Игры Разума (Ролевые игры лесбиянок)

1 глава. Ночная экскурсия в лес

— Ты… ты только что послал меня? Ты совсем охренел, Давид? Страх потерял? Может тебе напомнить, благодаря кому ты добился таких высот?

— Оль, успокойся!— сказал муж, даже не удостоив меня взглядом. Будто говорил с прислугой, а не с женщиной, с которой делил постель и жизнь.— Все кончено, ясно? Я устал от тебя. Ты меня окончательно достала.

— Достала?! Да ты без меня был бы никем! Сидел бы в своей дыре, клепал бы свои никому не нужные железки и мечтал бы о круассане на завтрак! А кто тебя вытащил? Кто поверил в твой талант? Я! Я, Оля, мать твоего ребенка, которую ты сейчас выставляешь за дверь!

Я почувствовала, как внутри меня закипает лава. Хотелось разнести все вокруг, разорвать в клочья этот дизайнерский интерьер, который я, между прочим, выбирала лично! Давид, с его вечной любовью к минимализму, без меня бы жил в белом кубе, как в стерильной палате!

— Ах, устал он от меня! — передразнила я его, стараясь не переходить на визг. — Устал он от женщины, которая годами терпела его заскоки, его гениальные прозрения посреди ночи и вечное ковыряние в железе! Да ты хоть раз спросил, как я себя чувствую? Хоть раз поинтересовался, что у меня на душе, кроме твоих чертовых микросхем?!

Я схватила со стола его любимую статуэтку, дорогущую, между прочим, и замахнулась.

Да, это был порыв… Я не успела обдумать последствия, перед тем как бросить тяжелую вещь прямо в голову этому ублюдку. Я вообще ничего не подумала.

Статуэтка со звоном дзынь врезалась в затылок Давида, и он, как подкошенный, рухнул на пол. Тишина. Звенящая, оглушительная тишина, прерываемая лишь моим сбившимся дыханием. Я стояла, как громом пораженная, наблюдая за багровой лужей, растекающейся по белоснежному персидскому ковру. Ну, вот и минимализм твоего любимого цвета! Иронично, правда?

И тут до меня дошло. Кажется, я слегка переборщила с выяснением отношений.

«Слегка» – это как если бы Титаник слегка задел айсберг. Полный крах!

Паника начала подкрадываться, как вороватая кошка, но я не из тех, кто сдается без боя. Стряхнув оцепенение, я принялась соображать, как выйти из этой щекотливой ситуации, запустив руки в свои рыжие волосы. Голова чесалась от изобилия приходящих в нее мыслей.

Может стоит вызвать полицию и признаться? Ага, и лет десять любоваться пейзажами казенного дома. Нет уж, увольте!

В черепной коробке замелькали безумные планы: спрятать тело в лесу, инсценировать несчастный случай, подставить соседа… Но все они были настолько абсурдны, что даже мне, в состоянии аффекта, стало смешно. Я представила, как пытаюсь тащить тело Давида, весом под центнер, по лесу. Зрелище достойное отдельных аплодисментов!

В итоге, решение пришло неожиданно. Простое, как дважды два. Я достала телефон и набрала номер своего лучшего друга, Сашки Смолина – гения компьютерных технологий и человека, который умел взломать Пентагон, сидя в трусах перед монитором.

— Сань, тут такое дело… В общем, мне срочно нужна твоя помощь. И, да, приготовься услышать историю, достойную экранизации!

Операция «Заметание следов» началась. И я, как режиссер этого безумного фильма, была готова к любым поворотам сюжета.

— Окей. Буду через минут двадцать,— бросил он и отключился.

Александр ворвался, как ураган в очках и с рюкзаком хакера-ниндзя. Окинул взглядом сцену, присвистнул:

— Ну ты даешь, Оль. Как погляжу, не скучаешь.

— Шутки позже, — рявкнула я, но уголок губ сам дрогнул. Истерика или облегчение, что он здесь – я пока не разобралась.

Друг расстегнул рюкзак, вытащил ноут, пару гаджетов с проводами — выглядело так, будто собрал на коленке терминатора.

— Камеры в подъезде я уже отключил, пока ехал. Видео с твоих «умных» часов удалил — ты же носила их сегодня?

Киваю. Браслет, мерцающий на запястье, — подарок Давида на годовщину.

«Чтобы следить за твоим пульсом, дорогая». Следил бы за своим.

— Хорошо. Теперь тело. — Смолин взял на кухне бумажное полотенце и с помощью него, деловито стал щупать шею Давида на наличие пульса.— Ты его херакнула статуэткой? Серьезно?— спросил он, заметив рядом лежащих предмет.

— Он сам напросился! — вырвалось у меня, но Сашка махнул рукой:

— Ладно, музейный экспонат потом похороним. Слушай: мы делаем историю с его побегом в другую страну в компании любовницы.

— Любовница? Да у него кроме железок в голове ничего не было! — возмутилась я, но Сашка только закатил глаза.

— Оля, живем в 21 веке! Виртуальная любовница. Моделька из инстаграма, сгенерированная нейросетью. Идеальная блондинка, с идеальными запросами на биткоины. Сейчас состряпаем ей липовый профиль, переписку с Давидом… Короче, он устал от семейной жизни, продал свои гениальные разработки, срубил бабла и укатил на Бали с кибер-богиней! Звучит правдоподобно?

Я представила, как следователи будут ломать голову над этой версией, а соседки сплетничать о коварной разлучнице. Идеально!

— Дай мне его телефон. Надо пару переводов сделать с VPN-ом в другую страну.

Я отдала все необходимое другу, и он принялся колдовать над ноутбуком, создавая фейковые аккаунты, подчищая переписки и заметая цифровые следы. А мне, тем временем, предстояло заняться более прозаичными вещами: вытирать кровь с пола и упаковывать вещи Давида в чемодан. Дорогие костюмы, галстуки, любимый свитер… все должно было выглядеть так, будто он собрался в спешке.

Закончив с «упаковкой», мы перешли к самому сложному вопросу – как избавится от тела. Сашка предложил сжечь его, а пепел развеять.

— Жечь?! Ты с ума сошел, Саш? У меня тут не крематорий, а дизайнерская квартира! Соседи учуют, вызовут пожарных, и вся наша спецоперация накроется медным тазом! — возмутилась я, представив, как моя гостиная превращается в филиал ада.

— Ладно, ладно, спокойствие, только спокойствие! — успокоил меня Сашка, почесывая затылок. — Тогда план "Б": упаковываем в ковер и вывозим на дачу, а от вещей избавимся позже. Закопаем его в лесу, никто не найдет! Делов-то!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

План, конечно, был так себе, но лучше уж так, чем кормить рыб в Москва-реке.

И вот мы, как два спецагента на задании, кряхтя и потея, заворачиваем Давида в персидский ковер. Ну, чем не VIP-персона? Только вот вместо красной дорожки – багажник моего нового черного «Мерседеса». Сашка, матерясь, утрамбовывает тело, а я, задыхаясь от нервного смеха, пытаюсь закрыть багажник. Финальный рывок! Захлопнулось! Фух!

— Все, поехали! — командую я, садясь за руль. — Держись крепче, Сашка, у нас сегодня ночная экскурсия в лес!

Дорога до дачи показалась вечностью. Каждая проезжающая машина – потенциальная опасность, каждый фонарь – яркий прожектор, высвечивающий наши грязные делишки. Сашка, как параноик, дергался от каждого шороха, а я, стиснув зубы, гнала машину, как будто от этого зависела судьба всего человечества. Приехали! Дача встретила нас зловещей тишиной и запахом прелой листвы. Романтика!

Копать яму оказалось той еще задачкой. Лопата то и дело натыкалась на корни, руки ныли, а пот заливал глаза. Сашка, пыхтя, помогал мне, попутно отпугивая комаров нецензурной бранью.

— Надо глубже! — сказала я, пока Сашка вытирал лоб рукавом. — Или местные еноты устроят шведский стол.

Пока он был занят работой, мой мозг начал выдавать абсурдные вещи: а что, если он воскреснет? Вылезет из ямы, заляпанный глиной, и потребует объяснений. Как в тех проклятых фильмах ужасов, которые мы смотрели в студенчестве, тесно прижавшись на дешевом диване...

Наконец, яма была готова. Глубокая, мрачная и абсолютно не располагающая к воскрешению. С кряхтением и проклятиями мы с другом сбросили бренные останки Давида в его последнее пристанище. Зрелище, конечно, так себе. Но что поделать, не каждый день приходится хоронить мужа!

Засыпали яму молча, каждый погруженный в свои мысли. Я думала о том, что жизнь, оказывается, штука непредсказуемая. Вчера ты выбираешь цвет обоев, сегодня – место для могилы. Сашка, наверное, прикидывал, как отмазаться, если нас вдруг поймают. В общем, весело проводили время.

Закопав Давида поглубже, мы уселись прямо на свежевырытую могилу, обессиленные и грязные, как черти из преисподней. Сашка достал из рюкзака две бутылки пива – лучшее завершение любой грязной работенки, как он выразился. Открыли с шипением, и этот звук прозвучал словно похоронный марш.

— Ну, Оль, ты и влипла! — констатировал Сашка, отхлебывая пиво. — Даже мне, видавшему виды хакеру, такое в фильмах только снится! Но ничего, прорвемся! Главное, не раскисать и верить в лучшее. Хотя, какое тут лучшее? Мы же труп закопали, елки-палки!

Мы сидели в тишине, прислушиваясь к ночным звукам леса. Где-то ухала сова, вдалеке завыл пес. Атмосфера была гнетущей, давящей. Хотелось выть в голос, но я сдержалась. Не время раскисать. Нужно думать, что делать дальше.

— Слушай, Саш, а что теперь? — тихо спросила я, допивая пиво. — Что будет дальше?

— Дальше? Дальше будем жить, — пожал плечами Сашка. — Будем стараться жить как ни в чем не бывало. Ты — обманутая женщина, которую бросил муж и сбежал со своей любовницей за границу. Я — друг, который тебя поддерживает. Главное, не палиться. Никаких нервных срывов, истерик и прочей женской ерунды. Иначе нас раскусят в два счета.

Сашка был прав. Нужно взять себя в руки. В конце концов, я не какая-нибудь слабачка. Я — Громова Ольга Геннадьевна и не с такими проблемами сталкивалась.

— Хорошо, Саш! — выдохнула я, чувствуя, как ко мне возвращается подобие уверенности. — Но знаешь, что самое ужасное? Мне совсем не жаль этого козла! Ни капельки!

Сашка хмыкнул, выбрасывая пустую бутылку в кусты.

— Это нормально, Оль. После всего, что произошло, было бы странно, если бы ты рыдала, как белуга. Главное, чтобы об этом никто не узнал. А теперь поехали, пока нас тут лешие не окружили. Завтра будет тяжелый день. Надо будет играть роль брошенной жены и вызывать сочувствие у соседей.

Дорогие читатели,

если вам понравилось начало, не забудьте добавить книгу в библиотеку и нажать на звездочку!

2 глава. Свекровь

Вернувшись в город, мы первым делом избавились от улик.

Лопату, персидский ковер с лужей крови и собранные вещи Давида для поездки – все это с аппетитом поглотил огонь в старом и забытом богом ангаре на задворках цивилизации.

Знаете, говорят, огонь очищает. Ну, или как минимум, помогает замести следы. В нашем случае – и то, и другое!

— Слушай, а что если… ну… — начала я, но запнулась, бросив взгляд с пляшущего пламени на моего друга.

— За меня не переживай, — отрезал он, словно прочитал мои мысли. — Ни жены, ни детей, ни тещи с пирогами. Чист, как слеза младенца! Завтра стартую в Саратов под новым именем – Юрий Жарков, собственной персоной. Номер, как видишь, в утиль. Звони – не звони, а услышишь гудки лишь через недельку. Конспирация, понимаешь?

Выдохнула с облегчением. Санек – кремень, всегда знает, что делает. За это я его и обожаю, как друга, разумеется. Выглядит он, конечно, сногсшибательно: высокий брюнет с голубыми глазами и с каждым годом становится все лучше и лучше, но… Не мой формат.

Мы с ним – не разлей вода, с тех пор, как в пятом классе он ворвался в мою школу, словно ураган. Ребята его как-то не взлюбили, а я, наоборот, сразу приметила. Да и общее горе нас сблизило. Оказывается, у Сашки родители ушли в лучший мир, и его взяла бабушка, вот он и сменил пейзаж. У меня тоже не сахар – отец слинял в закат, когда я еще пешком под стол ходила. Мать тянула все на себе, бедная. Так и росли, два сапога – пара, в мире, где взрослых понять было сложнее, чем таблицу умножения.

Домой я вернулась под утро, уставшая и опустошенная, как выжатый лимон. Квартира встретила меня зловещей тишиной, но голова пульсировала, как после дискотеки в девяностых. Я быстро приняла душ, ибо видок мой напоминал черта из табакерки, закинула грязные шмотки в стирку, а после обессилено рухнула на кровать. Накрылась одеялом и попыталась уснуть. Но сон не шел.

Перед глазами стоял Давид, мертвый и завернутый в ковер. Черт, да я за последние сутки насмотрелась на него больше, чем за последние пару лет брака! Смех сквозь слезы. Вот она, жизнь во всей красе!

Утро началось с противного телефонного звонка, который хотелось отправить в полёт, но вовремя сдержалась увидев на дисплее «Свекровь»

Ну вот, приплыли. Сейчас начнётся концерт по заявкам. Натянув на лицо скорбную мину, я приняла вызов.

— Алло, — пролепетала я дрожащим голосом, стараясь изобразить горе.

— Оленька, доброе утро? Давид не отвечает на звонки, вот и звоню тебе узнать, кто из вас сегодня Ярика забирать будет.

— Ой, Марья Ивановна, — всхлипнула я, смакуя каждую ноту трагедии в голосе. — Давид… Давид уехал, так что я сама к вам приеду за сыном.

— Уехал? А почему не предупредил? — забеспокоилась свекровь, но я не дала ей опомниться.

— Марья Ивановна, это ужасно… Он бросил меня и сбежал! — залилась я фальшивыми слезами, щедро приправленными отчаянием.— Но давайте я подробности расскажу Вам при личной встрече.

И вот я, в роли обманутой и покинутой супруги, мчусь к свекрови на всех парах! В глазах – скорбь, в сердце – вулкан, а в голове – лихорадочный план, как убедительнее всего разыграть эту трагическую комедию. Главное, не переборщить с эмоциями, а то Марья Ивановна женщина проницательная, сразу учует подвох. А еще нужно придумать, что сказать Ярославу, моему сыну. Нельзя же ему просто так выпалить: "Папа улетел с кибер-любовницей на Бали!"

Это может слегка травмировать детскую психику.

Дорога к свекрови казалась бесконечной. Каждый светофор, каждый поворот — как испытание на прочность. Я сжимала руль так крепко, что пальцы немели, но это хоть как-то отвлекало от каши в голове.

«Что сказать Ярику? Как объяснить ребенку, что папа неожиданно исчез?» — эти вопросы крутились в мозгу, как назойливая муха.

Марья Ивановна жила в старом кирпичном доме с облупившейся краской, но внутри её квартира напоминала музей советского благополучия: хрусталь, ковры и запах пирогов. Ярика она обожала, и, честно говоря, это было единственное, за что я её терпела.

В остальном же, женщина максимально ставила мне палки в отношениях со своим сыном. То я Давидика довела, то Давидика плохо кормила, то Давидику это не то, то не се… Да и вообще, непутевая невестка! С его та умениями ее сынишка мог найти более подходящую партию и не важно, что три года после свадьбы я тащила на себе все финансовые вопросы, и все его вложения были с моей подачи. Ладно, об этом позже…

Дверь открылась ещё до того, как я успела нажать звонок.

— Оленька, что случилось? — свекровь стояла на пороге, бледная, с глазами, полными тревоги.

Я сделала глубокий вдох и... рухнула на её плечо, заливаясь слезами. Театральных курсов у меня не было, но инстинкт самосохранения творил чудеса.

— Он ушёл... — прошептала я, смазывая тушь по щеке для драматизма. — К какой-то... дряни. Даже записки не оставил!

Марья Ивановна замерла, будто её ударили током.

— Не может быть... Давид? Мой сын? — её голос дрожал.

— Я сама не верю! — всхлипнула я, вытирая тыльной стороной руки скатившиеся слезы — Сказал, что устал от семьи... и ушел.

В объятиях свекрови я чувствовала себя предателем, но игра стоила свеч. Марья Ивановна всегда видела во мне источник всех бед своего гениального сыночка, а тут такой поворот! Вдоволь на обнимавшись, я рискнула глянуть вглубь квартиры.

Ярик сидел на полу, увлечённо собирая лего. Сердце сжалось. Он ещё не знал, что его мир только что перевернулся.

— Мама? — он поднял голову, и его лицо озарилось улыбкой.

— Привет, солнышко, — я поспешила к нему, пряча дрожь в голосе.

— А где папа? Он обещал мне новый конструктор!

Я обняла его так крепко, словно боялась, что он исчезнет.

— Папа... уехал в командировку. Надолго.

— Опять? — Ярик надул губы. — Ну ладно. А конструктор?

— Купим! — бодро сказала я, ловя на себе взгляд свекрови.

Я чувствовала себя паршиво, как последняя злодейка из мексиканского сериала. Но что поделать? Правду не расскажешь, а врать нужно было красиво, с огоньком! Свекровь, кажется, поверила. Во всяком случае, выглядела она так, будто ее только что переехал фургон. Бедная женщина!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ярик, довольный обещанием о конструкторе, тут же забыл про папу и рванул собирать рюкзак. А я осталась стоять посреди этой музейной тишины, под пристальным взглядом Марьи Ивановны. Её глаза, обычно тёплые, сейчас сверлили меня, как два ледяных шила.

— Оленька… — начала она, и в голосе зазвучали нотки чего-то… подозрительного. — Ты мне всё рассказала?

Меня будто обдало кипятком.

«Чёрт, она что-то почувствовала?»

— Конечно, всё! — выдавила я, делая глаза ещё мокрее. — Разве я стала бы что-то скрывать?

Свекровь медленно покачала головой, будто разговаривала не со мной, а с какой-то невидимой силой.

— Странно… Давид никогда не был таким. Даже в юности. Он… — она замолчала, глядя куда-то за мою спину, будто там стоял её сын и корчил ей рожи.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

«Надо уводить разговор»,— просигналил мне мозг.

— Марья Ивановна, — вздохнула я, беря её руки в свои, — люди меняются. Особенно когда им в голову стучится какая-нибудь… — я закатила глаза, изображая презрение, — фифа с пятым размером.

Свекровь фыркнула, но напряжение в её плечах немного спало.

— Ладно… — пробормотала она. — Но если он позвонит…

— Он не позвонит, — перебила я, слишком резко. Свекровь нахмурилась. «Чёрт, переиграла!»

— То есть… я хочу сказать, — мой голос быстро смягчился как раз в тот момент, когда Ярослав выбежал из комнаты с перекошенным от нетерпения лицом.

— Мам, поехали уже! Ты же обещала новое Лего!

Спасение! Ухватившись за эту соломинку, как утопающая, я переключила все свое внимание на сына.

— Да, конечно, солнышко! Марья Ивановна, мы побежали…

Свекровь кивнула, но её взгляд, полный недоверия, преследовал меня до самой двери.

Визуализация главных героев

Громова Ольга Геннадьевна (30 лет)

Громов Давид Александрович (33 года)

Смолин Александр Сергеевич (30 лет)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

3 глава. Я в полном… шоколаде

Дверь захлопнулась за нами с таким звуком, будто за нами навсегда закрыли прошлую жизнь. Ярик тащил меня за руку к лифту, болтая о каком-то новом наборе Лего с космическими роботами. Его голос звенел, как колокольчик, и мне хотелось зарыться в этом звуке, спрятаться от всего, что происходило.

— Мам, ты меня слушаешь? — сын дернул меня за рукав, надув щеки.

— Конечно, солнышко, — я натянула улыбку, гладя его по голове. — Роботы, да? Самых крутых купим.

Лифт ехал медленно, скрипя, будто издеваясь. Я чувствовала, как взгляд свекрови, словно радар, пронизывает дверь и впивается мне в спину.

«Она не поверила», — пронеслось в голове, но и знать об убийстве женщина не может.

Вряд ли она догадается, что ее сынишку случайно прибило статуэткой, которую я кинула ему в голову в порыве злости.

Выскочив из подъезда, словно пуля, я, наконец, выдохнула! Казалось, вся тяжесть мира свалилась с моих плеч. Ярославчик, увлеченный предвкушением Лего-приключений, щебетал без умолку, а я старалась не отставать в этом потоке детской энергии. В голове же крутилась мысль: «Свекровь – это еще цветочки, вот что будет дальше – это ягодки! Скорее всего панику поднимут сотрудники, которые не смогут связаться с Давидом и его партнёры. Тогда-то и начнутся игры разума, в которой проигрыш карается закрытием в местах лишения свободы.»

Накупив сыну целый арсенал пластмассовых солдатиков и космических кораблей, я отвезла его домой. Счастью не было предела – ребенок забыл обо всем на свете, погрузившись в мир конструктора и фантазий. А я… я сидела на диване, смотрела на это детское блаженство и думала: «Вот ради кого стоит жить и выкручиваться из этой передряги!»

Вечер прошел в относительном спокойствии. Я, как примерная мамаша, читала сказки, готовила ужин, и даже умудрилась собрать с Ярославом пару-тройку инопланетных монстров. Но стоило ребенку заснуть, как кошмары вернулись.

Я лежала в постели, уставившись в потолок, будто там были написаны ответы на все мои вопросы. Тело ныло от усталости, но мозг отказывался отключаться. Каждый раз, когда я закрывала глаза, передо мной возникал образ мужа — то с презрительной усмешкой, то с пустым, остекленевшим взглядом. А еще эти капли крови на белоснежном ковре... Черт, да я теперь, наверное, до конца жизни не смогу смотреть на персидские узоры без дрожи в коленях.

Утро началось с того, что Ярик влетел в комнату, размахивая новым роботом из Лего.

— Мам, смотри, он стреляет лазерами! — восторженно кричал он, тыча игрушкой мне в лицо.

Я заставила себя улыбнуться:

— Круто, солнышко! Только давай без стрельбы перед завтраком, а?

Пока ребенок уплетал блинчики, я лихорадочно соображала, как вести себя дальше. Сашка был прав — нужно играть роль брошенной жены. Но как это сделать убедительно? Вдруг кто-то заметит нестыковки?

Первым звонком ада стал телефонный звонок от Людмилы, секретарши Давида.

— Доброе утро, Ольга Геннадьевна. А Давид Александрович дома? Он не выходит на связь, а у нас тут срочное совещание с инвесторами…

Я сделала глубокий вдох, стараясь придать голосу оттенок обиженной невинности:

— Людочка, милая, твой босс бросил меня и укатил в закат с молодой любовницей!

На другом конце провода повисла тишина, такая звенящая, что казалось, можно потрогать. Потом Людмила прошептала:

— Но… как же так? Он же…

— А вот так! — выпалила я, кусая губы. — И больше не звоните мне по его душу! Пусть катится ко всем чертям!

Бросив трубку на диван, я выдохнула.

«Отлично! Начало положено! Теперь вся контора будет судачить о его внезапном побеге из семьи».

Но настоящий апокалипсис начался днем, с неожиданного звонка от неизвестного мне номера.

— Это Ольга Геннадьевна Громова? — сухой голос на другом конце провода заставил мое сердце уйти в пятки, когда я приняла звонок.

— Да... — прошептала я, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладонь.

— Вас беспокоит майор юстиции Высоцкий Кирилл Андреевич из следственного комитета. В отношении Громова Давида Александровича возбуждено уголовное дело.

Черт побери! Вот это поворот! Я чувствовала, как земля уходит из-под ног. Полиция! Да еще и следственный комитет! Мне своих проблем тут по горло, так ещё и это.

— А что собственно случилось? — решила поинтересоваться я, стараясь не выдать панику в голосе.

— Ваш муж обвиняется по части 4 статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации. Мошенничество в особо крупном размере.

Сердце замерло, будто кто-то выключил свет в груди. Мошенничество? Особо крупный размер? Голос майора звучал, как гвозди по стеклу. Я машинально прикусила язык, чтобы не выдать панический смешок. Давид, мошенник? Да он в жизни не смог бы обмануть даже таксиста с подкрученным счетчиком! Его мозг был заточен под микросхемы, а не под аферы. Значит, это Сашкина подстава с виртуальной любовницей и переводами дала обратный эффект. Или... Или было что-то еще, что я упускала все время из виду.

— Я... я ничего не знаю. Да и не в курсе его дел, — выдавила я, глядя на Ярика, увлеченно строящего башню из кубиков.

— Тем не менее, вам необходимо явиться для дачи показаний. Сегодня, в 15:00. — Голос Высоцкого не оставлял пространства для возражений.

— Хорошо, я приеду к назначенному времени.— ответила я завершая разговор со следователем.

В трубке запищали короткие гудки, а в моей голове – настоящая какофония из тревожных мыслей! Ну вот, приплыли!

Уткнувшись лицом в ладони, я пыталась собрать мысль в едино.

«Какое мошенничество? На мне мокруха висит, так ещё и мертвый благоверный дел прибавил. Блядство! Сашка… Нужно связаться с Сашкой… Нет, он в Саратове, под чужим именем. Черт, черт, черт! Я в полной… шоколаде!»

В голове моей царил хаос, хуже, чем в комнате Ярика после взрыва Лего-фабрики! Следственный комитет, мошенничество, особо крупный размер… Да это же комбо! Чувствую, моя жизнь превращается в захватывающий детектив, где я одновременно и жертва, и подозреваемая, и, по совместительству, главная героиня-идиотка. Браво мне!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пришлось срочно ретироваться в ванную, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Глянула в зеркало – мама дорогая, да я выгляжу, как призрак оперы после ночи с энергетиками! Пару приседаний, умывание ледяной водой, и вуаля – измученная домохозяйка превращается… в чуть менее измученную домохозяйку. Но с решительным взглядом!

«Ну ничего, Оленька, прорвёмся!»

4 глава. Щекотливые темы

Я стояла перед зеркалом, пытаясь придать лицу выражение невинной овечки, а не женщины, закопавшей мужа в лесу. Тушь аккуратно подведена, помада нейтральная — идеальный образ «брошенной жены».

Едва няня переступила порог, я пулей вылетела из дома, словно супергерой, спеша на встречу с майором Высоцким! Ну, почти супергерой… скорее, супер-в-полном-дерьме-герой. В голове, как в центрифуге, крутились мысли: как убедить этих умников из Следственного комитета в своей полной непричастности к финансовым махинациям мужа, когда у тебя в анамнезе труп в гостиной? Задача, скажу я вам, уровня "Миссия невыполнима"!

Дорога до следственного комитета казалась бесконечной. Каждый светофор, каждый пешеход — будто назойливые напоминания: «Ты влипла, Ольга, и теперь не выкрутишься». Я сжимала руль так, что костяшки пальцев побелели, а в голове крутился один и тот же вопрос: «Какое, к черту, мошенничество?»

Здание СК встретило меня серыми стенами и холодным взглядом охранника на входе. Но всё это меркло по сравнению с тем, кто сидел в кабинете.

Майор Высоцкий.

Не просто следователь — а ходячий грех в костюме за пять зарплат обычного мента. Лет тридцать пять, но выглядел так, будто время боится его трогать, чтобы не сломать этот чертовски гармоничный профиль. Лицо — будто высечено из гранита, но не того, советского, а элитного итальянского мрамора, который так и просится на обложку мужского глянца. Губы тонкие, чуть насмешливые, будто знают все мои тайны.

А этот костюм… Чёрный, идеально сидящий на плечах, которые явно не стеснялись спортзала. Рукава закатаны, открывая жилистые предплечья с парой бледных шрамов — то ли ножевых, то ли от чего-то более… пикантного.

— Садитесь, Ольга Геннадьевна, — сказал он, и его голос, низкий, с лёгкой хрипотцой, будто специально создан для того, чтобы женщины теряли дар речи.

Я села, стараясь не смотреть на его руки — крупные, с длинными пальцами, которыми он медленно перелистывал дело. Будто не документы читал, а… ладно, хватит.

— Ваш муж, — начал он, и я поймала себя на мысли, что слежу за движением его губ, — за последние три месяца перевёл за границу два миллиона долларов.

Два миллиона долларов! У меня аж глаз задёргался. Давид, конечно, был не глуп, но чтобы вот так, втихаря, целое состояние за бугор перекинуть? Это уже попахивало не просто изменой, а государственной изменой, как минимум! Так значит вот его истинная причина скандала со мной! А не то, что он устал от меня… ну-ну. Оказывается, строил себе виллу на Багамах и плевал на меня с высокой пальмы, ублюдок! Сукин сын.

Я постаралась сохранить спокойствие, хотя внутри бушевал ураган. Два миллиона! И все мимо меня.

— Я ничего не знаю об этих переводах, — сказала я, глядя прямо в глаза Высоцкому.

Майор поднял бровь, но ничего не сказал. Он продолжал изучать бумаги, изредка бросая на меня короткие, пронзительные взгляды. Мне казалось, он видит меня насквозь, читает мои мысли, как открытую книгу.

— Ольга Геннадьевна, не стоит недооценивать следствие, — наконец произнес Высоцкий, откладывая бумаги в сторону. — У нас есть все основания полагать, что вы были в курсе финансовых операций вашего мужа. Ваши счета, совместные инвестиции, общие друзья… Все указывает на то, что вы были вовлечены в его дела.

Я похолодела. Они что, всерьез считают меня финансовой акулой? Да, в свое время я подкинула Давиду золотую рыбку в виде стартапа, когда моя мать, царствие ей небесное, оставила мне наследство. Провела мозговой штурм с Сашей, поняла, что надо вкладываться во что-то стоящее, пока инфляция не съела всё до костей. И тут, как по волшебству, появился Громов! Удачное вложение, ничего не скажешь. Но чтобы я переводила деньги за границу?! Да такого никогда не было!

Я почувствовала, как внутри меня закипает ярость. Да как он смеет? Я, Ольга Громова, погрязнувшая в дерьме по самые уши, теперь еще и мошенница в придачу? Это уже перебор!

— Вы ошибаетесь, майор, — процедила я сквозь зубы, стараясь сохранять самообладание. — Я понятия не имела, чем занимается мой муж. Мы не жили душа в душу в последнее время, я была занята сыном, домом… У нас были свои счета, свои интересы.

Высоцкий усмехнулся, и этот жест показался мне более опасным, чем прямой обвинительный взгляд. Он подался вперед, положив локти на стол и сложив руки в замок.

— Знаете, Ольга Геннадьевна, мне нравится, как вы играете. Но боюсь, ваш спектакль не убедит даже самого захудалого театрального критика. У нас есть доказательства, и они говорят об обратном. И если вы и дальше будете отказываться сотрудничать со следствием, это сыграет против вас. Очень сильно против вас.

В этот момент я поняла, что попала в настоящую ловушку. И единственный способ выбраться из нее – это начать говорить правду. Хотя бы часть правды. Потому что, если они копнут глубже, то вместо финансовых махинаций обнаружат кое-что гораздо более… интересное.

Я сглотнула, чувствуя, как пересохло в горле. Надо выкручиваться. Врать дальше бесполезно, этот Высоцкий – скала, которую не пробьешь нахрапом.

— Хорошо, — выдохнула я, поднимая взгляд на майора. — Есть кое-что, что я могла бы вам рассказать, но не уверена, что это хоть как-то поможет. Да, я знала, что у Давида есть какие-то… дела. Но я не знала, что они связаны с мошенничеством. У нас был брачный контракт, и я старалась не лезть в его финансовые вопросы. Но… он говорил о каких-то инвестициях, о возможности расширения бизнеса за границей. Я не придала этому значения, думала, обычные разговоры.

Высоцкий внимательно наблюдал за мной, не перебивая. Я почувствовала, как пот проступает на лбу, и нервно сжала руки в коленях.

— А еще… У моего мужа появилась любовница. Это я поняла, когда начались ночные звонки, сообщения и частые задержки на работе.

Я решила, что это идеальный момент, чтобы рассказать следователю про выдуманную женщину.

— Любовница? — Губы Высоцкого дрогнули, будто он только что услышал анекдот про тещу. — Интересно. А имя этой... дамы вам известно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я закусила губу, изображая стыдливую нерешительность.

— Какая-то Алиса... или Алина. — Я беспомощно развела руками. — Он скрывал, но я мельком видела переписку в его телефоне. Говорил, что это коллега по проекту...

Высоцкий медленно откинулся в кресле, пальцы постукивали по папке с делом. Его взгляд стал тяжелым, как свинец.

— Что ж, Ольга Геннадьевна, оставайтесь на связи. Мы проверим и сообщим вам результаты. А сейчас можете быть свободны.

И тут я почувствовала, как гора с плеч свалилась, да такая, что Эверест позавидует! Хотя я прекрасно понимала – это всего лишь передышка. Высоцкий не поверил ни единому моему слову, это у него на лбу написано! Но я подкинула ему новую косточку, новую ниточку, за которую он может уцепиться. И, может, это отвлечет его от более… щекотливых тем.

5 глава. Игры в шпионов

Я вышла из здания Следственного комитета, и меня тут же обдало ледяным ветром. Или это был не ветер, а мой собственный страх, пробирающий до костей? Неважно. Главное — выбраться отсюда, пока Высоцкий не передумал отпускать меня.

Я села в машину, дрожащими руками вставила ключ в замок зажигания и резко выдохнула, когда двигатель ожил.

«Ну вот, Ольга, ты влипла по самые уши. Теперь у тебя не только труп мужа на совести, но и два миллиона долларов, которые он куда-то перевел. И, судя по всему, следствие считает, что ты в этом замешана».

Мысли путались, как провода в ящике с инструментами. Давид — мошенник? Да он в жизни не смог бы обмануть даже таксиста! Но факты — вещь упрямая. Деньги ушли, а следствие намерено докопаться до истины. И если они начнут копать глубже...

«Черт, надо связаться с Сашкой!» — мелькнуло в голове. Но он теперь Юрий Жарков, где-то в Саратове, с новым номером и новой жизнью. И даже если бы он был рядом, что он мог сделать против майора Высоцкого, который смотрел на меня, как хищник на дичь?

Я резко тронулась с места, едва не задев соседний BMW.

Всю дорогу до дома я ехала на автопилоте, стараясь не думать о том, что меня ждет.

В квартире меня ждал Ярик, который с упоением строил космическую станцию из Лего со своей няней. Его смех, такой беззаботный, заставил меня на мгновение забыть о кошмаре.

— Мам, смотри, что мы с тетей Наташей сделали. Это ракета, она может лететь до Луны! — воскликнул он, размахивая пластиковым кораблем.

— Вау! Как здорово!— восторженно сказала я, натягивая улыбку до самых ушей.

Но внутри все сжималось. Я не имела представления, как выплыть из того дерьма, в котором сейчас находилась.

Проблемы прибывали в геометрической прогрессии и решить их в одиночку не было возможности.

Внезапно телефон в кармане завибрировал, заставив меня вздрогнуть. Неизвестный номер. Сердце ушло в пятки.

— Алло? — осторожно спросила я, ожидая чего угодно, но только не хороших новостей.

— Ольга Геннадьевна? — раздался женский голос, холодный и четкий. — Вас беспокоит адвокат Марина Валерьевна Соколова. Мне поручено представлять ваши интересы в деле о мошенничестве.

Я остолбенела. Откуда у меня взялся адвокат? Я никого не нанимала! Да и времени не было заниматься этим вопросом.

— Я... не понимаю. Кто вас нанял?

На другом конце провода возникла пауза. Видимо собеседница обдумывала ответ на заданный вопрос.

— Ваш муж, Давид Александрович, оставил указания в случае... чрезвычайных обстоятельств.

У меня перехватило дыхание.

«Какой еще муж? Он же мертв!»

Стояла, сжимая телефон так, будто от этого зависела моя жизнь. Голос адвоката звучал слишком спокойно, почти механически, как будто она читала заученный текст. А я же чувствовала, как пол уходит из-под ног.

— Что вы имеете в виду? — выдавила я, стараясь не выдать дрожь в голосе. — Какие «чрезвычайные обстоятельства»?

— Всё объясню при встрече, — ответила Соколова. — Сегодня в 19:00, мой офис на Тверской. Не опаздывайте.

Трубка замолчала, оставив меня в полной прострации. Я уставилась на экран, будто ожидая, что он взорвется. Мой мертвый муж оставил указания? Это какой-то бред! Либо же он что-то натворил и готовил реальный побег, но ради сына решил и мне жопку прикрыть.

«Нет, Ольга, не накручивай себя», — прошептал мой внутренний голос. Но от этой мысли стало только хуже.

— Мам, ты чего? — Ярик дернул меня за рукав, прервав мой внутренний диалог. — Привидение увидела?

Я натянула улыбку, погладив его по голове.

— Просто устала, солнышко. Давай-ка закончим твою ракету, а потом я тебе печенье испеку.

Ребенок тут же забыл о моей странности, увлеченно вернувшись к строительству. А я? Я была в эпицентре шторма.

— Наташ, ты не против остаться подольше? — обратилась я к няне. — Мне срочно нужно отлучиться.

— Конечно, Ольга Геннадьевна, — кивнула она, даже не спрашивая подробностей.

Через час я уже мчалась по городу, прокручивая в голове все возможные варианты. Может, это какая-то подстава? Ловушка, расставленная Высоцким, чтобы добить меня окончательно? Или Сашка что-то устроил? Но как он мог знать про адвоката, если мы даже не обсуждали эту тему?

Офис незнакомки оказался в одном из тех стеклянных небоскребов, где даже воздух пахнет деньгами. Лифт поднял меня на 25-й этаж, и я очутилась перед дверью с табличкой «Легион Права».

Внутри было тихо и пусто. Ни секретарей, ни клиентов — только длинный коридор и полуоткрытая дверь в конце.

Я постучала.

— Войдите, — раздался тот же холодный голос.

Кабинет был огромным, с панорамными окнами, за которыми мерцал вечерний город. За массивным дубовым столом сидела женщина лет сорока с идеально собранными в пучок волосами и взглядом, который, казалось, просверливал меня насквозь.

— Ольга Геннадьевна, — она жестом пригласила меня сесть. — Рада, что вы нашли время.

Я опустилась в кресло, чувствуя, как подушки мягко обволакивают меня. Но расслабляться было рано.

— Объясните, что происходит, — потребовала я, стараясь не дрожать. — Кто вас нанял?

Соколова медленно открыла папку перед собой.

— Ваш муж, Давид Александрович, три месяца назад оформил доверенность на мое имя. В случае его исчезновения или смерти я обязана защищать ваши интересы.

У меня перехватило дыхание.

— Он... он знал, что может исчезнуть?

Адвокат усмехнулась, но в ее глазах не было ни капли веселья.

— Ольга Геннадьевна, ваш муж был вовлечен в дела, о которых вы, судя по всему, даже не догадывались.

Она достала конверт и протянула мне.

— Это для вас.

Я замерла, держа конверт в дрожащих пальцах. Бумага была плотной, с золотым тиснением — явно не из категории «купил в киоске».

Я вскрыла конверт, словно бомбу замедленного действия. Внутри оказался ключ. Ключ? Серьезно? Мой покойный муж, вместо какой-нибудь записки с душераздирающим признанием, оставил мне…ключ? Да он, похоже, даже после смерти умудряется меня троллить!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И что мне с этим делать? Открыть портал в Нарнию? — съязвила я, чувствуя, как нервы натягиваются, словно струны гитары.

Соколова даже бровью не повела на мой сарказм. Железная леди, да и только!

— Это ключ от банковской ячейки. Там вы найдете информацию, которая поможет вам разобраться в ситуации. И, возможно, докажет вашу невиновность.

Я уставилась на ключ, словно он мог заговорить и выдать мне все тайны мироздания. Банковская ячейка! Вот оно что! Давид, видимо, решил сыграть в шпионов даже после смерти! Ну, что ж, играем по его правилам!

— И где находится эта ячейка? В Швейцарии? На Каймановых островах? Или он закопал ее под дубом в парке Горького? — продолжила язвить я, не в силах сдержать саркастическую усмешку. Обычно я так себя не веду, но нервы мои на пределе.

Соколова невозмутимо назвала адрес банка в центре Москвы. Ну, хоть тут без сюрпризов. Обычный банк, ничего экзотического.

— Отлично! Значит, завтра же с утра отправляюсь на поиски сокровищ, — проговорила я, пряча ключ в карман своего клатча.

Прямо Индиана Джонс в юбке! Только вместо хлыста — дизайнерская сумочка, а вместо древних артефактов — шанс не загреметь за решетку.

Визуализация главных героев

Громов Ярослав Давидович (5 лет)

Громова Мария Ивановна (68 лет)

Соколова Марина Валерьевна (39 лет)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

6 глава. Наследство от бывшего

Я ввалилась домой без пятнадцати десять, как выжатый лимон после марафонского забега в ластах. Ярослав мирно посапывал в своей комнате, а я… а я чувствовала себя так, словно меня пропустили через мясорубку! Этот день высосал из меня все соки, особенно "душевная" беседа со следователем. И знаете что? У меня маниакальное ощущение, будто этот Высоцкий, прости господи, не просто дышит мне в спину, а прикрутил к ней пропеллер и летает за мной по пятам! Паранойя? Может быть. Но, как говорится, если тебе кажется, что за тобой следят - возможно, тебе просто нужно сменить шторы!

Я рухнула на диван, как мешок картошки, и уставилась в потолок, пытаясь собрать мысли в кучу. Ключ от ячейки обжигал карман, словно раскаленный уголь. Завтра. Завтра – день икс. День, когда я узнаю, во что вляпался мой покойный супруг и, самое главное, как выпутаться из этой передряги.

Но пока что нужно было хоть немного поспать, иначе завтра я буду похожа на зомби, сбежавшего с утренника в детском саду. Я забрела в ванную, смыла с лица остатки макияжа и натянула старую футболку, которая была мне велика на пару размеров. Ну и пусть! Зато удобно! А сегодня комфорт – мой главный приоритет.

Утро началось с противного писка будильника, который настойчиво требовал моего внимания. Я проклинала все на свете, особенно того человека, который придумал эту пытку.

С трудом разлепив глаза, я выползла из постели и поплелась на кухню за дозой кофеина.

Кофе, как всегда, оказался жидкой бурдой, но хотя бы горький. Я глотнула, морщась, и уставилась на ключ, лежащий рядом с тостером. Блестящий, холодный, будто насмехающийся. «Ну что, Оленька, готова к квесту?» — мысленно передразнила я себя.

Первым делом — отправить Ярослава в сад. Няня Наташа, благослови её небеса, уже ждала у двери с сумкой, набитой бутербродами и яблоками.

— Мам, а сегодня мы будем строить крепость? — спросил сын, завязывая шнурки с сосредоточенным видом сапёра.

— Конечно, солнышко. Самую неприступную! — выдавила я улыбку, целуя его в макушку.

Как только дверь закрылась за ними, я приступила к сборам.

В зеркале на меня смотрела женщина, решительно настроенная превратить этот день из кошмара в комедию. Надела свои любимые джинсы, удобные кроссовки и кожаную куртку – образ городской амазонки, готовой к любым приключениям! Главное – не забыть ключик! Я чуть не выскочила из штанов, когда чуть не забыла его в ванной! Так, Ольга, соберись! Ты – мать, женщина и потенциальный узник, так что у тебя нет права на ошибку.

До банка я долетела, как на крыльях. Ну, почти. Пробки в Москве – это отдельный вид ада, но сегодня мне везло, как утопленнику! Нашла место для парковки прямо напротив входа – вот это удача! Чувствую, сегодня звезды на моей стороне! Внутри банк сиял чистотой и пах деньгами (или это просто мои мечты?). Я подошла к стойке информации, улыбнулась, как голливудская звезда, и заявила, что мне нужна банковская ячейка.

Клерк, утомленная жизнью и ипотекой, посмотрела на меня с подозрением, будто я собираюсь ограбить банк прямо сейчас. Но, увидев мой паспорт и ключ, ее лицо немного смягчилось. Видимо, банковские ячейки – это не ее зона ответственности. Она проводила меня в небольшую комнату с железными дверями и кучей ячеек, похожих на шкафчики в раздевалке спортивной школы. "Вот ваша ячейка, номер 27, откройте и делайте что хотите, только не вздумайте взрывать!" - как бы говорили ее глаза.

Вставив ключ в замок, я почувствовала легкую дрожь. Что там, внутри? Деньги, драгоценности, компромат на президента? Или просто старые носки Давида?

Повернув ключ, я открыла дверцу и… чуть не упала в обморок! Внутри лежал толстый конверт, перевязанный красной ленточкой, и флешка, подозрительно блестевшая в полумраке.

Я схватила конверт и флешку, закрыла ячейку и выскочила из банка, как ошпаренная. Нужно было срочно найти место, где можно спокойно изучить содержимое этого "клада".

Я запрыгнула в машину, завела двигатель и помчалась в ближайшее кафе. Кофе, круассан и тайна века – вот что мне было нужно для полного счастья!

Усевшись за столик в углу, я достала конверт и разорвала ленточку. Внутри лежали фотографии, документы и… письмо! Написанное почерком Давида, таким знакомым и таким далеким. Я развернула письмо и начала читать, затаив дыхание.

Каждое слово, каждая строчка были как удар под дых. Мой муж… был не тем, кем казался. Он был вовлечен в какую-то темную историю, связанную с крупными деньгами и опасными людьми. И теперь я – его наследница, его "приз", его "бомба замедленного действия"!

Письмо дрожало в моих руках, буквы расплывались от слез, которые я даже не заметила. Давид писал о чем-то большем, чем деньги. О людях, которые «помогали» ему, о схемах, которые оказались ловушкой. О долге, который теперь висел на мне.

«Дорогая Олечка, если ты читаешь это письмо, значит всё кончилось не так как я предполагал. Наше с тобой расставание было одним из этапов моего плана, чтобы обезопасить тебя и сына. Я не хотел впутывать вас в это безумие, но, видимо, выбора у меня не осталось. На флешке – вся информация, которая тебе понадобится, в конверте лежат деньги и пакет акций. Не доверяй никому! Даже себе! И помни, Ярослав – самое главное, что у тебя есть. Береги его, как зеницу ока. Я люблю вас обоих больше жизни…»

Письмо выпало из дрожащих пальцев, упав на стол с легким шорохом. Кофе остыл, круассан так и остался нетронутым, а в голове гудело, будто рой разъяренных шершней.

«Давид... планировал наш скандал? Серьезно? Так ещё и "наследство" оставил после себя, к которому инструкция, к сожалению, не прилагалась.»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

7 глава. Не виртуальная, а живая

Я сидела в кафе, словно прикованная к стулу, пока вокруг кипела жизнь. Посетители смеялись, официантки сновали между столиками, а я держала в руках ключ от ада, завернутый в обычный конверт.

Первым делом — домой. Нужно было посмотреть, что на этой проклятой флешке. По дороге я десять раз проверяла, не следит ли за мной тот самый BMW с тонированными стеклами. Переступив порог квартиры, я первым делом ринулась к ноутбуку, не удосужившись разуться. Вставила флешку в разъем и приступила к изучению содержимого.

Папки с названиями вроде «Проект Арес» и «Код 451» выглядели так, будто Давид решил поиграть в шпиона. Внутри — схемы, переписки, контракты... И фотографии. Много фотографий. Люди в костюмах, встречи в полутемных помещениях, знакомые лица из новостей.

— Боже... — прошептала я, листая слайды. Давид был не просто инженером. Он был связующим звеном в сети, которая тянулась к самым верхам. Деньги, технологии, политика. И все это прикрывалось его «гениальными разработками».

Тут же всплыло имя «Арес» — проект, связанный с искусственным интеллектом для военных целей. Давид продавал его за границу, обходя санкции. Два миллиона долларов — это лишь верхушка айсберга. А я, дура, верила, что он ночами паял микросхемы для роботов-уборщиков!

Внезапно раздался звонок. Неизвестный номер. Сердце заколотилось, как сумасшедшее.

— Алло? — голос дрожал, но я старалась звучать твердо.

— Ольга Геннадьевна, — узнала я ледяной тон Высоцкого. — Мы проверили вашу информацию. Нам есть о чем поговорить с вами.

— Я... я сейчас занята, — попыталась увернуться я, глядя на экран с фото Давида и человека в форме с орденом на груди.

— Либо вы приходите ко мне, либо я приеду к вам.

Я похолодела. Высоцкий, как назло, заговорил голосом, от которого мурашки по коже бегут стадами!

Я выругалась про себя так, что покраснели бы даже грузчики.

«Ну вот и приехали! Не успела я размотать клубок, как меня уже за него дергают!» – подумала я, стараясь унять дрожь в руках. «Спокойствие, Оленька, только спокойствие! Ты же сильная, со всем справишься!»

— Хорошо, Кирилл Андреевич, — выпалила я в трубку, стараясь придать голосу уверенности. — Буду через час.

Бросив трубку, я почувствовала себя загнанной в угол крысой. Час. У меня всего час, чтобы хоть как-то прикрыть свой тыл. Первым делом – флешку в надежное место. Но куда? Не дома – это очевидно. Вспомнилась старая книга, спрятанная на антресолях. "Война и мир".

Кто бы мог подумать, что она станет хранилищем секретов?

Быстро переодевшись, я выскочила из квартиры. По дороге написала Наташе, няне Ярослава, чтобы она задержалась с ним в парке. Не хотелось, чтобы сын видел меня в таком состоянии.

Я неслась по улицам Москвы, словно угорелая, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Встреча с Высоцким не предвещала ничего хорошего. Он был хищником, а я – его добычей. Нужно было срочно придумать, как выжить в этой игре.

Добравшись до здания Следственного комитета, я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это место излучало власть и опасность. Глубоко вздохнув, я вошла внутрь, стараясь сохранять невозмутимый вид.

Майор Высоцкий встретил меня тем же ледяным взглядом, но в уголке его губ играла едва заметная усмешка — будто кот, нашедший мышь в мышеловке.

— Ольга Геннадьевна, — начал он, медленно листая папку. — Вы помните свою историю про любовницу мужа? Так вот, мы нашли ее и опросили.

Пока я прибывала в немом шоке от новости, следователь достал из какой-то папки фотографии и показал их мне.

— Знакомьтесь: Оксана Анатольевна Черняц. 23 года, студентка МГУ.

Майор Высоцкий бросил фотографии на стол, будто игральные карты в покере. Я уставилась на снимки, пытаясь понять, не галлюцинирую ли я.

«Давид с девушкой? Настоящей, живой, а не виртуальной куклой из фейкового инстаграма?»

Его рука на её плече выглядела так естественно, словно он всю жизнь только тем и занимался, что гладил брюнеток по спине.

«Чёрт, что это? Неужели мой муж действительно изменял мне или это часть плана Сашки?» — пронеслось в голове. Но друг был в Саратове, а я — тут, в кабинете следователя, чей взгляд прожигал меня насквозь.

Во мне бесчинствовал шторм: предательство хлестало, гнев рвал на части, а непонимание душило. Но истерика – непозволительная роскошь. Высоцкий ждал, словно стервятник, а я не собиралась кормить его своей слабостью.

На фотографии Давид обнимал эту… Оксану. Ее улыбка – кричащая, приторная, как жвачка из дешевой рекламы. В глазах Давида – пустота, то же выражение, с каким он когда-то выбирал со мной оттенок обоев для гостиной. Будто все в порядке. Будто никакой измены.

«Вот оно что, – пронзило сознание. – Значит, ты увлекался не только железяками. Или это тоже часть твоего гениального, тщательно спланированного спектакля?»

Майор Высоцкий наблюдал за мной с волчьим вниманием, готовый вцепиться в горло при малейшей слабине. Его пальцы отбивали нервную дробь по столу, словно отсчитывая секунды до моего падения.

— Ну что, Ольга Геннадьевна? — в голосе сквозила фальшивая патока. — Узнаете?

Собрав остатки самообладания, я обуздала бурю внутри.

«Предатель! Лжец!»– эти слова рвались наружу, но я проглотила их, как горькую пилюлю. Сейчас главное – не выдать себя и понять, что за игру ведет Высоцкий.

— Нет, — произнесла я, нарочито расслабив плечи. Голос звучал почти спокойно, скрывая кипящий внутри ад. — Вижу ее впервые.

Высоцкий прищурился, словно рентгеном просвечивая мой фасад в поисках трещин. Его пальцы медленно скользнули по фотографии, оставив на глянце еле заметный след.

— Любопытно… А она утверждает, что у них был роман, целых полгода. Говорит, ваш муж обещал на ней жениться.

Я фыркнула, скрестив руки на груди. Сердце бешено колотилось, рвалось наружу, словно птица из клетки.

— Жениться? На студентке? Вы шутите, Кирилл Андреевич.

Следователь откинулся на спинку кресла, оценивающе меня изучая. Его взгляд зацепился за мои руки, сжатые в побелевшие кулаки, и я резко разжала пальцы, словно коснулась раскаленного железа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ваше право – верить или нет, но девушка утверждает, что ваш муж внезапно порвал с ней неделю назад, перед своим исчезновением. И больше не выходил на связь. Отсюда можно сделать вывод, что Давид Александрович пропадает не со своей любовницей в обнимку.

Визуализация главных героев

Хочу поделиться с вами артом Кирилла и Ольги

Ну какая шикарная пара. Я прям с них тащусь)

Что ж... хорошего понемножку, а мы продолжаем нашу историю!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

8 глава. Дьявол, вылезший из глубин ада

Беда, как назло, не приходит одна! Кажется, я не просто перешла дорогу той черной кошке с пустым ведром, а станцевала на ее могиле под аккомпанемент падающей звезды! Иначе чем объяснить этот душераздирающий парад неудач, обрушившийся на мою и без того несчастную головушку?! За какие такие прегрешения мне уготована эта эпическая битва с вселенским отчаянием? Может, правда, стоит эксгумировать бедного Давида и уже по-человечески его упокоить?

Чёрт… голова идёт кругом! И как вишенка на торте – Санек исчез где-то в своих саратовских степях.

Я сидела в кабинете Высоцкого, чувствуя, как стены надвигаются, словно алчные стервятники. Фотографии Давида с этой… Оксаной, разложенные на столе, кричали громче любого приговора. Но где правда, а где изощренная ложь? Мой муж, внезапно «уставший» от брака, оказался по колено в какой-то мутной афере, где измена и обман – всего лишь пешки в чужой, жестокой игре. Не удивлюсь, если он и смерть свою подстроил моими руками. Давид ведь знал мой вспыльчивый характер, все-таки десять лет в браке жили бок о бок.

— Ольга Геннадьевна,— баритон Высоцкого вырвал меня из пучины мыслей. — Вы что-то недоговариваете. И мне это совсем не нравится.

Я вскинула голову. Его взгляд был острым, как бритва.

— Мне нечего скрывать,— процедила я, судорожно сжимая кулаки. — А вот мой муж, видимо, скрывал слишком многое.

Высоцкий усмехнулся, будто сорвал джекпот.

— Вот мы и добрались до сути, — мужчина неспешно захлопнул папку.— Ваш муж был не просто инженером. Он работал на людей, которые не любят лишнего шума. И теперь эти люди крайне заинтересованы в его местонахождении. Или в том, что он оставил после себя.

Сердце ухнуло куда-то в район пяток.

«Флешка. Документы. Конверт».

В голове, как назойливая реклама, крутились обрывки воспоминаний.

— Я не понимаю, о чем вы, – прошептала я, но голос предательски дрогнул.

— Не испытывайте мое терпение.

Его «Не испытывайте мое терпение» повисло в воздухе, как пороховая гарь после выстрела. Но не слова заставили меня застыть.

Взгляд.

Он подался вперед, и вдруг я ощутила не только холодную угрозу. Его глаза – стальные, серые, как заточенное лезвие – вдруг изменились. Это был уже не взгляд следователя на подозреваемую. Это был взгляд мужчины… на женщину.

Смотрят так, будто хотят раздеть до костей.

Не просто оценивающе, а… принимающе. Словно я уже стою перед ним обнаженная, словно он чувствует дрожь под кожей. В уголках губ – тень опасной улыбки. Не той, что дарят в постели. А той, что шепчет: «Я сломаю тебя, и тебе это понравится».

И самое отвратительное? Мне вдруг стало жарко.

Не от животного ужаса. От чего-то другого, тёмного, что заворочалось внизу живота даже когда разум вопил "Беги!".

Он это почувствовал.

Видно, я дрогнула или зрачки предательски расширились, но его веки чуть прикрылись, будто он что-то понял, разгадал. И тогда пальцы Высоцкого, медленно, почти ласково, скользнули по краю стола.

— Вы плохо скрываете свои эмоции, Ольга, – прошептал он тише.

Меня словно окатили ледяной водой. Нет, ну это уже ни в какие ворота! Мало того, что муж – покойник, по уши в криминале, так еще и этот… Высоцкий, возомнил себя покорителем женских сердец! Да я скорее стану монахиней, чем дам ему хоть единый шанс! Хотя… признаюсь честно, чертовски привлекательный мерзавец. Словно дьявол, вылезший из глубин ада, чтобы предложить самое соблазнительное искушение.

— Ошибаетесь, следователь, — выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал твердо и уверенно. — Я просто устала. Устала от лжи, предательства и бесконечных вопросов.

Я резко встала, отодвинув стул, и направилась к окну. За стеклом серое небо хмурилось над городом, словно разделяя мое отчаяние. Нужно взять себя в руки. Не позволить этому хищнику почувствовать мою слабость.

— Не стоит злить меня, — его голос прозвучал совсем рядом, заставив вздрогнуть. Я почувствовала его присутствие, обжигающее, как электрический разряд. — Мне не впервой выбивать правду. И поверьте, методы у меня… разнообразные.

Я обернулась, с вызовом глядя ему в глаза.

— Попробуйте. Но боюсь, единственное, чего вы добьетесь – это моего презрения. И, возможно, судебного иска за превышение полномочий.

Он усмехнулся, медленно покачав головой.

— Судебного иска? – Высоцкий хохотнул, звук раскатился по кабинету, словно гром среди ясного неба. — Ольга Геннадьевна, вы прелестны в своей наивности! Думаете, кто-то станет копаться в моих превышениях, когда на кону жизни людей и кое-что… гораздо более ценное?

Его слова задели за живое. И дело было даже не в угрозе. В его голосе сквозило что-то… личное. Будто он, этот каменный следователь, внезапно сбросил маску, и я увидела проблеск чего-то настоящего. Или мне просто хотелось это увидеть? Черт бы побрал эти гормоны!

— Вы забыли, с кем разговариваете, Я не ваша подозреваемая. И если вы думаете, что сможете запугать меня своими «методами», то сильно ошибаетесь.

Высоцкий медленно приблизился, его тень накрыла меня, как черное облако. Он пахнул дорогим парфюмом с нотками кожи и чего-то опасного, что заставляло сердце биться чаще.

— Ольга,— прошептал он, наклоняясь так близко, что я почувствовала тепло его дыхания на щеке.— Я не хочу вас запугать. Я хочу, чтобы вы мне доверились.

Его слова прозвучали почти нежно, но за этим скрывалась стальная хватка хищника. Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Довериться? — фыркнула я. — После того, как вы швырнули мне в лицо фото его любовницы? Очень мило.

Он отступил на шаг, но его глаза не отпускали меня.

— Это не просто фото, Ольга. Это фото девушки, которую час назад выкрали из собственной квартиры, пока вы спокойно ехали сюда. И я почти уверен, что те, кто забрали ее, теперь ищут вас.

Ледяная волна ужаса прокатилась по спине.

— К-как это выкрали?– только и смогла я выдавить, сквозь образовавшийся ком в горле.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ваш муж был связан с людьми, которые не оставляют следов. И если они думают, что вы что-то знаете... — он сделал паузу, давая словам осесть. — Вам нужна защита. Моя защита.

9 глава. (Без)опасное место

Я стояла, вжавшись спиной в стену, будто пыталась раствориться в обоях с цветочным узором. Глаза Высоцкого сверлили меня, и в них читалось что-то... странное. Не просто холодный расчет, а почти азарт. Как будто он не только ловит преступницу, но и играет со мной в какую-то извращенную игру.

— Защита? — мой голос прозвучал хрипло, будто я только что пробежала марафон. — И что, вы предлагаете мне стать вашей... информаторшей? Или, может, личной игрушкой?

Его губы дрогнули в едва уловимой ухмылке.

— Ольга, Ольга... — он покачал головой, словно разочарованный учитель. — Вы всё усложняете. Я предлагаю вам выжить.

Он сделал шаг назад, давая мне пространство, но его взгляд оставался прикованным ко мне, как будто я была последней загадкой, которую он жаждал разгадать.

— У вас есть два варианта, — продолжил он, складывая руки за спиной. — Первый: вы уходите отсюда, и через сутки вас находят в Москве-реке с перерезанным горлом. Второй: вы сотрудничаете со мной, и я гарантирую, что вы и ваш сын останетесь в живых.

Сердце заколотилось так сильно, что я боялась, он услышит его стук.

Нельзя допустить, чтобы Ярослав пострадал. Мысль о том, что его могут тронуть, заставила меня содрогнуться.

— А если я выберу третий вариант? — прошептала я, подняв подбородок. — Например, исчезну сама и заберу сына так, что никто не найдет?

Высоцкий рассмеялся — низко, хрипло, будто делился со мной какой-то пошлой шуткой.

— Милая моя, — он наклонился ко мне, и его дыхание обожгло мою кожу, — вас уже ищут. И это не только я.

От его слов по спине побежали мурашки.

«Значит, они уже в курсе про мой визит к адвокату.»

— Ладно, — я резко выдохнула, отстраняясь. — Допустим, я соглашаюсь. Что дальше? Вы поселяете меня в безопасном месте, даете новую личность, а сами копаетесь в моей жизни, пока я не стану вам не нужна?

— Примерно так, — кивнул он, и в его глазах мелькнуло что-то, отчего мне стало еще жарче. — Только с одним уточнением: я не просто буду копаться. Я буду защищать. Лично.

Я закатила глаза.

— О боже, да вы романтик, Кирилл Андреевич! — я сделала шаг к двери, но он перехватил мою руку. Его пальцы обхватили запястье — крепко, но не больно.

— Ольга, — его голос стал тише, почти интимным. — Вы умная женщина. Но сейчас вам нужно перестать бороться и начать думать.

Я вырвала руку, но не ушла. Потому что он был прав.

— Хорошо, — прошептала я. — Но у меня есть условия.

— Какие?

— Во-первых, мой сын в безопасности. Абсолютной. Во-вторых, я не стану вашей марионеткой. Если я помогаю — то только на своих условиях.

Он задумался на секунду, потом кивнул.

— Договорились.

— И еще одно, — я прищурилась. — Если я узнаю, что вы ведете двойную игру используя меня... я вас лично пристрелю.

Этот черт снова рассмеялся, демонстрируя свои идеальные белоснежные зубы.

— Ольга Геннадьевна, — он покачал головой, — вы — единственная женщина, которая угрожает мне, когда ей предлагают спасти жизнь.

— Привыкайте.

— Привыкну, — усмехнулся Высоцкий. — У меня плохой вкус к женщинам. Меня, знаете ли, тянет к тем, кто с характером.

— Ладно, Кирилл Андреевич, — процедила я, отстраняясь от него ровно настолько, чтобы не чувствовать его дыхание на своей коже. — И не смейте меня больше называть милой. Ясно?

Высоцкий усмехнулся, но кивнул. Его пальцы легли на мое плечо, будто случайно, и я резко дернулась, словно его прикосновение обожгло.

— Не бойтесь, Ольга, — он убрал руку, но взгляд его оставался прикованным ко мне. — Я не склонен к сантиментам.

— Вот и отлично. — Я перевела дыхание, пытаясь вернуть контроль над дрожью в коленях. — Где безопасное место? Или вы планируете устроить мне экскурсию по подвалам вашей конторы?

— Подвалы — это слишком банально. У меня есть квартира. Неприметная, без любопытных соседей. Там вы с сыном переночуете, пока я разберусь с вашими... поклонниками.

Мужчина вернулся к своему столу, достал из ящика ключи и, быстро написав адрес на листке, протянул ее мне.

— Как только выйдешь отсюда, сразу езжай за сыном, а после сюда. Лишний раз нигде не светитесь. Если что-то нужно, позвони мне - я все привезу.

Я взяла ключи и записку, чувствуя, как внутри нарастает ком тревоги. Всё происходило слишком стремительно, что у меня не оставалось времени подумать о своих действиях. Но выбора у меня не было. Ярослав - вот, что имело значение, а ещё не допустить то, чтобы Высоцкий узнал о скелете в моем шкафу, а точнее в выкопанной яме.

— Хорошо, — сказала я, стараясь придать голосу уверенность. — Тогда я поехала.

Я вышла из кабинета, чувствуя на себе прожигающий взгляд в спину. Но я не стала оборачивать, а просто направилась прочь из этого места.

Дорога до сада заняла вечность. Ярослав, увидев меня, бросился в объятия, радостно тараторя о новом роботе из Лего. Его беззаботность и простые вопросы об отце заставляли внутренние шестеренки работать в полную силу. Было сложно объяснить пятилетнему ребенку почему папа уехал в командировке, а теперь предстояло сказать ему о внезапной ночевке в другом месте. Детская психика — не резиновая.

— Слушай, солнышко, сегодня ночуем в гостях! — выдавила я улыбку. — У… друга мамы есть крутой дом с секретными комнатами!

— Как в шпионском фильме? — глаза ребёнка загорелись.

— Именно! — я погладила его по голове, глотая вину.

Квартира Высоцкого оказалась не «неприметной», а роскошной — пентхаус с панорамными окнами, откуда Москва светилась, как новогодняя ёлка. Ярик ахнул, бросившись исследовать огромную гостиную.

— Мам, тут даже лифт внутри дома! — крикнул он, исчезая в коридоре.

Я устало опустилась на диван, наблюдая, как сын с восторгом изучает новую территорию. Пентхаус Высоцкого кричал о богатстве и власти, что совсем не вязалось с образом неприметного убежища. Скорее, это была демонстрация силы, способ показать, кто тут главный. Да и вообще, откуда у обычного следака такие деньги?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но думать об этом сейчас не было времени. Нужно было продумать план, как выбраться из этой западни, пока Высоцкий не начал копать глубже. Он слишком проницателен, и рано или поздно он докопается до истины, а этого нельзя допустить.

10 глава. Высоцкий Кирилл Андреевич

— Кирилл Андреевич, тут вам дело по Громову передали. Не посмотрите?— робкий голос помощника еле слышно прорезал тишину кабинета, а в мою сторону потянулась тоненькая папка.

— Арс, отвали. Скинь Олегу, пусть развлекается. Мне сейчас не до этого,— отмахнулся я, даже не взглянув на него. Знал, какое у него сейчас жалостливое выражение лица. Еще бы… Олег его пошлет куда подальше, и так будут пинать, пока кто-нибудь из нас не снизойдет до простых смертных дел.

Статья 153, часть 4 – «Мошенничество в особо крупных размерах».

— Арс, ты же знаешь, я таким не занимаюсь. Зачем принес?

— Но там…

— Что «там»? Бизнесмен в очередной раз бабки отмыл, и пострадавшие пишут слезные письма? Он обанкротится, мы его в СИЗО на пару месяцев, до суда, а дальше…

— А дальше – подписка о невыезде и исправительные работы,— закончил он за меня, прекрасно понимая всю гнилость этой системы.

— Вот именно. Потому что он, конечно же, поделится с нашими ребятами. Все, иди. Не выноси мне мозг.

Арсений тяжело вздохнул, прижимая папку к груди, а я вернулся к отчету по недавнему делу. Но мальчишка не уходил. Завис над душой и молча сверлил взглядом, как я стучу по клавишам.

— Арс! Достал! Что стоишь? Проваливай из кабинета!

— Кирилл Андреевич, мы пытались связаться с Громовым три дня, но он игнорирует звонки. Ему на почту отправлена явка, но…

— Да блядь! Естественно, мужик гасится. Кто в здравом уме добровольно на допрос пойдет? Ордер на арест, трясти родственников… все по протоколу. Тебя учить надо элементарным вещам?

Тут даже мое ангельское терпение лопнуло, и я все же посмотрел на этого бедолагу, которому на вид больше двадцати и не дашь. Зеленый еще совсем, только после учебы, набирается опыта. Не карьерист, каким я был в его годы. Нет… совсем нет. У него дорога прямая и короткая. Не выживет среди акул. Чтобы ею стать, надо глотки грызть, по головам идти. А этот слишком мягкий, слишком робкий… как мямля. Терпеть таких не могу! На дух не переношу, но терплю из уважения к руководству, хотя я на них с высокой колокольни…

Я настолько охуевший ферзь, что мне и слова никто не скажет, почему я вместо формы ношу дорогие костюмы.

— Нет, не надо. Просто…

— Сложно, Арс! Очень сложно! За год ты ни одного дела не раскрыл, только подсовываешь всякую хрень занятым людям. Мне что, больше делать нечего?

Арсений занервничал, начал теребить папку, и та, не выдержав, выскользнула из его корявых рук. Бумаги разлетелись по кабинету.

— Ну ебаный в рот! Арс!— он начал судорожно собирать листы, но один завалился ко мне под стол. Наклонился, чтобы помочь этому недоразумению, и взгляд упал на фотографию из паспорта.

Мельком пробежался по данным: Громова Ольга Геннадьевна, тридцать лет. По черно-белой фотографии толком не разберешь, но даже на распечатке баба выглядит весьма привлекательно.

Пожалуй, я пересмотрю свое решение и возьмусь за это дельце самолично.

— Документы на стол и вон,— отрезал я.

Арсений завис, словно поймал столбняк. Тупо уставился на меня, теребя папку в руках. Кажется, он даже не сразу осознал смысл сказанного.

— Я сказал: положил и вышел!— рявкнул я на этого идиота.

Парень аж подпрыгнул от неожиданности, снова уронив документы на пол.

Ну что за кретин…

Кажется, на этот раз придурок все услышал и понял, судя по багровому лицу и затравленному взгляду побитой дворняги.

Наконец, собрав все бумаги, он положил их на стол и пулей вылетел из кабинета.

Я взял папку и бегло пролистал материалы, нашел описание и фото Ольги.

Вроде обычная девушка, но сука цепляет чем-то. Сразу сработала бойцовская стойка. Просто понимаю, что хочу её. Первобытный собственник внутри меня вопит во все горло: "Это Моё!"

Я откинулся в кресле, барабаня пальцами по столешнице. Моё, значит моё. И плевать, что она подозреваемая в мошенничестве. Я разберусь, выверну наизнанку, но сделаю так, чтобы она была моей. Пусть даже для этого придется немного прикрыть глаза на некоторые детали дела. В конце концов, кто мне помешает?

Надо узнать о ней все. Где живет, с кем общается, что любит. Арсу поручу собрать максимум информации, пусть хоть раз принесет пользу. А пока… надо набрать ее номерок и пригласить на допрос.

— Это Ольга Геннадьевна Громова?— в трубке воцарилось молчание.

— Да… — прозвучал неуверенный, но чертовски приятный шепот.

— Вас беспокоит майор юстиции Высоцкий Кирилл Андреевич из следственного комитета. В отношении Громова Давида Александровича возбуждено уголовное дело.— говорю я спокойно и уверенно, как удав, завораживающий кролика. Посмотрим, как она держит первый удар.

— А что собственно случилось?— судя по голосу, там – паника, и это забавно.

– Ваш муж обвиняется по части 4 статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации. Мошенничество в особо крупном размере— думаю, это нокаут для неё.

— Я... я ничего не знаю. Да и не в курсе его дел.

Да, точно нокаут, нужно ее добить и выманить сюда, хочу уже увидеть ее вживую, поиграем немного…

— Тем не менее, вам необходимо явиться для дачи показаний. Сегодня, в 15:00 — произношу я безапелляционно. Хочет она того или нет, она приедет ко мне.

— Хорошо, я приеду к назначенному времени.

Ну вот и отлично, мышка попалась в мышеловку, теперь ей уже не вырваться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

11 глава. Потерпевшая или соучастница?

Я положил трубку и усмехнулся. Голос у неё — как шёпот сквозь зубы, но с ноткой стали. Не та, что сломается сразу. Интересно. Обычно жёны таких, как Громов, либо в истерику бьются, либо в панике сливаются. А эта... держится. Ну что ж, посмотрим, как долго.

Арсений, будто тень, замер у двери, ожидая указаний.

— Всё, свободен, — бросил я, даже не глядя в его сторону.

— Но... а дело? — он не уходил, топчась на месте, как щенок, которому кинули кость, но не разрешили её грызть.

Я медленно поднял взгляд.

— Арс, если ты сейчас же не исчезнешь, я отправлю тебя разбирать архив за 90-е. Вручную.

Он побледнел и тут же ретировался.

Кабинет снова погрузился в тишину, нарушаемую только тиканьем часов на стене. Я развернул папку с делом Громова и пробежался по данным. Давид Александрович — инженер, предприниматель, якобы гений микроэлектроники. А по факту — очередной жулик, который решил, что может обвести вокруг пальца не тех людей. Два миллиона долларов — сумма, за которую убивают. Или исчезают.

Но меня интересовала не его судьба, а её. Ольга Геннадьевна.

Фотография в деле — чёрно-белая, но даже на ней видно: женщина с характером. Губы плотно сжаты, взгляд прямой, без страха. Цвет волос не определить по снимку, но я почему-то уверен что рыжие. Собранные в хвост, будто пламя, готовое вспыхнуть в любой момент.

Я откинулся в кресле, представив, как она войдёт в кабинет. Как попытается сохранить холодную маску, но дрожь в пальцах выдаст её. Как её глаза будут метаться, ища слабину в моей броне.

А слабины нет.

Я привык ломать людей. Это моя работа, моё ремесло. Но с ней… хотелось сыграть в другую игру.

Часы пробили три.

Дверь открылась, и она вошла.

Не спеша, не суетясь, будто зашла в кафе, а не в кабинет следователя. Одета просто — джинсы, белая блузка, кожаная куртка. Но даже это не скрывало её фигуры.

Глаза — зеленые, как майская листва после дождя, но с острыми осколками льда, затаившимися в самой глубине. Взгляд — острый, как лезвие.

Рыжие волосы, как я и предполагал, собраны в небрежный, нарочито небрежный хвост, словно ей совершенно плевать на то, какое впечатление она производит. Такая женщина не боится показаться несовершенной. Это её оружие.

— Садитесь, Ольга Геннадьевна, — произнес я, смакуя её едва заметную реакцию — зрачки на мгновение сузились от раздражения. Она терпеть не могла, когда её называли по имени-отчеству. Это был мой маленький укол, проверка на прочность.

Опустившись в кресло, Ольга не отрывала от меня своего взгляда, словно пыталась проникнуть в мои мысли, разгадать все мои намерения сквозь броню дорогого костюма. Её запах — тонкая смесь лаванды и чего-то острого, почти первобытного, как чёрный перец, — ударил в нос, вызывая странное возбуждение. Не навязчивый парфюм. Просто она. Натуральная, неподдельная, ничем не приукрашенная. Как дикая пантера, загнанная в клетку, но не сломленная, готовая в любой момент броситься в бой.

— Ваш муж, — начал я, небрежно перелистывая страницы дела, — за последние три месяца перевел на счета в офшорных зонах два миллиона долларов. Её веки едва заметно дрогнули, но голос остался ровным и твердым, как сталь.

— Я ничего не знаю об этих переводах. Ложь. Наглая, чистейшая, ограненная ложь, отполированная до блеска многолетней практикой. Но в ней была такая дерзость, такое презрение к опасности, что невольно заставило меня усмехнуться.

Я наблюдал, как Ольга сжимает кулаки, её ногти впиваются в ладони, оставляя красные полумесяцы. Она даже не осознаёт, как выдаёт себя. Но в этом её прелесть — она не из тех, кто пасует перед угрозами. Даже сейчас, когда я медленно, как удав, затягиваю петлю вокруг её шеи, она смотрит мне в глаза, будто бросает вызов.

— Ольга Геннадьевна, не стоит недооценивать следствие, — произнес я, откладывая бумаги в сторону, позволяя себе насладиться моментом. — У нас есть все основания полагать, что вы были в курсе финансовых операций вашего мужа. Ваши счета, совместные инвестиции, общие друзья… Все указывает на то, что вы были вовлечены в его дела.

Ольга молчала, прожигая меня взглядом. В её глазах плескалась ярость, но она держала себя в руках. Удивительно.

— Вы ошибаетесь, майор, — она почти прошипела эти слова. — Я понятия не имела, чем занимается мой муж. Мы не жили душа в душу в последнее время, я была занята сыном, домом… У нас были свои счета, свои интересы.

Я усмехнулся, забавляясь ее тщательно разыгранным неведением. Будь на моем месте Арс, возможно, и поверил бы.

— Знаете, Ольга Геннадьевна, мне нравится, как вы играете. Но боюсь, ваш спектакль не убедит даже самого захудалого театрального критика. У нас есть доказательства, и они говорят об обратном. И если вы и дальше будете отказываться сотрудничать со следствием, это сыграет против вас. Очень сильно против вас.

В этот момент я поймал в ее взгляде мимолетный испуг. Ольга поняла, что я все вижу.

— Хорошо, — сдалась она, поднимая на меня глаза, полные какой-то затравленной обреченности. — Есть кое-что, о чем я не рассказала. Да, я знала, что у Давида есть какие-то… дела. Но я не знала, что они связаны с мошенничеством. У нас был брачный контракт, и я старалась не лезть в его финансовые вопросы. Но… он говорил о каких-то инвестициях, о возможности расширения бизнеса за границей. Я не придала этому значения, думала, обычные разговоры.

Я продолжал сверлить ее своим взглядом, тем самым, от которого у всех, кто давал показания в моем кабинете, пропадало всякое желание врать.

— А еще… У моего мужа появилась любовница. Это я поняла, когда начались ночные звонки, сообщения и частые задержки на работе.

Банальная история классического мошенника начинала приобретать черты бульварного романа.

— Любовница? Интересно. А имя этой... дамы вам известно?

Она закусил губу пытаясь показать свою нерешительность, но я же не идиот вестись на это.

— Какая-то Алиса... или Алина. — развила она руки в стороны — Он скрывал, но я мельком видела переписку в его телефоне. Говорил, что это коллега по работе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я медленно откинулся на спинку кресла. Что ж, материал для работы есть. Она, конечно, не гений интриги, но и не дура. Нужно поскорее довести это дело до логического завершения, а точнее до горизонтальной плоскости.

— Что ж, Ольга Геннадьевна, оставайтесь на связи. Мы проверим и сообщим вам результаты. А сейчас можете быть свободны.

Ольга поднялась, сохраняя подобие достоинства, но я видел, как дрожат её руки, когда она брала сумочку со стола. Она вышла из кабинета, оставив после себя чувство неудовлеренности. В штанах было тесно, но я всячески игнорировал сей факт. Откинулся в кресле, провожая её взглядом.

Рыжая бестия.

После ее ухода в кабинете воцарилась тишина, которая давила на меня своей тяжестью. Захотелось закурить, но я сдержался. В последнее время старался вести здоровый образ жизни, насколько это вообще возможно с моей работой. Вызвал Арсения. Он возник в дверях, как по волшебству, словно все это время караулил меня под дверью.

— Найди мне все, что есть по Громову и его пассии, по имени Алина или Алиса. Проверь все его контакты, счета, переписки. Мне нужна полная картина. И да, Арс, будь добр, не стой столбом. Шевели булками, — бросил я, возвращаясь к изучению дела.

12 глава. Новые связующие

Арсений кивнул и исчез, оставив меня наедине с моими мыслями. В голове вертелись обрывки разговора, детали ее внешности, терпкий запах, который, казалось, въелся в обивку кресла. Что-то в этой женщине цепляло, не давало покоя. Возможно, это была ее неприступность, ее сила, спрятанная под маской уязвимости. Или просто игра гормонов, вызванная ее яркой, неординарной красотой. В любом случае, я не собирался позволять себе увлечься ею. Работа прежде всего.

Снова уткнувшись в бумаги, я просматривал банковские выписки Громова, пытаясь выявить закономерности, связи, хоть какие-то ниточки, ведущие к правде. Два миллиона долларов не могли просто испариться. Кто-то их получил, кто-то ими воспользовался. И я должен был выяснить, кто. А любовница Громова, эта загадочная Алина или Алиса, могла оказаться ключом ко всей этой головоломке.

Вечер выдался долгим. Арсений предоставил внушительную папку с информацией, которую он насобирал по Громову и его предполагаемой любовнице.

Любовница действительно существовала, только звали ее Оксаной, и была она обычной студенткой МГУ. Брюнетка с модельной внешностью, ничего примечательного.

Девушка оказалась на содержании Громова последние полгода, получала щедрые подарки и регулярно ездила с ним на выходные за город. Но к двум миллионам она явно отношения не имела. Скорее всего, просто красивая игрушка, не более. Но чтобы подтвердить свои догадки, нужно встретиться с этой куколкой лично.

И была ещё одна темная лошадка из инстаграма по имени Лина. Только вот лично ее распознать не удается. Кроме свежих переписок с Давидом и небольших переводов - ничего. Фотки все сделаные через один фотошоп. Хоть и качественный, но мои профессионалы сразу распознали липу.

Все очень странно и запутанно. Содержал одну, уехал с другой. Неувязочка вышла. Полный бред от которого голова вскипала.

Решив отложить допрос Оксаны до утра, я вновь вернулся к делу Ольги Геннадьевны. Что-то в ее поведении казалось мне неестественным. Слишком спокойно для женщины, чей муж исчез с крупной суммой денег. Слишком сдержанно для жены, узнавшей об измене. Слишком много "слишком". Возможно, она действительно не знала о махинациях мужа, но чувствовала, что он что-то скрывает. И возможно, именно это подозрение заставило ее закрыть глаза на его похождения, лишь бы не узнать правду.

Утро началось с визита к Оксане. Она встретила меня в шелковом халате, с растрепанными волосами и сонными глазами. Обычная содержанка, ничего выдающегося. Разговор был коротким и предсказуемым.

— Говорите, что Громов разорвал все связи еще неделю назад и больше не появлялся?

— Да! Обещал жениться на мне…— пищит мне в лицо эта мадмуазель, от которой воняет тошнотворными сладкими духами.— Я же и ребенка планировала ему подарить, если он уйдет от своей грымзы. А он… он…

Мне стало противно. Эта девица рассчитывала, что Громов бросит жену ради неё? Глупая наивная дурочка. Но я не собирался тратить время на утешение разбитых сердец. У меня было дело.

— Я вас понял, Оксана. А эту девушку знаете? Может она мелькала где-то рядом с ним? — я протягиваю одну из фотографий другой девушки, о которой мы так ничего и не обнаружили.

Оксана с интересом рассматривала фотографию, водя пальчиком по глянцевой поверхности. Нахмурилась, прищурилась, будто пыталась разглядеть что-то важное.

— Не-е, первый раз вижу. Давид мне про каких-то коллег говорил, но чтобы вот так… Нет, не знаю. Но красивая, зараза, — с досадой протянула она, скривив губы. — Может, это она его и увела?

Я пожал плечами, про себя отмечая, что версия, конечно, интересная, но маловероятная. Оксана, скорее всего, просто ревновала ко всем женщинам, которые хоть как-то могли быть связаны с Громовым.

— Хорошо, Оксана, спасибо за информацию. Если что-то вспомните, не стесняйтесь, звоните. Номер знаете.

Выйдя из квартиры Оксаны, я почувствовал себя еще более уставшим и разочарованным. Она не дала мне ничего нового, лишь подтвердила, что у Громова могла быть связь на стороне, но к деньгам и его делам она явно не имела отношения.

Оставалась загадочная Лина из инстаграма. Нужно было копнуть глубже, выяснить, кто скрывается за этим тщательно отретушированным образом.

Вернувшись в кабинет, я первым делом вызвал Арсения. Он выглядел замученным, но бодрым. Видимо, всю ночь просидел за компьютером, выискивая хоть какую-то информацию о таинственной Лине.

— Ну что, Арс, есть подвижки? Кто эта инстаграмная дива?

Парень покачал головой.

— Пока ничего, шеф. Она как призрак. Следов почти нет. Но мы работаем, — добавил он, заметив мой недовольный взгляд. — Я пробил все её контакты, номера телефонов, IP-адреса… Всё ведет в никуда. Похоже, кто-то очень хорошо замел следы. Но есть один интересный момент, когда я стал пробивать счета Громова. За несколько дней до своего исчезновения он снял крупную сумму наличных — около ста тысяч долларов.

Ооо… а это уже интересно.

Эта информация заставила меня встрепенуться. Наличные — это всегда сложно, это риск. Зачем Громову рисковать, если он мог просто перевести деньги на другой счет? Значит, ему нужно было что-то, что нельзя было купить за безналичный расчет. Или кто-то, кто не хотел светиться. И этот "кто-то" мог быть связан с исчезновением двух миллионов долларов.

— Арс, проверь все камеры наружного наблюдения в районе банка, где Громов снимал деньги. Мне нужно знать, с кем он встречался, кому передал деньги. И еще, подними все его старые дела. Может, там найдется кто-то, кому он задолжал, кто мог иметь на него зуб. Работай.

Арсений кивнул и тут же принялся за работу. Я же, достав из ящика початую бутылку виски, сделал пару глотков. Нужно было собраться с мыслями, разложить все по полочкам. Громов снял крупную сумму наличными. Либо он кому-то платил, либо что-то покупал. Если платил, то кому? Должнику, шантажисту, сообщнику? Если покупал, то что? Информацию, оружие, свободу? Вариантов было много, но ни один из них пока не складывался в логическую картину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ближе к обеду Арсений принес первые результаты. Камеры зафиксировали, как Громов передал небольшой пакет невысокому мужчине в кепке и темных очках. Лица не видно.

Неизвестный был одет довольно неброско, в спортивный костюм и кроссовки, но двигался уверенно, даже как-то по-хозяйски. Встреча была короткой, всего пара минут. Громов передал пакет, что-то сказал, мужчина кивнул и быстро скрылся в толпе. Арсений попытался отследить его дальнейшее передвижение по камерам, но безуспешно. Как сквозь землю провалился.

13 глава. Женщина - находка

Я закурил, откинувшись в кресле, и выпустил дым в потолок. Кабинет наполнился едким запахом табака, но мне было плевать. Мысли крутились вокруг Громова, его жены и этих чертовых двух миллионов. Всё слишком гладко складывалось, а я не доверял гладким историям. Особенно когда в них замешаны такие женщины, как Ольга. Арсений, как назойливая муха, снова маячил у двери.

— Кирилл Андреевич, нашли кое-что по тому мужчине с камер…

Я даже не повернулся, просто махнул рукой:

— Говори.

— Он исчез в районе Тверской, но перед этим зашел в один из подъездов. Камер там нет, но… — Арс замялся, — соседи говорят, что там живет некий программист.

— Имя?

— Александр Смолин. И еще…— мальчонка замялся подбирая слова для своей дальнейшей речи, а потом выдал на одном дыхании.— Только что поступила информация, что Оксану Чернец похитили прямо из дома.

Вот тебе и раз. Ничего себе поворот! Оксана похищена. Содержанка, знающая слишком много или, наоборот, ничего не знающая, но ставшая разменной монетой в чьей-то игре? Интересно!

Итак, что мы имеем? Муж – обычный инженер, оказавшийся отнюдь не таким уж и обычным, связанный с воротилами и замешанный в истории с большими деньгами – внезапно испаряется вместе с этими самыми деньгами. У него жена, сын, любовница… Жена якобы ничего не подозревает, но по ней видно, что что-то скрывает, как за плотно задернутыми шторами. Любовница, похоже, и вправду ни сном ни духом, но исчезает первой.

Похоже, тот, кто тоже рыщет в поисках этих денег, идет параллельным курсом, отставая всего на пару шагов. Значит, следующей мишенью станет Ольга! Нужно срочно прятать её, вместе с сыном, а уж потом копать под этого программиста. Решено! Звоню ей и выдергиваю сюда.

— Алло? — с напускной уверенностью прозвучал голос Ольги.

— Ольга Геннадьевна. Мы проверили вашу информацию. Нам есть о чём с вами поговорить.

— Я… я сейчас занята, — в голосе появилась предательская дрожь. Моего звонка она явно не ждала, да и судя по реакции, спокойствием там и не пахло.

— Либо вы приезжаете ко мне, либо я сам навещу вас, — придётся немного надавить. Впрочем, я не против.

— Хорошо, Кирилл Андреевич, — затараторила она, словно из пулемёта. Нервишки пошаливают не на шутку. — Буду через час.

Что ж, час мы подождём. Заодно ещё раз тщательно взвешу все "за" и "против". Особенно это касается любовницы. Как я и предполагал, за большими деньгами, как правило, стоят большие люди, а с ними шутки плохи. Девчонку, похоже, можно уже списывать в утиль. Найдут через месяц в какой-нибудь лесополосе. Значит, следующей на очереди либо Оля, либо её сын. В покое их точно не оставят, ставки слишком высоки. Нужно им затаиться, залечь на дно, пока я не разберусь во всем этом дерьме. А значит, личного общения у нас прибавится. Там и решим.

Я снова затянулся, выпуская в воздух густое дымное облако. Время тянулось, словно патока. Арсений, как верный пёс, продолжал маячить в дверях, готовый ловить каждое моё слово. Я чувствовал, как внутри нарастает напряжение, словно пружина, сжимающаяся до предела. Слишком много действующих лиц, слишком много карт на столе, и я пока не понимаю, кто из них союзник, а кто – злейший враг.

Час пролетел незаметно, и вот уже в кабинете появилась эта рыжая бестия. Эта рыжеволосая чертовка вызывала во мне бурю противоречивых чувств. В голове словно шла ожесточенная борьба между холодным расчетом и неукротимым желанием.

Я, в принципе, циник и прагматик до мозга костей, за что не раз получал звонкие оплеухи от обманутых любовниц. Но, глядя на эту девицу с её лукавым прищуром, я теряюсь, как мальчишка, обуреваемый желанием разгадать её тайну, сорвать все покровы.

При виде этой женщины во мне просыпается зверь. Неукротимое возбуждение затопляет сознание, заставляя мыслить лишь в одном направлении. Сейчас, утопая в бездонной зелени её распахнутых глаз, я на мгновение теряю контроль над собой, хотя внешне остаюсь невозмутим, как сфинкс.

Чтобы хоть как-то скрыть замешательство, я делаю вид, что углубился в изучение материалов дела. По правде говоря, в её истории зияют бреши, которые вызывают у меня вопросы, но я не привык оперировать непроверенными фактами.

Я стараюсь тщательно анализировать информацию и только после этого делать выводы.

Бледная, с испуганными глазами, она нервно перебирала ремешок своей сумочки. Даю ей немного времени, чтобы прийти в себя, прежде чем огорошить девушку "интересными" новостями о её муже. Я изучающе наблюдаю за каждым её движением, пытаясь разгадать её, словно сложный шифр.

Она оглядывает кабинет и меня в том числе, с опаской заглядывая в глаза, словно ожидая удара в спину. В её поведении сквозит подозрительность, но я пока не заостряю на этом внимание, лишь делаю пометку в своём сознании.

Как только красавица опускается в кресло, я сразу же перехожу к делу.

Тема, ради которой я её пригласил, весьма щекотливая: измена мужа.

Мне было интересно посмотреть на её реакцию, когда я предъявлю ей доказательства.

— Ольга Геннадьевна, — начинаю я, неспешно листая папку. — Вы помните свой рассказ о любовнице мужа? Так вот, мы её нашли и опросили.

Достаю и кладу перед ней несколько фотографий любовницы с мужем.

— Знакомьтесь: Оксана Анатольевна Черняц. 23 года, студентка МГУ.

Стоило только мне озвучить данную информацию, как лицо Ольги меняется. Ого, сколько эмоций одновременно в одном взгляде, настоящий ураган! Я её недооценил. Возможно, всё окажется гораздо интереснее, чем я предполагал изначально. Наблюдать за ней в таком состоянии – особое эстетическое удовольствие.

— Ну что, Ольга Геннадьевна, узнаете?

— Нет, — выдохнула она, в каждом движении угадывалась отчаянная борьба, но она почти собралась, почти нашла в себе силы для ответа. — Вижу ее впервые.

Я прищурился, терзаемый сомнениями. Неужели она настолько наивна и ничего не знала? Эта загадочность и недосказанность лишь подстегивали мое любопытство, заставляя кровь бурлить в венах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Любопытно… А она утверждает, что у них был роман, целых полгода. Уверяет, ваш муж обещал на ней жениться.

Ольга фыркнула, скрестив руки на груди.

— Жениться? На студентке? Вы шутите, Кирилл Андреевич.

Я откинулся на спинку кресла, оценивая ее странную реакцию на правду об измене. Кулаки сжались до побелевших костяшек, но, заметив мой взгляд, она резко разжала пальцы, словно коснулась раскаленного железа.

Что же она все-таки скрывает? Задумчиво провел большим пальцем по щетинистой щеке.

— Ваше право – верить или нет, но девушка утверждает, что ваш муж внезапно порвал с ней неделю назад, перед своим исчезновением. И больше не выходил на связь. Отсюда можно сделать вывод, что Давид Александрович пропадает не с любовницей в обнимку.

Она молчала, словно отсутствовала здесь, странная реакция для жены, только что узнавшей об измене…

— Ольга Геннадьевна, вы что-то недоговариваете. И мне это совсем не нравится.

Она вскинула голову, и я утонул в омуте ее зеленых глаз. На мгновение я потерял нить разговора. Мне вдруг отчаянно захотелось попробовать ее губы на вкус, впиться в них страстным поцелуем, внимая сладким стонам.

Резко прикрыл глаза, отгоняя наваждение.

— Мне нечего скрывать, — процедила Ольга, судорожно сжимая кулаки. — А вот мой муж, видимо, скрывал слишком многое.

Я усмехнулся. Конечно, как же иначе.

— Вот мы и добрались до сути, — неспешно захлопнул папку. — Ваш муж был не просто инженером. Он работал на людей, которые не любят лишнего шума. И теперь эти люди крайне заинтересованы в его местонахождении. Или в том, что он оставил после себя.

Внимательно изучал каждое изменение ее мимики. Что-то меня настораживало, но я пока не мог понять, что именно.

— Я не понимаю, о чем вы, – прошептала Ольга, и голос ее предательски дрогнул.

Фальшь сквозила в каждом слове, и это меня раздражало. Не люблю, когда из меня пытаются сделать идиота.

— Не испытывайте мое терпение.

Я подался вперед, чувствуя ее страх. Она боялась, и это значило, что я двигался в верном направлении. Еще немного, и я узнаю ее тайну.

— Вы плохо скрываете свои эмоции, Ольга, – прошептал я тише, чем планировал.

— Ошибаетесь, следователь, — выпалила она, стараясь унять дрожь в голосе. — Я просто устала. Устала от лжи, предательства и бесконечных вопросов.

Она резко встала, отодвинув стул, и направилась к окну. Что-то заставило меня завороженно наблюдать за каждым ее движением, мысленно лаская ее округлые бедра. Плавно поднявшись, я последовал за ней. Импульсивно захотелось прижаться к ее сочной попке, демонстрируя свое возбуждение, но я сдержал животный порыв и просто встал за ее спиной.

— Не стоит злить меня, мне не впервой выбивать правду. И поверьте, методы у меня… разнообразные.

Ольга обернулась, с вызовом глядя мне в глаза.

— Попробуйте. Но боюсь, единственное, чего вы добьетесь – это моего презрения. И, возможно, судебного иска за превышение полномочий.

Я усмехнулся, медленно покачав головой. Ее невинный жест лишь раззадорил меня. Стойкость и воля духа манили к ней еще сильнее, заставляя восхищаться этой сильной женщиной.

— Судебного иска? – хохотнул я. — Ольга Геннадьевна, вы прелестны в своей наивности! Думаете, кто-то станет копаться в моих превышениях, когда на кону жизни людей и кое-что… гораздо более ценное?

— Вы забыли, с кем разговариваете, я — не ваша подозреваемая. И если вы думаете, что сможете запугать меня своими «методами», то сильно ошибаетесь.

Я медленно приблизился, ощущая ее страх. Она понимала, кто здесь хозяин положения, понимала, что ее судьба во многом зависела от меня. Не буду скрывать, это чувство меня пьянило.

— Ольга, — прошептал я, наклоняясь к ней, — я не хочу вас запугать. Я хочу, чтобы вы мне доверились.

— Довериться? — фыркнула она, сжимая кулаки. — После того, как вы швырнули мне в лицо фото его любовницы? Очень мило.

Я отступил на шаг, не отрывая от нее взгляда.

— Это не просто фото, Ольга. Это фото девушки, которую час назад выкрали из собственной квартиры, пока вы спокойно ехали сюда. И я почти уверен, что те, кто забрали ее, теперь ищут вас.

Кажется, это ее проняло. Она вздрогнула, словно от пощечины.

— К-как это… выкрали? — пролепетала она дрожащим голосом.

— Ваш муж был связан с людьми, которые не оставляют следов. И если они думают, что вы что-то знаете… — я сделал паузу, давая словам осесть. — Вам нужна защита. Моя защита.

Она стояла, вжавшись спиной в стену, руки ее слегка подрагивали. Я сверлил ее взглядом, стараясь уловить каждое движение, каждую эмоцию. Мне было важно не пропустить ни единой детали.

— Защита? — ее голос прозвучал хрипло, будто она только что пробежала марафон. — И что, вы предлагаете мне стать вашей… информаторшей? Или, может, личной игрушкой?

Мои губы дрогнули в едва уловимой ухмылке. Предчувствие чего-то будоражащего заставляло замереть в предвкушении.

— Ольга, Ольга… — я покачал головой с досадой. — Вы все усложняете. Я предлагаю вам выжить.

Я сделал шаг назад, давая ей пространство, но взгляд оставался прикованным к ней. Не стоило пугать ее своим напором раньше времени.

— У вас есть два варианта, — продолжил я, складывая руки за спиной. — Первый: вы уходите отсюда, и через сутки вас находят в Москве-реке с перерезанным горлом. Второй: вы сотрудничаете со мной, и я гарантирую, что вы и ваш сын останетесь в живых.

— А если я выберу третий вариант? — прошептала она, подняв подбородок. — Например, исчезну сама и заберу сына так, что никто не найдет?

Рыжая бестия понимала, что попала в мою ловушку, но все равно пыталась найти выход. Ее попытки меня веселили.

Я рассмеялся.

— Милая моя, — наклонился я к ней, — вас уже ищут. И это не только я.

Будоражащий запах наполнил легкие, вызывая дрожь и возбуждение.

— Ладно, — она резко выдохнула, отстраняясь. — Допустим, я соглашаюсь. Что дальше? Вы поселяете меня в безопасном месте, даете новую личность, а сами копаетесь в моей жизни, пока я не стану вам не нужна?

— Примерно так, — кивнул я. — Только с одним уточнением: я не просто буду копаться. Я буду защищать. Лично.

В голове уже складывались образы того, как именно я буду защищать эту красотку.

Она закатила глаза.

— О боже, да вы романтик, Кирилл Андреевич! — Ольга сделала шаг к двери, но я перехватил ее руку. Мои пальцы обхватили ее запястье — крепко, но не больно.

— Ольга, вы умная женщина. Но сейчас вам нужно перестать бороться и начать думать.

Она вырвала руку, но не ушла. Этот жест сопротивления вызвал на моих губах лишь усмешку.

— Хорошо, — прошептала она. — Но у меня есть условия.

— Какие?

— Во-первых, мой сын в безопасности. Абсолютной. Во-вторых, я не стану вашей марионеткой. Если я помогаю — то только на своих условиях.

Я на секунду задумался. В принципе, эти условия ни к чему меня не обязывали. А еще…

— Договорились.

— И еще одно, — она прищурилась. — Если я узнаю, что вы ведете двойную игру, используя меня… я вас лично пристрелю.

Это заставило меня искренне рассмеяться. Эта женщина нравилась мне все больше и больше.

— Ольга Геннадьевна, — я покачал головой, — вы — единственная женщина, которая угрожает мне, когда ей предлагают спасти жизнь.

— Привыкайте.

— Привыкну, — усмехнулся я. — У меня плохой вкус к женщинам. Меня, знаете ли, тянет к тем, кто с характером.

— Ладно, Кирилл Андреевич, — процедила она, отстраняясь от меня ровно настолько, чтобы сохранить дистанцию. — И не смейте меня больше называть милой. Ясно?

Я усмехнулся и кивнул. Мои пальцы коснулись ее плеча, но Ольга, видимо, пока слишком боялась, потому что даже от легкого прикосновения вздрогнула. Но мы это со временем исправим, рыжеволосая строптивица.

— Не бойтесь, Ольга, — я убрал руку, но взгляд оставался прикованным к ней. — Я не склонен к сантиментам.

— Вот и отлично. Где безопасное место? Или вы планируете устроить мне экскурсию по подвалам вашей конторы?

— Подвалы — это слишком банально. У меня есть квартира. Неприметная, без любопытных соседей. Там вы с сыном переночуете, пока я разберусь с вашими… поклонниками.

Я вернулся к своему столу, достал из ящика ключи и, быстро написав адрес на листке, протянул ей.

— Как только выйдете отсюда, сразу поезжайте за сыном, а после — сюда. Лишний раз нигде не светитесь. Если что-то нужно, позвоните мне — я все привезу.

Она взяла ключи и записку.

— Хорошо, — сказала она. — Тогда я поехала.

Ольга быстро вышла из кабинета, оставив меня в тишине размышлений. Эта женщина – настоящая находка. С характером, умом и, похоже, с кучей неприятностей, которые теперь станут и моими. Но именно такие женщины меня и привлекают.

14 глава. Разговор по душам

Я сидела на диване в этом чертовом пентхаусе, стиснув зубы так, что аж челюсть свело. За окном мерцали огни Москвы — красиво, блядь, как в кино. Только вот в кино героиня обычно не закапывала мужа в лесу и не пряталась у следователя, который смотрел на нее, как голодный волк на кусок мяса.

Ярик носился по квартире, охая и ахая. Его восторг был таким искренним, таким детским, что у меня невольно наворачивались слезы на глазах.

Да, я допустила ошибку… непоправимую. За которую рано или поздно придется заплатить.

Я не чудовище! И пусть меня осудят, но я не считаю себя убийцей.

Во время ссоры любая баба кинет что-нибудь своему суженному в голову, узнав что ее хотят вышвырнуть как котенка на улицу, после подаренных лет совместной жизни.

И скажу сразу, первые пять лет, я действительно любила своего мужа, потому и грезила мечтой забеременеть. Но ничего не выходило… пока я не решилась на эко.

Только желанная беременность не дала того результата, на который я рассчитывала. Отношения с Давидом стали резко ухудшаться.

Он уходил в себя, становился раздражительным и придирчивым.

Я терпела, долго и упорно, пока не настал момент икс.

Пока я была погружена в свои мысли, сын строит крепость из подушек. Его смех звенел, как колокольчик, но в моей голове гудело только одно: «Ты убийца. Ты убийца. Ты убийца».

Нет, черт возьми! Я не убийца. Убийцы хладнокровны, они планируют, они прячут ножи в рукава. А я? Я просто... вышла из себя. Как любая женщина, которую годами унижали, игнорировали, а потом решили выбросить, как старую мебель.

Дверь лифта открылась с тихим шипением, и я вздрогнула. На пороге стоял он — в черном пальто, с каплями дождя в волосах. Его глаза сразу нашли меня, будто сканер, считывающий каждый мой нервный тик.

В руках у него было две сумки с едой — пахло горячим хлебом и чем-то мясным, отчего у меня предательски заурчало в животе.

— Голодные? — спросил он, бросая взгляд на Ярика, который тут же прилип к пакетам.

— Мам, смотри, тут пицца! — завопил сын, выхватывая коробку.

Я хотела сделать замечание, но Высоцкий лишь усмехнулся:

— Оставь, пусть ребенок поест.

— А можно покушать ее возле телевизора? Я буду очень аккуратно. Честно- честно, — попросил сын у меня, со строив самую милую мордашку.

— Только сегодня, солнышко.

Стоило только ребенку устроился перед огромным экраном с пиццей в руках, Высоцкий наклонился к моему уху и прошептал:

— Какая приятная обстановка у нас складывается. Мне она очень нравится, Ольга.

Я промолчала, чувствуя, как его присутствие давит на меня, как тонны свинца. Он слишком близко. Слишком внимателен. Слишком опасен.

Я отодвинулась, стараясь сохранить хоть какую-то дистанцию. Этот запах – смесь дорогого парфюма и легкого аромата дождя – дурманил и пугал одновременно. Я чувствовала себя загнанной в угол, а он… он явно наслаждался своей властью надо мной.

— Не стоит так напрягаться. Я не кусаюсь.— промурлыкал он, отходя в сторону, давая мне немного пространства.

Я присела на край дивана, впиваясь ногтями в обивку, пока Высоцкий расхаживал по гостиной, будто хищник, помечающий территорию. Его взгляд скользил по стенам, полу, мне — везде, кроме Ярика. Сын, к счастью, увлекся мультиками и пиццей, словно мы оказались в пятизвездочном отеле, а не в логове человека, который мог в любой момент превратиться из защитника в палача.

— Кофе? — спросил он вдруг, остановившись перед мини-баром. Без моего ответа достал две чашки. — Или предпочитаешь что-то покрепче? Виски, может?

— Кофе, — буркнула я, хотя внутри всё кричало: «Дай мне целую бутыль!».

Он кивнул, включил кофемашину, и через минуту аромат свежесмолотых зёрен заполнил комнату. Ирония в том, что даже в этой адской ситуации запах кофе казался уютным.

— Молчишь,— заметил он, ставя передо мной чашку. — …потому что не нравится гостеприимство? Или я?

Я взяла чашку, стараясь не смотреть на его руки – сильные, уверенные, способные как спасти, так и уничтожить. Глоток обжег горло, но хоть немного помог прийти в себя.

— Мне просто нужно время, чтобы всё обдумать, — ответила я, ставя чашку на столик. — Ярик же не должен знать, что происходит.

Высоцкий присел в кресло напротив, скрестив ноги. Его глаза смотрели на меня с нескрываемым интересом, словно я была экспонатом под стеклом.

— Разумеется. Его жизнь – тоже моя забота. Но ты должна понимать, Ольга, что времени у нас немного. Те, кто тебя ищет, не будут церемониться.

— И что ты предлагаешь? — выдохнула я, чувствуя, как надежда тает, словно сахар в кипятке.

— Предлагаю сотрудничество, — спокойно ответил Высоцкий, отпивая кофе. — Ты рассказываешь мне всё, я – помогаю тебе выжить. Звучит неплохо, учитывая обстоятельства.

Сотрудничество… Звучит как сделка с дьяволом, от которой невозможно отказаться. Я перевела свой взгляд на сына, который увлеченно поедал кусок пиццы перед телевизором.

Я знала, что соглашусь. Вариантов нет. Ярик – вот моя главная причина дышать, и если ради него придется танцевать под дудку этого человека, я станцую.

— И что конкретно ты хочешь знать? — спросила я, стараясь придать голосу хоть немного уверенности.

— Все. С чего началось, как развивалось, чем закончилось, — ответил Высоцкий, не сводя с меня взгляда.

Глубоко вздохнув, я собралась с мыслями. Слова предстояло подбирать тщательно, словно разминируя поле боя. Нужно было рассказать все, не утаивая ни одной детали, но и не выдавая лишнего. Балансировать на грани, чтобы выжить. Это сложно… Чертовски сложно, особенно зная, что за сказанное слово, можно получить реальный срок, а я этого не хочу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

15 глава. Горькая правда

Я закусила губу, чувствуя, как дрожь поднимается от кончиков пальцев до самого горла. Говорить правду — значит признаться в убийстве. Но врать следователю — всё равно что играть в русскую рулетку с полным барабаном.

— Хорошо, — прошептала я, сжимая фарфоровую чашку так, что тонкие прожилки на пальцах побелели, а горький кофе расплескался на блюдце, оставляя коричневые подтёки. — Но только не здесь.

Я кивнула в сторону Ярика, который, пригнувшись к полу, увлечённо возводил крепость из диванных подушек, напевая песенку из какого-то мультфильма.

Мужчина поднял бровь в немом вопросе, но встал и жестом указал на дверь вглубь квартиры.

— Тогда пошли в кабинет. Там звукоизоляция.

Его шаги глухо отдавались в полумраке коридора, а мои ноги двигались сами по себе, будто прикованные невидимой цепью к его силуэту. Идея уединиться с этим человеком вызывала тошноту — словно я соглашалась войти в клетку с тигром, зная, что дверь захлопнется за моей спиной. Каждый шаг отдавался в висках тяжёлым гулом: вот он, эшафот, выстланный паркетом вместо обычных деревянных досок.

Кабинет оказался зеркальным отражением его хозяина — стерильно-холодным, лишённым души. Тёмный дубовый стол, будто вырубленный из цельного куска ночи, стеллажи с аккуратными рядами книг.

Ни фотографий, ни безделушек, только настенные часы с маятником, отсчитывающие секунды металлическим тиканьем. Воздух был густым, пропитанным запахом дорогой кожи и миндального лосьона, с едкой ноткой пороха, застрявшей где-то в подсознании.

Я опустилась в кожаное кресло, стиснув руки на коленях, пытаясь остановить дрожь. Кирилл закрыл дверь с мягким щелчком замка — звук, похожий на затвор пистолета. Он медленно обошёл стол, его пальцы скользнули по краю столешницы, будто проверяя остроту лезвия, прежде чем сесть напротив.

— Теперь мы одни. Можешь говорить.

Его голос, низкий и ровный, вибрировал в тишине, как струна перед разрывом. Взгляд — пронзительный, выжигающий слои лжи, — заставил меня содрогнуться. Сердце бешено колотилось, выстукивая морзянку страха: он-зна-ет-он-зна-ет-он-зна-ет.

Сердце бешено колотилось, отдаваясь в висках. Я судорожно сглотнула, ощущая, как пересохло во рту. Нужно было что-то сказать, тянуть время, придумать хоть что-то, что могло бы меня спасти. Но слова застревали в горле, словно ком.

— Мы поссорились, — начала я, глядя в окно за его спиной. Ночь, огни города, будто сотни глаз, следящих за моим падением. — Он хотел расстаться со мной. Бросил это так… будто обсуждал погоду.

— И?

Высоцкий не шевелился, его лицо оставалось каменной маской, но я чувствовала — он ловит каждую микротрещину в моём голосе, каждое непроизвольное движение века.

— И я… не выдержала.

Тишина. Слова повисли в воздухе.

Мужчина не торопил меня с ответом, не перебивал. Просто ждал, пока я сама произнесу правду вслух.

— В гневе, я швырнула в него статуэтку. Ту самую, которую он так обожал. Она попала ему в голову, — Голос сорвался, превратившись в хрип. — Он упал. А потом под ним образовалась лужа крови.

Я закрыла лицо руками, но слёз не было. Только жгучий стыд и страх, что вот сейчас он встанет, наденет наручники и всё — конец.

Но Высоцкий лишь тяжело вздохнул.

— Где труп?

— В лесу. За городом. — Я подняла голову, готовясь к чему угодно: к аресту, к осуждению, к гневу, но точно не к тому, что собирался сделать этот мужчина.

Он просто достал сигарету, закурил и откинулся в кресле, выпуская дым колечком.

— Ну ты и глупая.

— Что?

— Глупая, — повторил он, ткнув сигаретой в мою сторону. — Убить мужа — ещё куда ни шло. Но закопать его? Без перчаток, без плана, без алиби?

Слова били по сознанию, как молотки. Я онемела от шока, не зная как реагировать на подобный выпад в свою сторону.

— Ты… ты не…

— Что, не арестую? — Он усмехнулся. — Ольга, милая, если бы я хотел посадить тебя, ты бы уже сидела в камере с криками «Это не я!».

Сердце колотилось так, что, казалось, рвётся наружу.

— Тогда… зачем всё это? Почему ты…

— Потому что твой муж был дерьмом, — резко перебил он, затушив сигарету. — Потому что его «исчезновение» — лучший выход для всех. И потому что… — Его взгляд скользнул по мне, задержался на губах. — …ты мне нравишься.

Я фыркнула, откинувшись в кресле.

— О боже, серьёзно? Ты думаешь, сейчас я брошусь тебе в объятия? «Спасибо, что не посадил за убийство, давай переспим»?

Высоцкий рассмеялся — низко, хрипло, будто признавая мой сарказм.

— Нет. Но ты будешь мне должна. А дальше… посмотрим.— Кирилл сделал паузу, что-то обдумывая в своей голове, а потом невзначай спросил.— Труп мужчины весом не менее девяносто килограмм нести в одиночку весьма затруднительно. Кто помогал?

Я замерла, словно кролик перед удавом. Из моей головы совсем вылетела информация про Сашку.

Я бросила испуганный взгляд на следователя и стиснула зубы так, что они заскрипели.

Мое молчание стало лучшим ответом. Я чувствовала, как кровь отливает от лица. Саша… как я могла забыть о нем? Он ведь был не просто другом, он помог мне избавиться от тела, рискуя всем. Предать его сейчас было бы последним скотством.

— Я одна, — прошептала я на одном дыхании. — Мне никто не помогал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

16 глава. Собственность

Глупость. Чистейшая, концентрированная глупость заструилась по моим венам ледяной волной. Глаза Высоцкого сузились до щелочек – не гнев, нет. Хуже. Разочарование. Как у хирурга, увидевшего, что пациент самовольно выдернул катетер и теперь истекает гноем прямо на стерильный пол.

Он медленно откинулся в кресле, пальцы сложив домиком перед губами. Тиканье часов на стене вдруг стало оглушительным, как удары молота по наковальне.

– Одна? – Голос его был тише шелеста бумаги, но каждое слово впивалось в кожу, как игла. – Хрупкая женщина, вытащила самостоятельно в одиночку тело своего благоверного и запихнула в багажник автомобиля. Потом вывезла за город, выкопала яму в промерзшей земле – в ноябре-то, Ольга! – и закопала? Без единой ссадины на руках? Без боли в спине на следующий день? – Он наклонился вперед, и его взгляд, холодный и острый, как скальпель, вонзился в меня. – Ты считаешь меня идиотом? Или сама настолько наивна, что веришь в эту ахинею?

– Я… – голос сорвался в хриплый шепот. – Я сильная. Спортом занимаюсь. Бокс, если что.

Боже, что за бред я несу? Бокс? Я последний раз в зал ходила, когда Ярик еще в коляске спал!

Высоцкий фыркнул. Звук был коротким, презрительным.

– Бокс. Конечно. Особенно полезен при транспортировке трупов и земляных работах. Это я ещё не спрашиваю откуда взялась неизвестная девчонка из инстаграмма и подчищенные камеры.

Он резко встал, заставив меня вздрогнуть. Прошелся по кабинету, остановился у окна, спиной ко мне. Москва горела внизу миллионами огней – холодных, равнодушных.

– Знаешь, что меня больше всего бесит, Ольга? Не твоя ложь. Лгут все. Даже святые, если копнуть. Бесит то, что тебе плевать на себя. Раз так, то хотя бы о сыне подумай. – Он обернулся. Лицо было каменным. – Я тебе предлагаю сделку. Рискованную для меня, смертельно опасную для тебя, если что-то пойдет не так. А ты… ты плюешь мне в лицо этим наглым и неправдоподобным враньем. Это оскорбительно.

Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать. Паника, липкая и тошнотворная, подкатывала к горлу. Я только подставила своего друга. Нет, я пыталась его прикрыть, а вышло только хуже. Теперь Высоцкий точно знает – был кто-то еще. И он не отстанет.

– Послушайте… – начала я, голос дрожал, как струна перед разрывом.

– Заткнись. – Он подошел вплотную. Не прикасался, но его близость, его запах – дорогая кожа, холодный металл оружия, едва уловимый дым – давили, как физическая сила. – Сейчас я скажу тебе, что будет дальше. Ты слушаешь внимательно и не перебиваешь. Поняла?

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

– Во-первых, – его голос был низким, размеренным, как приговор, – твой «помощник». Я найду его. Считай, что уже нашел. Если он умный, если он не оставил следов глупее, чем ты, – возможно, он пока жив. Если он такой же дилетант, как ты… – Он пожал плечами. – Москва-река или лесополоса – не суть важно. Его проблемы. Твоя проблема в том, что его поимка или… ликвидация… выведет на тебя тех, кто реально охотится за Громовым и его деньгами. Значит, время играет против нас. Против тебя.

Из-за нервов, я даже не почувствовала, как закусила свою щеку настолько сильно, что прокусила ее. Во рту образовался вкус железа, который я с трудом проглотила.

– Во-вторых, твой «шедевр» в лесу. Оставь следы ДНК – слюна, пот, капля крови от порезанного корня. Снег еще не лег толстым слоем, дожди могли размыть, но не всё. Если кто-то начнет искать Громова серьезно, не как беглого мошенника, а как пропавшего… найдут. Значит, яму надо дорабатывать. И это надо было делать вчера.

Меня бросило в жар, потом в холод. Представила холодную глину, запах тлена, скрип лопаты, как сразу желчь подкатила к горлу. Я больше не готова на такие подвиги. Ни сейчас, ни когда-либо ещё… Хватит! Я сама себя тогда не помнила, как все это случилось, а тут надо ещё что-то дорабатывать.

– В-третьих, – он наклонился так близко, что я почувствовала тепло его дыхания на щеке, – наше «сотрудничество». Ты только что его похерила своей ложью. Доверие – ноль. Значит, теперь оно будет строиться не на словах. На залоге.

Я невольно отпрянула.

– Залоге? Каком?

Его губы тронула едва заметная, опасная усмешка. Он медленно провел пальцем по моей щеке – легкое, почти невесомое прикосновение, от которого по спине пробежали мурашки смеси ужаса и чего-то еще… постыдного, животного.

– Телесном, Ольга. Самом древнем и надежном. Ты станешь моей. Не в романтическом смысле, хотя было бы неплохо. В смысле собственности. Твое тело или душа – не важно. Ты будешь знать, что я могу сломать тебя одним словом. А я буду знать, что ты слишком дорожишь своей шкурой и шкурой своего сына, чтобы меня предать. Неравный обмен? Да. Но альтернатива – тюрьма или петля на шее от тех, кто ищет Громова. Выбирай. Сейчас.

Он отступил на шаг, давая пространство, но его взгляд держал меня прикованной к креслу. В гостиной доносился смех Ярика и звуки мультика – жутко нелепый контраст с адом, разверзшимся в этом кабинете.

Выбор? Какой выбор? Между виселицей и гильотиной? Между смертью быстрой и… медленной, в объятиях этого человека? Тело сжалось в комок страха и отвращения. Но где-то в глубине, под слоем паники, шевельнулась холодная, ясная мысль: «Он прав. Других шансов нет. Для Ярика – нет.»

Я подняла голову, заставив себя встретиться с его ледяными глазами. Горло сжато, голос чужим, хриплым:

– А если я скажу «нет»? Прямо сейчас? Что ты сделаешь?

Он усмехнулся, беззвучно, лишь уголки губ дрогнули.

– Отвезу тебя и сына домой. Вызову наряд, оформлю задержание по подозрению в убийстве Громова Давида Александровича. Дальше – следствие, суд. Ярик – в детдом или к той самой проницательной свекрови, которая, кстати, уже подала заявление о розыске сына. Очень трогательное, с упоминанием твоего «неадекватного поведения» в день последней встречи. – Он посмотрел на часы. – А пока ты будешь гнить в СИЗО, те самые «люди без следов» найдут твоего помощничка. И выбьют из него всё. Включая место, где закопан твой муж. И твое участие. Тогда даже я не смогу тебя вытащить. Если, конечно, они оставят тебя в живях до суда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Картина встала перед глазами с пугающей четкостью: решетка, чужие, злые лица в камере, Ярик с испуганными глазами… Которому помочь у меня, не будет возможности.

Я закрыла глаза. Внутри все оборвалось. Гордость, страх, отвращение – все смешалось в липкую, безвкусную кашу. Ради Ярика. Только ради него. Это оправдание слабо блеснуло в темноте, как гнилушка.

– Хорошо, – прошептала я, не открывая глаз. Слово вышло крошечным, сдавленным. – …Хорошо. На твоих условиях.

Тишина. Потом – шаги. Он подошел совсем близко. Его пальцы коснулись моего подбородка, грубо приподняли его, заставив открыть глаза. Его лицо было рядом – жесткое, безжалостное, но в глазах… в глазах горел какой-то странный, хищный азарт.

– «Хорошо» – это не ответ, Ольга, – прошептал он, его губы почти касались моих. – Скажи: «Я согласна быть твоей. Твоей собственностью. Твоим залогом».

Воздух перестал поступать в легкие. Унижение жгло изнутри, как кислота. Я посмотрела поверх его плеча, в темноту за окном, туда, где смеялся мой сын. Ради него. Только ради него.

– Я… – голос сломался. Я сделала глубокий, судорожный вдох. – Я согласна. Быть твоей. Собственностью. Залогом.

Его пальцы сжали мой подбородок чуть сильнее, почти до боли. В его глазах мелькнуло что-то нечитаемое – удовлетворение? А потом он резко обрушился на мои губы сминая их в диком поцелуе.

Поцелуй был жестким, требовательным, без капли нежности. Это не было признанием или соблазнением, это было клеймо. Знак собственности. Он словно выжигал меня изнутри, оставляя лишь пепел. Я не отвечала, не сопротивлялась, лишь сидела, оцепенев, как загнанный зверь, ожидающий удара.

Когда он оторвался, губы горели, а в глазах стояли слезы. Он вытер их большим пальцем, небрежно, как смахивают пыль с дорогой вещи.

— Вот и славно,— прошептал он, и в его голосе прозвучала какая-то зловещая ласка.— А теперь пора ложиться спать.

Он отстранился и отпустил меня. Я осталась сидеть в кресле, оглушенная произошедшим, словно после сильного удара. Слова, только что произнесенные, звучали в голове навязчивым эхом, въедаясь в сознание, как ржавчина. Я – его собственность. Залог. Мерзкое, унизительное определение, но в нем крылась горькая правда. Я загнала себя в угол, и теперь должна заплатить по счетам.

17 глава. Волк в овечьей шкуре

Он вышел из кабинета, оставив меня наедине с тишиной и собственными мыслями. Но тишина была обманчивой. В ушах звенело, перед глазами стояли расплывчатые пятна. Я встала, словно на автомате, и поплелась в ближайшую ванную комнату, которую обнаружил Ярослав, когда обследовал данные хоромы.

Я плеснула холодной водой прямо себе в лицо – ледяные шлепки по щекам, по векам. Не помогло. В зеркале смотрела на меня незнакомка: бледная, с синяками под глазами, губы опухшие, ярко-красные от его... клейма. Я ткнула пальцем в отражение.

«Ну и дура. Дошла до жизни такой. Собственность. Залог. Красиво звучит, а? Прямо как в дешевом романе про мафию и несчастных барышень. Только вот мафиози у нас в дорогом костюме и с корочкой следователя».

За дверью доносился смех Ярика и приглушенный голос Высоцкого. Говорили о чем-то – о конструкторах, кажется. Тон у него был... отцовский? Нет, скорее, как у дрессировщика, который угощает зверька лакомством перед тем, как загнать в клетку. Я сжала край раковины до побеления костяшек. Ради него. Ради этого смеха за дверью. Иначе – решетка, детдом, или что похуже. Выбора не было. Совсем.

Я вытерла лицо жестким полотенцем, стараясь стереть не только воду, но и ощущение его губ, его пальцев на подбородке. Унижение жгло изнутри, как кислота. «Собственность». Сука, да я ему покажу, кто кому собственность! Но... поздно. Ставки сделаны. Теперь надо выжить и выкрутиться. Как всегда.

Открыв дверь, я застыла на пороге. Картина мирного вечера: Ярик на ковре, увлеченно соединял детали нового Лего-корабля. Высоцкий сидел напротив, в кресле, откинувшись. Не читал, не смотрел в телефон. Просто наблюдал. Как экспонат в музее. Его взгляд скользнул по мне, оценивающе, цепко – будто проверял, не стерлось ли клеймо. Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

— Мам! Смотри, что дядя Кирилл помог собрать! – Ярик гордо поднял угловатую пластиковую глыбу. – Это звездолет! Самый быстрый во Вселенной!

Я заставила губы растянуться в улыбку, подошла, присела рядом.

— Круто, солнышко! Прямо как настоящий!

— А дядя Кирилл сказал, что у него в детстве тоже был такой! Правда, дядя Кирилл?

Высоцкий кивнул, уголок его губ дрогнул в подобии улыбки.

— Был. Только поменьше. И без лазеров. – Его взгляд уперся в меня. – Время спать, космонавт. Завтра продолжим покорять галактику.

Ярик надул губы, но протестовать не стал – видимо, авторитет «дяди Кирилла» уже работал безотказно. Я повела его в спальню, которую он сам выбрал – огромную, с панорамным окном и кроватью размером с мой прежний балкон. Пока умывались, чистили зубы, я чувствовала спиной присутствие Высоцкого. Он стоял в дверях, молча, заложив руки в карманы брюк. Следя. Всегда следя.

— Мам, – шепнул Ярик, когда я укрывала его одеялом. Его глаза в полумраке были большими и серьезными. – Дядя Кирилл... он папин друг?

Сердце упало куда-то вниз. Вот она, первая мина. Я погладила его по волосам.

— Ну... не совсем друг. Но он хороший человек. Помогает нам, пока папа в командировке. – Ложь давила горло комом. – Он... он как стражник, понимаешь? Охраняет нас.

Ярик кивнул, доверчиво прижавшись щекой к подушке.

— Как рыцарь? Вон там, в гостиной, даже меч висит на стене! Настоящий!

— Да, солнышко. Как рыцарь. Спи.

Я приглушила свет, вышла, прикрыв дверь. Высоцкий все так же стоял в коридоре, опершись о косяк.

— Рыцарь? – Он усмехнулся тихо. – Оригинальная трактовка. Хотя... почему бы и нет. Рыцари тоже брали в плен и требовали выкуп. – Он выпрямился. – Твоя комната вон там. Рядом с моей. На случай, если «стражнику» понадобится проверить свой залог.

Тон был ровным, но в словах – лезвие ножа. Я промолчала, прошла мимо него, чувствуя, как его взгляд прожигает спину. Комната была роскошной и безличной, как номер в дорогом отеле. Большая кровать, гардеробная, свой санузел. Все в холодных, серо-бежевых тонах. Ничего живого. Я села на край кровати, уставившись в стену. Тело ныло от усталости и напряжения, но мозг лихорадочно работал.

«Сашка... Господи, Санек, где ты? Жив ли?» Высоцкий не зря говорил про «ликвидацию». Если те, кто ищет Давида, вышли на след виртуальной любовницы, они могли докопаться и до Саши. Он хакер, гений, но против пули или ножа... Я сжала кулаки. Это я втянула его в эту мясорубку. Еще один грех на моей и так перегруженной совести.

И тело... Эта проклятая яма в лесу. «Дорабатывать». Значит, копать снова? Прикасаться к... Нет. Не смогу. Физически не смогу. Но если найдут... Если найдут ДНК... Меня вырвало бы прямо здесь, если бы в желудке было хоть что-то, кроме желчи и страха.

Легкий стук в дверь. Не дожидаясь ответа, вошел Высоцкий. Он снял пиджак, расстегнул пару пуговиц на рубашке. Выглядел расслабленным, как хозяин, вернувшийся в свои владения. В руках – два бокала и бутылка красного вина.

— Не помешает? – Он поставил бокалы на мини-бар, налил вина. Темно-рубиновая жидкость заиграла в свете ночника. – Для снятия стресса. Ты сегодня неплохо держалась. Для новичка.

Я не двинулась с места.

— Я не хочу вина.

— А я хочу, чтобы ты выпила. – Он подошел, протянул бокал. – Это не просьба, Ольга. Это часть твоего нового... статуса. Учиться расслабляться по команде. – Его глаза скользнули по моей фигуре. – Или тебе нужна помощь?

Отвращение смешалось с леденящим страхом. Я взяла бокал. Пальцы дрожали, вино чуть не расплескалось. Он чокнулся со мной, его бокал издал мелодичный звон.

Я залпом осушила половину бокала. Вино обожгло горло, немного притупив противное ощущение безысходности. Высоцкий наблюдал, чуть склонив голову, словно оценивал скорость моего падения.

— Молодец, — произнес он, когда я опустила пустой бокал на столик. — Вижу, учишься быстро. А теперь… я хочу посмотреть на тебя во всей красе. Раздевайся!

Я замерла, бокал выпал из ослабевших пальцев и с тихим звоном покатился по ковру, оставив на нем темно-красное пятно. А этот мужлан, даже никак не отреагировал, лишь приподнял бровь, наблюдая за моей реакцией. Сердце заколотилось в груди с такой силой, будто хотело выпрыгнуть из грудной клетки и пустить куда-то прочь из этого места. Подальше от этого волка в овечьей шкуре.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты ведь понимаешь, что я не шучу? – Его голос был ровным, без намека на эмоции. – Ты – мое приобретение, Ольга. И я намерен убедиться, что оно соответствует заявленным характеристикам. Раздевайся.

18 глава. Предательское удовольствие

Его слова повисли в воздухе острыми осколками: «Раздевайся». Не приказ, даже не угроза. Констатация факта. Как «дверь закрыта» или «дождь идет». Я – вещь. Инвентарь. Залог. И залог должен быть осмотрен.

Воздух в комнате стал густым, как сироп, давящий на грудную клетку. Сердце колотилось где-то в горле, бешеными ударами отдаваясь в висках. Я стояла, уставившись взглядом в этот чертовски безупречный костюм, в его каменное, бесстрастное лицо. В глазах – лед. Тот самый, что обещал сломать меня одним словом. Словом, которое он только что произнес.

«Ради Ярика», – прошипел в голове жалкий оправдательный шепот. «Только ради него». Но тело не слушалось. Оно цепенело, отказываясь выполнять приказ. Руки, казалось, приросли к швам джинсов, пальцы одеревенели.

– Кирилл... – голос сорвался в хрип. – Не могу...

Он не двинулся. Не повысил голос. Просто медленно, с убийственной неспешностью, снял часы, положил их на мини-бар. Звякнули о стекло. Звук гулко отозвался в тишине.

– Не «не могу», Ольга. «Не хочу». Разница принципиальная. – Он сделал шаг ко мне. Всего один. Но пространство сжалось до размеров клетки. – Ты сможешь. Потому что альтернатива – детдом для Ярика и тюремные нары для тебя. Или могила. Выбирала ведь уже. Помнишь? Да и я не занимаюсь благотворительностью.

Помнила. Каждое его слово в кабинете впилось в мою память, будто гвозди. Тюрьма или его условия. Я выбрала его. Выбрала этот ад. Теперь надо было платить по счету. Первый взнос.

Дрожь, ледяная и предательская, пробежала от копчика до затылка. Я отвела взгляд, уставившись в темное пятно вина на ковре. Руки, будто чужие, потянулись к пуговицам блузки. Пальцы скользили, не слушались, путались. Каждая отстегнутая пуговица – маленькое самоубийство. Каждый сантиметр обнажающейся кожи – пощечина. Я чувствовала его взгляд. Тяжелый, изучающий, как сканер, считывающий каждый сантиметр, каждую родинку, каждый изъян. Жар стыда и унижения заливал лицо, шею, грудь. Блузка соскользнула с плеч, упала на пол бесформенной тряпкой. Остался только хлипкий кружевной лифчик, внезапно показавшийся смехотворно ненужным щитом.

– Всё, – прошептала я, скрестив руки на груди, пытаясь хоть как-то прикрыться. Голос был чужим, сдавленным.

Он покачал головой. Едва заметно. Как будто поправлял нерадивого подчиненного.

– Я сказал: во всей красе. Залог должен быть оценен полностью. Не заставляй меня помогать. Иначе тебе не понравится, как я это делаю.

Угроза висела в воздухе, осязаемая, как запах его дорогого парфюма, смешанный теперь с моим потом страха. Я закусила губу до крови. Медлила. Еще секунду. Еще. Потом резким, почти яростным движением расстегнула джинсы, стянула их вместе с трусиками. Они сползли к щиколоткам, я вышла из них, отшвырнула ногой. Стояла посреди роскошной, бездушной комнаты, голая, дрожащая, как загнанный зверь перед выстрелом. Руки бессильно повисли вдоль тела. Прикрывать было уже бессмысленно.

Высоцкий медленно обошел меня. Его шаги были беззвучны на толстом ковре. Я чувствовала его взгляд на спине, на ягодицах, на ногах. Как прикосновение раскаленного железа. Он остановился передо мной. Его глаза, эти ледяные щели, скользнули вниз, задержались между моих ног. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Сгореть. Испариться. Но я стояла. Дышала. Жила. Ради того, кто спал за стенкой и верил, что этот человек – рыцарь.

– Недурно, – произнес он наконец. Голос был ровным, деловым. Как будто он оценивал новую мебель. – Фигура хорошая, даже следов беременности нет. – Его палец, холодный и твердый, коснулся моего плеча, провел по ключице. Я вздрогнула всем телом. – Кожа... чувственная. – Палец скользнул вниз, едва коснувшись моей груди, обходя сосок. По телу пробежали мурашки – не от желания. От ужаса. От омерзения. От невыносимого стыда. Но... черт возьми... и от какого-то подлого, предательского возбуждения. Тело реагировало на прикосновение, вопреки воле, вопреки разуму. Внизу живота защемило, тепло разлилось по внутренностям. Я ненавидела себя за эту слабость. – Дрожишь? – Он усмехнулся. – Хорошо. Значит, живая. А то я уж думал, статуя.

Его рука опустилась ниже, скользнула по моему животу, чуть выше лобка. Я замерла, перестала дышать. Его пальцы впились в кожу бедер, грубо раздвигая их. Я вскрикнула от неожиданности, пытаясь сомкнуть ноги, но его руки были как тиски.

– Не сопротивляйся, Ольга, – его голос стал тише, опаснее. – Это только сделает больнее. И унизительнее. Расслабься. Прими свое положение. Ты моя. Тело твое – мое. Я им распоряжаюсь. Когда хочу. Как хочу. Понимаешь?

Его пальцы нашли то, что искали. Грубо, без прелюдий, он ткнул в мою складку. Я вскрикнула снова – от боли и шока. Но тело... мое проклятое, предательское тело... отозвалось влажным теплом. Он почувствовал это. Усмехнулся.

– Видишь? Оно уже поняло, кому принадлежит. Голова догонит.

Он отпустил мои бедра, одной рукой резко притянул меня к себе. Я вскрикнула, ударившись лицом о его грудь, ощутив жесткую ткань рубашки и запах кожи, парфюма и чего-то неуловимо мужского, опасного. Его другая рука запустилась мне в волосы, откинула голову назад. Его губы обрушились на мои – не поцелуй. Завоевание. Поглощение. Жесткое, требовательное, безжалостное. Я пыталась отвернуться, но его пальцы в волосах держали мертвой хваткой. Его язык силой проник в мой рот. Я задыхалась. Вкус его был чужим, подавляющим – кофе, вино, власть. Я билась в его объятиях, как рыба на крючке, но он был невероятно силен. Его тело, прижатое к моему, было горячей скалой. Я чувствовала его возбуждение – жесткий, требовательный выступ в брюках, давящий мне в живот.

Он оторвался от моих губ, его дыхание было горячим и неровным. Глаза горели уже не льдом, а темным, хищным огнем.

– На кровать, – прошипел он. – Сейчас.

Это был не приказ. Это был приговор. Я попятилась, спотыкаясь, пока не почувствовала за спиной край огромной кровати. Он шел за мной, не спеша, расстегивая рубашку. Скинул ее, бросил на пол. Его торс был именно таким, каким я его представляла – рельефным, сильным, с четкими мышцами пресса и шрамами на предплечьях, о которых он говорил. Шрамы, похожие на следы от когтей какого-то зверя. Он был прекрасен и ужасен. Абсолютный хищник.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он толкнул меня на спину. Я упала на прохладный шелк покрывала. Он навис надо мной, его колени раздвинули мои ноги. Его руки скользнули по моим бокам, к груди. Большие пальцы грубо провели по соскам сквозь тонкое кружево лифчика. Я застонала – не от удовольствия. От шока, от нахлынувшей волны невольного возбуждения, смешанного со стыдом. Соски набухли, стали жесткими, чувствительными до боли. Он сорвал лифчик одним резким движением. Холодный воздух комнаты ударил по обнаженной груди. Его взгляд скользнул по ней, оценивающе, властно. Потом он наклонился, и его рот захватил один сосок.

Я вскрикнула. Больно! Горячо! Его язык кружил, кусал, сосал. Волны жара и холода пробегали по телу, сжимая низ живота. Я зарычала, пытаясь оттолкнуть его, но он поймал мои запястья одной рукой, прижал к кровати над головой. Его сила была абсолютной. Он переключился на другую грудь, обращаясь с ней так же безжалостно и мастерски. Мое тело выгибалось дугой само по себе, предательски откликаясь на эту пытку-ласку. Влага стекала по внутренней стороне бедер. Я ненавидела его. Ненавидела себя. Но не могла остановить этот подлый, животный отклик.

Он отпустил мою грудь, его губы поползли вниз – по животу, к пупку. Я замерла, предчувствуя. Его язык провел по чувствительной коже ниже пупка. Я застонала глубже. Его пальцы, свободной теперь рукой, снова нашли мою складку. На этот раз не грубо. Твердо. Уверенно. Он раздвинул губы, его палец скользнул внутрь. Я вскрикнула, закусив губу. Он был там. Чужой. Грубый. Но... черт... он знал, что делал. Его палец двигался, находил какие-то точки, заставляя мое тело содрогаться вопреки воле. Второй палец присоединился. Растягивая, заполняя. Боль смешивалась с нарастающим, неконтролируемым давлением внутри. Я закинула голову назад, стиснув зубы, пытаясь подавить стоны, но они вырывались – тихие, прерывистые, позорные.

– Видишь? – его голос прозвучал прямо над моим лобком. Горячее дыхание обжигало кожу. – Оно хочет меня. Твое тело умнее тебя. Оно знает хозяина.

И прежде чем я успела что-то понять, его язык коснулся меня там. Горячий, влажный, настойчивый. Я взвыла. Руки рванулись вниз, чтобы оттолкнуть его, но он снова поймал запястья, прижал. Его язык работал – безжалостно, виртуозно. Лаская клитор, проникая внутрь. Волна за волной накатывало удовольствие, невероятное, всепоглощающее, вышибающее из головы все – страх, стыд, ненависть. Я билась под ним, стонала, мое тело выгибалось, подчиняясь только этому безумному чувству. Оргазм накатил внезапно, сокрушительно. Я закричала – не своим голосом, диким, первобытным, когда мир взорвался белым светом и судорогами наслаждения, сжимающими все внутри.

Пока я еще дрожала в постеле, не в силах пошевелиться, Высоцкий поднялся. В его глазах горело удовлетворение хищника. Он расстегнул брюки, освобождая свою мощную, готовую эрекцию. Не стал ждать, не стал давать прийти в себя. Встал между моих все еще широко раздвинутых ног, наклонился, и его руки снова прижали мои запястья к постели. Его взгляд встретился с моим.

– Теперь, – произнес он хрипло, но властно, – мы закрепим урок о собственности.

И он вошел в меня. Грубо. Глубоко. Наполняя до предела. Больно! После недавнего оргазма я была чувствительной до предела. Я вскрикнула, пытаясь вырваться, но он держал мертвой хваткой. Он начал двигаться – мощными, уверенными, неумолимыми толчками. Каждый вгонял меня в матрас, выбивая воздух из легких. Не было нежности. Не было ласки. Было взятие. Присвоение. Закрепление власти. Его тело владело моим, диктуя ритм, глубину, силу. Я стонала под ним – от боли, от остатков неприятия, но и от нового, поднимающегося из глубин возбуждения. Его сила, его абсолютное доминирование пробуждали что-то темное, первобытное внутри. Тело снова откликалось, сжимая его внутри, предательски принося волны удовольствия даже сквозь боль.

Он наклонился, его губы коснулись моего уха.

– Ты моя, Ольга, – прошептал он, и его голос был как скрежет камня. – Твоя дырочка... твоя киска... твое тело... твои стоны... – Каждое слово сопровождалось мощным толчком. – Мои. Запомни это.

Его темп ускорился. Толчки стали резче, глубже. Я чувствовала, как он нарастает внутри меня, как его тело напрягается. Он впился зубами мне в плечо – не больно, но властно, помечая. И с низким, хриплым рыком, похожим на торжество зверя, он кончил. Горячая волна затопила меня изнутри. Он замер, всем весом придавив меня к кровати, его дыхание было горячим и тяжелым у моего виска.

Потом он вынул себя из меня, резко, оставив ощущение пустоты и липкой влаги. Встал с кровати, не глядя на меня. Подошел к мини-бару, налил себе воды. Выпил залпом. Его спина, мускулистая и влажная, была обращена ко мне.

Я лежала, раскинувшись, как тряпка. Дышала прерывисто. Все тело ныло, гудело от пережитого насилия и... удовлетворения. Стыд жгло изнутри ярче любого огня. Я закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут горячие, беззвучные слезы. Я стала вещью. И самое страшное – мое тело, мое проклятое тело, сдалось этому захватчику. Оно откликнулось. Оно предало меня.

Кирилл обернулся. В руках у него было мокрое полотенце. Он подошел, без лишних слов, и осторожно начал обтирать меня между ног.

Я отвернулась, не в силах вынести его прикосновений, даже таких «осторожных». Он не настаивал. Просто молча закончил свое дело, выбросил полотенце в сторону. Потом, как ни в чем не бывало, подошел к окну, закурил сигарету.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь моим сдавленным всхлипыванием и потрескиванием табака. Я пыталась собраться с силами, чтобы подняться, одеться, уйти. Но ноги не слушались, тело казалось чужим, разбитым, опозоренным. Я ненавидела его. И себя. За слабость. За страх. За предательское удовольствие.

19 глава. Идиллия

Ночь не просто прошла ужасно, она была пропитана омерзением. Бесконечный кошмар, словно липкий морок, отказывался отпускать. Лишь пронзительный детский визг, ворвавшийся сквозь дверь, вырвал меня из этого кошмарного лабиринта.

Я ринулась к двери, спотыкаясь о собственные ноги – ватные, чужие после той ночи. Рука дрожала на ручке.

«Не Ярик. Только не с ним.»

Дверь распахнулась, являя взгляду умиротворяющую картину: Мой сын, раскрасневшийся от смеха, тыкал пальцем в Кирилла, который… Боже, он стоял на одной ноге, изображая аиста, с лицом нарочито глупым и детским. Пижамные штанины закатаны, а его волосы были растрепаны.

— Ма-ам! Дядя Кирилл не умеет стоять как фламинго! Упал уже три раза!— заливисто хохотал сын.

Я застыла в дверях, не в силах поверить своим глазам. Того хищника, что терзал меня ночью, не было и в помине. Передо мной стоял мужчина, пытающийся рассмешить ребенка, неуклюжий, немного смешной. Ярость, стыд, отчаяние – все смешалось в один клубок, готовый взорваться внутри.

Кирилл обернулся, увидел меня. Мгновенно переменился в лице. Детская глупость исчезла, глаза снова стали холодными, изучающими. Он выпрямился, отряхнул пижаму. Ярик, словно почувствовав перемену настроения, притих, спрятался за его ногу.

– Доброе утро, Ольга, – ровным тоном произнес Высоцкий. – Как спалось?

Я не ответила. Просто смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.

Он нахмурился, словно не понимая моего состояния. Подошел ближе, но остановился, не доходя пары шагов.

– Ярик, иди позавтракай, – сказал он мальчику, и тот, послушно кивнув, убежал в сторону кухни.

Высоцкий снова посмотрел на меня. В его взгляде промелькнуло что-то похожее на… вину? Сомнение? Но тут же исчезло, сменившись привычной маской непроницаемости.

– Ты злишься, – констатировал он, скорее, чем спросил. – Это естественно. Но я же предупреждал тебя.

В этот момент мне отчаянно захотелось плюнуть в его самодовольную рожу, но, увы… чревато последствиями. Пришлось затолкнуть остатки гордости в самый дальний угол души и, стиснув зубы, проглотить этот выпад.

— Спасибо за заботу, хозяин.

– Не стоит благодарности, Ольга. Ты сама выбрала эту игру. И правила в ней устанавливаю я.

Он подошел еще ближе, наклонился, и его губы коснулись моего уха.

– И поверь, – прошептал он, – это только начало.

Он отстранился, оставив меня в полном смятении. Развернулся и направился к выходу из гостиной.

– А теперь иди умойся. Видок у тебя, как у побитой собаки. Незачем пугать ребенка таким видом за завтраком. – Он бросил это через плечо, уже уходя в сторону кухни, где звенел голос сына.

Я осталась стоять посреди этой роскошной, бездушной гостиной. Солнечный свет, лившийся из панорамных окон, казался насмешкой.

«Видок как у побитой собаки»

Да, наверное. И чувствовала я себя соответствующе. Униженной. Разбитой. Использованной. Но где-то глубоко, под слоями стыда и страха, тлел крошечный уголек ярости.

Я бы с удовольствием расцарапала его проклятую идеальную физиономию, если бы могла. Но не могла. Пока мы были заложниками обстоятельств, которые… черт возьми, создала я.

Повернувшись, я поплелась в ванную. Отражение в зеркале подтвердило его слова. Бледная, с синяками под глазами, которые не скрыть, с опухшими губами. На шее – синеватый след от его зубов.

Я умылась ледяной водой, с силой терла лицо полотенцем, пытаясь стереть следы его прикосновений, его поцелуев, его… владения. Бесполезно. Ощущение его рук, его тела, его насильственного вторжения въелось под кожу. Я чувствовала его повсюду. В дрожи в коленях. В ноющей пустоте между ног. В горечи на языке.

«Ты моя, Ольга»

Чтоб ты провалился, ублюдок.

Я вышла из ванной, стараясь выпрямить спину. Надела то же, в чем и приехала сюда – джинсы и блузку. Все равно ничего другого у меня нет, даже лифчик тварюга порвал. Благо хоть трусы целы, и на том спасибо.

В кухне царил оживленный гомон. Ярик что-то увлеченно рассказывал Высоцкому, размахивая при этом столовым прибором. Кирилл, небрежно откинувшись на спинку стула, слушал его с полуулыбкой, помешивая кофе. Картина идеальной семейной жизни. Тошнотворно.

– Мам! Смотри, дядя Кирилл готовит как шеф-повар! – воскликнул Ярик, махая вилкой. – И омлет с сыром! Самый лучший!

Я заставила губы растянуться в подобии улыбки.

– Круто. Рада, что тебе нравится.

Я села напротив Высоцкого, избегая его взгляда. Он молча пододвинул ко мне тарелку с омлетом. Аккуратный, пышный, с аппетитной корочкой. От одного вида снова подкатила тошнота. Я взяла вилку, ткнула в яичную массу. Есть было невозможно. Ком в горле не пускал.

– Мам, ты не голодная? – спросил Ярик, смотря на мою нетронутую тарелку.

– Немного устала, солнышко, – солгала я. – Съешь мой, если хочешь. Ты же растешь.

Ярик не заставил себя долго уговаривать. Высоцкий наблюдал за этим молча. Его взгляд скользнул по моему лицу, по синяку на шее, который я безуспешно пыталась прикрыть воротником блузки. Ничего не сказал. Просто допил кофе.

– Арсений приедет через час, – произнес он вдруг, откладывая планшет. Голос деловой, без эмоций. – Побудет с Ярославом. Нас ждут дела.

– А куда вы собрались? – спросил Ярик, настороженно глядя на Высоцкого. – Я тоже хочу!

Я бы тоже хотела знать, какие дела могли возникнуть у следователя на горизонте с утра пораньше. Хотя, если честно, знать не хотела. И так прекрасно догадывалась, о чем идет речь, ведь он мне об этом говорил вчера. Скорее всего, он планирует съездить на могилу к моему мужу, а не просто подышать свежим воздухом.

– Не сегодня, космонавт, – ответил Высоцкий, и в его голосе появились те самые отцовские, дрессировочные нотки, которые так нравились Ярику. – Мы с твоей мамой поедем по очень важным, но скучный делам. А ты пока с дядей Арсением поиграешь. Он, говорят, в Лего-роботах здорово разбирается.

Ярик надул губы, но кивнул. Авторитет "дяди Кирилла" работал безотказно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я смотрела на эту сцену с горечью. Как мой сын доверяет этому человеку. Человеку, который держит его мать в сексуальном рабстве.

Горечь плескалась во мне, отравляя каждый вдох. Видеть, как Ярик привязывается к Высоцкому, было физически больно, но ничего… Это все временно. Разберемся с «делами» и можно вернуться к исходной жизни без этого диктатора.

20 глава. Непростой день

Арсений приехал ровно через час, как и обещал Высоцкий. Он вошел в квартиру с видом человека, который явно не в восторге от своей роли няньки, но слишком боится возразить начальнику. Его глаза, круглые и немного испуганные, скользнули по мне, будто я была призраком, а не живой женщиной.

Возможно, так оно и есть — призрак той Ольги, которая была до этой ночи.

— Ольга Геннадьевна, — пробормотал он, кивая. — Я... я привез конструкторы. Для Ярослава.

Ярик тут же вцепился в пакет, который Арс держал в дрожащих руках. Его лицо озарилось восторгом.

— Мам, смотри! Это же новый набор «Космические рейнджеры»! Ты обещала его купить, но так и не купила! — крикнул он, уже разрывая упаковку.

Сердце сжалось. Да, обещала. И много чего еще. Например, что папа вернется из командировки. Что мы будем жить как раньше. Что все будет хорошо.

— Рада, что тебе нравится, — выдавила я, гладя его по голове. — Только не разбрасывай детали по всей квартире, ладно?

Ярик кивнул, уже погруженный в мир пластиковых героев. Арсений стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, словно ждал указаний.

— Ну что, поехали? — раздался голос следователя за моей спиной.

Я вздрогнула. Он подошел так тихо, что я даже не услышала шагов. Его пальцы легли на мое плечо — легкое, почти невесомое прикосновение, но от него по спине пробежали мурашки. Вчерашнее вспомнилось с болезненной четкостью.

— Поехали, — прошептала я, отстраняясь.

— Мам, а вы скоро вернетесь? — сын поднял на меня глаза, и в них мелькнула тень тревоги.

— Конечно, солнышко. Очень скоро.

Я наклонилась, поцеловала его в макушку, вдохнула знакомый запах детского шампуня. Если бы я могла, взяла бы его с собой. Но... нет. Лучше он останется здесь, с этим боязливым Арсением, чем увидит то, что мне предстоит сделать.

Высоцкий уже ждал у лифта, держа в руках черную спортивную сумку. Что в ней? Лопаты? Перчатки? Или что-то похуже?

— До свидания, дядя Кирилл! — крикнул Ярик.

Высоцкий обернулся, кивнул. На его лице промелькнуло что-то похожее на улыбку.

— Не скучай, космонавт. Мы вернемся к ужину.

Лифт закрылся, и мы остались одни. Тишина. Только едва слышный гул механизма. Я уставилась в пол, чувствуя, как его взгляд скользит по мне, будто рентген.

— Ну что, Ольга, готовься. Сегодня будет непростой день, — наконец произнес он.

— А какие у нас тут были простые? — огрызнулась я.

Он усмехнулся.

— Ты права. Но сегодня мы займемся твоим мужем. Вернее, тем, что от него осталось.

Лифт остановился. Дверь открылась, и мы вышли в подземный паркинг. Его черный BMW стоял рядом, будто ждал нас.

Я молча села в машину, стараясь не смотреть на сумку, лежащую на заднем сиденье. Высоцкий занял место водителя, и мы тронулись с места. Машина плавно выехала из паркинга на улицу, вливаясь в утренний поток машин. Город просыпался, спешил жить своей обычной жизнью, не подозревая о том, какие мрачные дела творятся за стенами роскошных домов. Я отвернулась к окну, наблюдая за проплывающими мимо пейзажами. Серые многоэтажки сменялись зелеными парками, а затем и вовсе уступили место бескрайним полям. Ехать было долго.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

21 глава. Незваные гости

Мы ехали молча. Километры убегали под колеса, а в голове крутилась одна и та же мысль: «Что я наделала?» Нет, не вчера, не тогда, когда бросила в Давида статуэткой. А сегодня, когда согласилась на эту адскую поездку. Когда позволила этому человеку диктовать мне условия. Когда стала его... собственностью.

Высоцкий не пытался заговорить. Он сосредоточенно вел машину, изредка поглядывая на навигатор в котором я забила маршут. Его профиль в полумраке салона казался высеченным из камня — холодным, бесстрастным. Только губы слегка подрагивали, будто он что-то обдумывал. Или наслаждался моим молчаливым страхом.

Я сжала кулаки на коленях, стараясь не думать о том, что нас ждет. О лесе. О яме. О... нем.

— Долго еще? — спросила я, чтобы разрядить тишину.

— Час. Может, меньше, — ответил он, не поворачивая головы. — Если не застрянем в пробке.

— В пробке? — я фыркнула. — Мы же уже за городом.

— Ты удивишься, но даже здесь бывают заторы. Особенно в районе дачных поселков.

Я замолчала. За окном мелькали деревья, изредка попадались одинокие дома. Солнце уже поднялось высоко, но его свет казался мне каким-то ненастоящим, будто фильтр наложили на весь мир.

— Тебе стоит поспать, — вдруг сказал Высоцкий. — Видок у тебя, будто тебя переехали. Два раза.

— Спасибо за заботу, — я скривила губы. — Но после вчерашнего я вряд ли смогу спать спокойно.

Он усмехнулся, но ничего не ответил.

Машина свернула на проселочную дорогу, и тут началось самое интересное. BMW, конечно, не внедорожник, но Высоцкий гнал его по ухабам так, будто участвовал в ралли. Меня бросало из стороны в сторону, и я вцепилась в ручку двери, чтобы не прилететь к нему на колени.

— Ты специально? — процедила я сквозь зубы.

— Что? — он сделал вид, что не понимает.

— Едешь так, будто хочешь, чтобы меня вырвало.

— Мне же нужно как-то твое недовольное личико преобразить. А ты весьма сексуальна, когда злишься. Это меня возбуждает.

Я отвернулась к окну, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Его слова, циничные и бесстыдные, ранили сильнее ухабов. Сексуальна, когда злюсь? Да он просто издевается! Он знает, что я сломлена, раздавлена, и наслаждается моей беспомощностью. Ярость и отчаяние боролись во мне, готовые вырваться наружу криком. Но я сдержалась. Не покажу ему свою слабость. Не доставлю ему удовольствия.

Мы тряслись по дороге еще минут двадцать, пока, наконец, в далеко не показалось то самое место, где я с Сашей спрятала тело мужа.

Стоило только Высоцкому заглушить мотор, как лес встретил нас гробовой тишиной, прерываемой только скрипом моих зубов от нервной дрожи.

Свежий воздух пахнул прелой листвой и... чем-то еще. Чем-то сладковато-тяжелым, въевшимся в подкорку за тот кошмарный вечер. Меня вывернуло бы наизнанку, если бы в желудке было что-то, кроме кома ледяного страха.

Высоцкий вытащил ту самую черную спортивную сумку, лежащую на заднем сидении.

Звякнул металл – лопаты. Две. Его лицо было каменным, профиль резким на фоне серого неба. Ни тени вчерашнего "рыцаря" или садиста. Только холодный профессионал, приступивший к грязной работе.

— Ну, Громова, – его голос резанул тишину, как нож по холсту. — Покажи, где твой шедевр ландшафтного дизайна.

Я кивнула, не в силах говорить. Ноги ватные поволокли меня по знакомой, до жути знакомой тропинке. Каждый корень, каждый сучок напоминал о том, как мы с Сашкой, пыхтя и матерясь, тащили этот чертов ковер. Как земля липла к сапогам, как пот заливал глаза, а запах... Боже, этот запах уже тогда висел в воздухе, едва уловимый, зловещий.

— Вон там, — прохрипела я, указывая на неприметный участок под старым дубом. Земля слегка просела, но в целом место выглядело диким. Никаких табличек "Здесь зарыт муж". Минимализм, как любил Давид. Иронично, черт возьми.

Высоцкий кивнул, скинул дорогую куртку на капот БМВ (ох, не жалеет тряпку!). Достал лопаты, протянул одну мне.

— Работаем. Быстро и тихо. Глубже, чем было. И все следы – наши, прошлые – уничтожить. Каждый листик, каждый сломанный прутик.

Я взяла лопату. Рукоять была холодной, чужой. Тяжелой. Не то что наша старая, с дачи. Вспомнилось, как Сашка, пыхтя, долбил корни, а я, задыхаясь от истерического смеха и ужаса, отгребала землю.

«Глубже, Сань, глубже! А то еноты шведский стол устроят!»

Боже, как же это было нелепо. И как... по конченному.

Первый удар лопатой о землю. Звук глухой, зловещий. Ком глины отлетел в сторону. Высоцкий работал молча, ритмично, без лишних усилий. Мускулы играли под тонкой тканью рубашки. Я копала рядом, стараясь не отставать, но мои движения были угловатыми, неуклюжими. Земля не поддавалась, корни оплетали лопату, как змеи. Пальцы быстро натерлись, под ногтями забилась грязь. Пахло сыростью, тлением и... да, он был прав. Даже сейчас, сквозь запах леса, пробивался тот самый сладковато-гнилостный шлейф. Меня затрясло.

— Не валяй дурака, Ольга,— его голос был резким, но без злости. Констатация. — Копай. Или хочешь, чтобы тебя нашли по твоим же слезам на этой лопате?

Я стиснула зубы, впилась в рукоять. Ненавидела его. Ненавидела себя. Ненавидела Давида, сгнившего где-то подо мной. Копала. Грубо, яростно, сбивая кожу с ладоней. Каждый пласт земли был как страница кошмарного дневника, который я отчаянно пыталась вырвать.

— Левее, — бросил Высоцкий, не глядя. — Там, где корень торчит. Видишь? Надо убрать его.

Я послушалась. Обходила корень, углубляла яму. Его наблюдательность была пугающей. Как будто он видел ту ночь насквозь. Где мы стояли, как падали, где Сашка выругался особенно звучно...

— Сашка... — имя вырвалось само, шепотом. Я тут же стиснула губы.

Высоцкий остановился, уперся на лопату. Его взгляд, тяжелый и всевидящий, уперся в меня.

— Твой соучастник? — спросил он почти равнодушно. — Не трать на него силы. Если он жив – уже хорошо бегает. Если мертв – не воскресишь. Концентрируйся на том, чтобы твой сын не остался сиротой в ближайшие сутки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его слова были как удар по почкам. Холодный, расчетливый. Я снова впилась в лопату. Земля летела из-под заступа. Яма углублялась. И с каждым сантиметром запах становился... гуще. Назойливее. Невыносимее. Я чувствовала, как тошнота подкатывает к горлу, как дрожь в коленях усиливается. Перед глазами поплыли пятна – то ли от усилия, то ли от ужаса.

— Стоп.

Его команда прозвучала резко. Я замерла, чуть не уронив лопату. Он присел на корточки у края ямы, сдвинул ком земли носком ботинка. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь кроны, я увидела то, от чего сердце ушло в пятки. Клочок ткани. Темной, дорогой шерсти. Из того самого свитера Давида, который я сама укладывала в чемодан для его "побега".

Высоцкий не прикоснулся. Просто смотрел. Его лицо было непроницаемой маской.

— Значит, здесь,— произнес он тихо, подняв на меня свой взгляд. В его глазах не было ни осуждения, ни злорадства. Только холодная констатация факта.

— Теперь слушай внимательно. Мы углубляем яму. Аккуратно. Весь этот слой,– он указал на землю вокруг клочка ткани, — снимаем и упаковываем. Весь. Каждую песчинку, которая могла контактировать. Потом засыпаем чистой землей с глубины. Глубже. Насколько сможем.

Он достал из сумки несколько огромных черных мешков для мусора и пару пар плотных резиновых перчаток. Протянул перчатки мне.

— Надевай. И забудь про хандру. Твои ДНК здесь – твой смертный приговор. Вычеркни их.

Я надела перчатки. Резина неприятно прилипла к потным ладоням. Запах резины перебил на секунду запах тела. Маленькая благодать.

Мы начали копать снова. Теперь – как саперы. Осторожно, слой за слоем, сгребая землю вокруг того страшного места в мешки. Я видела больше. Не просто ткань. Темное пятно на земле. Кусочек чего-то белесого, облепленного глиной. Кость? Ребро? Череп? Глаза застилало, но руки, послушные его тихим командам "Левее. Медленнее. Глубже", работали. Автоматом. Как в кошмарном сне.

Ветер внезапно зашелестел листвой громче. Где-то вдалеке треснула ветка. Я вздрогнула, выронив ком земли.

— Спокойно,— шикнул Высоцкий, его глаза мгновенно прочесали лесную чащу.— Это всего лишь ветер... или лесные обитатели. Продолжаем и не останавливаемся.

Но это было не природное явление и тем более не звери. Где-то совсем рядом, за густыми кустами орешника, послышался... шорох. Намеренный. Человеческий. И тихий смешок. Будто кто-то наблюдал за нашей похоронной феерией и не мог удержаться от садистского веселья.

Высоцкий замер. Его рука медленно потянулась к кобуре у пояса. А моя лопата задрожала в руках от страха. Лесная тишина сгустилась, став вдруг враждебной и полной незримых глаз. Кажется к нам пожаловали незваные гости.

22 глава. Грибник

— Приветствую, молодежь, — раздался хриплый голос мужичка, который какого-то черта приперся сюда.— Надеюсь не помешал?

незнакомец выходит к нам на встречу, но Кирилл быстро преграждает ему путь, чтобы тот не успел разглядеть чего не стоило бы видеть.

— Здравствуйте, вроде нет. Что-то случилось?— интересуется следователь миролюбиво. Даже интересно, откуда в нем такое актерское мастерство неожиданно проснулось.

— Да нет… Смотрю кто-то возится здесь. Вот и решил подсабить, если надо. Что-то ищите? Могу помочь в поисках.

Высоцкий прожигает взглядом незваного гостя, но тот, кажется, совсем не тушуется. Напротив, разглядывает нас с любопытством, как диковинных зверушек в зоопарке. Интересно, что он успел увидеть, пока мы тут раскопками занимались?

Паника нарастает, как снежный ком.

— Да так, грибочки ищем,— следователь выдает это с такой невинной улыбкой, что я чуть не подавилась воздухом.

Грибочки, ага, с лопатами и черными мешками. Явно не шампиньоны собираем.

— Урожай в этом году не ахти, приходится копать, чтобы хоть что-то найти. Вы, случаем, не подскажете, где тут у вас боровички водятся?

Мужичок хмыкает, почесывая свой лысеющий затылок.

— Боровички-то они любят места укромные… — Он бросает быстрый взгляд за спину Кириллу, туда, где зияет наша яма. Мое сердце замирает. Ну все, приплыли. Сейчас как заорет на весь лес, и прощай свобода, здравствуй, Колыма.

Но тут Высоцкий делает ход конем.

— А вы, я смотрю, тоже не с пустыми руками! — он ловко переводит внимание на корзину незнакомца. — Что там у вас? Белые? Или рыжики? У нас с женой знаете ли, соревнование. Кто больше наберет. А у нее нюх, как у ищейки. Но я ее все равно сделаю!

Мужичок расплывается в довольной улыбке. Кажется, тема грибов его увлекла. Забыв про яму и наши подозрительные лица, он начинает нахваливать свой улов. Оказывается, он местный, лес знает как свои пять пальцев, и боровики у него всегда в достатке. Высоцкий умело поддерживает разговор, сыплет терминами из микологии (откуда он их только знает?), травит байки про грибников-неудачников. Я стою истуканом, вцепившись в лопату, и молюсь, чтобы этот фарс поскорее закончился. В голове вертится только одна мысль: «Поскорее бы закончился этот дурдом!»

В итоге, мужичок, видимо, решив, что мы просто городские сумасшедшие, помешанные на грибах, прощается и уходит вглубь леса. Высоцкий провожает его взглядом до тех пор, пока тот не исчезает за деревьями. Затем резко разворачивается ко мне.

— Шевели поршнями, Громова! У нас нет времени на светские беседы! Теперь точно надо все закончить до заката, вдруг этот грибник-любитель решит вернуться. И это будет уже не так весело!

Работа закипела с новой силой. Мы загребали землю, как одержимые, пакуя ее в мешки. Кирилл, словно почувствовав мое состояние, работал молча, не упрекая и не подгоняя. Лишь изредка бросал на меня быстрые взгляды, полные… сочувствия? Или мне просто хотелось так думать? Наконец, яма была выкопана глубже, чем в первый раз. Земля, соприкасавшаяся с телом Давида, была аккуратно упакована и завязана. Высоцкий достал из сумки еще один мешок, на этот раз с обычной землей. Начали засыпать могилу.

Закончив, мы прибрали все следы. Замели опавшей листвой, замаскировали дерном. Место захоронения теперь выглядело как обычная лесная полянка. Ничего не выдавало страшной тайны, скрытой в ее недрах. Высоцкий окинул полянку критическим взглядом, словно художник, оценивающий свое творение.

— Сойдет, — констатировал он, вытирая пот со лба. — По крайней мере, до следующей эксгумации… если она вообще будет. Идем. Я надеюсь, что больше никогда в жизни не увижу этого проклятого места. По крайней мере, в роли землекопа!

Закинув мешки в багажник, Высоцкий сел за руль, и мы рванули прочь из этого места.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

23 глава. Улики

Почему этот балаган вызывает у меня безудержный приступ смеха? Гомерический хохот, вырывающийся из самой глубины души, абсолютно неподдельный! Это вообще нормально? Или я окончательно слетела с катушек и теперь мне светит уютная палата с мягкими стенами?

— Кирилл, послушай, а если этот старик увидел нашу яму? Что тогда будем делать?

Смех мой оборвался так резко, что я чуть не прикусила язык. BMW Высоцкого мчался по лесной дороге, подпрыгивая на ухабах, а я вцепилась в сиденье, будто от этого зависела моя жизнь. Может, так оно и было.

— Если он что-то видел, — Кирилл не сводил глаз с дороги, но его голос стал жестче, — то нам уже нечего терять. Кроме разве что времени.

— То есть?

— То есть, — он резко свернул на трассу, — мы действуем по худшему сценарию. Этот «грибник» мог быть кем угодно: от любопытного пенсионера до наводчика тех, кто ищет твоего мужа. И если он не просто так появился в том лесу...

Он не договорил, но я поняла. Худший сценарий — это когда за тобой уже следят. Когда каждый твой шаг — это шаг по минному полю.

— Значит, теперь мы в жопе? — спросила я, глядя, как за окном мелькают деревья, сливаясь в зеленое месиво.

Высоцкий хмыкнул.

— Ты всегда так тонко выражаешься?

— После того как закопала мужа и переспала со следователем? Да, Кирилл Андреевич, мой словарный запас немного обеднел.

Высоцкий бросил на меня короткий взгляд, в котором читалась смесь раздражения и… понимания? Черт его знает, что у него в голове творится. Он выжал педаль газа, и машина рванула вперед, оставляя позади лес, могилу и все наши проблемы. Или, по крайней мере, мы так думали.

— Не драматизируй, Громова. Мы еще не в жопе. Пока что. Но ситуация паршивая, это факт. Нужно быть готовыми ко всему. И, да, твой словарный запас меня немного пугает. Держи себя в руках.

Всю дорогу до города мы ехали молча. Я смотрела в окно, пытаясь осмыслить произошедшее, как вдруг я вспомнила про свой клад, оставленный мне мужем в банке.

— У меня есть компромат на людей, с которыми работал Давид. Я в этом не сильна, может ты разберешься в этом?

— Компромат? Это интересно, — Высоцкий оживился. — Где он? В каком виде? Документы, файлы, что-то еще? Любая информация может быть полезной.

Я рассказала ему о банковской ячейке, в котором нашла документы, деньги, а самое главное флешку с каким-то доказательствами. Высоцкий слушал внимательно, не перебивая. В его глазах мелькнул проблеск надежды.

— Это меняет дело, — сказал он, когда я закончила. — Если там действительно что-то серьезное, мы можем использовать это в свою пользу. Где все это находится?

— Я спрятала у себя дома.

Мужчина нахмурился.

— Дома? Оль, ты серьезно? После всего случившегося ты спрятала улики у себя дома? Это как выставить табличку «Добро пожаловать, мы здесь!» для всех, кто разыскивает твоего мужа.

Мне ничего не оставалось, как просто пожать плечами.

— А где мне было их прятать? У меня не было времени думать, я действовала на автомате. И кстати именно по твоей вине, я не смогла нормально этого сделать, так как кому-то срочно потребовалось мое присутствие в следственном комитете!— возмутилась я, прокручивая в голове тот самый день. Кирилл вздохнул и потер переносицу.

— Ладно, это уже неважно. Едем к тебе.

Машина рванула вперед, подбрасывая меня на сиденье так, что зубы стучали. Высоцкий вел агрессивно, будто спасался от погони, хотя вокруг были только мирные дачники на своих убитых «Ладах». Я вцепилась в подлокотник, глотая ком в горле.

Мой подъезд встретил нас зловеще пустой тишиной. Высоцкий двинулся первым, приоткрыв пиджак – там, у пояса, тускло блеснула кобура. Мое сердце колотилось так, что, казалось, эхо разносилось по всему этажу.

– Замок цел, – констатировал он, осмотрев дверь быстрым, профессиональным взглядом. – Но это ничего не значит.

Ключ дрожал в моих пальцах. Он выхватил его, вставил, резко повернул и толкнул дверь плечом, прижав меня к стене своим телом. Щелчок. Тишина.

– Стоять, – шепнул он и скользнул внутрь, исчезнув в полумраке прихожей.

Я прижалась к косяку, слушая собственное прерывистое дыхание. Из квартиры доносились его осторожные шаги, скрип открываемых дверей. Каждая секунда тянулась вечность.

– Чисто, – наконец раздался его голос, уже из гостиной. – Заходи. И не трогай ничего.

Переступив порог, в нос ударил запах. Не крови – ее давно уже здесь не было . Запах пустоты. Запах жизни, которая здесь кончилась. Минимализм, который я так любила, обернулся холодным, стерильным моргом.

– Где спрятано? – Высоцкий стоял посреди комнаты, окидывая взглядом стены, полки, мебель. Его глаза, эти ледяные сканеры, выискивали слабые места.

– Антресоли, – выдохнула я, кивнув в сторону коридора. – В книге. "Война и мир".

Он двинулся туда, его шаги беззвучны на паркете. Я осталась стоять у входа в гостиную, обнимая себя за плечи. Перед глазами снова поплыли картинки: Давид с презрительной усмешкой... Звон статуэтки... Багровая лужа... Я зажмурилась.

– Нашел! – его голос донесся из глубины квартиры.

Я не ответила. Меня вдруг пронзила мысль: А что, если он возьмет флешку и просто уйдет? Оставит меня здесь, с моим багажом трупа и страха? Высоцкий был хищником. Договоры для таких – просто бумажки.

Он вернулся, держа в руках толстый том. Его лицо было непроницаемым.

– Умно, – бросил он, листая страницы. – Толстой отпугивает даже самых настырных идиотов. Где тут?

– Том третий, – прошептала я. – Где Пьер в плену... Страница... черт, не помню. Где-то в середине.

Он раскрыл книгу, стал перелистывать. Листы шелестели, как сухие листья на могиле. И вдруг его пальцы замерли. В желобке между страниц тускло блеснул пластик. Флешка. Рядом – сложенный листок.

Высоцкий аккуратно извлек их. Не глядя на меня, развернул бумагу. Его глаза пробежали по строчкам. Брови чуть приподнялись – единственный признак удивления или... интереса?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Любопытно, – пробормотал он. – Очень любопытно.

– Что там? – шагнула я вперед, забыв про осторожность.

Он поднял на меня взгляд. В его глазах горел холодный азарт охотника, нашедшего след.

– Твой покойный муж, Ольга, был не просто гениальным идиотом. Он был гениальным провидцем. Или сумасшедшим. – Он сунул листок в карман пиджака вместе с флешкой. – "Арес"... "Код 451"... Имена, даты, суммы. И кое-что поинтереснее. План Б. На случай, если его "благодетели" решат, что он стал обузой.

Меня будто ударило током. *План Б?* Значит, он предвидел? Предвидел, что его могут убить?

– Что за план? – голос сорвался на хрип.

Высоцкий усмехнулся.

– Не все сразу, Громова. Сначала надо убедиться, что это не ловушка. И что на этой флешке нет вируса, который спалит мой ноут к чертям. – Он подошел ко мне вплотную. Его запах – кожи, дорогого парфюма, чего-то опасного – снова окутал меня. – А теперь слушай внимательно. Мы уходим. Сейчас. И возвращаться сюда тебе – смерти подобно. Поняла?

Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Квартира, моя крепость, моя тюрьма, вдруг стала чужой и смертельно опасной. Даже воздух здесь казался отравленным.

– Возьми самое необходимое. Для себя и сына. За пять минут. Одежда, документы. Никаких игрушек, альбомов, хлама. – Его тон не оставлял места для возражений.

Я кинулась в спальню, на автомате хватая вещи из шкафа. Джинсы, футболки, свитер, белье. Документы – мои, Ярика – лежали на видном месте, в синей папке.

«Всегда под рукой, Оль, на случай пожара», – смеялся когда-то Давид. Ирония судьбы. Пожар случился, только иного рода.

Собирая вещи сына в его комнате, я наткнулась взглядом на фото на комоде. Мы втроем, на море. Ярик, крошечный, на руках у Давида. Оба смеются. Солнце, море, счастье... Казалось, другая жизнь. Другая я. Рука сама потянулась к рамке...

– Время вышло! – резкий голос Высоцкого срезал порыв, как ножом. Он стоял в дверях, его взгляд скользнул по фото, но не задержался. – Бросай. Идем.

Я сунула последнюю футболку Ярика в сумку, отвернувшись от фото. От прошлого. Оно было мертво. Как и человек на том снимке.

Высоцкий шел первым, неся мою сумку. На пороге я обернулась. Последний взгляд на гостиную, на тот злополучный ковер, на диван, где когда-то смеялись... Теперь это был просто набор дорогих вещей. Склеп воспоминаний.

– Забудь это место, Ольга, – тихо сказал он, уже в лифте. Его голос звучал неожиданно устало. – Оно больше не твое.

Лифт поехал вниз. Я закрыла глаза. Забыть? Легко сказать. Все таки это неотъемлемый кусочек меня и моей жизни.

24 глава. Друг, не друг

— Куда теперь? — спросила я, садясь в машину.

— Разбираться с твоим «наследством», — он завел двигатель, и тот заурчал, как довольный зверь. — У меня есть безопасное место.

Безопасное место. Звучало как насмешка. Безопасного в моей жизни больше не было. Да и было ли вообще?

Квартира Высоцкого оказалась обычной «однушкой» в спальном районе. Скромно, но со вкусом: бежевые стены, минимум мебели и ноутбук, лежащий на кухонном столе.

— Твоя тайная берлога? – не удержалась я от сарказма.

— Рабочая необходимость, Ольга. Не все операции удобно проводить из кабинета в СК.

Он достал флешку и листок из кармана, положил на стол.

— Садись. Будем разбираться.

Я опустилась на стул, чувствуя, как ноги подкашиваются. Он включил ноутбук и вставил флешку в USB-порт. Экран ожил, и через секунду перед нами всплыла папка с криптографическим названием: «Арес. Финал».

— Твой муж любил пафос, — усмехнулся Высоцкий, щелкая мышкой.

Файлы открылись. Фотографии. Документы. Видео.

Первое, что бросилось в глаза — Давид в темном костюме, пожимающий руку мужчине в военной форме. Подпись: «Передача образцов. Баку, 12.09».

— Что за образцы? — спросила я, но Кирилл уже листал дальше.

Контракты. Счета. Имена.

— «Проект Арес» — это искусственный интеллект для управления беспилотниками, — наконец сказал он, не отрываясь от экрана. — Твой муж продавал его за границу. В обход санкций.

Я почувствовала, как по спине побежали мурашки.

— А «Код 451»?

— Это отмычка. Программа, которая стирает следы переводов. Два миллиона — это только начало.

Он открыл видео. Давид в незнакомом кабинете, перед ним — экран с картой.

— «Если что-то пойдет не так, — говорил он на записи, — используйте это».

Затем он достал маленький черный чип.

— «Ключ ко всему».

Видео оборвалось.

Я сидела, онемев.

— Он… он что, готовил это заранее?

Высоцкий медленно закрыл ноутбук.

— Твой муж знал, что его убьют. И оставил тебе страховку.

— Страховку? — я засмеялась, только смех этот был нервным, чем искренним. — Он оставил мне кучу проблем!

— Нет. — Кирилл повернулся ко мне, его глаза горели холодным огнем. — Он оставил тебе власть.

Тишина.

— Власть?

— Информация — это оружие. А у тебя теперь есть доступ к секретам людей, которые не оставляют свидетелей. — Он наклонился ближе, его дыхание обожгло мою кожу. — Ты думаешь, они просто так искали его? Он украл у них не только деньги, Ольга. Он украл их безопасность.

Власть. Это слово повисло в воздухе, словно дым от взорванной гранаты. Я, Ольга Громова, вдова с подмоченной репутацией и грузом трупа за плечами, вдруг стала держателем акции «Власть». Ну и ну! Давид, гений или сумасшедший, превратил мою жизнь в крутой боевик, где я играю главную роль, не имея ни малейшего понятия о правилах!

— И что мне с этой властью делать? – ядовито поинтересовалась я, хотя в глубине души уже поселилось какое-то странное предвкушение. – Мир спасать? Злодеев наказывать? Или просто застрелиться от счастья?

Высоцкий хмыкнул, его губы тронула едва заметная усмешка. Видимо, моя ирония его забавляла.

— Для начала – выжить, Громова. Потом – использовать этот «план Б» с умом. Помнишь про благодетелей Давида? Они не обрадуются, узнав, что их грязные секреты у тебя в руках. Так что готовься к очень интересной игре, где ставки – твоя жизнь и жизнь твоего сына.

Охренеть! И как я раньше жила без таких захватывающих перспектив? Будни домохозяйки, походы в магазин, детские утренники… Скукотища! Теперь моя жизнь – это американские горки, где каждый вираж может стать последним. И, знаете что? Мне начинает нравиться! Ладно, ладно, не буду врать. Мне страшно. Но адреналин уже плещется в крови, и я чувствую, как во мне просыпается та самая Ольга Громова, которую Давид когда-то полюбил. Сильная. Дерзкая. Готовая на все!

— О!— воскликнул Кирилл, тем самым привлекая мое внимание, которое потерялось в размышлениях о происходящем. — А вот и Александр Смолин собственной персоной… Значит, он тоже замешан в этом дельце? — сказал он, рассматривая одну из фотографий, которую я даже не заметила.

— Что?!

Я подскочила, как ужаленная, и вперилась в экран. Как такое может быть? Мой друг, тот самый, который помог мне спрятать мертвое тело в лесу? Чушь! Он никогда с Давидом не пересекался.

— Этого не может быть! Сашка? — я выхватила мышку из рук Высоцкого, приближая изображение. Смолин. Несомненно, он. В дорогом костюме, с галстуком в тон, стоит рядом с Давидом и каким-то лысым типом с неприятным взглядом и что-то оживленно обсуждает!

Мозг отключился. Просто… вырубился. Словно кто-то дернул вилку из розетки. Я уставилась на экран, на это лицо – Санек, мой Санек! – такое знакомое и вдруг чужое до жути. Высокий брюнет с пронзительными голубыми глазами, которые всегда смотрели на меня с теплотой, а теперь – на фото – были холодными, расчетливыми. Он стоял рядом с Давидом, моим мужем, которого он якобы терпеть не мог, и с этим лысым гадом, чей взгляд скользил по камере с хищной самоуверенностью. Они не просто стояли – они обсуждали что-то. Оживленно. Как старые соратники или деловые партнеры.

«Не может быть. Фотошоп. Подстава. Галлюцинация от недосыпа и стресса». Любая отмазка лезла в голову, только бы не признавать очевидного. Сердце колотилось где-то в горле, сдавливая дыхание. По спине пробежали мурашки – не от страха, а от жгучего, обжигающего предательства.

— Саша… — имя вырвалось хриплым шепотом. — Вот же сукин сын?!

Высоцкий наблюдал за моей реакцией, как ученый за подопытной крысой в момент шока. Ни тени удивления на его каменном лице. Только легкое прищуривание, будто он ждал этого. Знал. Всегда знал.

— Знакомое лицо? — спросил он мягко, слишком мягко. Его палец ткнул в экран, прямо в Сашину морду.

— Еще бы! — огрызнулась я, скрестив руки на груди. — Лучшим другом мне был! Даже труп помогал, между прочим, спрятать и алиби состряпать! А тут, видите ли, секретные делишки с покойным муженьком проворачивает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Так вот откуда взялась девушка из инстаграма! — его голос прозвучал почти восхищенно, с оттенком ледяного торжества. — Теперь ясно, откуда ноги растут. Креативно, надо признать. Весьма.

Мужчина медленно кивнул, откинувшись на спинку стула. Его пальцы сложились домиком, касаясь губ.

— С вероятностью в девяносто девять процентов, твой Саня…— он усмехнулся беззвучно, — не просто гениальный хакер. Он гениальный провокатор. И, судя по всему, ключевое звено в этом «Проекте Арес». Видимо, твой муж что-то заподозрил или решил выйти из игры с большим кушем. Или просто стал неудобен. И тогда подключился твой дружбан. Скорее всего, он шантажировал твоего мужа любовницей, и тот отслюнявил ему деньги, а после по-быстрому расстался с Оксаной. Александру это не понравилось, тогда он просто слил Давида нужным людям, и на твоего мужа началась охота. Вот почему он захотел расстаться с тобой. Он решил так обезопасить тебя с сыном, но твоя вспыльчивость сыграла на руку Смолину. Не удивлюсь, если твой муж был еще жив, когда вы решили его прикопать. Ты проверяла его пульс?

Я вздрогнула. Эта мысль – что Давид мог быть еще жив, когда мы его закапывали – была настолько чудовищной, что на мгновение парализовала меня.

— Нет… Я к нему даже не подходила! Его трогал Саша.

В голове замелькали обрывки воспоминаний. Сашка, склонившийся над Давидом, проверяющий пульс. Его уверенные движения, слова: «Музейный экспонат потом похороним». А я… Я стояла в стороне, в оцепенении, не в силах поверить в происходящее. Доверяла ему, как себе. А он… даже не сказал мне, есть ли у моего мужа признаки жизни или нет.

Тишина в комнате стала давящей. Высоцкий ждал. Он знал, что я должна переварить это, осознать весь масштаб предательства. Моего предательства. Ведь я доверила свою жизнь, жизнь своего сына, в руки человеку, который, возможно, был причастен к смерти моего мужа.

— Значит, он знал, что я сделаю? Знал, как поступлю в экстремальных условиях? И использовал это? – мой голос дрожал.

— Он просчитал тебя, Ольга, как шахматную фигуру. Использовал твою любовь, твою боль, твою ярость. И выиграл партию.

Высоцкий встал и подошел к окну, устремив взгляд вдаль. Достал из внутреннего кармана пачку сигарет и закурил. А мне в этот момент хотелось просто разрыдаться от безысходности.

Слезы подступили к горлу, но я сглотнула их, как горькую пилюлю. Нельзя раскисать. Не сейчас. Не когда на кону стоит жизнь моего сына и моя собственная. Я должна быть сильной. Но как бы я ни старалась себя уговаривать, эмоции захлестнули мой разум, и я не выдержала. Закрыла лицо ладошками и начала просто рыдать.

Рыдала я долго, навзрыд, выпуская наружу все накопившееся напряжение, страх и отчаяние. Высоцкий молча стоял у окна, не вмешиваясь в мой личный апокалипсис. И за это я была ему благодарна. Сейчас мне нужно было выплакать все до дна, чтобы хоть как-то собраться с силами и начать думать.

25 глава. Утешение

Я чувствовала, как слезы текут по моим пальцам, горячие и соленые. Грудь поднималась прерывисто, дыхание сбивалось, а в голове гудело, будто после удара.

И вдруг — тепло.

Тепло мужских рук на моих плечах. Тихое, но твердое прикосновение, заставившее меня вздрогнуть.

— Ольга… — голос Кирилла прозвучал глубже обычного, почти шершавым.

Я не ответила. Не могла. Слова застряли где-то в горле, перекрытые комом боли.

Его пальцы осторожно сжали мои плечи, развернув меня к нему. Я сопротивлялась, не хотела, чтобы он видел мое лицо — красное, опухшее от слез, слабое. Но Кирилл не отпускал.

— Посмотри на меня, — приказал он тихо, но так, что ослушаться было невозможно.

Я подняла глаза. Его лицо было ближе, чем я ожидала. Строгое, с резкими чертами, но в глазах — не холод, а что-то другое. Что-то, от чего сердце сжалось еще сильнее.

— Ты не одна, — сказал он.

И прежде чем я успела что-то ответить, его губы накрыли мои.

Горячие. Твердые. Без права на отступление.

Я замерла. Шок, замешательство, гнев — все смешалось в один клубок где-то под грудью. Но потом… потом я почувствовала.

Его поцелуй не был нежным. Он был нужным… для меня. Как глоток свежего воздуха после долгого удержания под водой. Как удар адреналина в сердце, заставляющий снова почувствовать себя живой.

Я не ответила сразу. Но и не оттолкнула.

Медленно, неуверенно, я приоткрыла губы, впуская его в себя. Его язык коснулся моего, и тело пронзила дрожь. Не от страха, нет. От осознания того, как сильно я нуждалась в этом. В тепле, в поддержке, в ком-то, кто просто будет рядом.

Я обхватила его шею руками, прижимаясь ближе, и слезы снова покатились по щекам, но на этот раз — слезы облегчения. Боль никуда не делась, но теперь она казалась менее острой, словно ее разбавили некой надеждой. Поцелуй углублялся, становясь требовательным, настойчивым. Я чувствовала, как учащается его дыхание, как напрягаются мышцы под моими руками.

Его руки скользнули по моей спине, прижимая меня так близко, что я чувствовала каждый мускул его тела. Губы Высоцкого были горячими, почти обжигающими, а его дыхание смешалось с моим, создавая безумный ритм, под который мое сердце бешено колотилось. В этот момент я забыла обо всем — о предательстве Сашки, о трупе мужа, о страхе за Ярика. Остался только он. Кирилл. Человек, который мог сломать меня одним словом, но почему-то выбрал этот странный, необъяснимый способ утешения.

Я углубила поцелуй, впиваясь пальцами в его волосы, цепляясь за них, как за якорь в бушующем море. Он ответил тем же — его пальцы впились в мои бедра, поднимая меня, и через секунду я уже сидела на столе, а он стоял между моих ног, не прерывая поцелуя ни на мгновение.

Мужские руки прошлись под моей блузкой, обжигая кожу и оставляя за собой следы огня. Я застонала в его губы, но не отстранилась — наоборот, притянула ближе, чувствуя, как мое тело отвечает ему без слов, без мыслей, только жаждой и диким, неконтролируемым желанием.

— Кирилл… — прошептала я, когда его губы сместились к шее, к чувствительной точке под ухом.

Он не ответил. Его зубы слегка сжали кожу, заставив меня вздрогнуть, а пальцы уже расстегивали мои джинсы. Я помогала ему, сбрасывая одежду, не задумываясь о последствиях, о том, что происходит, о том, кто мы друг другу. В этот момент не было прошлого, не было будущего — только сейчас. Только он.

Стол был холодным под моими бедрами, но его тело горело, прижимаясь ко мне.

Я задыхалась, не в силах насытиться его прикосновениями. Все во мне кричало, требуя большего. Он понял этот безмолвный призыв. Его руки, такие сильные и уверенные, сбросили с меня остатки одежды, и я почувствовала его кожу рядом со своей. Грудь к груди, бедро к бедру – каждое прикосновение обжигало, словно клеймо, выжигая на моем теле его имя. Я обвила его ногами, чувствуя, как он вдавливается в меня, готовый к большему. И я тоже была готова.

В голове не осталось ни единой мысли, кроме желания слиться с ним воедино, утонуть в этом безумии страсти. Я чувствовала его дыхание на своей шее, слышала глухое рычание, вырывающееся из его груди. Он целовал меня – губы, шею, плечи, грудь, оставляя на моей коже следы, которые, я знала, никогда не сотрутся.

И вот, когда напряжение достигло своего пика, когда я была готова взорваться от нахлынувших чувств, он вошел в меня. Резко, сильно, до самой глубины. Я закричала, заглушая свой стон его губами. Боль и наслаждение смешались в один неразделимый клубок, захлестнув меня с головой. Я двигалась навстречу ему, отдаваясь полностью этому моменту, этому человеку.

Кирилл отвечал мне с такой же страстью, с такой же неутолимой жаждой. Он двигался внутри меня, словно одержимый, заставляя мое тело содрогаться в экстазе.

Каждый толчок был как удар молнии, пронзающий все мое существо. Я чувствовала, как рушатся последние барьеры, как растворяется боль, уступая место всепоглощающей волне наслаждения. Мы двигались в унисон, словно два диких зверя, нашедших друг друга в этом хаосе. Его руки сжимали мои бедра, притягивая ближе, а губы оставляли на моей коже пылающие следы.

Внутри меня разгорался пожар. Каждое его движение отзывалось дрожью, каждая клеточка тела кричала от восторга. Я вцепилась в его плечи, царапая кожу ногтями, не в силах сдержать рвущиеся наружу стоны.

Взгляд затуманился, все звуки приглушились, остался только он, только мы, в этом безумном танце тел. Я чувствовала, как волны наслаждения накатывают одна за другой, захлестывая меня с головой. Все мысли исчезли, осталась только дикая, первобытная потребность.

Кирилл продолжал двигаться, не давая мне передышки, доводя меня до грани безумия. Я чувствовала, как напряжение нарастает, готовое вырваться.

И вот, когда я была на самом пике, когда тело пронзила ослепительная вспышка, меня накрыло. Мощная, всепоглощающая волна оргазма прокатилась по всему телу, заставляя меня выгнуться дугой. Я кричала, но мой крик заглушил его поцелуй. Кирилл замер на мгновение, а затем извергся в меня с такой силой, что я почувствовала, как каждая клеточка моего тела взрывается от удовольствия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я лежала на столе, дыша прерывисто, чувствуя, как его тело медленно отстраняется от моего. Кожа горела, губы дрожали, а в голове стоял густой туман, сквозь который пробивались лишь обрывки мыслей: Что это было? Зачем? Почему он?..

26 глава. План по выживанию

Кирилл отошел к окну, его силуэт резко вырисовывался на фоне серого неба. Он закурил, глубоко затянулся, и дым клубами вырвался из его губ, словно пытаясь скрыть выражение его лица. Но я уже успела заметить — в его глазах было что-то странное. Не удовлетворение, не торжество, а… растерянность? Нет, не может быть. Высоцкий не растерян. Он всегда знает, что делает.

Я приподнялась на локтях, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу. Одежда валялась на полу бесформенными кусками ткани, будто свидетельница какого-то дикого ритуала. Мне следовало бы чувствовать стыд, ярость. Что угодно. Но вместо этого внутри было пусто.

— Это что, часть твоего «плана»? — спросила я, и мой голос прозвучал хрипло, чужим. — Еще один способ убедиться, что я твоя?

Он обернулся, его глаза сузились, но ответил не сразу. Сначала сделал еще одну затяжку, потом медленно выдохнул.

— Нет, — наконец произнес он. — Это был… сбой в системе.

Я фыркнула.

— Сбой? Ты сейчас серьезно?

Его губы дрогнули в подобии улыбки.

— Давай не будем это обсуждать. У нас есть дела поважнее.

Он потушил сигарету и подошел к ноутбуку, снова погрузившись в файлы с флешки. Я слезла со стола, подняла свою одежду и начала одеваться, стараясь не смотреть на него. Каждое движение отзывалось легкой болью — напоминанием о том, что произошло.

— Так что, теперь мы просто делаем вид, что ничего не было? — не удержалась я.

— Именно так, — ответил он, не отрываясь от экрана. — Это было ошибкой.

— Ошибкой? — я застегивала джинсы с такой силой, что чуть не оторвала хлястик от застежки. — Ага, конечно. Ты просто ошибочно меня трахнул на столе. Бывает.

Он резко поднял голову, и в его глазах вспыхнуло что-то опасное.

— Оль, хватит! Что ты хочешь услышать от меня? — задал он противоречивый вопрос, но, не дав мне и слова вставить, Кирилл продолжил: — Да, ты меня цепляешь как женщина. Мне нравится тебя трахать. Я думаю об этом каждую минуту, когда твой зад, губы или любая часть твоего тела попадается мне на глаза.

Я замерла, ошеломленная его откровенностью. Слова застряли в горле, не находя выхода. Он действительно это сказал? Вслух? Или мне послышалось? Ярость, стыд, унижение — все смешалось в один гремучий коктейль.

— Ах, вот как, — процедила я сквозь зубы, стараясь не сорваться на крик. — Значит, я для тебя просто кусок мяса, о котором ты мечтаешь каждую минуту? И сейчас ты просто решил удовлетворить свои животные инстинкты, потому что предоставилась возможность?

Он молчал, сверля меня взглядом. Казалось, будто он пытается прочитать мои мысли, разгадать мои намерения.

— Не передергивай. Я не говорил этого. Но и отрицать очевидное не буду — да, я тебя хочу. И, судя по тому, как ты отвечала мне пару минут назад, ты меня тоже. Или я ошибся? — в его голосе прозвучала издевка, от которой по телу пробежали мурашки.

Я отвела взгляд в сторону, не в силах выдержать такого давления. Он прав. Черт возьми, он прав. И это было самым унизительным.

Стояла, стиснув зубы так, что челюсть хрустнула, а внутри меня все кричало от ярости, от стыда и от этого подлого, предательского признания собственного тела. Оно ответило ему. Откликнулось. Зажглось под его руками, под его губами, под его… владением. Как сука на поводке.

Кирилл не сводил с меня взгляда. Этот его хищный, всевидящий взгляд, который, казалось, сканировал мою душу на предмет трещин. Он ждал. Ждал взрыва, истерики, может, даже попытки ударить его. Но я устала. Устала от этих эмоциональных качелей – ненависть, страх, желание, предательство, ярость, а теперь вот этот мерзкий стыд. Устала до самых костей.

Я медленно выдохнула, стараясь унять дрожь в руках. Собрала остатки самообладания, словно рассыпавшуюся мозаику. Подняла подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.

— Хорошо, — ровно сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Тогда давай проясним…

— Не здесь и не сейчас, Оль, — нагло перебил меня этот неотесанный мужлан. — Прояснять будешь дома, когда разберемся с этим.

Дальше он начал что-то активно печатать на ноутбуке, копируя информацию и перенося ее на имеющийся носитель.

Я молча наблюдала за его сосредоточенным лицом, стараясь унять бурю внутри. Звук щелчков смешивался с гудением в моих ушах – отзвук только что пережитого.

– Ладно, – выдохнула я, заставляя голос звучать ровно, почти деловито. – «Сбой» исправлен, систему перезагрузили. Теперь к делу. – Я подошла к столу, намеренно вторгаясь в его пространство, заставляя его откинуться на спинку стула и поднять на меня взгляд. В его глазах – все та же привычная сталь, но где-то в глубине, кажется, мелькнуло удивление. Хорошо. Пусть гадает. – Что мы нашли на этой проклятой флешке, кроме улыбающейся рожи моего бывшего лучшего друга? Что такого ценного украл Давид у этих… благодетелей? И главное – как этим пользоваться, чтобы не получить пулю в лоб по дороге домой?

Он изучал меня секунду, его взгляд скользнул по моей растрепанной блузке (пуговица сверху оторвалась, спасибо тебе, Кирилл Андреевич), по синяку на шее (еще одно напоминание), задержался на губах. Я не отвела взгляда. Пусть видит не «побитую собаку», а ту, кто только что орал под ним от дикого, неконтролируемого наслаждения. Пусть помнит.

– «Код 451» – это не просто отмычка для денег, – наконец заговорил он, отводя взгляд к экрану. На нем мелькали строки кода, схемы, графики. – Это ключ к бэкдору. К черному ходу в их систему безопасности. Военной, Ольга. Тот самый ИИ «Арес»? Он управляет не просто беспилотниками. Он интегрирован в системы ПВО, распознавания целей, анализа данных в реальном времени. Твой муж встроил туда «закладку». Программу, которая по определенному сигналу… – он сделал паузу, подбирая слова, – …парализует систему. Делает ее слепой и глухой. На время. Но этого времени хватит, чтобы многое изменить на карте или сорвать очень дорогую операцию.

Меня бросило в жар. Военные системы. ПВО. Масштаб безумия Давида и Сашки (черт бы побрал его!) превосходил все мои самые кошмарные предположения. Два миллиона показались смешной мелочью по сравнению с выплывающими проблемами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– И этот… ключ? Тот самый чип? – спросила я, голос слегка дрогнул, несмотря на все усилия.

– Физический носитель кода активации, – кивнул Высоцкий. – Без него «Код 451» – просто набор символов. Бесполезный. А чип… – он достал из кармана пиджака маленький черный прямоугольник, похожий на флешку, но тоньше. – …по словам Давида на записи, «ключ ко всему». Где он сейчас – вопрос на миллион. Вероятно, у тех, кто его ищет. Или у Смолина. Они знают, что информация утекла, но без чипа она неполноценна. Они ищут тебя, потому что надеются, что чип у тебя. Или что ты знаешь, где он.

Я закрыла глаза. В голове гудело. Мой мертвый муж оставил мне не наследство, а мину замедленного действия под названием «государственная измена». И я, дура, наступила на нее по самые уши.

– Значит, я – приманка? – прошептала я. – Живая мишень, которую они будут преследовать, пока не найдут чип или не решат, что я бесполезна?

Высоцкий встал. Подошел так близко, что я снова почувствовала его тепло, его запах. Но на этот раз не отстранилась.

– Ты – не приманка, – сказал он тихо, его голос потерял привычную сталь, стал… почти человеческим. – Ты – свидетельница. И обладательница информации, которая может свалить очень больших людей. Это делает тебя опасной. Но и дает шанс. Мы используем это. Я найду чип или заставлю их поверить, что он у нас.

– Хорошо, – я сделала шаг назад, разрывая эту опасную близость. – Значит, план такой: вы играете в Джеймса Бонда с чипом и военными секретами, а я… а я что? Буду отсиживаться в твоей «безопасной» берлоге и ждать, пока меня не найдут? – Я бросила вызов в его глаза.

Он усмехнулся. Краешек губ дрогнул в той самой опасной усмешке, что сводила меня с ума и бесила одновременно.

– Ты, Оленька, будешь моей охренительной ассистенткой. У тебя острый ум, ты знаешь игроков, даже если не подозревала об их истинной роли. И ты… – он оценивающе окинул меня взглядом, от макушки до пят, – …умеешь отвлекать внимание, когда нужно. Так что одевайся. Или переодевайся. – Он кивнул на мою порванную блузку. – Нам нужно навестить одного человека. Того самого лысого товарища с фотографии. У него, возможно, есть ответы. И он не обрадуется нашему визиту.

Ледяная волна страха снова пробежала по спине. Лысый. Тот, с кем Сашка и Давид так оживленно беседовали.

– А если он не захочет говорить? – спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Высоцкий достал из кобуры у пояса пистолет. Проверил обойму. Щелчок затвора прозвучал в тишине комнаты громче выстрела.

– Тогда мы его вежливо попросим, – сказал он просто. – У меня, знаешь ли, очень убедительные аргументы. И ты, Ольга, будешь моим лучшим… отвлекающим маневром. Готовься. Игра только начинается. И на этот раз ставки выше, чем просто наша с тобой шкура.

Он вложил пистолет обратно в кобуру. Его глаза встретились с моими. В них не было ни страха, ни сомнения. Только холодная решимость хищника, вышедшего на охоту. И в глубине – тот самый опасный огонек, который заставлял мое предательское тело отвечать ему.

– Ладно, хозяин, – процедила я, подбирая с пола свою сумку с вещами. – Где тут у вас в этой берлоге можно прикрыть срамоту? А то идти «отвлекать» лысого бандита в порванной блузке как-то несолидно. Хотя… – я бросила на него вызывающий взгляд, – …может, именно это его и отвлечет? Как думаешь?

Он фыркнул, но в уголках его глаз появились лучики. Черт его дери.

– Ванная слева по коридору, не ошибешься.

27 глава. Краснов Виктор Леонидович

Быстро приведя себя в порядок и переодевшись, я вышла из ванной комнаты в полной готовности покорять новые вершины.

Кирилл ждал у выхода, перебрасывая в руках ключи от машины. Его взгляд скользнул по мне оценивающе, но без привычной насмешки.

— Готова?

— А у меня есть выбор? — огрызнулась я, хватая сумку.

— Всегда есть, — он усмехнулся. — Например, остаться здесь и ждать своей участи либо же бороться за место под солнцем, как делают остальные.

— Ох уж эти радужные перспективы, — проворчала я, следуя за ним к лифту.

Машина ждала во дворе, черная и неприметная, как сам Высоцкий в своем вечном строгом костюме. Я забралась на пассажирское сиденье, пристегнулась и уставилась в окно. Город проплывал мимо, серый и безразличный.

— Кто этот лысый? — спросила я, ломая молчание.

— Виктор Леонидович Краснов. Бывший военный, теперь — «бизнесмен». — Кирилл крутанул руль, резко вливаясь в поток машин. — Тот самый, кто курировал «Проект Арес» со стороны заказчиков. Если Сашка слил Давида, то именно Краснову.

— И мы просто заявимся к нему в гости? «Здравствуйте, вот я, Ольга Громова, того самого идиота, который вас кинул и пропал, давайте поговорим»?

Высоцкий хмыкнул:

— Ты близка. Только без «здравствуйте». Ты будешь играть роль глупенькой барышни, которая случайно наткнулась на компромат мужа и хочет… продать его. За защиту и деньги.

— Серьезно? — я повернулась к нему, чувствуя, как брови сами лезут к волосам. — И он в это поверит?

— Поверит. Потому что ты идеальная кандидатура — красивая, напуганная и, по его мнению, абсолютно беззащитная. — Его пальцы постучали по рулю. — А я буду твоим «наемником». Телохранителем, которого ты наняла, чтобы договориться.

— Гениально, — я закатила глаза. — Только вот вопрос: а если он решит не тратить время на переговоры, а сразу пристрелить нас обоих?

— Тогда я пристрелю его первым. — Голос Кирилла стал ледяным. — У меня есть кое-что, что заставит его слушать.

Я не стала спрашивать, что именно. Иногда незнание — благо.

Машина свернула в район элитных особняков. Высокие заборы, камеры, охрана — все кричало о том, что здесь живут люди, которые не привыкли к неожиданным визитам.

— Запомни, — Высоцкий припарковался в паре кварталов от дома Краснова и повернулся ко мне. — Ты боишься. Ты в отчаянии. Ты готова на все, лишь бы тебя оставили в покое. Но при этом ты жадная до денег. Держи баланс.

— О, да я просто рождена для этой роли, — я скривила губы. — Особенно часть про жадность.

Он не улыбнулся. Вместо этого его рука вдруг легла на мою шею, пальцы вцепились в волосы у затылка, и он резко притянул меня к себе. Его губы коснулись моего уха, горячие и влажные:

— Если что-то пойдет не так, просто беги и не оглядывайся. Второго шанса у нас не будет.

Пульс участился. От его прикосновения, от слов, от осознания, что сейчас мы идем на смертельный риск.

— Ладно, — прошептала я.

Мы вышли из машины.

Особняк Краснова возвышался за коваными воротами, похожими на зубы хищника. Камеры, датчики движения, два охранника у входа — все кричало: «Уходи, пока не поздно». Но Высоцкий шел уверенно, будто заходил сюда каждый день. Его рука лежала у меня на пояснице, пальцы впивались в кожу через тонкую ткань блузки — напоминание: «Играй свою роль».

Один из охранников шагнул вперед, преграждая путь.

— Здесь частная территория!

Высоцкий улыбнулся — холодно, без тени дружелюбия.

— Скажите Виктору Леонидовичу, что Ольга Громова принесла ему подарок. Тот самый, который он так ждет.

Охранник нахмурился, что-то пробормотал в рацию. Минуту мы стояли под прицелом его подозрительного взгляда, пока из динамика не раздался хриплый мужской голос:

— Проводите.

После чего для нас открыли ворота, и мы направились прямо в пасть тигру.

Кабинет Краснова напоминал бункер: темные дубовые панели, отсутствие окон, тяжелый воздух с примесью дорогого табака и чего-то металлического — страха или крови. За массивным столом сидел лысый мужчина с лицом, словно высеченным из гранита. Его глаза — маленькие, свиные, но невероятно живые — скользнули по мне, будто оценивая товар.

— Какие неожиданные люди, — он откинулся в кресле, играя перстнем с черным камнем. — Что же привело вас в мой дом, Оленька?

Я сделала шаг вперед, стараясь, чтобы голос не дрогнул:

— Я знаю, что вы ищете. И это что-то есть у меня.

Краснов замер. Даже Высоцкий рядом со мной напрягся.

— Продолжайте, — просипел лысый, и в его голосе впервые прозвучал интерес.

— «Код 451». И ключ к нему. — Я вынула флешку из кармана — копию, которую сделал Кирилл. — Давид оставил мне инструкции. Но я не дура торговать этим в одиночку. Мне нужны гарантии.

Краснов рассмеялся — звук, похожий на скрежет железа.

— Гарантии? Деточка, ты вообще понимаешь, с кем разговариваешь?

— С человеком, который заплатит мне кругленькую сумму, если хочет получить это раньше конкурентов. — Я бросила флешку на стол. Она звякнула, как монета на надгробии.

Тишина.

Высоцкий стоял, как тень, но я чувствовала его готовность — рука у пистолета, мышцы напряжены.

Краснов наконец пошевелился. Медленно потянулся к флешке, но не взял ее.

— А если это фальшивка?

— Проверьте. — Я улыбнулась, стараясь, чтобы губы не дрожали. — Но учтите: оригинал ключа — чип — спрятан. И если со мной что-то случится, он всплывет в самых неприятных для вас местах.

Краснов замер. Его взгляд скользнул к Высоцкому, потом снова ко мне.

— И что ты хочешь взамен?

— Жизнь, — я сделала еще шаг, опуская голос до шепота. — Мою. И моего сына. И достаточно денег, чтобы исчезнуть.

Он рассмеялся. Звук был противным, как скрип ржавых петель.

— Наивная девочка. Думаешь, это так просто?

— Нет, — я улыбнулась, и в этот момент почувствовала, как что-то внутри меня переключается. Страх уходит. Остается только холодная ярость. — Но у вас нет выбора. Потому что если я сегодня не выйду отсюда живой, то завтра все, что знает Давид, окажется в руках тех, кто с удовольствием сожрет вас заживо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И снова в воздухе повисла звенящая тишина.

Краснов перестал улыбаться, а Высоцкий слегка сжал мою талию, давая понять, что одобряет мои действия. И пока мы молча смотрели друг на друга, дверь неожиданно распахнулась.

— Виктор Леонидович, есть срочные новости, — голос за моей спиной заставил меня обернуться.

Я замерла с широко распахнутыми глазами, так как на пороге стоял сам Смолин.

28 глава. Игра окончена

Его взгляд быстро прошелся по мне, затем по Высоцкому, быстро оценивая сложившуюся ситуацию. Черт, он даже и глазом не моргнул!

Время замерло. Воздух в кабинете, и без того густой от запаха дорогого табака, кожи и скрытой угрозы, стал совсем тягучим, как сироп. Я почувствовала, как рука Кирилла на моей пояснице сжалась сильнее, прижимая меня к себе – не защищая, а контролируя. Предупреждая: ни шагу.

Сердце колотилось где-то в горле, выстукивая бешеный ритм: «Предатель-предатель-предатель». Перед глазами поплыли пятна – то ли от шока, то ли от ярости, которая вдруг хлынула ледяным потоком, вытесняя страх.

Краснов, первым нарушил гробовую тишину. Он фыркнул, коротко и презрительно, как бык, которого потревожили.

— Ну вот теперь все в сборе, — его голос, хриплый от сигар, прозвучал с фальшивой небрежностью. — Александр! Как раз вовремя. Наша милая гостья решила... продать нам кое-что интересное. То самое, что ты так тщетно искал у ее супруга.

Он ткнул толстым пальцем в флешку, лежащую на столе между нами, как обезвреженная граната. Мой взгляд неотрывно следил за Смолиным. Он вошел в кабинет, закрыв за собой дверь с мягким, но зловещим щелчком. Его шаги были бесшумны на толстом ковре. Подошел к столу, но не сел. Просто встал рядом с Красновым, скрестив руки на груди. Его взгляд – все те же ледяные скальпели – уперся в меня.

— Оля, — произнес он. Голос был ровным, знакомым до боли, но в нем не было ни капли тепла. Только констатация факта. Как будто встретил в очереди за хлебом. — Какими судьбами? И в таком... сопровождении? — Он кивнул в сторону Высоцкого, и в его взгляде промелькнуло что-то – презрение? Насмешка? — Майор Высоцкий, кажется? Следственный комитет теперь водит подозреваемых по частным кабинетам? Или это новый метод допроса?

Кирилл не дрогнул. Его рука все так же лежала на моей пояснице, пальцы все так же впивались в кожу сквозь тонкую ткань блузки. Он ответил тем же ровным, профессионально-холодным тоном, каким говорил с Красновым:

— Гражданка Громова находится под защитой следствия в рамках расследования дела о пропаже ее мужа. Ее появление здесь — ее личная инициатива. Я лишь обеспечиваю безопасность. — Он слегка наклонил голову в сторону флешки. — И, судя по всему, не зря. Интересная компания собралась.

Смолин усмехнулся. Коротко, беззвучно. Звук был похож на шипение змеи.

— Безопасность? Ох уж эти блюстители закона. Всегда вовремя оказываются в самом эпицентре... интересного.

Краснов, казалось, наслаждался этой словесной перепалкой, как гурман – изысканным блюдом. Он облокотился на стол, сцепив пальцы в замок. — Ладно, хватит. Александр, раз уж ты здесь, давай по существу. Флешку ты все равно искал. Ольга предлагает ее нам… за определенную плату. Что скажешь? Смолин молчал, взвешивая решение в своей голове.

— Что тут скажешь? – наконец произнес он, не отрывая взгляда от меня. – Если у Ольги действительно то, что нам нужно, то нужно брать. И платить столько, сколько она попросит. – Саша повернулся к Краснову. – Только сперва нужно убедиться в подлинности данных. И выяснить, не оставил ли Давид еще каких-нибудь «сюрпризов».

Виктор согласно кивнул и развернул свой компьютер для Смолина, чтобы тот смог им воспользоваться.

Ещё в машине, пока мы ехали на переговоры, Кирилл предупредил меня о некой ловушке, но сработает она лишь в том случае, если воспользоваться нашей фальшивой флешкой.

Саша вставил ее в разъем ноутбука, ввел какие-то цифры, и экран тут же загорелся синим цветом.

— ЧТО ЭТО?! — завопил Краснов, увидев краем глаза то, что происходило.

На мониторе замелькали строки кода, а затем — куча фотографий, документы, различные переводы и многое другое.

— Это вирус, — спокойно констатировал Высоцкий. — Ваша система сейчас рассылает все данные по заранее заданным адресам. В ФСБ. В прокуратуру. В СМИ. Игра окончена!

Краснов взревел и попытался вырвать флешку из компьютера, но было поздно. Система уже работала на полную мощность, выплевывая компромат, как из рога изобилия. Смолин, напротив, оставался невозмутимым, наблюдая за происходящим с ледяным спокойствием.

— Ты… ты сука! — Краснов попытался наброситься на меня, но Высоцкий мгновенно среагировал, оттолкнув его к столу. В кабинете началась потасовка. Я стояла, как парализованная, не понимая, что происходит.

Смолин выхватил пистолет и направил его на Высоцкого.

— Стоять! — заорал он. — Иначе я стреляю!

Кирилл замер, прикрывая меня собой. В глазах его мелькнула ярость, но он понимал, что сейчас главное — моя безопасность.

В наступившей тишине было слышно лишь гудение работающего компьютера, продолжавшего методично сливать информацию. Краснов, тяжело дыша, сполз на пол, держась за ушибленное плечо. Лицо его побагровело от ярости и бессилия.

Саша медленно перевел пистолет на меня. В его глазах не было ничего, кроме холодной, расчетливой злобы.

— Ты думала, переиграла нас, Оля? Глупая баба. Ты не понимаешь, с кем связалась.

Он прищурился, готовясь нажать на курок. Время словно замедлилось. Я видела, как дернулся его палец, как сгустилась тишина перед выстрелом.

Внезапно, дверь в кабинет распахнулась с грохотом, и в комнату ворвались люди в масках, с оружием наперевес. Они действовали быстро и четко, профессионально обезвреживая Смолина и Краснова. Один из них подскочил к Высоцкому, что-то коротко приказал, и Кирилл, кивнув, отступил от меня. Незнакомцы скрутили обоих, надели наручники и вывели из кабинета. Все произошло настолько стремительно, что я не успела даже испугаться по-настоящему.

Дверь захлопнулась, оставив нас в гробовой тишине, нарушаемой только моим прерывистым дыханием и назойливым жужжанием компьютера, продолжавшего сливать данные в сеть. В воздухе пахло порохом, адреналином и... дорогим парфюмом того лысого ублюдка. Я стояла, вцепившись в рукав Высоцкого, как тонущая за соломинку. Ноги дрожали так, что я боялась рухнуть на этот шикарный, теперь изуродованный пулями, ковер.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Все кончено?»– пронеслось в голове тупым эхом. Краснов и Сашка... скручены, уведены.

— Дыши, Оль, — его голос прозвучал прямо над ухом, низкий, чуть хриплый, но удивительно спокойный. Его рука легла поверх моей, сжимавшей его рукав, не убирая ее, а просто накрывая. Тепло его ладони сквозь ткань пиджака было почти обжигающим. — Все. Они нейтрализованы. Твоя часть выполнена безупречно.

Я оторвала взгляд от заляпанной пулями стены, где висела теперь бессмысленная картина в дорогой раме, и посмотрела на него. Его лицо было бледнее обычного, в уголке губ – тонкая струйка крови, видимо, от удара. Но глаза... Эти стальные глаза горели холодным, хищным торжеством. В них не было страха, только удовлетворение охотника, загнавшего зверя.

— Кто... они?— выдавила я, кивая в сторону двери, за которой только что скрылись маски и наши пленники. Голос звучал чужим, разбитым.

— Мои люди. Спецгруппа.— Высоцкий коротко кивнул, его взгляд скользнул по разгромленному кабинету, оценивая ущерб.— Работали по протоколу. Как только вирус активировался и пошел сигнал, вошли. Краснов давно в разработке, а Смолин... — он усмехнулся беззвучно. — Смолин стал приятным бонусом.

«Его люди»

Значит, он не блефовал. Весь этот спектакль с переговорами – не просто авантюра, а спланированная операция. И я... я была приманкой. Живой, дышащей, напуганной до смерти приманкой.

— Ты знал? — прошипела я, отдергивая руку. — Знал, что Сашка здесь? Знал, что он выйдет? И не сказал мне!

Он повернулся ко мне полностью, его взгляд стал тяжелее, острее.

— Подозревал. Краснов без своего технаря-хакера в такой ситуации – как без рук. Но уверенности не было. Сказал бы – испортил бы твою игру. Ты бы не сыграла испуг так убедительно, зная, что он рядом.

Я отшатнулась, словно от пощечины. Внутри все кипело – обида, страх, осознание того, как меня цинично использовали.

«Твоя игра…»

Да я чуть концы не отдала в этой игре!

— Ты… — начала я, но слова застряли в горле. Что я могла ему сказать? Обвинить в том, что он рисковал моей жизнью? Так ведь я сама на это подписалась. Сама решила сыграть роль приманки. Но одно дело – осознавать риск теоретически, и совсем другое – почувствовать ледяное дыхание смерти на своей щеке.

— Поехали домой, — произнес он, перехватывая инициативу и беря меня за руку. — Здесь больше делать нечего. Дело закрыто.

29 глава. Это значит «Да»

В пентхаус мы вернулись ближе к полуночи, где нас ждал Арсений. Сын уже в это время спал в своей постели. Не став тревожить сон ребенка, я прошла в гостиную и встала у панорамного окна, глядя на ночную Москву. Огни города мерцали, как звезды, упавшие с неба и застрявшие в бетонных джунглях.

В отражении стекла мое лицо казалось чужим — бледным, с темными кругами под глазами, с губами, сжатыми в тонкую линию. Сегодняшний день оставил на мне свой отпечаток, и я чувствовала его каждой клеточкой тела.

За моей спиной раздались шаги. Тяжелые, уверенные. Кирилл остановился в шаге от меня, его дыхание едва касалось моей макушки.

— Ещё не спишь? — спросил он, голос низкий, чуть хриплый от усталости.

— А ты как думаешь? — я не обернулась, продолжая смотреть в окно. — После такого не то что спать — дышать нормально не могу.

Он молчал. Его молчание было таким же весомым, как и его слова. Я чувствовала его взгляд на своей спине, будто он сканировал меня, ища слабые места.

— Я понимаю, — наконец произнес он, и в его голосе прозвучало что-то, похожее на сожаление. — Тебе нужно время.

Усмехнувшись, я продолжила неотрывно смотреть на мерцающие огни за стеклом.

Время. Да, мне нужно время. Чтобы переварить все, что произошло. Чтобы осознать, что все закончилось. Чтобы понять, что я чувствую к этому человеку, который стоит за моей спиной, и к которому меня необъяснимо тянет. И время, чтобы решить, что делать дальше. С ним или без него.

Кирилл обнял меня сзади, прижавшись щекой к моей голове. Его руки обвили мою талию, крепко, но нежно.

Закрыв глаза, я постаралась унять дрожь, пробежавшую по всему телу от его прикосновения, но он все равно заметил.

— Ты дрожишь, — прошептал Кирилл, его губы едва коснулись моего уха.

— От холода, — соврала я, но он лишь усмехнулся, словно видел меня насквозь.

— Врешь, как дышишь. А дышишь ты часто, Ольга.

Его пальцы слегка сжали мои бедра, заставляя меня повернуться к нему. В его глазах не было привычного льда — только усталость и что-то еще… что-то, от чего у меня перехватило дыхание.

— Сегодня ты была идеальна, — сказал он тихо. — Краснов и Смолин поверили каждому твоему слову.

— Потому что я не играла, — вырвалось у меня. — Я действительно боялась.

Он нахмурился, его брови сошлись в резкой черте.

— Страх — это нормально. Но ты не сломалась. И это главное.

Я закусила губу, глядя на его ссадину на скуле. Кровь уже запеклась, но синяк только начинал проявляться. Бездумно я потянулась к нему, касаясь кончиками пальцев.

— Тебе больно?

Он поймал мою руку, прижал ладонь к своей щеке.

— Пустяк. Да свадьбы заживет.

Мы стояли так, словно время остановилось. Его кожа была горячей под моими пальцами, а в груди бушевал хаос. Я хотела отстраниться, но тело не слушалось. Вместо этого я приблизилась, чувствуя, как его дыхание становится глубже.

— Кирилл… — начала я, но слова застряли в горле.

Он не дал мне договорить. Его губы накрыли мои, жестко, без прелюдий. Этот поцелуй был другим — не как в кабинете, не как на столе. В нем была ярость, но и что-то неуловимо нежное, словно он пытался сказать то, что не мог выразить словами.

Я ответила ему с той же страстью, впиваясь пальцами в его волосы, забывая обо всем: о Краснове, о Смолине, о трупе мужа в лесу. Остался только он. Его руки на моей спине, его тело, прижимающее меня к холодному стеклу.

— Ольга, — он оторвался, его голос звучал хрипло. — Ты понимаешь, что теперь ты свободна?

Свободна. Слово прозвучало как приговор.

— То есть? — я отстранилась, пытаясь прочитать его взгляд.

— Дело закрыто. Краснов и Смолин — в тюрьме. Ты больше не моя собственность. — Он произнес это ровно, но в глазах мелькнуло что-то, что заставило мое сердце сжаться.

— И что, просто «спасибо, прощай»? — Я заставила себя улыбнуться, но внутри все оборвалось.

Он не ответил. Просто смотрел на меня, и в его взгляде была вся правда: он не знает, что сказать.

— Я тебя поняла, — я резко выдохнула, отходя от него. — Тогда пойду собирать вещи. Ярик и я уедем завтра.

— Куда? — его голос стал резче.

— Не твоя забота. Ты же сказал — я свободна.

Он схватил меня за руку, развернул к себе.

— Ты думаешь, это так просто? После всего, что произошло?

— А что изменилось? — я вырвала руку. — Ты получил то, что хотел. Я больше не нужна.

— Черт возьми, Ольга! — он внезапно повысил голос, и я вздрогнула. — Ты действительно такая слепая?

Я замерла. Он никогда не кричал на меня. Никогда.

— Я не хочу тебя терять, — прошептал он, и в его голосе впервые прозвучала неуверенность.

Я молчала, не зная, что ответить. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я всегда считала, что для него я лишь инструмент, пешка в его сложной игре. А теперь он говорит, что не хочет меня терять?

— Ты… ты серьезно? — выдавила я, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.

Кирилл подошел ближе, провел ладонью по моей щеке. Его прикосновение было таким нежным, что я едва сдержала слезы.

— Более чем, — прошептал он. — Я знаю, что совершил много ошибок. Но я не могу представить свою жизнь без тебя. Ты стала для меня… всем.

Он снова поцеловал меня, на этот раз мягче и осторожнее. В этом поцелуе не было ярости, только нежность и надежда. Я ответила ему, отдаваясь чувствам, захлестнувшим меня. Все обиды и страхи отступили, оставив место лишь любви и желанию быть рядом с этим человеком. Может быть, у нас есть шанс на счастливое будущее?

Поцелуй становился все глубже, чувственнее, и я почувствовала, как внизу живота разливается тепло. Все доводы рассудка отступили, уступив место лишь голосу сердца. Я обвила его шею руками, притягивая ближе, утопая в этом безумии, в этой долгожданной близости.

Его руки скользнули под мою кофту, обжигая кожу. Я отстранилась на мгновение, глядя в его потемневшие глаза. Вопроса не было, лишь обоюдное желание. Без слов мы переместились в спальню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дверь захлопнулась за нами, и в следующее мгновение я уже чувствовала его вес на себе — тяжелый, властный, желанный.

Его губы вновь накрыли мои, жадно, ненасытно. Руки бесцеремонно срывали с меня одежду, и я отвечала ему тем же, чувствуя, как тело горит от нетерпения. Каждое прикосновение, каждый поцелуй были пропитаны страстью, копившейся между нами долгие месяцы. В этой близости не было ни лжи, ни притворства – только огонь, всепоглощающий и безудержный.

Мы оказались на кровати, сплетаясь в единое целое. Его руки ласкали меня, вызывая мурашки по коже, его губы оставляли жаркие следы на шее, груди, животе. Я отвечала стонами, прижимаясь ближе, желая раствориться в нем без остатка.

Он вошел в меня, и я закричала от удовольствия. Каждое движение было наполнено силой и страстью, и я чувствовала, как внутри меня рождается новая жизнь. В эту ночь мы были свободны от всего, кроме друг друга. Мы отдавались чувствам, не сдерживая себя, не боясь последствий.

Когда все закончилось, мы лежали, обессиленные и счастливые, в объятиях друг друга. Тишину нарушало только наше прерывистое дыхание, и его неожиданное предложение:

— Выходи за меня…

Я на секунду замерла, не веря своим ушам, а потом громко рассмеялась.

— Да ты мастер делать предложения в постели, Кирилл.

Он улыбнулся в ответ, притягивая меня ближе.

— А что, тебе не нравится такой формат? Могу встать на одно колено прямо сейчас, если хочешь,— поддразнил он, и я легонько шлепнула его по плечу.

— Обойдешься! Но признаю, момент выбран идеально. После такого отказать просто невозможно.

Смех заполнил комнату, растаял в воздухе, оставив лишь тепло и предвкушение.

— Значит, это да?— прошептал он, заглядывая мне в глаза. Я улыбнулась, касаясь его щеки.

— Да, Кирилл. Да.

Конец