Захваченные чувствами

С Ларисой и хотелось и не хотелось быть, подумаешь: столько надо переделывать в себе, от сколького отказаться, ради поцелуев с ней, ради того, что ты ей будешь нужным, интересно для чего? Ларисе 23, она почти стройная, но невнимательная и когда идёт куда-то, не влечёт к ней.

Мы встретились, и не зная куда идти, зашли в кафе, нас просто вынесло туда, а просто больше не куда, мы же не в городе импрессионистов. Тот, кто оформлял кафе лишён был вкуса, от полутемного помещения веяло пустотой, от которой холодно, поэтому и столиков пустых было много, промелькнуло: в кафе готовят не вкусно. Мы сели в полутёмном уголке, у стеклянного прямоугольного столика, обшитого по краю искусственными корнями в светлый беж.   Сидели и ждали, что принесут.

Лариса привстала и наклонилась ко мне и подставила мне свою пухлую щёчку, я поцеловал её в краешек губ. Она села назад, на стул, а я подумал: зачем я так сделал, теперь и дальше буду обречён целоваться и обниматься и в кровать ляжем, где логика твоя пещерный гид? А от неё шло не надежда, не радость, а то, что можно целовать её и предвкушение спокойной жизни, но спокойную жизнь не хотелось, она какая-то незаметная. И ты свои чувства променяешь на то, чтобы быть с ней.

- Тебе удастся привязаться ко мне? – спросил я.

- А это плохо? – спросила Лариса. – я привязалась к тебе, но это сейчас, завтра будет другой человек и я привяжусь к нему, если он умеет осторожно действовать.

- А я? – спросил я, не надеясь тут ни на что.

- Ты осторожно действуешь, скорее незаметно, - сказала Лариса.

- Это правильно? – спросил я.

- Это незаметно, - сказала Лариса, - наверно, правильно, я-то не напрягаюсь, ты не отталкиваешь, но не знаешь, как ты будешь действовать.

- Я сам не знаю, как действовать, - сказал я.

- Почему не знаешь? – спросила Лариса.

- Потому что во взаимоотношениях действуют оба, а не один я, что-то в нас двоих сперва не решает, потом возникает взаимное расположение, и мы уже сближаемся, - сказал я.

- Правда? – спросила она, как спохватилась. – А я об этом так не думала, вообще, об этом не думала.

- А ты готова обменять себя на меня, на мои действия, мысли? – спросил я.

- Не знаю. – сказала Лариса.

- Это как небо было совсем голубое, а потом появились облака, - сказал я.

- И тучи могут появиться, - заметила Лариса. – Но мне нравится, когда ты меня будешь обнимать.

- Хорошо, но только обнимать тебя? – спросил я.

- Гладить, я тебе доверяю, гладь меня, мне кажется, это лучше, чем ходить не глаженой, —заметила Лариса, - всё время будет чего-то не хватать.

- Мне этого тоже хочется, - сказал я, - наверно, мне этого не хватает.

Лариса посмотрела на меня лицом как будто немножко опухшим к низу, но не улыбнулась.

- Я свою жизнь не могу променять, - сказал я.

- Почему? – спросила Лариса из-под копны каштановых волос, согревающих её лицо со всех сторон.

- Потому что у меня очень мало моей жизни, я не умею чувствовать себя один – мало интересного, вот и думаю о ком-то другом, теперь о тебе буду думать, - сказал я.

- А раньше обо мне не думал? – спросила Лариса.

- А я не знал, что думать, - сказал я, - ты была такая незаметная.

- Я о себе не думала, - сказала Лариса, - наверно, легче о другом думать, но себя так теряешь.

- У меня нет сомнений по поводу тебя, особенно, когда ты молчишь, - сказал я, - тут возникает и силится самостоятельность, но вот ради чего я это делаю?

- Ради нас, - сказала Лариса.

- Ради уверенности в себе, - сказал я. – Значит, ты не уверена в себе?

- Я обычно не уверена в себе в присутствии другого человека, - сказала Лариса. – Он вносит разлад в меня, я не могу уверенно думать, всё разлетается.

- А со мной? – спросил я.

- С тобой я собираюсь и чувствую уверенность, подъём, - сказала задумчивым голосом Лариса.

- С тобой я чувствую спокойствие, уверенности не чувствую и подъёма, - заметил я.

- Я не знаю, что делать с человеком, после знакомства с ним у меня возникает куча сомнений, - сказала Лариса.

- А у меня возникает ощущение веса, как будто этот человек весом своим надвигается, - сказал я. – и чем больше он не понимает, тем больше у него веса и что ничего с этим не сделаешь, а есть совсем невесомые люди.

- Сомнения от него тоже имеют вес, - сказала Лариса. – Я не знаю, что делать с отношениями.

- Тогда так придётся жить – без отношений, - сказал я. – Девушки взаимоотношения не воспринимают, они хотят внимания, что-то делать, строить дом, ремонтом заниматься.

- Я к таким людям не могу по-человечески относиться, - сказал я, – не получается.

- Почему? – спросила Лариса.

-  Это от них зависит, они сами к себе не по-человечески подходят, - сказал я.

- Ты хочешь быть со мной? – спросила Лариса.

- Хочу, - сказал я. – А ты?

Лариса кивнула, мы обнялись и замерли.

- С уверенностью можно жить, - сказала Лариса.

«Изменил ли я себе с Ларисой? » - задумался я, но это было приятно. Я стал ей гладить кончиками пальцев руку, она затихла.

- Пошли к тебе домой, - сказала Лариса, - там спокойнее.

Дома мы разделись и спрятались под одеяло из овцы, оно нас согрело и расслабило. Мы оживились.   Я сал гладить ножки Ларисы, она ими задвигала и стала постанывать, ей было хорошо, сердце забилось, глаза стали изумлёнными, она прижалась фигуркой ко мне, я продолжал её гладить.

- Как же хорошо ты гладишь меня! – самозабвенно проговорила Лариса и её стало потрясывать. – Меня никто никогда не гладил, я и не знала, что так хорошо может быть.

- Я сейчас растворюсь, - сказала через некоторое время она и посмотрела на меня вопрошающе.

Я лизнул её ушко и шею, она извилась и ахнула.

- Мной никто не интересовался, - сказала Лариса.

- А ты собой интересовалась? – спросил я.

- Ну да, я же думаю и чувствую, мне это приятно, это мне принадлежит, - сказала Лариса.

- А другой будет для тебя важнее, чем ты? – спросил я.

- Такого пока не было, не знаю, - сказала Лариса низким голосом. – Мне нравится, когда со мной что-то делают, иначе скучно, не интересно.

Мы поцеловались в губы осторожно.

- Мы теперь совсем другие, - сказал я, Лариса прижалась ко мне. – Я хотел произвести на тебя впечатление.

Лариса посмотрела в мои глаза, отодвинув каштановые локоны волос с лица и проворковала:

- Ну да, удалось, я захвачена чувствами, теперь я знаю, что быть захваченной чувствами – это самое приятное, ничего с этим поделать нельзя.

- Ты больше молчишь, - сказал я, - так лучше чувствовать?

- А зачем разговаривать? – спросила Лариса.

- Когда люди разговаривают, они взаимно обогащаются, - сказал я.

- А так разве нельзя обогащаться? – спросила она.

- Ты чем обогатилась за это время? – спросил я.

- Тем, что мне никто не мешал, - сказала Лариса.

- А я, разве, тебе не мешал? – спросил я.

- Нет, когда я разговариваю, я сама себе мешаю, - сказала Лариса.

- А чем ты себе мешаешь, ты сама отдаешь, когда говоришь? – спросил я.

- Когда я разговариваю, то я мешаю себе воспринимать людей, а когда молчу, я их чувствую и знаю.

- Ларис, а ты сама не можешь резвиться? - спросил я.

- Я внутри себя резвлюсь, но теперь так охвачена чувствами, что не могу от них даже шевельнуться, - сказала она медленно и тихо.

- А ты снаружи не хотела порезвиться? – спросил я.

- Когда в других ничего нету, я резвлюсь снаружи, - сказала Лариса.

- Это вынужденная резвость, - предположил я, - тебе с нормальным человеком поговорить удавалось?

- Удавалось, когда я с человеком говорю, то чувствую, что он придумывает себя, - сказала Лариса.

- А ты хочешь понять, что я хочу или нет? – спросил я.

- Хочу, только ты больше спрашиваешь, - сказала Лариса. - Кто кому объясняет зачем надо говорить?

- Я так понял, что когда люди надоели, надо переходить на себя самого, с собой говорить, - сказал я.

- Все равно люди не слушают и половины того, что я говорю, - сказала Лариса.

- Я хочу тоже быть вовлечён так, чтобы ничего более не искать, - сказал я. – ты сможешь это сделать?

- Смогу, ты поможешь, объяснишь, - сказала Лариса, с надеждой посмотрев в мои глаза.

-  Лены такие молчаливые, если б они столько же наговорили, то можно бы было убежать, - сказал я.

- А почему со мной нельзя убежать? – спросила Лариса.

- Если ты захочешь тоже убежать, то можно, ты согласна? - спросил я.

- А ты понимаешь, что это одна из обычных позиций у тебя? – спросил я. - Её можно изменить.

- Ну, у Лены ты ж не изменишь позицию, - сказал я, - а у тебя нет позиции, поэтому ты захочешь подстроиться, тебе интересен человек, умеющий самостоятельно думать и действовать?

Лариса кивнула.

- Хочу, чтобы меня кто-то увлекал, для такого человека я буду подстраиваться, чтобы ему было со мной хорошо или даже увлекательно, - сказала она.

- Я так же хочу произвести на тебя впечатление это лучше, чем иметь влияние на Лену, хочется иметь что-нибудь приличное, - сказал я. - Я не говорю с Леной, она меня не понимает, но искренне говорит, это увлекает.

- Зачем же ты с Леной? – спросила Лариса.

- Так как она умная девушка я ищу в Лене опору, что я правильно действую, тогда я думаю, что что-то пойму, - сказал я. – Но не нахожу, и мы даже не целовались.

- Потому что думать лень, - сказала Лариса. - Надо для кого-нибудь подумать.

- Вот видишь какая ты умная, - сказал я. - Ты зацеплена за то, чтобы тебя слушали.

- Нет, я не заинтересована, люди во мне заинтересованы, - сказала Лариса.

- Ну, люди общаются, чтобы успокоиться, - сказал я. - они с нечеловечными людьми человечны, а с человечными жестоки.

- Не знаю почему так получается: мне, чтобы быть человечным, надо человека спрашивать, когда я слышу ответы от души, я ценю этого человека, мне хочется быть с ним, - сказал я.

- Более человечным становишься, когда больше человека знаешь, - сказала Лариса.

- И понимаешь, что ничего с ним не можешь сделать, - сказал я.

- Нужно быть собранным, чтобы думать? – спросила Лариса.

- Нужно для того, чтобы результаты были, люди в большинстве не хотят ничего менять, поэтому те, кто думает и хочет менять и меняют, - сказал я.

- А вот, когда человек думает, он не человечный, жесткий, - задумалась Лариса.

- Когда я собран, я не могу быть человечным, - сказал я. - Ну вот, Ларис, я же тебя не принял.

- Зато я тебя приняла, и ты начал меня чувствовать, тебе ничего не оставалось делать, - сказала Лариса.

- А что значит принять? – спросил я.

- По-моему, принять – это разрешить себя чувствовать, - сказала Лариса.

- Ну, ты мне совсем не возражаешь, - сказал я.

- Ты ушел в свои мысли, я в своих запуталась, - сказала Лариса.

- Тот, кто не запутался в своих мыслях, не запутается в чужих, - сказал я. - Человеку, которого я принял, в конце концов становится плохо.

- А это получается из-за тебя или из-за него? – спросила Лариса.

- Наверно, все-таки из-за него, он так размякает, - задумался я.

- Вот, не смогли меня переубедить, что надо разговаривать, - сказала Лариса.

- Человек разговаривает, когда заинтересован, - сказал я.

- Отчего ты такой радостный? – заметила Лариса.

- Мне с тобой хорошо, я совсем другой, парю в воздухе, - сказал я. – когда мы с тобой обнимались.

- Я счастливая, - улыбнулась Лариса. – Я предана своим чувствам, куда я от них денусь, и ты такой же.

- Я не вижу тех вещей, которые я бы мог принимать от тебя, - сказал я.

- Это же хорошо, когда могут принимать какие-то вещи от человека, значит, чего-то в нём не хватает, - сказала Ларочка.