Свидание вожделений

Они познакомились там, где никто не ищет страсти – на деловом форуме для маркетологов. Сухие термины, графики, KPI. Но между строчками его сообщений сквозило что-то ещё – намёк, полутон, игра. Её звали Мира. В профиле – строгая аватарка, но он разглядел в ней больше: изгиб губ, будто знающих что-то запретное, взгляд, который мог бы обжигать, если бы не был скрыт за профессиональной сдержанностью. Первые недели – обсуждение трендов, кейсов, эффективности рекламных кампаний. Потом, осторожно, как бы невзначай, он спросил:

— А какая музыка играет у тебя в наушниках, когда работаешь?

Она ответила не сразу. Три точки набирались дольше обычного.

— Джаз. Что-то томное…

Он уловил паузу. Игра началась.

— Томное? — он улыбнулся, представляя, как её пальцы замерли над клавиатурой. — Например?

— Колтрейн. Но не его безумные импровизации, а вот это… — ссылка.

Он кликнул. Медленный, густой саксофон, стекающий по спине, как тёплая ладонь.

— Чувственная вещь, — написал он. — Представляю, как ты слушаешь её вечером, одна, с бокалом вина…

— Почему одна?

— Потому что, если бы ты была не одна, ты бы не слушала джаз.

На этот раз пауза затянулась. Мира щелкнула замком на сумке, завершая рабочий день. Монитор погас, отразив её усталое лицо - ровно настолько усталое, насколько позволял имидж успешного маркетинг-директора. В спальне ждал холодный бокал совиньона, а в телефоне - новое сообщение от него.

— Ты сегодня какая? Цифры в таблице или та самая мелодия?

Она закусила губу. Три года после развода. Три года безупречного самоконтроля, где единственными свидетелями её слабостей были вибраторы премиум-класса и подруга-психолог. А теперь этот...

Её пальцы зависли над клавиатурой.

— Сегодня я - та, что считает часы до пятницы.

Ответ пришел мгновенно:

— Значит, в тебе сейчас 37% деловой женщины и 63% той, что прикусывает губу, читая это.

Он наблюдал за её аватаркой - строгий деловой портрет, но с едва уловимой искоркой в уголках глаз. Таким взглядом смотрят на опасность, зная, что убегут в последний момент.

— Почему маркетинг? - спросила она внезапно.

Он улыбнулся. Тест на искренность.

— Потому что это единственное место, где вранье становится искусством. А ты?

— Потому что мне нравится понимать, чего хотят люди. Даже когда они сами этого не знают.

Он почувствовал укол возбуждения. Она не из тех, кого можно соблазнить банальными комплиментами. Ей нужно другое - чтобы её разгадали.

— Значит, ты сейчас изучаешь меня?

— Да. И ты это знаешь.

…

Она стояла перед зеркалом в примерочной, критически разглядывая новое бельё. Кружевное, тёмно-бордовое. Совершенно не практичное.

— Зачем? - спросила себя Мира вслух.

Ответ пришел мгновенно: потому что вчера он описал, как представляет её кожу на чёрном шёлке. И теперь она видела эти слова каждый раз, когда закрывала глаза. Телефон вибрировал:

— Ты сейчас представляешь, как я представляю тебя?

Она резко выдохнула. Почти ярость - от того, что попала в точку. От того, что кто-то увидел её насквозь.

— Это нечестно.

— Что именно?

— Ты играешь в игру, правила которой знаешь лучше меня.

Пауза.

— Нет. Я просто первый, кто решил играть с тобой по-настоящему.

Он почувствовал, как по спине пробежал разряд.

— Нет. Расскажи.

— Запахи. Руки. Звуки. Когда кто-то говорит достаточно тихо, чтобы пришлось наклоняться ближе…

— Ближе… — он представил её шею, духи с ноткой ванили, прядь волос, падающую на щёку. — А что дальше?

— Дальше – зависит от собеседника.

— А если собеседник – я?

— Тогда… — пауза. — Тогда я бы, наверное, перестала говорить.

…

Они встретились в маленьком баре с приглушённым светом. Она выбрала чёрное платье – не слишком откровенное, но облегающее так, что его пальцы сами сжимались в кулаки, представляя, как скользят по этому шёлку. Она ненавидела бар. Слишком громко, слишком много незнакомых тел. Но, когда он вошёл, всё остановилось. Не потому, что он был идеален. А потому что не был.

— Ты разочарована? - спросил он, присаживаясь.

— Нет.

— Врешь.

Она замерла.

— Ты ожидала кого-то... безопаснее. Кого-то, кого можно контролировать.

Его пальцы обхватили бокал - крупные, с едва заметным шрамом. Руки человека, который работал ими, а не просто печатал документы.

— Почему ты так уверен?

— Потому что я тоже этого боялся.

И вот оно - первое настоящее признание. Мира почувствовала, как что-то сжимается в груди.

— Ты именно такая, какой я представлял, — сказал он.

— А ты – нет.

— Хуже?

— Опаснее.

Он улыбнулся.

— Почему?

— Потому что в переписке можно делать вид, что не понимаешь намёков. А здесь… — она провела пальцем по краю бокала, — здесь уже сложнее.

Он наклонился ближе.

— А зачем делать вид?

Её губы приоткрылись.

— Не знаю. Наверное, незачем.

…

Её квартира. Дверь едва успела захлопнуться, прежде чем он прижал её к стене.

— Я столько раз представлял это, — прошептал он, касаясь губами её шеи.

— А я столько раз представляла, как ты это делаешь…

Её руки в его волосах, её тело, выгибающееся навстречу. Он медленно спускал молнию платья, обнажая кожу, горячую под его пальцами.

— Боже… — она закинула голову, когда его губы нашли её ключицу.

— Что?

— Ты… делаешь это лучше, чем в моих фантазиях.

Он улыбнулся в её кожу.

— Это только начало.

Его ладонь на её талии - тёплая, уверенная. Никаких сомнений.

— Подожди... - она отстранилась.

Он замер.

— Что не так?

— Я не... - голос сорвался. — Я не делала этого три года.

Его глаза расширились. Не от возбуждения - от понимания.

— Не "этого". Не секса.

— Тогда чего?

— Себя. Настоящей.

Он медленно кивнул, проводя пальцем по её запястью:

— Значит, сегодня будет два первых раза.

…

Он не спешил. Его пальцы скользили по её бёдрам, заставляя её дрожать.

— Ты так реагируешь… — он провёл языком по внутренней стороне её бедра, — будто никто до меня не касался тебя вот так.

— Никто и не касался, — её голос сорвался, когда он наконец дотронулся до неё.

Он замер.

— Правда?

— Правда.

— Тогда… — он приподнялся, глядя ей в глаза, — я хочу услышать каждый твой звук. Каждое движение. Хочу знать, что тебе нравится.

— Мне нравится… — она задрожала, когда его пальцы снова начали двигаться, — вот это.

— А это?

— Да…

— А если так?

Её ногти впились ему в плечи.

— О Боже… Да!

Он улыбнулся.

— Вот видишь. А ведь это только начало…

Когда его губы коснулись внутренней стороны бедра, она вдруг поняла, что плачет.

— Стоп... прости...

Но он не отстранился с испугом, не начал успокаивать. Просто поднял глаза:

— Страшно?

— Да.

— Почему?

— Потому что... я чувствую. По-настоящему.

Его улыбка была почти нежной.

— Значит, я всё делаю правильно.

…

Он положил её на кровать, медленно снимая с неё последние детали одежды. Его глаза скользили по её телу, изучая каждую кривую, каждую реакцию.

— Ты прекрасна, — прошептал он.

— Не смотри так… — она прикрыла глаза, чувствуя, как её кожа вспыхивает под его взглядом.

— Почему?

— Потому что я чувствую, как ты смотришь. Будто трогаешь.

Он наклонился, касаясь губами её живота.

— А если я действительно трону?

Её дыхание участилось.

— Тогда… я не уверена, что смогу молчать.

— Я и не прошу.

Его пальцы скользнули вниз, и она застонала, выгибаясь под его прикосновением.

— Да… вот так…

Он чувствовал, как она сжимается вокруг его пальцев, как её тело откликается на каждое движение.

— Ты так горяча… — прошептал он.

— Это ты… ты делаешь меня такой.

Он улыбнулся, чувствуя, как её ноги дрожат.

— Я ещё не закончил.

Он вошёл в неё медленно, давая ей привыкнуть к каждому сантиметру.

— Боже… — её голос был хриплым.

— Всё в порядке?

Он замер, позволяя ей адаптироваться.

— Лучше?

— Да…

Он начал двигаться, медленно, глубоко, наблюдая, как её лицо искажается от удовольствия.

— Ты чувствуешь это? — прошептал он.

— Да…

— Что чувствуешь?

— Тебя… всего тебя…

Он ускорился, чувствуя, как её тело сжимается вокруг него.

— Я не могу… я сейчас… — её голос сорвался.

Она кончила с его именем на губах, её тело дрожало в волнах удовольствия. Он последовал за ней, погружаясь в неё до конца, пока они оба не рухнули на кровать, запыхавшиеся и потные.

…

Они лежали, сплетённые, его рука на её животе.

— Это было… — начала она.

— Что? — перебил он, коснувшись её плеча.

— О том, что ты не тот, кого я ожидала.

— Разочарована?

Мира повернулась, чтобы посмотреть в его глаза:

— Я в ужасе. Потому что теперь мне придётся пересмотреть все свои представления о...

— О себе?

Она кивнула. Он притянул её ближе и, попытавшись сделать серьезное выражение лица, тихо прошептал на ухо:

—Добро пожаловать в этот дивный, дивный мир.

Она лежала, слушая его сердцебиение. Тело было лёгким, странно незнакомым. Мира повернулась к нему, её глаза блестели в полумраке.

— А что теперь?

Он улыбнулся, целуя её в лоб.

— Теперь… мы сделаем это снова.

…

Его спина оказалась испещрена тонкими белыми линиями. Мира случайно обнаружила их, когда их тела впервые обнажились друг перед другом.

— Что это? — её пальцы замерли над выпуклым рубцом у лопатки.

Он резко засмеялся, но не отстранился:

— Университетская романтика. Разбитая бутылка шампанского после защиты диплома.

— А это? — она коснулась шрама на ребре.

— Падение с велосипеда в десять лет.

— Врешь.

Тишина. Потом его рука накрыла её пальцы:

— Семейные реликвии. Дядька решил, что дверь — это не преграда, если кинуть через неё стул.

Её дыхание перехватило. Внезапно она увидела его — не того уверенного соблазнителя, а мальчика, прижимающего окровавленное полотенце к боку.

— Прости, я не...

— Не надо. — Он перевернул её, прижимая к матрасу. — Сегодня мы оставляем прошлое за дверью.

Но когда он вошёл в неё в этот раз, движения были медленнее, глубже, будто через плоть он передавал то, что не мог сказать словами.

…

Офисный небоскрёб. 34 этаж. Мира пятый раз перечитывала письмо от клиента, не воспринимая слова.

— Ты сегодня особенно рассеянная — сообщение от него всплыло на экране.

Она машинально ответила:

— Просто устала.

— Врешь. Ты перестала чувствовать вкус.

Она замерла. Именно это она сказала на презентации утром — что новый бренд "не имеет вкуса".

— Как ты...?

— Потому что я тоже проходил это. Когда понимаешь, что 10 лет гнал пустоту в красивой упаковке.

Её пальцы затряслись. Кризис смысла, который она прятала даже от себя — он вытащил его наружу одним точным ударом. В туалетной кабинке она разрыдалась, сжимая телефон с его последним сообщением:

— Сейчас.

…

Они занимались любовью на полу гостиной, без постельных церемоний. Он вёл себя иначе — не соблазнял, а требовал, будто знал, что только так она выйдет из оцепенения.

— Громче, — он впился зубами в её плечо, усиливая движения. — Я хочу слышать, как ты возвращаешься.

Мира выгнулась, чувствуя, как внутри всё сжимается. Его пальцы в её волосах, другой рукой он прижимал её запястье к полу — жёстко, почти до боли.

— Вот так, — его голос стал низким, хриплым. — Ты чувствуешь? Это и есть жизнь.

Она кончила с рыданием, цепляясь за него ногтями. Он последовал за ней, вонзившись до предела, и в этот момент она увидела в его глазах то же, что кипело в ней — ярость, страх, невероятную благодарность за эту временную передышку от себя самих.

После они лежали, сплетясь конечностями, слушая, как за окном дождь стучит по карнизу.

— Завтра будет хуже, — прошептала она.

— Да. — Он провёл пальцем по её мокрой щеке. — Но теперь ты знаешь, куда бежать.

…

Они гуляли по набережной, когда Мира вдруг остановилась:

— Я не хочу, чтобы это было просто сексом.

Он поднял бровь:

— У нас уже давно не "просто секс".

— Тогда что?

— Перемирие. С самими собой.

Она задумалась, глядя на воду. Его рука нашла её — не для страсти, а для простой человеческой опоры.

— Страшно? — спросил он.

— Ужасно.

— Значит, мы на правильном пути.

И когда его губы коснулись её лба, Мира поняла — они уже давно перешли ту грань, где заканчивается вожделение и начинается что-то гораздо более опасное.