Twins. Часть 2 Раскрывая себя. Глава 11. Прогулка - 3. Из сборника Истории секс с моложе себя

Метро встретило нас своим привычным хладом — потоком стерильного воздуха, запахом железа и усталых тел. Я шла чуть впереди. Не нарочно. Просто не могла медленно. Нужно было спрятаться. Скрыть лицо, взгляд, губы, всё, что кричало: «Я горю».

Вагон — убежище. Серая капсула, в которой можно хотя бы попытаться держать себя в руках. Я села между Лиссой и Нэти. Спина прямая. Колени вместе — слишком плотно, чтобы что-то чувствовать. Хотя это не спасало. Я чувствовала даже вибрацию пола сквозь подошвы. Сквозь кости. Я не знала, почему не захотела сбросить напряжение тогда, в парке, и теперь расплачивалась.

Нэти что-то щебетала — я слышала слова, но они не складывались в смысл. Что-то про белок. Завтра. Глупости. Мне хотелось крикнуть: «Замолчи. Не сейчас. Не после всего». Но я только кивала. Изображала живую. Рядом — Лисса. Моя тень. Моя вина. Моя муза. Я чувствовала, как её взгляд выжигает мне висок. Она знала. Конечно, знала. Кто ещё мог понять это состояние: ты даёшь, даёшь, даёшь — и остаёшься пустой. Нет, не пустой. Наполненной чем-то липким, горячим, тяжёлым. Как сперма, которая не была выпущена. Как крик, не ставший звуком.

Я вспоминала, как доводила Нэти до оргазма. Её хрип, её дрожь, её губы, покусанные от наслаждения. Как я ласкала её пальцами, доводила кругами, надавливала на клитор, пока она не изгибалась — а потом оставалась только тёплая влага на моих пальцах и запах, въевшийся в кожу. Я отдавала всё. Ради них. Ради неё.

А себе — ничего. Ни поцелуя. Ни ласки. Ни прикосновения, которое теперь могло бы сорвать с меня крышу.

Я сидела. Стиснув колени, будто могла сдержать этот жар мышечной силой. Ладони на коленях. Сложены. Жёстко. Как на приёме у психиатра. Только я сама — и была своей психиатрией. Своим наказанием. А внутри билось: «Моя киска горит. Губы опухли. Всё, чего я хочу — чтобы кто-то, хоть кто-то... ввел пальчики, нет — ладонь, в меня. Глубоко. До боли. До натяжения плевы. Или чтобы Лисса присела, скользнула своим язычком внутрь, как умеет, и я бы... да, тогда бы точно кончила».

Нэти повернулась ко мне.

— Курай, ты в порядке?

Я посмотрела на неё. Наивная. Добрая. Не чувствует, не понимает. Или делает вид. Я выжала из себя улыбку.

— Просто устала. Честно. Ничего особенного.

Ложь. Я солгала, потому что иначе пришлось бы сказать: «Если ты снова так оближешь свои полные губки, или коснешься меня выше колена — я тебя трахну прямо тут, в вагоне. Потому что я не выдержу ещё одной недомолвки. Мне надо выпускать это. Срочно. Через слёзы, через стоны, через... хоть что-то».

Нэти кивнула. Отвела взгляд. Может быть, почувствовала. Может, нет. Неважно. Важно, что она замолчала. Поезд дёрнулся на станции. Я не выдержала. Пальцы сами вцепились в колено Лиссы. Крепко. Почти до синяка. Я хотела сказать этим всё: «Я на грани. Помоги. Или останови. Или используй». Но Лисса просто накрыла мою ладонь своей. Тепло. Надёжно.

И я тут же отдёрнула руку. Потому что, если бы оставила — соскользнула бы ниже. Между её бёдер. Или между своих. Прямо здесь.

Мы вышли. Простились с Нэти. Она поцеловала Лиссу. Потом почти коснулась губами меня. Почти. Слишком коротко. Недостаточно, чтобы я почувствовала вкус. Только призрак, фантом, боль в груди.

— Увидимся, — сказала я.

Голос сорвался. Как будто внутри что-то обломилось.

— Очень надеюсь. И… спасибо. За всё.

Когда она исчезла за поворотом, я чуть повернулась, не глядя на Лиссу. Мне было стыдно. За слабость. За возбуждение. За то, что я так сильно её хочу… хочу так, что могла бы вжаться в неё, встать на колени и сказать: «Просто сядь на меня, сядь и сделай это. Пусть все смотрят».

Мы молча шли к на пересадку, чтобы доехать до дома. Я чувствовала, как ткань трусиков прилипает к губам между ног. Влажность там — позорная. Осязаемая. С каждым шагом клитор пульсировал, словно от боли. Я не могла пошевелиться, не чувствуя: «Да, я хочу. Да, я больше не могу терпеть. Да, я сейчас сломаюсь».

Мы сели. Ближе, чем обычно. Лисса рядом. Наши колени соприкоснулись. Не случайно. Она знала. Я не отодвинулась. Не могла. Я жаждала её. Просто касаться — и уже легче.

Мы молчали. Пульс — в горле. Между ног. В висках. Всё тело — как гудящий провод.

— Ты как? — прошептала она вдруг.

Я повернулась. Медленно. Словно через воду. Посмотрела ей в глаза. Хотела сказать: «Сними с меня всё. Здесь. Сейчас. Пусть камеры пишут, пусть люди смотрят. Я не могу больше быть приличной».

Но вместо этого выдохнула:

— Я держусь. Но если ты коснёшься меня прямо сейчас… я сорвусь.

И это было правдой. Потому что ещё одно прикосновение — и я забуду, как дышать. Потому что моё тело хочет тебя больше, чем воздуха.

Голос Лиссы… он не просто звучал — он трогал. Проходил сквозь меня, как тонкий ток, обжигал и оставлял в теле дрожь, не отпускавшую с того самого острова.

«Если бы она знала, как я сейчас хочу раздвинуть ей ноги прямо здесь, в этом вагоне, зажав её бёдрами к стеклу, и вгрызаться в её дыхание, пока она кусает губы, чтобы не закричать».

Я боялась смотреть на неё. Даже просто повернуть голову. Потому что знала — стоит нам встретиться глазами, я сорвусь. Взрывом. Волной. И в этой волне не будет спасения. Только голод. Мы молчали. Но не потому, что сказать было нечего. Наоборот — в груди копилась лавина слов, ощущений, непрошеных фантазий, и если я позволю хотя бы одной прорваться — мне будет уже не остановиться. Я ощущала каждую вибрацию её тела. Даже если бы между нами был метр, я всё равно чувствовала бы её.

Я знала, что пахну возбуждением. Что моё тело пульсирует от непрожитого. От непрожитой страсти. От того, что я сделала с Нэти, доведя её пальцами до края… «…а сама осталась с этой чертовой жаждой — вылизанной изнутри пустотой, из которой выдрали оргазм и не оставили даже намёка на ласку». Я хотела, чтобы Лисса взяла меня. Хотела уже тогда. И сейчас — ещё больше.

Поезд качал нас в тишине, но внутри всё было криком. Криком бедер. Криком сердца. Криком кожи, которая мечтала быть сорванной, искусанной, впитавшей вкус её языка. Я сидела, сцепив пальцы на коленях так крепко, что ногти впивались в ладони. Если бы я не держалась, я бы… Я бы. «…усадила её на сиденье, стянула штаны и сделала с ней то, от чего потом ей было бы стыдно — и дико хорошо одновременно».

Но я держалась. Из последних сил. До следующего торможения перед станцией. Пока всё не дрогнуло внутри — и поезд не дёрнулся, заставив меня выдохнуть сквозь зубы и вцепиться в её колено. Слишком резко. Слишком голодно. Я тут же отдёрнулась, словно обожглась. Потому что даже это случайное касание было для меня слишком острым.

«Я хочу, чтобы ты легла под меня, обхватила бёдрами мою талию, и чтобы я вошла в тебя, как боль, как спасение… чтобы внутри стало тише, только ты и я… и эта дрожь».

Ноги несли меня автоматически. Мы вышли. Простились с Нэти. Я не слушала, что они говорили. Только ощутила на губах привкус — мимолётного почти-поцелуя. И этого почти хватило, чтобы сердце сжалось. Её губы не коснулись моих, но я чувствовала их тепло. Почти — хуже, чем никогда. Потому что почти — это обещание, которому не дали сбыться.

Я шла рядом с Лиссой, и внутри всё горело. Не просто хотелось — тело просило, умоляло, выло. Каждый шаг был борьбой. Воздух — слишком влажный. Асфальт — как раскалённая кожа. Её шаги — как дразнящая ритмика бедер. Я шла и знала: если она заговорит, если дотронется, если даже просто посмотрит не так — всё. Я закончу в её руках. На улице. На лестнице. Где угодно.

Я уже не различала мысли. Только импульсы. Только пульсацию между ног. «Если бы она просто прижалась… просто провела пальцами по мне… я бы кончила, стоя, без единого слова».

Подъезд встретил нас тусклым светом и тишиной. Стены будто наблюдали. И лестница под ногами звучала как отсчёт. Я чувствовала — с каждым шагом я ближе к грани. Плотнее. Опаснее. И вот — её спина передо мной. Ключ в замке. Вздох. И я знала: больше не могу.

— Нет. Не могу больше.

Это сорвалось. Не слово. Молния. И я бросилась на неё — не с яростью, а с отчаянием. Я жаждала её, как спасения. Я вжалась в её губы, в её тело, всем собой. Моё бедро просунулось между её ног, я чувствовала тепло её центра через одежду. Она была горячей. О, Господи, такой горячей.

Я не целовала — я врывалась. Хватала. Пила. Латала дыру в себе её дыханием. Мне было плевать на подъезд. На замки. На соседей. Я только хотела её. «Хотела, чтобы она опустилась на колени и сделала со мной то, что мы делали в темноте, тайно, шепча и дрожа».

Мои пальцы были под её пальто. На бёдрах. На талии. Кожа — горела. Я дрожала. И выдохнула ей в губы:

— Не хочу больше ждать. Даже секунды…

Она не оттолкнула. Не испугалась. Напротив — её руки гладили мою спину, словно подтверждая: да, я здесь. Да, возьми. И я растворялась в этом.

Металл двери за её спиной был холодным, и это делало всё только ярче. Контраст разрывал. Моё сердце колотилось. Моё тело было рваным ритмом.

— Ты… так горишь, — прошептала она.

Я не выдержала. Вздох сорвался всхлипом. Я не плакала. Я умирала от желания. И всё, чего я хотела — чтобы она впустила меня. В квартиру. В тело. В себя. Полностью. Без остатка.

«Я бы встала на колени, раздвинула ей ноги и целовала до тех пор, пока она не забыла, как дышать. Я бы хотела, чтобы ты села мне на лицо, задыхаясь от удовольствия, пока мои губы внутри ловят ритм, доводящий тебя до грани и чувствуя как ты отвечаешь мне».

Но пока — только губы. Только дрожь. Только мы. И я знала: эта ночь не будет простой. Потому что я не просто хочу её. Я нуждаюсь в ней. Как в спасении. Она меня разворачивает. Не грубо — мягко, но уверенно. Моё тело подчинилось моментально, без сопротивления. Как будто ждало этого. Хотело. Теперь моя спина оказалась прижатой к стене. Старая краска холодно коснулась лопаток — резкий контраст с тем, что происходило внутри. Я смотрела ей в глаза и… больше не могла притворяться. Не было ни защиты, ни маски. Только жажда. Только эта безумная, мучительная потребность, которая рвалась из меня уже давно.

Её взгляд пронзал, как пламя. Когда она опустилась и коснулась губами моей шеи — сначала у самого уха, потом ниже, к изгибу челюсти — всё тело вспыхнуло, как от искры. Я изогнулась, не в силах сдержать стон. Горло будто само распахнулось, выдав этот первый, срывающийся звук. Ногти вонзились в её плечи — инстинктивно. Я не могла не держаться за неё.

«Сними с меня всё, опусти на колени, заставь меня задыхаться от собственного стона…»

Но я молчала. Потому что она уже всё знала.

И вот — её губы исчезают с моей шеи. Она опускается на колени, и моё дыхание сбивается. Пальто распахивается, распластавшись, как крылья, и холодный воздух касается бёдер, но я не чувствую холода. Я чувствую жар. Как внутри меня всё сжимается и пульсирует.

Я позволила. Нет — я раскрылась. Почти сама подалась навстречу, когда она подняла юбку. Словно не хотела прятать ничего. Словно я уже принадлежала ей, каждой частью.

Когда её лицо оказалось рядом с моей промежностью, я затаила дыхание. Ажурная ткань трусиков тянулась туго, уже пропитанная — я знала. Чувствовала это всё время. Запах, который я пыталась игнорировать, теперь сам окружил меня — густой, влажный, как ночь после ливня. Как лето на коже.

И тогда её нос скользнул вверх — медленно, от низа до самого верха. Я зажмурилась. Не потому что стеснялась — потому что не могла вынести. Потому что каждый миллиметр этого прикосновения прошёл по мне, как волна из жара. Я приоткрыла рот, и дыхание сорвалось, будто у меня вытащили воздух из лёгких.

— Лис… — сорвалось, почти шёпотом. Как молитва. Как сдача.

«Ты не представляешь, как я жажду, чтобы ты… задвинула язык внутрь и не выпускала. Чтобы слизывала всё, как последнюю каплю смысла…»

Ткань была отодвинута, и я больше не могла скрываться. Я чувствовала, как мои лепестки раскрылись. Они пульсировали. Тянулись. Хотели. И она… поцеловала. Так мягко, с таким вниманием, будто не только язык — вся её душа скользила по мне.

Я всхлипнула. Пальцы сжали её плечи сильнее. Я не могла иначе. Моё тело сползло по стене, ноги сами разошлись — и в этом было не развратное, а настоящее: я открылась, потому что не могла не открыться ей.

Когда её язык обхватил мой клитор, я чуть не закричала. Всё сжалось в животе. Бёдра подёргивались в ритм её движений. А грудь… казалось, она вот-вот лопнет от напряжения. Я пыталась не стонать. Но каждый её круг языком, каждый наклон губ — это был вызов. Это было… слишком хорошо. Слишком нужно.

«Да, Лисса, так… быстрее… глубже… не останавливайся…»

Я чувствовала, как накапливается. Как где-то внутри меня, в самом центре, начинает нарастать что-то мощное, текучее, тёплое. Она ловила мой ритм, чувствовала его без слов. Меняла движения — иногда дразняще медленно, иногда быстро и резко. Но всегда — в точку. Всегда — как нужно.

Когда её палец коснулся моего входа, я судорожно вдохнула. Я не ожидала. И так… нежно. Медленно. Он вошёл, и моё тело будто признало его. Внутри всё свело, как от жара — тугие, напряжённые стенки обвили её палец, тянулись, просили ещё. Один был невыносимо хорош. Но когда вошёл второй — я выгнулась. Не от боли, нет. От ощущения наполненности. Принятия. Её пальцы двигались ритмично, мягко. Волнами. И я ощущала каждую. Когда третий заполнил меня, я уже не дышала. Мне казалось, что я растворяюсь. Что весь подъезд тает вокруг, что я — не тело, а чистое желание. Всё во мне пульсировало — в животе, в бёдрах, в груди.

Она снова накрыла меня губами. Языком. И в этот момент — всё совпало. Пальцы двигались внутри, язык — снаружи. Всё было в унисон. Я терялась. Ловила себя на том, что хочу и этого, и большего, и чтобы никогда не прекращалось. Я запрокинула голову назад. Стена холодила затылок, но я не чувствовала. Я была в ней. В Лиссе. В этом ритме, в этом языке, в этих пальцах. Всё слилось.

— Боже… — сорвалось изнутри.

Неосознанно. Как истина. Моё тело сжималось, как пружина. Последний виток. Последнее дыхание. Она чувствовала это. Пульсацию. Напряжение. Она ускорялась. Углублялась. Вела меня за собой — к грани. И когда всё внутри меня лопнуло — это было не похоже на взрыв. Это было… как растворение. Я выгнулась, грудь будто улетела вверх, а ноги подались вперёд. Первый прилив — мягкий, тёплый, почти нежный. Как поцелуй внутри. А потом — накрыло. Сердце стучало, как барабан. Тело — в дрожи. И я… чувствовала только одно.

Любовь.

Она смотрела на меня снизу вверх, и я хотела только одного — обнять её. Благодарить её всем телом, каждым прикосновением. Потому что это не было просто удовольствие. Это было спасение. Мой оргазм не взорвался фейерверком. Он был тихой дрожью, как тихий толчок землетрясения, который пронизывает всё тело изнутри, но не вырывается наружу. Не крик — а мягкое, долгожданное тепло, которое медленно растекается по венам, наполняет каждую клетку, заставляя затихнуть борьбу внутри. Язык Лиссы ещё раз нежно коснулся меня — не дав забыться, не отпуская до конца. Почти не касаясь, она провела по моему клиторчику, словно обещая: «Я здесь. Всё ещё с тобой. Всё ещё хочу тебя». Я затаила дыхание, прислушалась к себе — к своему выдоху, который, кажется, впервые за вечер был настоящим, свободным.

Плечи мои опустились, спина медленно скользнула по холодной стене. Тело стало тяжёлым, но в приятном, обволакивающем смысле — как после долгой бури, когда наконец можно расслабиться. Я чувствовала, как дрожат бедра, но уже не от напряжения, а от облегчения и усталости. Пальцы мои всё ещё цепко сжимали её плечо, не желая отпускать, не готовые поверить, что это уже конец… пока что.

Она медленно поднялась, руки гладили мою талию, едва касаясь, а потом её пальцы отпустили ткань пальто, позволив платью снова обнять мои ноги, скрыть меня от чужих глаз. Мы стояли лоб в лоб, дыхания смешались, и я почувствовала, как в её взгляде — мягкость, тепло, любовь. Моя щека была влажной от испарины, глаза блестели — они смотрели на меня с благодарностью и нежностью. Я понимала: она видела меня настоящую, ту, что спрятана за маской «примерной девушки».

— Теперь… — я выдохнула с трудом, — могу дышать.

В её улыбке была целая вселенная — тихая, но такая мощная. Она прекрасна, когда отпускает. Когда становится уязвимой. Я позволила себе ответить той же мягкостью. Моё тело обмякло в её объятиях. Я чувствовала, как растекаюсь, словно горячий воск, стекающий по стене и падающий вниз — так нежно, так безвозвратно. Ноги дрожали, мышцы не слушались, дыхание становилось всё более прерывистым, а грудь всё ещё вздымалась с остатками волн, покачиваясь на волне расслабления. Пальцы её рук скользили по моей талии, волосы шуршали на висках, я чувствовала каждую каплю её прикосновений — они были как поцелуи, что ласкают и исцеляют. То, что случилось, — не была кульминация всей бури. Это была капля, долгожданная, но не всё. Как будто маленький дождь пролился на мою засушенную пустыню — и теперь, когда я наполнилась влагой, я ещё больше хочу ливня.

«Дай мне ещё. Я хочу, чтобы ты ласкала меня языком так, чтобы я стонала в голос, чтоб пальцы врывались в меня, оставляя синяки, и чтобы твои губы были на мне постоянно — на самых тайных местах».

Я стояла, полуоткрытая пальто, юбка чуть приподнята — капля влаги медленно стекала по внутренней стороне бедра, оставляя след прохлады. Я ощущала её тепло рядом, слышала её дыхание, чувствовала, как она рядом, как готова вновь меня принять. Я не просила. Не умоляла. Но в каждом взгляде, в каждом прикосновении — была просьба, которую она понимала без слов. Я знала, что она всегда видит, когда я играю, когда терплю, когда хочу. И сейчас — я больше не хочу терпеть. И я благодарна ей. За то, что она бережёт меня, за то, что тушит пожар, который мог сжечь меня дотла. За то, что она принимает меня такой, какая я есть — и любит.

Я провела рукой по её волосам, чуть дотронулась до виска, ощущая тёплую влажность её кожи, пульс под пальцами, тепло и близость, которые говорят больше любых слов. Мои пальцы скользнули по её шее, губы обняли её подбородок — и я почувствовала благодарность, не только за ласку, но и за то, что рядом есть тот, кто понимает меня лучше всех. В этот момент желание ещё жило во мне, струилось как тёплый ток — не угасая, а наполняя меня надеждой и предвкушением.

«Ещё. Только чуть-чуть. Я хочу, чтобы ты не отпускала меня. Чтобы твой язык был моим лекарством и пыткой одновременно. Чтобы ты была со мной всегда — даже когда мы разделены расстоянием и тишиной».

И в этом молчании, в этом дыхании рядом, я понимала — мы вместе. И это даёт мне силы ждать. Терпеть. Любить. И ждать ещё. Это было не освобождение. Это было прощение. И отсрочка. Я не сорвалась в бездну, не вскрикнула, не испарилась изнутри. Но дрожь прошла по мне, как ветер через заросли — тихий, несущий свежесть и влажный привкус обещания. Оргазм — если это вообще можно было так назвать — был не взрывом, не разрядом. А чем-то медленным. Густым.

«Как будто капля тугого желания медленно вытекала из моего лона, оставляя за собой след — скользкий, пульсирующий, невидимый, но ощущаемый каждой клеткой».

Она не торопилась. Не давила. Просто осталась со мной — будто её язык всё ещё чуть касался моего клитора, почти невесомо, как прощальный поцелуй на лоб. И в этом касании было нечто… нежное. Признание. Слияние. Её дыхание вплеталось в моё, как будто она вдыхала меня, пока я училась дышать заново.

Я выдохнула — глубоко, тяжело. И только тогда поняла, как долго сдерживалась. Как долго терпела. Мои плечи расслабились, спина скользнула по стене, ноги стали ватными. Она всё ещё держала меня. А я… Я позволила.

«Внутри меня все ещё дрожало — будто оно не знала, что это конец, а ждала ещё. Губки между ног были влажными, тёплыми, чувствительными до боли. Каждое движение — отголосок. Каждое прикосновение — эхо».

Я обмякла. Не потому, что не могла больше. А потому, что в ней — в Лиссе — я была в безопасности. И потому, что всё-таки пришла. Пусть не бурей, не катарсисом, но… каплей. Как тихий дождь в пустыню. И этого хватило. Чтобы сердце вновь стало моим, а не клеткой. Её ладонь гладила мою талию, другая — отпускала подол платья, позволяя ему опуститься, укрывая мои дрожащие бёдра, между которыми всё ещё скользила влага, медленно струясь по внутренней стороне ноги. Моя сестра. Моя любовь. Моё безумие.

Я прижалась к ней щекой. Словно хотела раствориться. Исчезнуть в ней. Или родиться заново. Я не просила. Не умоляла. Не молчала в надежде. Я просто была. И она поняла. Без слов. Без драмы. Она спасла меня. Снова. И в этом было больше, чем оргазм.

Я провела рукой по её волосам — неосознанно, легко. «Как будто ласкала ту, кто только что вывела меня из темноты, чьими губами и языком я дышала эти долгие, влажные, дрожащие минуты». Прикосновение — это была благодарность. Чистая, как утро.

Я хотела сказать ей… что-то. Что-то настоящее. Но не успела.

Скрип. Резкий. Чужой. Как по щелчку внутри меня напряглось всё тело. Не испуг — нет. Скорее… рефлекс. Выученный инстинкт. Прятаться. Обороняться. Сжаться. Её руки крепче сжали мои бёдра. Я замерла. Перестала дышать. В прямом смысле. Сердце забилось в ушах. И я знала — она тоже это почувствовала. Затаённый взгляд. Присутствие. Угроза, вплетённая в интимное. Я не могла понять сразу, что именно случилось. Но ощущение… было ярким. Как оголённый нерв. Как чужое дыхание в затылок.

Мы не одни. Его взгляд — я чувствовала его на себе. Не просто на теле — на воспоминании этих минут. На каждой дрожи, на каждом вдохе. Он видел.

Марк.

Я знала это. Узнавала, будто он сам прижался ко мне сзади. Я чувствовала, как его глаза прожигают ту же самую щель, в которую ещё недавно скользнул язык Лиссы, и из которой до сих пор тянулся след желания. Мой сосед. Слишком взрослый, чтобы быть просто мальчишкой. Слишком уверенный, чтобы не знать, что делает. Он был там. За дверью. В глазке.

И он не ушёл. Я почувствовала не стыд. И не страх. А что-то… другое. Власть.

«Он видел, как я стонала, как изгибалась, как моя киска открывалась её губам. Видел, как я таяла в ней. И не отвёл взгляда. Он — наш. Он уже принадлежит нам, даже если сам ещё этого не понял».

Я почувствовала, как жар снова разгорается внутри. Медленно, но настойчиво. Как будто одно воспоминание о её языке внутри меня — а теперь ещё и этот взгляд — начали всё заново. Возбудили заново. И в этом было… восхитительно много. Слишком много. Хотелось ещё. Хотелось дальше.

Лисса сделала шаг вперёд. Я знала, что она видит то же, что чувствую я. К зрачку. К нему. И её голос…

— Выходи.

Он не дрожал. Он был ледяным и тёплым одновременно. Гладким, как прикосновение языка к самой чувствительной точке.

— Я знаю, что ты там.

Марк не ответил. Но я знала, что он всё слышит. И в этой новой тишине внутри себя я почувствовала, как желание не ушло. Оно просто затаилось. Приняло новую форму. Стало чем-то большим, чем просто телесность. Оно стало силой.

Он открыл дверь. Скрип — тот самый, предательский. Чуть громче, чем раньше. Как удар по натянутой струне внутри меня. И он появился в полоске света, будто вынырнул из теней. Марк. Его силуэт сперва — затем лицо. Щёки — яркие, как у мальчишки, застигнутого за чем-то недозволенным. В руках — коробка из-под пиццы, как жалкий щит. Он прижимал её к груди, как будто она могла скрыть возбуждение, которое он не смог бы спрятать даже если бы захотел. Я знала. Я чувствовала. Он видел.

«Он видел, как Лисса стояла передо мной на коленях, как её тёплый, влажный язык скользил глубоко в мою киску, как она впивалась в мои губки, мягко, но неумолимо, пока я не потеряла контроль…»

Мне стало жарко, несмотря на свежий воздух лестничной клетки. Мои ноги были всё ещё чуть раздвинуты, юбка — сбившаяся, пальто небрежно прикрывало то, что уже было не скрыть. Влажность на коже не испарилась. Её дыхание всё ещё будто отзывалось в глубине моего тела, где она только что была.

«Я чувствовала, как капли её слюны и моей влаги всё ещё текли по внутренней стороне бедра. Как будто она оставила там поцелуи, которые не успели остыть. Как будто я всё ещё открыта — для неё, перед ним. »

Он стоял, он смотрел. И не уходил. Моё тело пульсировало. Не от стыда. Нет. От власти. От осознания, что нас видели — и это не разрушило, а подчёркнуло нашу близость. Лисса была рядом. Прямая, сильная. Я чувствовала, как она выпрямилась, как будто за неё — за нас — не было и тени неловкости. Она поправила юбку, как будто только что пила кофе внизу, а не стояла, прижавшись лицом к моей горячей промежности.

Мы встретились взглядами. В этом взгляде — понимание без слов. Мы — в одном ритме. Одна волна, одно дыхание. Она наклонилась ближе. Голос — шёпот, но достаточно громкий, чтобы он мог услышать.

— Он… видел.

Я не отвела взгляда, не дрогнула.

— Я знаю.

Я знала. И знание это было сладким. Горячим. Я чувствовала, как в глубине лона снова поднимается тепло, гулкое, тягучее, как будто её язык всё ещё там, внутри. Как будто чужой взгляд только усиливал мою реакцию.

Лисса двинулась к нему. Не быстро. Не угрожающе. Но решительно. Я видела, как Марк отшатнулся. Всего на шаг. Но этого хватило — он не ушёл. И это говорило громче любого признания.

— Марк, да? — её голос был мягким и ядовитым одновременно. Как у кошки, что играет с мышью. Он кивнул. Руки дрожали, коробка чуть качнулась.

— Ты… долго стоял за дверью?

— Н-нет… я… коробку… — он сглотнул, голос дрогнул, глаза метались.

Коробку. Удобная отговорка. Но я видела. Видела, как его зрачки расширены, как дыхание сбивается, как пульс у виска сходит с ума.

«Он стоял там давно. Он слышал, как я застонала, когда Лисса втянула в себя мой клитор, как я дрожала, сжавшись в сладкой агонии, когда она проникала в меня языком. Он слышал, как я кончала. Даже если это было не бурей — я всё равно не смогла сдержать поток. »

Она обошла его. Я осталась на месте, по другую сторону. Мы словно ловушка, расставленная вокруг добычи. Но никакой агрессии. Только тишина. Тепло. Присутствие. Он чувствовал его кожей. Он был наш. Я смотрела на него чуть дольше, чем было бы удобно. Внутри — всё ещё отголоски того, что мы разделили. Лисса чувствовала то же. Я видела, как она сказала, без вопроса:

— А мы думали, ты наблюдал.

Он раскрыл рот, но слов не было. Не мог. Он был распят между желанием и страхом. Его кожа — пылающая. Его дыхание — сбивчивое. Он хотел бы отвернуться. Уйти. Но остался.

«Он хотел быть частью этого. Хотел ещё. Хотел видеть, как Лисса ласкает мою киску, как я стону, запрокинув голову, как мои пальцы сжимают её волосы, когда она углубляется. Хотел быть во власти этого ритуала, быть отмеченным, пригвождённым к порогу нашего желания. »

Между ног у меня пульсировало. Влажность никуда не ушла — наоборот, вернулась, даже усилилась. Мы были не одни — и в этом, неожиданно, было нечто возбуждающее. Чужой взгляд делал нас реальнее. Подтверждал. Лисса не смотрела на меня, но я знала — она чувствует то же. Между нами — не просто страсть. Между нами — тьма, держащая на крючке всех, кто хоть раз посмотрел. Он — наш. Он уже пойман. Ещё один шаг, и он сам войдёт внутрь, оставив коробку как символ своей сдачи.

А я…

«Я хотела её снова. Хотела снова чувствовать, как её язык входит в меня, как пальцы раздвигают губки, как стыд превращается в топливо. Хотела, чтобы он смотрел. Хотела, чтобы он видел, как я кричу от наслаждения, выгибаюсь, теряю себя…»

Мои пальцы невольно сомкнулись на подоле пальто. Прикрывая… или соблазняя? Я не знала, чем закончится этот вечер. Но он уже был не только нашим. Он стал его. И я хотела посмотреть, как далеко мы можем зайти, не разрушив эту тонкую грань.

Когда Лисса двинулась к нему, я не шевельнулась. Просто наблюдала. Не просто глазами — всем телом. Чувствовала, как воздух вокруг стал плотнее, тяжелее, насыщеннее. Как будто от него пахло током, озоном, влагой… и мной. Моим телом, моей киской, моей дрожью, которую Лисса только что вкусила, сохранила на губах. Я чувствовала это — как её тепло ещё дышало в моём лоне, как подрагивали внутренние мышцы, будто вспоминая, как её язык пробегал там, в самой глубине, "лакая меня, втягивая в себя всё, что я могла отдать".

Теперь она стояла почти вплотную к Марку, так близко, что край коробки, которую он сжимал перед собой, задел её пальто. Он дышал быстро, судорожно, и я чувствовала, как в нём всё сгорает — от стыда, возбуждения, страха, желания. Щёки пылали. Взгляд метался между нами, не находя, за что уцепиться, как тонущий, не верящий, что это — на самом деле.

— Ты ведь видел всё, Марк, — её голос стал ниже, мягче, как у кошки, шепчущей перед прыжком. — Видел, как моя сестрёнка дрожала подо мной? Как я опустилась на колени?..

Он будто окаменел, сжав коробку крепче, будто она могла скрыть его от происходящего. Но уже было поздно. Я чувствовала, как слова Лиссы отзываются в теле. Словно она снова коснулась меня. Внутри. Между ног — жаркий отклик, пульсирующий, тяжёлый. "Тысячи крошечных нервов оживали в глубине лона, вспоминая её прикосновения, её губы, её язык…"

— А может… тебе это понравилось?

Он не ответил. Но я видела, как дернулся его кадык. Как дрогнули пальцы. Дыхание стало поверхностным, срывающимся. Я чуть склонила голову, наблюдая за ним, и в то же время… за Лиссой. Она провела пальцем по подолу пальто — медленно, лениво. Словно это было просто жестом. Но я знала: это был сигнал. Сейчас он стоял между нами. Я — у стены. Лисса — почти вплотную перед ним. Коробка, его дыхание, пот на висках… Всё казалось хрупким. И, как ни странно, красивым. Чистым в своей неловкости. Лисса двинулась за его спину. Медленно. Я увидела, как коробка дёрнулась в его руках — уже не щит, а бессмысленный предмет. Он повернулся чуть — и я поймала его взгляд.

Он пытался что-то сказать. Пытался найти слова. Бормотал, почти шёпотом, неосознанно:

— Я… я не… я не специально… просто вышел… не знал, что… не хотел…

Он не лгал. Не пытался. Он сдавался.

Наши взгляды встретились — мои и Лиссы. В этот момент не нужны были слова. Внутри нас всегда был мост, по которому мы перебрасывали мысли. Чувства. Желания. Я почувствовала, как её пальцы легко скользнули по его плечу, почти не касаясь. И в тот же миг я поняла её мысль — почти как если бы она прошептала её мне внутрь.

"Он готов. Смотрит. Дрожит. И не уходит."

"Он на крючке?" — мысленно ответила я, чуть склонив голову.

Она улыбнулась мне. Легко, чуть лукаво. Улыбка кошки, поймавшей мышь, но решившей поиграть. Я почувствовала, как уголки моих губ тоже дрогнули в ответ. Наслаждение не в том, чтобы разрушать. В том, чтобы управлять.

Она сказала:

— Нам нужен помощник.

Голос был мягкий, шелковый, будто она говорила не с парнем, а с чем-то живым, послушным, податливым.

— Ты хочешь нам помочь?

Он сглотнул. Медленно кивнул. Всё его тело словно ожидало команды.

Я посмотрела на него… потом — на Лиссу. Внутри всё плавилось, но не от стыда или страха. От власти. От этой тонкой паутины, которую мы с сестрой сплели за считанные минуты. Мы — вместе. Я чувствовала, как её мысли переплетаются с моими. Как моё тело откликается на её прикосновения, даже если они были на ком-то другом.

"Он наш. До последнего вздоха, если захотим."

Она прищурилась. Голос стал ещё ниже:

— Тогда… заходи.

Он шагнул через порог. И в этот момент во мне будто щёлкнул замок. Я закрыла за ним дверь. Медленно. Щелчок засова отозвался в груди, будто печать поставлена. Мы — втроём. Мы выбрали. И он сделал выбор. Или мы сделали его за него.

Я прошла мимо него. Почти коснулась — плечом, бедром. Почувствовала, как он затаил дыхание. Я чувствовала тепло, исходящее от него. Сдержанное возбуждение, дрожь, которую он пытался скрыть. "Он даже не знает, как его тело уже сдалось — от кончиков пальцев до паха, где, я уверена, уже натянулась ткань брюк…" Остановилась рядом с Лиссой. Она взглянула на меня — и я ответила взглядом. Словами в голове:

"Что ты хочешь сделать с ним?"

"Поиграть. Проверить. Узнать, как он звучит, когда не может молчать."

"Жёстко или мягко?"

"Как ты хочешь. Ты — начни."

Между нами — трещинка. Узкая. Но не раскол. Щель, в которую скользит что-то третье. Мужчина. Не враг. Не друг. Игрушка? Нет. Скорее, участник. Впервые — он. Среди нас..

Я стояла у стены, наблюдая, как Марк переступает порог. Это был не просто шаг — это была черта. В тот самый момент, когда дверь с тихим, но верным скрипом закрылась, он стал не просто случайным прохожим, а гостем в нашем мире. В мире, где пахнет кожей и шелковыми подкладками, где всё наполнено нашим дыханием и тайнами, а не только холодным светом лестничной клетки и запахом пыли.

«Он не понимает, что уже перешёл границу. Он даже не подозревает, что стал частью нашего пространства — пространства, где правим мы. И это волнующе. Потому что теперь он не просто наблюдатель, а фигура на нашей сцене. А мы — режиссёры, сценаристы и судьи. »

Я чувствовала, как моя ладонь касалась стены, холодной, но живой, будто впитывающей всё напряжение. А рядом — Лисса. Мы молчали, но взглядом уже разговаривали лучше слов. Один лёгкий кивок, и весь сценарий уже был ясен.

Марк стоял так, словно он зажат в стальной тиски собственной неловкости. Его пальцы сжимали коробку из-под пиццы — уже помятую, как всё его желание казаться невиновным и случайным. Я заметила, как его дыхание учащается, глаза блуждают между нами, будто пытаясь найти лазейку для спасения.

«Он — не опасность. Пока. Он — пленник своей же робости и страха. А ещё чего-то другого… желания. Не того, что могло бы казаться правильным. А того, что мы заставим его понять — своего рода цену. »

Моё тело было готово к тому, что произойдёт дальше. Я чувствовала, как в груди разгорается тёплый жар, словно огонёк, что не хочет гаснуть. Лисса сделала шаг вперёд — уверенный, почти царственный. И я, следуя за ней, чуть сместилась в сторону, будто подстраховывая. Мы — команда. Сестры, зеркало друг друга, объединённые одной волей.

Её голос раздался в воздухе ровно и спокойно, но внутри каждой моей клетки я слышала нечто большее — невысказанную угрозу и обещание одновременно.

— Сегодня ты наш.

Я повторила это мысленно, чувствуя, как слова отдаются в моём теле, как вибрация резонирует в каждой жилке:

— Слуга. Молчаливый. Исполняющий.

«Он ещё может бороться. Ещё думает, что сможет уйти. Но мы здесь, чтобы показать: игры только начинаются. »

Марк дернулся внутри — не движением, а куда глубже, в самом центре себя. Его горло сжалось, он сглотнул так резко, что я почти услышала, как у него сорвалось дыхание. Его тело говорило правду: смесь стыда, желания и робости, тесно переплетённые, словно запутанный клубок.

Я сделала шаг ближе, как бы незаметно, но всё тело отзывалось на это движением — мягким и цепким. Как тихое пламя, что скользит вдоль портьеры, не касаясь, но уже оставляя след.

— Мы видели, — сказала я. Голос звучал с лёгкой усмешкой, играючи, будто мы знаем, какова цена лжи, и не намерены её принимать. — Ты подглядывал. Думаешь, мы не заметили?

Он попытался что-то сказать, оправдаться, но я перебила:

— Не оправдывайся. Просто слушай.

Слова были ровными, без гнева, но с той тяжестью, что не оставляет пространства для сомнений. В это мгновение Лисса прошла мимо Марка, её пальцы легко скользнули по его плечу, и я видела, как он замер, словно прикованный взглядом.

Он не знал, как вести себя, был словно белый лист бумаги перед кистью — чистый, но уже пропитанный краской.

— Ты ведь получил удовольствие, да? — я усмехнулась, чувствуя, как голос льётся низко и мягко, но проникает глубже, чем любые слова. — Когда смотрел, как я ласкаю свою сестру. Когда слышал её стоны. Тихие, глухие… Но слышал.

Он молчал, но я чувствовала, как тело выдало правду за него: взгляд опустился, он чуть наклонился вперёд и кивнул. Согласие. Признание. Мы обменялись взглядом с Лиссой — всё было ясно. Он уже здесь, и уже внутри. Как бы он ни пытался казаться обычным, он не сможет уйти. Я подошла к нему, почувствовала, как дыхание смешивается с запахом духов и теплом тела Лиссы, что стояла рядом. Мой голос стал тише, почти шёпотом:

— Тогда плати. Не деньгами. Не словами. — Сделай это своим подчинением.

Пауза. Я дала ему время осознать.

— Можешь отказаться, — продолжила я. — Но тогда забудь о дружбе. Мы не терпим трусов.

Я смотрела на него, не отрывая глаз. Видела красноту на его щеках, как пламя в темноте. Видела, как он пытается найти внутри себя силу. Не страх, не сопротивление — желание. Порождённое страхом, но настоящее.

«Он ещё не понимает, что вошёл в игру, где правила диктуем мы. Что его роль только начинается. И, несмотря на всё, он уже не сможет уйти. »

Он поднял глаза, медленно и уверенно ответил:

— Да.

Я улыбнулась. Это был не просто кивок. Это был выбор. Его выбор.

Мы стояли напротив друг друга: он — напряжённый, но подчинённый, мы — сильные, решительные, и совсем немного дикие. В воздухе висело то, что не выразить словами: смесь власти, контроля, обещания и вызова.

Игра началась.

___________________________________________________

Следующая публикация будет где то через неделю, не раньше. Черновые версии продолжения, которые есть пока выложу на бусти. Ну и заходите на страничку моего соавтора в одной из историй - товарища Maslo, чьи циклы также достойны внимания и комментариев. ()