к окну и смотрю на ярко освещённый сад. Раньше там всегда мелькала улыбающаяся Рина, а сейчас кажется, что всё вымерло. Даже цветы и деревья словно искусственные. Сжимаю кулаки. Вены на руках, висках и шее вздуваются. Челюсти скрежещут.

Сука!!!

Где ты, Дарина? Только вернись. Дай мне тебя найти. Я отпущу, обещаю. Сделаю так, чтобы ты была в безопасности и счастливая. Дай мне ещё раз увидеть тебя. В последний раз вдохнуть с запасом. Чтобы как-то выживать и дальше. Мне надо лишь знать, что ты жива. Что справляешься. Сладкая, прошу…

Глаза неприятно жжёт. Дерьмовое, скажу я вам, ощущение. Я словно разваливаюсь на части. Расслаиваюсь по кускам. Слазит кожа, мясо, рвутся жилы, хрустят кости. Боялся, что она станет моей слабостью. Но всё куда хуже. Она стала тем, без чего невозможно жить. Она стала смыслом моего пустого до встречи с ней существования. Теперь же смысл жизни — найти её. Найти и спрятать ото всех. Исполнить все её мечты и больше никогда не приближаться к ней.

- Костя, это ненормально. – толкает бабка, заломив пальцы. Бросаю на неё неадекватный взгляд. – Ты обещал мне не давать её в обиду. Ты клялся Игнату, что защитишь. А ты…

- А я всё просрал! – выкрикиваю, выворачивая фаланги из суставов. – Я это знаю! Не капай на мозги!

- Как же так? – тухнет старушка, прямо на глазах старея и становясь совсем дряхлой.

Опускаюсь на край стола и смотрю сквозь неё. Она так и не узнала истинной причины побега Дарины. Вдыхаю пронизанный болезненным отчаянием воздух и хриплю:

- Просрал, потому что полюбил её. Не как крестницу. Не смог оставаться с ней холодным и циничным.

- Ты… - выдыхает надрывно, выпучивая глаза и тыча в меня костлявым пальцем.

- Да. – подтверждаю её невысказанные догадки. – Мы были вместе. Я собирался сделать её своей женой.

Генриховна тяжело оседает в кресло и прикрывает глаза. Голос садится, когда выбивает:

- Она… сама?.. Ты же не взял её против воли?

- Нет. – скриплю зубами, стараясь успокоить движок, рвущий грудину при воспоминаниях о том, как всё это произошло. Тот первый раз на яхте. – Она тоже любила меня, Алевтина. И только после её признания и готовности она стала полностью моей. Потому ей так больно. Я предал её.

- Мы все её предали. – перебивает бабка, распахивая ясные глаза. – Обманывали, пусть даже для её блага. Только оказалось, - хмыкает, смаргивая слёзы, - даже я не знала собственную внучку, которую растила. Была уверена, что она скорее умрёт от горя, чем сможет уйти. Костя, я умоляю тебя, найди Даринку.

По её морщинистому лицу скатываются две слезы. Впервые я ощущаю к кому-то жалость. Мы с ней потеряли одних и тех же людей, что были нам дороги. Ещё одной, самой важной потери не пережить. Никому из нас. Если я потеряю свою Мышку, мне не выжить. Так же, как и каждому, кто хоть косвенно причастен к её побегу. Кто не остановил её, не нашёл, не вмешался, когда это было необходимо.

- Я найду её. – убеждаю не только её, но и себя. Сердце протяжно скрипит под напором тоски и страха. – А потом, Алевтина, забирай её и уезжай туда, где я вас не найду. Иначе не смогу её отпустить.

- Боюсь, что она никуда не поедет со мной.

- Поедет. – рявкаю уверенно. – Я сделаю так, что поедет.

***

Сначала шли минуты. Затем часы. Дни. Недели. И вот уже счёт пошёл на месяцы. А я всё ещё проживаю секунды без неё. Каждая из них даётся годами жизни. Едва сдерживаемыми криками, воплями и, мать их, слезами.

Как оказалось, я даже не понимал уровень важности Рины в моей жизни и судьбе. Не понимал, как сильно она дорога мне, как много значит, пока не потерял. И даже если найду, ничего не изменится.

- Сука! – ору, запуская в стену стул.

Я ведь знал… Знал, что она не простит мне лжи. Готовился к тому, что она скажет, что больше никогда не хочет меня видеть. Тогда почему настолько больно? Изнутри постоянно давит. Распирает грудную клетку. Алкоголь не спасает. Две пачки сигарет ежедневно — тоже. День и ночь её разыскивают все, кто не отвернулся от меня после смерти Юрия.

Закрыв глаза, по кругу пропускаю через себя те мысли, чувства, эмоции, пережитые с момента звонка Артура и слов, что Рина сбежала после признания дядьки.

Тогда приказал не преследовать, чтобы не разбилась. Арс выжимал из машины всё, на что она была способна. Тачку, что увела Дарина, отследили в небольшом посёлке на побережье. Там же засветилась карта. Мы примчались сразу туда. Мои люди уже отслеживали камеры. Крузак так и стоял с открытыми окнами и заведённым мотором. Банковская карта оказалась выброшенной в мусорное ведро около банкомата. Я смотрел на экране, как Дарина заходит в магазин и больше не выходит оттуда. Лишь просмотрев по третьему кругу, узнал её походку, дёрганные движения. Переоделась, натянула шляпу, но сумка осталась та же. Пробили её и в магазине сотовой связи, но симка оказалась незарегистрированной. Номер всё же удалось пробить. Только девочка у меня совсем не дура. Судя по всему, выбросила её, последний раз засветившись на вышке при выезде на федеральную трассу М4. Проверили все дорожные камеры, посты, пункты пропуска, но нигде она не отсвечивала. До сих пор продолжают искать машины, попавшие на камеры в то время, когда последний раз сим-карта была в сети. Только, блять, никто не знает, никто не видел! Ни в одном автобусе она не ехала. Никто не подбирал девушку на дороге. Ни такси, ни попутки. Самое страшное предположение, которое постоянно отметаю — она нарвалась на больного ублюдка вроде Дамира, и её уже нет в живых. Только не верю я в это. Чувствую, что жива она. Прячется. Только как можно оставаться невидимкой? Не пользоваться документами? Никому не звонить? Это же моя наивная Мышка, верящая в лучшее. Видящая свет там, где его в помине не было. Только моя семья загасила его. Случилось то, чего так сильно боялся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не знал о том, какую роль сыграли Игнат и Юрий в судьбах друг друга. Руки чесались убить последнего человека, которого ещё мог считать семьёй. Только все силы были брошены на поиски Мышонка. Когда спустя две недели результатов не было, а у дядьки хватило мозгов и наглости явиться ко мне в дом и заявить, что я трахаю дочку того, кто предал всех нас и убил моего отца, моя рука не дрогнула. Одна пуля — один труп. Я не испытал жалости, глядя в мёртвые глаза человека, заменившего мне отца.

Много лет меня окружало только дерьмо и кровь. Хреновая смесь. И стоило появиться в жизни чему-то светлому, как я тут же его потерял. И всё из-за того же дерьма, из которого не стремился выбраться.

Я так и не сказал ей, что люблю. Всегда считал слова пустыми и бессмысленными. Всю жизнь предпочитал действовать и показывать на деле. Думал, что Даринке достаточно того, что я ей даю. Если бы сказал… Она бы осталась? Если бы не только знала, но и слышала, как много она значит для меня? Если бы смог найти в себе силы на слабость и рассказать, что она не просто особенная, но и любимая, она бы дала мне шанс? Если бы признался, что никогда не собирался заводить детей, потому что не хотел им такой же судьбы, как у меня, она бы согласилась меня выслушать? А если бы признался в том, что хочу видеть её беременной, знать, что у неё под сердцем растёт мой ребёнок, она бы поняла, что значит для меня всё?

- Ты всё, Дарина. Ты. Моё. Всё. – шепчут истосковавшиеся по ней губы.

Никогда и представить не мог, что буду по кому-то скучать так сильно, что она будет мне сниться. Каждую ночь. Только там я могу коснуться её. Обнять. Поцеловать. Вдохнуть лёгкий запах её тела. Ощутить то слабое, но такое приятное тепло. И в каждом сне я говорю ей… Говорю всё, что не успел сказать в реальности. Только всё чаще она не отвечает мне, не смеётся, не улыбается. Смотрит на меня пустыми глазами, качает головой и уходит. А я бегу за ней. Кричу. Зову. Умоляю остаться. Падаю на колени, понимая, что всё потерял. И только во сне я могу позволить себе кричать, звать её, повторять, что она всё. Что без неё не смогу жить. Только во сне я могу быть слабым. Потому что утром снова приходится собирать куски тела и чувств и искать её.

***

Ещё один день, полный надежды и заканчивающийся ничем. Очередная ночь, в которой Рина уходит от меня, напоследок взглянув с осуждением и тоской.

Сентябрь. Октябрь. Ноябрь. Время проходит мимо. Ни одной зацепки. Ни одного намёка на то, что она жива. Доселе мне было неизвестно, что значит надеяться. На чудо, мать вашу! Как и незнакомо было ощущение полного, беспросветного отчаяния, поглощающее не только сознание, но и всё, что во мне было. Терять надежду так же больно, как и единственного дорогого, важного, любимого человека. Человечка. Такого маленького, наивного и хрупкого. Такого близкого и родного. Который не только в сердце, но и в крови. Часть ДНК. Часть меня самого. Та часть, что делала живым. Согревала. Не давала погрузиться во тьму и утонуть в крови и жестокости. Та, которая заставляла биться сердце.

Не знаю, сколько я ещё протяну на чистой вере в то, что рано или поздно её лицо, фигура засветятся на камерах. Что вот сегодня увижу её на экране с камер слежения не только по всему Северному Кавказу, но и по всей стране. Её ищут не только мои люди, но и менты, которых подключила Генриховна. Три десятка частных детективов пробивают по всем каналам. Только всё бесполезно. Её нет. И уже не уверен, что есть хоть один шанс.

Выхожу на улицу в одной футболке. Завывающий ветер сдирает с деревьев последние листья. Пусто, холодно и мрачно. И снаружи, и внутри. Курю, глядя в чёрное небо, где не светится ни одна звезда. Тоже потухло. И я тухну. Не вывожу больше. Нужна она мне. Последние запасы кислорода иссякают. Скоро станет совсем нечем дышать.

- Рина, сладкая моя, вернись. – прошу у пустого пространства. Опускаюсь на лавочку, где она сидела в ту последнюю ночь августа. На колени запрыгивает её кот. Жалобно мяукнув, тычется носом в грудь. Туда, где болит. – Знаю, Шедоу. Я тоже скучаю. – рассеянно провожу по спине. – Если бы я только мог всё исправить. Я бы сразу рассказал ей правду. Всю, что знал.

Мохнатый, ещё раз мяукнув, сбегает в темноту. Он тоже не простит того, что она ушла. И я себя не прощу. Никогда. И как только отыщу её и удостоверюсь, что ей ничего не грозит, для меня всё будет кончено. Смысл потерян. А жить без неё уже не смогу.

- Я люблю тебя, Дарина. – хриплю, крепко зажмурившись. – Только ты этого не услышишь. Ты просто будь счастлива. Без меня. Просто. Будь. Счастлива.

Глава 47

- С Новым годом! – раздаётся со всех сторон счастливый крик.

Звон бокалов с шампанским. Бенгальские огни и хлопушки. Залпы салютов за окном. Ломящийся от угощений стол.

Смеюсь со всеми и делаю крохотусенький глоточек игристого. Джиоевы стали для меня настоящей семьёй. Малыш постоянно пинается, вызывая улыбки и тепло в пальцах. Меня заваливают подарками. В коробках и пакетах всё для Ромки. На глаза наворачиваются слёзы.

- Пойдём на улицу смотреть салюты! – кричит Сармат, вскакивая из-за стола.

За ним подрываются и остальные дети. Мадина оборачивается на меня и спрашивает с беспокойством:

- Ты идёшь?

- Да, минутку. Идите. Я догоню.

Остаюсь одна в огромной гостиной с камином, в котором весело и по-новогоднему трещат дрова. В бокале с шампанским шипят пузырьки. Закусываю губу и поднимаюсь на ноги. Не стану я думать о том, когда в прошлый раз пила его и думала, что там осколки звёзд. Всё кончено. Всё в прошлом. Через три месяца я рожу сына и отдам ему всю себя.

Телефон отзывается короткой вибрацией. Сердце подскакивает к горлу, пусть я и знаю, что это не может быть кто-то из прошлого. Моя сим-карта зарегистрирована на Мадину. Я не связывалась ни с кем с института или работы. Даже не хочу знать, считают меня пропавшей без вести, погибшей или просто сбежавшей. Меня для них нет. Всё. Только для меня сегодня слишком тоскливо. Скучаю по бабушке. Интересно, с кем она встречает Новый год. А Костя?

- Чёрт. – бормочу, стирая незваные слёзы. – Сколько можно?

Чем больше становится мой живот, тем чаще я задумываюсь над тем, правильное ли я приняла решение. Чем я лучше Кости и бабушки, если собираюсь врать сыну о том, что у него есть только мама? И я всё сильнее скучаю. С наступлением холодов и серых дней стало совсем не по себе. Ничего не радует. Глаза вечно на мокром месте. Ночами я в прямом смысле замерзаю. Натягиваю тёплую пижаму, вязанные носки, кутаюсь в пуховое одеяло, но всё равно мёрзну. И думаю о том, как хотела бы оказаться в спальне, где провела свои самые счастливые месяцы жизни. Только вернуться я никогда не смогу.

Даю себе мысленный подзатыльник, напоминая обо всём, что загнало меня во Владикавказ. Сплошная ложь, обманы и предательство. Котовский — мой крёстный. Для меня это едва ли не кровосмешение. Он моего папу братом называл, а я с ним спала. Стонала под ним, извивалась и говорила, как сильно люблю.

Жаль, что чувства нельзя оставить в прошлом так же, как и всё, что я там бросила. Моя жизнь теперь тут. Совсем скоро я смогу переключить всю свою любовь на сыночка, и тогда обязательно полегчает. Надо только подождать. Потерпеть.

- Даша! – окликает Аланка, забегая в гостиную. Замедленно поворачиваю на неё голову и моргаю. – Ты всё пропустишь. Идём!

- Иду. – бурчу, сползая со стула и выходя в просторный коридор.

Алана суёт мне в руки мой пуховик. Натягивает на голову шапку, как младшим братьям, и тащит из дома, предварительно сунув в руки перчатки. Я только улыбаюсь, практически переходя на бег. Уровень заботы обо мне и моём нерождённом малыше у этой семьи просто зашкаливает. Такое чувство, что они лично приложили руку к тому, что он растёт во мне. Только не они. И вовсе не руку. Но думать об этом я не стану.

Прячу руки в карманы вместе с перчатками и смотрю на тысячи рассыпающихся разноцветных искр. Высоко задираю голову, когда бабахает очередной залп. Только глаза видят совсем не его. Сознание моё где-то очень далеко. В другом месте и с другими людьми. Оно рисует мне Котовского, который, возможно, сейчас тоже смотрит на небо. Интересно, он хоть раз вспоминал обо мне? Думал, где я и чем занимаюсь? Хоть один день вспоминал о том, что у нас было? Хоть чуточку он скучал по мне? Хоть немного любил? Он ни разу не говорил о любви. Но я чувствовала её, видела. Она грела, оберегала, убаюкивала ночами. Только если она была, почему он не рассказал правду? Почему не нашёл меня?

Ну вот, опять! Зачем?! Зачем, спрашивается, я размышляю на закрытую тему? Сердцем скучаю, хочу быть с ним. Увидеть его лицо в толпе и броситься к нему. Но научилась думать головой. И рассудок твердит, что если и можно простить ложь, то продолжать греть постель мужчины, забиравшего тебе из роддома — противоестественно. И прислушиваюсь я к голосу разума, а не к воплю разбитого сердца. У него сильнейшая контузия, и думать оно не в состоянии. Только логика и холодный расчёт.

Ко мне подлетает Давид, протягивая руки.

- Нет. – отрезает Мадина, сама поднимая сына, который тут же начинает капризничать и старается перебраться мне на руки. – Ты уже тяжёлый. А Даше нельзя тяжёлое поднимать. У неё тоже малыш скоро будет.

Отвернувшись, делаю вид, что меня очень интересуют салюты. А на душе так неспокойно. Впервые за четыре месяца зверьки оживают и тихонько шкрябают по рёбрам. Рефлекторно накрываю животик, защищая Ромулика. Кажется, будто чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Стараюсь незаметно просканировать высыпавшую на улицу толпу. Почти все лица знакомы. Соседи и, судя по всему, их друзья и родственники. Только сердце почему-то продолжает колотиться, как обезумевшее.

Пячусь назад и шепчу Аслану:

- Не хочу мёрзнуть. Пойду в дом.

- Всё в порядке? – нахмурившись, спрашивает мужчина.

- Да. Просто за малыша переживаю.

- Беги, конечно. Не мёрзни и не переутомляйся. Если захочешь спать, ты только скажи, мы потише будем.

- Всё нормально. Просто волнуюсь. – улыбаюсь, сбегая подальше от своего странного предчувствия.

За секунду до того, как шагнуть за ворота, мне кажется, что выхватываю в толпе знакомое лицо. Из прошлого. Трясу головой, стараясь выключить глупые мысли. Нет, мне просто показалось. Не может его тут быть. Не может и всё!

Снимаю верхнюю одежду и сажусь за стол. Беру бутерброд с красной икрой и надкусываю. Чем больше становится малыш, тем больше я ем. Мадина говорит, что это в порядке вещей. А я уверена, что у меня желудок превратился в бездонную яму. Сколько туда еды не отправляй — вхолостую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ну ты и обжора, Ромульчик. – смеюсь про себя, гладя животик.

Устремляю взгляд на камин, но и там, среди языков пламени вижу лицо его отца. Раньше он не давал покоя только во сне. Теперь и наяву.

- На кого ты будешь похож? – да, я со своим пузиком общаюсь очень много. - Давай на папу, ладно? Знаешь, сынок, твой папа очень красивый мужчина. Мужественный и сильный. Будь таким же, как он. Только не таким лжецом. – добавляю зло, стирая выскользнувшую из глаза слезинку. Рывком перевожу взгляд на окно, за которым вспыхивают вспышки, и шепчу беззвучно: - Как бы я хотела, чтобы ты знал его. Прости, сыночек, что не скажу тебе правду. Что забираю его у тебя. Но ты ему не нужен. А мама у тебя страус, который боится увидеть его и растаять.

Когда первые обиды и истерики прошли, я начала понимать, что ложь далеко не самое страшное, что мы с Костей сделали. Пусть кровь у нас и разная, но для меня это слишком… Невыносимо и больно. Если так подумать, то после бабушки — он единственный близкий мне человек. Ближе просто некуда. Только так было задолго до нашей встречи. Именно этого я и не могу ему простить. Жаль, что это не мешает всё так же сильно любить и скучать.

Вздохнув, разблокирую телефон. Там только рассылки от операторов мобильной связи и обувного магазина. Становится ещё тоскливее. Новый год — семейный праздник. Несмотря на наше взаимное отношение с семьёй Джиоевых, сердце напоминает, что моя семья за семь сотен километров отсюда. И я делаю то, что не должна. Точнее то, что ни за что на свете не должна делать. Я пишу два сообщения. Первое отсылаю бабушке, заодно давая знать, что жива. А второе… Во втором я не поздравляю с Новым годом. Дрожащими пальцами набиваю просьбу оставить меня в покое. Не уверена, что Костя ищет, но если это так… Я же чувствовала. И чувствую сейчас. Он не отпустит. Поэтому пишу, что нашла своё счастье, как он когда-то и хотел. Прошу оставить меня раз и навсегда и не ломать мою жизнь. И лишь в конце добавляю: с праздником.

Доля секунды. Клянусь, не больше. Приходит ответ от Котовского.

Рад за тебя, Ри-на. Будь счастлива. И помни: не разменивайся по пустякам.

И всё. Ни звонка, ни вопросов. Ни-че-го. Отпустил. Вот так просто. Взял и отпустил! Как он мог?! Не любил! Никогда не любил! Если бы он сейчас спросил, где я, всё бы выложила! Попросила бы приехать и забрать! Всё бы простила! Всё бы забыла! Послала бы мозги к чёрту и послушала сердце! Поддалась бы ему! Но он рад… За меня…

- Идиот! – кричу, отбрасывая телефон на диван.

Слёзы жгут веки и щёки. Текут такими водопадами, что Ниагарский отдыхает. Тру лицо, стирая потёки, а они всё прибывают. Правильно. Я ведь столько не плакала — держалась. Думала, что справляюсь. А я не справляюсь! Не могу! На хрен разум! Я хочу к нему! Хочу сказать, что у нас будет сын! Хочу, чтобы просто обнял и пообещал, что всё будет хорошо! А я поверю! Всему поверю… Всему, что он скажет… Всему…

- Ненавижу тебя, Костя. Ненавижу. – шепчу взахлёб, поднявшись в свою спальню и завалившись лицом в подушку. – Так же сильно, как и люблю. И знаешь что?.. Знаешь?! Я скажу! Только приедь! Забери меня! Я всё прощу. Всё-всё. Я так скучаю.

Впервые с момента, как узнала о беременности, откровенно рыдаю, давая себе спуск. Ромульчик пинается, понимая, как его маме плохо. А я успокоиться не могу. Половину праздничной ночи трачу на жуткий рёв, вспарывающий едва затянувшиеся раны. Боль, что все месяцы не получала выхода, вырвалась наружу бурным потоком. Сердце болит так сильно, что пугает. Сотню раз порываюсь спуститься за телефоном, набрать номер, каждая цифра которого вырезана в памяти, и кричать, орать, вопить, реветь! Высказать всё, что изо дня в день гложет и убивает.

Он не пришёл! Не стал искать! Он рад! Просто рад! Скотина! Сволочь! Да чтобы ты сдох, идиотина! Как ты мог?! Я любила и люблю! А ты?!.. Никогда не любил, да?! Кем я для тебя была?! Наигрался?! Не нужна больше?! Ненавижу!

Грудную клетку разрывает. Сердце разрывает. Душу разрывает. Каждую клеточку истосковавшегося тела разрывает!

- Ко-о-о-остя-а-а-а! – вою в подушку, ей же и заглушая вопли.

Бог мой, нельзя так сильно любить! Нельзя так страдать! Так просто не бывает!

Но нет… Бывает. И я не знаю, как продержусь ещё три месяца до рождения сына. А потом… Потом не знаю, как смогу хранить свою тайну. Ото всех.

***

Моё зарёванное, опухшее лицо если и вызывает вопросы, то никто, даже младшие, не подают виду. Мне кажется, что и дети понимают, что я по уши в дерьме.

Когда-то Костя обещал, что не запачкает. Я не грязная, нет. Я просто извалянная в дерьме. Моя любовь оказалась ненужной. Сердце выброшено на помойку. Тело использовано. И лишь Ромочка не даёт забить на себя и окончательно опустить руки.

Проверяю телефон, но кроме нескольких безразличных слов, там ничего нет. Сообщение, отправленное бабуле, прочитано, но ответа на него нет. Снова слёзы накатывают, но теперь держусь. Не буду больше жалеть себя! Хватит! Нет больше мышки-Дарины. Есть мама-Даша, готовая на всё ради сына. И даже не реветь, когда разматывает окончательно. Она сможет. Она обязана быть сильной. Вместо Дарины.

Когда-то я верила, что решимость — моё всё. Что её хватит, чтобы выжить. Ошиблась. В тысячный раз. Только беременность помогла окрепнуть и нарастить резервы. Так и выживаю. Ну и надежда на то, что однажды станет легче.

- Уверена, что хочешь поехать? – с сочувствием спрашивает Мадина, когда волочу ноги в коридор, чтобы надеть пуховик и отправиться с детворой в ТРЦ.

- Да. – выдавливаю мёртвым, осипшим от криков голосом. – Надо отвлечься.

- Дашенька, ты всю ночь ревела. Я хотела зайти, но…

- Спасибо, что не зашла, Мадин. – толкаю, всовывая ноги в ботинки. – Мне надо было отпустить. Теперь легче. Дальше уже точно справлюсь.

- Если что… - настаивает она.

Опустив ладонь на её плечо, перебиваю:

- Если нужна будет поддержка, я обращусь. – выдавливаю слабую улыбку. – Мне надо научиться самой о себе заботиться.

Детвора с шумом высыпает на улицу. Январь, а на снег и намёка нет. Владикавказ мало чем отличается от родного города. Жаркое лето и серая зима. Надо было на север бежать.

Выезжаем на двух такси. Даже в торговом центре людей очень мало. Эх, хотела бы и я хоть раз так напиться на Новый год, чтобы до вечера не иметь возможности сползти с кровати.

Сначала идём в кинотеатр на новый мультик. После просмотра отправляем детей в игровую зону с аниматорами. Судя по вялым движениям и убитым голосам, лучше им свои маски не снимать, чтобы не пугать немногочисленную детвору. Отправляемся с Аланой на прогулку по тем магазинам, где выходные беднягам-продавцам только снятся. Попадаем в магазин для беременных, где девушка пытается всунуть мне розовый комбинезон с рюшами.

- Алана! – смеюсь, отбиваясь от розовой тряпки. – Мне рожать в марте, а он летний! Куда мне его?!

- Дома носить будешь. – философски проговаривает она, выставив перед собой палец. – У тебя такой животик миленький, что нельзя его прятать.

- Очень даже миленький. – раздаётся ледяной мужской голос, вышибающий из меня душу и парализующий ужасом.

Глава 48

Смотрю на огромную сверкающую во дворе ёлку и криво усмехаюсь. Зачем она? Ринка хотела. Когда-то заявила в шутку, что хочет такую же ёлку, какие стоят на городских площадях. Я тогда сделал вид, что не услышал, а сам уже представлял, как сделаю для неё сюрприз. Ещё лето было, а Мышонок всё трещала про то, как хочет отправиться на новогоднюю ярмарку, где всё сияет разноцветными огнями и переливается от блёсток. Обнимал её голую и думал: какая же она всё же маленькая и наивная. Но слушал и понимал, что исполню все её желания. Даже самые детские и глупые. Она была слишком многого лишена. И я собирался всё исправить.

Только она никогда не увидит того, что я для неё сделал.

Затягиваюсь до боли в рёбрах и задерживаю горький дым с таким же горьким воздухом. Как-то пока дышу. Не перестаю надеяться, что однажды найду её. Найду и признаюсь во всём. И только ей решать, что делать с моим признанием.

Первые залпы фейерверков взмывают в небо и взрываются, напоминая, что начался новый год. Со старыми проблемами и пустыми ночами и днями. Идиоты верят, что всё хреновое останется в старом году. Поднимаю бутылку шампанского к ёлке и выбиваю:

- С Новым годом, сладкая. Надеюсь, ты не встречаешь его одна.

Делаю большой глоток из горла. Ветер промораживает до костей, но я даже не думаю застегнуть пальто или пойти в дом. Глядя на слепящие огоньки на ёлке и соседних деревьях, пью и представляю счастливый смех и улыбку с ямочками. Что сейчас Дарина стоит рядом, опустив голову мне на плечо, и мечтательно вздыхает. Шепчет, что это ещё одна сказка.

Красавица и чудовище. Только конец у неё в стиле братьев Гримм. Нет в ней хэппи энда. Для меня так точно. Только бы для Даринки всё сложилось иначе. Она заслужила. Хотя бы за то, что привнесла в мою жизнь хоть немного света.

В небе всё громыхают раскаты салютов, заставляя скелет вибрировать. Сердце истошно колотится. Вот оно, конченный орган, хочет верить в чудеса. И, поддавшись импульсу, я впервые лет за тридцать загадываю желание. Мышка как-то заявила: если очень сильно чего-то хочешь, оно обязательно сбудется. А я хочу только одного. Убедиться, что она жива и счастлива. Чтобы вот так же смотрела в небо и улыбалась. Даже не рядом со мной.

Телефон коротко жужжит в кармане. Ха, не думал, что у меня остался человек, решивший поздравить меня с Новым годом. Выбиваю его и вижу сообщение с незнакомого номера. Сердце греметь начинает так, что грудная клетка трещит. Несколько строчек, заставляющие поверить, что чудеса иногда случаются. Несмотря на написанное, я не верю ей. Не верю и всё.

Костя, не знаю, искал ли ты меня, но если так, то прошу, остановись. У меня новая жизнь, в которой я счастлива. Как ты и хотел. Я нашла достойного человека, который помог мне собрать разбитое тобой сердце. У меня всё хорошо. Надеюсь, что и у тебя тоже. С праздником.

Быстро набиваю максимально сдержанный ответ, чтобы не спугнуть её. Не позволяю себе поддаться пагубной слабости и позвонить, дабы услышать её голос. И это одно из самых тяжело дающихся сражений. Между разумом и сердцем.

До хруста сдавливаю смартфон и до рези в глазах всматриваюсь в несколько строчек.

Если счастлива, то зачем написала? Спряталась так, что я уже четыре месяца найти её не могу. Если не врёт, я должен увидеть её своими глазами. Убедиться, что всё так, как она преподнесла.

Перевожу дыхание и успокаиваю разбушевавшийся в груди шторм. Ненадолго прикрываю веки и тяну носом морозный воздух.

- Рина… - выталкиваю шёпотом. – Я просто должен убедиться, что всё хорошо.

Набираю номер Ильдара. Отвечает далеко не сразу. Когда берёт трубку, на заднем фоне орёт музыка, голоса, смех. Все празднуют. Забавно.

- Да, шеф. – перекрикивает шум и, судя по всему, выходит в другую комнату, где заметно потише.

- Я тебе сейчас номер пришлю, пробей его и всю инфу отправь мне.

- Сейчас? – киснет его голос. – Новый год же.

- Немедленно, Ильдар. И без лишних вопросов.

Отбиваюсь и пересылаю ему контакт. Набираю Арса и требую подогнать машину. Он без лишних слов говорит, что будет готов через десять минут. Единственный человек, который верен только мне и готовый отдать жизнь, если придётся.

Через пять минут у меня есть имя владельца номера и адрес. Мадина Джиоева. Владикавказ. Рина в Осетии. Совсем близко. Блять, как я мог не найти её там? Город не такой уж и большой. Камер хватает. Вашу мать!

Цедя сквозь зубы маты, запрыгиваю на заднее сидение Ровера и рычу:

- Гони во Владикавказ.

Мужик кивает и, наверное, первый раз за те годы, что ходит у меня в телохранителях, решается задать вопрос.

- Дарина там?

- Да.

Он снова кивает и выезжает на трассу. В новогоднюю ночь мало придурков, решивших покататься по городу или между областями. Двигаемся быстро. Дважды заезжаем на заправки, чтобы подпитать себя кофе, а Ровера — бензином. Меня от нетерпения не просто потряхивает — трясёт, словно в припадке эпилепсии. Пальцы, сука, дрожат. Всю дорогу убеждаю себя в том, что только посмотрю на неё. Издалека. Если пойму, что не соврала, даже не подойду. Отпущу, как и обещал. Дам ей жить своей жизнью. Приставлю невидимую охрану, чтобы защищали от любой опасности. Но в глубине души, не так глубоко, как хотелось бы, надеюсь, что её слова — ложь. Что увижу печаль в её глазах. И тогда я подойду. Прижму к себе. Если придётся, упаду на колени и буду молить простить меня. Любовь к этой девочке заставляет забыть о гордости и достоинстве. И если пойму, что она не нашла своё счастье, всю жизнь буду вымаливать её благосклонности, пока не простит и не вернётся ко мне. Всё сделаю, что она пожелает. Брошу криминал. Харакири, блять, устрою, если потребует!

Взгляд то и дело цепляется за билборды.

Владикавказ 500 км.

Владикавказ 300 км.

Владикавказ 120 км.

Всё ближе и ближе к ней. Машина стремительно летит по пустой ночной дороге. Меня всё сильнее колотит. От предвкушения. От страха. От непонимания, чего ожидать. Что я там увижу?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С каждым километром решимость оставить её в покое размазывается под колёсами. Там же остаются куски сердца и части внутренностей. Дышать становится всё тяжелее. Сигаретный дым дерёт горло на каждой затяжке.

Откидываю голову назад, с силой впечатав затылок в подголовник. Зажмуриваюсь до белых вспышек, в каждой из которых прорисовывается лицо Мышонка. Как и во снах, смотрит с осуждением, что не отпускаю, лезу в её жизнь, в которой она пытается справляться самостоятельно.

Как не подойти к ней? Как просто стоять и смотреть, не обозначив своё присутствие хотя бы ради того, чтобы увидеть её реакцию? Что тогда я увижу в её глазах? Страх? Панику? Ненависть? Неприязнь? Или самое ужасное — безразличие? Если она действительно перегорела? Не знаю, что тогда сделаю. Если пойму, что не осталось той любви, от которой так жарко повторяла ночами, шептала на ухо. Той, что была в каждом её взгляде, жесте, вдохе. Той, что грела ночами и позволяла ровно дышать.

Владикавказ 31 км.

Так близко. Только кажется, что она отдаляется от меня.

Дарина, девочка моя, я люблю тебя. Дай мне всего один шанс всё исправить. Я смогу это сделать. Смогу вернуть твоё доверие, любовь, улыбки. Обязательно смогу. Обещаю, Рина.

– представляя её образ, мысленно разговариваю с ней.

Стараюсь подготовиться к любому варианту развития событий так, чтобы ни один из них не стал для меня неожиданным. Как бы она ни отреагировала, только бы не погасла. С остальным уже справлюсь. Вытяну.

Только не всё можно предугадать. Как, например, то, что на въезде в город в нас влетит тонированная Приора, за рулём которой вхлам пьяный долбоёб, которому на Новый год эту Приору и подарили.

Удар приходится в правую заднюю дверь. Он такой силы, что у внедорожника отрывает колесо вместе со стойкой. Нас отбрасывает с трассы в кювет. Из Приоры выползает хватающееся за голову тело. Оно оглядывает своё корыто и скулит над ним. Я радуюсь, что у меня с собой нет оружия, иначе пристрелил бы.

- Вы в порядке? – спрашивает Арс, отбиваясь от подушки безопасности.

- Да. – рычу, выпрыгивая на улицу.

Не останавливаясь, подхожу к дебилу, дёргаю на себя и опускаю кулак на из без того окровавленную харю. Раз. Второй. Третий. Сбиваюсь со счёта. Луплю, даже когда оседает на землю. Арсу с трудом удаётся тормознуть меня от убийства. Шумно вдыхаю и с рыком выдыхаю.

Мне надо к Рине. Просто попасть к ней.

Только судьба явно против. Вызвать такси почти нереально. Из ниоткуда ещё и гайцы вырисовываются. Приходится решать вопрос быстро и действенно. Кругленькая сумма и тело из Приоры отправляют в больничку, а меня на ментовской машине везут по необходимому адресу.

Если бы я только мог предугадать, чем обернётся эта заминка, бежал бы пешком, чтобы успеть предотвратить катастрофу.

Только я не знал. И не успел.

К тому моменту, как нажал кнопку звонка по нужному адресу, ворота мне открыл какой-то мужик. Судя по внешности — осетин. Только бы Даринка не надела глупостей и не связалась с этим престарелым ловеласом.

- Я ищу Дарину Астафьеву. – посвящаю коротко и, легко оттолкнув мужика, вхожу во двор.

- Кто ты такой и что себе позволяешь? – шипит он.

- Тот, кто приехал за ней. Больше тебе знать ничего не надо. Её сим карта зарегистрирована на Мадину Джиоеву, проживающую по этому адресу. Если Дарины тут нет, то я хочу поговорить с Мадиной. – бросаю сухо, направляясь к дому.

Мужик делает попытку остановить меня, но Арс легко отрезает его. Толкаю дверь и вхожу в дом. И сердце с порога берёт разгон. Я чувствую её присутствие здесь. Она так близко.

- Аслан, кто там?! – кричит откуда-то из глубины женский голос.

Не тот, что я жажду услышать, но всё же, думаю, с ней разговор получится более конструктивным. Иду в ту сторону, откуда несутся шаги. Женщина почти влетает в меня и в ужасе вскрикивает.

- Не надо кричать. – пробиваю ледяным тоном. – Я приехал за Дариной. И знаю, что она тут.

- Д-даши нет. – лепечет она, лупая глазами.

Даша? Какая она, на хрен, Даша? Это имя доярки из колхоза, а не моей девочки.

- Где Дарина? – режу с нажимом, наступая на эту открывающую и закрывающую рот рыбину. – Где она?! – рявкаю злее, отчего даже мужик дёргается, а баба и вовсе подпрыгивает.

- Уехала в торговый центр с детьми. – выдавливает наконец.

- Тогда я подожду её тут. – извещаю, присаживаясь на стул и выискивая взглядом любые следы Мышки.

Есть девчачьи побрякушки, но, судя по фоткам, принадлежать они могут не ей.

- Если ты тот, от кого она сбежала, то лучше оставь её в покое. – прилетает мне в затылок. Медленно поворачиваю на него голову и выгибаю вопросительно бровь. – Она только восстанавливаться начала. Не трогай её. – шипит он, порываясь броситься на меня, но Арс с ледяным спокойствием демонстрирует ему ствол и жестом приказывает присесть. Парочка сверлит нас злобными взглядами. Мужик цедит сквозь зубы: - Она приехала сюда одна. Ничего не имея. Боясь каждого шороха. Не знаю, что ты ей сделал, но если ты не последняя тварь, уезжай и не приближайся к ней.

Скриплю зубами и сжимаю кулаки. Не знаю, что причиняет больше боли: то, что Рина так страдала или то, что эта семейка защищает её так, словно я реальный монстр, измывающийся над ней, мучающий.

А может, так оно и есть? Может, я действительно чудовище, лишающее её выбора и свободы? И что мне теперь делать? Просто уйти? Оставить её тут? Эти двое хоть и недалёкие, но я понимаю, что Мышка им небезразлична.

- Давно она тут живёт? – выбиваю сухим тоном, за которым прячу истинные чувства.

Но, видимо, глаза отражают куда больше, потому что Мадина тихо выговаривает:

- С сентября. Она поселилась у меня в хостеле, но даже поесть не выходила четыре дня. Однажды я услышала, как она рыдает. Не смогла оставить девочку в таком состоянии. С тех пор она живёт с нами. Дети её обожают. Она их тоже. Прошу Вас, с какой бы целью вы её не искали, отпустите. Даша рассказала, что случилось. Не заставляйте её разрываться на части снова.

Поднимаюсь на ноги, отхожу к окну и крепко зажмуриваюсь, стараясь удержать всё в себе. Не показать им слабости, боли и тоски.

Рина не одна. Возможно, действительно счастлива. Ей лучше без меня.

- Не говорите ей, что я был тут. – бросаю на выходе. – Арс, поехали.

Но не успеваю ступить и шага, как в дом влетает запыханная, перепуганная девчонка. Глаза огромные. Из них слёзы градом. И я понимаю, что с Дариной что-то случилось.

- Алана, что?.. – не успевает закончить мужик, как она вопит:

- Дашу похитили! Он зашёл в магазин, где мы были. Угрожал мне, если Даша не поедет с ним! Забрал телефон и предупредил, чтобы в полицию не обращались! Папа, он такой страшный! У него шрам на лице!

- Тихо, Алана. Тише. – обнимает её мать, пока я подыхаю на месте.

- Что-то ещё сказал? – секу агрессивно, дёргая девчонку на себя и заставляя смотреть в глаза.

Продавливаю энергетикой. Она, всхлипнув, шепчет:

- Он сказал Даше, что она ответит за всё, что с ним случилось.

- Твою мать! – рявкаю, отталкивая её. – Арс!

- Уже вызвал наших. Только…

Блять, времени может не быть! Что ему надо?! Как Дамир нашёл Рину?! Зачем забрал?! Убью! Только бы она смогла продержаться достаточно.

Вылетаю на улицу и трясущимися пальцами набираю тот номер, с которого она отравила мне сообщение. Длинные гудки рвут мне нервы и жилы. И когда слышу соединение и её голос, рассыпаюсь на куски.

- Костя, не слушай его! Не приезжай! – выкрикивает Рина, и я слышу звонкий звук удара.

- Не тронь её, Дамир! – ору в микрофон. – Что тебе надо?! Я всё сделаю!

- Твоя жизнь, братец. – гогочет он. – Отдашь? За неё. Подохнешь ради девки?

- Куда ехать? – выбиваю мёртвым голосом.

Дам диктует адрес какого-то заброшенного строения в промзоне. Об этом мне сообщает Аслан, маячащий за спиной.

- Я скоро буду. Не трогай её, Дамир. Рина не должна пострадать. Если хоть один волос упадёт с её головы, я не оставлю тебя в живых. Ты будешь страдать очень долго. Ты будешь молить о смерти.

- Знаю-знаю. – продолжает смеяться он. – Ты только приедь и посмотри, как я буду долбить её у тебя на глазах. Я тебе обещал.

- Дамир… прошу… - срывается голос и сердце.

- Костя, не надо! – кричит Мышка, но её крик прерывает новый удар.

- Я скоро буду.

Сбрасываю вызов. Воздуха нет. Хватаю его ртом, а вдохнуть не могу. Все внутренности разорваны и не функционируют. Уверен, если сейчас сплюну, на асфальте будут лёгкие. Или сердце.

- Где это? – выталкиваю убито, повернувшись к мужику.

Он только запрыгивает в тачку и бросает:

- Я отвезу.

Ехать недалеко, но каждая упущенная секунда добивает меня и рискует сломать Дарину навсегда. Аслан гонит во всю, а мне кажется, что мы стоим на месте. Но вот машина тормозит.

- Оставайся тут. Ментам не звони. – раздаётся голос Арса, когда я уже бегу в здание.

- Один, Костик! – кричит Дамир откуда-то сверху полуразрушенной лестницы. – Пса своего привяжи.

Даю Арсу знак не вмешиваться. Я отдам свою жизнь за Рину. Всё отдам. Только бы он не успел ничего сделать с ней.

- Держись, Мышонок. Не сдавайся только. Я тебя спасу. У тебя всё будет хорошо. – шепчу, начиная подниматься.

Один пролёт. Второй. В здании этажей шесть. Крик Дамира был глухим и далёким. Он на самом верху?

На третьем пролёте из-за угла выступает тень. Наставляю на неё ствол, но тут же застываю. Моргаю, стараясь стереть видение. Только оно говорит:

- Один не справишься. Пошли.

Я не задаю вопросов. Не думаю о том, как такое возможно. Сейчас есть только Рина. Только она.

Тень останавливается. Переглянувшись, понимаем друг друга без слов. Он скрывается за углом. Я шагаю на засыпанный осколками бутылок и кусками кирпичей бетонный пол. Взгляд сам отыскивает хрупкий силуэт Дарины. Сжавшись в самом углу в одном тонком свитере, накрывает руками круглый живот и затравленно смотрит на меня. Я не могу оторваться от неё. Не могу отвести взгляд, даже когда слышу щелчок взводимого курка. Перевожу глаза с лица на живот и обратно.

- Налюбовался? – хрипит голос брата, но тут же тонет в оглушающем выстреле.

Глава 49

Я запрещаю себе разводить панику. Мне нельзя волноваться. Ромка и без того постоянно пинается. Чувствует, что мамочка на грани паники. Сжимаю зубы и стараюсь отвлечься от постоянно говорящего Дамира. Точнее, сыплющего угрозами и планами мести. Косте. Моему Коту. За то, что он забрал у него всё. Я только молчу, но не могу не думать о том, на что способно это чудовище, попытавшееся убить родного брата. Что оно сделает со мной и с моим сыном?

Для таких, как он, нет ничего святого. Моя беременность только злит его. Когда он попытался перевернуть меня на живот и стянуть джинсы, я завопила так, что лопались барабанные перепонки. Я не боюсь насилия. Да, будет неприятно, мерзко и грязно. Но это всего лишь тело. Девственности уже нет. Но я слишком боюсь, что его действия навредят моему ребёнку. Нашему с Костей сыну.

Бог мой… О чём я вообще думала, когда сбежала и решила никогда ему не сообщать об этом? Да, он не нужен ему. Но он имел право знать! А что теперь?

Зажмуриваюсь и не даю себе даже всхлипнуть или пустить слезу. Сжимаюсь в дальнем углу, подогнув под себя ноги, чтобы не сидеть на ледяном бетоне. В здании нет ни окон, ни дверей, потому тут дубарь и гуляет сквозняк. На мне нет даже верхней одежды. Обнимаю живот, стараясь согреть сына. Из-подо лба смотрю на Дамира, вышагивающего по полу с опасно-безумной ухмылкой. Он что-то без конца бормочет себе под нос. Сам с собой спорит. Из чего делаю выводы, что он явно под действием каких-то наркотиков.

Он не трогает меня, кроме той единственной попытки, когда только затащил сюда. Страшно, конечно, что он может просто заставить меня расслабиться или наоборот — накрутить себя так, что сойду с ума. Только ни того, ни другого не будет. Я всё обязательно стерплю. И в секунду отчаяния в голове очень кстати всплывает бархатный густой голос, раздающийся в темноте спальни.

«Самое важное, Рина, никогда не терять голову и не поддаваться панике. Не показывать страха. Если чувствуешь, что не справляешься, что сорвёшься, думай о чём угодно. О чём-то очень хорошем или очень плохом, что случалось с тобой, но не сломало. Думай о мести. Злись. И никогда не вини себя.»

Тогда я не поняла, зачем он это говорил. Зато теперь знаю. Он готовил меня к любому неожиданному повороту. Если бы не страх за сына, я бы бросилась на этого психопата и боролась до последней капли крови. Больше никогда я не стану реветь и трястись от страха. Я обязана бороться и выбраться отсюда живой.

Только вся решимость рассыпается пеплом, когда у чудовища звонит мой телефон. Его рот растягивается в хищном оскале. Он медленно приближается ко мне и показывает экран. Каждая цифра врезается в глаза и режет нутро.

Зачем он звонит? Он же отпустил. Почему сейчас?

- Поговоришь с папашей? – выбивает Шрам, кивая на мой живот.

Плотнее прижимаю руки к нему, стараясь укрыть Ромку, спрятать его. Незаметно вдыхаю и смело вскидываю голову.

- Информация у тебя ошибочная. – цежу сквозь сжатые зубы. – Кот не имеет к моему положению никакого отношения. – стараюсь говорить с пренебрежением и даже отвращением. – У нас с ним был уговор, что он меня отпустит к осени, если не захочу остаться. Я не захотела. Он отпустил. Ребёнок не его. И к тому же ему плевать на меня. Если ты думаешь, что он бросится в твою ловушку…

- Бросится. – усмехается он. – Я видел, как он на тебя смотрел. И если ты ушла сама, то посмотришь, как я убиваю твоего насильника. Спасибо потом мне скажешь.

Он принимает вызов и включает громкую связь. Кот ничего не говорит, но я слышу в его дыхании… всё.

- Костя, не слушай его! Не приезжай! – хотела прошептать, но неожиданно для себя закричала.

Из глаз прорываются слёзы. Дамир с замахом отпускает пощёчину. Рефлекторно прикладываю ладонь к горящей щеке и сквозь слёзы смотрю на него полным ненависти и злости взглядом. Главное не бояться. Надо злиться. Представлять, как Костя свернёт ему шею.

- Не тронь её, Дамир! Что тебе надо?! Я всё сделаю! – пронзает навылет отчаянный крик мужчины, по которому болит и рыдает сердце. Мужчины, чьего сына я ношу под сердцем.

- Твоя жизнь, братец. – безумно смеётся его брат. - Отдашь? За неё. Подохнешь ради девки?

- Куда ехать?

Сердечная мышца разбивает мне грудь. Страхи и картинки, одна ужаснее другой, атакуют пулями.

За то время, что Коту понадобится, чтобы добраться из Края во Владикавказ, Дамир успеет замучить меня до смерти. Поизмываться над моим телом. Только бы Ромулику ничего не сделал. Я тогда в окно выброшусь, если останусь живая, но потеряю сына. Он — моя жизнь. Мой родной человечек. И его папа тоже. Самый близкий и дорогой. Как бы там ни было, я ни на секунду не переставала его любить. И если он…

- Я скоро буду. Не трогай её, Дамир. Рина не должна пострадать. Если хоть один волос упадёт с её головы, я не оставлю тебя в живых. Ты будешь страдать очень долго. Ты будешь молить о смерти.

Нет-нет-нет. Нет! Он не должен приезжать. Дамир убьёт его! Смерти Кости я тоже не переживу! Не смогу!

- Знаю-знаю. – снова звучит безумный смех. – Ты только приедь и посмотри, как я буду долбить её у тебя на глазах. Я тебе обещал.

- Дамир… прошу…

И в этих словах я слышу всю его боль, отчаяние. Любовь… Он любил. И любит. И отдаст за меня жизнь. Я всё сделаю, лишь бы Костя жил. Я хочу, чтобы он спас меня. Доказал, что я действительно дорога. Эгоистично мечтаю о том, чтобы поставил на кон свою жизнь за меня и сына. Только ведь сердце без него остановится.

- Костя, не надо! – воплю во всю мощь лёгких, но новый удар гораздо сильнее и больнее.

Чувствую, как лопается губа и кровь стекает по подбородку.

- Я скоро буду. – толкает Кот и сбрасывает вызов.

Дамир нечеловеческим взглядом смотрит мне в лицо. Сквозь слёзы удерживаю его взгляд, давая знать, что не боюсь его. Он ухмыляется и отходит.

Тяжело выдыхаю, подворачиваю губы и закусываю их, добавляя новых ран. Я выдала себя. То, как Костя мне дорог. И он выдал. Куда больше, чем могу вынести. И если он сказал, что скоро будет, то… как скоро?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Противоречия грызут изнутри. Я хочу, чтобы он приехал и спас нас с сыном. Я хочу, чтобы он не приезжал, чтобы не случилось самого страшного. Я хочу, чтобы он не успел. Чтобы Дамир прикончил меня раньше, чем увижу синие океаны любимых глаз. Я хочу бороться, кусаться, царапаться, вопить и бежать. Я хочу сжаться в этом углу и рыдать. И я не разбираю, чего хочу больше всего. Хотя нет. Знаю. Чтобы выжили все. Кроме Дамира. Хочу видеть его труп.

- Гадаешь, успеешь замёрзнуть или не успеешь? – ухмыляется чудовище, бросив на меня взгляд через плечо. – Не боись, не успеешь. – скалится холодно. – Он во Владикавказе.

- Ч-что? – лепечу, округляя в ужасе глаза.

- Только поэтому мне и пришлось действовать быстро. Хотел дождаться, пока ты ублюдка его родишь. На брюхатых у меня не особо стоит. Забрал бы тебя. Подержал отдельно от выблядка несколько месяцев. Натрахался бы вволю. Приучил тебя ползать передо мной на коленях. Ты же за ребёнка на всё готова. Видел, как трясёшься, за пузо постоянно хватаешься. Была бы послушной. – подойдя, резко дёргает за подбородок вверх. – А потом бы пригласил братика в гости, чтобы он посмотрел, какая ты у меня покорная. Только не успел. Быстро он тебя нашёл. У меня такой план отличный был, а он всё обосрал. Теперь остаётся только грохнуть тебя у него на глазах. Чтобы разом всё потерял. – прокатывает взглядом от моих губ к груди и похотливо-мерзко обводит бледный рот языком. – Я бы тебя всё же трахнул. Разочек. Но боюсь, что не успею.

- Живёшь как скот. И сдохнешь как скот. – шиплю и, собрав слюну, плюю ему в лицо.

Он тут же багровеет и замахивается. Сворачиваюсь в комочек, пряча живот. И лишь гулкое эхо шагов останавливает его. Дамир, вытащив из-за пояса пистолет, крадётся к провалу лестницы. Выглядывает вниз и кричит:

- Один, Костик! Пса своего привяжи!

- Нет, Костя. Не надо. Не слушай его. Живи, умоляю. Не ведись на это. – шепчу, собирая языком попавшие на губы слёзы.

Только шаги всё ближе и тяжелее. Дамир становится сбоку от пролёта. Так, чтобы его нельзя было заметить, если не смотреть сразу в ту сторону. Вижу появившуюся русую макушку с отросшими и растрёпанными волосами. Лоб, глаза, губы, шею, торс, ноги. И вот он, мой Кот — весь передо мной. Пытаюсь кричать, но только плачу, когда его взгляд бегает с лица на живот и снова в глаза. Взглядом во всём ему признаюсь. Прошу прощения, что оказалась такой глупой и слабой. Что не сказала о сыне. И безмолвно кричу, как сильно люблю его. Вижу только синие глаза, переполненные болью. Как его губы произносят моё имя. И чёрное дуло пистолета у виска. Открываю рот, чтобы завизжать, как гремит выстрел.

И тогда я визжу, видя, как Костя, резко отклонившись, перехватывает кисть Дамира с зажатым в ней пистолетом. Ещё один выстрел. На белой рубашке Кота расползается красное пятно. Его глаза округляются в удивлении. Пошатнувшись, он падает на спину. Зажимает руками сочащуюся кровью рану. Подскакиваю на ноги с неведомой прытью и бросаюсь на стоящего над ним Дамира, чтобы раз и навсегда стереть с его лица улыбку. С разбегу налетаю на него и сталкиваю в дыру в полу. Он хватает мои руки, и я чувствую, как утягивает за собой.

Только вместе, Костя. Только с тобой.

Свободное падение длится вечность. Только удара не происходит. Наверное, моё сердце остановилось раньше, чем произошло столкновение с твёрдой поверхностью. В ту секунду, как на груди Кости появилось небольшое пятнышко крови.

И вот, наконец, удар. Только неожиданный. Меня кто-то дёргает назад и впечатывает спиной в твёрдую грудную клетку. Распахиваю глаза и вижу неестественно вывернутые руки, ноги и шею Дамира. Сквозь его грудь торчат два окровавленных металлических прута. Меня начинает тошнить, но беру себя в руки. Вырываюсь из захвата того, кто меня держит, и поворачиваюсь к растянутому на полу Косте. Падаю на колени перед ним, но мне не дают, удерживая на ногах.

- Отпусти меня! Пусти к нему! – кричу неизвестному мужчине. Разворачиваюсь и луплю кулаками крупное крепкое тело. – Не трогай меня!

- Не смотри, Дарина! – рявкает он в ответ и силой встряхивает за плечи. – Не надо тебе смотреть! Идём!

Пытается тянуть меня к лестнице, но я вгрызаюсь зубами в его запястье. Выдираюсь и опускаюсь перед Костей на колени. Провожу пальцами по бледному лицу. Из уголка его губ стекает тонкая струйка крови.

- Костя. – всхлипываю отчаянно, с нежностью, тоской и любовью гладя его щёки, стирая кровь с губ. – Костик, не умирай. – требую срывающимся шёпотом. Мои слёзы падают ему на лицо. Он слизывает языком каплю, осевшую на губах. Наклоняюсь и касаюсь дрожащими губами его рта. – Не надо. Не оставляй опять.

Чувствую тепло его руки на затылке. Ещё отчаяннее всхлипываю и заливаюсь солью.

- У тебя всё будет хорошо… - хрипит он едва слышно и очень неразборчиво. Закашлявшись, выплёвывает кровь. Я, как помешанная, стираю её и реву, почти ничего не видя. – Ребёнок… Рина… - хрипит ещё тише. Слёзы становятся горше. Рыдания рвут грудь и проламывают рёбра. – Тихо, сладкая… Послушай… - закусив губы, опускаюсь к его губам и слушаю хрипы, вырывающиеся из его рта. – Уверен, что его отец… достойный…

- Костя, нет. – лепечу, качая головой и пачкая кровью волосы. – Всё не так.

Он правда думает, что Ромочка не его? Не может быть! Как он может думать, что я могла полюбить кого-то ещё?!

- Ш-ш-ш, Мышка. – прикладывает палец к моим губам. – Прости… Если бы сказал раньше… И сейчас… не должен. - паузы между словами становятся всё дольше и тяжелее. От сердца отваливаются целые куски, когда синие глаза начинают мутнеть. – Прости… что говорю… Всегда, Рина… Всегда… тебя… любил. Люблю… Ри-на… Люблю… тебя…

- Нет, Костя, нет! – кричу, ударяя его кулаками по груди. – Не смей говорить так! Сейчас! Не смей!

Тот же мужчина, что всё это время стоял за спиной, подрывает меня на ноги и прибивает к груди. Я продолжаю бить его, кричать, кусаться и царапаться. Хочу лечь рядом с Костей и остаться с ним навсегда! Умереть с ним! Не жить без него!

Мужчина трясёт за плечи. Даёт пощёчину, приводя в чувство. Только сейчас я, наконец, вижу его лицо. Постаревшее, давно забытое, но узнаваемое. Лицо покойника. Лицо Игната Астафьева. Лицо моего отца.

- Всё, Дарина! – рявкает он. – Всё закончилось! Тебе надо в больницу!

- Нет! – ору, стараясь вырваться и вернуться к Косте, но хватка убийственная. – Я не знаю тебя! Кто ты?! Кто!?

- Твой папа, Дарина!

- Мой папа умер! Ты чужой! Ты никто! Только Костя! Только он у меня есть!

- Уже нет! – вопит он.

Мощный удар приходится не в грудь, как следовало бы ожидать. И даже не в голову. Боль пронзает живот в ту секунду, как мозг впервые принимает реальность — Костя… мой Кот… умер. Сгибаюсь пополам, обхватывая живот. Между ног становится мокро и липко.

Призрак смотрит вниз. Громко выругавшись, подхватывает меня на руки и тащит вниз. А я смотрю лишь на тело любимого мужчины и понимаю, что не только он погиб. Я потеряла даже ту часть его, что шесть месяцев носила под сердцем. Теперь у меня никого не осталось.

Судорожно вдыхаю и умираю следом за любимым мужчиной и сыном.

Глава 50

Ледяной ветер завывает и гудит в ушах. Растрёпывает собранные в обычный хвост волосы. Забирается под распахнутый воротник пальто и промораживает до костей. Плотнее стискиваю в кулаках пальцы. Слёз давно не осталось. Только пустота там, где было сердце. Вокруг неестественная тишина, прерываемая лишь завыванием того самого ветра, что разбушевался почти до состояния урагана. Он рвёт одежду и сбивает снег с голых, чёрных, похожих на скелеты веток деревьев. Срывает белые настилы с аккуратных кованных оградок, мраморных плит и деревянных крестов.

Механизированным шагом подхожу ближе и помогаю ветру, смахивая окоченевшими пальцами снежную шапку с красивой надгробной плиты с портретом и именем, которые и спустя годы буду хранить в памяти. Никогда я не перестану любить Константина Геннадьевича Котовского. Опускаю взгляд ниже и всхлипываю, глядя на крошечный холмик рядом. Никого у меня не осталось. Только я одна в целом мире. Всех потеряла. Опускаюсь на колени и касаюсь ничего не выражающего лица, отпечатанного на мраморе.

- Лучше бы я умерла, Кость. Не надо было меня спасать. Я всё равно не выживу сама. А ты… Ты бы смог без нас. А я без вас не могу. Не могу, Костя. – слёзы оставляют мокрые колючие дорожки на щеках. Кажется, что мороз выжигает кожу в тех местах, где прошлась влага. Судорожно стираю следы, но появляются всё новые и новые. – Я люблю тебя, Костя. И Ромочку тоже. Только никого у меня не осталось. – падаю на земляную насыпь и закрываю глаза. Чувствую, как холод поднимается из земли по телу. Словно ледяные черви, забирается под кожу. - Я так сильно люблю вас. И хочу остаться с вами. Навсегда.

Закричав от боли, распахиваю глаза. Удивлённо моргаю, видя перед собой не чёрную землю, припорошенную снегом, а белый потолок с тусклой лампой. Поднимаю руки и с удивлением понимаю, что они не раскрасневшиеся от мороза. Мне прохладно, но я не замерзаю. До подбородка укрыта тонким, но тёплым одеялом. Из уголков глаз стекают слёзы. Судя по мокрым вискам и волосам, плачу я достаточно давно. Во сне. Снова. Только этот кошмар куда хуже тех, что снились мне когда-то. Когда Костя был в больнице, а не лежал в сырой земле.

Всхлипнув, прижимаю кулак к губам. Рефлекторно касаюсь живота и понимаю, что он есть. С опаской скольжу взглядом вниз и вижу выступающее под одеялом пузико.

- Ромочка. – шепчу и ощущаю, как малыш робко пинается. – Сыночек… Живой… - тараторю сквозь слёзы и рвущиеся наружу рыдания. От счастья и одновременно боли. Это был сон. Частично. Моего сына спасли. Но Костя... Он… - Костя… - плачу, гладя живот. – Прости меня. Прости, что сбежала. Что попалась Дамиру. Если бы не я, ты был бы жив. Костя… Прости… - рыдаю, крепко зажмуриваясь и снова видя тёмную плиту с серой подписью.

- Дариночка… Девочка… - раздаётся скрипучий, севший голос бабушки. С трудом разлепляю опухшие веки и вижу, как она падает на колени перед кроватью и накрывает высохшими руками мою кисть, лежащую на животе. – Пришла в себя. – тоже плачет, стирая слёзы. – Всё будет хорошо. Ты не плачь только. Не расстраивайся. С твоим малышом всё хорошо. Была угроза выкидыша, но скорая приехала очень быстро. Врачи уже ждали. Будто знали, что надо делать.

Резко выдёргиваю из её морщинистых пальцев запястье и опираюсь за спиной, приподнимаясь и садясь. Смотрю на неё одновременно злым и затравленным взглядом. Словно в первый раз вижу эту женщину. Да, Костя тоже мне врал. Но она… несоизмеримо больше. Всю мою жизнь. А сейчас делает вид, что моё здоровье единственное, что её волнует.

- Да, знали. Их, видимо, предупредили. Ничего не хочешь мне сказать?

Её глаза округляются, а слёзы продолжают катиться по морщинистому лицу. Такому родному, но теперь я смотрю на неё иначе. Как на обманщицу и предательницу. Мой отец жив. И это не плод воображения. Он был там. Оторвал меня от любимого. Вынес на улицу. Закутал в своё пальто и передал врачам, объяснив им всё. Отключилась я уже в карете скорой помощи.

Он оставил его там. Одного. Лежащего и истекающего кровью на бетонном полу. Он спас меня, а не его. И я в жизни не поверю, что бабушка ничего не знала.

- Что сказать, Дарина? – выдавливает она убито.

- О моём отце. Я знаю, что он живой. Именно он меня и вынес. Меня… А не… его. – выжимаю из стянутой новой порцией слёз глотки, когда перед глазами встаёт последний кадр, как я видела Костю.

Бабуля, отшатнувшись, прикладывает ладонь к сердцу.

- Дарина, это сон. Он умер. Я похоронила обоих своих сыновей, мужа и невестку.

- Не ври мне! – выкрикиваю, скрипя зубами. – Он мне не приснился! Он сам сказал, кто он. Хотя я и так его узнала! Как ты могла врать мне о таком?!

Бабушка снова бросается вперёд. Хватает мою руку и сдавливает в своих дрожащих. Смотрит в глаза и шепчет:

- Этого не может быть. Он не может быть живым. А если и так, то… Если Игнат живой… Мой сыночек… - заливается она рыданиями, опуская голову и касаясь лбом моего живота. – Если живой, то я ничего не знала, Дарина. Но я не верю… Не верю… Он бы пришёл… Дал о себе знать.

Несколько раз сглатываю, пропихивая мешающий говорить и дышать ком, но горло сдавило спазмом. Слёзы, как и у бабули, не останавливаются и всё стекают. Разве могла она соврать о таком?

- Ты правда не знала? – тихим сипом выдавливаю через тиски.

- Он не мог выжить. Но если так… Я бы не стала скрывать.

- Ты слишком многое скрывала. Всю жизнь врала. Я ещё удивлялась, почему ты так спокойно восприняла моё исчезновение. А оказалось… ты всё это время была… Где кстати? Куда Котовский тебя увёз?

- В безопасный дом в станице на окраине.

Хмыкаю горько. Теперь всё стало на свои места. И почему её не удивляли огромные суммы денег, отправленные неизвестным мужчиной. И почему просила жить для себя и не спешить возвращаться. И только мои слова о том, что я встречаюсь с молодым человеком, заставили её напрячься. Она, если и не знала, то догадывалась, кто он такой. Ведь знала, где я. Как и то, что посторонних Кот ко мне не подпустил бы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

При очередной мысли о нём слёз становится больше. А пустота, что ощущалась во сне, наваливается сверху. Окутывает. Проникает в сердце. Медленно убивает, высасывая всю радость. Мне даже сложно радоваться тому, что нашего сына спасли. Теперь Костя никогда о нём не узнает.

- Сколько я тут? – шепчу надрывно, не открывая глаз.

- Шесть дней. – хрипит бабуля, беря себя в руки.

Смыкаю веки плотнее и стараюсь успокоиться и дышать. Не завопить от той боли, что раздирает вены.

- Я хочу поехать к нему. – выталкиваю охрипшим шёпотом. – К Косте, ба.

- Куда поехать? – удивляется она.

- На кладбище! – бросаю агрессивно.

Надо злиться, чтобы не сломаться. На Котовского, что так бездумно бросился меня спасать и погиб. На себя, что забыла об опасности и расслабилась. Когда увидела Дамира, решила, что буду кричать. Что не дам так просто увести меня, даже если пистолет к виску приставит. Он не убил бы меня посреди торгового центра. Но он схватил Алану. И я пошла за ним. Надо злиться на бабушку за ложь. На отца за то, что все эти годы был живой и ни разу не показался. Что оставил моего любимого мужчину умирать, спасая меня — такую слабую и глупую.

- Какое кладбище, Дарина? – ошарашенно спрашивает бабуля мгновенно окрепшим голосом.

- Его ещё не похоронили? – выпаливаю растерянно.

- Не было никаких похорон, глупая! И не будет. Живой он!

Сердце ёкает в груди. Подскакивает в горло. Делает там тройное сальто. Падает вниз. Подпрыгивает на место и начинает отчаянно колотиться, разбивая кости и корку запёкшейся крови. Костя… Мой Костик… Мой Кот… Живой! Он выжил! Не умер! Он… Он…

- Я хочу к нему! – рывком перекидываю ноги и свешиваю их с койки. – Прямо сейчас, ба!

- Подожди. – тормозит она меня, удерживая на месте. Непонимающе гляжу на неё, инстинктивно накрывая живот. Она кивает. – Никаких резких движений, Дарина. И никаких нервов. Ты сейчас очень слабая. Не хочешь же потерять ребёнка?

- Не хочу. – отрицательно вращаю головой. – Но я должна увидеть Костю, бабушка. Я… - обрываюсь на всхлипе. – Я люблю его, ба.

- И ребёнок его? – щурится она, пытливо впиваясь в мои глаза.

- Конечно. – шепчу, впервые за долгое время улыбнувшись.

Конечно, его. Наш сыночек. Наш Ромочка.

- А что же ты с пузом от него побежала? – ворчит бабуля, помогая подняться и давая мне тапочки.

- Тебя это не касается. – огрызаюсь раздражённо. – И бежала я не только от него. Ото всех, кто мне врал.

Она виновато отводит глаза и помогает выйти из палаты. Тело ослабевшее, слушается плохо. Но я упорно заставляю его двигаться. Бабуля что-то говорит, но за грохотом сердца я не могу расслышать ни слова. И с каждым метром оно колотится всё громче, всё быстрее. Оно чувствует, что Кот совсем рядом. Что он ближе и ближе. И вот, наконец, я вижу его за стеклом палаты. Судя по всему, клиника частная, потому что больше похожа на больницы из американских фильмов, а не на наши родные поликлиники. Прикладываю ладони к стеклу и смотрю на лежащего на кровати мужчину. Его глаза закрыты. Губы немного приоткрыты. Щетина переросла в бороду. Бледный, посеревший. Но всё такой же любимый и близкий сердцу. Кладу ладонь на ручку и медленно, с опаской открываю дверь. Шагаю внутрь. Бабушка хочет зайти следом, но я её останавливаю:

- Я сама. Теперь я всегда буду принимать решения самостоятельно.

Решительно закрываю дверь перед её лицом. Прохожу и закрываю жалюзи. Костя даже не шевелится. Дыхание глубокое, но неровное. Сбитое и хриплое. Подхожу к достаточно широкой кровати и останавливаюсь перед ним. Сердце всё так же гремит на пределе. Сыночек, словно почувствовав папу, кувыркается и пинается. Поглаживаю живот ладонью и смотрю на бледное лицо. На губы, с которых не так давно стирала кровь. Протягиваю к ним пальцы, но едва касаюсь щетины, замираю. Не знаю, что тому причина. Какой-то эмоциональный блок. В мозг врезаются слова о том, что он мой крёстный, забирал из роддома. Одёргиваю руку. Зажмуриваюсь и прочищаю горло. На слабых ногах держаться сложно, поэтому присаживаюсь на край кровати. Беру его холодную руку, и накатывает страх. Они у него всегда были горячими. Словно прогретые солнцем. А сейчас нет. Они почти такие же, каким во сне было надгробие.

- Костя. – шепчу, поднимая его кисть и касаясь губами стёсанных костяшек — большего себе позволить боюсь. – Ты совсем не умный. Ты идиот. Зачем так рисковал ради меня?

- Потому что люблю. – слышу осипший, тихий голос, оседающий на коже мурашками. Продолжая прижимать его пальцы к губам, поворачиваю голову к лицу и тону в шторме его синих глаз, стянутых лёгкой дымкой. – Ты не хотела слышать это тогда. Послушай сейчас. Я. Тебя. Люблю. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня. За всё. Особенно за ложь. И за, - на секунду отводит взгляд, - молчание. Был уверен, что ты и так понимаешь. Чувствуешь. Как я чувствовал твою любовь. Не думал, что слова могут быть так важны. Когда ты ушла… Ри-на… - сглатывает, смыкая веки. – Я понял, что наделал такую кучу ошибок, что меня ими привалило. В том числе и в том, что не признался тебе прямо. Всегда завуалированно. Говорил, что ты особенная, предназначенная мне судьбой, моя королева. Но самых важных слов так и не смог произнести. Был уверен, что они тебе неважны. Теперь понимаю, что это не так. И если для тебя это что-то значит, то я буду повторять их столько, сколько захочешь. Я люблю тебя, Дарина. Так сильно, что задыхался без тебя. Не видел ни настоящего, ни будущего, если тебя не будет рядом. – я и сама с трудом дышу. Воздух словно раскалённый. Он обжигает гортань, слизистую и лёгкие. Вибрирует внутри от эмоций. - Дай мне ещё один шанс, Мышонок. Я его не упущу. Начнём всё сначала.

- Сначала не выйдет. – всхлипываю, прикладывая его ладонь к животу. Лицо мужчины всего мгновение кривится в неприятии, а возможно, и в отвращении. Сын не нужен ему. Даже сейчас. После всего, что случилось… Не нужен. Кот быстро берёт себя в руки, а у меня такое ощущение, что он меня ударил. Это самое ужасное предательство, какое может существовать. Не хотеть собственного ребёнка. Отказаться от него. – А знаешь, Кость. – холодно произношу, припечатывая его ладонь к кровати и поднимаясь. – Никак не получится. Мне не нужен мужчина, который не может принять моего ребёнка. Как бы сильна не была любовь к тебе, дороже сына у меня никого нет.

Не успеваю и шага сделать, как Костя, сморщившись от боли, поднимается и перехватывает моё запястье. Переводит глаза с живота на лицо и хрипит:

- Я приму его, Дарина. Кто бы ни был его отцом, ради тебя я приму чужого ребёнка. Дам ему свою фамилию. Только скажи, кто его отец.

Обида обжигает грудь и глаза. Предательские слёзы скатываются по щекам. Вырываю руку и быстро покидаю палату, чтобы не показывать ему своей слабости.

Он думает, что я могла быть с кем-то другим. Что забеременела не пойми от кого, всё это время любя его, Костю. Он так и не понял меня. И никогда не поймёт. А я никогда не смогу быть с ним.

Промчавшись мимо бабушки, захлопываю дверь в свою палату. Прижимаю подушку к лицу и вою в неё, выплёскивая всю боль, что столько времени сдерживала.

Глава 51

Смотрю на дверной проём, в котором только что скрылась Дарина, и искренне не понимаю, что сказал не так. Во всём признался. Вслух высказал то, в чём с трудом сам себе признавался. Даже готов принять чужого ребёнка. Забыть о том, что она была не только моей. То, что к отцу ребёнка она ничего не испытывает, сразу понял. Её любовь ко мне куда сильнее. Возможно, она по глупости, из отчаяния просто прыгнула в чью-то койку. Но я готов забыть об этом. Растить её ребёнка, дать ему свою фамилию. Он же… её. Моей Мышки. И плевать, кто его папаша. Приму как родного. Переступлю через гордость, наступлю себе на глотку и приму.

Стянув зубы в жёсткую сцепку, превозмогая боль, сползаю с кровати и иду прямо к её палате. Не счесть, сколько раз я стоял в дверях за последние четыре дня и смотрел на неё: бледную и маленькую. Такую хрупкую, почти прозрачную. С животом, в котором растёт чужой ребёнок. И каждый раз говорил себе, что это неважно, что смирюсь с её положением. Что она важнее всего на свете. Что не будь я таким кретином, это мог бы быть мой сын. Но всё это неважно. Только Ринка. Рядом. И она будет. Даже если силой придётся её удерживать.

Перевожу дыхание и вхожу в палату. Мышонок, вжав лицо в подушку, рыдает и не замечает меня. Опускаюсь рядом с ней, оборачиваю тонкие плечи рукой и тяну на себя. Она безвольно падает на грудь, выронив подушку. Цепляется в футболку, пряча лицо, и трещит взахлёб:

- Ничего у нас не получится. Да, я тебя люблю. Но ребёнок тебе не нужен.

Чужой? Нет, не нужен. Но нужна она. Счастливая. И я отлично знаю, что Дарина никогда не откажется от него, даже если я ей сразу другого сделаю. Нашего. Общего. Но ради её счастья пойду на всё.

Поэтому крепче прижимаю её к себе и глубоко вдыхаю. Просто потому, что у меня появилась такая возможность — дышать. Чувствовать её. Обнимать. Целовать. Пусть и не сразу.

Понимаю я и то, что сейчас она к себе не подпустит. Обижена и разочарованна. Но я снова завоюю её. С нуля.

Глажу её дрожащую спину и плечи. Вожу по рукам и волосам. Зарываюсь лицом в её волосы на макушке и глубоко затягиваюсь. Целую и хриплю:

- Я люблю тебя, Дарина. – она лишь ещё отчаяннее ревёт. Я плотнее жму к себе, но очень аккуратно, чтобы не навредить ей и её ребёнку. Нашему. Надо приучить себя думать именно так. Если он её, то и мой. Другой вариант возможен, только если… - Ты любишь его отца, Ри-на? – выдыхаю рвано, проведя кончиком пальца по круглому животу.

- Он полный идиот. – шипит она сквозь слёзы.

Уже что-то.

- Ты не с ним?

- Нет.

- Тогда давай попробуем, сладкая. Я научусь. Не стану давить на тебя. Вернись домой. У вас всё будет. Я всё вам дам. Как своего приму. Я не буду напирать и принуждать. Но буду счастлив, если ты будешь просто рядом. Хотя бы в своей спальне. Просто видеть тебя, Ри-на. Разговаривать. Ужинать с тобой. Хотя бы изредка касаться и видеть, как ты улыбаешься. Просто…

- Ты идиот, Костя. – снова шипящими интонациями. – Такой идиот!

Ударяет ладонью по плечу и, снова заревев, вонзает в него зубы. Сцепляю свои, терпя боль от укуса, но не мешаю.

Да, я был полным идиотом. И если продолжу им быть, потеряю её навсегда. Сейчас самое важное — держать себя в руках. Не напирать на неё. Моя Мышка скоро станет мамой. Ей не до моих притязаний. Но ведь я не врал, когда сказал, что мне будет достаточно того, что она просто будет жить в моём доме. Только умолчал, что это временно. Я окружу её такой заботой и любовью, что она просто не сможет сопротивляться. Но прежде, чем думать о будущем, надо разобраться с прошлым. Стереть все секреты и сжечь тайны, что носил в себе.

- Успокойся, Мышка. – прошу мягко, поднимая её лицо вверх. – Тебе нельзя так рыдать. Знаю, что сделал тебе очень больно. Надеюсь, что ты сможешь простить. Когда-нибудь. Ты любишь меня. Я вижу. Чувствую. Моя ложь задела тебя. Но больше я никогда не стану ничего от тебя скрывать. Ты самое лучшее, что было в моей жизни. И что когда-либо будет. Поэтому я прошу тебя вернуться в дом. Не ко мне. – поясняю, заметив мелькнувший в медных глазах испуг. Отвожу от лица прилипшие к щекам пряди волос. Заправляю их за уши и, не сдержавшись, целую в кончик носа. – Об этом пока речи не идёт. Потом мы это обсудим. Поговорим о наших с тобой отношениях. Но это всё потом. Сейчас я просто прошу тебя вернуться в свою комнату, чтобы у меня была возможность заботиться о тебе и ребёнке. – с трудом выговариваю без паузы, чтобы не задеть её ещё глубже. Сердце так лупит, что, боюсь, как бы не пробило ещё одну дыру в груди, помимо той, что сделала пуля. Не знаю, какие высшие силы вмешались, но пуля прошла навылет между рёбрами. Кроме болевого шока и кровопотери, никаких серьёзных последствий. – Я люблю, Рина. – повторяю ещё раз, словно стараюсь через эти слова вдолбить в неё свою правду. – И если ты сейчас успокоишься, я всё тебе расскажу. С самого начала.

- Всё? – выдыхает хрипло, заглядывая мокрыми глазами в мои.

Провожу пальцем по щеке, едва удерживаясь от того, чтобы коснуться её губ. Чёрт, как мне хочется поцеловать её. Всего один раз. Только не готова она.

- Да, Рина. Абсолютно всё. Только давай ляжем. Мне пока тяжело долго в вертикальном положении находиться. – признаюсь в слабости открыто, зная, что она оценит откровенность. Мышка послушно устраивается на плече, как только ложусь на подушку. Обнимаю за плечи — она вроде как не против. Набираю побольше воздуха, давая себе время, чтобы собраться с мыслями, и начинаю рассказ: - Наши отцы, мой и Игната, ещё до нашего с ним рождения объединились в борьбе за территорию. Тогда было слишком много группировок, а доки были самыми прибыльными. С тех пор они вели совместный… бизнес. – Ринка слегка кивает, давая знать, что принимает такую интерпретацию того, чем на самом деле занимаются наши семьи на протяжении многих лет. – Они были друзьями. Игнат на пять лет меня старше. Но относился не как к младшему брату, а как к равному. Он действительно был семьёй. Потом он встретил Милену. Твою маму. Ты знаешь, как они познакомились? - она без слов качает головой. Пересказываю ей эту историю. То, как её отец сходил с ума целый год, пока Милена не вернулась. Что после её возвращения они едва ли не сразу же поженились, а через девять месяцев родилась Рина. Странное чувство — говорить своей женщине то, как она появилась на свет. – Когда первый раз увидел тебя, сразу подумал, что ты похожа на Мышку. – невольно улыбаюсь и, наконец, вижу улыбку на её губах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Теперь понятно, почему Мышка. – шепчет она.

Киваю и перехожу к той самой части, что даже спустя двадцать лет приносит боль.

- Всё было хорошо. Пока не умер твой дедушка. После его смерти твои родители жили в нашем доме. Игнат перенимал на себя дела отца. Часто освобождался далеко за полночь. И чтобы не ездить домой, перевёз тебя и Милену к нам. Каждую свободную минуту они проводили с тобой. Ты была их даром, Рина. Потому тебя так и назвали. – она судорожно вдыхает и кажется, что сейчас снова расплачется. Но сдерживается. – Потом что-то изменилось. Я не понимал, что именно. Игнат с Миленой собрались и уехали. Он перестал появляться в нашем доме. Сократил наше общение до минимума. С моим отцом разговаривал сквозь зубы. Мне было семнадцать, и я правда не понимал, что произошло. Думал, в бизнесе чего-то не поделили. Пытался с отцом разговаривать. С Игнатом, с Миленой, с Генриховной. Но все твердили, что ничего не случилось. А потом… То, что сделал мой отец, Дарина, было самым мерзким и ужасным, что можно себе представить. Уверена, что хочешь это слышать? – всматриваюсь в её глаза в надежде, что она откажется.

- Я вынесу, Костя. – шепчет уверенно.

И я признаюсь в том, от чего стремился её оградить.

- Он захотел твою маму. Поэтому Романовы и отдалились. Но об этом я гораздо позже узнал. Как-то появился серьёзный вопрос по бизнесу, и я пошёл в кабинет к отцу. И увидел… - чёрт, как сложно рассказывать ей такое. Сглатываю через боль и не обращаю внимание на душащие спазмы. – Отца. С Миленой. Она лежала на столе. Голая. – Даринка дёргается. Я жму ближе и перебираю пальцами ткань на её спине. – Взбесился и поехал в дом к Игнату. Ворвался туда и вывалил всё, что видел. Обвинял твою маму в том, что она шлюха. Прости, что говорю тебе это. Я ошибался. Но тогда был слишком зол. Кричал. Говорил гадости. Пока Игнат не заткнул меня кулаком. Он бил снова и снова и кричал, что мой отец начал домогаться его жену ещё несколько месяцев назад, потому они и уехали. Оказалось, что Игнат согласился отдать свою долю и уехать. Только эта скотина совсем обезумела. Он похитил тебя. Милена гуляла с коляской, когда подъехала машина, из неё вылезли люди отца и забрали тебя. Потом показался он сам и сказал, что она сможет видеть тебя только после того, как будет отдаваться ему.

- Боже… - заходится слезами Мышонок. – Это ужасно. Как так можно?

- Тихо, сладкая. Успокойся. – глажу её. Целую в лоб и в висок. Притискиваю к груди. Даю ей немного успокоиться и говорю: - Хватит. Ты не выдержишь.

- Выдержу. – вскидывается резко и аккуратно садится. Я тоже подтягиваюсь вверх. – Я должна знать правду, Костя. Всю. Я больше не буду плакать. Рассказывай.

- К тому моменту, как я об этом узнал, отец уже почти полгода держал тебя как пленницу и рычаг давления.

Скриплю зубами, переживая самые тяжёлые воспоминания. Не говорю ей, как сильно хотел убить его. И как винил себя, что ничего не заметил. И все подробности того, что он заставлял делать молодую мать ради того, чтобы побыть с собственным ребёнком хоть пару часов. Он пускал её к Дарине только после того, как она удовлетворяла его. Игнат поначалу запрещал ей даже думать об этом, но Милена затухала без дочери. Даже пыталась наложить на себя руки. И он принял то, что она раздвигает ноги перед старой мразью. Все эти годы я не мог понять, как они справлялись и жили так. Как он мог принимать Милену, ложиться с ней в постель после него. Только сейчас понял. Он её любил. Как я люблю их дочку и принимаю с чужим ребёнком под сердцем.

- Когда я узнал правду, сделал вид, что ничего не произошло. Несколько дней караулил комнату, где тебя держали. Дождался, пока конченная нянька убежит трахаться со своим любовником, и забрал тебя. Укутал в мастерку и постоянно просил, чтобы ты не плакала. Вытащил все деньги, что были в сейфе, и позвонил Игнату. Сказал, чтобы взял самое необходимое, забирал твою мать и бабку. Мы встретились на развилке, ведущей на Краснодар. Я ничего ему не объяснил, потому что боялся, что нянька вернётся раньше и тебя хватятся. Не хотел давать им ложную надежду. Когда подъехал, он уже ждал возле своей машины. Я сунул ему деньги. Он смотрел на меня с непониманием.

- Уезжайте так далеко, как только сможете.

- Ты совсем ебанулся?! – кричит Игнат, дёргая меня за воротник. – После всего, что мы вытерпели, я не брошу дочь!

- Угомонись! – срываю с себя его руки и открываю заднюю дверь, где завёрнутая в одеяло на полу лежит Мышка. Брат бросается к ней и забирает вместе с одеялом. Смотрит на дочь, которую видел всего половину её жизни. От его взгляда начинает щипать глаза. Отворачиваюсь, скрывая собственную слабость. – Уезжайте, Игнат. И больше никогда не возвращайтесь.

- Дарина! – выскакивает из машины Милена.

Подбегает к нам и протягивает к Мышке руки. Но Игнат словно сам отпустить её не может. Обнимает жену и дочь. Бросает на меня полный слёз взгляд. Я отвожу свой и зло стираю влагу рукавом той самой мастерки, под которой прятал Мышку. Кажется, что этот комок прогрел насквозь не только ткань, но и грудь.

- Костя, спасибо тебе. – обнимает Милка, заливаясь слезами. – Как тебя отблагодарить?

- Дура совсем? – буркаю, держась из последних сил — я семью теряю. – После того горя, что принёс вам мой отец…

- Мы справимся. – вмешивается брат. – Просто знай, что ты не виноват. – отдаёт жене дочку и хрипит: - Жди в машине.

Мила ещё раз обнимает меня и целует в щёку. А я представить не могу, как можно улыбаться после всего. Прижимаю её в ответ. Тоже целую. И опускаюсь к Мышке. Вдыхаю её запах и касаюсь губами маленького носика.

- Прощай, Мышонок. Расти послушной и не такой противной, как твоя мамка. – шучу, скрывая то, как размазывает ситуация. – И ты, Миленка, счастливой будь.

Они запрыгивают в машину. Не успеваю выдохнуть, как Игнат с силой жмёт к себе и выбивает:

- Я не хотел, чтобы ты знал правду, потому и молчал. Не хотел, чтобы ты ненавидел своего отца.

- Не помогло.

- И мне жаль, брат. – переводит взгляд на машину и вздыхает. – Я сделаю всё, чтобы защитить их. Но и ты... Если со мной что-то случится, поклянись, что защитишь её. Мою Даринку.

- Клянусь, брат. Жизнь отдам, но защищу.

- Тогда я видел их в последний раз, Дарина. Я понятия не имел, где вы и что с вами случилось. Пока не увидел тебя у Дамира. Потом уже пробил, что вы уже долгое время живёте в Апшеронске, но под другой фамилией. Узнал, что твои родители погибли. Но о том, что мой дядька приложил к этому руку, я понятия не имел. Как и то, что Игнат перерезал глотку моему отцу. И когда увидел его в том недострое, куда притащил тебя Дамир, был в шоке. Я тоже многого не знал. – заканчиваю, закрывая глаза и вжимаясь затылком в металлические прутья кровати.

- Ты сделал куда больше, чем я могла представить. – шелестит Мышонок, прижавшись губами к моему виску. – Твой отец и брат были ужасными людьми, Кость. Но ты другой. И я готова попробовать снова. Только мне надо время.

Сердце, сорвавшись, пробивает-таки в груди дыру. Вашу мать, надо было сразу рассказать ей правду. Поворачиваю голову и напарываюсь ртом на её губы. Короткое касание, возвращающее к жизни и дающее ещё одну надежду. В этот раз на обычное человеческое счастье.

Глава 52

Дарина держит дистанцию, достаточную, чтобы мне начало снова её не хватать. После того разговора она закрылась. Отвечает на вопросы, рассказывает о своей жизни, но только в общих чертах. О ребёнке ни слова. Подозреваю, что не хочет поднимать болезненную для нас обоих тему. Всё же смириться с тем, что она носит чужого ребёнка, не так просто, как я думал.

Всё чаще в полукоматозных снах под обезболами мне снилось, как она целует какого-то неизвестного мужика. Раздевается. Ложится на кровать. Раздвигает ноги. Извивается и стонет под ним. А потом приносит положительный тест, а он посылает её на аборт.

Не знаю, почему моё подсознание рисует именно этот вариант событий. Другого я просто не могу принять. Не верю, что она могла просто переспать с кем-то. Только не моя Мышка. Не способна она на такое. Хотя, учитывая размер её живота, случилось это сразу после её побега, а значит, она могла сделать глупость от отчаяния. Возможно, пытаясь что-то доказать самой себе. Что сможет без меня. С другим…

Только винить её в этом я никогда не стану. Вина на мне. За ложь и за то, что не признался сразу.

Она слишком сильно ранена. Рана её глубокая и болезненная. О чём говорит то, что не только от меня она держится подальше, но и от своей бабки. Ей Мышонок доверяет ещё меньше, чем мне. Не верит, что не знала об Игнате. Но она понятия не имела. Для неё тоже стало сюрпризом, когда я подтвердил, что видел его. Думал, наконец, её «инсульты» кончатся и случится инфаркт. Но нет, крепкая старая ведьма. Капелек глотнула и очухалась. Только такой раздавленной я её видел в последний раз, когда заявился к ним в дом двадцать лет назад, чтобы обвинить Милену в том, что трахается с моим отцом. Тогда Генриховна была одновременно в ужасе и в панике. То же самое с ней было после новости о том, что её убитый сын воскрес. Игнат, скотина, как появился, так и пропал. Последний раз видел, как он выносил Рину из заброшки. В скорую он с ней не сел. Просто исчез. Но я приложу все силы, чтобы найти его. У меня к нему слишком много вопросов накопилось, на которые ему придётся ответить. Например: как он нашёл Дарину и почему не вмешался раньше. И это самый первостепенный из той сотни, которые собираюсь задать. Осталось только его найти.

Опираясь спиной на блестящий кузов Ровера, глубоко затягиваюсь дымом. Только когда Рина выходит из больницы, понимаю, что не стоило бы курить, когда она в таком положении. Быстро выдыхаю, гашу сигарету и смотрю, как Мышка спускается по ступенькам, пряча глаза. Всё, что касается её сына, она держит в секрете. Да и я не особо рвусь узнавать что-то о нём. Не получается пересилить себя. Дома она не расстаётся с котом, который к ней буквально прилип. Поселилась в своей старой спальне. Я купил ей всё, что может понадобиться для ребёнка, потому что обещал. На улице холодно, и у Дарины нет повода часто выходить из комнаты. Она приходит на завтраки, обеды и ужины, когда приглашаю. В глаза редко смотрит. Больше, конечно, рассказывает о семье Джиоевых и о городе, в котором жила. О том, как справлялась и что чувствовала, говорит крайне мало и с неохотой. Что неудивительно. Мне не надо слышать её ответы, чтобы знать — дерьмово. Маленькая, разбитая, обиженная. Одинокая. С расхреначенным сердцем и беременностью.

Быстрым шагом подхожу к Мышке и придерживаю за поясницу. Она бросает на меня холодный и расстроенный взгляд. В последнее время всегда так смотрит.

- Тут скользко, Дарина. – поясняю, помогая спуститься и не скатиться со ступенек.

Довожу до машины и открываю заднюю дверь. Усаживаю на тёплое сидение и занимаю водительское кресло. Мышонок, глядя в окно, судорожно тискает больничную карту.

- Всё хорошо? – спрашиваю, кивая на папку в её руках.

Она дёргано поворачивает на меня лицо и ещё крепче жмёт бумагу.

- Д-да. – выдавливает, опустив глаза.

- Рина, посмотри на меня. – требую мягко, но знаю, что она послушается. Она несмело скользит взглядом к моим глазам и застывает. – С ребёнком всё хорошо? – уточняю, поочерёдно глядя то на неё, то на дорогу.

Она только кивает и складывает руки на стремительно растущем пузе. Уже два месяца прошло с тех пор, как она вернулась домой. Чем больше времени проходит, тем сильнее она нервничает. Дёргается на каждый звук. Мог бы списать на то, что скоро рожать, но срок только через три месяца. Хотя её габариты так и вопят о чём-то, что никак не укладывается в голове. Свои медицинские карты она прячет. Что тоже заставляет задуматься о том, о чём думать не слишком хочется.

Уже несколько раз отметал мысль пролистать бумаги или узнать у её врача, что не так. Только в глубине души я хочу, чтобы она скорее уже избавилась от чужого ребёнка в своём теле. Или чтобы с ним что-то случилось. Об этом я стараюсь вообще не думать. Матерю себя за такие мысли. Ведь знаю, что она этого не переживёт. И счастливой быть никогда не сможет.

Следующие две недели мои мысли кардинально меняются. И я всё же допускаю одну, которую не хотел обдумывать раньше. А привела к ней одна ситуация, заставившая осознать, что не было у неё никого другого, и рожать Дарине не в мае, а на месяц-другой раньше. Только почему она врёт?

Отдав Карену распоряжения по еде для Мышки, поднимаюсь к ней в спальню, чтобы, наконец, поговорить начистоту. Приоткрываю дверь и замираю, став свидетелем её телефонного разговора с Мадиной.

- Я больше не могу врать, Мадин. – шепчет она со слезами, гладя огромную тушу Шедоу. – Да, понимаю я это. – бросает раздражённо. – Только он сам решил, что ребёнок чужой. Он ему не нужен. Обещал принять, но будто находиться даже рядом со мной не может.

Мотор проваливается в желудок, разворотив по пути грудную клетку. Дыхание стынет в лёгких. Дышать становится больно.

Я старался держать дистанцию, потому что думал, что Рине со мной некомфортно. Думал, что она сама этого хочет. Только не знает о том, что сижу около её кровати ночами. Смотрю, как она спит. Привыкаю к тому, что скоро стану отцом. И напоминаю себе, что её сын должен стать и моим. Касаюсь пальцами её живота, чтобы почувствовать тепло и лёгкие толчки ребёнка. И каждый раз жалею, что настаивал на том, чтобы она пила таблетки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тогда ушёл молча. Две недели принимал новую реальность. Думал, что она боится того, что беременна от не пойми кого. А оказалось того, что ей скоро рожать. Об этом говорит не только лежащая передо мной папка, но и распечатка из больницы. Чёрным по белому написано: беременность 34 недели.

- Вашу мать! – сметаю со стола всё, что там было. Подрываюсь с кресла и меряю шагами кабинет. Как запертый в клетке, хожу от стены до стены. – Как так? – хриплю, запуская пальцы обеих рук в волосы. Смыкаю их на затылке и задираю лицо к потолку. – Как?!

Ринка исправно пила таблетки. Я сам следил, чтобы ни единого приёма не пропустила. Именно поэтому даже подумать не мог, что она могла забеременеть от меня. Когда это случилось? Почему она ничего не сказала?

Ладно, я кретин! Мало того, что просто вывалил на неё, что чужого ребёнка приму, так ещё и ни одного вопроса не задал. Не спросил, какой срок, когда рожать. Решил, что не хочу ничего знать. Так было проще контролировать свою ярость. Да и давить на Мышку не хотелось. Решил, что рано или поздно сама всё расскажет.

Сука! Надо было хоть немного нажать, поговорить! Но почему она поддержала мой бред? Обиделась? Разозлилась, что я такой дебил? А я определённо дебил. Стопроцентный. С появлением в моей жизни Рины у меня совсем мозги отшибло. Начал действовать на эмоциях, а не по холодному расчёту. И даже за те два с половиной месяца, как вернулась, старался дать ей свободу, выбор. Потакал своим страхам, что могу потерять её от одного неосторожного слова. А надо было просто обсудить.

Выдыхаю через нос. Так же вдыхаю. Несколько минут трачу на то, чтобы восстановить не только дыхание и сердцебиение, но и стабильную работу мозга. Успокоить злость и отключить всё лишнее. Поднимаю с пола медицинскую карту и размеренной походкой иду к Дарине. Ей рожать через две недели. Дальше нельзя оттягивать разговор. Мы должны выяснить всё здесь и сейчас. Я должен разобраться во всём. Узнать, как она жила, что ей двигало тогда и что движет сейчас. С какой целью продолжает поддерживать блеф о родах в мае? У неё, наверное, уже сумка собрана. Как долго она собиралась разыгрывать эту комедию? Что сказала бы, когда пришёл срок? Что роды преждевременные? А я бы схавал, поверил. Потому что так было бы легче. А дальше? Когда сын стал бы старше? Сколько бы она кормила меня ложью?

К тому моменту, как распахиваю дверь, накручиваю себя достаточно, чтобы пустить в ход маты и руки. Но стоит увидеть испуганные медные глаза застывшей около кровати Мышки, и бешенство немедленно тухнет. Сердце начинает колоться одурело, когда вижу, как она накрывает ладонями живот. Сына защищает. Моего сына. От меня.

Так боится?

Заметив у меня в руках карту, бледнеет на глазах. Пошатываясь, начинает оседать. В несколько быстрых широких шагов преодолеваю разделяющее нас пространство и обнимаю, прижав голову к плечу. Дарина всхлипывает, схватившись за свитер. Пальцы мгновенно слабеют. Папка выскальзывает из них и с глухим стуком падает на пол. Оборачиваю поясницу второй рукой и бережно придавливаю немного ближе. Ныряю лицом в волосы и громко сглатываю. Закрыв глаза, ощущаю, как и её сердце колотится.

- Почему ты соврала, Ри-на? – выдыхаю надрывно.

- Ты сам так решил. Я злилась… Мне было так больно от того, что ты решил, будто я могла быть с кем-то другим. Не надо было соглашаться вернуться к тебе, но я хотела, чтобы у Ромочки был папа. И тебе врать не хотела. – взахлёб шепчет мне в шею. – Но ты сразу дал понять, что дети тебе не нужны. Что…

- Дарина! – рявкаю, обнимая ладонями щёки и задирая её лицо вверх. Сверлю её виноватые глаза звериным взглядом. В груди давит до треска. – Я готов был чужого принять. Потому что твой. И срать я хотел на всё остальное. А он, - спускаю руку на живот, - мой сын, Дарина. Как ты собиралась скрывать это и дальше?

- Я не знаю, Костя. Не знаю. – захлёбывается слезами, крутя головой и стараясь выбраться из моего захвата. – Думала, как сказать. Но не знала… Ты даже не приходил. Не пытался поговорить. – озвучивает доказательство моего идиотизма, который и сам уже осознал. – Я думала, что тебе противно быть рядом со мной! – выкрикивает в лицо.

- А я думал, что ты не хочешь, чтобы я был рядом! – рявкаю несдержанно.

Рина громко взвизгивает. Не успеваю пожалеть о своём срыве, как она хватается за живот. Опускаю глаза и вижу, как по её голым ногам течёт вода.

- Боже… Воды… Ещё рано… - испуганно толкает Мышка, едва дыша.

- Что рано? – выбиваю, понимая, но не в состоянии обработать информацию.

- Рожать рано! – кричит, оглядываясь по сторонам. – Я не готова. Не готова.

- Тихо, Рина. Спокойно. – выговариваю ровно, а самого трясёт. – Всё будет хорошо. – аккуратно поднимаю её на руки и несу вниз. – Машину! – гаркаю в пространство по пути. Ставлю на ноги около двери и закутываю Мышонка в своё длинное тёплое пальто. Она дрожит вся. Глаза округлённые в панике. Пока мимо пролетает Арс, чтобы подогнать тачку, снова сгребаю за лицо и перекачиваю в неё свою уверенность. – Сладкая, всё будет хорошо. Не паникуй. Я с тобой.

- Т-ты п-простишь?

- Я люблю тебя, Дарина. И нашего сына буду любить. Мы всё обсудим позже, когда будешь готова. Только не молчи больше. Никогда.

Она лишь кивает. Усаживаю её на банкетку и натягиваю на распухшие щиколотки тёплые ботинки. Замечаю переминающуюся с ноги на ногу Лесю.

- Собери всё необходимое. – бросаю через плечо. – Одежду, зубную щётку… Блять, что там надо? – поднимаю взгляд на бледную Мышку.

- Сумка в шкафу. Там уже всё готово.

Усмехаюсь, качнув головой. Рина снова взвизгивает, обнимая живот.

- Всё, поехали. Нет времени. – снова беру на руки и усаживаю на заднее сидение. Забираюсь с другой стороны и укладываю её себе на плечо. Арс сразу срывает машину, но ведёт осторожно. Убираю с лица Мышки волосы и шепчу: - Только в машине не рожай. Иначе я раньше срока поседею.

Она вымучивает болезненную улыбку и сгибается в схватке. К тому моменту, как добираемся до больницы, они становятся всё чаще и болезненнее. Почти перехожу на бег, когда заношу её в здание. Рину сразу укладывают на каталку и увозят. Несколько часов кряду меряю шагами бесконечный коридор. Когда часы показывают, что прошло уже семь часов, а из палаты ещё никто не выходил, толкаю дверь и вваливаюсь туда.

- Молодой человек, выйдете! – кричит какая-то тётка.

А я вижу только свою любимую девочку, лежащую на жутковатого вида столе. Всю вспотевшую. Капли пота текут по лицу, шее и груди. Зубы плотно сжаты. Сама уставшая.

- Тужься! – командует акушерка.

Комнату заполняет нечеловеческий, полный страданий крик Дарины. Он оглушает и разбивает мне сердце. Вижу, как ей больно. Она на грани.

- Выйдете! – повторяет женщина.

- Нет. – цежу сквозь зубы. – Я остаюсь с женой.

Решительно подхожу к ней и одариваю всех таким взглядом, что мне только дают халат, бахилы и шапочку. Быстро облачаюсь во всё это, беру скользкую ладошку Рины и опускаюсь на корточки. Прижимаю пальцы к губам и шепчу:

- Мы справимся, родная. Я с тобой.

Вижу в карих глазах облегчение и благодарность. Целую её пальцы и проживаю с ней каждый болезненный спазм. Кривлюсь от её криков и того, с какой силой она сдавливает мою руку. Всё это мракобесие с криками и воплями длится ещё четыре часа. Рина плачет, что больше не выдержит. Силы у неё действительно на исходе.

- Ты сможешь, сладкая. Обязательно сможешь. Ты со всем справилась. И с этим тоже справишься.

- Прости, Костя. Что врала.

- Тихо… Тихо… Я не злюсь. Ничего страшного. Я тоже виноват перед тобой. Но это всё не сейчас. Тужься, сладкая. Ты сможешь.

- Тужься! – вторит мне голос акушерки.

Когда кажется, что этому не будет конца, палату оглашает пронзительный плачь младенца. Рина протяжно выдыхает. Из её глаз текут слёзы. Смотрю на окровавленный вопящий комок и понимаю, что давление в груди рассасывается. Становится легко и свободно. Я смеюсь в голос, держа трясущуюся ручку своей Дарины. Опускаю голову на её плечо и шепчу:

- Я люблю тебя, родная. Спасибо.

Она мягко высвобождает пальцы из плена и ловит на моей щеке солёную каплю раньше, чем та успевает разбиться.

- Костя… - выдыхает устало.

Стираю влагу и улыбаюсь.

- Никогда в жизни я не чувствовал себя таким счастливым, Рина.

- Эй, папаша, пуповину перерезать будешь?

Киваю и поднимаюсь. Перерезаю нить, связывающую двух самых родных человечков в моей жизни. Сына обтирают и укладывают Ринке на живот. Она смеётся и плачет. Смотрит на ребёнка. Переводит взгляд на меня, улыбаясь ярко и светло.

Нет, всё же можно быть ещё счастливее, когда она так улыбается.

Глава 53

Укутываю Ромку потеплее и целую сына в пухлую щёчку. Он серьёзно смотрит, пока натягиваю свою куртку. Подхватываю голубой конверт, перевязанный синей лентой, и покидаю палату. Сердце тревожно сжимается, когда Костя не встречает нас ни за дверью, ни у лифта, ни на выходе на улицу. Мартовское солнце ослепляет лучами, и приходится прищуриться. На глаза наворачиваются слёзы, когда понимаю, что он не приехал. На следующий день после рождения сына Костя сказал, что у него какие-то важные дела, но обещал успеть до выписки.

Плотнее прижимаю к груди малыша, защищаясь от обиды и разочарования. Бабуля стоит внизу ступенек и переминается в нерешительности. Мы почти не общались всё то время, как я вернулась к Косте.

- Дариночка. – выдыхает она, глядя на меня с надеждой.

Заставляю себя улыбнуться и шагаю к ней, как моё внимание привлекает нечто очень яркое. Перевожу взгляд на дорогу и вижу подъезжающие одну за другой машины, обвешанные синими, голубыми и зелёными лентами, все в шарах. Первым останавливается внедорожник Кости с огромной надписью на заднем стекле «спасибо за сына». Сам он в белоснежном костюме выскакивает с заднего сидения и достаёт гигантский букет кремовых роз, перевязанный красной лентой. Глаза начинает щипать, пока смотрю, как этот красивый, опасный, уверенный мужчина идёт ко мне с букетом роз и счастливой улыбкой. Аккуратная щетина. Синие глаза горят огнём. Останавливается напротив, и я слышу, как рвётся его дыхание.

- Прости за опоздание. Я не слышал, как ты звонила, чтобы сказать, что выписку перенесли. Летел так быстро, как только мог. Ну ты чего? – шепчет, коснувшись подушечкой пальца уголка глаза и стерев капельку влаги. – Расстроилась? Думала, что не успею?

- Ты и так не успел. – толкаю, стараясь придать голосу возмущения, но звучу слишком слабо и жалко.

- Знаю, сладкая. Прости. Я исправлюсь. – наклонившись, мягко касается моих губ своими. Это первый наш поцелуй с августа. И отзывается он тёплой эйфорией и жгучей тоской. – Давай мне Романа. – осторожно перехватывает одной рукой сына, а второй вручает мне розы. – Это мне, а это тебе. – улыбается до ушей, глядя, как сын с интересом рассматривает его. – Привет, Роман. Давай знакомиться. Я твой папа. Извини, что так надолго оставил. Но теперь я рядом. – поднимает на меня обжигающий взгляд и добавляет: - С вами обоими.

Видимо, мои гормоны всё ещё не вернулись в норму, потому что теперь плакать хочется от счастья. Я так сильно его люблю. И пусть мы до сих пор не обсудили мои глупые игры и обманы, но то, как Кот смотрит, говорит о многом. Иногда слова не просто не нужны — они даже лишние.

Он держит Ромулика одновременно уверенно и трепетно. Мужские губы не покидает ласковая улыбка. Я же с трудом удерживаю объёмный тяжёлый букет и не могу оторвать от них взгляда.

В самом деле, как я собиралась скрывать правду и дальше? Ладно роды. Могла сказать, что начались раньше времени. Что ребёнок родился недоношенным. Костя никак не интересовался им и моим положением, потому и не было причин слишком волноваться. Мы жили как соседи, пусть я ловила на себе его тактильные взгляды. Но понимала, что его тормозит именно то, что ребёнок чужой. Но даже так он хотел, чтобы я была рядом. С ним.

- Рина. – приглушённо зовёт Кот и, как только поднимаю взгляд к его глазам, кивает на застывшую в паре метров бабушку. Да, мы не говорили с ним о наших отношениях и что будет дальше, но говорили кое о чём другом. Не менее важном и тяжёлом. Если бы не он, я бы вряд ли решилась на этот шаг. Костя, удерживая мой взгляд, добавляет одними губами: - Иди.

И глазами заверяет, что я могу оставить его на пару минут с сыном.

Вдохнув поглубже, кладу букет на лавочку и быстро подхожу к бабушке. Не сказав ни слова, крепко обнимаю её.

Бог мой, какая она хрупкая и худая. Совсем высушенная.

- Дарина. – всхлипывает она, оборачивая костлявыми руками мои плечи. – Прости меня, внуча. Я защитить тебя пыталась.

- Я знаю, ба. Костя всё мне объяснил. Хочешь познакомиться с правнуком? – отстраняюсь с улыбкой.

Бабушка с надеждой и неверием смотрит мне за спину. Чувствую, как Костя приближается и останавливается совсем близко. Пряный мускатный аромат парфюма касается моих рецепторов и раздражает кожу, вызывая на ней покалывания и мурашки. Хочется прижаться к нему. Чтобы обнял, поцеловал и просто держал так. Чтобы было тепло, уютно и надёжно. Чтобы чувствовать его тело, его любовь.

Бабуля протягивает руки, и отец передаёт ей Ромулика. Лицо бабушки мгновенно меняется. Озаряется улыбкой и словно молодеет. Она щебечет над ним и утирает слёзы. Я и сама с трудом держусь. И вдруг ощущаю то, чего мне так не хватало — поддержку. Костя, не меняясь в лице и даже не отрывая взгляда от сына, обнимает за талию и притягивает спиной к себе. Вжимается грудной клеткой в спину. Тянет носом воздух над моей макушкой и хрипло прокашливается. Наклоняется ниже и, обжигая дыханием шею, шепчет:

- Я всегда с тобой, Ри-на. Никогда не опоздаю. Давай просто забудем то, что было. Самое важное, что теперь всё наладилось. У нас сын, сладкая. Мы семья. Не стоит нам омрачать жизнь старыми обидами и бессмысленными разговорами. – поднимаю кисти и накрываю ладонями его руки, сплетя наши пальцы. Давление на рёбрах становится больше. Мужчина склоняется ещё ниже и, обращая моё внимание на сына, едва слышно проговаривает: - Только одного я тебе не сказал. Мне было сложно смириться с тем, что ты носишь чужого ребёнка. Но ни секунды я не считал тебя виноватой и не собирался в этом обвинять. Я злился на себя. Из-за того, что не хотел собственного ребёнка. Боялся, что не смогу защитить вас. Но потом, Ри-на, - выдыхает с надрывом, притискивая её ближе, - понял, каким был идиотом. Думал, будь ты беременна от меня, не сбежала бы. Или что мне не пришлось бы заставлять себя любить чужого ребёнка.

Его слова… Навылет просто. Дышать не могу. Глаза слезятся, а в носу першит. Чтобы хоть как-то справиться с эмоциями, выпаливаю:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- А ты смог бы?

- Со временем — обязательно. Потому что он часть моей любимой, особенной девочки. Но Ромку… - одновременно смотрим, как сын недовольно морщится, готовый расплакаться. – Ромку я полюбил в тот момент, как узнал правду.

- Люблю тебя. – выдавливаю шёпотом и клюю в уголок губ.

Перехватываю у бабули сына за секунду до того, как он принимается плакать. Покачиваю его, стараясь успокоить.

- Почему он плачет? – слышу обеспокоенный голос Кота. – Дарина, почему он ревёт? – повторяет, заглядывая в конверт. – Ему больно? Дарина?

Смотрю на его растерянное лицо и хохочу в голос. Кто бы мог представить, что Константин Котовский может выглядеть так… по-человечески испуганно.

- Проголодался, наверное. – поясняю, успокаивая смех. – Или мокрый. Кость, поехали домой. Тут холодно.

Он хмуро кивает, не переставая коситься на заливающегося криком сына. И в глазах его растекается такая всепоглощающая любовь, что у меня сердце в припадке счастья заходится. Он любит его. И, когда снова смотрит на меня, взгляд темнеет, но эмоции в нём остаются прежние. Забирает мой букет и открывает заднюю дверь внедорожника. Помогает забраться внутрь бабушке и отдаёт ей цветы. Слышу, как она тихо говорит:

- Спасибо, что достучался до неё.

И его уверенный ответ:

- Мышке просто нужно было время.

И становится ещё теплее. Он ведь не только обо мне и сыне готов заботиться.

Возвращается ко мне и забирает плачущего Ромулика. Быстро забираюсь внутрь и прижимаю к груди сына. Костя сам ведёт машину. Замечаю, что внутри нет запаха табака, что подтверждает его заботу. Нас объезжает одна из тех машин, что приехали с ним. Едем мы достаточно медленно и аккуратно. Сын продолжает недовольно сопеть, то и дело морща носик и губки. Позади нас двигаются ещё три машины. Я начинаю заметно нервничать. Зачем такой кортеж? Котовский не из тех, кто устраивает показуху и старается выглядеть пафосно. Дёргано оглядываюсь назад. Рома, ощутив мою взвинченность, начинает хныкать.

- Тише, котёнок, потерпи. Скоро приедем домой. – шепчу и, подняв глаза, встречаюсь в зеркале заднего вида с глубокой синевой. – Кость, кто в остальных машинах? – выбиваю раздроблено. – Что-то не так? Зачем столько охраны?

Он растягивает рот в улыбке и ровно произносит:

- Охрана только в двух машинах. А в остальных — сюрприз. – его губы тянутся в загадочной улыбке, намекающей, что не стоит и пытаться узнать, кто же там. А предположений у меня никаких. – Мышонок, всё хорошо. Ничего не бойся.

Оставшуюся дорогу я уже ничего не замечаю, кроме разошедшегося плачем сыночка. Успокаиваю его. Укачиваю. Но по тому, как он тычется носиком в грудь, понимаю, что Ромулик голодный. И я никак не могу покормить его в машине. И дело не в том, что рядом сидит бабушка, а Костя постоянно поглядывает на нас — на мне водолазка под горло и обычный бюстгальтер. Была уверена, что Рома не захочет кушать раньше, чем вечером. Только перед выпиской покормить его не удалось.

Как только машина останавливается, Костя открывает мою дверь и забирает сына. Быстрым шагом идёт в мою комнату и укладывает малыша на кровать. Едва поспевая за ним, на ходу расстёгиваю и снимаю куртку. Кот ловко развязывает конверт. Зависаю, глядя, как он без малейших колебаний управляется с пелёнками и проверяет, не наделал ли сын в памперс. Поднимает его на руки, и у меня сердце останавливается от этой картины. Большой и сильный мужчина, бережно держащий на руках крошечного сына. И они смотрятся настолько гармонично, будто Костя прирождённый отец.

- Сладкая, если он поорёт ещё минуту, у тебя муж останется глухим. – проговаривает с хриплым смехом и лукавым блеском в глазах.

А я слышу только слово, от которого замершее сердце взлетает вверх и бабахает миллиардами искорок, каждая из которых обжигает счастьем.

- Ты не выйдешь? – лепечу, внезапно ощутив сильнейший приступ смущения.

Мы семь долгих месяцев были порознь. Даже почти не касались друг друга. И раздеваться перед ним мне ужасно неловко. Вот только сын очень требовательно напоминает, ему неважны мои метания, только его обед.

Сажусь на край кровати, приподнимаю водолазку, отстёгиваю бретельку и опускаю чашечку. Прикладываю переданного Костей сына к груди, и он тут же хватается крошечными пальчиками и удовлетворённо причмокивает. Сосредоточиваю на нём всё внимание, но щёки, а за ними и вся кожа вспыхивает огнём от тяжёлого, голодного взгляда. Бросаю взгляд украдкой на сидящего рядом мужчину и захлёбываюсь воздухом. Его зрачки расширены на всю радужку, глаза тёмные, жадные. Он обводит языком губы. Сжав кулаки и зубы, поднимается и отворачивается. Выходит на балкон. Возвращается минут через десять, но табаком от него не несёт.

- Надо было остыть. – отвечает на мой невысказанный вопрос. Присаживается рядом, обняв поверх одного плеча, а на второе опустив подбородок. Смотрит, как наш сын теребит увеличившийся сосок. Я вся пылаю от стыда, но слышу успокаивающее: - Ты стала ещё красивее, Дарина. – его губы оставляют ожоги на шее, щеке, за ушком. – Тебе очень идёт быть мамой.

Та алчность, с которой Кот меня касается, не оставляет места для сомнений в его словах.

- А тебе — папой. – выдыхаю глухо. – Ты так легко справляешься с Ромкой.

- На его маме когда-то тренировался. – хмыкает в ухо, заставляя дрожать. – Ри-на. – его язык проходит по ушной раковине. – Я так скучал по тебе. Так не хватало тебя, сладкая. Я не стану тебя торопить. Дам тебе время заново привыкнуть ко мне. К тому же, я понимаю, что тебе сейчас не до этого. Я там с тобой рожал, думал, седым выйду.

Не выдержав, весело смеюсь. Поворачиваю голову и встречаю забытые, но такие же любимые губы. От них больше не веет табачной горчинкой. Немного непривычно. Прихватываю и касаюсь нижней языком. Чувствую, как Костя едва уловимо, но вздрагивает.

- Я буду очень благодарна, если не будешь давить. Мне действительно надо время, Кость.

- Знаю. Поэтому буду проводить с вами каждую свободную минуту. Кроме ночи. У меня слишком давно не было женщины, чтобы искушать себя тем, чтобы спать с тобой в одной постели.

- Как давно? – выдавливаю тихо-тихо.

- С той ночи, Дарина, когда я уехал. Я же обещал тебе, что других не будет. Ты не просто особенная. Ты единственная. Моя.

- Твоя. – выдыхаю эхом ему в рот.

- Вы оба мои. – шепчет, с нежностью проведя пальцами по головке сына. – И никто вас у меня не заберёт.

Ромка, наевшись, выплёвывает сосок. Не успеваю спрятать, как Костя касается пальцем обслюнявленной сыном вершинки и собирает каплю молока. Под моим ошарашенным взглядом облизывает палец и поднимается. Протягивает руки, намекая, чтобы передала ему сына. А я так и сижу с распахнутым ртом. От его касания до сих пор словно пульсирует всё.

- Давай мне Романа. – требует тихо, сам забирая его. – Мы будем в гостиной. А ты прими душ, переоденься и присоединяйся.

- Он сейчас уснёт, Кость. Его надо вертикально подержать. А потом положи в кроватку, я с ним побуду.

- Тебя ждут внизу, Ри-на. Спускайся. – наклонившись, целует меня в губы.

Пока ищу подходящую одежду, краем глаза слежу, как Кот своими огромными лапищами натягивает на малыша крошечные ползунки. Правда на мне, что ли, тренировался? Как-то не очень это вдохновляет.

В шкафу замечаю специальные бюстгальтеры и одежду для кормящих мам. Как это мило. Он обо всём позаботился.

Прежде чем скрыться в душе, целую щетинистую щёку любимого мужчины и гладенькую — сына.

- Спасибо. – шепчу Коту на ухо.

Как бы я не мечтала провести несколько часов в ванне, быстро обмываюсь, промываю волосы и выхожу из душа. Подсушиваю их феном и надеваю мягкий домашний костюм приглушённого синего оттенка.

Ещё на подходе к гостиной слышу перешёптывание нескольких голосов, которые сразу же узнаю. Ныряю в двери и каменею. Костя держит на руках Ромку, а вокруг него собрались бабушка и вся семья Джиоевых. Кот постоянно шикает на них, чтобы говорили тише и не разбудили ребёнка. В который раз за этот день у меня останавливается сердце. Теперь понятно, почему он опоздал и кто был в остальных машинах.

Первым меня замечает двухгодовалый Давид. Со счастливым визгом бросается мне в ноги. Костя недовольно жуёт губы и крепче прижимает к себе Ромулика. Не успеваю подхватить младшего на руки, как с двух сторон в меня влетают двое старших братьев.

- Даша, Дашка! – трещат шёпотом наперебой.

Их отгоняет Алана раньше, чем успеваю открыть рот.

- Дашка, какой Ромка лапулечка. Пухляшик такой. – ещё какой. Почти пять кило. Потому роды и были такими тяжёлыми и долгими. – И папка у него, - стреляет взглядом на Костю, - пугающий, но такой красавчик. Секси просто.

- Я тебе сейчас дам «секси». – шипит Мадина, отпуская дочке шутливый подзатыльник. Спускает Давида на пол и крепко обнимает меня. Прижимается губами к уху и шепчет: - Он и правда секси. Такой мужчина. И видно, как тебя любит. И Ромулика. Никому на руки не даёт. Сам за нами приехал. Объяснил всё. Ты держись за такого красавчика.

Бросаю взгляд на своего секси-красавчика. Врезаемся взглядами. Губы синхронно плывут в улыбках. Решительно подхожу к нему и сразу оказываюсь прижатая к горячему крепкому телу. Смотрю на сыночка, мирно сопящего в его руках, и выдавливаю:

- Я тоже самая счастливая на свете, Костик.

Глава 54

Мадина, Аслан и их дети гостят на Котовской вилле три дня. Мне с Ромкой приходится отсиживаться в комнате, чтобы у него не случилась передозировка внимания. Как бы я их не любила, после их отъезда выдохнула с облегчением. Махала им рукой, когда люди Кости увозили их, а сама радовалась, что мы остались только вчетвером. Да, всё верно. Я, Костя, Рома и бабуля. Кот предложил выделить ей комнату, а меня попросил постараться наладить с ней отношения. Учитывая то, как она выручает нас с правнуком, несложно это сделать.

Вот и сейчас развлекает его, не давая заскучать по родителям, пока мама, наконец, позволила себе откиснуть в ванне с пеной, а папа уехал по делам.

Ромулику уже почти два месяца. Растёт так, что не будь у его отца безграничных запасов денег, мы бы разорились в первый же год после рождения сына. А Костя… Он просто потрясающий отец. Внимательный. Заботливый. Любящий. Он действительно всё время с нами. Мы вместе гуляем, купаем его, укладываем спать. Костя сам меняет ему подгузники, а недавно даже подстригал ноготки. Сложно представить метаморфозы, происходящие с ним, как только поблизости отказываемся мы с Ромкой. Вот он стоит хмурый, злой, напряжённый, матерится сквозь зубы, но стоит увидеть нас, как на губах растекается улыбка, а из глаз уходит напряжение. В нём действительно живут два разных человека. И обоих я люблю одинаково.

И самое удивительное для меня даже не его безграничная любовь к сыну, но и то, что Кот не делает ни единой попытки сблизиться со мной. Нет, мы, конечно, разговариваем, общаемся не только о сыне. Постепенно открываем завесу над тем временем, что я пыталась выжить во Владикавказе, а Костя неустанно искал меня и тоже пытался выживать. Каждый раз, когда Рома засыпает, Кот обнимает меня. Усаживает к себе на колени или ложится на кровать и просит полежать с ним. Его поцелуи частые, но такие невинные, что я снова чувствую себя двадцатиоднолетней девственницей, целующейся с парнем, проводившим её домой.

Три дня назад гинеколог дал мне добро на секс, и Костя об этом знает. Но почему-то каждую ночь возвращается в свою постель. Я чувствую его возбуждение, но Кот делает вид, что сам его не замечает. Я не против, чтобы он остался. Я даже хочу этого. Понимаю, что заниматься любовью при сыне не самое лучшее решение, но, в конце концов, с ним могла бы побыть бабуля, чтобы я пару часиков провела с его папой наедине. Я жутко скучаю по нему. Именно по тому мужчине, который был только мужчиной, а не отцом. И, кажется, до меня дошло, чего он ждёт. Моего шага. Чтобы я первая шагнула ему навстречу. Только мне слишком стыдно и страшно прийти к нему и сказать, что я хочу снова быть с ним как женщина.

Вздохнув, стираю с зеркала пар и рассматриваю своё отражение. Я и так не особо опытная соблазнительница. Мой максимум — красиво раздеться перед Котом или жарко его поцеловать и сдавить член. А теперь ещё и это. Под «это» я имею ввиду растяжки на животе и груди. О последней и говорить страшно. Огромная, с крупными сосками и сочащимся молоком. Как мама я должна радоваться этому, а как женщина — не могу. Чувствую себя расплывшейся, унылой лужей противоречий и страхов.

Одеваюсь и в паршивейшем настроении вхожу в спальню. От умиления улыбаюсь, наблюдая, как бабуля, сидя в кресле-качалке, которое стоит здесь специально для неё, баюкает Ромку рассказами о графах и царях. Прямо как меня когда-то.

- Ш-ш-ш. – прикладывает палец к губам. – Только уснул.

Укладывает Ромулика в кроватку и выжидающе смотрит на меня. Да, эмоции прятать я так и не научилась. Махнув головой, выхожу на балкон. Бабушка входит следом. Не глядя на неё, спрашиваю:

- Бабуль, я красивая?

- Конечно! Что за мысли вообще?! – искренне удивляется она.

- Просто… - перевожу дыхание, собираясь озвучить ей то, что меня гложет. Я больше не маленькая девочка, у меня ребёнок, чтобы стесняться говорить прямо. – У нас с Костей давно ничего нет. Он каждую ночь уходит к себе, хоть и знает, что врач разрешил мне…

- Вернуться в седло. – понимающе хмыкает бабушка. Киваю, глядя на лёгкую рябь, идущую по тёмной воде. – Дарина, ты просто доверься ему. – проговаривает вкрадчиво. – Я была не просто не в восторге, когда узнала, что он тебя подмял. Я была в ужасе. Злилась, что он так с тобой поступил. Потом ещё и твой побег, поиски, Игнат, ублюдок этот недоразвитый — Дамир. Вернулась с пузом. Я сама бы Костю придушила. Только видела, как он, едва встав с постели, часами на тебя смотрел. И этот взгляд говорил о многом. Костя очень изменился в последнее время. И, думаю, он боится вернуться к прошлому так же, как и ты. Ваши жизни разделились на до и после. В одной были только вы, страсть и всё такое. Во второй у вас сын, опыт и тяжёлое прошлое за плечами. Иногда даже таким уверенным и сильным людям нужен маленький толчок.

Закончив свою речь, возвращается в комнату. Я так и продолжаю глядеть на море. Не так давно потеплело достаточно, чтобы можно было часами наблюдать за полётами чаек. Набираю побольше морского воздуха и расслабляюсь. Она права. Кот окружил нас с Ромуликом нежностью, заботой и вниманием. Он никогда не намекает на близость, но жаждет её. Я ведь чувствовала его нетерпение и желание, которые он сдерживал. Как порывался углубить поверхностный поцелуй, но потом просто разрывал его.

Пару часов сижу у кроватки сына и смотрю, как он спит. С каждым днём он всё больше становится похожим на папу. Волосики темнеют. Голубые глазки превращаются в синие. А когда ему что-то не нравится, так смотрит, что мурашки по телу бегут. Он даже покушать изначально требует только взглядом. И только если не получает, тогда уже заходится криком. Точь-в-точь как Костя.

При этой мысли улыбаюсь, целую сына, убеждаюсь, что он сухой, и укладываюсь спать. Будит меня странное ощущение непонятной природы. Вслушиваюсь в тишину и разбираю недовольное сопение сына. Только собираюсь встать, как раздаётся густой голос, опутывающий тело мурашками.

- Тихо, Роман. Не буди маму. Она и так устаёт. Мы же с тобой договаривались, что ночами я за неё. – бормочет, ходя по комнате.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кажется, я, наконец, поняла, почему сынок не будит меня ночами. Была уверена, что он просто предпочитает выносить мозг днём, а оказалось, что это вовсе не так. И мои догадки подтверждаются, когда так продолжается каждую ночь. Даже проведя весь день с нами, перед сном Костя уходит, а через пару часов возвращается и сидит над Ромкой, чтобы он дал мне выспаться. А ведь он тоже устаёт. Вообще не спит. Идиот.

Недавно сказал, что постепенно избавляется от нелегальной части бизнеса, чтобы оградить свою семью, то есть нас с сыном, от опасностей.

Очередную ночь наблюдаю, как мой Кот сидит над сыном. Отключается прямо над кроваткой. Не выдерживаю и быстро подхожу к нему. Кладу ладонь на плечо, обтянутое тёмной футболкой. Он резко дёргается и поворачивает на меня голову. Белки глаз красные, а лицо уставшее.

- Я зашёл проверить Романа. – хрипит он приглушённо.

Обхожу его и присаживаюсь на корточки. Провожу пальцами по щеке и губам, снизу заглядывая в такие любимые глаза.

- Каждую ночь заходишь, Кость? – шепчу, удерживая его в плену взгляда. Обнимаю ладонями колючие щёки и ласково целую в губы. – Я уже неделю наблюдаю, как ты сидишь с ним, поглядываешь на меня и уходишь под утро.

Кот поднимает кисть и проводит костяшками по моей щеке. Замирает под нижней губой. Наклоняюсь и касаюсь его пальцев. И вижу в его глазах вину и муку.

- Я обещал не торопить тебя, Рина. Но мне слишком мало тебя днём, когда ты постоянно с Романом. Хоть так…

- Мог бы и поторопить. Потому что Мышка у тебя трусливая и боится сделать первый шаг. – в его синих океанах вспыхивают огоньки надежды. И я помогаю им разгореться ярче, решив для себя, что в этот раз буду той, кто берёт ситуацию в свои руки. – Пойдём. – выдыхаю, выпрямляясь.

Взяв его за руку, подвожу к кровати. Пальцы дрожат, когда стягиваю футболку. От вида его голого торса едва сознание не теряю. Горячий, мускулистый и гладкий. Затянувшийся шрам на груди. Обвожу его подушечкой и прижимаюсь губами, ощутив, как Костя вздрагивает.

- Не надо, Ри-на. – выдавливает хрипом, скользнув пальцами по шее.

Прокладываю дорожку из поцелуев выше. По ключице, плечу, горлу, подбородку. Останавливаюсь напротив губ, касаясь их только дыханием. По моим же бьют рваные короткие выдохи. Опираясь на мужские плечи, встаю на носочки и шепчу:

- Костя, я люблю тебя. И даже узнав правду о тебе и родителях, не смогла избавиться от этого чувства. Когда узнала о беременности, сотни раз порывалась позвонить. Я боялась, что ты меня найдёшь. Но в глубине души мечтала об этом. Чтобы ты приехал и забрал. Объяснил всё. – его хватка на моей талии становится убийственной. Губы сжимаются в плотную белую полоску. Ноздри раздуваются. На виске вздувается вена, а желваки ходуном ходят. Только я не останавливаюсь. Он должен знать всё. – Я ни на секунду не допускала мысль, чтобы избавиться от малыша. Потому что он и твой тоже. Ребёнок моего любимого мужчины. Если бы всё было так, как ты предполагал, вряд ли я бы решила его оставить. Просто не смогла бы, Костя.

- Рина. – выдыхает в губы с надрывом. – Ты правду сказала, заявив, что отец Романа полный идиот. Из-за тех грёбанных таблеток я даже мысли не допускал.

- Костик, хватит. Мы решили, что закроем эту тему. Я сказала всё это, чтобы ты понимал, что я не стараюсь держать дистанцию. Просто не знала, как сделать первый шаг. Я боялась, что больше не нравлюсь тебе… такая. – провожу руками вдоль груди и располневшей талии.

- Глупыш. – шепчет, вжимая в себя. – Ты самая красивая на свете, Ри-на. Тебя ничего не портит. Особенно беременность, роды и наш сын. Ты была и остаёшься желанной и любимой. И так будет всегда. – сдёргивает с меня майку и впивается взглядом в прикрытую бюстгальтером грудь. Но ненадолго — через секунду исчезает и он. Подушечки гладят сверхчувствительную плоть. Рисуют зигзаги по полоскам растяжек. Обводят соски, заставляя всхлипнуть и вжаться лицом в неравномерно раскачивающуюся грудную клетку, дабы заглушить рвущиеся наружу стоны. – Какая ты у меня горячая, сладкая. – бубнит, сдавливая соски так, что на них проступают капли молока. – Чувствительная. – спускает ладонь по животу и сквозь спортивные штаны сжимает промежность. Я едва не плачу от забытых, но таких острых ощущений. – Как я тебя хочу, Рина.

- Я тоже хочу. – выдавливаю, кусая губы и поддевая резинку его штанов.

Именно этот момент Ромулик выбирает, чтобы проснуться.

- Блять. – шипит Кот сквозь зубы. – Одевайся. – жарко, но коротко целует и спешит к сыну. Проверяет подгузник, пока натягиваю на себя одежду, похожую на наждачную бумагу — от касания любого инородного предмета раздражение, кроме его рук. – Роман, ты не мог описаться минут на пятнадцать позже? Мне больше и не надо было. У твоего папки скоро яйца лопнут.

- Кость! – смеюсь в голос, наблюдая, как он управляется с подгузником. – Не говори так!

- Он мужик. Пускай привыкает. – ворчит, передавая уже сухого, но всё ещё недовольного сына. Усаживаюсь на кровать и даю Ромулику сосок, который до сих пор горит после касаний его папы. Костя смотрит неотрывно и даже не моргает. У меня нижнюю часть тела судорогой сводит. Как же я тосковала по его рукам, губам и… члену. – Догадываюсь, Мышка, о чём ты думаешь. – усмехается, демонстративно накрывая огромный вздутый ствол. Скатывает взгляд на мои бёдра и облизывается. Точно, как кошак. – Но не сегодня. И, думаю, не при сыне. Он нам не даст ему братьев-сестёр наделать. Да, Роман?

Братьев-сестёр? Он же шутит? Котовский же не хочет «рожать со мной» каждый год, да? Только его тёмный взгляд говорит совсем об обратном.

Уложив довольного сына спать, Костя собирается уходить. Ловлю его руку и прошу:

- Не уходи больше, любимый. Останься со мной.

И он остаётся. Каждую ночь. Только оказалось, что сын действительно против того, чтобы его родители воссоединились окончательно. То проголодается, то надудолит в подгузник. Потом начались колики. Следом он простудился. Нам некогда было спать и есть, не говоря уже о том, чтобы просто думать о чём-то другом.

Но даже спать, будучи прижатой к родному и горячему телу —неземное блаженство. Ощущать его жар, дыхание и сердцебиение.

Лишь в начале июня нам удаётся выкроить время для себя. Утром Костя уезжает решать вопросы по бизнесу, бабушка присматривает за Ромкой, которого безумно сильно интересует «музыкальная няня» с котятами. А я пару часов валяюсь в ванне, а вечером собираюсь на свидание с Котом. Ещё утром он предупредил, чтобы «была при параде». Когда выхожу из ванной, растерянно моргаю, замечая в комнате вместо бабули и сына двух девушек.

- Э-э-эм… - тяну вопросительно, привлекая их внимание.

Обе блондинки поворачиваются ко мне и расплываются доброжелательными улыбками.

- Я Наташа. Визажист. – представляется первая из них.

- Марина. Буду заниматься вашей причёской.

И пикнуть не успеваю, как они усаживают меня перед трюмо и начинают колдовать над моим лицом и волосами. Не знаю, сколько всё это длится, но в зеркале я вижу… Нет, ни кого-то другого. Себя. С естественным цветом лица, без мешков под глазами и вернувшуюся в состояние «до Ромулика». Волосы завиты и собраны наверху. Слева вдоль щеки вьётся один-единственный локон. На шее и в ушах сверкают топазы и бриллианты — подарок Кости к рождению сына. Только повода надеть не было.

Дав мне минуту на оценку результата, меня в прямом смысле раздевают и переодевают в платье в греческом стиле. Белоснежное, прямое, свободное, в пол. На плечах завязывается золотистыми шнурками. Такой же плетённый пояс на талии. Сандалии в том же стиле. Меня постоянно крутят, что-то поправляют и подкрашивают. А я как манекен — верчусь туда-сюда и ни слова против не говорю.

Когда же они, наконец, заканчивают, выдыхаю с облегчением и даже чувствую себя увереннее. Смотрю в зеркало и не могу не улыбаться. Всё же я и правда красивая.

Выхожу на улицу и сразу вижу бабушку с коляской. Порываюсь подойти, но вовремя себя торможу — если Ромка меня сейчас увидит, то не отпустит. Он принимает смену караула только во время сна. Помахав бабушке, спешу на пляж, где меня ждёт Кот. Сердце как обезумевшее колотится, пока спускаюсь по ступеням. Но стоит увидеть огни свечей, светящиеся по всей территории пляжа, я и сама готова сойти с ума. Столик у самой кромки воды. Костя в белой рубашке и серых брюках. Букет кремовых роз в вазе.

Подхожу быстро, но почему-то нерешительно. Останавливаюсь в нескольких сантиметрах от мужчины и вижу восхищение в его глазах.

- Я же говорил, что ты королева, Рина. – проговаривает сухо, но я-то знаю, что за этим прячется. Ответить ничего не успеваю, как он продолжает: - Я хотел сначала поужинать, расслабиться, но теперь понимаю, что потерял целый год. И пока он не истёк... - опустившись на одно колено, протягивает мне раскрытую шкатулку с очень красивым, но аккуратным кольцом. – Я не спрашиваю, согласна ли ты стать моей женой. Это формальность. Мы и без того семья. Ты, я и Роман. Но я хочу, чтобы не только наш сын носил мою фамилию. Потому я спрошу: согласна ли ты стать Котовской?

Глава 55

Рина, закусив губы, мнётся в нерешительности. Глядит то на меня, то на кольцо, то вообще отводит взгляд в сторону. Судорожно вздыхает и качает головой.

- Прости, Кость. – лепечет, продолжая грызть губы. – Я не знаю, что тебе сказать. Мне надо время.

Разворачивается и убегает вверх по лестнице. Меня настолько контузит её отказом, что мозги отказываются воспринимать что-либо, кроме того, как она только что сбежала, оставив меня так и стоять на коленях и с кольцом в руке.

Какого хрена нет? Это что было? Что не так?

Втянув носом воздух, поднимаюсь на ноги. Сдерживаю порыв зашвырнуть шкатулку в море.

Никаких резких движений. Сначала надо поговорить и обсудить, что она собирается обдумывать. Чего боится и что её смущает. Я уже давно решил, что в первую очередь буду разговаривать с Мышкой, а потом уже делать какие-то выводы. Больше никаких поспешных решений и накруток.

Даю себе десять минут, чтобы полностью успокоиться и упорядочить в голове мысли и вопросы. Заглушить свои чувства и не наделать глупостей. Последний раз, когда я так сорвался, Рина едва на месте не родила.

Быстрым, но лёгким шагом иду к ней в спальню. Вхожу тихо, без стука. Сын в это время никогда не спит, но всё же не хочу его пугать. Останавливаюсь на входе, заметив Генриховну, трясущую погремушкой перед лежащим на кровати Романом. Он внимательно следит за ней и тянет ручки. Улыбается, пуская слюни. Каждый раз, видя чудо, что мы сделали с Даринкой, не могу не улыбаться. В груди разрастается тепло. Если сначала сложно было воспринимать вечно вопящий комок как живого человека, то теперь, видя, как быстро он растёт, машет крошечными конечностями, пытается играться — приходит полное осознание, каким идиотом я был, отказываясь заводить ребёнка. В нём и в его маме моё счастье, жизнь и смысл.

- Где Дарина? – спрашиваю глухо у седого затылка.

- С тобой. – не оборачиваясь, отбивает бабка.

- Она не возвращалась? – высекаю удивлённо, подходя ближе. Присаживаюсь на корточки и протягиваю сыну палец, за который тот сразу же хватается и тянет в рот. – Где она?

- Да не знаю я. – шипит старая карга. Не зря она всегда казалась мне питбулем. За внучку и правнука даже меня порвать способна. - Что ты опять сделал?

- Предложение. – бросаю сухо, поцеловав Романа и поднимаясь на ноги. Глаза Генриховны округляются. – Что бы ты сам себе не думала, всё сделал правильно. Ринка сказала, что ей надо время и убежала.

- Так, может, надо дать ей время? – стреляет она взглядом мне за спину. - Ты же вечно напролом прёшь. Наверняка что-то не то ляпнул. В добровольно-принудительном порядке замуж позвал?

Скрипнув зубами, выхожу из спальни и иду к себе за телефоном. Достало уже это раздельное проживание. По факту сплю я в постели Мышки, но не чувствую себя так, будто мы живём вместе.

Только ступаю за порог, как врезаюсь в ментальную стену. Рина там. Стоит около открытой двери на балкон, обняв себе руками, и смотрит на меня. В глазах ни слёз, ни вины, что хорошо видно в приглушённом свете ночника. Всё такая же красивая. Почти неземная. Ей очень идёт белый цвет.

- Дарина. – выдавливаю шёпотом.

Растянув губы в улыбке, неспешно сокращает расстояние. Останавливается в нескольких шагах от меня и толкает:

- Не злись только, Кость.

- Я не злюсь. Просто не понимаю, что тебя сдерживает. Мы и без того семья. У нас сын, Ри-на. Только не говори, что ты решила, будто я предложил тебе пожениться только из-за сына. – выбиваю мелькнувшую догадку. И сразу стараюсь развеять её сомнения. – Это не так, сладкая. – приближаюсь к ней и кладу ладони на голые плечи. В ту же секунду позвоночный столб прошивает высоким зарядом. Чёрт, как же я эту девочку люблю. И хочу так же. – Мышонок, я попросил тебя стать моей женой потому, что не вижу жизни без тебя. И думал об этом ещё прошлым летом. Чтобы ты чувствовала себя по-настоящему особенной, а не грязной и использованной. Уже тогда хотел дать понять, что ты не просто любовница, Ри-на. Что ты важна и любима.

- Я знаю, Кость. – шепчет Дарина, приподнимаясь на носочки. Выдыхает мне в губы и вышибает твёрдую поверхность из-под ног. – Именно поэтому я и не дала тебе ответ. Сегодня я не хочу быть мамой твоего сына или твоей невестой. Ещё одна ночь на то, чтобы побыть теми, кем мы были почти год назад. Котом и Мышкой. Любовниками и никем больше. Одна ночь, любимый, до того, как я скажу тебе да.

Мягко коснувшись своими губами моих, отступает на шаг. Немного дрожащими пальцами развязывает бантики на плечах. Платье белым облаком спадает к её ногам, оставляя лишь кожу, укутанную мурашками, и белоснежное прозрачное кружево на бёдрах. Громко сглатываю, жадно скользя взглядом по обнажённому телу. Налитой молоком груди с крупными розовыми сосками и тёмными ореолами вокруг них. Немного располневшей талии, которая её совсем не портит. Стройным круглым бёдрам, за которые так любил держать её, вколачиваясь сзади.

Рина перешагивает платье и расстёгивает мою рубашку. Уверенно и бесстрашно освобождает одну пуговицу за другой. Стаскивает рубашку и оставляет её там, куда она упала. Распускает кожаный ремень на брюках. Расстёгивает брюки и скатывает их вместе с боксерами по ногам, опускаясь на колени. На секунду закрывает глаза, как только член оказывается на уровне её лица. Я же дышать забываю, глядя на эту необыкновенную девочку, по капризу судьбы встретившуюся на моём жизненном пути.

Мышонок обнимает пальцами ствол и проводит языком от основания до головки, прописывая кончиком контуры вен. Целует головку, предварительно лизнув, и поднимает на меня горящие огнём медные глаза.

- Ты же помнишь, что у меня с этим всё плохо? – сипит со скромной улыбкой.

Вот это девочка. Стоит голая на коленях с членом возле рта и робеет.

- Помню, сладкая. – хриплю, отшатываясь назад. Минет явно не для неё. Сколько не пыталась, так и не научилась делать так, как мне нравится. – Оставим на потом.

- Нет, Кость. – качает головой, отчего локон подпрыгивает. – Я хочу, чтобы ты сделал так, как хочешь. Как тогда… В первый раз…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Щёки обжигает красной краской. Усмехнувшись, киваю. Выросла сладкая моя. Но не могу не уточнить, помня, как тяжело она перенесла ту мою дикость.

- Рина, я не хочу перебарщивать.

- Знаю, Кость. Но я хочу тебя того.

Наклонившись, поднимаю Мышку на руки и укладываю на кровать. Ложу на спину, ногами к центру. Вынуждаю запрокинуть голову назад и немного свесить её с края.

- Открой рот. – выбиваю хрипом, сдавливая грудь.

Ринка, застонав, размыкает губы. Нависая над ней, провожу шляпой по влажным губкам. Вынимаю из причёски все шпильки и заколки, пока её волосы тяжёлой волной не спадают до пола.

- Ты самая красивая на свете, Дарина. Если не сможешь принять, стучи ладонью по кровати, и я остановлюсь. – она уверенно кивает и закрывает глаза. – Постарайся не напрягаться. Дыши через нос.

Толкаюсь головкой в горячий ротик. Фиксирую её голову одной рукой, второй мучая сосок. Кручу его и тяну вверх, вытягиваю из Ринки тихое мычание вместо стонов. Собираю каплю молока и слизываю её с пальца. Контролируя каждое движение, короткими толчками трахаю её рот, с каждым из них вгоняя ствол всё глубже. Её гортань дёргается, и я вынимаю эрекцию, давая ей отдышаться. Глажу подушечками напряжённое горло.

- Остановиться?

- Нет, Кость. Продолжай. – хрипит тихо и приоткрывает рот.

Провожу ладонью по всей длине члена, размывая слюну. Сам едва не стону, когда заталкиваю сразу на половину. Останавливаюсь и даю Мышонку привыкнуть.

- Дыши, любимая. Не паникуй.

Она дробно тянет носом воздух, и чувствую, как тиски становятся не такими плотными. Медленными и размеренными рывками двигаюсь у неё во рту. Полностью вынимаю член и сразу же возвращаюсь в приятную влагу. Вижу, как блестит её бельё между раздвинутыми бёдрами. Как пальчики тянутся к резинке, но Ринка так и не решается коснуться себя.

Вытягиваю член и, наклонившись, целую в губы. Она потерянно моргает, снизу глядя на меня.

- Хочу и тебе удовольствие доставить, сладенькая. – хриплю чужим голосом, помогая ей сесть. Сам ложусь чуть ниже подушки и облизываюсь, давая знать, что от неё требуется. Мышка смущается, но стягивает мокрые трусы и седлает меня. – Не так, сладкая. Задом-наперёд. Помнишь, я как-то говорил тебе о том, что ртом можно одновременно делать приятно друг другу? – она, всё так же краснея, немного приопускает подбородок. Сползает на кровать, поворачивается лицом к паху и застывает. – Тебе нечего стесняться, Ри-на. – толкаю, подтягивая её бёдра так, чтобы промежностью нависала над мои лицом. – Ты везде красивая. – лизнув её створки, легко прикусываю. Судорожно вдохнув, Дарина опускается на локти, берёт в руку член и пристраивает его к губам. – Вот так, девочка. Только старайся…

- Дышать носом, не напрягать горло и не бояться. – тараторит быстро и тут же высасывает через член все мои мысли и слова.

- О-о-о… - тяну, подвернув губы. – Ри-на…

Блять, какая же она горячая. Берёт неглубоко, но быстро и активно. Работает рукой, выкручивая кожу. Втянув головку в рот, создаёт вакуум. Долго я так не протяну. Реально ведь почти год без женщины. Даже вспомнил молодость в ванне за закрытой дверью с тех пор, как Рина родила. Чтобы хоть немного дольше продержаться, раскрываю пальцами скользкие створки и любуюсь её женственностью. Пробую на вкус, раскатывая воспоминания о том, когда касался её так в последний раз. Она всё та же. Вкус, запах, ощущения. Только любовь к ней стала чем-то неотделимым от меня самого. Проталкиваю в неё язык и ловлю крупную дрожь внутренних мышц. Слышу тихий всхлип и понимаю, что не только я близок к финалу. Меняю язык на пальцы. Вхожу сразу двумя, но двигаю медленно и осторожно — она столько времени без секса, так ещё и после родов. Смотрю, как фаланги медленно скрываются в ней. Посасываю половые губки. Раздражаю кончиком языка затвердевший клитор.

Рина начинает быстрее двигать головой. Её слюна стекает по стволу вниз. Я тоже ускоряюсь. Пальцами и языком. Носом жарко дышу на её горячую плоть. Мышонок всё сильнее дрожит. Вибрирует изнутри. Стягивает внутренними мышцами тиски. И сосёт так, словно ей очень вкусно.

Размашисто вылизываю её по всей длине, растягивая удовольствие и отдаляя момент желанной для обоих разрядки. Хочу насладиться ей как в первый раз. Вгоняю пальцы в ягодицы, не давая Рине ёрзать.

- Костя… - хнычет, когда опустошаю её лоно и массирую пальцами клитор. – Прошу…

- Сейчас, сладкая, всё будет. – обещаю и грубо всасываю розовую бусинку, легко царапая зубами.

Резко вбиваю пальцы быстрыми движениями. Она вся сжимается и, громко застонав, наконец, расслабляется достаточно, чтобы принять почти до корня. Понимаю, что пользуюсь ситуацией, но остановиться не могу. Согнув ноги в коленях, быстро долблю её горло, заставляя давиться. Яйца подпрыгивают вверх, а всё тело сводит болезненно-сладкой судорогой. Подаюсь вниз, выскальзывая из её ротовой. Но за секунду до того, как кончаю, Дарина накрывает губами головку, и я выстреливаю тугую, объёмную струю ей в рот — на язык и нёбо. Стону, пока короткими рывками выгоняю остальное, а Ринка выдаивает меня до капли. Падаю на кровать, а Мышонок вжимается лбом в член. Тяжело дыша, сглатывает сперму. Глажу её ягодицы и бёдра. Целую между ними, собирая остатки её оргазма губами и языком. Не знаю, как долго мы, переплетённые в неестественной позе, собираем себя по кускам. Сердце разбивается о рёбра, а живот приятно тянет после долгожданной разрядки. Слегка шлёпаю розовую задницу. Мышонок, взвизгнув, скатывается с меня и переворачивается на спину. Поворачиваю голову и целую её вытянутые и дрожащие ноги. Касаюсь губами каждого аккуратного пальчика с бежевым педикюром и шепчу:

- Люблю тебя, Дарина.

- Я тоже тебя люблю, Костик. – отзывается слабо и поднимается. Седлает мой пах и проводит ногтями по груди. Наклонившись, слизывает солёные капли пота. Накрывает губами шрам. – Очень сильно, Кость.

- Знаю, любимая. – провожу по волосам и добавляю. – Навылет. Ты и Роман — смысл моей жизни.

- Ты очень хороший папа. И муж, уверена, из тебя тоже ничего выйдет.

- Оу, моя Мышка становится Кошечкой и учится кусаться. – толкаю с такой довольной улыбкой, что рот трещит.

- Я бы предпочла навсегда остаться твоей Мышкой. Для своего Кота. Чтобы чувствовать, какие мы разные, но смогли быть вместе.

- Как скажешь, Мышонок. – поднимаюсь, прижимая её к груди. Соски вдавливаются и оставляют липковатые следы молока. – Всё будет так, как ты скажешь. - склоняю голову и всасываю в рот вершинку. – Теперь понимаю, почему Роман так присасывается к груди. – пробиваю с ухмылкой, присасываясь ко второй полусфере.

- А я понимаю, в кого он такой обжора. – хохочет Даринка, отталкивая меня и закрывая ладонью полушария. – Сыну оставь. Если будет голодный, будешь сам искать, чем его кормить.

- Иди сюда. – рыкаю, подтягивая её бёдра на затвердевший пах. Завожу её ноги за спину, а свои сгибаю в коленях, приклеивая её вспотевшую кожу к своей. – Хочу трахать тебя и целовать. Глотать твои стоны. И взамен свои отдать.

- Мне надо рот прополоскать. – лепечет Мышка, стараясь сдвинуться назад.

Жёстко зафиксировав её затылок, раздвигаю языком губы и врываюсь внутрь. К любой другой я бы даже близко не подошёл после того, как она мой член обсасывала, но Ринка у меня особенная. Во всём. Целую её с жадностью, голодом, напором. Всасываю в себя её язык, двигая бёдрами и потираясь задубевшим стволом о мокрую промежность. Дарина сама приподнимается и направляет его в себя. Опускается так же медленно, как и первый раз. Удерживаю за ягодицы, неспешно поднимая бёдра и проникая в неё. Слежу за её лицом, не обращая внимания, как самого колотит от забытых ощущений.

- Не больно? Всё хорошо? Ты как? – спрашиваю каждую секунду.

Ринка, засмеявшись, шепчет в губы:

- Если что-то не так, ты остановишься?

Глазами такую бурю выдаёт, что я рвано выдыхаю и шиплю:

- Уже никогда. Но если вдруг…

- Костик. – перебивает, проведя пальцами по волосам и убирая их назад. Рывком приземляется до основания и стонет. – Кот мой.

Я с ней в унисон стона не сдерживаю. Член, как антенна, считывает каждое её сжатие и сокращение. В ней так… просто… Охуенно! Других слов не находится. Она давно уже не такая тугая, как когда-то, но тут даже не в родах дело, а в том, что я очень активно растягивал её несколько раз в день.

- Ты сейчас ничего не делай. – выдавливаю, покусывая и посасывая её губы. – Я всё сам.

- Как скажешь. – соглашается, лизнув в ответ.

Прибиваю её груди и удерживая снизу, двигаюсь быстро, но без резкости. Стонем, целуемся, шепчем какие-то глупости. Тараню её, постепенно наращивая темп. С него же и сбиваюсь, стоит ноготкам вонзиться в плечи. Всё у нас обоюдно. Дыхание сбивается. Кожа блестит от пота. Губы мажут по всему лицу. Трясёт от кайфа. И кончаем мы одновременно.

Рина, опёршись ногами за моей спиной, откидывается назад, красиво выгибаясь. Сдавливает член с такой силой, что вытянуть успеваю в последний момент. Резво поднимаю её вверх и заливаю спермой снизу. Не давая опуститься, впиваюсь в губы.

- Люблю. – вырывается у нас синхронно.

Так же и улыбки появляются. За ними свободный, счастливый смех.

После душа возвращаемся в постель, где я беру её сзади. И только ближе к утру нам удаётся хоть немного насытиться друг другом. Или, скорее всего, просто кончаются силы.

Укладываю Мышку к себе на грудь и рассеянно глажу её тело.

- Пока ты не уснула. – начинаю, вытянув из-под подушки заранее заготовленное кольцо. – Надеюсь, я отработал достаточно качественно, чтобы ты стала моей женой.

Лукаво улыбнувшись, толкает меня в грудь и забирается сверху. Глаза в глаза и губы в губы.

- Тебе придётся ещё немного постараться, чтобы уж наверняка.

И только после ещё парочки заходов она, наконец, даёт мне желанный ответ. Уже засыпая, шепчет:

- Конечно, да, Кость. Твоей любовницей быть очень выматывающе.

- Женой будет не легче. – секу, натягивая на палец кольцо и целуя каждый пальчик. – Но я обещаю, что ты не пожалеешь о своём решении.

- Я никогда не жалела ни о чём, что связано с тобой. – нежно целует и пристраивает голову там, где остался шрам. – И больше никогда не буду такой глупой.

- Ты никогда и не была, Ри-на.

А в ответ слышу только тихое сопение. И засыпаю следом с улыбкой на губах, чтобы утром снова стать отцом и продолжать делать счастливой будущую жену.

Глава 56

Мне несвойственно нервничать. Мне. Не. Свойственно…

Мать вашу, почему руки дрожат и воротник рубашки душит? Почему мысли надоедливыми блохами скачут то в одну сторону, то в другую? Почему дыхание серьёзно сбоит, а желание убедиться, что всё в порядке, разрывает на куски? Откуда эта паника? Всё ведь в норме. Рина с сыном в соседней спальне. Несмотря на то, что уже месяц, как я перебрался к ним окончательно, сегодняшнюю ночь мы провели порознь. Оказалось, её достаточно, чтобы соскучиться по сладкой и её телу. Роман, конечно, очень против того, что мамка принадлежит не только ему, но ничего, привык иногда делиться. И спали мы в разных комнатах не потому, что так положено делать перед свадьбой, а из-за того, что Ринка на меня злится.

Днём ранее

Проснувшись, замечаю, что солнце светит слишком ярко, а Мышки с Романом нет. Он всю ночь капризничал, а я сидел с ним, чтобы Дарина выспалась. Отрубился уже после рассвета. Сейчас почти полдень, о чём оповещают цифры на экране телефона.

Вздохнув, сползаю с кровати, принимаю душ, одеваю домашние шорты и футболку. Только после этого проверяю телефон, дабы убедиться, что новостей никаких. Он не колется. И как бы не претила мысль самому марать руки — выбора у меня нет. Я обязан найти Игната и заставить его посмотреть в глаза мне, дочери и матери. И я нашёл того, кто сливал ему информацию о Рине с того момента, как она появилась в моей жизни. Тот самый человек, которому доверял как самому себе.

Захватываю пачку сигарет, зная, что без никотина сорвусь. Выхожу на улицу и выглядываю Мышку, но замечаю лишь Генриховну с коляской. Быстрым шагом направляюсь к ним и сухо здороваюсь. Повернувшись к сыну, улыбаюсь и ловлю его довольную беззубую улыбку.

- Привет, Мышонок. Куда маму дели? – смотрю на Романа, но обращаюсь по факту к «тёще», как в шутку зовёт её Дарина.

- Ничего тебе доверить нельзя. – ворчит бабка. – Даже жену свою найти не можешь.

М-да, «любит» она меня до беспамятства. Всё никак не может смириться, что я настолько старше Рины. Да и её побег не даёт покоя. Генриховна всегда была умной женщиной и трезво мыслила, оценивала ситуацию. Но сейчас винит меня во всех бедах и земных грехах.

Скрипнув зубами, отворачиваюсь, как костлявые пальцы перехватывают моё запястье. Бросаю на неё взгляд через плечо.

- Я знаю, что она счастлива с тобой. Даринка светится. Я к тебе как к сыну относилась. И даже несмотря на то, какой циничной сволочью ты стал, остаёшься для меня тем же пацаном. Но Дарина — она моя плоть и кровь. Она была моей жизнью.

- А теперь она и Роман — моя жизнь, Алевтина. Никого из них я не обижу и не дам в обиду. Ринка смогла достучаться до того человека, которым я когда-то был. Я люблю её. И Романа тоже. Сделаю для них всё. Ты можешь быть спокойна. – выдержав внушительную паузу, ухмыляюсь и добавляю: - Тёща.

Лицо Генриховны кривится, но через секунду раздаётся смех. Грозя мне пальцем, сечёт:

- Имей ввиду, что в обязанности тёщи входит изводить зятька. Так что постарайся не давать для этого поводов.

Кивнув, целую сына и приобнимаю женщину, когда-то заменяющую мне мать. Расклеиваться себе не даю. Выдвигаюсь в сторону того самого амбара, который обещал Мышке никогда больше не использовать. Только не осталось тех, кто сделает за меня мою работу. Войдя внутрь, замираю как вкопанный. Люк в подвал открыт. Охраны нет. Вашу мать! Я запретил кому-либо даже приближаться к нему. Сжав руки в кулаки, решительно спускаюсь вниз, но снова застываю, услышав приглушённый голос Дарины. Опершись ладонью на стену, сгибаюсь и замечаю её вытянутые ноги рядом со стулом, к которому прикован Арс. Первый порыв — спуститься и выволочь её оттуда. Только я почему-то продолжаю стоять и вслушиваться в её интонации и слова.

- Я попрошу Костю отпустить тебя, но… - судя по шороху, вздыхает и пересаживается поудобнее. – Ты знаешь его гораздо лучше меня. Он даже меня не послушает, пока не добьётся желаемого. Просто расскажи ему то, что он хочет знать. – сбавляю дыхание до минимума, чтобы разобрать каждое слово. Стискиваю кулаки, но не вмешиваюсь. – Понимаю, что ты не сделал ничего плохого.

- Пытался помочь. – отзывается хрипло Арс. – Я не сливал Игнату информацию. Он сам выходил на связь.

- Тогда как он узнал, что я во Владикавказе? Что Дамир меня похитил?

- Я не знаю.

- Зачем ты всё это делал? Костя говорил, что ты единственный, кто по-настоящему ему верен. Я не понимаю. – глохнет голос Рины, разбавленный растерянностью.

- Был и остаюсь. – легко соглашается телохранитель. – Но до того, как начал работать на Котовского, четыре года был с Романовым. Именно по его приказу я начал работать на Котовских. После твоего похищения Геннадием. Он оставил меня в доме, чтобы я присматривал за тобой.

Вот так новости. Даже для меня это становится сюрпризом. Что ещё Мышке удастся из него вытянуть? Благодаря своей доброте и свету она легко может расположить к себе кого угодно. А умение сочувствовать и поддерживать пробивает любую броню. Даже Артур в тот день, как она сбежала, сначала не посмел вмешаться, так как дядька был главой клана. А потом двинул ему по морде. Только поэтому он остался жив. В этом доме Дарину обожают все. Начиная с меня и заканчивая садовниками и древней «повелительницей горничных», которая даже себя ненавидит. Мышонок осветила и прогрела не только дом, но и землю, на которой он стоит. Словно стало больше света и улыбок.

- Ты знал, что он жив? – осторожно спрашивает Рина.

Присаживаюсь на корточки, дабы иметь возможность видеть их, но не выдавать своего присутствия. Арс сидит на стуле с закованными сзади руками. Дарина расположилась на небольшом бетонном выступе, подтянув колени. Смотрит прямо в стену, а Арс — на её профиль.

- Узнал, когда Константин Геннадьевич был на сделке в тот редкий случай, где встреча проходит тет-а-тет. Мне позвонили с неизвестного номера и сказали, чтобы я срочно остановил Дамира. Я видел, как тебя тащили. Лицо сразу узнал. Не всё понимал, поэтому позвонил Коту и сказал, что его брат похитил какую-то девушку. Мне на его территорию вход был заказан. Стоило им войти внутрь, как тот номер перезвонил. Он потребовал, чтобы никто и никогда не знал об этом разговоре. И только по последней фразе начал догадываться, с кем разговаривал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Какой фразе? – прорывается тихий шёпот.

- «Если с моей дочкой что-то случится, я перебью всех».

Арс закашливается. Замечаю, как Рина подскакивает на ноги и даёт ему попить. Проговаривает извиняющимся тоном:

- Я бы сняла с тебе наручники…

- Не надо переживать. Сам виноват. Надо было рассказать сразу. – тяжёлый, обречённый вздох. – Спасибо за заботу. Я никогда не поступил бы во вред Константину Геннадьевичу и тебе. – Дарина снова садится рядом и задирает на него лицо. В глазах Арса светится щенячья преданность. – Когда он забрал тебя, дал мне указания узнать всё о твоей семье. Тогда и выяснил, что Игнат и Милена погибли. Я не стал говорить о том звонке. Не было уверенности, что это был Игнат. Особенно после того, как узнал об аварии. Много раздумывал, но ничего путного в голову не пришло. В следующий раз он объявился после твоего отъезда. Лично.

Чувствую, как Рина вся сжимается. Самого передёргивает. Арс сука! Как он мог молчать? Убью! Только собираюсь вмешаться, но останавливаюсь.

– Он хотел узнать, что случилось. Я ничего не сказал. Тогда он приказал стирать любые зацепки, способные указать Коту на твоё местоположение.

- И ты?..

- Нет. Подозреваю, что Романов сам всё сделал.

И тут я не выдерживаю. Чеканя шаг, выбиваю эхо по ступеням. Рина вскакивает, но смотрит с осуждением, а не с испугом. Арс вытягивается, напрягается, но тоже вызывающе не отводит глаз. Не притормаживая, подхожу в упор и замахиваюсь кулаком. Ринка взвизгивает. Останавливаю удар в сантиметре от его лица и рычу:

- Дарина, иди к сыну.

- Костя… - начинает лепетать.

- Иди, Рина! – рявкаю бешено, прибив её тяжёлым взглядом.

- Если ты изобьёшь его, клянусь, Костя, я в жизни твоей женой не стану. – бросает зло, взбегая по ступеням.

- Супер. – бормочу, доставая ключ и расстёгивая наручники. Сажусь туда, где сидела до меня Мышка, и выбиваю из пачки две сигареты. Одну протягиваю Арсу. Поджигаю обе и глубоко затягиваюсь. – Ты не имел права молчать. – высекаю с агрессией.

- Знаю. – бормочет виновато. – Решил, что мёртвым лучше оставаться мёртвыми. К тому же, во Владикавказе он не бросил Вас. Помог вытащить после того, как передал Дарину врачам.

- Бесился? – перебиваю, выдохнув облако дыма.

Телохранитель скатывает на меня непонимающий взгляд. Быстро складывает дважды два и кивает.

- А сам как думаешь? Его дочка — твоя крестница. А тут ещё и ребёнок. Внук его.

- Звучит не очень. – отбиваю, усмехнувшись, но без веселья. – Ничего, смирится. Показался бы раньше, возможно, всё сложилось бы иначе. Теперь ему остаётся только смириться. – глядя в серую стену, быстро раскручиваю зародившуюся идею. - Арс, если хочешь, чтобы я забыл о том, что ты практически меня предал, ты сделаешь кое-что.

- Конечно. - соглашается и, выслушав мой план, показывает зубы в оскале. – У него не будет другого выбора, кроме как объявиться.

- Отлично. Дуй в душ, приведи себя в порядок и отоспись.

Встаю и поднимаюсь по ступеням, как меня тормозит его голос.

- Твоя будущая жена — необыкновенная девушка.

- Согласен.

И эта необыкновенная девушка ждёт меня сразу за воротами амбара, ходя и стороны в сторону из заламывая пальцы. Едва заметив меня, набрасывается с кулаками, как ангел мщения.

- Ты должен был сказать мне! Опять секреты! Сколько можно, Костя?! – кричит, лупя по плечам и груди. Не слишком сильно, но достаточно ощутимо. – К тому же, это — Арс! Который реально тебе верен! А тот человек, от которого мама меня родила, просто больная сволочь и манипулятор! Зачем ты его ищешь?!

- Тихо, сладкая. Успокойся. – перехватив запястья, дёргаю на себя, впечатываю в тело и обнимаю. Касаюсь губами макушки и добавляю тихим хрипом: - Арсу я ничего не сделал. Посидел пару дней прикованный и подумал. Его даже не бил никто. Завтра вернётся к своим обязанностям.

- Зачем, Кость? – выдавливает, справляясь с эмоциями.

- Потому что я обязан его найти и узнать, почему он прикидывался мёртвым, бросил тебя. И что случилось на самом деле. Пойдём. – поцеловав Мышку в лоб, увлекаю к лабиринту, держа дрожащую руку. – Я не могу ждать от Игната удара в спину. Если он действительно сделал всё, чтобы я тебя не нашёл, я не представляю, на что ещё он способен. Пойми, Ри-на.

- Я не хочу знать его, Костя. Видеть. Мой папа умер. Кем бы не был этот человек, он чужой.

- Я понимаю, сладкая. Но обязан его найти.

Остановившись в самом центре зелёного лабиринта, усаживаю Мышку на мраморный стол. За её спиной выстреливает струями воды древний фонтан. Развожу её колени и становлюсь между ними. Сгребаю лицо в ладони, задирая вверх. Смотрю в блестящие от непролитых слёз медные глаза и шепчу:

- Тебе не придётся с ним говорить. И даже видеть его. Я всё сделаю сам. Мне нужны ответы, Ри-на. Узнать, что произошло на самом деле с моим отцом, с твоей мамой. Откуда Игнат прознал, что Дамир тебя забрал.

- Не надо, Кость. Оставь всё как есть.

Хотел бы я согласиться. Только не могу. Знаю, что Рина просит не лезть не из страха, а, как и я, защищает нашу семью.

С нажимом провожу подушечкой большого пальца по нижней губе, сдвигая её в сторону. Толкаюсь глубже и проскальзываю по языку. Снова веду по губе, заставляя её блестеть от слюны. Склоняюсь и слизываю вместе с лёгким фруктовым привкусом самой Рины. Вынуждаю выбросить из головы все лишние мысли. Целую сразу глубоко и напористо. С жадностью и вкладываемым в него желанием, потребностью обладать ей здесь и сейчас.

- Люблю тебя, сладкая. – выдыхаю в припухшие губы и развожу бёдра шире.

Приподнимаю лёгкое платье и с нажимом глажу по ластовице белья. Рина, всхлипнув, делает слабую попытку остановить меня:

- Не здесь, Костя, - поддеваю резинку сбоку и ввожу в неё палец. – Кость, если кто-то увидит. Услышит…

- Никто нам не помешает, сладкая. Не сопротивляйся.

Впившись в её рот, спускаю шорты с боксерами. Удерживая её бёдра раздвинутыми, убираю в сторону трусы. Пару раз прохожусь стволом между створками, собирая побольше влаги. Дёргаю Дарину ближе к краю и вхожу одним быстрым толчком. Сразу на всю длину. Мышка, издав полустон-полувсхлип, цепляется в мои плечи и приподнимает таз навстречу. Зафиксировав так, как мне удобно, резко и размашисто вколачиваю в неё член, вынуждая сладкую стонать и изгибаться. Нахожу её губы и мучаю их, не тормозя ни на мгновение. Рина горячая и мокрая. Обволакивающая шёлковыми тисками каждый сантиметр.

Перехватив за лопатки, второй рукой стискиваю член у основания и полностью вхожу. Врываюсь до конца. Вынимаю, направляю в неё и снова вбиваю по самые яйца. Каждый раз, покидая её тело, ощущаю, как холодит эрекцию лёгкий бриз.

- Бог мой… - шепчет, наблюдая, как истязаю нас обоих этими пытками. – Быстрее, Костя!

Усмехаясь, тараню её на пределе возможностей. Мышка сжимает всё плотнее, пока не выкрикивает моё имя, откидываясь назад. Я догоняюсь в пару толчков. Ворвавшись на всю длину, не сдерживаю удовлетворённого стона. Расставляю руки по обеим сторонам от её и нависаю сверху. Уронив голову на плечо, вожу губами по напряжённой шее. Собираю солёные капли. Зацеловываю, куда могу дотянуться.

- Ты самая лучшая, Ри-на, - выдыхаю хрипом. – Из всех, кто у меня был, только с тобой так охеренно.

- Спасибо, что напомнил об этом накануне свадьбы! – шипит, отталкивая меня. Спрыгивает на землю, стягивает бельё, вытирает им вытекающую из неё сперму и взрывается. – Опять?! Костя, ты совсем идиот?! Если я забеременею, я тебя убью! Клянусь, убью!

Швыряет в меня испачканными трусами и сбегает.

Сегодня

Вчера она меня к себе так и не подпустила. Точнее, не подпустил её ручной питбуль. Заявив, что не хрен проводить ночь перед свадьбой в постели невесты. Только учитывая, что сегодня утром Дарина, увидев меня на кухне, демонстративно отвернулась и ушла, не уверен, что свадьба всё же будет.

Глава 57

- Считаешь, что я поступаю неправильно? – выпаливаю тихо, глядя в отражении, как девушка-стилист колдует над моей причёской.

Бабушка, отложив драгоценные украшения, которые до этого вертела в руках, поднимается из-за столика и становится рядом с моим плечом. Встречаемся взглядами в зеркале, и я вижу в её взгляде то самое неодобрение. На самом деле, мне уже неважно её мнение. Как и любое другое. Я люблю Кота, и пусть никогда даже не мечтала о том, чтобы стать его женой, выйду за него замуж. И плевать, если весь мир будет против. Я буду с ним. С мужчиной, который открыл для меня волшебный мир запретных удовольствий и наслаждений. Раздвинул границы моего восприятия и дарит одну мечту за другой. С тем, кто ради нас с сыном не только был готов отдать жизнь, но и перекраивает её, отказываясь от того, чем жил.

- Это вполне логично. У вас общий ребёнок. – пожимает плечами бабуля, но в глазах сверкает что-то, что не могу распознать. – Пускай исправляет свои косяки. Вообще, он должен был жениться на тебе до того, как в койку затащил. – ворчит она с лёгкой, ободряющей улыбкой.

Вдохнув поглубже, не отрываю взгляда от её лица и выбиваю достаточно резко:

- Нас связывает не только сын, ба. Я ради него тоже многим пожертвовала. Своими принципами и привычками. И Костя…

- Замечательный мужчина, который в тебе души не чает. – перебивает, выставив палец в нравоучительном жесте. – Дариночка, я желаю тебе только счастья. И знаю, что этот наглец —именно тот человек, который тебе нужен. Я же вижу, как он на тебя смотрит. Как дышит и надышаться не может. Сначала не могла принять, что он настолько старше, что с пелёнок тебя знает. Только все заслуживают счастья. Особенно вы двое. Уже столько пережили, столько потеряли. У тебя из семьи осталась только я. У него — никого нет. И я счастлива, что вы нашли друг друга в этом огромном мире. – отодвинув девушку в сторону, становится за моей спиной и сжимает плечи слишком сильно для её хрупкой внешности. – Посмотри на себя, внуча. Ты сияешь, стоит тебе только подумать об этом наглеце.

Всматриваюсь в своё лицо, и кажется, что зеркало обманывает. Глаза шальные, горят так же ярко, как огонь в сердце. Щёки румяные. Кожа будто изнутри подсвечена.

- Что ты видишь, Дарина? – спрашивает вкрадчиво, наклонившись ниже.

- Любовь. Счастье. Будущее. – перечисляю отрывисто.

- Вот! – вскрикивает, резко выпрямляясь, а я невольно кривлюсь от её громкого голоса. – Откуда тогда сомнения, а? – обходит стул и становится передо мной, перекрывая зеркало. Поднимаю на неё глаза. – Плюй на всех, кому что-то не нравится. И не бойся уничтожать тех, кто мешает тебе быть счастливой. Никогда не сдавайся и не опускай руки. И самое главное, - выдержав паузу, сгибается и ловит мой взгляд, - не смей сомневаться в себе, своих чувствах и мужчине, которого выбрала себе в спутники по жизни. Просто позволь себе любить и быть любимой.

- Спасибо, бабуль! – смеюсь, пытаясь не пустить слезу. Под ворчание стилиста бросаюсь ей на шею и крепко обнимаю. – Я люблю тебя.

Бабуля замирает и судорожно вдыхает, обняв в ответ. Только сейчас понимаю, что обида и злость на неё отступили окончательно. Именно в этот момент я прощаю ей всю ложь. Даже об инсультах.

- Я тоже люблю тебя, сердце моё. – шепчет она, срываясь. Выпрямляется и вытирает увлажнившиеся глаза. – Всё, хватит сырость разводить, мне тебя через два часа замуж выдавать.

Пока стилист заканчивает колдовать над моим образом, возвращается Леся с Ромуликом. Прежде чем натянуть платье, выгоняю всех из комнаты и кормлю сыночка, удивляясь, как быстро он растёт. Ещё недавно был немногим больше папиной ладони, а теперь уже, как смеётся Костя, маленький мужичок.

Бабушка возвращается к своему занятию — перебирает целую шкатулку драгоценностей и вздыхает о тех, которые пришлось продать, чтобы выжить после смерти моих родителей. Как она сама говорит, они хранились в её семье ещё со времён императоров. Как-то выдала это при Коте со словами: «помнишь, какие у меня когда-то рубины были?». Не знаю, какие были у неё раньше, но те, что подарил ей Котовский, ослепляют и режут глаза. Ожерелье с массивными камнями, серьги, браслет и два кольца. В комплекте ко всему этому платье приглушённого винного цвета, в котором бабуля реально кажется графиней.

Мои украшения куда скромнее, но только на вид. Колье из сотен, а то и тысяч маленьких бриллиантиков. Они спускаются дорожками, удлинёнными к концу, на каждом конце заканчиваясь всё увеличивающимися каплевидными камнями. По центру самый крупный. В комплекте к нему тоже идут серёжки и браслет. Только колец нет. Сегодня на моём пальце будет лишь одно колечко. Костя сам выбирал обручальные кольца, потому что я хотела сюрприз.

Раздавшийся стук в дверь привлекает внимание всех, кроме Ромулика, увлечённо сосущего грудь. Его от еды вообще ничего отвлечь не способно.

- Кого там припёрло. – бурчит бабуля, направляясь к двери. Приоткрывает её и всё тем же ворчливым тоном продолжает: - Ну и чего припёрся? Нельзя невесту перед свадьбой видеть.

- Хочу уточнить, будет ли свадьба вообще. – не менее «ласково» отзывается голос, от которого у меня сердце дрожать начинает.

Становится стыдно за своё вчерашнее поведение: злость и обиду. Я была натянута как гитарная струна, узнав, что Костя ищет Игната, держит в плену Арса, и просто не знала, как избавиться от давления в груди. Вот и выплеснула всё на него. Утром не представляла, как извиниться, когда столкнулись на кухне, оттого просто сбежала. Решила избежать неприятного разговора.

Из мыслей вырывает голос бабули.

- А кто её отменял? – таранит она вроде как зло, но я-то знаю, что только для вида ругается. – И не думай, сопляк, ответственности избежать. Девственности лишил, ребёнка заделал, теперь только жениться остаётся.

С трудом сдерживаю смех от её тирады. Рома, наевшись, начинает активничать. Привожу в порядок одежду и, перехватив сына поудобнее, подхожу к двери с той стороны, откуда меня не видно. Высовываю голову и вижу Кота. Красивого, но нервного, взъерошенного и напряжённого. При виде меня его синие глаза вспыхивают кострами. Улыбаясь до ушей, копирую интонации бабули и ворчу:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Не надейся, Костик. Тебе от меня не сбежать.

С облегчением выдохнув, он тоже улыбается. Подаётся вперёд, чтобы поцеловать, но бабушка выталкивает его за дверь и хлопает ей перед его носом.

- Нечего до свадьбы целоваться! – кричит через полотно.

- Это ты от меня не сбежишь, Мышка!

Всё напряжение разом отступает. Птицы, хлопая крыльями, взмывают вверх, создавая ощущение парения.

А дальше два часа проносятся как один миг. Платье, украшения, туфли, последние штрихи в макияже и причёске, капли дорогущих французских духов на запястьях, за ушами и в декольте. Не помню, как выхожу из комнаты, оказываюсь на улице и спускаюсь по ступеням на пляж, где будет проходить церемония. Всё как в тумане, ровно до того момента, как вижу цветочную арку на деревянном помосте, установленном прямо в море. К нему ведёт такой же «пирс». По периметру белоснежные ограждения, увешанные живыми белыми и кремовыми розами, зелёными веточками и разноцветными лентами пастельных тонов. На берегу всего несколько стульев для гостей, которых у нас просто-напросто нет. Они для тех, кто был рядом: бабушки, Леси, Арса, Артура, Карена, семьи Джиоевых. Никто из тех, с кем Кот вёл дела, не приглашён. Как он сам сказал: «в бизнесе друзей не бывает. И наша жизнь никого не касается». Все, кто был в моём прошлом до роковой ночи в ресторане, остались там. Было бы странно, позвони я Лизе спустя год после исчезновения и пригласи её на свадьбу. Тут собрался весь штат прислуги, заполонившей… всё! Всех этих людей я знаю по именам, но никогда не видела их всех в одно время и в одном месте.

Но самое важное. Самое-самое. Котовский. Он не изменяет себе. Белые туфли, брюки и рубашка с верхними расстёгнутыми пуговицами. На шее золотая цепь с массивным крестиком. На запястье — платиновые часы. Аккуратная щетина. Хмурое лицо. Сосредоточенный взгляд.

Крепче сжимая в руках аккуратный букет роз, смело и уверенно прохожу по бежевой дорожке с золотыми полосами по краям. Между гостей, которые улыбаются, поздравляют и восхищаются. Кругом улыбающиеся лица и искренние взгляды.

Шаг. Ещё, ещё и ещё. Каблуки разносят эхо от деревянного помоста. Живая инструментальная музыка летит по ветру. Скрипка, флейта, виолончель, рояль… Марш Мендельсона.

Если свадьба — мечта любой девушки, то моя сегодня сбывается. А главное, что я выхожу за любимого мужчину, чтобы прожить с ним всю свою жизнь.

Останавливаюсь напротив Кости и вызывающе выдерживаю его тяжёлый взгляд. Волны бьются о дерево. Чайки с пронзительными криками срываются вниз и взмывают вверх. Синие глаза штурмуют моё сумасшедшее сердце.

Когда-то я мечтала научиться летать, чтобы сбежать от него. Сегодня у меня выросли крылья, но не для побега. Я парю на той высоте, что недоступна тем, кто не познал истинную любовь и огромное счастье быть мамой, женой, возлюбленной такого человека, как Константин Котовский. Жестокий, холодный, циничный хищный зверь, превращающийся для меня в ласкового котёнка. И нет ничего важнее на свете, чем, глядя в штормовые глаза, произнести:

- Да.

Я не слышу слов регистратора, видя лишь Костю и слыша собственное сердце, подсказывающее, что сейчас именно тот момент, когда необходимо сказать такое короткое, но ёмкое слово.

Мужчина берёт мою правую руку и уверенно надевает на палец платиновое колечко с небольшим бриллиантом. Оно ложится как влитое. Становится одновременно холодно и жарко. Хочется смеяться и плакать. Но ещё рано.

Забираю с синей бархатной подушечки, поднесённой Зауром, более массивное кольцо, являющее собой обычный ободок. Натягиваю на безымянный палец и, не сдержавшись, прижимаюсь к нему губами. Не верю своему счастью. Какая встряска нужна была Вселенной, чтобы такой мужчина, как Котовский, добровольно сунулся в мышеловку под названием — брак?

Он подаётся вперёд и, не дожидаясь момента, когда нас объявят законными супругами, прибивает к тяжело вздымающейся груди, где бешено гремит мощное сердце. Приподняв пальцами мой подбородок, касается губ мимолётным, ласковым поцелуем.

- Люблю тебя, Ри-на. – выдыхает в губы. – Не навылет. Застряла. Тут. – прикладывает мою ладонь к левой стороне груди. Наши пальцы ложатся так, что кольца оказываются рядом. И это выглядит так красиво, так естественно и душещипательно. – Ты везде, Дарина. В сердце. В крови. В жизни. В душе. Смысл и судьба. И жалею я только о том, что отпустил тебя. Что не был рядом, когда ты узнала о Романе.

- У тебя будет шанс всё исправить, Кость. – отбиваю шелестом, перемещая наши руки на свой живот.

Всего пару секунд в его глазах плещется непонимание. За ним сверкает испуг. Но, встретив мой улыбающийся взгляд, растекается чистейшая радость.

- Вчера ты грозилась меня убить.

- Поздно. У меня были подозрения, но до сегодняшнего утра не было уверенности.

- Как бы там ни было, Ри-на, я счастлив. – улыбается Кот, задевая мои губы. – Самый счастливый на свете.

- Целуйтесь уже!!! – кричит на всё пространство Алана.

Её поддерживают сначала несколько робких голосов, а затем вся толпа начинает гудеть:

- Горько! Горько! Горько!

- Мне всегда сладко. – выбивает Костя, сгребая за затылок и впечатываясь в меня жарким, остро-сладким поцелуем.

Его язык одновременно настойчивый и нежный. Требовательный и самый ласковый в мире. Мой любимый Кот, влюбившийся в маленькую, глупенькую Мышку.

Поцелуй длится так долго, что голова начинает кружиться, а тело размякает, как мороженное под прямыми солнечными лучами. Я таю, растекаюсь любовью к нему. Если я в его крови, то он и есть моя кровь. Выместил всё собой.

- Люблю. – вырывается у нас одновременно, едва разбиваем застывший вокруг нас вакуум.

- Ты необычайно прекрасна. – громко произносит муж, подхватывая меня за талию и кружа в воздухе под аккомпанемент музыки, волн и смеха. – Самая-самая лучшая, светлая и красивая.

- Ты тоже. – выдыхаю, едва оказавшись на ногах.

Идём к гостям, когда за спиной слышится смех регистратора:

- Объявляю вас мужем и женой!

Переглянувшись с Костей, от всей души хохочем. Гости поддерживают нас дружным смехом. Бабуля для своего возраста передвигается удивительно быстро и ловко. Заключив меня в сильные объятия, рыдает и повторяет, как она за меня счастлива. Костик хмыкает, за что получает свою порцию объятий от бабули.

- Ну ты и балбес! – сквозь слёзы пробивает она. – За тебя я тоже рада! И только обидь мне Даринку!

- Не обижу. – улыбается, не отпуская моих пальцев из своего захвата.

После поздравлений, объятий и праздничного стола с тостами, весёлыми шутками и деликатесами мы танцуем свой свадебный вальс. В сумерках загораются тысячи свечей. Я даже не замечаю, как это происходит. Огни дрожат от бриза и отражаются в тёмной воде. Любимый кружит меня в медленном танце, крепко держа мою руку и фиксируя за талию. Смотрим в глаза, не отрываясь и яростно дыша. Если и существует магия, то именно она опутывает нас в этот момент. Сердце стучит быстро-быстро, но неестественно ровно. Оно нашло своего человека.

Нас окружает толпа с бенгальскими огнями. По кругу взрываются искрами фонтаны фейерверков. Они же с грохотом взлетают в небо, рассыпаясь там разноцветными вспышками. Я порываюсь к сыну, переживая, что он испугается. Кот легко удерживает и качает головой, указывая на внимательно следящего за вспышками Рому, устроившегося на руках у бабушки.

- Весь в тебя. – говорю раздроблено, сканируя синие океаны и впитывая улыбку. – Ничего не боится.

- Я боюсь, Рина. – тихо отвечает Костя, склонившись ко мне в упор. – Потерять тебя. Что ты сбежишь.

- Не сбегу. Никогда.

- Запомни свои слова.

- Сколько бы не убегала, Кость, - выдыхаю, встречая его губы, - от себя не сбежишь.

Глава 58

Взяв в ладонь хрупкую ручку жены, дёргаю на себя. Подняв за талию, переправляю с пирса на «Donum», где пройдёт наша брачная ночь и короткое свадебное путешествие в одни сутки. Никто из нас не готов надолго оставлять сына, пусть он прекрасно переносит наше отсутствие в компании прабабки и Леси. Да и семейство осетин пока остаётся на вилле.

Бережно опускаю Рину на палубу. Облако, именуемое платьем, медленно оседает. Сладкая улыбается так светло и искренне. Ямочки, что когда-то сорвали мне тормоза и спустя годы будут сводить с ума. Она сверкает ослепительнее бриллиантов и платья. Смеясь, машет оставшимся на берегу так, словно мы на месяц в плавание отправляемся.

Артур отшвартовывает яхту. Обняв жену за талию, ласково целую её. Именно в этот день хочется быть с ней максимально нежным и внимательным. Особенно если учесть, что в ней снова растёт мой ребёнок.

Стоило осознать это в первый раз, глаза начало щипать. Вопреки своим угрозам, Ринка не меньше меня рада моему неумению предохраняться с ней. Но вот после второго придётся притормозить. Не хочу, чтобы Мышка вечно ходила беременная и не выспавшаяся.

Взяв её за руку, провожаю к штурвалу. Как и в прошлый раз, кладу её ладони на штурвал и накрываю своими. Она больше не дрожит, не боится и не сомневается. Выпрямив спину, смело смотрит вперёд. Во всех смыслах. Уверенно сдавливает пальцами лакированное дерево, направляя яхту в море. Я лишь немного правлю курс.

Склонившись, касаюсь губами открытых плеч, шеи, затылка. Прохожу вдоль позвоночника. Одолевает желание, как назойливая муха, повторять, насколько сильно люблю её.

- Мой смысл. – бормочу ей в ухо.

Мышонок хихикает и поворачивается ко мне. Обняв руками шею, мажет губами по горлу.

- Я тебя тоже, Костик. Так сильно, что невозможно выразить словами.

- Не надо слов, сладкая. – хриплю, собирая её участившееся дыхание. – Просто улыбайся.

И она делает это, топя моё сердце в эмоциях. Когда мы наедине, мне не надо прикрываться равнодушием и холодностью. Я могу быть именно тем мужчиной, которого она полюбила и приняла.

- Ромка точно не будет скучать? – в сотый задаёт один и тот же вопрос, переживая за сына.

Обнимаю ладонями щёки и тяну вверх, вынуждая встать на носочки.

- Девочка моя, забудь сегодня обо всём. Роман в надёжных руках. А у нас с тобой всего одна ночь на двоих. Прекрати волноваться и думать. Расслабься. Сегодня будь только моей женой.

- Постараюсь. – выдыхает неуверенно.

- Ты уж постарайся. – ухмыляюсь, целуя в кончик носа. Сразу сменяю тему, отвлекая Мышку от мешающих мыслей. – Помнишь первый раз, когда мы вышли на «Donum»? – она кивает, не отрывая от меня медного взгляда. – Тогда ты спросила, откуда такое название. Не я назвал так яхту. Она была подарком твоего отца для Милены в благодарность за то, что родила тебя. – глаза Ринки округляются, а рот приоткрывается в удивлении, но она ничего не отвечает, потому продолжаю: - Она твоя. – не дав ей отказаться, коротко касаюсь губ и шепчу: - Это не подарок, сладкая. Она изначально принадлежала тебе. Недавно переоформил её на имя Дарины Котовской. И не только это. В Сочи у меня есть пентхаус в недавно достроенном небоскрёбе. Вот он уже подарок.

- Зачем, Костя? – выдыхает потерянно. – Для чего мне яхты и квартиры?

- Во-первых, Рина — гарантия твоей независимости и безопасности. Почти все связи с криминалом я оборвал, но ты должна понимать, что такое прошлое редко отпускает.

- Не пугай меня. – отступив на шаг, интуитивно закрывает живот.

- Я не пугаю. Просто страхуюсь. Случиться может что угодно, поэтому я хочу, чтобы ты ни от кого не зависела. Так же на твоё имя открыт счёт в банке и пятьдесят один процент активов в новой компании по морским перевозкам.

Судорожно вдохнув, Дарина, наконец, расслабляется. Понимаю её страхи, но она должна понимать свою важность и сознавать роль, которую играет в моей жизни и бизнесе. И чтобы убедить не отказываться от всего этого, добавляю:

- Я отдал тебе всего один свой процент. Остальные пятьдесят принадлежат тебе по праву.

- Мог бы не говорить об этом сейчас. – бурчит, встав обратно к штурвалу.

Собираюсь шагнуть к ней, как в спину ударяет ощущение постороннего присутствия. Я чувствую убийственный, словно разрывная пуля, взгляд между лопаток. Пришёл. Я ждал его раньше. И уж точно не там, где собирался проводить брачную ночь с разгорячённой женой.

Быстро подхожу к Мышке и целую в висок.

- Будь тут. Только не уходи. – она вытягивается. Расслабленно засмеявшись, успокаиваю. – Испортишь сюрприз.

- Достаточно с меня сюрпризов. – бухтит жена, но подставляет для поцелуя сладкие губки-бантиком.

Ещё разок быстро касаюсь её и спускаюсь в каюту. Все мышцы натянуты. Сознание ясное. Собран и сгруппирован. Готов к атаке. Остановившись на последней ступеньке, оглядываю небольшое помещение и рычу:

- Не надоело быть трусом и прятаться? Покажись, Игнат. Меня твои игры достали.

- Ты меня разочаровал… брат. – выплёвывает агрессивно, выступая из тени шкафа. – Дарина! Ты и моя дочка!

С ног до головы оглядываю человека, некогда бывшего самым близким, и понимаю, что он тоже меня разочаровал.

- Проблема в чём? – выбиваю с неменьшим уровнем агрессии. – Она — моя жена. Мать моего сына.

- Я доверил её тебе.

- А сам бросил. Ты её оставил, Игнат. Я же сделал всё, чтобы её защитить. Да, наделал ошибок, потерял из виду, обидел, но сделал всё, чтобы вернуть её доверие и подарить ей счастье. Что, в свою очередь, сделал ты? Почему пропал и зачем объявился теперь? Ты хоть представляешь, какую боль причинил ей, ворвавшись в её жизнь? Рина даже слышать о тебе не хочет.

Его лицо резко меняется. Злоба тухнет, но появляется вина. Он тяжело оседает в кресло и закрывает ладонями лицо. Прочёсывает пальцами волосы и поворачивается ко мне.

- Я не собирался показываться. Приглядывал за ней издалека. Я был в ресторане в тот вечер, когда там появился Дамир. Я не узнал его. Видел, как он со своими людьми приставали к ней. Ушёл раньше, но был поблизости. Потом услышал: Котовский. Показаться не рискнул. Отошёл подальше, чтобы позвонить, а её забрали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Не стану спрашивать, как ты вышел на Арса. – бросаю сухо, занимая второе кресло. – Да и плевать, на кой хрен появился. Я хочу знать, что случилось на самом деле с моим отцом и Миленой, и как в этом замешан Юрий.

Игнат затягивается воздухом и тянется к бутылке виски. Делает глоток из горла и протягивает мне. Качаю головой, отказываясь. У меня там беременная жена в ожидании брачной ночи. Не хватало перегаром на неё дышать.

- Долгая история.

- Тогда сократи. Пока не появилась Дарина.

Он скрипит зубами, сжав кулаки, но благоразумно молчит. Знает, что ни в его силах что-либо изменить.

- Я не смог простить Геннадия за то, что сделал с Миленой и Дариной. Но встречи с ним не искал, не преследовал. Увидел случайно и потерял голову. Дождался, пока они распрощаются с Юрием, и перехватил машину. Первым выскочил телохранитель. Я его пристрелил. Когда показался он сам, я не помнил себя от гнева. Бил, пока на нём не осталось живого места. Орал, что это за мою семью. За каждый день, что провёл без дочки, и за каждую слезу, что пролила жена. Потом я перерезал ему горло. От уха до уха. – на его губах появляется удовлетворённая, кровожадная улыбка. Он не жалеет о том, что сделал. Мне тоже не жаль отца, но понимание того, в кого превратился брат, больно режет внутренности. – Я умылся его кровью. Хотел выпустить кишки, но тут появилась вторая машина. Юрий меня увидел. Его люди начали стрелять. Меня задело. Пришлось бежать. Полгода отсиживался тише воды.

- Как Юрий вышел на тебя? – перебиваю, зная, что ещё немного и Ринка пойдёт меня искать.

- Не знаю. – качает головой. – Мы с Миленой были в Краснодаре. Я тогда только начинал развивать бизнес. Он подошёл на улице. Приставил ствол к спине. Сказал, что я буду смотреть, как умирает моя жена так же, как он видел смерть брата. Я выбил пистолет, рванул в машину, где уже сидела Милена и мой компаньон. Была погоня. Я понимал, что мы не уйдём. За рулём был Лёня. Он не справился с управлением. Слетел с моста. Милена погибла на месте. Машина загорелась. Я единственный, кто выжил и смог выбраться. Вывалился в воду, и меня утянуло течением. В себя пришёл в больнице и там же узнал, что в машине нашли два обгоревших трупа. Астафьевых Милену и Игната. Костян, - поднимает на меня мёртвый взгляд, - это я её убил. Если бы смог сдержать гнев, ничего этого не произошло бы. – скрывает лицо ладонями, явно переживая тот момент.

Я контролирую каждое движение, вдох и мысль, чтобы не прикончить его за то, что натворил. Мне не жалко отца. Миленку тоже не вернёшь. Но моя Мышка росла без семьи, потому что её отец не смог остановиться.

- Я не мог вернуться к матери и дочери и посмотреть им в глаза. – сипит безжизненно, размазав взгляд по потолку. – Появлялся периодически, убеждаясь, что с Дариной всё хорошо. Несколько раз уже был готов подойти, но чем дольше тянул, тем чаще видел Милу. Это было как помешательство. Единственное, что я хотел ей сказать, так это попросить прощение за то, что не смог справиться с гневом и отпустить ситуацию. Она просила об этом. Умоляла.

- Чудовище. – доносится едва слышный шёпот.

Одновременно поворачиваем головы к лестнице, вскакиваем и бросаемся с Рине. Торможу Игната, зная, что сейчас она не способна логически мыслить.

Мышка разворачивается и, спотыкаясь, взбегает по лестнице. Выскакивает на улицу и мечется, понимая, что мы в морской ловушке и сбежать не удастся. Бросается к корме и останавливается около борта. Быстро подхожу и дёргаю на себя, разворачивая. Ничего не говорю. Только с силой обнимаю, прижав голову к плечу. Она рыдает и вся дрожит. Раздирает в клочья ткань рубашки, задыхаясь от слёз.

- Тише, сладкая. Постарайся успокоиться.

- Зачем он здесь?! – вопит, задирая вверх лицо. – Зачем, Костя?! Я же говорила, что не желаю знать его! Так ещё и в такой день! Ты всё испортил! Всё испортил!

С силой лупит обоими кулаками по плечам. Потом в разнобой колотит грудную клетку. Закусив губы, даю ей выплеснуть все лишние эмоции. Стоит силам иссякнуть, Мышонок приваливается лбом к груди и тихо плачет. Обнимаю её плечи, поглаживая пальцами обнажённые участки тела.

- Я не звал его сюда, Дарина. И не знал, что он объявится. Родная моя, не плачь так горько. Ты разрываешь мне сердце.

Мышка, шмыгнув носом, поднимает на меня заплаканные глаза. Под ними потёки туши. Лицо покраснело и распухло. Искусанные губы дрожат. Убираю пальцами слёзы, что не останавливаются, продолжая стекать по щекам.

- Мама умерла из-за него. Он всё у меня забрал. – лепечет, захлёбываясь болью.

- Нет, Рина. У тебя есть я. Наш сын. Или два. – прикладываю ладонь к животу и улыбаюсь. Её губы против воли вздрагивают в улыбке. – И не забывай о своём ручном питбуле.

Коротко засмеявшись, старается восстановить дыхание и перестать икать. Перенервничала маленькая моя.

- Вот так, любимая, успокаивайся. – приговариваю тихо, притискивая её до хруста. – Он больше никогда не появится в твоей жизни. Я никогда не дам тебя и детей в обиду. – когда окончательно приходит в себя, целую в лоб и прошу приглушённо: - Побудь тут. Я придумаю, как избавиться от Игната.

- Х-хорошо. – выдавливает, отходя к той самой кровати, где я забрал её девственность, и присаживаясь на край.

Вот и брачная ночь, в которой нас только двое. Спускаюсь вниз, но Игната там не обнаруживается. Как и по всему периметру яхты. Видимо, он действительно стал призраком. Обыскав всё, возвращаюсь к Мышке. Она вопросительно смотрит на меня. Я только развожу руками и пожимаю плечами.

- Он исчез. Мы снова только вдвоём.

Она поднимается и мягко касается губами моего рта.

- Я приведу себя в порядок.

В ожидании Рины неотрывно слежу за рубкой и вслушиваюсь в каждый звук, но кроме шума моря, ничего не нарушает ночной тишины. Вся эта история сбила с заданного курса. Планировал полностью скопировать наш первый раз на яхте, всё заготовил. Но свечи так и не зажжены, а ведёрко со льдом наполнилось водой. Даже лепестки роз кажутся жухлыми. Настрой на романтику растерян. Краем глаза замечаю мелькнувшее белое пятно. Поворачиваюсь и вижу стремительно приближающуюся жену. На ней лишь короткая полупрозрачная белая комбинация, чулки и бриллианты. Остановившись в метре от меня, скидывает сорочку. Дыхание перехватывает. Двигатель пробивает очередную дыру в рёбрах. Мышка, призывно качая бёдрами, подходит в упор и шепчет:

- Эта наша брачная ночь, Костя. И я никому не позволю её испортить.

И раньше, чем успеваю ответить, ныряет языком в мой рот, стирая все проблемы и оставляя лишь нас двоих.

Завтра мы вернёмся в реальность. А сегодня я буду заниматься любовью со своей женой, повторяя, как сильно люблю её.

ЭПИЛОГ

Только выйдя из аудитории, понимаю, как сильно нервничала. Ладони и спина вспотели. Пальцы мелко, но всё же дрожат. Несмотря на испытанное облегчение, походка напряжённая, а движения дёрганные. Всё то время, пока защищалась, не понимала, насколько переживаю.

- Попалась! – рявкает мужской голос.

Одна ладонь зажимает рот, чтобы не закричала, а вторая прижимает к телу. Не успеваю даже испугаться, потому что рецепторов касается аромат муската. Протяжно выдыхаю носом и убираю пальцы, на одном из которых красуется кольцо, которое сама надевала семь лет назад. Медленно поворачиваюсь к мужу и, как и каждый раз после долгой разлуки, поражаюсь его привлекательности и своим реакциям на его близость. Запищав от счастья, под грудной смех Кота бросаюсь ему на шею, буквально повисая на нём. Крепко-крепко обнимаю и выталкиваю:

- Я думала, что ты вернёшься только на следующей неделе.

Он ставит меня на ноги. Обняв ладонями лицо, с жадностью целует. И лишь когда выгорает кислород, отрывается и сипит:

- Как я мог оставить тебя в такой важный день. Просто обязан был поздравить лично.

- И даже не спрашиваешь, как всё прошло.

Искусственно дую губки, глядя на него из-под ресниц. Сама же не могу перестать гладить крепкую грудь под тканью белоснежной рубашки. Бог мой, как я скучала по мужу.

Костя притягивает меня в упор и нежно обнимает, скользнув губами по моей щеке.

- Сладкая, не спрашиваю, потому что знаю, какая жена у меня умничка, как готовилась и преподнесла всё в лучшем виде. У меня ни на секунду не возникло сомнений, что ты можешь завалить защиту.

- Спасибо, любимый. – шепчу, целуя его в губы. – Я так счастлива, что ты приехал, чтобы разделить со мной этот день.

Муж берёт в ладонь мои пальцы и увлекает к выходу из института.

- Перенервничала? – спрашивает, поднимая кисть вверх и касаясь губами моих прохладных пальцев. – У тебя руки ледяные.

- Это скорее из-за того, что выдохнула с облегчением. – демонстрирую ему папку. – Как была трусихой, так и осталась. – отпускаю нервный смешок.

- Ты не трусиха, Ри-на. – притягивает ближе, впечатав губы в висок. – Ты просто очень ответственная. И это совсем не минус. Ты всегда выкладываешься на двести процентов, за что бы не взялась. Будь то любовь, ненависть, семья или учёба. У тебя всегда всё получается, потому что всего добиваешься сама. И я горжусь, что стал мужем такой необыкновенной девушки.

Щёки обжигает довольным румянцем. Костя обожает вгонять меня в краску. В постели сделать это у него больше не выходит, вот и захваливает.

Привстав на носочки, касаюсь губами щеки и выдыхаю:

- Другая рядом с тобой не выжила бы.

Кот коротко, но искренне смеётся. Выходим на улицу, и из лёгких вышибает весь воздух. Поворачиваюсь лицом к мужу и вжимаюсь в него. Он обнимает крепко, укрывая руками от человека, который уже много лет не оставляет нас в покое. Ощущаю, как каменеют его мышцы и скрежещут челюсти.

- Игнат, я говорил, чтобы ты не приходил больше. Моя жена не желает иметь с тобой ничего общего. – цедит, не разжимая зубов.

- Я пришёл поздравить дочку, Костя. И ты мне не запретишь.

- Мне ничего от тебя не надо! – выкрикиваю, поворачиваясь к нему. – У меня всё есть! Когда ты был мне нужен, тебя не было! И ни я, ни мои дети не нуждаемся в тебе!

Меня трясёт от злости на этого человека. Возможно, я бы и смогла простить его, если бы он хотя бы попытался быть отцом. Если бы поддержал и сказал всего одно хорошее слово о моём муже и нашем браке. Но его непримиримость с тем, что я сплю с его «братом», отталкивает и вызывает ненависть в каждой клетке организма.

- Не кричи, Рина. Не стоит устраивать сцен.

Крепко сжав мои пальцы, проводит мимо Игната к моему салатовому MINI Cooper.

- Я был не прав. – прилетает в спину. Костя продолжает идти, но я останавливаюсь, сама не зная почему. Может быть, всё дело в том, каким тоном это было произнесено. – Я хочу наладить отношения. Познакомиться с внуками. – добавляет тише. – Дарина, выслушай меня. Постарайся понять. Костя тоже так просто не оставил бы Дамира, сделай он с тобой нечто подобное, что сделал Геннадий с твоей мамой. Скажи ей, Костян. Скажи, что позволил бы ему жить.

Хватка становится крепче. Мои пальцы хрустят. Взвизгиваю от боли, дёрнув руку. Кот протяжно выдыхает и принудительно расслабляется. Поднимает мою кисть к губам и хрипит:

- Прости. И да, Рина, он прав. Я бы не смог жить спокойно, случись с тобой подобное.

- Я знаю, Кость. – толкаю, закрыв глаза. – Дело не в этом. У него был шанс всё исправить гораздо раньше. Он им не воспользовался. Поехали отсюда. – тяну его к машине.

- Подожди немного, Мышонок. – просит, отходя к мужчине.

Останавливаюсь около Купера и наблюдаю за разговором. Никаких лишних жестов или повышенных тонов. Со стороны это похоже на обычную вежливую беседу. Игнат что-то суёт в руки Кости и уходит. Муж молча забирает у меня ключи от автомобиля и открывает пассажирскую дверь. Усаживаюсь на сидение и жду, пока он сядет рядом. Кот откидывает голову на подголовник и зажмуривается. Поворачиваюсь, сканируя его напряжённый профиль.

- Что он дал тебе, Кость? – выдавливаю полушёпотом.

Он без слов раскрывает ладонь, на которой лежит пара вязанных пинеток и высушенная головка кремовой розы.

- Этот цветок он подарил Милене, когда первый раз увидел её. Она год хранила его до следующей встречи. – проговаривает без эмоций. – А пинетки…

- Мои?

- Да. Он сказал, что хранил это, чтобы никогда не забывать, что потерял.

- Почему отдал? – спрашиваю тихо, стараясь успокоить внезапно взбесившееся сердце.

Взгляд мужа даёт все ответы. Не раздумывая, выскакиваю из машины и кричу отдаляющейся спине:

- Папа! Подожди!

Он рывком прокручивается в мою сторону и просто смотрит.

Моё дыхание совсем сбивается и рвётся, а сердце колотится на пределе. Каким бы он ни был, я не желаю ему зла. Потерять надежду — самое страшное, что может случиться с человеком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Игнат приближается быстро, но словно неуверенно. Остановившись, смотрит на меня с той самой надеждой. Горло стягивает обручами, а грудь тугими ремнями. Глаза слезятся. Слов не рождается. Я просто не знаю, что ему сказать. В тишине снимаю с шеи цепочку с медальоном и вкладываю в его ладонь. Сворачиваю его пальцы в кулак и всё же выдавливаю:

- Это моя семья. И если хочешь быть её частью, тебе придётся многое понять и принять.

Он открывает медальон и касается фотографии, на которой наши мальчишки сидят у бабушки на руках. Переводит палец на вторую. Мажет по моему улыбающемуся лицу.

- Ты такая красивая. – хрипит он, поднимая взгляд на меня. – И казалась такой счастливой в день свадьбы. – стреляет на снимок.

- Я не казалась. Я счастлива. По-настоящему. С Костей и нашими детьми.

- К сожалению, - его голос садится, - исправить я ничего не смогу. Но очень хотел бы узнать тебя и внуков.

- Тогда ты знаешь, где нас найти. – улыбаюсь и трогаю его руку, убеждаясь, что он не призрак, а реальный человек. – Когда будешь готов поговорить, позвони.

- Спасибо, дочка. За шанс.

Притягивает к себе и целует в лоб. Ничего не добавив, стремительно уходит. Отвернувшись, врезаюсь в грудь мужа. Он опоясывает спину и прижимает к себе.

- Ты очень добрый и светлый человек, Дарина. – рассекает приглушённо. – В твоём сердце хватит места для ещё одного человека.

- Только бы он действительно принял…

- Примет. – уверенно заявляет Костя. – А теперь поехали домой. Я соскучился по детям. Вечером у нас запланировано празднование. – улыбнувшись, увлекает меня в горячий танец языков.

По дороге домой беседуем на отвлечённые темы. Муж рассказывает о командировке в Каспийск, где открывает ещё один филиал морских перевозок. Я была очень удивлена, когда, сев подписывать документы на компанию, увидела её название. «Дар». Лукавая усмешка Кота дала понять, что я всё правильно поняла.

Не успевает машина остановиться, как Рома и Илья уже на полпути от детской площадки, больше похожей на парк аттракционов. Старший бросается к папе на шею, а младший влетает в мои ноги. Он у нас настоящий мамин сын. Подхватываю на руки и вдыхаю родной запах.

- С папой поздороваться не хочешь?

Илюша только хлопает ресницами и закусывает палец. Всегда так реагирует, когда отца не бывает дома больше двух недель.

- Что, Илюха, отвык от меня? – смеётся Костя, перехватывая его второй рукой. Малыш кивает, трогая маленькими пальчиками папино лицо. – Такой же тихоня и скромняга, как его мама. – подшучивает, целуя сына. Протягивает ему любимый мармелад. – А так вспомнил?

Илья забирает мармелад и только после этого обнимает папу.

- Пасиба. – лепечет неуверенно.

Я только качаю головой, наблюдая, как муж общается с сыновьями. Сердце сжимается, как и всегда. Он самый лучший муж и отец на свете. Нам с ним очень повезло.

- Поздравляю. – обнимает меня бабуля.

- И ты тоже не спросишь, как прошло? – усмехаюсь в ответ.

- Ба! – отмахивается она. – Замечательно всё прошло.

Обед проходит под весёлую трескотню сыновей. Илюша полностью освоился и взахлёб рассказывает о новом мальчике в детском саду, который не делится игрушками. Ромка показывает свои прописи. Всё внимание Кости посвящено сыновьям. Мы с бабушкой негромко обсуждаем планы на будущее и мою практику с группой археологов на Кипре.

- Давно пора нам всей семьёй выбраться заграницу. – вставляет Кот, подмигивая и давая знать, что одну меня никто не отпустит.

Вечером мы едем в Сочи праздновать мою удачную защиту и приглашение в команду опытных археологов. Поначалу Костя всё бурчал, что не понимает моей тяги ковыряться в пыли, но всегда поддерживал. Во всём.

Последний раз критически оглядываю свой образ. Платье цвета ночного неба. Крошечные камни Сваровски создают ассоциацию со звёздами и переливаются при каждом шаге. На ногах синие босоножки с тончайшими ремешками и на высоких каблуках. На талии висит цепочка из белого золота. Оно же украшает шею, уши и запястья. Только колец всегда два. Помолвочное и обручальное. Все драгоценные украшения с бриллиантами и сапфирами в тон наряду и глазам мужа. Спереди волосы зализаны назад и лежат тяжёлыми локонами на одном плече.

Когда-то мне казалось, что никогда не научусь носить дизайнерские платья и украшения. Но когда муж не позволяет выглядеть дешевле, чем на миллиард, выбора нет. У меня уже не хватает места в шкатулках, чтобы вместить в них все камни, цепочки, серьги и браслеты.

Прокручиваюсь, осматривая себя сзади. Спина открыта до копчика. От шеи по лопаткам стекают ещё две цепочки. Подол открывает при ходьбе босоножки.

- Ты невероятно прекрасна. – мурлычет Кот, подходя и обнимая сзади.

- Обязана соответствовать. – улыбаюсь, рассматривая его в отражении.

У Кости нестандартное чувство стиля, что не может не выделять его среди других мужчин. Белые брюки и чёрная рубашка и туфли. Платиновый Rolex, цепочка с крестиком, аккуратная щетина с небольшими вкраплениями седины. На висках тоже несколько белых волосков. И я обожаю каждый из них.

Он тянется к моим губам, но я увожу голову в сторону и шикаю:

- Помада. Я три часа потратила на то, чтобы красоту навести. Дай хоть пару часов красивой побыть.

- Ты всегда красива, сладкая.

Но тон его говорит не о комплиментах, а об обещаниях. О ещё одной волшебной ночи, проведённой в его объятиях.

Садимся в лазурного цвета Pagani. Всю дорогу до ресторана наши пальцы не перестают касаться то коленей, то бёдер, то рук. Мы истосковались за три недели. И, судя по обоюдным взглядам, оба задумываемся над тем, что не слишком и сильно хотим в ресторан. Нас одолевает голод совсем другого типа.

- Ри-на. – хрипло выдыхает муж, накрывая моей ладонью затвердевший пах. – Сегодня ночью я так тебя оттрахаю, что и сидеть не сможешь.

Подавшись вперёд, шепчу ему в ухо:

- Я готова выжать тебя до капли, Котик.

Лизнув раковину, прихватываю зубами мочку и ласкаю языком.

- Сначала ресторан. Хочу растянуть предвкушение. – облизывается, глядя в моё декольте.

Оттягиваю его, позволяя мужу увидеть твёрдые соски.

- Маленькая. Похотливая. Горячая. Шлюшка. – печатает он каждое слово, не разжимая зубов. – Теперь твоей заднице точно не жить. – рычит, запуская пальцы под платье и проводя между ягодицами.

Ехидно усмехнувшись, открываю сумочку и демонстрирую ему тюбик смазки. Синие глаза округляются.

- Я решила, что пора нам пойти на ещё один эксперимент.

Костя, скрипнув зубами, резко перестраивается, подрезая огромный джип, и сменяет направление движения в сторону пентхауса. Я лишь смеюсь:

- А как же растянуть предвкушение?

- На хрен предвкушение. – шипит, вдавливая пальцы в мою плоть. – Я хочу только тебя. Немедленно.

- Потому что особенная? – выгибаю брови, припоминая его давнишнее заявление.

Он отвечает, лишь когда оказываемся в квартире. Вжав меня в стену, впивается жёстко-голодным поцелуем и рыкает:

- Потому что ты единственная. Потому что навсегда. Потому что моя. Потому что люблю. Потому что в тебе мой смысл.

- Я тебя тоже люблю, Костя. – выдыхаю, сбрасывая платье и оставаясь перед ним, в чём мать родила. – А сейчас, пожалуйста, исполни свою угрозу.

- С удовольствием. – толкает, сминая в самых тёплых, надёжных и ласковых объятиях. – Тебе не сбежать, сладкая.

- Никогда, Костик.

-----------------------------------------------------------------------------

Это ещё не конец. На следующей неделе будет бонусная глава. Не было времени её написать, но надеюсь, что вы обязательно её дождётесь)

Бонус 1

- Рина, успокойся. – тихо просит Костя, подходя сзади и поднимая ладони мне на плечи. – Всё будет хорошо. Я всё контролирую. Тебе надо просто быть хозяйкой дома. Помни, кто тут главный.

- Кость, я совсем не знаю человека, которого мы впускаем в дом. К нашим детям. – проговариваю с нажимом, повернувшись к мужу лицом.

Провожу ладонями по твёрдой груди, затянутой белой рубашкой. Заглядываю в спокойные синие глаза, словно океан перед штормом. Поддеваю пальцем расстёгнутый воротник и прижимаюсь к горячей коже губами. Ощущаю, как под ними прорастают мурашки. Руки кота сползают с плеч по спине и останавливаются на ягодицах. Сердце, что ускоряется от моих поцелуев, гулко колотится в груди. Возбуждение захлёстывает мгновенно, заставляя забыть о госте, которого я одновременно боюсь и не могу отказаться от попытки вернуть себе отца, бабушке — сына, а сыновьям дать возможность познакомиться с дедушкой.

- Не сейчас, сладкая. – хрипит, обнимая щёки и поднимая моё лицо вверх.

Медленно обвожу губы языком, расстёгивая его рубашку. Костя шумно сглатывает, не отрывая взгляда от моего рта. Прикусываю нижнюю губу, освобождая мужа от рубашки и принимаясь за брюки.

- Ри-на… - выдыхает с надрывом, расстёгивая молнию на моём платье цвета топлёного молока.

- Да, Костя? – улыбаюсь с вызовом, расправившись с брюками и стягивая с него боксеры.

- У нас мало времени. – рявкает, дёрнув меня на себя и впечатав в возбуждённый член.

- Я же знаю, что ты умеешь быстро, когда надо. – проговариваю с улыбкой, лаская его достоинство медленными, дразнящими движениями.

- Быстро? Издеваешься? – рычит, выгибая бровь.

Под мой писк разрывает платье по шву. Ткань бесформенной кучей падает на пол, оставляя меня лишь в бежевых кружевных стрингах.

- Что ты наделал? – с искусственным возмущением оглядываю испорченное платье. – Оно мне нравилось.

- Я куплю тебе сотню платьев, Рина. – И я никогда… Никогда! – продавливает на слове, задевая мои губы горячим, сбившимся дыханием. – Не финиширую быстро.

- Нам же надо поспешить. – шепчу, спуская бельё. – Возьми меня прямо сейчас. Быстро и грубо. Так, как мы оба любим.

- Твою мать, сладкая, ты не представляешь, как я люблю тебя такую… бесстыжую.

- Такую?

Выбираюсь из его объятий и сдавливаю ладонями грудь. Возбуждённо дыша, скольжу взглядом по атлетическому телу мужа. Зажимаю пальцами торчащие соски и, оттянув, прокручиваю. Кожа пылает от вожделения и горячего взгляда Кота. Медленно веду ладонью по животу и ныряю пальцами между ног. Раскрываю створки и обвожу пульсирующий клитор, который, кажется, в прошлой жизни называла «кнопочкой». Костя, издав горловое рычание, бросается на меня. Силой разворачивает и кидает на постель лицом вниз. Ставит на колени, дёрнув за бёдра вверх. Прогибаю спину, подстраиваясь под его рост, и трусь задом о задубевший ствол, тихо постанывая и желая заполучить его внутрь как можно скорее.

- Озвучь, Рина. – рыкает, прижимаясь грудной клеткой к спине и покусывая загривок.

- Я хочу, Костя, чтобы ты трахал меня жёстко и без остановок. Чтобы заставил меня стонать и извиваться. – шиплю, встречая его требовательные губы. – Чтобы сломал мою волю, сделав животным…

Мою речь обрывает громкий стон, сорвавшийся с губ, когда муж вбивает в моё тело член до самого паха. Выходит и до боли врезается снова.

- Так, Рина?

Наматывает на кулак волосы и дёргает назад так, что наши губы сталкиваются.

- Да! – выкрикиваю и получаю новый толчок. – Быстрее.

- Как скажешь.

Кот выпрямляется, не отпуская моих волос. Приподнимаюсь следом, но он толкает между лопаток и удерживает, в сумасшедшем ритме вколачивая в меня член. От удовольствия и одновременно беспомощности комкаю в пальцах шёлковую простынь и кусаю её. Каждый раз, когда Костя входит до упора, наши тела с влажным шлепком сталкиваются, а сладкая боль пронзает живот. Муж переводит кисть на горло и сдавливает, поднимая меня вверх. Кислород перестаёт поступать в организм. Голова кружится, а перед глазами всё расплывается и темнеет. Никакой паники нет, ведь я знаю, что муж всё контролирует, потому расслабляюсь и отдаюсь неземным ощущениям, усиливающимся до предела, созданного опасной ситуацией. Его бёдра двигаются быстро и мощно. Член легко таранит мои глубины. Сердца агрессивно колотятся, качая по венам похоть вперемешку с адреналином. Все мышцы напряжены, а сознание плывёт. Остаётся лишь его рука, контролирующая мою жизнь, и безумие наслаждения, в которое мы окунаемся, сливаясь воедино. Темп ускоряется. Рывки становятся всё мощнее и, кажется, глубже. Давление нарастает, сворачивая внутренности в один пульсирующий узел. От нехватки кислорода сознание уплывает окончательно. Уже на грани провала в темноту моё тело взрывается в мощнейшем оргазме. Кости плавятся от жара, тело выгибается, а после обмякает. На пике выкрикиваю имя, ассоциирующееся с любовью, домом, надёжностью. Хватка на горле исчезает, рука перемещается ниже, удерживая меня, а ритм полностью меняется. Толчки становятся короче и резче. Тело за спиной твёрже камня и вибрирует от напряжения. Костя врывается до упора и застывает. Только его член дрожит во мне, выплёскивая его удовольствие внутрь. Придерживая меня, опускает на кровать и падает сверху, прижимая весом к матрасу. Яростно дыша, хрипит:

- Никогда не думал, что восемь лет буду делить постель с одной женщиной, и мне это не надоест.

- Нарываешься, сладкий. – мурлычу, заводя руку назад и щипая его за задницу.

Муж сипло смеётся мне в затылок и целует. Поднимается и тащит за собой. Поворачивает на себя и ещё раз целует, но в этот раз в губы — ласково, долго, нежно. С такой любовью, что и я вкладываю в поцелуй сердце. Оторвавшись, шепчу:

- Я бесконечно тебя люблю, Костик.

- Я тоже люблю тебя, Мышонок. А теперь приводи себя в порядок. Не хочу, чтобы наш внешний вид был для Игната красной тряпкой.

- Это будут его проблемы, Кость. – отрезаю резко, вставая вслед за мужем и направляясь в душ. Становимся под тёплые струи. – У этого человека будет всего один шанс, чтобы исправить всё, что он натворил. Я много думала о том, что сделало его таким. И тебя тоже, Кость. И понимаю, что будь на месте моих родителей мы с тобой, ты бы вряд ли поступил иначе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Муж, нахмурившись, кивает, не пытаясь отрицать очевидного. Он никогда не старается казаться кем-то другим. Несмотря на легальный бизнес, который он ведёт, в глубине души Котовский навсегда останется бандитом, для которого отобрать чужую жизнь ничего не стоит.

Намылившись, ополаскиваю тело и продолжаю раскручивать те мысли, что не дают покоя последние несколько недель.

- И я могу понять, почему он не смог простить твоему отцу всё то, что он сделал нашей семье. Но, Кость, он бросил меня и бабушку. Мы стояли с ней над его закрытым гробом, даже не догадываясь, что хороним чужого человека. А если у него была семья? Они ведь так и не узнали, что случилось с их сыном или мужем. – выйдя из душа, заматываюсь в полотенце и наблюдаю, как муж вытирает воду с загорелой кожи, продолжая говорить. – Но даже если забыть о далёком прошлом, я не понимаю, с какой целью он делал всё, чтобы ты меня не нашёл. Почему не вмешался, когда Дамир меня похитил. Почему не зашёл вместе с тобой. Мне кажется, что он надеялся на то, что Дамир тебя убьёт.

Кот откидывает полотенце в сторону и прибивает меня к своей груди, прижав голову к плечу.

- Так и было, Рина. – проговаривает ровно, а меня передёргивает от неприятия. И этого человека я собираюсь впустить в свою семью? – Только всё изменилось, когда он понял, что мы любим друг друга. Он мог не вызывать вторую скорою. Не помогать Арсу вытаскивать меня из того здания. Ему было сложно примириться с тем, что ты со мной, и понадобилось много лет, но я уверен, что Игнат сделает всё, чтобы вернуться в твою жизнь и стать её частью. У него никого не осталось. – заключает моё лицо в ладонях и смотрит в глаза. – Даже добровольное одиночество рано или поздно становится невыносимым. Я не тот человек, кто прощает людей за их проступки. Но ты, Дарина, именно такая. У тебя большое сердце, и в нём обязательно найдётся место для отца. Но если ты не сможешь впустить его, обещаю, он больше никогда тебя не побеспокоит.

Коротко поцеловав в губы, Костя принимается одеваться, я следую его примеру. Через полчаса мы уже стоим в огромном холле и ждём моего отца, о приближении которого доложили минуту назад. Я нахожусь рядом с бабулей, чтобы поддержать её в любой момент. Она не видела сына двадцать три года. Сейчас стоит с прямой спиной и гордо вздёрнутым подбородком, но руки дрожат, а в глазах светится страх и обида. Наши с Костей сыновья остаются в своих комнатах. Мы решили не подпускать к ним Игната до тех пор, пока не будем уверены в его искренности.

Стискиваю бабулины пальцы в своих, когда за дверью раздаются тяжёлые шаги. Ободряюще улыбаюсь ей и уверенно заявляю:

- Всё будет хорошо.

Ещё недавно я не верила в эти слова, сказанные мужем, а теперь знаю, что так всё и будет.

Дверь распахивается, и на пороге появляется Игнат Романов. Его взгляд мгновенно приковывается к бабушке, не замечая нас с мужем.

- Мама. – выпаливает он севшим голосом.

Бабуля выдергивает кисть из моих пальцев и решительно подходит к сыну.

- Игнат. – холодно кивает она.

Через секунду вздрагивает даже Костя — застывшую тишину разрывает хлёсткий звук пощёчины. Я рефлекторно зажмуриваюсь. Открыв глаза, вижу отца, стоящего с опущенной головой и повисшими вдоль тела руками.

- Прости, мама.

- Простить, Игнат?! – выкрикивает она. – Ты бросил нас с Дариной! Я была её единственной семьёй! И только благодаря тому, что у меня была она, сама не умерла! Как ты мог?!

Голос бабушки срывается на громкие рыдания. Порываюсь к ней, но муж удерживает за талию. Поднимаю на него взгляд, но в пелене слёз с трудом различаю его лицо. Он качает головой и выбивает:

- Дай им самим разобраться. Алевтина — сильная женщина. Она выдержит.

Слышу глухой удар и в ужасе разворачиваюсь. За ту секунду, что требуется, чтобы вернуть внимание на отца, сознание уже рисует картину, как бабуля падает замертво оттого, что её сердце не выдержало напряжения. Но вижу отца, стоящего на коленях, виновато склонившего голову. Он обнимает рыдающую бабушку за ноги, и мне даже видится, что его плечи вздрагивают. Слёзы предательски срываются с ресниц и катятся по щекам от этой картины. Бабушка накрывает руками его голову и гладит по волосам, сквозь слёзы и всхлипы ругая его на чём свет стоит.

- Вырастила на свою голову балбеса. Ничего святого нет. Мог объявиться… Дать знать, что живой…

- Не плачь, Рина. – притискивает к себе муж, ловя пальцами капли. – Всё наладится. Он искренне раскаялся.

- Бабушка не простит его. – выдавливаю шёпотом.

Горло стягивает обручами, а в груди нарастает давление.

- Она уже простила, Рина. Будь это не так, она бы на порог его не пустила. Посмотри.

Поворачиваю голову и всхлипываю — бабуля, тоже став на колени, обнимает моего отца и сдержанно плачет. Задирает его лицо и долго всматривается в черты. Последний раз она видела его, когда ему не было и тридцати лет, а теперь ему за пятьдесят.

- Ты такой дурак, Игнат! Такой дурак. – повторяет, покрывая его лицо поцелуями.

Он обнимает её за плечи и прижимает к себе. И в этот момент я замечаю, что и его щёки мокрые от слёз.

- Оставим их. – шепчет Костя на ухо, утягивая меня в сторону гостиной. – Дадим время прийти в себя и поговорить. Сильные люди не любят, когда видят их слабости. Особенно слёзы.

Стараюсь отвернуться, чтобы муж не видел и мои. Незаметно стираю их, но они не останавливаются.

- Я тоже старалась быть сильной. – выталкиваю раздроблено.

- Ты и так сильная, родная. Очень. Просто слишком эмоциональная.

- Мама, что случилось?

Сыновья влетают в комнату и окружают нас с обеих сторон. Задирают перепуганные мордашки и заглядывают мне в лицо.

- Соринка в глаз попала. – выпаливаю первое, что приходит в голову.

- Не обманывай. – возмущённо бросает Рома.

- Мы не маленькие. – поддерживает Илья.

- Мяу. – раздаётся из-за спины младшего.

- И ты туда же, Шедоу. – смеюсь, присаживаясь перед сыновьями на корточки и крепко прижимая к себе. Кот трётся о ноги. – Ничего страшного не случилось.

- Просто ваша мама плакса. – подбивает Костя с усмешкой, за что получает от меня злобный взгляд. – А вы чего здесь? – вмиг становясь серьёзным, спрашивает у сыновей. – Я сказал, чтобы были в комнате.

- Так Шедоу к Анфисе захотел. – тараторит Илья.

- Он так просился, что мы не смогли его не пустить. – подыгрывает старший.

- У них же скоро котята будут.

- Мы же их оставим себе, да?

- И будет не дом, а зверинец. – ворчит Костя, потрепав котяру по голове. – Развёл тут гарем. Женой пора обзаводиться. – бросает на меня многозначительный взгляд.

- Ты тоже не сильно спешил.

- Я свою особенную ждал.

- Надо было не ждать, а искать. – улыбаюсь, подставляя щёку для поцелуя.

- Это и есть мои внуки? – раздаётся над головой.

Илья испуганно прижимается ко мне. Рома с интересом осматривает незнакомого мужчину и серьёзно спрашивает.

- Вы кто?

Повисает долгая пауза. Мы с Костей поднимаемся на ноги. Я обнимаю младшего сына, а муж держит руки на плечах у старшего. Игнат стоит в дверях, а бабушка оборачивает его локоть. Все ждут ответа, который никто не вправе давать. Никто, кроме меня.

Беру ладошки обоих детей и подвожу их к отцу. Глядя в тёмные глаза, чётко произношу.

- Познакомьтесь, мальчики, это ваш дедушка Игнат. Мой папа.

- Спасибо. – выдыхает он, раскрывая объятия, в которые смело шагаю.

Костя был прав, сказав, что в моём сердце найдётся место и для него. Надеюсь, что и в его будет закоулок для каждого из нас.

Словно прочитав мои мысли, папа говорит так тихо, что слышу только я:

- Я желаю тебе только счастья, Дарина. И вижу, что ты его нашла. Если ты позволишь, я хотел бы стать частью вашей жизни.

- Уже, пап.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Прошу меня простить, но бонусов будет два. Второй выйдет завтра. Остались моменты, которые было необходимо закрыть

Бонус 2

Бонус 2

Отрываю взгляд от экрана ноутбука, на котором изучал данные по доходам от инвестиций, и перевожу его на суетящуюся жену. Красивая она у меня даже в свои сорок четыре. Светская львица, тщательно следящая за фигурой и питанием. Элегантная, уверенная, умеющая преподнести себя публике. Что неудивительно —у Дарины две докторские степени. Одна по археологии, а вторая по истории.

Когда-то меня раздражало, что жена стремится работать, ведь у неё пятьдесят один процент акций нашей логистической компании, что обеспечивает доход ничем не меньший, чем мои криминальные дела когда-то. Сначала я просто смирился, а потом начал гордиться её достижениями. Она раскрылась в профессии как личность, а не женщина, мать и жена. На прошлой неделе вернулась из Лондона, куда её пригласили прочитать курс лекций по археологии.

Рина крутится перед зеркалом. Вздыхая, меняет платье на брючный костюм мятного цвета и белоснежную блузку. Это, если я не сбился со счёта, уже восьмое переодевание за последний час.

- Перестань так нервничать. – прошу с усмешкой, отпивая горячий чай.

Жена, не переставая критически оценивать очередной наряд, рвано отчеканивает:

- Как не нервничать? А если мы ей не понравимся?

Поднимаюсь из-за стола и подхожу к женщине, что и спустя двадцать два года брака осталась для меня единственной и особенной. Поворачиваю на себя и опоясываю поверх плеч. С нежностью, что с годами лишь возросла, провожу костяшками пальцев по щеке и касаюсь кончиками губ. Через столько лет совместной жизни невозможно представить свою жизнь, не появись в ней Рина. Где бы я был, не будь её? Наверняка в могиле.

- Сладкая, не мы должны понравиться невесте нашего сына, а она нам. К тому же, мы — образцовые родители. У нас выросли замечательные сыновья. И не нам решать их судьбы или осуждать выбор. Мы можем быть недовольны им. Даже сказать об этом Роману, но вмешиваться в его жизнь мы не станем.

- За Рому я не переживаю. Он весь в тебя. Иногда меня пугают его холодность и отстранённость. – нервно проговаривает Дарина, поправляя воротник моей рубашки и разглаживая складки.

- Он просто излишне серьёзный и ответственный. Такой уж характер. Но не забывай о его вечеринках и сколько нервов он нам потрепал подростком.

Жена коротко хихикает, и её глаза загораются от воспоминаний. Целую её в кончик носа и тоже погружаюсь в прошлое.

Рома и Илья вдвоём устраивали настоящий хаос. Они настолько дружны, что могли бы быть близнецами. Только внешность у них совсем разная. Илья пошёл в мою породу. Светлые волосы и глаза. Рома — полная противоположность. Темноволосый и кареглазый, взявший черты Романовых. После поступления в институт старший взялся за ум, начал вникать в нюансы управления компанией и инвестиции, а Илья пустился во все тяжкие.

Я не ограничиваю сыновей ни в чём, но внимательно слежу, чтобы младший не стал похожим на Дамира, не связался с наркотой и не сломал себе жизнь. Только и я делаю всё, чтобы не повторять ошибок собственного отца. Ещё с детства оба получали кнута и пряника. Мы никогда не делали различия в отношении к ним. Одинаково любили, ругали, наказывали и хвалили. Но даже несмотря на то, как изменилось поведение детей, они остались братьями и лучшими друзьями. И как бы не притворялись, я в курсе, что Илья изучает тонкости ведения моего бизнеса, а Роман частенько устраивает вечеринки.

- Даже не верится, что Рома собирается жениться. – вырывает из мыслей голос Рины. – Кажется, ещё совсем недавно они бегали по дому и летали с лестницы, а сегодня наш сын приводит в дом невесту.

- Мне уже давно внуков нянчить пора. – подтруниваю, вызывая у жены звонкий смех и улыбку с ямочками, которую люблю не меньше, чем двадцать лет назад.

- Вообще-то, дорогой, ты пока ещё в состоянии и детей делать. К тому же, мне внуков ещё рано.

Не переставая улыбаться, проводит пальчиками по члену, отзывающемуся на её ласки. Уверен, что эта женщина сможет меня завести и когда мне восемьдесят стукнет.

Смотрю на циферблат часов и расстроенно вздыхаю.

- Время, Рина. Пора.

Мышка снова начинает суетиться и рыться в гардеробе под мой смех. Когда собирается примерить очередной наряд, отбираю платье и швыряю в сторону.

- Ты божественно выглядишь. Женственно и официально, но не строго. Самое то, чтобы познакомиться с невестой сына. Идём.

- Дай я хоть губы подкрашу.

- Нет времени, Рина. И ты знаешь, как я отношусь к штукатурке. Ты и без неё самая красивая на свете.

Жена загорается румянцем от комплимента. Взяв её пальцы в ладонь, вывожу из спальни.

Молодёжь встречаем на крыльце. Весенний ветерок приятно обдувает лицо. Скатываю взгляд на Дарину, и улыбка сама растягивает рот. Не верится, что когда-то был готов её отпустить, считая, что она не выдержит жизни в моём мире. Дарина оказалась куда сильнее, чем мог себе представить. И ничего не смогло загасить её света, который по сей день озаряет мою жизнь. Даже Генриховна, умирая от старости в возрасте девяносто трёх лет, улыбалась, глядя на внучку.

Как бы не злился на неё раньше, что растила Мышку такой робкой и неприспособленной к жизни, я ей благодарен за всё. До последних дней она была мне матерью. На её похоронах плакали только мальчишки, потому что не понимали, что не стоит лить слёзы по ушедшим. Мы провожали Алевтину в последний путь с гордостью, ведь она достойно прожила тяжёлую жизнь. Лишь ночью жена рыдала в моих руках — и для неё Генриховна была больше мамой, чем бабушкой. Но то, что умирала она с улыбкой на губах, говорило о том, какое счастье она обрела в старости.

В открытые настежь ворота въезжает Ауди Ромы. Рина вся вытягивается, по чему понимаю, как сильно она нервничает. Притягиваю жену к боку и тихо говорю:

- Нет повода для переживаний.

- У тебя очень глупая Мышка, забыл? – выгибает бровь, сдерживая улыбку.

- Она очень хитрая, а не глупая. – усмехаюсь, прижимаясь поцелуем к губам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Мам, пап, можно немного серьёзнее? – с улыбкой в голосе спрашивает сын.

Отрываюсь от жены, обращая внимание на Романа и его будущую жену. Инстинктивно оцениваю девушку. Красивая и, судя по тому, как опускает глаза, достаточно скромная. Роман обнимает её за плечи и представляет:

- Родители, знакомьтесь, моя невеста — Алиса.

- Рада знакомству. – улыбаясь, протягивает ладонь сначала мне, а потом и Дарине. – Рома много о вас говорил. Мне кажется, что мы с вами уже давно знакомы.

Дарина бросает укоризненный взгляд на сына, говорящий, что нам он о девушке почти ничего не говорил до того момента, как она стала его невестой.

- Пройдёмте в дом. Стол накрыт. – жена берёт Алису под руку и уводит внутрь, что-то рассказывая в лёгкой, непринуждённой манере.

Мы с сыном немного притормаживаем.

- Красивую нашёл. – бросаю, глядя ему в глаза.

- Она не просто красивая, пап. Алиса умная и интересная. Учится на биолога. Хочет изучать морскую среду.

- Ещё один профессор в семье. – выбиваю, усмехнувшись. – Твоя мама точно оценит.

- На это и расчёт. – подмигивает со смехом. – Но и тебе она понравится. Алиса просто не может не нравиться, уверяю.

- Не сомневаюсь. Ты бы плохую и скучную себе в жёны не выбрал.

За столом царит лёгкая атмосфера. Алиса оказывается именно такой, какой показалась на первый взгляд. Скромная, но весёлая и забавная. Говорит не много, но с удовольствием отвечает на вопросы и спрашивает что-то у нас.

- Рома и в детстве был таким серьёзным? – спрашивает, переводя взгляд с меня на Дарину.

- Не-а, он был бешеным придурком. – вырастает в дверях Илья. – Он только прикидывается паинькой, а так тот ещё говнюк.

- Илья! – смеётся Дарина, поднимаясь.

Рома с Алисой оборачиваются, и я вижу, как с лица младшего сына сползает улыбка, а спина девушки напрягается. Воздух в гостиной мгновенно сгущается и начинает искрить напряжение. Судя по взгляду Ильи, они знакомы. Ни Рина, ни Роман не замечают этого, ведь младший сын берёт себя в руки в течении пары секунд и снова растекается в улыбке и иронии.

- Илюша, я думала, ты уже не приедешь. – обнимает его Дарина и целует в щёку.

- Привет, братик. – здоровается Рома.

Только Алиса не встаёт со стула, так и замерев. Илья, обнимая брата, стреляет в неё глазами. Девушка вскакивает с места, будто её кто-то дёрнул, и, суетясь, хватает свою сумочку и телефон.

- Извините, мне пора ехать. Мама написала. Была рада знакомству. Спасибо за гостеприимство. – тараторит быстро, обняв Дарину. – Константин Геннадьевич, спасибо, что пригласили.

Выбегает из комнаты, протиснувшись мимо зависшего в проёме Ильи. Он провожает её взглядом.

- Что случилось? – непонимающе спрашивает жена, глядя на Романа.

- Без понятия. Я пойду за Алисой. – вылетает следом.

- Илья. – сухо зову сына, как только Дарина выскакивает за парочкой. Он поднимает на меня взгляд, в котором мелькает то, чего я предпочёл бы не видеть. – Ты знаком с Алисой?

- Нет. – роняет сын, стремительно покидая гостиную.

Устало оседаю на стул и провожу ладонью по волосам.

Никогда не думал, что нечто подобное коснётся моих детей. Надеюсь только, что они окажутся мудрее и не станут воевать из-за женщины. Но если всё зайдёт слишком далеко, мне придётся остановить это. Любыми способами. Я ни за что не допущу раскола в своей семье. Пусть даже мне придётся вернуться к прошлому и избавиться от этой девушки.

--------------------------------------------------------------------------------------------

Спасибо всем, кто прошёл этот долгий и тернистый путь вместе со мной и героями. Кто вытерпел все капризы и истерики Рины и жестокость Кости. Это была морально тяжёлая история, с большим количеством тайн и ужасных поступков со стороны многих персонажей. Очень надеюсь, что книга вам понравилась и не оставила равнодушными. Если это так, то ставьте звёздочки и оставляйте комментарии.

Так же хочу сказать, что не смогла так просто отпустить героев. Книга должна была быть одиночной, но теперь она первая в цикле Котовских. Впереди истории братьев Ромы и Ильи. Встретимся в следующих книгах.

Люблю вас, мои аномальные❤️

Конец