[Series: Crazy twins] 4. Знакомство с квадроберами - 2. (Это мы!)

[Любая история про секс имеет две стороны. Эта серия началась с рассказа от лица сантехника Вадима, глазами которого мы впервые видим героинь. А теперь - версия того же дня глазами девушек от Rednas]

Алиса.

7:00 утра. Чердак, впитавший хюгге до последнего сучка дерева, медленно оживал вместе со мной.

Я проснулась не сразу — сначала было ощущение, будто кто-то гладит мои веки изнутри, затем — едва заметное щекотание прохладного воздуха на коже плеч. Телефон, завибрировавший на краешке деревянной тумбочки, подал сигнал: семь ноль-ноль. Открыла один глаз. За окном холод и даже дождь. Мелкий. Неприятный. Хорошо, что я в нашем теплом доме. И, как бы то не было, ночная тьма начала растворятся. Утро.

Доброе утро, Алиса. Твоё тело опять первое, кто проснулся.

Я потянулась, приподнимаясь на локтях. Пижама едва держалась: белая майка без бюстгальтера чуть приподнялась, открывая нижнюю часть груди — мои соски, чувствительные после сна, подрагивали в утреннем воздухе. Шортики — короткие, в красный цветочек — задрались, открывая бедро почти до самой линии бёдер. Под животом ощущалась складка простыни — тяжёлая и тёплая, словно ночь всё ещё не отпустила.

Надо мной — потолок из состаренных досок с выступающими балками. Всё пахло деревом, ночной сыростью и немного... молоком. Откуда-то издалека, снизу, тянуло ароматом утреннего дома.

Просторная чердачная комната — или, как мы с Крис её называли, наш звериный храм — была наполнена мягким полумраком. Панорамное окно хмурилось осенним небом, сквозь которое начали пробиваться золотые проблески солнца. Может, погода разгуляется, но вряд ли будет тепло. Капли дождя на стекле и за ним грустные деревья без листьев...

Наши утренние декорации. Диван, закутанный в плед, ворох подушек на полу, книжки и мягкие игрушки на полках — всё словно продолжало спать. Только я проснулась. Я — и моё тело.

Пальцы...

Провожу рукой по животу, потом по внутренней стороне бедра — лениво, будто сквозь сон. Моя кожа немного липкая после сна, но приятно прохладная. Всё подрагивает. Всё дышит.

Открываю дневник в телефоне и начинаю печатать:

"31 октября. Кажется, всё во мне проснулось раньше, чем разум. Я лежу на чердаке, голая под мыслями, полуодетая в майку и тонкие шортики, и чувствую себя... как будто я это не я, а та самая кошка с обложки старой книги — мягкая, теплая, и готовая прыгнуть на подоконник, чтобы встретить рассвет..."

Закрываю. Пора. Пора начать утро.

Я сажусь на матрасе. Он у нас огромный — два с половиной на два метра, почти шестиспальный. Расположен прямо под окном, на грубом деревянном подиуме. Наша территория. Поле боя. Одеяло соскальзывает с плеч, и я чувствую, как прохлада прикасается к спине, к изгибу поясницы.

А вот и Кристина.

Она спит на другой половине матраса. Слишком красиво, чтобы просто смотреть. Её рыжие волосы — чуть темнее моих, с медными бликами — разбросаны по подушке, одна прядь попала на губы. Пухлые губы, приоткрытые. Щека уткнулась в тыльную сторону ладони. Майка скошена, обнажая плечо, и шортики чуть сползли, открыв один полушарик — округлый, упругий. Она отбросила одеяло, будто спит не в октябре, а в июне.

Её грудь медленно поднимается. Я не вижу сосков — майка плотнее её обтягивает, чем мою, — но я знаю, какие они у неё. Мы же близняшки. Только она чуть мягче, чуть спокойнее. А я — та, которая всегда начинает.

Я тихонько опускаюсь обратно. Потом — медленно поднимаюсь на коленях и, как настоящая хищница, перехожу на её половину. Подпрыгиваю — и плюхаюсь рядом. Её тело отзывается движением — лёгкий вздох, судорожное смятие бровей. Она всё ещё спит.

Я прижимаюсь щекой к её щеке. Нежная. Утренне-тёплая. С запахом шампуня, клубники и немного — меня. Она тихо храпит. Я начинаю тереться. Осторожно. Медленно. Мой нос касается её щеки, я провожу языком по уголку губ. Потом снова тёрлась, теперь уже щекой об плечо. Потом — вниз, к шее. Прикусываю её мочку уха.

— Мррр...

Шепчу это едва слышно, но внутри всё пульсирует. Хочу, чтобы она проснулась. Чтобы пихнула меня. Чтобы мы снова стали кошками.

Она шевелится. Сначала плечо. Потом рука. Глубокий вдох — и резкий толчок. Я, завизжав, сваливаюсь с кровати прямо на ковёр у кровати, обнажив бёдра. Майка чуть сползла, открывая грудь — одна грудь почти полностью вывалилась наружу.

— Алиса... — гнусаво пробормотала Кристина. Она щурится. — Ты вообще нормальная?

— А ты спишь как богиня. — Я лежу на полу, раскинув ноги и смотрю на неё снизу вверх. — Не могла удержаться.

Кристина зевает, проводит рукой по лицу, и на секунду кажется, что она уснёт снова. Но потом выдыхает и смотрит прямо в меня:

— Квадробер ты проклятый.

Я мурлыкаю. Потом подползаю на четвереньках, кладу голову ей на живот.

— Ну давай, ну поиграем... Пять минут. Мрррр...

Она вздыхает, закатывает глаза, но руки её уже легли мне в волосы.

Кристина.

Тепло. Как будто кто-то положил на живот пушистую грелку, которая ещё и вибрирует от мурлыканья.

Кристина дремала, не открывая глаз. Её правая рука, по инерции, гладит мягкие волосы Алисы, вцепившейся в неё с упорством обожаемой кошки. Та устроилась поперёк тела, уткнувшись щекой в живот и обняв её за бёдра. Ладони уцепились в ягодицы, будто в подушку — и хоть не сильно, но цепко. И жарко. Очень жарко.

«Опять ты, » — подумала Кристина и чуть приоткрыла один глаз. Утро было в самом разгаре: солнце уже пробивалось на высоте из-за туч, лужы уже подсохли, а холодный воздух ещё пах ельником. Чердак, обшитый деревом и оформленный в тёплой стилистике хюгге, был для них почти храмом — и убежищем от остального мира.

Кристина закрыла глаза обратно и позволила себе ещё немного поваляться. Тело под лёгким пледом было разогрето, и только пятки слегка зябли. Алиса, кажется, уснула заново — или притворялась — всё так же уткнувшись в её живот, и мурлыкала, будто впала в транс. Откуда в ней по утрам столько тактильного обожания, Кристина не знала. Но привыкла. Даже любила.

Её пальцы лениво перебирали рыжие пряди, местами ещё спутанные после сна, а мозг, медленно оживая, начинал просчитывать день.

Вот и осень пролетает. Уже месяц, как им восемьнадцать. Настоящие взрослые. Или почти. И скоро, наверно, придется поступать в институт. И уезжать в город тоже. А значит покинуть свой коттедж, который столько лет был их вселенной. Чердак, сад, кухня с облупленным шкафчиком, ободранные ступеньки, скрипучие половицы — всё это останется где-то на задворках памяти.

И снова учеба, как в школе... Кристина зевает, не открывая глаз, и снова проводит ладонью по спине Алисы, теперь чуть ниже — по позвоночнику, до талии. Та отзывается довольным вздохом, плотнее прижимается, зарываясь лицом в её кожу.

Кристина открывает глаза. Смотрит вниз — прямо на макушку Алисы, растрёпанную, лохматую, уткнувшуюся между грудью и пупком. Та улеглась так уютно, будто собиралась остаться на весь день. Бёдра обвиты, руки под шортами.

— Алис... — шепчет она, не всерьёз. Но сестра лишь глухо мурлычет в ответ, плотнее сжимая её и легонько кусая бок. Кристина вздыхает.

«А ведь школьный ужас был совсем недавно. Ещё в июне... » — мысль приходит внезапно. И вместе с ней — образ: школьный актовый зал, толпа выпускников. Она и Алиса — в одинаковых платьях, с ленточками через плечо. И взгляды. Не родственные. Не доброжелательные.

Те, кто когда-то дружил с ними — отвернулись. А те, кто и раньше презирал — просто обнажили зубы. Сцена, как ожог: коридор, и шестилетней давности видео, за которое их сделали изгоями. Глупость. Жестокость. Тогда это было больно. Сейчас — уже почти привычно. Они вдвоём. И всегда были вдвоём.

Грудь Алисы прижалась к животу, и Кристина почувствовала, как неровно сестра дышит. Она явно не спит. Только притворяется.

— Ну и что ты тут устроила? — лениво спрашивает она, чуть выгибаясь под тяжестью. — Думаешь, если зарыться, то я не проснусь?

Алиса отвечает тихим, довольным поскуливанием, и вдруг проводит языком по её коже — медленно, от пупка до рёбер.

Кристина вздрагивает и сразу же делает то, что собиралась минуту назад: с полным хладнокровием берёт её за плечи и сталкивает вниз с кровати.

Алиса с характерным звуком — «хрясь» — падает на мягкий коврик.

— Эй! — возмущённый голос снизу. — За что?!

— За то, что живот ноет, — отвечает Кристина, вставая и по пути прихватывая шорты. — И за то, что я хочу в туалет. А не могу, потому что ты на мне лежишь, как мешок котов.

Она небрежно бросает плед на кровать и босыми ногами идёт по скрипучему полу. В шортах и майке с выцветшим изображением танцующей ведьмы. Волосы пушатся от сна, и на щеке ещё осталась мятая линия от подушки.

— Всё равно я тебя догоню, — кричит Алиса снизу, — и буду лизать пятки!

— Только попробуй, — смеётся Кристина, не оборачиваясь.

Утро продолжалось.

Ванная встречает прохладой и запахом цитрусового геля, который они обе любят. У них в доме хорошее отопление, но уже почти ноябрь. Мама, например, предпочетает теплый халат, и всегда удивляется их виду по утрам, а иногда и в течении дня. Вот сегодня на улицу не хочется совсем. Значит можно не одеваться в сто слоев, а сохранять свободу и легкость, которую сестры ценили в любое время года.

Кристина прикрывает за собой дверь, сбрасывает шорты на пол, машинально — бельё тоже, и садится на унитаз, устало откинувшись спиной к стене.

Тишина длится ровно три секунды.

— Ты какой чай будешь? — раздаётся из-за двери голос Алисы. — Ройбуш с клюквой, как всегда, или внезапно решишь стать взрослой и пить чёрный с бергамотом?

Кристина зевает, потирает глаза.

— Тот же. С бергамотом, как у старушек. — Пауза. — И без твоей клюквы, спасибо.

— Вот и прекрасно. А тост тебе с чем готовить, о женщина утренней нужды? С сыром и авокадо, или с арахисовой пастой?

— Ты же знаешь.

— Знаю, но спрашиваю. Надо же быть вежливой. А то скажешь потом: «Ничего сама не уточняет, делает наобум... »

Кристина закатывает глаза, ухмыляясь.

— С сыром. И, бога ради, не кидай туда свои поганые пророщенные зёрна.

— Твоё пищеварение скажет потом мне спасибо!

— Мой желудок скажет тебе «иди на фиг» и отрыгнёт лавандой.

— Ладно-ладно! — Алиса смеётся. — Кухня зовёт. Если сгоришь в душе — знай, что я пыталась сделать твой завтрак прекрасным!

С грохотом она удаляется. Кристина слышит, как хлопают босые пятки по ступеням. Та самая дробь, ни с чем не спутаешь — весёлая, беззаботная, как у подростка, который никогда не научится ходить тихо.

Кристина тихо смеётся про себя. Вода шумит в бачке, она тянется за бумагой, потом лениво встаёт и бредёт к раковине.

Возле зеркала она замирает. Её отражение встречает её так, будто видит впервые. Свет от окна скользит по коже, делая её чуть золотистой, тёплой. Тело — загорелое, крепкое, с лёгкой ленивой статью кошки, которая всё ещё не проснулась. Грудь — небольшая, но упругая, с тёмно-розовыми сосками. Живот чуть втянутый, с еле заметной полоской от пупка вниз.

Между ног — аккуратный рыжий треугольник. Она всегда оставляла его. Никаких «наголо», как у Алисы. Ей нравился этот пушок — он был ей к лицу. Цвет совпадал с волосами на голове: насыщенный, солнечный, будто сама природа решила, что такой акцент ей необходим. Подстрижен ровно, не кустистый — форма важна, эстетика важна. Но брить всё до нуля? Нет. Это было бы как-то не про неё. Ей нравилось ощущать себя живой, настоящей, а не глянцевой картинкой.

Кристина потянулась — руки вверх, грудь чуть подалась вперёд, бёдра слегка повернулись, и позвоночник хрустнул от удовольствия. Смешно, как тело по утрам просыпается дольше, чем голова.

Она бросает последний взгляд в зеркало, подбирает бельё с пола и складывает в корзину для стирки. В зеркале отражается изгиб её спины, бёдра, ягодицы, слегка подсвеченные солнечным пятном, пробившимся сквозь приоткрытое окно.

Зайдя в душевую, Кристина потянулась к лейке и включила бойлер. Он отозвался глухим бульканьем, заурчал, как голодный зверь, и с ленивым щелчком дал понять, что начинает работать. Девушка кивнула самой себе, взяла лейку в руку и, прикрыв глаза, с довольной улыбкой направила её себе на грудь — уже предвкушая, как горячий поток расслабит кожу, пробежится по ключицам, стечёт вниз, согревая бёдра, ляжки и пальцы ног.

Но вместо благословенного тепла на неё с внезапной яростью обрушился поток ледяной воды.

— АААААА! — визг был настолько искренний, что даже стены отозвались эхом.

Она вылетела из душевой, словно кто-то включил катапульту, и с диким фырканьем прижалась спиной к стене. Капли стекали с её волос, груди, живота, и вся она выглядела как мокрый кот, которого только что вытащили из лужи.

Где-то внизу, с кухни, донёсся радостный взрыв хохота. За ним — голос Алисы, с тем самым весёлым, ехидным оттенком, который Кристина сразу узнала:

— Да! Забыла сказать! Так как вчера одна рыжая жопа уползла спать рано, то она не знает, что горячей воды нет! Бойлер сломался, мама уже вызвала мастера!

Кристина медленно повернула голову к двери и пару секунд просто дышала. Потом шёпотом, выразительно:

— Рыжая. Жопа.

Нагота в этот момент ощущалась особенно остро. Не как уверенность в себе, не как естественность тела — а как холодные соски, мурашки от ключиц до пяток и неприлично дрожащие коленки. Она даже подумывала укутаться полотенцем, но тот факт, что оно висело в метре от душевой, под струёй той самой ледяной воды, делал миссию невозможной без дополнительных жертв.

— Алиса! — крикнула она, — ты знаешь, что такие вещи — это основание для развода? Даже если мы не женаты!

— Поздно! Завтрак уже почти готов! — снова весёлый крик снизу. — А ты думала, почему я не пошла мыться первой? Ха-ха!

Кристина усмехнулась — нехотя, но искренне. Ну конечно. Типичная Алиса. Могла забыть, как зовут человека, с которым училась четыре года, но вот такие мелочи — запомнит навсегда. И обязательно сделает из этого спектакль.

Она снова взглянула на бойлер — тот продолжал булькать, но ничего не менялось. Даже не пытался.

"Разогреться душем", как планировалось, не получится. Уж точно не сейчас. Может, через полчаса, может — вообще не сегодня. А ведь ей так хотелось именно этой утренней горячей воды, которая обнимает, смывает остатки сна и создаёт ощущение, будто день начинается по-настоящему.

Она стряхнула с себя лишние капли, подошла к зеркалу и снова посмотрела на отражение. Мокрые волосы прилипли к шее, грудь блестела от воды, живот вздрагивал от холода. Рыжий треугольник между ног выглядел чуть темнее обычного, мокрый, капля по капле вода стекала с него по внутренней стороне бёдер.

— Вот так вот и умирают мечты о тёплом утре, — пробормотала она. — С треском, визгом и холодными сосками.

Но смеялась при этом. Всё равно смеялась. Потому что с Алисой иначе не получалось. И, как бы она ни злилась в такие моменты, всё равно — это были те самые утренние глупости, без которых их дом не был бы домом.

Она снова шагнула в душевую, на этот раз уже осторожно, и быстро, как ниндзя, схватила полотенце, вынырнув оттуда с новыми криками, словно выполняла задание на выживание. Закутавшись, как в кокон, прижала его к груди и пошла к двери, по пути кидая взгляд на бойлер:

— Ты и я, милый, у нас будут счёты. Можешь не ждать любви.

Она покосилась на отражение в запотевшем зеркале — кожа слегка покраснела от неожиданного холодного шока, волосы распушились, а глаза блестели от смеха и немалой доли утреннего недовольства.

— Вот как же мы с тобой, — подумала Кристина, — только жить начали - окончили школу, и вот уже осень почти пролетела. Скоро поступать в институты, переезжать в город... А тут — сломался бойлер.

Кристина, смирившись с утренним испытанием в виде ледяной воды, вздохнула, взяла из-под зеркала своё полотенце для лица и умылась — резкими, освежающими движениями, как будто пыталась встряхнуть с себя остатки сна. Пальцы пробежались по скулам, по носу, по лбу. Холод кусал кожу, но в то же время бодрил и будто выпрямлял мысли.

Затем она взялась за зубную щётку — густо нанесла пасту и начала энергично чистить зубы, склоняясь к зеркалу и с каждым движением рождая на своём лице новые гримасы. То надувала щеки, как будто обиженная белка, то задирала верхнюю губу, щерясь на своё отражение, будто та самая кошка, которую они столько лет с Алисой играли.

Да уж... — подумала она, не переставая чистить зубы и слегка смеясь с пеной у губ. — Котовы...

Это имя было больше, чем фамилия. Это был стиль жизни, настроение, состояние души. Кристина тут же вспомнила, как всё началось — ещё в детстве, когда они с Алисой «открыли» для себя квадроберство. Как в первые дни тренировок они ползали на четвереньках по всему дому, по ковру, по паркету, по двору, без стыда и усталости, увлечённо хихикая и то и дело сталкиваясь носами, падая, если кто-то ставил ладони не так, как надо.

Всё было важно: как держать спину, как ставить кисти, как хищно щуриться. Они даже специально рисовали себе кошачьи усы — угольно-чёрным карандашом, старательно выводя по три тонкие линии от носа к щекам. А носы... носы они пудрили, делая их чуть темнее, и рисовали точечки — как у настоящих кошек. Пушистые, взбалмошные, очень серьёзные в своей игре.

«Мы же Котовы», — прошептала мысленно Кристина, наклоняясь к зеркалу и подмигивая своему отражению. — «Как не играть в кошек? »

С пеной у губ она улыбнулась ещё шире, когда воспоминания потянули за собой ещё один хвост: как они прятались от мамы в старых кустах у задней калитки сада и... писали, приподняв одну ногу, как будто это не человек, а кошечка метит территорию. Как потом умирали со смеху, прижав ладони к ртам, чтобы не выдать себя.

— «Мрр... » — пробормотала она тихонько, почти как автоматическая реакция на мысль о прошлом.

А потом был стоматолог. Их собственный, давний знакомый семьи. Как они — не в шутку, а вполне всерьёз — уговаривали его сделать им небольшие клычки. Не вампирские — нет! — именно кошачьи, аккуратные, чуть выделяющиеся. У стоматолога, помнится, дернулась бровь, а потом началась длинная нотация о прикусе, эмали, приличии и «дети, вы, конечно, Котовы, но вы всё-таки не настоящие кошки».

И, конечно, был тот легендарный диалог:

— Так, дети, вы кошки, а не вампиры!

— Ну ма-а-ам, мррр...

Он стал почти мемом в их семье. А клыки в итоге были... хоть и не постоянные. Вставные. Маленькие хитрости на случай, если кто-то из редких гостей заслужит спектакль.

Закончив чистить зубы, Кристина сполоснула рот, умылась ещё раз, на этот раз без гримас — просто чувствуя, как холодная вода струится по щекам и шее, проникает в волосы. Стало немного легче дышать.

Затем она обернула полотенце вокруг бёдер — ловко, одним движением, как всегда, — и, стряхнув остатки влаги с рук, вернулась в комнату. Всё ещё босая, с влажными следами на полу, с распущенными рыжими прядями, слегка пушащимися от сырости, она прошла по коридору.

Комната встретила её мягким полумраком — ноябрьский мрачный день вступил в свои права. Воздух пах хлебом, чуть подгоревшим, и апельсиновым вареньем.

Алиса готовит тосты, — с удовлетворением подумала Кристина. — И знает, что мне лучше не лезть к плите самой.

Свет от окна коснулся её плеча, когда она прошла мимо зеркала и не удержалась — остановилась, бросив на себя взгляд.

— Кошка, — прошептала она с лёгкой ухмылкой. — Самая настоящая.

Зайдя в комнату, Кристина легко сбросила полотенце, оставшись в голом виде. Воздух чердака был свежим и прохладным, но капли влаги с её кожи уже начинали подсыхать, оставляя приятное ощущение бодрости. Она медленно начала убирать — аккуратно складывала разбросанные вещи, заправляла постель, приглаживая покрывало, чтобы всё выглядело аккуратно и уютно.

Внезапно взгляд её зацепился за бликующий отблеск на стекле окна. Мгновенно поняла — их сосед снова направил сюда бинокль. Усмехнувшись, Кристина распахнула занавески, широко маша рукой навстречу взгляду, который так давно стал привычным.

Поначалу эта ситуация вызывала раздражение. Как можно так просто подглядывать без разрешения? Но с тех пор многое изменилось. Встретив соседа случайно на улице, они немного попугали его, затем, несмотря на стеснение, разрешили наблюдать за ними. Попытки втянуть его в свои игры закончились неудачей — он оставался робок, словно боялся переступить какую-то невидимую грань. Но девушки поняли — ему это нужно именно так, издалека, тихо, почти незаметно. Они приняли его таким, какой он есть, и позволили себе не видеть в этом ничего постыдного.

Кристина мысленно мурлыкнула, улыбаясь своим воспоминаниям. Её ладонь скользнула по подоконнику, словно гладя любимую кошку.

Закончив уборку, она подошла к зеркалу и начала расчесывать волосы. Пряди блестели и ложились ровно, подчёркивая мягкость и тепло её образа. Одев просторную футболку и короткие шорты — без трусов, как всегда, наслаждаясь свободой и легкостью — Кристина прыгнула от зеркала, приземлилась на диван и встала на четыре конечности, покрутившись, словно кошка, привыкшая к такому положению.

Спускаясь по лестнице, она почувствовала знакомый запах — аромат тостов и кофе наполнял кухню уютом.

Внезапно в голове всплыли давние мысли — как они с Алисой, лишившись девственности, даже думали сделать этого соседа своим сексуальным партнёром. Но его застенчивость и робость лишь вызывали в них нечто совершенно иное — материнский инстинкт. «Материнский инстинкт в восемнадцать лет — ха-ха», — мысленно усмехнулась Кристина, вспоминая, как Алиса однажды отвлеклась от расчёсывания волос и произнесла это вслух, чуть сдерживая смех.

Так и живут — между играми и реальностью, тайнами и доверием, принимая всё, как есть.

Алиса.

Я едва успела положить последние тосты на тарелку, как услышала цокот коготков — точнее, пяток Кристины по ступеням. Не надо было и оборачиваться, чтобы понять: она, как и обещала, спрыгнула на лапки. Вот и появилась — тихо, изящно, по-кошачьи, крадучись через кухню. На ней — та самая просторная футболка, едва прикрывающая коротенькие шортики. А выражение лица такое... будто она охотится на меня.

Я, конечно, не могла устоять.

Тут же приняла знакомую позу, выгнула спину, встала на четвереньки и зарычала в нос, мурлыча:

— Мрррр... кого я вижу... рыжая тигрица пришла...

Кристина довольно муркнула в ответ, подползая ближе. Мы прижались лбами, обнюхались, тёрлись щеками и носами. Это уже давно стало нашим ритуалом — ласки, притирки, вот эти подмигивания, игривые касания. Моя футболка села удобно, а под ней трусики — но я чувствовала, как они слегка скользят, когда я двигаюсь, будто хвост вот-вот должен появиться.

Мы уже обнюхивали друг друга, деловито, с полным кошачьим достоинством, когда в кухню вошла мама.

— Так, бесстыжие, — строго, но с явной усмешкой в голосе произнесла она, — ну-ка приняли человеческую форму и марш завтракать!

И шлёп! Полотенце опускается точно между нашими спинами — туда, где у кошек начинается хвост.

Мы синхронно подпрыгнули и с самым искренним изумлением посмотрели на неё, вытянув шеи.

— Ну маааа-а-м... — протянула я в унисон с Кристиной, выражая всей своей душой вселенскую обиду.

— Не мамкать, — строго прищурившись, мама наклонила голову, подбоченившись. — Восемнадцать лет уже обеим, а ведёте себя как дети.

— Но ты же не против! — вскинулась Кристина, поднимаясь с пола, всё ещё мурлыкая и тряхнув волосами.

— Не против! — подтвердила мама, подходя к столу, — Но всему есть мера. Марш завтракать в человечьем обличье. Иначе больше не буду вам подыгрывать! И никакого шуршания за шторами, пока у нас гости, поняли?

Мы с Кристиной переглянулись. О, ну раз угроза такая — без ритуалов, без подыгрывания — то уж лучше подчиниться. Устраиваемся чинно, спинки ровные, подбородки гордо приподняты. Представили себе, что находимся где-нибудь в дорогом салоне, принимаем чай при свечах. Беру тост двумя пальцами, с видом леди, и аккуратно откусываю крошечный уголок.

— Прошу вас, мадам, — передаю чайник Кристине, склонив голову в учтивом полупоклоне.

— Благодарю вас, мадмуазель, — отвечает она, едва не фыркнув от смеха.

Мы изображаем самых воспитанных и изысканных барышень. А мама делает вид, что верит. Но я вижу, как у неё дёргаются уголки губ.

Кофе разливается по чашкам, тосты крошатся от аккуратных укусов, а я ощущаю, как вся эта сцена — наш утренний театр, игра в семейство, где мама — верховная жрица порядка, а мы с Кристиной — кошки с девичьими сердцами — становится чем-то очень настоящим.

Завтрак подходил к концу — тосты доедены, чашки опустели, даже варенье в баночке у дна стало прозрачным. Мы с Кристиной по-прежнему сидели чинно, но в глазах у обеих плясали смешинки. Я облизываю с пальцев крошки и смотрю на маму, прикидывая, с чего бы начать.

— Ма, — начинаю я, немного растягивая слово, чтобы сделать его как можно более невинным, — а когда нам воду горячую вернут? А то, знаешь ли, холодная бодрит, но... слишком бодрит.

— И умываться в ней всё равно что прыгать в прорубь! — поддакивает Кристина, подперев щёку кулаком. — У меня аж хвост от страха поджался.

— Это хорошо, что бодрит, — отозвалась мама, допивая кофе. — А то вы без учебы совсем разленитесь. А бойлер мастер обещал сегодня починить. Сказал, заедет после завтрака, когда до нас доберется.

— А можно мы с ним поиграем? — тут же встрепенулась я, бросив на Кристину хитрый взгляд. — В наших кошачьих играх. Только тихо!

Кристина моментально подхватила:

— Ну да, мама, пожалуйста! Мы будем осторожны! И не задерёмся! Ну, может, только немного. Ну ма-а-а-м...

Мама фыркнула, прикрывая рот ладонью, но всё равно не сдержала улыбки.

— Можно, только не сильно буяньте. Если он с лестницы слетит — сами будете потом его штопать. И не шипите на него, он и так пугливый, бедняга.

— Спасибо, ма! — я чуть не спрыгнула со стула, но удержалась, сохранив человеческое обличие до конца завтрака.

Склонив головы в притворной благодарности, мы с Кристиной поднялись и, весело посмеиваясь, начали убирать со стола. Мама привычно наблюдала, прищурившись — но на этот раз не вмешивалась. Мы слаженно двигались: Кристина носила посуду в раковину, я набирала воду, мыла чашки и тарелки. В какой-то момент, пока она вытирала мокрые ложки, я шепнула:

— Представляешь, если бы бойлер не починили? Пришлось бы греть воду в кастрюле и мыться в тазике.

— Ну, как в деревне у бабушки, — усмехнулась она. — Только ещё и сосед через бинокль. Романтика.

Посуду вымыли быстро, снова на пару — как кошки, у которых каждая лапа знает, что делает. Закончив, вытерли руки о полотенце, чмокнули маму в щёки по очереди и ускользнули наверх — в свои девчачьи чердачные владения.

Наверху было прохладнее, а тучи за окном создавали приятный полумрак. Мы немного повалялись на диване, пошептались, потом разбрелись по своим делам — я рылась в коробке с ушками и нашими "прикидами", Кристина пыталась пристроить фантомный хвост к поясу.

Час прошёл спокойно. Тучи стали белее и мягче, птицы за окном затихли, будто тоже ждали чего-то...

И тут за окном послышался характерный звук — резкий, скрипучий, словно кто-то очень упрямый въезжал по гравию. Мы одновременно повернули головы к окну.

— Белая "Нива", — сказала я, поднимаясь на колени и выглядывая из-за шторы. — Приехал.

Кристина уже подскочила, хвост воображаемо поднят, уши навострены:

— Ну что, сыграем?

***

— Кошечки мои, идите завтракать! — раздалось снизу.

Я тут же насторожила уши — ну, не совсем уши, конечно, но в ушах у меня как будто реально зазвенело. Кристина обернулась ко мне, моргнула по-кошачьи — медленно, с намёком — и, чуть приподняв попку, пошла к лестнице. А я за ней, на четвереньках, мягко касаясь коленями ковра.

Утро было хорошим. Никаких трусиков, только свободная футболка, уже чуть съехавшая на одно плечо. Под ней тепло, от молока и тостов ещё приятно тянет сладостью в животе. Взгляд крадётся за Кристиной — за её изгибами, хвостом, которого вроде и нет, но кажется, будто он виляющий и непослушный.

Мурлыча на вдохе, я тёрлась щекой о её бедро, потом ткнулась носом в поясницу. Она хихикнула и вернула "нюх", мягко прижавшись ко мне. Мы любили этот момент. Не надо слов, только движения. Мы — коты. Точнее, кошки. А ещё точнее — Котовы. Уж как фамилия, так и суть.

На кухне пахло молоком, тостами, и... кем-то посторонним. Я чуть замедлилась, вдыхая запах — не наш, не мамин. Пахнет... мужчиной. Мыло, немного железа, и что-то... книжное?

И тут я его увидела.

Он сидел на коленях под раковиной, в очках, с чемоданом инструментов рядом, очень старательно делал вид, что нас не видит. Почти получилось, но его дыхание сбилось, когда мы с Кристиной вползли на кухню, мурлыча и терясь о мамины ноги. Я скосила на него глаза, потом как бы случайно, по-кошачьи, обогнула стол, подошла ближе, остановилась перед ним и втянула ноздрями воздух.

— Мяу, — сказала я, глядя на него снизу вверх и чувствуя, как щёки у него начинают краснеть.

Ага, заметил. И, судя по глазам, оценил. Хоть и старается держаться как приличный парень. Но я же вижу — наш образ с Крис ему в мозги уже вцепился. И это приятно.

Я отпрянула, вернулась к Крис. Мы покрутились ещё немного, ловя на себе взгляды. Мама поставила миски на пол, и мы, хихикая и мурлыча, перешли в режим приёма пищи. Без рук, только языком. Весело, мокро, по-детски.

Кое-что мы не доели — трудно сосредоточиться, когда знаешь, что тебя изучают из-под раковины, как экспонат. Я глянула на Крис, провела языком по локтю, потом по ладони. Она ответила тем же, и мы аккуратно вытерли друг другу щёчки. Почувствовала, как мама нас наблюдает с привычной улыбкой. Взрослые часто не понимают, что это всё — не просто игра.

Это мы.

— Я записала вас в субботу на выставку, — сказала мама. — Там и ваш возраст будет, восемнадцать и старше. Будет с кем пообщаться.

Я подняла взгляд и замурлыкала, глядя ей в глаза. От неё шла доброта и лёгкий аромат кофе с корицей. Она погладила меня по голове, почесала за ушком — ах, как же это приятно! Я почти растаяла.

— Ну идите к себе, мне ещё надо с двуногим дела обсудить, — добавила мама с лёгким смешком.

Мы с Крис переглянулись. Обе уже чувствуем, как за нами наблюдает. Почти жжёт в спину. Значит — нужно красиво уйти. Повилив бёдрами, мы с сестрой синхронно мурлыкнули:

— Миррр...

И в несколько ловких прыжков были уже на втором этаже, оставив этого Вадима с его инструментами и, пожалуй, немного взорванной психикой.

Мама ушла, и мы с Кристиной снова остались вдвоём наверху — как отпущенные с поводка. Мурлыкание потянулось по полу, как шлейф. Я вальяжно перекатилась с живота на спину, потом обратно, потом снова — пока сестра с глухим "фррр" не сбила меня с места.

— Догони, — шепнула она мне и понеслась на четвереньках, мимо мячика, в прыжке через кресло.

Наверху сразу началось веселье: мы носились как настоящие кошки, сталкивались боками, царапались понарошку, ловили хвосты, которых не было, и разбрасывали подушки. Мой смех звенел в горле, но внутри уже шевелилось что-то другое... Что-то горячее, щекочущее. Всё это было бы просто игрой, если бы не он.

Парень в очках, с мягкими руками и внимательными пальцами. Я сразу это заметила — как он берёт инструменты, как смотрит на маму, как не смотрит на нас. Хотя его глаза предательски скользили по моим ногам, когда я стояла на четвереньках. Или по тому, как я лизала молоко из миски. Он старался быть правильным. И это, как ни странно, ещё больше цепляло.

Вадим... Хм. Даже имя приятно звучит. Не дядя. Не пацан. Такой... между. А если с ним поиграть?

Когда он поднялся по лестнице, я уже была на столе, играла в Бастет. Ну а Кристина — конечно, наш хвостатый снаряд, прыгала как угорелая. Мы замерли, когда он вошёл — и мне на миг стало стыдно. Не за себя. За то, что мне вдруг стало жарко от его взгляда. В животе защекотало, а под футболкой соски стали чуткими, как усики.

Он сказал строго:

— Дамы, можно потише? — и в голосе у него была не злость, а... что-то взрослое. Настоящее. Мне даже захотелось прижаться у его ног и замурлыкать "прости", но вместо этого я только кивнула. Как девочка, которую застали в чём-то непослушном. Внутри было и смущение, и озорство, и странное ощущение — как будто меня только что поймали взрослой.

Когда он ушёл, мы с Крис переглянулись.

— Он симпатичный, — шепнула она.

— И внимательный, — добавила я.

— Ты заметила его руки?

— А ты его плечи?

Мы немного успокоились, но ненадолго. На кухне снова его фигура, когда он подошёл проверить бойлер. Я легла на диван — сперва, как мы любим: на бок, ладошка у груди, ноги поджаты. Потом Кристина устроилась на мне, как будто я и правда её лежанка. Я чувствовала её дыхание у себя на талии. Мы обе смотрели на него.

А он смотрел на нас.

Не в открытую, конечно. Но я видела, как его глаза блуждали. И снова внутри что-то вспыхнуло. Я почувствовала себя странно красивой. Желанной. Не просто актрисой, которая играет в киску, а девушкой, у которой дрожат пальцы от желания быть потроганной. Хотя бы взглядом.

Он проверил воду, и мы услышали:

— Принимайте работу, хозяюшки! Кстати, как вас зовут?

Мы переглянулись, потом в ответ сказали:

— Кристина.

— Алиса.

— А я — Вадим. А почему вы решили стать кошками?

О, этот вопрос был как мячик, брошенный прямо под нос. Мы знали, что с него всё и начнётся.

— Мы и есть кошки. — сказала я, моргая медленно.

— Потому что это у нас в природе. Ты сам попробуй.

Он растерялся, но мы втянули его дальше, мягко, по-кошачьи.

— Что попробовать? — спросил.

— На четвереньках. Это совсем другой мир.

Он сначала хохотнул — но я уже знала, что он не уйдёт. Что он останется. Хоть на чуть-чуть — но в нашей игре.

И вот он ползает, смешной, сбивчивый, но старается. А я смотрю на него — и впервые думаю: а ведь он красивый. И тело у него приятное. И... пахнет по-мужски. Такой — не совсем мой тип. Но... потенциально... Я провожу языком по губе.

— Не на коленках! Ну ты чего! — дразню его, когда он в очередной раз неправильно ставит руки. — Это надо чувствовать!

Мы показываем, как надо. С Крис кружим вокруг него, ловим взгляды. Я вижу, как у него трещит внутренний компас. Он не знает — смеяться или краснеть. Но краснеет. Я вижу, как напрягся его живот под футболкой. Он возбужден. И меня это почему-то... заводит.

— А теперь догони нас! — крикнули мы хором и, дав ему шанс, бросились наверх.

Наверху я прижалась к стенке, вжавшись в угол: дышала быстро, глаза горели.

— Крис... а если мы правда его... обучим?

— Алиса, ты хочешь?

— Хочу попробовать.

Мы с Кристиной мчались по лестнице, едва удерживая смех. Удалось же затащить его в игру! Он и правда побежал за нами — взрослый, хмурый, весь такой сосредоточенный. Мы переглянулись, прыгая на четырёх, и у меня внутри приятно кольнуло: он не просто смотрит, он уже наш.

Он ворвался к нам в комнату запыхавшийся, с румянцем на скулах и блестящими глазами. И хоть выглядел немного глупо, но при этом... сексуально. Прямо сейчас — очень даже.

— Ну как тебе? — спросила я, подойдя ближе. Почти вплотную. Я чувствовала его тепло и взгляд, в котором что-то уже плавилось.

— Неплохая, да, физическая нагрузка, — ответил он с чуть хрипловатым голосом, и это «неплохая» прозвучало гораздо шире, чем просто про упражнение.

— В джинсах вообще неудобно, — лениво сказала Крис, ложась на бок и перекатываясь. — Попробуй без них.

Он отозвался сразу:

— Как это? В одних трусах, что ли?

— А что, из-за нас стесняешься? — улыбнулась я, специально слегка склонив голову и прищурив глаза. Улыбка у него дрогнула — значит, попала.

— А мы не будем смотреть, — сказала Крис и театрально уткнулась лицом в подушку.

— Совсем не будем, — подхватила я и заползла на матрас, выгибаясь в «позу сфинкса». Я чувствовала, как натянулась футболка на лопатках, как ткань обтянула ягодицы. Знала, как я сейчас выгляжу, и чувствовала на себе его взгляд.

Он колебался, а потом всё же стянул джинсы. И тут мы обе увидели, как ткань его белья предательски вздулась — член был твёрдым, большой и явно сдерживаемым.

Я обменялась взглядом с Крис. Без слов. Вот теперь стало действительно интересно. Он возбуждён. Он уже в игре. Хочется увидеть больше — но пусть сам делает первый шаг. Нам с Крис нравится, когда мужчина теряет контроль.

Он снова опустился на четвереньки и начал ходить по комнате. Его движения стали свободнее, даже с каким-то звериным азартом. А мы наблюдали. Я ощущала, как у меня внутри нарастает тёплая пульсация. Наблюдать за мужчиной, который врывается в наш мир на наших правилах — это не просто весело. Это... возбуждает до покалывания в животе.

Он принюхивался к книжкам, шарил глазами по полкам, а мы наблюдали за его сильной спиной, за тем, как мышцы двигаются под футболкой, за тем, как член всё больше натягивает ткань трусов.

Когда он вернулся и залез к нам на матрас, мы приняли его без слов. Я лежала боком, дышала спокойно, но внутри всё уже было в предвкушении. Он тёрся о нас, о бёдра, плечи, волосы, щёки. Я сначала хотела отстраниться, но потом почувствовала, как приятно щекочет его щетина, как он касается меня лицом, и позволила. Нет, я хотела этого. Я чувствовала, как всё сжимается между ног.

Он прижался ко мне щекой, потом к носику, и я тоже начала двигаться ему навстречу. Мы почти целовались, просто без губ. Это уже не просто игра, это... что-то хищное и интимное.

Крис подкралась, сняла с него очки — и я видела, как он смотрит на неё. Так же, как на меня. Горячо. Жадно. А мы — его.

Я специально выгнулась, опустилась, подняла попку, зная, что он видит. А потом резко села. Потому что заметила, что его член вот-вот вырвется наружу. Видеть, как он тяжело дышит, как возбуждён, — будоражило. Мы с Крис переглянулись. Мы уже хотели большего. Хотели увидеть, какой он без трусов. Но он должен сам решиться. Только тогда — будет по-настоящему.

Мы втроём терлись друг о друга, словно кошки. Он прижимался, обнимал, целовал. А я чувствовала, как по спине бежит жар, как кожа под футболкой становится чувствительной к каждому касанию.

Но вдруг... что-то щёлкнуло. То ли я перегрелась, то ли слишком быстро всё пошло. Я резко двинулась вперёд, ударила его коготками по щеке и отошла. Он даже не понял. А потом то же самое сделала Крис. Мы стояли, отвернувшись, как настоящие кошки, и не подпускали.

Он попробовал обойти нас, промурлыкал — а мы отворачивались. Снова и снова.

Он понял. И не сдался. На третий раз мы позволили ему подойти. И тогда — позволили кусать. Легко, игриво. Мы мурчали, плавились, растворялись в этом моменте.

А я всё ещё чувствовала — он на взводе. А я? Я уже была почти готова к тому, чтобы всё продолжилось. Только бы он... снял всё остальное. Сам.

— Ну что, раз я прошёл ритуал, то надо продолжить дальше, — сказал он с той полуулыбкой, от которой у меня снова всё сжалось внутри. — В конце концов, это у меня в природе. И у вас, кстати, тоже.

Я бросила взгляд на Кристину — она всё поняла без слов. Всё равно мы уже давно перестали просто играть.

— А вы как думали? У кошаков с этим просто, — добавил он. — Они даже одежду не носят.

— Кто бы говорил, сам сегодня за штаны держался, — усмехнулась Кристина.

— А сами вы что? Тоже стесняетесь?

Я посмотрела на него. Прямо. Медленно, спокойно. И, не говоря ни слова, потянула футболку вверх. Скинула её через голову. Соски, розовые и чуть затвердевшие, отозвались на воздух и возбуждение. Я видела, как у него глаза вспыхнули. Это было как раз то, чего я хотела.

Я опустилась на четвереньки и прошла по матрасу, выгибая спину, как настоящая кошка. Волосы свободно упали по плечам, грудь качнулась. Я держала голову высоко, чувствовала его взгляд — и от этого возбуждение только усиливалось.

Если бы он прямо сейчас запрыгнул на меня, впился губами в шею, а потом резко вонзился в меня — я бы только застонала от наслаждения. Я уже чувствовала, как его член входит в меня, тугой, горячий, раздвигающий губки... как я выгибаюсь и принимаю его до конца.

Но он подошёл мягко. Осторожно. Обнял за плечи, провёл ладонями по спине и груди. Я вдохнула — и в этом вдохе было всё: ожидание, тепло, желание. Когда он коснулся груди, я не отпрянула. Наоборот, подалась навстречу. Соски напряглись, и я задышала чуть глубже. Его руки были сильные, немного грубые — но мне это нравилось. Очень.

Я медленно поползла вперёд, толкнув его бедрами, поддразнивая. Он всё понял. Снял с меня шортики — а под ними была только гладкая, чистая кожа. Я знала, что он смотрит. И знала, что ему нравится.

Он освободился сам, и я слышала, как стягивает бельё. Его дыхание участилось. А я чувствовала, как между ног становится влажно. Всё тело уже горело.

Он раздвинул мои ноги, и я подалась назад. Почувствовала его у себя сзади — горячий, твердый, настойчивый. Он поводил членом по губкам, собирая соки, и я тихо застонала, качнув бёдрами. Я была готова.

Когда он вошёл, я замерла — от остроты и полноты этого ощущения. Он заполнял меня, и с каждым движением входил глубже. Я выгнулась, прогнулась, оперлась пальцами в матрас. Его бёдра били в мои, и с каждым толчком по телу прокатывалась сладкая волна.

Я чувствовала, как он двигается внутри, как растягивает, как горячо скользит по внутренним стенкам. И как во мне пульсирует — моё тело отвечало ему полностью.

Тем временем Кристина подошла к нему. Я слышала, как он прижал её, как она сняла с него футболку и позволила себя обнять. А потом — как их губы соприкоснулись. И я почувствовала укол ревности — но не настоящей. Просто мы делили его, и это было по-нашему. И это возбуждало ещё сильнее.

— Мррр... — протянула я, напоминая, что он всё ещё внутри меня. И что я не собираюсь его отпускать.

Кристина поняла, соскользнула на спину, свернувшись красиво и грациозно, как зайка. Он снял с неё шорты, и я видела, как она открылась — раздвинула ножки, уложила руки под грудь, вся излучая готовность и доверие.

Если бы я могла смотреть на это со стороны — я бы увидела двух идеальных самочек, и одного зверя, готового обладать обеими.

Я всё ещё двигалась навстречу его толчкам, и чувствовала, как внутри всё вибрирует. А он, уже теряя контроль, дотянулся до Крис, провёл пальцами по её киске. Я услышала её дыхание — глубокое, влажное. Она схватила его за руку, притянула к себе. Он ласкал её, а я чувствовала, как его пальцы скользят по её клитору, потом входят в неё.

Она выгнулась, изогнулась, как струна. В её движениях было всё: желание, наслаждение, отдавание. А я знала, что он делает это с ней — и от этого была ещё ближе к краю.

Моё тело дрожало. Я задыхалась от толчков. Голова запрокинута. Слёзы выступили в уголках глаз от избытка ощущений.

Кристина лежала, вся в сладком огне, а я — почти уже стонала, теряя контроль. Он был внутри меня, двигался быстрее, и это было...

... грязно, дико, прекрасно. Его член скользил до самой глубины, трахал меня как суку, я выгибалась, прижималась, сжималась на нём, стонала, и просила — без слов, телом, всей собой — чтобы не останавливался. Никогда.

И он не останавливался.

Кристина.

Когда он стянул с Алисы шортики, Кристина поймала себя на том, что затаила дыхание. Даже не потому, что он её раздевает — а потому что это происходило прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки. Сердце билось в горле, сливаясь с дыханием Алисы.

Алиса выгнулась, выставив свою белую, аккуратную попку, и Кристина смотрела, не отрываясь. Моя сестра, моя другая половинка, такая откровенная, смелая, красивая до озноба. Холодок пробежал по её спине, но внутри всё наоборот — разливалось горячее, густое, сладкое возбуждение. Не было ревности. Я не ревновала. Я смотрела. Я жадно впитывала происходящее, как свою собственную фантазию.

Когда он вошёл в Алису, она даже не дышала. Видела, как дрогнули мышцы на спине сестры, как плавно заходили её бёдра в ответ на толчки. И почувствовала, как моё тело само начинает отзываться, как будто он был уже внутри меня — воображаемо, но ярко.

Кристина наблюдала с благоговейным трепетом. Алиса всегда была первой. Это было естественно. Она вела — я следовала. Но сейчас она больше не хотела просто смотреть. Я тоже хотела ощущать. Хотела, чтобы пальцы вцепились в мои бока, чтобы меня раздвинули, взяли. Хотела этих влажных, хлёстких звуков, от которых стонешь даже без прикосновений.

Она подползла ближе и, словно кошка, ткнулась носиком в его шею. Он обнял её, стянул футболку, и она — его. Её соски задрожали от воздуха и его кожи, и она прижалась теснее, вставая на колени. Между ног уже стало влажно. Я чувствовала, как всё там пульсирует, требует, зовёт. И при этом она всё ещё смотрела, как он продолжает трахать Алису. Её стоны, резкие и глубокие, вызывали внутри Кристины невольную дрожь.

Они с Вадимом обменялись поцелуями — сначала осторожно, потом всё более жадно. Губы цеплялись, тянули, слегка покусывали. Язык скользил, требуя большего. Я бы отдалась ему прямо в этом вертикальном поцелуе. Без слов. Без колебаний.

Но Алиса замурлыкала — и они с улыбкой отступили. Кристина легко легла на спину, поджала руки к груди, потянула коленки, выставила себя как подарок. Шортики с неё слетели, и теперь она лежала полностью обнажённая, с кистями, сложенными под грудью, раздвинув колени — вся открытая.

И он не забыл о ней.

Пока он продолжал двигаться в Алисе, его рука скользнула к её киске. Один мягкий, едва заметный мазок по чувствительному клитору — и Кристина дёрнулась, перехватила его запястье и прижала к себе. Не отпущу. Не хочу просто смотреть.

Его пальцы двигались так, будто он давно знал, как она устроена. Они скользили, прощупывали, играли с ней. Он вошёл двумя пальцами — медленно, точно. Как будто знал, что я уже готова. Что мне нужно именно так.

Кристина выгнулась, зажмурилась. Грудь трепетала. Дыхание рвалось наружу, бедра вздрагивали. Я вся хотела. Я вся текла. Мозг плыл, а живот сжимался в предвкушении.

Если бы он вышел из Алисы и вошёл в меня прямо сейчас, я бы растеклась под ним, даже не прося. Просто слилась бы. Вся. Горячая, мокрая, готовая.

Но пока — только пальцы. Только — но так хорошо, что хотелось вскрикнуть. Он двигал ими точно, медленно, надавливая на нужные точки. Она постанывала, не сдерживаясь. Я была его. Даже если он был сейчас в ней — я тоже чувствовала.

Её ладонь скользила от пупка вниз, помогая себе. Тело уже не слушалось. Алиса тем временем теряла контроль — голос её был охрипшим, движение бедер всё быстрее, всё глубже. И Кристина чувствовала это почти как своё. Они всегда были связаны. Всегда.

Я хочу, чтобы он трахал меня так же. Чтобы мои бедра тоже били в его. Чтобы я кричала от глубины. Хочу быть такой же нужной. Такой же влажной. Такой же его.

Кристина не просто смотрела. Она жила этим. Дышала этим. Мечтала об этом. И чувствовала, что её очередь — вот-вот.

Кристина не отрываясь смотрела на Алису.

Та уже давно была на грани, и теперь — наконец — её тело затрепетало. Алиса выгнулась, пальцы судорожно вцепились в простынь, губы открылись в беззвучном крике. Всё внутри у неё сжалось, а потом, будто распустилось — горячая волна оргазма прокатилась по ней, оставив тело дрожащим и расслабленным. Её соски были напряжены, живот подрагивал, лицо стало до болезненного прекрасным — отпущенным, беззащитным, каким оно бывает только в кульминации.

Кристина смотрела, затаив дыхание. Её грудь поднялась — вместе с восторгом, вместе с гордостью. Она знала, как Алиса этого ждала. И как это важно — быть увиденной такой. Слабой, обнажённой до самой сути, и всё равно любимой.

Алиса, словно обессилев, соскользнула с Вадима, её бёдра слегка подрагивали. Её киска была приоткрыта, влажная, блестящая, пульсирующая от недавней разрядки. Мелкие капли соков играли на свету — след страсти, который хотелось тронуть губами.

Член Вадима, всё ещё твёрдый, блестел от Алисиных соков. Пульсировал, подрагивал, будто жаждал продолжения. Он не закончил. И его взгляд переключился на Кристину.

Она почувствовала это кожей, даже раньше, чем увидела.

Внутри неё вспыхнуло. Никакого смущения. Ни тени колебания. Лишь желание, густое, тягучее, охватившее всё тело. Да, я хочу этого. И сейчас.

Она уже чувствовала, как собственные соки скользят по внутренней стороне бедра. Поднявшись на колени, Кристина встала на четвереньки, выгнувшись, как любила. Подставляя себя. Открытая, готовая, жаждущая. Бёдра дрожали от предвкушения, грудь покачивалась, касаясь простыни. Она повернула голову и на мгновение встретилась взглядом с Вадимом.

Бери. Сейчас. Не сдерживайся.

И он взял.

Член вошёл легко, почти без сопротивления — её тело жаждало этого. Внутри было горячо и влажно, пульсирующее тепло охватило его, словно обнимая. Кристина сразу задышала чаще, развернув бедра, подстраиваясь под ритм, впуская его глубже. Её мысли начали растворяться, уступая месту ощущениям: толчки, трение, биение, глухие удары по самому сердцу.

Позади раздался шелест — Алиса снова встала на колени. Она вернулась. В том же положении, как до оргазма. Глаза её горели — в них было обещание. И наблюдение. И тихая ревность. Или возбуждение. А может, и всё сразу.

Кристина чувствовала, как Вадим одновременно ласкает Алису пальцами. Это возбуждало её ещё сильнее. Особенно, когда она увидела, как Алиса ловит его руку и начинает облизывать пальцы — те, что были в ней самой.

Кристина застонала. Низко, грудным звуком. Её губы приоткрылись, спина прогнулась. Сестра заметила и присоединилась — их языки переплелись, скользнули по его пальцам одновременно, иногда касаясь друг друга губами.

Две сестры. Перед ним. Горячие, влажные, сливаясь и снова расходясь.

Тело Кристины горело. Каждое движение Вадима отзывалось вспышкой внизу живота. Она почти кричала — уже не сдерживаясь. Бёдра двигались сами, быстро, требовательно. Он был в ней глубоко, сильно, как надо. Алиса рядом ласкала себя и терлась о неё лицом — мягко, трепетно, нежно. Они сливались в одну волну, в один огонь, в единый пульс.

Потом их губы встретились — по-настоящему. С жадностью. Кристина уже не контролировала ни себя, ни крик, что вырвался в кульминации. Всё внутри сорвалось в бездну, в жаркую темноту, которая тут же вспыхнула огнём.

Она вздрогнула, отпрянула, лёгким движением выскользнув с Вадима и от Алисы, и обессилено легла на бок. Дыхание было рваным, пальцы сжаты. Всё внутри разряжалось медленно, с наслаждением.

В этот момент Вадим зарычал — несколько мощных движений, и горячая сперма выплеснулась на её зад. Тёплая, липкая — она чувствовала её по коже. Через секунду — губы Алисы, ловко, без тени смущения. Она слизывала его семя с ягодиц Кристины, и часть попала ей на язык, на губы.

Кристина только прикрыла глаза и выдохнула.

После — тишина. Их дыхание, шорохи ткани, короткие смешки. Вадим сел, обессилев, наблюдая, как они, стоя на четвереньках, ещё чуть-чуть играются друг с другом — языками, прикосновениями, дыханием.

Потом обе улеглись к нему на колени, по одну и другую сторону. Как кошки. Уютно. Родные. Влажные.

Идеальное завершение идеального дня, — подумала Кристина, прижимаясь щекой к его бедру, закрывая глаза.

Звонок в дверь прозвучал неожиданно громко. Обе вскочили. Хихикнули, начали искать одежду, отряхивая коленки, запихивая волосы под футболки. Он — тоже.

Когда всё было почти собрано, с верхнего этажа раздался голос мамы:

— Ну, как, не скучали тут без меня?.. Опять игрались? Да? Опять игрались?.. Ну молодцы, вы у меня хор-ро-ошие девочки...

Кристина хихикнула. И, перекидывая взгляд с Алисы, подумала: Да, мам. Мы — очень хорошие. Даже если бы ты знала, насколько.