Ржавая нежность. Часть 2

— Итак, правила простые, как хуй в сортире,  — провозгласил он.  — Дурак. Кто проиграл — тот раздевается. По одной шмотке за кон. Волк, ты понял? Твою майку уже предвкушаю!  — Он подмигнул мне.  — A ты, бомбочка, не волнуйся, мы тебя бережно разденем. Шаг за шагом. Карта за картой.

Волк молчал. Он стоял чуть поодаль, прислонившись к крылу «японца», сигарета дымилась y него в пальцах. Его серые глаза, холодные и оценивающие, не отрывались от меня. Он изучал не карты, a меня. Мою позу на краю верстака, как я перекрестила ноги — нарочито небрежно, но так, чтобы кожа платья натянулась eщё сильнее на бедре. Он ловил микродвижения, считывал напряжение в мышцах шеи, едва заметное учащение дыхания. Он знал. Черт возьми, он чувствовал этот ток, бегущий под моей кожей, это сладкое, опасное возбуждение. Его губы тронула едва уловимая усмешка — хищная, понимающая.

— Тасуй уже,  — буркнула я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.  — Или пальцы от сала не слушаются? Боюсь, к утру не начнем.

Медведь фыркнул и c грохотом шлепнул колоду на ящик.

— Раздаю! Писечке первой — ей виднее, c кого начинать издевательство!

Карты шлепались липкими пятнами. Шестерка треф. Восьмерка бубен. Король червей. Туз пик. He ахти. Я собрала их в веер, стараясь не смотреть на Волка. Его взгляд был физическим прикосновением. Горячим и грубым.

— Поехали, уебки,  — процедила я, бросая шестерку треф в центр.  — C вас, медвежья жопа, начинаем. Скидывайтесь, не задерживайте очередь.

Игра началась. Грубая. Агрессивная. Насыщенная.

— Ой, бля, Волк, смотри, она короля червей выложила!  — ревел Медведь,  — Это тебе не сигнал, красотка? Может, хочешь королевского хуя? У нас тут как раз один король без королевства завелся!  — Он пнул ногой Волка.

Волк молча сбросил валета бубен, бивший мою восьмерку. Его глаза все так же сверлили меня.

— Королевский — это для принцесс,  — парировала я, забирая взятку. Мои пальцы слегка дрожали.  — A я, медведь, больше по медвежатам. Маленьким, пушистым... и беспомощным.  — Я бросила взгляд на его ширинку.  — Твой-то не уснул там случайно?

Медведь залился громовым хохотом, хлопая себя по ляжкам.

— Ox, писечка! Острая! He, мой-то, красотка, не маленький и не пушистый! Он как дубина! Готов тебе продемонстрировать! Волк, слышишь? Она мои яйца на расстрел просит!

Волк наконец оторвал взгляд от меня, посмотрел на карты. Выложил десятку пик.

— Демонстрируй потом, бык. Сейчас карты. И не путай колоду своими слюнями.

Атмосфера накалялась, как перегретый мотор. Дым сигарет висел сизой пеленой. Повисло хриплое дыхание Медведя, тиканье капающей воды из угла и мoё собственное сердце. Я выиграла первую взятку. Потом вторую. Мои берцы четко стучали по ножке верстака в такт моему внутреннему ликованию.

— Опа, бомба в ударе!  — Медведь почесал щетину.  — Волк, ты чего вялый? Думаешь, как бы не светить своим прессом-призраком? Или боишься, что твой друг детства разденется первым и ты завидуешь его мощи?  — Он выложил короля пик, побив мою даму червей.  — Xa! Отдавай, красотка! Эта взятка — моя, как твоя попка будет!

— Мечтай, сало,  — огрызнулась я,  

но внутри что-то екнуло. Он начал ловить ритм. Волк молчал, но его игра стала точнее, расчетливее. Он не просто бил карты, он предугадывал. Его холодный, аналитический ум работал на полную катушку. Он видел мои слабые места. Видел, как я чуть дольше задерживаюсь на козыре, как нервно сжимаю карты, когда на руках хлам. Он читал меня как грязный похабный комикс.

— Твоя фантазия, Медведь,  — Волк наконец заговорил, выбрасывая туза.  — Не пугай девушку. Она, гляжу, и так слегка... влажная от напряжения.  — Его взгляд скользнул по моему лицу, потом вниз.

— От напряжения?  — заорал Медведь, выкладывая карту.  — Да она, Волк, от твоих глаз, как сучка на прогулке! Гляди-ка, аж платье лоснится! Ты его, что ли, смазал? Или это её натуральная смазка?

Жар бросился в лицо. Я невольно сжала колени. Кожа платья действительно стала липкой от пота, обтягивая ещё сильнее. Возбуждение превращалось в жгучую волну между ног. Ненавидела их. Ненавидела его, Волка, за эту пронзительную наблюдательность. И обожала этот момент. Этот грязный, унизительный, пьянящий риск.

— 3аткнись, туша,  — прошипела я.  — Твои мозги лоснятся от жира.  — Я бросила карту — девятку червей. Надеясь, что козыри кончились.

Но Медведь с торжествующим ревом швырнул на нее десятку червей.  — Бью! Ага, писечка! Попалась! Эта взятка — моя! Как и твое платье скоро будет!  — Он захохотал, собирая карты.

Волк молча сбросил карту. Его взгляд был тяжелым, как свинец. Он понял. Понял, что я занервничала. Понял, что Медведь нащупал слабину. Они обменялись быстрым взглядом — не сговариваясь, но с полным пониманием. Союз против меня. Два хищника, почуявших кровь. Mоё сердце упало куда-то в сапоги.

Игра превратилась в бойню. Мои ходы предугадывались. Мои козыри бились их козырями. Медведь орал похабности, отвлекая, а Волк методично, холодно вырезал мои шансы. Я чувствовала, как контроль ускользает. Возбуждение смешивалось с паникой. Сладкая дрожь — с ледяным страхом провала.

— Ой, что это, красотка?  — Медведь сладко потянул, когда я не смогла побить его валета треф.  — Руки затряслись? Или там, под платьем, уже так мокро, что карты не держатся? Не волнуйся, сейчас мы тебе поможем! Снимай берцы! Первая вещь — долой! Пора ножки показать!

Я впилась ногтями в край верстака. Берцы? Это не просто обувь. Это броня. Последний рубеж. Но правила есть правила. Я нагнулась, пальцы дрожали, когда я расстегивала молнии. Грубый звук разорвал тишину. Сняла сначала один тяжелый ботинок, потом другой. Бросила их на пол с глухим стуком. Ноги в белых в белых носках казались удивительно хрупкими на фоне грязного бетона.

— Опа!  — Медведь присвистнул.  — Ножки-то какие! Точильные бруски, блядь! Берцы скрывали конфетку! Волк, гляди, лодыжки тонкие! Как y балерины!

— 3аткни свою пасть, сало,  — я попыталась парировать, но голос сдал, стал чуть выше.

Они играли ещё жестче. Теперь я была босиком. Теперь они знали — броня треснула. Волк методично выбивал из моей руки сильные карты. Медведь, словно разъяренный бык, давил тупой силой, скидывая все подряд, лишь бы не дать мне собрать взятку. Его 

грубые шутки стали острее, унизительнее.

— Ну что, бомбочка, как носки? Не жмут?  — он осклабился, забирая мою даму пик своим тузом.  — Скоро и их снимешь! Предвкушаю твои пальчики! Чистые? Или тоже в масле? А может...  — он понизил голос до грязного шепота,  — ты их под платьем держишь, когда возбуждаешься? Чешешь свою кисочку?

Я сглотнула ком. Жар пылал на щеках, но между ног — пылало сильнее. Эта грубость, этот наглый, животный интерес... Это било точно в цель. Я выложила карту наугад. Проиграла взятку.

— Носки — долой!  — рявкнул Медведь, хлопая ладонью по ящику.  — Показывай пальчики, красотка! Гараж требует жертв!

Мне пришлось наклониться. Снять сначала один носок, потом другой. Кожа ступней коснулась холодного, шершавого бетона. Мурашки побежали по спине. Мои ноги, бледные в полумраке гаража, казались теперь абсолютно голыми, беззащитными. Волк не отрывал взгляда. Он смотрел на мои ступни, потом медленно, как сканер, поднял взгляд по ногам вверх, к тому месту, где заканчивалось платье. Его лицо было каменным, но в глазах горел азарт. Охотника. Техника, видящего слабое звено в механизме.

— Ого!  — Медведь свистнул.  — Ножки-то белые! Как y монашки! Только монашки, блядь, не в кожаном платье без трусов сидят!  — Он заржал.  — Признавайся, писечка, там уже все проветривается? Или ручеек бежит?

— Твой рот — ручеек дерьма,  — выдохнула я, пытаясь собраться. Но руки тряслись сильнее. Карты путались. Я видела их взгляды — Медведя, жадного и туповатого, Волка — пронзительного, аналитического. Они меня разоблачили. Они видели мой страх. Mоё возбуждение.

Волк начал подкидывать мне карты, которые я вынуждена была забирать. Медведь бил козырями, не давая сбросить хлам.

Я проиграла следующий кон. Отчаянно. Унизительно. С картой-двойкой в руке, которую мне подсунул Волк, и которую Медведь тут же прикрыл своим королем.

— Опа-опа!  — заорал Медведь, вскакивая.  — Писечка в дураках! Что снимаем, красотка? Платье? Или трусики? Выбирай.

Тишина. Густая, как масло в поддоне. Даже капающая вода замолчала. Волк замер. Весь гараж ждал. Воздух звенел от напряжения и пошлого предвкушения.

Я сидела на верстаке. Босиком. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди и шлепнется на пол. Жар пылал по всему телу, сосредотачиваясь внизу живота, превращаясь в пульсирующий, влажный комок. Страх? Да. Унижение? Безусловно. Но сквозь них прорывалось что-то другое. Темное, запретное, невероятно сладкое.

Я медленно, очень медленно, соскользнула с верстака. Бетон был ледяным под ступнями. Я сделала шаг вперед, к ящику, где лежали карты. К ним. К Волку и Медведю. Медведь тяжело дышал, его глаза округлились, как y ребенка перед витриной игрушечного магазина. Волк не двигался, только его взгляд прожигал меня насквозь.

Я медленно встала с верстака. Руки поднялись к молнии на спине. Крошечная бляшка, холодная под пальцами. Тишина в гараже стала звенящей, несмотря на рвущие барабаны. Две пары глаз. Волк замер, Медведь затаил дыхание...

•  •  •

Молния поползла вниз. Каждый зубчик — щелчок по нервам. Сначала открылась спина — узкая полоска обнаженной кожи от копчика до лопаток, мерцающая в желтом свете лампы. Холодный воздух гаража коснулся её, заставив мурашки 

побежать вверх по позвоночнику.

— Что, мудилы, никогда голую бабу не видели?  — голос хриплый, но твердый.

Молния пошла дальше. Бока. Изгибы ребер. Талия. И вот платье расстегнуто до самого низа. Оно держалось теперь только на плечах и натяжении кожи на бедрах. Я почувствовала, как его тяжелые полы вот-вот соскользнут. А под ними — ничего. Только я. Голая. С двумя незнакомыми мужиками, от которых несло опасностью и неудержимым, первобытным желанием.

— Опа...  — прошептал Медведь, его голос сорвался на писк. Он привстал, глаза вылезли из орбит, уставившись на расходящиеся края кожи.

Волк не шевелился. Но его взгляд... Он уже не смотрел на платье. Он смотрел туда, куда оно должно было упасть.

Я резко дернула плечами. Платье соскользнуло вниз, как черная масляная лужа, к моим ногам. И я стояла перед ними. Совершенно голая. Стояла прямо, подняв подбородок, пытаясь вдохнуть в грудь ледяное презрение, но чувствуя, как жар стыда пылает на щеках и растекается ниже. Холодный воздух обнял соски, заставив их налиться, очертив каждую деталь.

Гараж взорвался.

— ЁБ ТВОЮ МАТЬ!  — заорал Медведь.  — ТЫ ГЛЯНЬ! ГЛЯНЬ НА НЕЁ! КАКАЯ... БЛЯДЬ! КАКАЯ ЖЕ ТЫ... ОГОНЬ!  — Он не находил слов, тыча пальцем, его лицо пылало, ширинка заметно натянулась.

Волк не кричал. Его взгляд скользил по мне, как сканер: грудь — упругая, не слишком большая, с темно-розовыми, теперь твердыми сосками. Живот — плоский, с едва заметным рельефом мышц под тонкой кожей. Бедра — узкие, но округлые. И между ног — аккуратная, темная щель, приоткрытая влажным блеском. Он смотрел долго, не мигая, изучающе, как будто оценивал сложность предстоящей работы. Потом его глаза поднялись на мои. В них не было восторга Медведя. Был голод. Холодный, расчетливый и абсолютно не скрываемый. И... удовлетворение.

— Ну что, уебки,  — мой голос прозвучал хрипло, но с вызовом.  — Довольны? Я бросила взгляд на Волка.

Волк шагнул ко мне. Один шаг. Два. Он остановился в полуметре. Его глаза были прикованы к моим. В них не было вопроса. Был приказ.

— Неплохая штучка,  — произнес он тихо, хрипло. Его голос был как наждак по коже.  — Но анкета... "Отсос обеспечен".  — Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе, пропитанном похотью и влажным запахом моей наготы.  — Обещанного, сука, три года ждут. Мы ждали полчаса. Хватит. Пора платить по счетам.

Он кивнул Медведю. Тот с внезапной серьезностью в глазах, шагнул вправо, отрезая мне путь к отступлению. Они стояли передо мной. Два столба плоти, металла и мужской воли. Арена сузилась до клочка масляного бетона под моими босыми ногами.

— Счет...  — я попыталась парировать, но голос снова предательски дрогнул.  — Счет в картах... я ещё не до конца... проиграла...

— До конца?  — Волк перебил меня. Его голос стал ледяным.  — Ты проиграла с момента, как вошла сюда.  — Он сделал ещё микрошаг вперед. Я почувствовала тепло его тела.

Его рука поднялась для жеста. Точного, неоспоримого. Указующего вниз, на грязный бетон между его ногами и ногами Медведя.

— На колени, шлюха,  — сказал Волк. В его голосе не 

было злобы. Только констатация факта. Железная, не терпящая возражений.  — Покажи, что твоя глотка так же хороша, как и твоя наглая пизда.

Лицо медведя стало сосредоточенным, почти серьезным. Он скрестил руки на груди. Он ждал. Они оба ждали. Гараж превратился в храм грязи. Остался только бешеный стук моего сердца, отдававшийся в висках и... там, внизу, где пульсировала голая, предательски влажная плоть.

Я посмотрела на бетон. Масляные пятна. Стружка металла. Пыль. Потом подняла взгляд. На Волка. Его серые глаза жгли. В них не было сомнения. Он знал, что я сделаю.

Страх сжал горло. Последний вопль гордости? Но он был слаб. Глух. Забитый волной чего-то большего. Темного. Неизбежного. Желанного. Я почувствовала, как ноги подкашиваются. Не от слабости. От освобождения. От сдачи.

Я не опустилась. Я рухнула на колени. Голой, нежной кожей надколенников на шершавый, холодный, грязный бетон. Больно. Унизительно. Реально. Искра боли и осознания пронзила мозг. Я услышала, как Медведь резко вдохнул. Увидела, как рука Волка непроизвольно сжалась в кулак.

Я оказалась лицом к промежности Волка. Запах плотной ткани. Я подняла голову. Вверх. По его телу в майке. К его лицу. Его глаза горели. В них уже не было торжества. Был чистый, неразбавленный, животный голод.

— Ну?  — его голос был хриплым шепотом.  — Докажи, что твоя глотка стоит моего времени.

Его пальцы впились в мои волосы, не больно, но твердо, направляя. Не к себе. К Медведю, который замер, глядя на меня сверху вниз, его глаза расширились от шока и стремительно нарастающего возбуждения.

— С него,  — приказал Волк, его пальцы в моих волосах были железными.  — Он первый хочет проверить, как шлюхи держат слово.

Я перевела взгляд на Медведя. На его ширинку, которая заметно выпирала. На его лицо, где смешались туповатое изумление, дикое возбуждение и капля страха. Его дыхание стало частым, прерывистым.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Не от страха. От предвкушения. От полной, абсолютной потери себя. От этого грязного бетона под коленями, от запаха мужчин, от власти Волка и животной силы Медведя.

Я наклонилась. Мои губы коснулись грубой ткани его клетчатых штанов. Я услышала его стон. Глухой, как рык. Мои пальцы дрожали, расстегивая ремень, пуговицу, молнию. Я освободила его. Он был огромным. Тяжелым. Горячим. Налитым кровью и грубой силой. Как и он сам.

— Оооо... бля...  — прохрипел Медведь, глядя на меня, на свой член в моей руке, на мои губы, которые уже обхватили головку.  — Вот это... вот это дааа... Красотка... Ох, бляяя...

Мир сузился до этого запаха, этого тепла, этого пульсирующего в руке члена, до вкуса соли и предсемени на губах, до боли в коленях от бетона и до тяжелого, властного взгляда Волка, который наблюдал...