Дракон. Роковая связь

Глава 1

Служительницы Храма Ану — девственны, несмотря на интимный опыт и специфический род занятий. Выбравшие стезю служения ублажают высокородных господ, пожелавших наслаждения в алькове Красного Орана — так называемого «места пути», где принимают посетителей; где их холят и лелеют, претворяя тайные фантазии в реальность. Кому-то хватает банального, но жаркого секса, другим подавай приватные танцы, тогда как склонности иных — опасные иллюзии и нетрадиционные рандеву. Задача же храмовниц, при исполнении заявленного, показать высший сервис.

— Ножки шире, Ари, — просит постоянный клиент.

Я распластана под ним на круглой алой кровати, окольцованной пологом. Мягкий бархат, создавший видимость изоляции, то и дело отвлекает качающейся бахромой. Рабочий процесс однообразен: томные улыбки в потную хрю, стоны липового наслаждения, яркие охи да томные вздохи.

Всё для клиента, наслаждающегося тривиальными составляющими действа.

Однако я воспринимаю соитие, и ощущения с ним связанные, как ментальный поток, задевающий некие струны внутри.

Указатели к действию учат улавливать и правильно оценивать на специальных занятиях, пока находишься в ранге послушницы, чтобы в работе демонстрировать ощущения, которых нет. Поэтому горловые стоны, страстные телодвижения, откровенные выпады, — напоказ.

Я играю.

Комкаю простыни в ложной страсти, хватаю ртом воздух, имитируя наслаждение. Делаю всё необходимое, чтобы воплотить заявленное требование, призывающее достоверно обыграть роль неистовой и послушной девицы.

Клиент ускоряется, сопя мне в ухо.

Трясётся кровать.

Звонкие шлепки неприятно режут слух.

Сверху маячит красная физиономия: полуприкрыты глаза, полная губа прикушена. Рвут воздух горловые хрипы, дающие понять, что финал близок. Вот причинное в последний раз вламывается внутрь, отчего меня ощутимо подбрасывает, и толстяк достигает желаемой вершины, исторгнув рычащий стон.

В феерический момент я считаю нити бахромы на опущенном пологе.

Вовремя спохватившись, еле успеваю, вцепившись в потную спину и расцарапав от души, изобразить конвульсии оргазма, сопровождённые икающими звуками.

Моё исполнение его пожелания бесподобно!

Реинкарнированный ишак!

Тишина растягивается в вечность, пока тушка ни скатывается, позволив свободно дышать. Прикосновение пухлых пальцев отвратительно.

— Ты нечто, малышка… — сальный взгляд.

А то не знаю? Стараюсь со всей злости!

— Вы получили наслаждение, господин? — приторно сладкий голосок подобострастной служанки, а в мыслях лелею картину, как душу сию персону всеми доступными способами.

Вы не подумайте, я не кровожадна. Просто у Дига фон Триса репутация полного дерьма. Он может играть роль мягкого и пушистого, но пойди что не по нему — наживёшь врага до гробовой доски. Деньги при нём, магии в избытке, плюс Некромант под боком. Что ещё надо? Можно гнобить людей и уничтожать в щелчок пальцев!

Вспомнив об убийстве младшей сестры, скрежещу зубами, еле контролируя ярость. Вот она, причина, по которой пять лет назад стала послушницей, а затем присоединилась к работающим храмовницам. После смерти Эйи я жила мыслью покарать убийцу, но, проведя годы в относительной изоляции до случившейся трагедии, просчиталась, недооценив врага.

Силы оказались не равны по всем параметрам.

Барон — фигура мерзкая. Сильные мира сего обходят стороной, предпочитая не связываться. Куда уж мне, бессильной?

Осознав истинное положение дел, я затаилась, надеясь отыскать другие подступы. Но даже статус личной жрицы паршивую ситуацию не исправил. Периодически совокупляясь с гадом, по ходу дела выискивая уязвимые места, по существу топчусь на месте. И моя долго вынашиваемая месть, как водится, шита белыми нитками. Годы минули — ничего. Ни словом, ни делом Диг фон Трис не выдал слабостей. Осторожный, мерзавец!

— Ты всегда оправдываешь мои ожидания, — глумливый смешок с его стороны. А рука-то шаловливо, выказывая рвение ко второму заходу, тянется к моей промежности, где наблюдается оголение, которого нет. Сокровенное защищено на совесть.

Однако не светит ему ничего.

Отдёрнут полог и продвижение ищущей длани остановлено.

— Время истекло, Абу! — непреклонное заявление.

Внутри обители клиентов именуют Абу. Так сохраняется статус инкогнито. Старшая Жрица, следящая за порядком и не позволяющая наиболее ретивым персонам превысить лимит оплаченного времени, поистине королевским взмахом руки кажет фон Трису на дверь. Правила есть правила. Даже император соблюдает здешние законы, что уж говорить про других завсегдатаев? Одно нарушение — чёрный список. А оказаться за бортом желающих нет.

— Строгая вы леди, Абонесса, — ворчит барон, прищуриваясь. Впрочем, как всегда беспрекословно слезает с ложа, подбирает разбросанную одежду, направляясь через пару секунд в указанном направлении. За резной бело-алой дверью располагается смежная комната с туннельным выходом за пределы храма. В глухую чащу, где фон Триса дожидается личная охрана, ибо посторонним вход в святилище запрещён. Поэтому члены

лековена

— отряда наёмников, состоящего преимущественно из двух магов и трёх мечников — часто играют в карты за пределами святой территории в ожидании своего хозяина.

Как только клиент исчезает с поля зрения, тишину нарушает щелчок пальцев. Это Абонесса привлекает внимание стороннего человека. Тотчас в потайной нише, защищённой магией и расположенной слева от кровати, появляется Абуш — местный маг и целитель. Приблизившись на расстояние вытянутой руки, мужчина даёт знак лечь на спину и широко развести ноги. Что и делаю без лишних разговоров.

Склонившись и ощупав мою промежность, второй по рангу человек храма цепляет нечто невидимое, проявившееся с прикосновением шероховатых пальцев, как чёрная клякса, закупорившая женское. Недолгое промедление, пока произносится снимающее заклинание на незнакомом наречии. Резкий рывок, и в левой руке мага оказывается обвислый чёрный мешочек, заполненный, знаю наверняка, семенной жидкостью недавнего клиента.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пускай отдохнёт, — сказано Абонессе. А затем мне: — Через пару часов зайди в магическую. Поставлю новую защиту.

Магическая — персональное пространство в храме, занимаемое магом, целителем или проповедником. Последний святоша, в ряду неблагоприятных обстоятельств, скончался с год назад от сердечного приступа: не вынес явления тёмного повелителя, чьи владения расположены в нижнем мире, куда попасть можно только через специальный портал. Святой же, нежданно упокоившийся, слишком ратовал за благочестие, оттого сломался пред величием властного существа, именуемого Рэк, который частый гость в обители, так как обхаживает одну из жриц, с презрением встречающую матримониальные поползновения.

Комната же, упомянутая ранее, является местом, где «пояс целомудрия» одевают всем девушкам храма. Происходит сие действие раз в две недели или после изъятия мешочка с непотребным содержимым. В обители потеря девичьей чести равноценна падению в бездну, где познаются муки небывалые, если не защищён некой печатью, о которой предпочитают умалчивать. Да и врагов у служительниц хватает, поэтому выходить без защиты за ограждающие территорию стены опасно. А я не глупая и правила чту, подчиняясь им беспрекословно.

— Хорошо, — киваю, соглашаясь.

Радует возможность погулять пару часиков без дискомфорта между ног. За четыре года так и не привыкла к инородному элементу, ощущаемому, как нечто мягко-плотно-ворсистое. Хорошо хоть клиентов за день каждая служительница принимает не более трёх, иногда и того меньше, отдыхая — скорее уж сгоняя тонны пота на занятиях по секс-модификации, обольщению, новым веяниям эстетического круга и многому другому — порядка четвертьдневия. И сейчас меня как раз ждут в одном из отдельно стоящих круглых блоков, соединённых с основным строением коридором, имеющим собственную магическую защиту.

Поклонившись старшим, первым делом возвращаюсь в свою комнату, где наскоро принимаю душ и переодеваюсь. Высушив волосы и собрав их в высокую причёску, направляюсь на занятие, однако, преодолев треть пути, сталкиваюсь с Настасьей — помощницей Настоятельницы.

Мне немедленно вкладывается в руки увесистый свёрток.

— Передай Лайяну! — неизменный напор. Отступив на шаг, миловидная шатенка взмахивает рукой с голубой меткой в форме треугольника на запястье.

Незримый покров, скрывающий проход в стене, истаивает, открывая ответвление, ведущее на территорию молодых и неопытных.

Последние три месяца повторяется одно и тоже.

Ругнувшись про себя, безропотно ступаю в указанном направлении. Спорить бесполезно, знаю наверняка. Лучше по-быстрому выполнить распоряжение, чтобы на своё занятие успеть. Нет бы позволили поработать вне обители по индивидуальному контракту, вместо этого превращают в девочку на побегушках, раз в три дня относящую невесть что преподавателю.

Некому кроме меня?

Видать, некому!

Чеканя шаг, шествую на территорию неработающих послушниц.

Упомянутый Лайян Корь — преподаватель теории сексуального обольщения, — несмотря на покрытое ожогами лицо и некогда сломанный нос, искривлённый в переносице, у новоиспечённых храмовниц вызывает обожание. Ворожба — его второе «я».

Вспомнив себя в пору обучения, степенно фыркаю. Пережила я эту незадачливую влюблённость, не имеющую ничего общего с известными чувствами. Никакой ванильной мечтательности, скорее довлеют животные порывы, которым интуитивно сопротивляешься. И ведёшь себя при этом, как полоумная: держишь дистанцию, пусть тянет плотски распластаться перед мужчиной низменных желаний.

Невольная улыбка.

Впервые тогда испытала бесстрашное желание оказаться под кем-то…

Если подумать, занимательные были дни. Поучительные. Позволившие разобраться в тонкостях навеянного и ложного. Теперь с распознанием приворота проблем не возникнет. Ради чего, собственно, телесная муштровка проводилась.

Достигнув необходимой классной комнаты, заглядываю в приоткрытую дверь. Молодые послушницы первого года обучения заворожено следят за каждым движением наставника. Невысокий светловолосый мужчина рисует на доске подобие кляксы, затем от неё линии в стороны, над которыми пишет пояснения. Проходят тему «пояса целомудрия».

Завершив действие, Лайян отступает. Оборачивается. Костяшкой указательного пальца стучит по рисунку.

— Интимная защита является обязательным атрибутом для всех храмовниц. Работающие и неработающие девушки обязаны её носить.

— Зачем она сдалась?.. Работающим? — спрашивает бойкая мисс, наглядно дающая понять, что уж ей-то подобная девичья чушь не к лицу, когда встанет на путь «порока». Видимо, не сама пришла, а привели. Вторых тут больше, чем первых. И разность не только в этом.

Помню, в моём классе была парочка девушек, считавших, что в стенах обители промышляют продажей тел на потеху клиентам. Подобное заблуждение присуще выходцам из низших слоёв общества, где бордели — дело обычное. От аристократок, по воле обстоятельств оказавшихся в стенах храма, редко услышишь пафосные речи. Леди высшего света более подкованы в обсуждаемом вопросе, пусть порой и среди них встречаются невежды.

Лайян повторно стучит по изображению.

— Каждая девушка обязана носить магическую защиту, пока не встретит своего мужчину. До того момента ваша первостепенная задача, это познавать многое или многих, — продолжает он повествование, проигнорировав вопрос послушницы. Такова его тактика, позволяющая разумно распределять время, выделенное на занятие.

Если подумать, не особо этот человек располагает к общению, однако налёт угрюмости послушниц ничуть не смущает. Они буквально заглядывают преподавателю в рот. Даже спесивая мисс теперь им восторгается, растеряв весь боевой настрой. В её лице — наглядный пример той самой ворожбы, лишающей разумности.

Чуть шире приоткрываю дверь, привлекая требуемое внимание.

Приблизившись, Лайян невозмутимо забирает свёрток и, скупо поблагодарив, сразу возвращается обратно, как всегда не удостоив лишним словом. Принятая ноша спрятана в ящик стола и он, как ни в чём не бывало, продолжает прерванное занятие.

Его дальнейшие слова закономерны.

— Коснёмся темы работающих храмовниц. Кто-то из вас наверняка выберет данное направление. Уясните одно: когда жрица защищена, клиент всё равно воспринимает физический контакт, как есть, и реагирует соответствующе. У девушек дела обстоят иначе. Не ощущая должного от плотских утех, они вынуждены лавировать в неизведанном, полагаясь исключительно на ментальное восприятие...

Отхожу от двери.

Что есть, то есть.

Физически мы ничего не чувствуем, потому что никакого сокровенного проникновения не происходит. Защита, закупорившая женское, принимая мужское в себя, не даёт ему хода, куда положено. Не берусь судить, как так получается, однако истину не оспоришь. Поэтому все работающие девушки улавливают лишь эфемерные потоки, похожие на дуновение изменчивого ветерка, и именно по ним ориентируются, выдавая ожидаемые клиентом реакции.

Покинув территорию послушниц, направляюсь на своё занятие.

После первого поворота пересекаю внутренний дворик, огибая небольшой фонтанчик. Бросив взгляд на призрачные часы, имеющие форму кувшинки с зависшими сверху мигающими цифрами, чуть замедляю шаг. Благодаря воздержанию от посещения тренировочного зала для избиения манекена, ассоциирующегося с бароном, времени полно и спешить некуда.

Обогнув мраморную колонну, подпирающую небольшой балкончик, ступаю в просвет очередного коридора.

По зелёной ковровой дорожке, расшитой золотой нитью, иду дальше.

Действуют расслабляюще красные параллельные линии и замысловатая письменность на белых стенах. Эта магическая вязь — нечистую силу успокоит, а я простой человек. Поэтому ничего удивительного, что на долю секунды всколыхнувшееся недовольство собой, из-за очередной бесперспективной встречи с бароном, мгновенно превращается в неуловимое воспоминание.

Ровное течение мыслей:

— Где же его слабое место?.. — безответно.

Дальнейший путь состоит из прямых и поворотов.

Иногда появляется стойкое ощущение, что лишь обитатели храма без проблем ориентируются в лабиринте местных проходов, не ощущая их давящего превосходства над человеческим навигатором. Простому обывателю тут потеряться ничего не стоит.

Через высокую створчатую дверь попадаю в круглую залу.

Невольно застываю у порога.

Изумрудный человек, стоящий на центральном постаменте, подавляет монументальным величием. Разглядываю распахнутые крылья и чуть опущенное лицо со смазанными чертами, словно ваятель произведения искусства намеренно избежал личностной чёткости.

Скульптура всегда порождает непонятную панику и интуитивное беспокойство. Каждый раз, оказываясь поблизости и словно впитывая порами испускаемую камнем холодную безликость, я испытываю желание бежать без оглядки и не возвращаться.

В беззвучном выдохе скидываю сковавшее напряжение.

Располагаю руку под грудью.

Решительно ступаю вперёд, тогда как мысли улетают в прошлое.

Все пришедшие или приведённые старшими служителями девушки и парни проходят индивидуальное испытание, стирающееся из памяти по завершении. Одних потом, после предварительного поверхностного обучения, отправляют обратно в мир, других сразу отсылают в специализированные академии, ибо магический потенциал чем-то не устраивает, а третьих размещают в храме и натаскивают по нескольким направлениям.

Я некогда оказалась в числе последних.

О испытании, как водится, ничего не помню, однако периодически одолевают кошмары, наводящие на мысли, что они как-то связаны с проверкой. Но так ли это, не берусь судить.

Сон всегда начинается с очертания высоких ворот, через которые попадаю в главный зал, где встречают Абонесса и маг. Они стоят у алтаря с ангелом, готовым взлететь в любую минуту.

Ангел не взлетел.

Ни тогда, ни много позднее.

Статуи не оживают, потворствуя тревожной мысли.

Тогда откуда рождается теснящееся в груди беспокойство, уверяющее в обратном? Из-за него ли самым запоминающимся образом того первого дня оказался ангел? Его монументальность, как заставка, маячит перед глазами последние годы, а за нею... ничего. Пустота столь плотная, словно говорящая: «Забудь и не пытайся вспомнить».

Но я упрямо нащупываю ускользающую нить.

Ради чего? Нелогично-абстрактных и удушающих ночных кошмаров, где всегда главенствует алтарь, освещённый настенными факелами? Свет от них, преломляясь о изумрудные грани и рассеиваясь радужным калейдоскопом, покрывает моё обнажённое тело, пусть не ведаю, когда и кем раздета.

Стоящая справа Абонесса даёт указание лечь у подножия.

Беспрекословно выполняю распоряжение.

Спиной коснувшись холодного пола, сгибаю ноги в коленях и развожу их в стороны. Неведомое страшит, но, следя за своим дыханием, постепенно усмиряю дикое сердцебиение. Зажмуриваюсь, а когда поднимаю веки, надо мною склоняется обнажённый мужчина в крайней степени возбуждения. Угловатое лицо странно мерцает: то расположением и одухотворённостью, то жестокостью и алчностью. Два слитых воедино образа порождают принятие и отторжение.

Незнакомец придвигается вплотную.

Ощущаю планомерное растяжение, переходящее в лёгкое покалывание… и режущую боль, полоснувшую ножом!

Из горла вырывается крик: безумный, истошный, резонирующий, взрывающий пространство ударным импульсом, после которого повисает тишина. Плотная, инородная, опасная. Сквозь непонятную рваную пелену сизого отсвета наблюдаю за отшатнувшимся мужчиной. Где-то на периферии разума плавает понимание, что он лишь коснулся, чего требовалось, не продвинувшись дальше. Однако его застывшее тело бьёт крупная дрожь, а белки расширенных глаз наливаются кровью.

Секунды…

Две-три секунды, прежде чем под влиянием внутреннего приказа приподнимаюсь на локтях. Я — есть я, но и не я вовсе. Раздвоившееся целое. Одна часть в недоумении наблюдает за происходящим со стороны, вторая полнится леденящим презрением. И в этой ирреальности безмолвно смотрю, как мужской пах каменеет. Слежу за серой породой, устремившейся выше и превращающей живого человека в причудливую хрупкую известняковую статую. Одного удара достаточно, чтобы разнести её на кусочки…

Именно в этот момент всегда накрывает удушье.

Я просыпаюсь, липкая от пота и трясущаяся от холода. В душе метущийся хаос. Изматывающий, тошнотворный, заставляющий сжиматься в комок на скомканных простынях и до рассвета не смыкать более глаз.

Душит сонм вопросов: «Что кроется в повторяющемся сне? Иллюзорность или явь? Почему образы преследуют, изматывая и не давая ответов?».

Не знаю.

Я не в состоянии перестать думать о прошлом, издевательски мучая свой рассудок. Поэтому, стоит оказаться в этой круглой зале с крылатым человеком в центре, всегда вспоминаю ночные кошмары и не могу отделаться от чувства панического бессилия.

Эхом множится зычный бас.

— Раньше обычного освободилась? Хм-хм…

С противоположной стороны приближается шатен-атлет в обтягивающих кожаных одеждах, скрадывающих крайне мало. На бёдрах плотные шорты, поверх которых накинута из сиреневых нитей магическая утяжка, держащая в крепких целомудренных тисках ярко выраженное мужское достоинство. Безволосая грудь обнажена и любуйся, сколько хочешь, бесподобным мышечным рельефом. У храмовников он — дело обычное, правда смотрится у каждого по-разному. Многое от телосложения и роста зависит, но этому конкретному экземпляру жаловаться не на что, ибо моя макушка на уровне его подбородка, а стать у него идеальная.

Мукаи один из лучших в обители. Во всём.

Жрецов и послушников натаскивают на боевом поприще ничуть в не меньшей степени, нежели на любовном. Хотя не помешает заметить, что их «любовь» — существенно отличается от нашей, девичьей, и выражается любыми способами, кроме естественного. Вот этот конкретный представитель храмовых Вэйхов бесподобен в физико-астральных иллюзиях, благодаря которым сыскал верную симпатию одной высокородной дамы.

Взгляд непроизвольно задерживается на крепких накачанных ногах. По окружности правой щиколотки искрит сложным руническим орнаментом золотой браслет с гранатовыми вставками. Магическая надпись скрывает имя владелицы и её ранг в имперском обществе. Потребуется доказательство обладания, Абуш всё расшифрует при судебном разбирательстве.

Пожимаю плечами на слова, брошенные в мой адрес.

— Закончила по расписанию.

Не собираюсь объяснять, что пошла сюда почти сразу после встречи с клиентом, исключив обычные многоминутные пинки манекена, отражающие отношение к презренному фон Трису. Сегодня нет настроения злиться в пустоту.

Может в погоде дело?

С утра льёт, не переставая, нагоняя отвратительно-пассивное уныние.

Уловив безликость в прозвучавшем ответе, собеседник самоуверенно приподнимает левую бровь. Он, остановившись на расстоянии вытянутой руки, буквально задавливает самодовольством.

Удивляться нечему.

Петушатся почти все храмовники, входящие в группу Брэз, где собраны отмеченные Зовом, но не покинувшие обитель по ряду причин: половинка оказалась уже в браке или ещё какие препятствия нарисовались. То есть важничают те немногие представители святилища, чьё внимание полностью выкуплено одним клиентом. Или, в данном случае, клиенткой. А Мукаи не из тех, кто будет скрывать довольство создавшимся положением. Ему только дай повод — ткнёт носом в твою непристроенность, дабы понаблюдать за взметнувшимся негодованием. Любит, видите ли, веселиться за чужой счёт.

Впрочем, сейчас его привычная язвительность идёт иным путём.

— Да, ну? Пришла раньше положенного, в кои-то веки, не опоздав? Ты ли это?! — саркастическая ухмылка. И тянется пальцем потыкать, чтобы убедиться в плотной составляющей видимого телесного.

— Не призрак я, — отступаю на шаг.

— Ну-ну. Бледная, как смерть!

— Не сгущай краски.

Храмовник фыркает, потягиваясь всем телом.

Атлет, чтоб его! Мне бы такую силушку!

Как будто уловив течение мыслей, гадёныш скашивает взгляд, улыбается шире, понимая причину откровенного недовольства. Тон убийственно-весел, но решил-таки внимание перевести на иную персону.

— Знаешь, твоим сегодняшним оппонентом будет Ороки. Интересные занятия предстоят.

Озноб по коже. Передёргиваюсь.

— Кто просветил? — хоть бы ошибся.

Увы.

— Сам не постеснялся, — весёлое подмигивание. — Любит, как? Умом тронулся, петухом ходит, хвастаясь завидной участью. Парни у виска крутят, а ему радостно, что соперников нет. Первозданный дурак, со всеми вытекающими последствиями слабоумия! Нашёл, кого на пьедестал ставить.

Хмыкаю иронично:

— Я ведь оскорбиться могу…

— На правду? Вряд ли. Сама хорошо знаешь, какими нитками шита твоя хвалёная красота. Шипы бары — и те сладостны, стоит на другую чашу весов поставить ярость чистой фурии, задетой за живое. Даже фон Триса жалко становится, несмотря на гнилую натуру. Ты же его в бараний рог скрутишь и собственными внутренностями плеваться заставишь, как подступ отыщется!

Перегибает он. Не такое я ничтожество, чтобы в буквальном смысле наизнанку выворачивать. Мести ищу, а не соревнования в жестокости с тем же бароном. Однако мнение обо мне у местных странное сложилось, и репутация впереди возможных достижений шествует. Впрочем, к лучшему. В друзья никто не набивается.

Заправляю за ухо отросшую чёлку. Не помешает остричь.

Общая осведомлённость относительно сокровенных планов всегда поражала. Вслух не озвучивала, транспарант не вывешивала. Как прознали? Ведь запрещено в стенах обители следить друг за другом.

Хотя… ладно…

Пока народ в стороне держится, травить магическими зельями не стану. Храмовые это понимают, поэтому языками чешут в пределах замкнутой территории, не мешая планированию. Тем более барон половине местных поперёк горла стоит, по той или иной причине. Сожалеть о кончине гада никто не станет.

Ранее упомянутый Ороки Лер, самец чистой породы, как раз входит через одну из дверей, находящихся в дальней части зала. Из одежды — набедренная повязка. Рост у приставалы внушительный, волосы тёмно-медные, глаза насыщено-синие. С позиции тела — божок.

И почему интеллектом обделён? — вздыхаю про себя.

Будь иначе, наверняка нашли общий язык. А так…

Убить хочется!

Взбредёт ему в голову какая ахинея — баста! Спасайся, милая!

Это я в свой адрес, да-да! Единственная настолько везучая, что умудрилась удостоиться внимания неописуемого. И ладно бы, кто нормальный. Но, этот?.. Только застрелиться от такого ухажёра! Его, видите ли, однажды утром ОЗАРИЛО! Основательно, бесповоротно, по самое обожание. С тех пор ищет: где зажать, поцелуй урвать, в любви признаться, счастливым сиянием одарить.

Когда впервые припёр к стене — удивлению не было предела.

Парни храмовые стороной обходят с первого дня появления здесь.

А тут нате вам — тесный контакт! И такой бесхитростный!

Впрочем, изумление испарилось быстро. На смену пришло раздражение. После ряда пленений в укромных уголках, куда затаскивал в рывок этот самодовольный увалень, — видать укушенный Амуром, а не банальной стрельбой отмеченный, — захотелось его прибить. Но дело не выгорело. Объяснить не могу, лишь одно скажу: рука не поднялась.

— Ари! — всплеск чистого восторга со стороны упомянутой персоны.

Давлю внутренний стон, накидывая маску сдержанности на лицо.

— Доброго дня, Ороки.

— Мы сегодня в паре!

— Уже осведомлена, — пытаюсь спрятать кислую мину за ширмой добронравия. Дай ему только узреть недовольство, будет с пеной у рта доказывать, как я

не

права и почему

он

— лучший вариант. Опыт имеется. Поэтому повторять ошибки прошлого не желаю. Лучше перетерпеть, раз тесный контакт неминуем.

Раздражающая личность молниеносно оказывается рядом, сгребая в медвежьи объятия. Поверх обнажённого плеча, к которому насильно прикорнули носом, ловлю сочувственный взгляд Мукаи. Несмотря на довольно острый язык, парень мне искренне симпатизирует. Даже пару раз выручал, пряча от надоедливого преследователя на собственной территории. За что ему искренне благодарна. Хороший друг не лишний, особенно внутри храма.

Не сказать, что вражда тут прогрессирует, но не стоит расслабляться. Лучше дополнительно перестраховаться, держа ухо востро, чем потом оказаться перед лицом неприятностей, о которых ни сном, ни духом. Однажды таким образом одну новоиспечённую жрицу в краже обвинили, от работы отлучили, заклеймив соответствующей полумагической печатью, выжигаемой на плече. А когда правда вскрылась, кто виновен на самом деле, не смогли исправить допущенную ошибку.

С этими клеймами ведь какая беда? Один раз поставят — вовек не вывести!

Но девушке повезло. Неимоверно повезло…

Несмотря на предпринятую попытку нечистоплотной храмовницы, возжелавшей чужого клиента, изжить из знатного дома соперницу, план её провалился. Высокородный господин — мало того, что нашёл доказательства невиновности пострадавшей от хулы, так женился на ней, тем самым обелив в глазах общества. Герцог Оло Вист из породы тех людей, вокруг которых вращается весь мир и чьё слово весомее веяний толпы. Насколько знаю, ныне супружеская пара счастливо воспитывает пятилетних близнецов, прибывая в истинной гармонии друг с другом.

Впрочем, случаи нападок исподтишка среди служителей немногочисленны. Этику в святилище заставляют зубрить до посинения и лишь полные ничтожества опускаются до позора. Как правило, трения возникают на почве ревности или зависти, поэтому с недавних пор о собственных клиентах предписано не распространяться, ради душевного спокойствия. Меньше шансов вляпаться. Хотя, следует признать, всё равно все хорошо осведомлены: «Кто, с кем, как и когда!» — у каждого свои методы добычи информации.

— Не могу дышать… — шиплю в горячую кожу мужского плеча.

Объятия сразу ослабевают, позволяя глотнуть воздуха.

— Извини. Соскучился! — восторженная улыбка, где ни толики вины.

Вот толстокожий. Как его внимание на кого-нибудь другого переключить? Сил моих больше нет бодаться с бараном, при полном отсутствие собственных рогов!

Мукаи решает вмешаться.

— Слышал, сегодня занятие необычное предстоит? — вопрошает с видимой задумчивостью. Выражение лица при этом: «Не могу вспомнить! Поможешь?».

Ороки ведётся, как маленький.

— О любви будем говорить. О любви! — восторженный хлопок в ладоши.

Отступаю на шаг, обретя-таки свободу.

— Что за бред?!

— Словесность, — долетает справа. К нашей троице приближается невысокая шатенка, облачённая в голубое сари с белыми лилиями. В сузившихся глазах плещется сарказм. — Нам наказано освоить нежную чепуху, которую принято шептать возлюбленному. А как занятие закончится, прямиком отправляться в тренажёрную.

— То есть сегодня без теории танца? — тяну разочарованно. На уроках подобного плана можно расслабиться. Главное картинки запоминать с традиционными одеяниями разных народов, а остальное приложится. Однако поэтика — муть!

Алзея кивает.

— На сегодняшнее занятие допущены только мы четверо, — сообщено хмуро. Косой взгляд, направленный на Мукаи, ядовитее

сорго

— крылатой змеёвки, обитающей в ближайших предгорьях. Стоит земноводной твари дыхнуть на тебя зеленоватыми парами — прощай свет распрекрасный. Тут целительная магия и та бессильна.

Храмовник отвечает аналогично-недружелюбным буром.

Эта парочка откровенно не ладит. В отрицательном смысле слова. Я же с Ороки — в положительном.

Иронично оценив наш странный квартет, интересуюсь:

— Кто в преподавателях? — ничего хорошего уже не жду, день явно не задался. Заучивать слащавости? Слышала, что собираются это направление ввести. Но почему именно мы в роли подопытных крыс? Бред какой-то!

— Брутал, — кривится Ороки. Редко на открытом лице такую мину увидишь. Но я его понимаю. Стоит представить плешивого очкарика с вечно пресной физиономией, вещающим возвышенные поэтические бредни, накрывает нелогичный приступ веселья.

Хватаясь за живот, сгибаюсь пополам.

— Утопиться и не выплыть! — захожусь смехом.

Этого преподавателя Бруталом зовут за глаза. В чистом виде издевательство, ибо тело субтильное до стручковой тонкости.

Мукаи допускает улыбку.

— Не иначе он в чём-то провинился.

— Ага. Не туда кастрюлю поставил! — сотрясаюсь от хохота.

Брутал, он же Ляпо Соя, приходящий работник, помогающий в поддержании порядка местному повару на кухне обители. Ответственности никакой, разве что иногда занятия у нас проводит, взращивая пристрастие к чистоте. Учит лоск наводить: тряпочкой орудовать, плиточки до блеска полировать. Зачем? До сих пор загадка. Однако наказ сверху суров: «Будете сачковать, лишитесь лучшей клиентуры!».

А оно нам надо? Совсем, нет! Поэтому драим утварь, по ходу дела отирая пот со лба рукавом рабочей туники. Хорошо хоть раз в неделю подобное издевательство происходит, иначе — труба! От одного занятия нервы звенят. До того доходит, что стоит мукам закончиться, тянет в тренажёрный зал специальный манекен выпотрошить за всё хорошее.

И вот ныне специализация очкарика изменена.

Под каким углом ни глянь, понять невозможно: повысили или понизили в должности? В любом случае, стоит представить, как этот педант романтические бредни озвучивает — истерическое веселье накрывает новой волной. Плечи вздрагивают, живот болит, остановиться не могу. Сил моих больше нет!

Зато есть спаситель. Повторно оказываюсь в объятиях воздыхателя. По голове поглаживает, спины касается, чуть похлопывая для пущего эффекта.

— Ну-ну, сейчас отпустит, — приговаривает на ушко, словно я дитё малое.

Сквозь слезящиеся глаза ловлю задумчивый взгляд Алзеи. Возраста мы одинакового, клиентура различная, однако, по социальному статусу близкая. Тут нет места трениям на почве рабочего быта. Может глаз на Ороки положила? Знать бы точно — отдала, не задумываясь! Прямо спросить? Неуместно, как-то. Поэтому остаётся гадать, с чего интерес пристальный да из каких глубин произрастающий? Что попала в зону её личной заинтересованности, заметила. Этот ярко выраженный кошачий прищур ни с чем не спутаешь.

Шаркающие шаги, словно идущего тянет к полу немыслимой гравитацией, привлекают общее внимание.

Ороки отступает, открывая обзор.

Брутал.

Одетый непривычно цивильно.

Застёгнут на все пуговицы серого выходного костюма, отглаженного до стрелочек на штанинах и… локтях. Последнее перебор. Интересно, для кого расстарался? Только не говорите, что этот заморыш с претензией на тростник обожает поэтический флёр?

Видимо, да.

Подойдя к постаменту с ангелом, Ляпо Соя старательно распрямляет плечи. Не особо преуспевает, из-за постоянной сутулости. Тут по желанию осанку не исправишь: возраст не тот да спина закостенелая. Ему как раз на днях тридцать семь стукнуло.

Вообще-то не старик, но…

Нет времени разбираться, почему с древностью ассоциируется.

Новоиспечённый наставник прокашливается.

Неужто собирается в полный голос ораторствовать?

Судя по надменному изучению наших макушек, догадка верна.

Воистину, спаси порок наши уши! Хоть бы какой клиент нарисовался вне графика!

Очередное кхе-кхе и пытка начинается.

— Дети мои… — Когда это мы столь обмельчали? — Позвольте познакомить вас с величием слова. Знатным любовным слогом, рождающим в душах людских светлую радость и необъятную грусть. Оттенки образности столь живые, многогранные, одухотворяющие, что мы не можем пройти мимо прекрасного веяния искренней привязанности одного живого существа к другому. Любовь — это чудо, соединяющее разрозненное в целое…

— И целое разбивающая на части, — еле слышно хмыкает Мукаи, бросив неприязненный взгляд на Алзею.

Что между ними происходит, хотела бы знать?

Но, видимо, не светит. Не настолько мы близки, чтобы откровенничать.

Ляпо Соя тем временем продолжает:

— …, поэтому необходимо жить величием сердца, творя несокрушимое святое взаимодействие.

Каким образом пресный очкарик вдруг засиял столь слепяще, возвышенно, одухотворённо, просветительски, что глаз не отвести? Неужели магией слова обладает? А кухня… зачем? Постигает смирение? На территории обители? Ну, да.

Наставника несёт.

— Слово рождается в вашей душе, дети мои. Оно свято, необъятно, всемогуще. Поэтому сегодня вы отворите сердца и, глядя в глаза друг другу, произнесёте заветное признание, которое однажды, уж поверьте, дарует немереную радость, освободив от пут одиночества. Итак, приступим. — Указывает длань истинная на появившиеся туманные пятна на полу. — Ари и Ороки, ваша

зная

левая. Мукаи и Алзея, становитесь на правую.

Таким образом мы поделены на две группы и отдалены друг от друга на приличное расстояние. Почти в разных частях зала теперь и способны общаться лишь посредством выразительных взглядов да откровенно пресной мимики, отражающей личностное отношение ко всему происходящему. Солидарность на лицо.

Смотрю под ноги, где вьётся бледная дымка.

«Зная» — привязка.

Ступив раз, выйти не сможешь, пока тот, кто её создал, не даст добро.

Влипли! Квартетом!

Под ногами пятачок небольшой, особенно тесным кажется в ряду габаритов моей

пары.

Чуть ли грудью не касаюсь весёлого увальня, явно наслаждающегося моментом. Посмотрите только! Светится ярче солнца полуденного, демонстрируя восторг, превосходящий щенячий. Как? А я знаю?!

Ну, да ладно, в нашем тесном мирке хотя бы кто-то радуется.

Внимание направо, где над Мукаи и Алзеей мощными громовыми раскатами разрастается грозовой фронт. Храмовник достаточно габаритен, чтобы обеспечить неприятное соседство им обоим. Глядя на две застывшие фигуры, прижатые вплотную, что воде не просочиться, невольно тяну губы в улыбке. Представить сложно их шепчущими нежности. Скорее уж вековыми проклятиями разразятся.

Напряжение растёт.

Ляпо Соя хмурится кустистыми бровями. Вот он поправляет очки.

— Слово… — нарушена повисшая гробовая тишина авторитетным тоном. Никак боится, что мимо ушей пропустим суть? — Каждое слово пропитано индивидуальным ритмом. Как вы знаете, ритм — это жизнь. Жизнь физическая, магическая, эфемерная. Сегодня сконцентрируемся на кадансе, влияющем на тонкий мир, так как мы взываем к душе и именно от неё ждём ответа.

— Это ведь магическая

аспора

! — чуть поворачивается Мукаи, задевая партнёршу по занятию плечом. Алзея дёргается, словно ядовитый плющ коснулся. Её неприятие игнорируется. Храмовника сейчас больше заботит, почему преподаётся академическое направление, осваиваемое после выпуска, хотя никто из нас даже не поступал в вывшее заведение и элементарных вещей не знает.

Наставник одёргивает идеально выглаженный пиджак.

— Вы быстро наверстаете недостающее. Со мной не пропадёте.

— Почему тогда вы…

Закончить ему мысль не позволяют.

— Я? Не я? Смысл копаться в частностях? В любом обличье суть неизменна. Сосредоточимся на главном! Вы должны понять, что умение ориентироваться в разнообразных ритмах индивидуума, позволяет подчинять разумы, чувства и воспоминания своей воле. Но прежде необходимо установить связь с собой и самым близким человеком.

Самым близким? Нервный «ик»! Дикие пары сформировал и явно ошибочные. Вслух возражение не высказываю, так как другая мысль вытесняет нервное недоумение.

Так перед нами не просто Словесник, а маг высшего уровня? Лишь такие осведомлены о тайнах жизненного цикла и возможностях контроля над живыми объектами. Но почему нас четверых выбрали для освоения материала, обычно сокрытого от масс? Могу понять Мукаи, да и Алзея не лыком шита. Я же только в зельях разбираюсь, тогда как Ороки…

Изучаю открытое лицо, бесхитростное обожание на котором ничем не вытравить. Улыбка широкая, ямочки на щеках умильные. Вот точно влюблённый идиот! Если начистоту, ничего о нём не знаю. Откуда прибыл, когда в храм приняли, какие клиентки за душой и как с ними управляется. Силушка, пусть иллюзия банальная, должна водиться за плечами? Иначе никак, ибо типичных постельных отношений мужчинам тут не завести. Принципы обители, законы и порядки на территории в несколько сот акров: где луга широкие, леса непроходимые, озёра глубокие, с горами вокруг неприступными, — обжалованию не подлежат. Не подчинишься, тебя с позором выдворят за массивные ворота, расположенные в конце ромбовидной площади.

Прикусываю щёку изнутри, подавляя вздох.

Что за халтура-то? Дельной информации о прилипале — ноль!

И сейчас я в пустоту мысли гоняю, притом сама с собой, не ко времени и не к месту. Пора делом заняться и серьёзно задуматься о будущем. Ведь возмездие чем-то необходимо поддержать. Поэтому сосредотачиваемся на словах вещающего. Он отныне авторитет, а не заморыш с кухни!

Я не глупая, прекрасно понимаю, что даже слащавость в исполнении силовика — оружие не из слабых. Значит, впитываем! Каждое слово, жест, мимику. Ведь если освою все тонкости этого искусства, то наверняка до Дига фон Триса доберусь и выпотрошу гада всеми доступными способами, на какие воображение расщедрится. Изведу с той садистской невозмутимостью, с какой первостепенный мерзавец в своё время вытер обувь о залитое кровью платье моей сестры. Никогда ему этого не прощу! Хладной труп будет валяться у моих ног, так или иначе.

Секундная вспышка гнева столь же быстро истаивает. Зреет внутренняя усмешка. Жестокость мне не свойственна. Как мстить? До сих пор не определилась.

— Итак, — продолжает наставление Ляпо Соя, — смотрите в глаза друг другу. Пристально, не отрываясь, постигая доступную часть души партнёра. Вы сейчас не особо ладите, но это пройдёт. Дышите размеренно, глубоко, формируя единый ритм…

Плавный вибрирующий голос проникает под кожу мурашками. Наставления отличаются вдумчивой вкрадчивой последовательностью, внушающей некую истину, ускользающую от моего понимания.

В какой-то момент перестаю различать слова, вникать в их таинственный смысл. Просто утопаю в яркой насыщенности синих глаз, притягивающих в свои пульсирующие глубины.

Ороки.

Наши дыхания в единой синхронности приподнимают грудь, а на выдохе обволакивают теплом. Пространство за пределами

знаи

размывается, тогда как внутри формируется некое подобие плотного кокона. Тугие волны необъяснимого притяжения пропитывают каждую клеточку, порождая жар и покалывание на губах.

Ляпо Соя повышает голос.

— Хорошо. Теперь произнесите первое слово, пришедшее на ум.

Вздрагиваю, передёргиваюсь, скидываю странный морок.

Сознание проясняется.

Прежде чем распоряжение старшего выполнено, с другого конца зала долетает взаимное шипение.

— Змей!

— Змея!

В голосах Алзеи и Мукаи неподдельная ярость. Общая эмоция эхом взвивается до высшей точки помещения, имеющего куполообразный верх. А в моей голове тишина. Ни одного слова, необходимого для выполнения задания. Я молчу. Ороки воды в рот набрал. Он всё так же улыбается, только, создаётся впечатление, теперь через силу губы раздвигает. Впрочем, показавшаяся на поверхности мимолётная неуверенность, скорее всего, лишь игра моего воображения. Мгновения хватает, чтобы прилипала привычно сгрёб в тесные объятия, тронув носом висок. Тёр-тёр. Поцелуй. Шёпот.

— Милая, — с чистым восторгом ополоумевшего идиота.

— Не дождёшься! — цежу сквозь зубы.

Ляпо Соя выдаёт своё излюбленное кхе-кхе.

— Ладно. Хватит… — разочарованный тон. Неизвестно, чего именно он ожидал, но явно грандиозные планы пошли прахом. — Продолжим в другой раз. Однако на досуге подумайте, почему сказали то, что сказали, — хмурый взгляд на пару злобствующих. Затем на нас, провальных. Вердикт неутешительный. — А вы пустые совсем. Завтра чтобы хоть одно слово по факту выдали. Общение, мои дорогие, общение!

Взмах руки и

зная

под ногами исчезает, давая свободу действий.

Я продолжаю стоять на месте, не шевелясь.

Общаться? Нам? Лучше в келью на месяц!

Когда наставник шаркающей походкой направляется прочь от нашего бесперспективного квартета, эмоции обретают иное направление.

Это всё? Где нормальная словесность?!

Выворачиваюсь из объятий Ороки, раздражённо дёрнув плечом.

— Я тренироваться! — сообщаю остальным и устремляюсь прочь, игнорируя летящее в спину: «Не поранься!». Воистину, по нему гильотина плачет!

С неподобающей жрице скоростью несусь по красному ковролину, бросая злые взгляды на факелы вдоль стен. Не могу объяснить причину накрывшей взвинченности. Разочарование? Недоумение? Слишком многого хотела от простого вводного занятия?

Конечно, хотела.

Сбавляю шаг.

Останавливаюсь.

Отирая пот со лба, шумно выдыхаю. Иных причин нет. Размечталась, чтоб их всех! Когда это с самого начала к мощи немереной допускали? Никогда! А я-то…

— Ядом хватит плеваться! — цежу еле слышно себе под нос, возобновляя шаг. На этот раз вполне степенный, пусть даже за ширмой сдержанности кроется желание крушить, что под руку попадётся… или под ногу.

В итоге, через несколько минут оказавшись перед требуемой синей дверью, быстро открываю, переступаю порог и оглядываю просторную залу с тренажёрами. На виду их пять: для рук — райдер и силовой, ног — беговая дорожка и степпер, пресса — скамья с настраиваемым углом наклона. На уличной площадке побольше, но в крытых залах в основном эти, привезённые из-за моря, где техника в ходу. У нас в империи процветает магия, а вот всякие штучки механические не особо. Впрочем, покупать некоторые из них никто не запрещает.

Игнорируя тренажёры для формирования идеальных физических линий, направляюсь в дальний угол, где высится двухметровый манекен древесного остова. Не удосужившись переодеться в соответствующую форму: свободное

кимоо

, состоящее из коротких шорт, топа и повязки на лоб, — вкладываю всё разочарование и раздражение в ручной удар, покачнувший безликую махину.

Вот так!

Сегодня пощады не будет!

В щепки порешу и по полу размажу!

Чтобы, Рэк тебя дери, кое-кого другого не прикончить!

Больше общаться? Тесно контактировать? Ну… уж… нет!

Снова замах, на этот раз ногой.

Ветерок… цель по курсу… и… мажу!

С воплем начинаю скакать вокруг треклятой деревяшки. Больно, чтоб всех! Не рассчитала! Боец из меня посредственный, мастером не стать, так как слишком мало тренируюсь да без соответствующего наставника. Поэтому никогда не смогу, как тот же Мукаи, манекен в щепки разнести с одного удара. Но так хотелось, да! Хоть разочек! Какая женщина не мечтает, в определённый жизненный момент доказать, так сказать, что немереная физическая мощь ей тоже присуща и хватит сил совершить невозможное? Так вот, я из этих! Мечтающих…

Но не судьба.

Зарвавшемуся идиоту наподдать взашей силёнок-то хватит, однако древесные и каменные породы, увы, всегда отвечают травмами, отказываясь распадаться на составляющие. По этой причине сейчас пляшу вокруг манекена, кляня мир всеми красочными эпитетами, попутно растирая пострадавший мизинчик, наливающийся болезненной краснотой.

Настрадавшись вволю, выдыхаю шумно через нос.

Порезвилась и хватит! Теперь за дело, без всяких неоправданных глупостей. Пора тренироваться, как положено, повышая мышечный тонус, улучшая координацию и необходимую для работы гибкость.

Направляюсь в раздевалку, переодеваюсь, возвращаюсь и сразу приступаю к разминке. Для начала немного бега, затем перехожу к растяжке.

…тянемся вправо, тянемся влево, наклон вперёд, прогибаемся назад…

Полное одиночество, тишина и покой.

Остальная троица, видимо, разбрелась по другим залам, которых пять в наличии.

Полностью сконцентрировавшись на планомерности движений, сосредоточившись исключительно на правильном дыхании да размеренном счёте — детская привычка, помогающая собраться, — я не сразу улавливаю настойчивое пощёлкивание, доносящееся от входа. Когда примечаю, оборачиваюсь. Бледно-жёлтый сгусток света, зависший в прямоугольном проёме, прислан магом. Пора ставить защиту.

Наскоро приняв душ в соседствующем с тренировочным залом помещении и кинув потную одежду в специально приготовленную корзину, направляюсь в магическую. Так как намеренно решила отвести душу в зале неподалёку, идти всего ничего. Не более сотни шагов и, коротко постучав, захожу в сумеречное царство. Шторы тут вечно задвинуты, на полках наискось стоят манускрипты, тесно прижимаясь друг к другу. На небольшом столике у дивана пара пустых чашек из-под

кофи

— любимого мутно-бурого напитка местного мага, от которого всегда исходит горьковатый аромат, мне неприятный. Пробуждает плохие воспоминания, связанные с отцом.

Тру шею, веду плечами.

— Я пришла, — сообщаю громко.

Шуршание бумаг и на четвереньках из-под столика выползает местный врачеватель. Волосы всклочены, борода перекручена, одежда в беспорядке. Вот вечно он неопрятно выглядит, когда нет надобности комнаты Красного Орана посещать. Тогда-то магию применит, цивильный вид на себя наведёт, чтобы казаться не столь потрёпанным.

— О, Ари! — кряхтение при подъёме. В руках зажат потерявший целостность свиток, который споро скручивается обратно в рулон и отправляется в нефритовый цилиндр. Завинчивается крышка с литьём змеевидного дракона. — Проходи-проходи, — указано на кушетку с приподнятым изголовьем.

Направляюсь вглубь комнаты, укладываюсь, приподнимая юбку.

Белья на мне нет, ради общего удобства.

Отлучившись на мгновение, маг возвращается, неся в обработанной специальным раствором ладони абсолютно прозрачную желеобразную пирамидку. Приблизившись, чуть наклоняется. Ощущаю холодок, затем тепло, растёкшееся между ног.

После пары произнесённых слов на незнакомом наречии, маг замечает неожиданно серьёзно.

— Хорошо, что у тебя аллергии нет.

Удивлённо приподнимаюсь на локтях.

— А она может возникнуть? — впервые о таком слышу.

Следует кивок. Начав распрямляться после установления необходимого, он обращает внимание на мой распухший мизинец. Подаётся вбок, пальцем легко по повреждённой области проводит, мгновенно исцеляя.

— Среди новых послушниц парочка объявилась, — отступает, довольный результатом. — Приучать к защите вас начинают со второго года обучения и их стали. Приспособиться ведь необходимо к ощущениям. А у этих бестий возьми да отторжение начнись. Всего раз о подобном слышал и то за морем.

— И в чём причина? — любопытствую, одёргивая подол и принимая вертикальное положение. Сев, невольно морщусь. Привыкать-то нас к этой штуке учат, только всё равно материя посторонняя ощущается, как посторонняя.

Собеседник дёргает себя за треугольную бородку.

— Магия. Вернее, сила их индивидуальная. Разная ведь она у вас, храмовниц, а у этих, как оказалось, чрезмерно на внутренней секреции завязана, которую устанавливаемая защита подавляет. Не в плане влияния на мужчин, а в плане собственных ощущений.

— Хотите сказать, их сила напрямую связана с самим

процессом

?

— Именно. Вот и думай, что делать. Жрицам без защиты никак. Этим двоим она тоже необходима, чтобы сдержать неуёмный приворот. А как установить? Задали задачу. Ведь совсем не Альбы по природе, однако сила похожая. Если оставить, как есть, они такого натворят — бес попутает. Столь масштабные возможности часто извращают личностное восприятие, а подобного допустить нельзя.

На этом маг умолкает, давая понять, что могу идти.

Выскользнув из магической, потягиваюсь всем телом.

Странно всё-таки. Все жрицы силой обладают, что доподлинно известно. Но, правда ли, все? Внутреннюю магию тут под контролем держат, поэтому на поверхности лишь эфемерные отпечатки увидеть можно. Я у многих отсветы подавляемой мощи наблюдала, но не у себя. Пустая или спящая? Хотела бы знать. А пока ответов нет и до следующего клиента полтора часа, можно ещё немного манекен побить. Просто ради развлечения, так как прежнего раздражения больше не испытываю, а дополнительная тренировка лишней не бывает.

Глава 2

Замечательно вчера потренировалась. К концу избиения истукана взбодрилась, словами не выразить насколько, и две последующие встречи с клиентами прошли спокойно. Вполне обыденно, без эксцессов. Поэтому сегодня, купаясь в яркости приподнятого настроения, одеваюсь для очередного аристократа со всей профессиональной ответственностью.

Облачение веду по порядку.

Сначала невесомый ажур красного шёлка на горячее, после парной, тело, затем оглаживающими движениями пальцев от стопы к бедру натягиваю тончайшие чёрные чулки с окантовкой по цвету трусиков. На очереди тесный корсет, чья передняя шнуровка позволяет самостоятельно создавать аппетитные формы.

Подтягиваю завязки одну за другой, мерно скользя пальчиками к груди. Просто и легко обрисовываю фигуру, визуально суживая талию и пикантно приподнимая мягкую плоть над светлыми кружевами.

Связываю бантик.

Теперь красная мини-юбка с боковыми разрезами, оголяющими бёдра при ходьбе.

Оглаживаю ажурную ткань от талии вниз, оценивая изгиб.

Результатом довольна.

Завершают облачение лакированные шпильки модели «Кровавое Зарево», визуально удлиняющие красивые ножки. Горжусь по праву.

Расчёсываю светлые волосы несколько минут и оставляю свободно спадающими вдоль спины. Пару локонов вперёд. Вот так нормально.

Лицо.

Тут необходим особый подход.

У предстоящего клиента свои бесы в голове, поэтому важно не перестараться.

Оглядываю миниатюрный женский столик с разнообразными тюбиками, баночками, скляночками. Привозят косметику из-за моря специально для жриц и послушниц Храма Ану.

Марку «Альэ» в обычной лавке не купить, даже со связями не достать, столь ограниченная серия, выпускаемая престижными зельеварами. Иногда из их закрытых лабораторий выходят истинные косметические шедевры, стоимость которых оценивается в состояние мелкого аристократа.

Состояние — равное годовому заработку востребованной храмовницы. Как я. Купившей вот этот витиеватый флакончик, в форме взвившейся змеи, доверху заполненный голубой субстанцией. Смочив ватку и увлажнив лицо, можно полностью изменить свой облик.

Храню на всякий случай. Вдруг пригодится?

Пусть эффект временный, при определённых обстоятельствах неоценимый.

Сейчас же меня интересует нечто иное.

Беру круглую цветошу — баночку с кремом, имеющим магическую основу. С левого края сапфировой чашечки приподнимаю ребристый слой, предотвращающий испарение. Внутри клубничная эссенция, перемешанная с вязким нектаром очень редкого растения вэку, содержащего маслянистые элементы, даже пугалу придающие лоска.

У меня с внешностью всё в порядке. Требуется немного яркости.

Скольжу пальцем по плотно-алой массе.

Наношу блеск на губы, создавая насыщенную притягательность да визуально-выраженную сексуальную припухлость.

Растираю.

Мизинчиком легко убираю лишние мазки с уголков.

Закрываю и отставляю баночку обратно в двойной ряд косметики.

Теперь глаза.

Пурпурным карандашом обвожу контуры век, добавляя взгляду несуществующей мягкости. Затем из коробочки белого бархата вынимаю парную золотую вязь, крепящуюся от внешних уголков глаз вовне.

Готово.

Никаких теней.

Клиент не любит.

Странный он. В чём-то подавай естественность, тогда как в некоторых аспектах — дополнительную выраженность.

Завершив приготовление и сверившись с часами, направляюсь в высшие апартаменты, обставленные с немереной роскошью для самых высокородных господ. Путь лежит по обходному коридору, во избежание встречи с послушницами второго года, в это время познающими науку сексуальности. Эта мелочь, чей специализированный класс примыкает к блоку работающих храмовниц, имеет привычку отлучаться в уборную ближе к полудню, по той или иной причине. Порой девушки честно признаются, что хотят пересечься с кем-нибудь из старших. Желают, так сказать, узнать правду о служении из первых рук.

Однако у нас не принято

пугать

молодёжь раньше времени будущей работой. Пока они не постигнут основ, на освоение которых отводится три года; не разберутся, что к чему, перестав даже в шутку сравнивать деятельность храма с обычными публичными домами на второсортных улицах, им не стоит видеть неспокойную ауру силы, окружающую каждую «жрицу любви». Это как личная метка, не подлежащая повторению никакими искусственными способами.

Однако есть среди нас Безликие. Я в том числе. Без ярко выраженных способностей, разве что сведущие в зельях различной степени сложности. И до сих пор непонятно, почему ценимся превыше остальных. Клиенты более родовитые достаются, оплата немереная за час любовных утех, внимание Абонессы пристальное и крайне жёсткое. Любит она выговаривать, по той или иной причине. Иногда наказывает, ссылая на кухню к Бруталу. Поэтому терпеть не могу очкарика. Хотя, ввиду недавнего открытия, не помешает пересмотреть свои негативные взгляды.

Что касается послушниц, мы редко идём с ними на контакт.

Своих дел хватает да обязанностей.

Пресекая нездоровое любопытство младших, местным магом были созданы обходные пути до комнат, где воплощаются фантазии клиентов. И сейчас двигаюсь по одному из подобных тайных проходов, в которые можно войти и из которых дозволено выйти, при помощи специальной магической печати, наносимой индивидуально на запястье каждой Вэйхи. Моя так называемая отмычка имеет форму скальной вершины и светится сизо-голубым, когда касаюсь дверной ручки, чтобы переступить порог просторного помещения, состоящего из двух комнат.

Клиента ещё нет.

Есть время собраться с мыслями.

Кто-то искренне считает, что Жрицы Ану ничем не отличаются от третьесортных девиц портовых улиц. Заблуждение частое, особенно среди людей с нами незнакомыми. Дело в том, что девушки храма не продают себя. Для нас достоинство, честь, самоуважение — незыблемы. Мы торгуем иллюзией. Банальным фарсом, позволяющим клиенту ощутить различные оттенки взаимоотношений, на которые в реальности он неспособен. И не со всеми в итоге разделяем постель, с кем-то хватает весёлой игры в кошки-мышки, лёгкого флирта, сексуальной интриги, замешанной на эротическом обхаживании.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сегодняшний клиент из последних.

Довольно замкнутый человек высшего света, предпочитающий смотреть и никогда не позволяющий к себе прикасаться. Создаётся впечатление, ему отвратителен физический контакт. Всегда сидит в чёрном кресле, стоящем во мраке круглой каменной ниши. Говорит мужчина редко. Когда тишина нарушается, как правило, сухо замечает, что не устраивает в данный момент. А не нравится ему многое. Придираться любит.

Поэтому, пока его нет, морально подготавливаю себя к сложному психологическому противостоянию, которое происходит по расписанию два раза в неделю.

Спокойно пережить последующий час уж точно не удастся. Проверено не раз.

Клиент появляется как всегда беззвучно.

Когда мурашки ползут вдоль позвоночника понимаю, он здесь.

Оглядываюсь.

Так и есть.

Уже сидит в непроглядной черноте, из которой свечением подрагивающих канделябров, стоящих поодаль, выхватывается низ сизых брюк и остроносые туфли. Последние из редкой драконьей кожи, с индивидуально подогнанной под владельца подошвой, прошитой усами саламандры. Обувь не просто дорогая, а стоит состояние.

Еле различимый взмах руки из темноты.

— Танцуй!

Властный голос привычно погружает комнату во мрак, и я оказываюсь внутри единственного пятна света, откровенно выставленная напоказ. Физически ощущаю плавное скольжение мужского взгляда по выдающимся участкам плоти; эти секундные остановки, порождающие обжигающие дорожки на обнажённой коже да колкие иголочки в местах его лёгкого отдохновения. Больше всего, как ни странно, достаётся губам, полыхнувшим в ответ огнём настолько жарким, что впору кусать до боли, унимая непривычную реакцию.

Но, нет. Нельзя.

Игра ведётся по его правилам.

Давно поняла, что клиент — маг. Притом сильный. Мало того, что сама реагирую неадекватно. Так, помимо прочего, немногим силовикам доступно столь легко управлять светотенью в помещениях храма, подстраивая окружающую защитную магию под собственные нужды.

Как и звуки.

Эти медленные, чарующие, чувственные переливы флейты, льющиеся ниоткуда и вплетающиеся в изгибы моего тела бархатными нотами.

Я превращаюсь в податливый чужой воле инструмент.

Плавно покачивая бёдрами в такт завораживающей мелодии, заполнившей пространство комнаты, покоряюсь неизбежному.

Первые дни, когда объявился этот клиент, я не танцевала для него. Он просто приказывал расположиться на орехового цвета кушетке, при этом одетой в белое, но откроенное неглиже. Однако вскоре пассивность ему опостылела. Пришёл черёд плавных движений, откровенных изгибов под музыку им создаваемую.

Как сейчас.

Извиваюсь лозой под незримым изучающим взглядом. Обжигающим, порождающим волны чистого экстаза. Срывающимся жарким дыханием тревожу дрогнувший воздух, обнявший нежной эйфорией, рисующей в сознании призрачные образы, сотканные магией клиента.

Вижу высокий силуэт.

Ощущаю исходящее от мужчины желание.

Его физическое присутствие. Поцелуй в шею, опаливший кожу.

Томно выгибаюсь, стремясь запомнить страстную умелость широких ладоней, ласкающих грудь. В плотном грубоватом обхвате, сжатии, ласке, — проскальзывает собственник, никому не отдающий завоёванного.

Сбивается дыхание.

Мужские пальцы соскальзывают вниз, ещё ниже, к краю короткой юбки. Ныряют под подол. Оглаживают чувствительную кожу над ажурной окантовкой чулок. Стремятся выше, к тонкому кружеву, неспособному противостоять сексуальному напору. Невесомое касание переходит в поглаживание и надавливание.

Шумно выдохнув, резко открываю глаза, неизвестно когда закрытые.

Нервно оглядываюсь.

Я всё так же танцую, прогибаясь в спине и задевая ворсинки красного ковра, покрывающего большую часть смежных комнат. Подаюсь плавно влево, чуть скользя кончиками пальцев по золотому орнаменту. Медленно, играя руками, распрямляюсь, томно выдыхая внутренний пожар. Тело горит. Да так, что впору в ледяную прорубь с головой.

В этот момент час неприятностей пробил. Из темноты долетает:

— Паршивая грация! Бездушная!

Жёсткий тон тушит желание страстно изгибаться в свете. Даже моя разгорячённая плоть сразу остывает, и кожа покрывается мурашками.

Замерев, выдыхаю кротко:

— Я вся с вами, господин.

Долетает шуршание одежд, лёгкий скрип мебели. Он явно сменил положение тела.

Начинается. Опять!

— Бульварные девицы лучше танцуют! Смотрю на тебя и думаю… — что именно он думает, остаётся загадкой. Оборвав свой обличающий разнос, мужчина через минуту снова взмахивает рукой. — Танцуй дальше, Вэйхи. Танцуй!

Вот же, гад!

— Конечно, господин! — лёгкий поклон, скрывающий сцепленный оскал. Придушить бы, да что-то подсказывает, дёрнусь — сама в накладе останусь. Придётся продолжать. Только извиваться теперь ни как «бездушная» лоза, а истинная змея подколодная, готовая убить при первой возможности.

Впрочем, больше укоров в мой адрес никаких. Выдохся?

Когда время истекает, клиент исчезает так же внезапно, как появился.

Я же покидаю вмиг посветлевшие апартаменты с чувством выполненного долга: «Мерзавец жив!».

Ни первый раз, между прочим, мечтаю придушить. Порой кажется, легче с фон Трисом переспать и в процессе слащавостью давиться, чем этого высокомерного уб… пардон, мужчину выносить два раза в неделю. Вот не знаю я, как он выглядит, зато могу полноценно представить, кем является. Однозначно из семейства пятачковых!

Фыркаю в голос, дёрнув обнажённым плечом.

Вышагиваю по сумеречному коридору, где единственный источник света, это магические светлячки, облепившие потолок.

Ну, не коварная я, нет. Не злобствующая.

За исключением Дига фон Триса да сегодняшнего аристократического брюзги, с клиентами поддерживаю дружеские отношения. Только с этой парочкой вечная нервотрёпка, ибо к одному подступы найти сложно, чтобы морально и физически уничтожить, а второго прикончить если и хочется, то причина обывательская обязывает проявить милость. Почему? Просто паршивый характер — не повод к четвертованию! Я сама, между прочим, не подарок. И на этом фундаменте искренне сочувствую тому идиоту, который додумается воспылать ко мне глубокой симпатией или чистой всепоглощающей любовью.

Стоило мысли созреть о чувствах противоестественных, слышу приближающиеся шаги и голоса, доносящиеся из-за поворота. Распознав одного из собеседников, мгновенно ныряю скоростным метеором за первую попавшуюся дверь, с ходу решив, что комната свободна. Причина бегства? Сами догадайтесь! Да-да, он самый. Ороки, чтоб Рэк его побрал! Вот, спрашивается, какого лешего на пути околачивается, когда по расписанию в это время клиент только у меня и…

— Ах… — улавливаю близкие мучительные стоны, доносящиеся через драпировку, отгородившую от основной части комнаты небольшой закуток.

Видеть я, естественно, ничего не вижу. Однако шумовые эффекты более чем наглядны, чтобы не высовываться.

Прикусываю нижнюю губу.

Вот же, влипла! — лбом утыкаюсь в косяк. Перед глазами закрытая дверь, за которой слышны голоса. А за матерчатым занавесом, чуть подрагивающим от лёгкого сквозняка, в полном разгаре магическое взаимодействие. Судя по атмосфере, не сексуального свойства.

— Меняйся! — летит резкий мужской приказ.

— Мм… нет! — протестует явно парень. Сразу узнаю голос и, простите моё любопытство, аккуратно прихватив краешек материи, осторожно выглядываю из укрытия, незаметно для парочки обозревая открывшуюся территорию.

Вот они...

Ослепительный длинноволосый блондин с необычными миндалевидными фиалковыми глазами — это Рик. Молодой храмовник, год как перешедший из послушников в рабочую сферу. Парень, как и Мукаи, был почти сразу выкуплен кем-то, однако, насколько слышала, не для любовных увесилений. Этот кто-то, судя по всему, и изгаляется сейчас над распластанным телом, открывая широкоформатный обзор на свои упругие ягодицы. Настолько аппетитные, что так и хочется жамкнуть.

Такова моя первая стандартная реакция на агрессивно настроенного мужчину с плетью. Но это так, инстинктивное любование атлетическими линиями. Не только нижними, но и верхними, где мышцы буграми перекатываются, маня прикоснуться. Меня — девушку, но явно не парня, над которым издеваются. Даже жаль становится, что взаимодействует с садистом, позволяя тому избавляться от гнева через избиение.

Хотя...

Сосредотачиваюсь на ином.

Вторая моя реакция более… значимая.

И дело ни в том, что клиент измывается над храмовником. Ни в том, что в руках первого сепь-алша, которая сокрушительно, но абсолютно беззвучно опускается ежесекундно на бледную человеческую спину, не причиняя никакого физического дискомфорта. Нет ни режущей боли, ни иных, уже психологических, увечий, так как магическая вещичка стального оттенка, имеющая форму перекрученной спиралевидной плети с щёточкой на конце, призвана активировать сокровенные эрогенные зоны, через их активацию подчиняя разум.

В этот-то момент, когда храмовник прогибается в пояснице, мои губы и образуют беззвучное:

— О!

Зажмуриваюсь, открываю глаза, снова зажмуриваюсь, открываю. Галлюцинации начались? С чего бы? Но факт неоспоримый: Рик мерцает! Притом мерцает исконно женским обликом! Когда морок развеивается, под хрупким телом вижу распластанную грудь!

— Перестань! — простонав от наслаждения выдыхает томным женским голосом служитель, вдруг представший во всём обнажённом великолепии точёных линий, где на бледной коже бедра явственно видна родинка в форме соколиной головы.

Клиент снова опускает плеть на вздрагивающую женскую спину, рыча по-звериному устрашающе:

— Сними чужую личину!

О чём речь?

— Не хочу… — очередной полустон-полувздох, тогда как тонкие пальчики загребают смятые простыни.

Мужчина темнеет прямо на глазах.

— Рика, подумай дважды, прежде чем выводить меня из себя!

— Злись дальше, — благородное разрешение и девушка зарывается носом в подушку, скрестив ноги в лодыжках. Таким образом она решает уйти в упёртое и поистине противоборствующее молчание.

Игра на почве доминирования?

Похоже…

Желваки на лице клиента сейчас кожу прорвут, черты лица заостряются. Плеть в руке ярко вспыхивает розовым, темнеет до чёрно-красных разводов, отражая поднимающуюся в душе оборотня ярость.

— Мне плевать, что здесь ты вынуждена скрываться! Плевать на охоту, открытую братом. Но не смей, слышишь, когда мы вдвоём, отгораживаться! Не собираюсь, к лешему, я иметь мужика!

О-о…

Глушу ладонями выдох.

Что же получается…

Рик — девушка? Реально девушка?!

В Храме полно секретов, но этот: из ряда вон!

Может Мукаи тоже носит облик иной? — взвешиваю идею. Так и эдак кручу, по памяти его выходки с нетипичной реальностью сращиваю. В итоге отрицательно мотаю головой. — Быть не может. Точно чистокровный. Как и Ороки… — вздыхаю про себя.

Или я это вслух?..

Рик, который теперь Рика, резко отстраняется от подушки, поворачивает голову и, приметив меня в коконе из занавесей, сначала бледнеет, а затем становится пунцовой до невозможности. Никогда не видела какого человека столь покрасневшим. Даже шея теперь под цвет моих помазанных клубничной эссенцией губ.

И клиент — мамочки! — мгновенно улавливает неладное в поведении застывшей на кровати девушки. Странный он. Пока изгалялся, даже ухом не вёл в мою сторону. А тут такая прозорливость. Зверь, чтоб его! Ноздри расширяются. Секундное затишье, прежде чем кроет мир отборная ругань и мужчина стремительно разворачивается, открытый в своей природной лютости.

Хм, передок, конечно, шикарен. Но глаза…

Пячусь инстинктивно.

Я жить хочу!

Рвусь к двери. Поворачиваю золотую ручку, вылетаю в коридор и, сверкая пятками, реактивом бегу прямиком в свои покои.

Благо Ороки тут уже нет.

Благо встреченных никого.

Благо…

Да всё оно, благо, пока позорный испуг посторонними не замечен!

Влетаю в комнату ураганным ветром, захлопнув дверь с оглушительным грохотом и, быстро щёлкая всевозможные замками, какие имеются в наличии, защищаю своё физическое от возможной кары. Руки дрожат, ноги трясутся. Съезжаю на пол, ощущая спиной угловатую резьбу поверх деревянной поверхности. Прикончит. Как пить дать, прикончит! Не туда нос сунула, будь проклято собственное любопытство! Закрываю лицо ладонями. Влипла, так влипла. Теперь необходимо в срочном порядке выкручиваться, пока есть такая возможность. Я не собираюсь раньше фон Триса на тот свет отправляться. Ни за что!

Гордо вскинув голову, поднимаюсь и иду переодеваться.

Облачившись в жёлтое сари, продеваю золотые кольца в мочки ушей, когда порог переступает Абонесса. Магией, видимо, дверь открыла. Степенная дама оглядывает мой облик одобрительно. Степенная дама выказывает неодобрение.

— Ари, позор на твою голову! — начинается разнос. — Подглядывать за другими?! Где понимание этики? С первых занятий послушниц учат, что невежливо вторгаться на занятую территорию. Припомни азы, Ари! Групповые оргии, как и соглядатаи чужого сексуального процесса, у нас запрещены!

— Я знаю этикет, Настоятельница! — оборачиваюсь возмущённая. Неужели она решила, что специально в комнату пришла?

Угловатая бровь Абонессы чуть приподнимается.

— Тогда?..

— От Ороки пряталась! — признаюсь честно, ища взглядом в пределах видимости обувь, соответствующую шёлку, обмотавшему от горла до щиколоток. Вот они, лёгкие сандалии на ремешках. Вытягиваю из-под стула с высокой спинкой. Быстро завершаю сборы на предстоящее занятие. Выпрямившись, добавляю к ранее озвученному: — Я виновата, что храмовник прилип? Шагу ступить не даёт! Единственный выход: избегать встреч. Вот и стараюсь, по мере сил.

— Откажи ему в притязаниях, и проблема решится сама собой, — советует умудрённая жизнью женщина, внимательно следя за ответной реакцией.

Дёргаю правым плечом.

— Отказывала. Не доходит!

— Так резче откажи.

— Он не насекомое, чтобы как муху по стене размазывать. Милый парень.

В невозмутимом взгляде Настоятельницы мелькает ирония. Однако тон остаётся нравоучительным, когда разговор возвращён к изначальному.

— Клиент очень зол, Ари. И для него не имеет значения, почему ты оказалась там, где не должна.

Фыркаю спесиво, хотя озноб по спине холодком ползёт.

— Ещё бы ему не злиться! Вы знали про Рика? — спрашиваю нагло. Полноценно вину признавать не спешу и о прощении молить не собираюсь. Коли пришла наставлять на путь истинный именно Абонесса, предписано выжить. Тут какое дело? Оборотень следом не ломанулся, желая сердце из груди вырвать? Значит, здраво мыслит! А лютый взгляд? Просто спишем на обстоятельства, спалившие посторонним его исподнее!

Старшая назидательно качает головой, тон её суров.

— Об увиденном и услышанном ни слова, Ари, — опускает она скрещённые ладони поверх ровного низа платья из тёмно-зелёной парчи. Одеяние строгое, имеет застёгнутый стоячий воротничок под самый подбородок.

Заинтриговано подбираюсь.

Вспомним-ка, о чём там разговор вёлся?

— Она от кого-то прячется? — вылавливаю суть.

В воздухе ощутимо всколыхнулось неудовольствие.

— Прячется. И больше не будем об этом!

Поджимаю губы. С таким решением я не согласна. Желаю докопаться до истины, и Настоятельница прекрасно видит этот неуёмный зуд проснувшегося любопытства. Видимо поэтому резко меняет тему.

— Подумай вот о чём, Ари. Поступило предложение о твоей покупке…

— Новый клиент появился? Пускай раскошеливается, раз есть одно свободное место, — взмах руки и намерение по-быстрому вернуться к прерванному разговору.

Да не тут-то было.

— Нет, не новый. Речь о полноценном выкупе и единоличном обладании.

Вот тут я настораживаюсь.

— Только не говорите, что Оборотня переклинило и он решил под себя подмять? — выказываю наигранную иронию. Внутри расползается беспокойство. Если чужой клиент так мстить решил, плохо. Но ещё хуже оказаться в услужении у одного мужчины. Тогда доступ к фон Трису полностью закроется, лишив всякого шанса на возмездие.

Настоятельница оглядывает с ног до головы, вызывая нешуточную нервозность.

— Ты красива, Ари. Одна из самых ярких жемчужин Храма Ану.

— Чувствую, за этим последует «но».

— Никаких «но». Удивительно, что ты так долго была нарасхват и при этом столь долго оставалась сама по себе, без единственного обладателя. Редкое явление. Как правило, наши девушки в течение первого рабочего года находят себе «пару». Сменив сан послушницы на Вэйхи и полностью выйдя к клиентам, они транслируют вовне призыв настолько мощный, что притягивают к себе нужного мужчину. А твой зов — всё это время словно нечто постороннее глушило, — вздыхает женщина, обеспокоенная прошлым затишьем. Когда она чуть взмахивает рукой, меня окутывает лёгкий запах лаванды. — Касаемо условий предстоящего сотрудничества. Мы обсудим их через неделю, когда клиент вернётся из дальней поездки. Поэтому можешь наслаждаться свободой действий, пока есть такая возможность.

— Что значит, свободой? Меня работы лишают?

— Нет. Выбор исключительно индивидуальный. Но советую лично предупредить своих Абу о разрыве отношений. Последуй одному из правил хорошего тона, способствующих дружескому расставанию. Враги тебе ни к чему. Наверное… — странная вставка, порождающая удивление. «Наверное? Что это значит?» — Просто серьёзно подумай о будущем, Ари. Грядущие перемены выведут тебя за пределы обители…

— Что?!

— Я разве не сказала? Полноценное владение, Ари. Не простой выкуп и не во временное пользование, а законное приобщение к его высокородному аристократическому статусу.

— Статусу? Хотите сказать, он собирается меня в свет выводить?

— Ари, таково его решение. И ты прекрасно знаешь, что в этом нет ничего необычного. После выкупа в храме остаются только те, кем владеют в обход семейным ценностям.

— Так и скажите: женатые и замужние! — цежу раздражённо. А потом доходит. — Так мой наниматель холост? Или вдовец? — с искренней надеждой на чудо относительно последнего предположения. Если вдовый, то окажусь в безопасности. Он вполне сможет довольствоваться моим телом с защитой и не потребует её убрать.

Но реальность жестока. Чтоб пусто ей было!

— Он не женат, Ари. И никогда не был.

Неожиданные нотки сочувствия, проскользнувшие в голосе Абонессы, заставляют нервно вздрогнуть. Ненавижу, когда меня жалеют! Резко вонзаю зубы в нижнюю губу, ощущая на языке медный привкус, породивший болезненные спазмы в желудке.

Холостой.

Покрываюсь липким потом. Из глубины души рвётся удушьем позабытый страх. Опускаюсь на корточки, обхватив голову руками. Тошно. Жутко. Пол плывёт, подрагивая гудящими волнами.

Холостой — значит, потенциальный супруг.

Холостой — значит, собственник.

Холостой — значит…

…значит, значит, значит…

— Не стоит столь остро реагировать, — успокаивает Настоятельница, хотя прекрасно осведомлена о жизни до прихода сюда. Про убитую сестру знает и про отца-маньяка, повадившегося при жизни измываться над молоденькими девушками и в качестве своей личной метки выбравшего святое клеймо-полумесяца, отражающее непорочность в Бошской Религии. Среди кочевого народа равнин принято метить суженую после первой брачной ночи, если она оказалась истинно чиста. Серебристый символ магическим способом наносится на центр лба, поэтому сама процедура боли не причиняет, однако те, кто остаются после замужества без одобрения супружеского, подвергаются общему осуждению. Поэтому крайне редко бошские мужчины женятся на представительницах других народов, тем более вдовых. Кому захочется терпеть недовольство соплеменников? Правильно, никому. Впрочем, иногда странности случаются и такие союзы всё же формируются.

Непонятно, почему отец выбрал именно полумесяц своим отличительным знаком. Однако выжигал он его калёным металлом на правой щеке умерщвлённых жертв, а иногда вполне себе живых, убиваемых много позднее.

Один из

канц-магов

сыскного подразделения «Имперского Трона», как-то, давая интервью местным журналистам, предположил, что убийца руководствуется рабским принципом. Пытается таким образом пометить

свои

души. Сухопарый представитель закона о подробностях распространяться не стал и от ответов на наводящие вопросы уклонился.

Вспоминая прошлое, сглатываю комок, образовавшийся в горле.

Когда я читала новости с первых полос газет, следила за ходом расследования, сопереживала семьям, потерявшим дочерей, могла ли предположить, что за всеми бедствиями стоит собственный отец? Конечно, нет! Пусть мы не особо ладили: брюзгливый и вечно недовольный жизнью плотного сложения мужчина — на маньяка точно не походил.

Но однажды пришлось взглянуть на очевидное.

Через несколько дней после его смерти от рук случайного грабителя, знакомый замкнутый мирок заволокло удушающей тьмой.

Мне два дня как исполнилось шестнадцать.

Юная совсем, мечтательная, грезящая о чудесах.

Сейчас даже представить сложно, что была такой наивной.

Враз пришлось повзрослеть.

Внутренний мир претерпел изменения сразу после похорон, прошедших довольно тихо, ибо из родни у нас с сестрой осталась тётка, впоследствии обеспечивающая всем необходимым, но не желающая видеть двух сироток на пороге своего дома. Так мы с Эйей остались сами по себе в небольшом коттедже, где прожили все детские годы в относительной изоляции. Почти никуда не выбирались, за исключением близлежащих торговых лавок, редеющих на окраине небольшого поселения.

Однажды ночью отец пришёл ко мне. Не живой, конечно. Мёртвый. Заявился в бесплотной ипостаси, прося помочь вновь воплотиться, отдав собственную душу на заклание.

«Напитай меня собой…» — его слова.

Сказать, что была в ужасе, ничего не сказать. Тем более густая эфемерность, ворвавшаяся в комнату после полуночи, походила на смольные гудящие сгустки, тянущиеся к телу.

Крик застрял в горле, пот катился ручьём, не в силах слезть с кровати, окутанная плотным вибрирующим саваном, я тем не менее сопротивлялась, то и дело разрывая клубящийся мрак мятущимися ладонями.

И летели в ответ досадные причитания. Сдаваться родитель не собирался. Считая возможным усмирить паническое отторжение своих притязаний, он разделил на двоих собственные воспоминания.

Тогда я узнала.

О всех искалеченных и убитых девушках.

Воочию увидела творимые с ними ужасы, впитала их тяжёлые, словно патока, эмоции. И хотя тонкая грань личной обособленности как-то сохранялась, всё равно захлёбывалась чужими страданиями, от которых выворачивало наизнанку. Поэтому, когда смогла вынырнуть на поверхность с первыми лучами успокаивающего рассвета, прямым текстом послала отца в бездну. Притом от чистого сердца. Чем неожиданно порадовала.

Помню ответную жуткую ухмылку сквозь клубы черноты и слова:

— Мы однажды сольёмся воедино, Ари... — и он исчез. На целую неделю. А когда вернулся, то на протяжении полутора лет одаривал по ночам всё новыми и новыми подробностями собственной жизни. Передавал в мой разум отвратительные злодеяния со всеми смачными уточнениями, извращёнными комментариями, наслаждаясь растущим ко всему отвращением и ненавистью.

Под постоянным натиском мои силы катастрофически таяли и сопротивляться становилось всё труднее. Казалось, до очередного утра не дожить. В конечном итоге я подошла к грани безумия настолько плотно, почти сдавшись на милость изувера. Готова была вены себе вскрыть, покончив со всем в единый росчерк лезвия.

В этот момент сестра обо всём узнала. Волнуясь из-за моего потухшего взгляда, чрезмерной худобы да мертвенной бледности — она пошла к прорицательнице, где её просветили относительно всего происходящего. Обстоятельно. Детально. Ничего не утаив.

Довольно отзывчивая к чужим страданиям, Эйя решила помочь. Только не придумала ничего лучше, как пойти к человеку, имеющему в услужении Тёмного Некроманта.

Итог оказался плачевным.

Её душа стала питательным элементом для отца, пусть менее значимым, чем тому хотелось. Поэтому вновь воплотиться ему не удалось, зато смог в бестелесной форме обрести власть над сновидениями живых. Проникая в разум спящего, извращая мысли и чувства до неузнаваемости, он захватывал чужое сознание, управляя жертвой по своему усмотрению.

В итоге разошёлся до такой степени, что собрал последователей, которых в народе с недавних пор именуют: «Крувы» — изуверы. Всё человеческое им чуждо, сострадание неприемлемо. Сомневаюсь, что хоть крупица собственной воли и разумности сохранилась за видимым свободомыслящим фасадом.

Впрочем, эти марионетки появились много позднее. На деле именно мне выпала честь стать первой, испытавшей мощь отцовского всевластия, опутывающего душу обжигающими жгутами.

Он заявился с заходом солнца. В тот вечер я места не находила из-за отсутствия Эйи. Когда мир покрывал сумрак, предшествующий ночи, всегда волновалась, если она задерживалась в бакалейной лавке до темноты. Был там пятнадцатилетний мальчик равного возраста, который ей очень нравился.

Родитель в этот раз пришёл в образе человеческом, пусть окутывала фигуру чернильная дымка. Помню отвратительно-радушную улыбку, молниеносное движение вперёд, холодное прикосновение пальцев к моим вискам, и поток образов, вливаемых в сознание с единственной целью — подчинить.

Я увидела, как погибла Эйя.

Словно наяву слышала разрывающие сердце крики, видела агонию боли в наполненных ужасом глазах. А потом выхватила из хоровода ужасающих картинок лицо ненавистного теперь Дига фон Триса, пнувшего девичье тело, которое, только что освобождённое от металлических пут, упало на залитый кровью пол.

Никогда этого не забуду! Никогда!

Поэтому выстояла.

Оставшись запертой потусторонними силами в собственном доме на отшибе, я справлялась с тяжёлыми жизненными обстоятельствами, несмотря на попытки сломить. Смогла сдержать натиск, пусть до сих пор не понимаю, откуда взялось мужество и стойкость. Просто не сломалась. Даже тогда, когда, перестав постоянно показывать картины умерщвления младшей дочери, отец вновь возобновил первоначальное ознакомление со своими деяниями.

И деяниями кого-то ещё.

С каждым днём жертв становилось больше, словно появился новый маньяк, подражающий первопроходцу.

Неспособная покинуть дом, почти потерявшаяся в чужих переживаниях, сражаясь с кошмарами, в которых невольно наблюдала за всем происходящим со стороны, я соприкоснулась с немереными эмоциями боли, с чувствами растоптанности и униженности: всё это испытывали девушками при потере невинности. Ибо новый изувер, пришедший на смену уже бестелесному, решил добавить к известному почерку Мэтра индивидуальную особенность.

Жестокая стезя.

Замкнутый круг.

Я в ловушке.

Ведь какую дверь не открой, в какое окно не попытайся вылезти, оказываешься в собственной комнате или комнатах других, пропахших тленностью, привычной для кладбищенских склепов.

Очертания дома, где выросла, с каждым днём всё плотнее окутывала иллюзия, обрывающая связь с реальностью.

Отец не щадил.

Маньякам и насильникам милосердие несвойственно, особенно, когда ими преследуются собственные цели. А в списке отца значилась единственная мишень — я. Средство к возрождению во плоти, пусть понять не могу, каким образом.

Одно знаю: он всеми силами пытался сломать, используя посторонние эмоции, как оружие. Заставлял видеть то, чего нет или принимать желаемое за действительное. Так однажды, перепутав браслет, подаренный некогда сестрой, с кухонным ножом, я чуть не совершила непоправимое.

Когда прижатое к запястью лезвие почти полоснуло по венам, перед собою, как наяву, я увидела Эйю в переливе чистого света. Приблизившись и обняв, она разогнала навеянный морок, в следующую секунду разлетевшись яркими пылинками. Теперь я отчётливо видела кухонную утварь, каменные стены, дождь за окном. Без иллюзорного налёта и тошнотворного искажения.

Она спасла меня тогда.

Отвела от края пропасти.

Было ли явление простым видением? Или остаточной составляющей души? Для меня неважно сейчас. Ведь благодаря её безмолвной поддержке, в итоге удалось сделать шажок к спасению, зацепиться за единственную эмоцию, важную на тот момент — ненависть. Но не ту, которая разъедает изнутри. Не ту, что основана на чужих страданиях. А мерную, словно патока, предопределённую и несокрушимую, исходящую от меня самой и мною же осуществляемую. Я должна была отомстить за сестру! Должна!..

Стоило принять решение, в мыслях сразу прояснилось.

Я абсолютно не представляла, как осуществить задуманное: банально не хватало жизненного опыта и понимания окружающего мира. Однако цель была обозначена. Оставалось освободиться от пут дома, найти путь к осуществлению возмездия, полагаясь исключительно на собственные силы, ибо с самого детства наша семья жила в относительной изоляции. Никаких друзей, никаких соседей поблизости. Из старших мы с Эйей общались только с кухаркой, исполняющей по совместительству роль няни-горничной и получившей расчёт сразу после смерти мужа-садовника, почившего год назад от лихорадки. Ещё иногда наведывалась тётя Флоренция Лоз — женщина средних лет, упитанных форм, крайне сварливого характера. Она-то и взяла на себя обязанности опекунши, чья забота сводилась к минимуму треволнений: раз в неделю приезжал слуга, справляющийся о нашем быте и самочувствии, он же привозил провиант, одежду и прочие необходимости.

Будь мама жива…

Но я даже не помню, как она выглядит. Умерла, насколько знаю, когда мне исполнилось три года. С той поры отец строго-настрого запретил какие-либо упоминания о почившей жене. Даже фотографии сжёг, приказав не спрашивать: «Какой была? Чем жила? О чём мечтала?».

Таким образом складывалась ситуация пять лет назад. Сплошная неизвестность и полноценное одиночество.

И всё-таки, некие силы не бросили на произвол судьбы, будто ощутили созревшую решимость отстоять необходимую справедливость. На рассвете в дверь уверенно постучали. И когда, сбежав по ступенькам, я дёрнула ручку на себя, то не знаю, чему больше удивилась. Привычному виду на подъездную аллею с каменным фонтанчиком в центре или статной незнакомке, представившейся Настоятельницей Храма Ану и предложившей пройти некое испытание. Ухоженная хорошо одетая женщина сразу расположила к себе и, так как не из чего было выбирать, я приняла предложение. Просто не могла потерять шанс покинуть дом, пока он снова не запер внутри, погружая в вереницу бесконечных кошмаров.

Так я попала в храм.

Когда прошла отбор, решила стать достойной Вэйхи.

Науку любви осваивала прилежно, все нормативы сдавала на отлично, а когда получила в клиенты Дига фон Триса, поняла, что вот он, мой шанс. Однако пройдя полный курс жрицы, я научилась достаточно хорошо владеть собой, чтобы не вонзить кинжал ему в сердце при первой возможности. Смогла умело играть роль «постельной забавы» и томно заигрывать, не давясь словами.

Просто решила, что, если желаю растоптать презренную личность, необходимо приблизить его к себе. Поэтому искала подступы, опираясь исключительно на имевшиеся в наличии возможности. Пыталась всевозможными ласками выведать сокровенное, так как постельные утехи развязывают язык много быстрее, чем банальные пытки. Опыт имеется.

Кривая улыбка, как признак превосходства.

О парочке своих клиентов, ведущих дела с фон Трисом, я знаю достаточно, чтобы при желание поставить их на колени, заставив целовать пальчики моих ног с искренним раболепием. Достаточно одного слова, сказанного, кому следует, чтобы уничтожить их репутацию в высшем обществе. Но пока за ними существенных грехов не водится, помимо незначительных пакостей имперской казне, нет нужды попусту растрачивать свои силы. Главное — козыри на руках имеются. Если пригодятся — использую.

Однако Диг фон Трис оказался крепким орешком.

Пошлость всякая так и лилась из ничтожного рта, тогда как о делах личного характера всегда помалкивал. Никакие наводящие вопросы не помогали и только недавно наметился прогресс, позволяющий думать, что доверие завоёвано. И пусть последняя встреча опять прошла впустую, я уже вижу слабый просвет впереди.

Поэтому, если сейчас покину обитель, не смогу к нему подступиться. Тем более в ситуации, когда на горизонте маячит холостой аристократ, способный спутать все карты. Я вроде как примирилась с прошлым. Придя в храм, запечатала панику перед реальными сексуальными отношениями в темнице разума; приняла, как данность, происходящее в алькове Красного Орана — с магической защитой внутри. Помимо прочего, в первый год обучения немереным усилием воли усмирила страх перед прикосновениями, своими и чужими, в пределах чётко обозначенной территории. Находясь под защитой местной силы я постепенно подзабыла, что существуют на душе раны, способные открыться.

Предстоящий выкуп обернётся против меня, если оставлю всё, как есть.

Холостой покупатель — потенциальный жених. Взбреди ему в голову перейти от деловых отношений к доверительным, придётся полностью открыться мужской страсти: телом и душой. Если такой день наступит, Абуш снимет интимную защиту. А остаться без неё, значит оказаться во власти чужих желаний, что равноценно возвращению к былому эмоциональному садизму, от которого закрывалась многие годы.

Вот тут и возникает немалая проблема.

Стоит забытой панике вырваться на свободу, о мести фон Трису можно попросту забыть. Без здравомыслия — возмездие обречено на провал. Человек, оказавшийся во власти эмоций, неспособен принимать трезвые решения. Поэтому слова Абонессы: «Не стоит столь остро реагировать», — не лишены смысла. Но от этого не легче.

— А, как стоит? — спрашиваю напрямую. — Реши покупатель связать наши души и тела, мне придётся… — пробирает холодок, а к горлу подкатывает тошнота. Однако выдавливаю: — Придётся выпить брачное зелье, прийти к нему добровольно, доказывая готовность вступить в союз на всю жизнь. Отвратительная перспектива!

От Настоятельницы веет строгостью. Последующие фразы авторитетны.

— Ты с самого начала знала, что такое возможно! Я предупреждала!

Передёргиваюсь, пытаясь избавиться от давящего напряжения.

— Да-да! Только кто предполагал, что найдётся придурок, которого огреет блестящая идея увидеть во мне спутницу? Уму непостижимо! — тру лоб, продолжая сидеть на корточках и блуждающим взглядом скользить по подолу чужого платья. Вверх смотреть не хочется. Хватит минувшей минуты: шея затекла ужасно.

Женщина опускается на корточки, вынуждая проявить внимание.

— Он ещё не увидел в тебе спутницу. Так? По крайней мере, спутницу в твоём понимание. Поэтому накручивать себя бессмысленно, — назидателен тон. Неожиданно суровость отступает, уголки губ приподнимаются в лёгкой иронии. — Почему сразу придурок? Насколько знаю, интеллект высок. Сомневаюсь, что спонтанность этому мужчине присуща.

Согретая неожиданной весёлостью, против воли напрягаюсь.

Сначала сочувствие с её стороны, теперь обволакивающее тепло поддержки. Что ни так с обсуждаемым клиентом? Мне серьёзно стоит опасаться предстоящего события или незачем травить нервы ядом преждевременного страха? Совсем запуталась. Но…

— Кто он такой? — пытаюсь выведать информацию. Может зря себя накручиваю? Ведь есть парочка клиентов на примете, с кем мы вполне способны ужиться, без яростного желания пустить друг другу кровь. Двое мужчин — чистые ловеласы, просто побоятся связать себя с кем-нибудь нерушимыми узами. Свобода дороже!

Когда с лица старшей сбегает улыбка, понимаю, не они. Даже воздух тяжелеет, опутывая отголосками нехорошего предчувствия. Смена настроения настолько резкая, что жуть берёт. Чувствую мурашки, ползущие по обнажённым рукам, когда спокойным донельзя тоном ставят перед фактом:

— Узнаешь в своё время, Ари. — И разговор резко свёрнут. — Сейчас я советую поторопиться в моленную, попутно вычеркнув из памяти увиденное и услышанное в иной комнате. Если решишь иначе, то не пеняй потом на тет-а-тет с чужим Абу. Спасать не стану.

А вот этого не надо!

— Уже забыла, — сообщаю поспешно. Своих проблем хватает, чтобы новые создавать. Тем более, правда, пора поторопиться. Моления важны и пропускать нежелательно, ведь благодаря им удаётся иногда покидать территорию обители, без опасения подпасть под влияние иллюзорного морока.

Во время спокойных концентраций, проходящих три раза в неделю, все жрицы создают вокруг себя своеобразный кокон, защищающий от тёмных проявлений потусторонней воли. Именно он позволяет, оставаясь вне стен обители, сохранять собственную целостность и неприкосновенность. Для меня это, как ни для кого, важно.

Поднимаюсь с корточек.

Приведя в порядок сари, избавляюсь от лишних мыслей. Необходимо завершить приготовления и на занятие поспешить, иначе опоздаю. Поэтому чуточку освежающих духов за ушки, немного эссенции на губы. Боковым зрением улавливаю, как Абонесса тоже встаёт, привычно складывая руки вдоль линии платья. В её спокойном облике проскальзывает внимательность, отмечающая каждое моё действие, плавность движений. Она словно для себя решает, стоит ли ввести дополнительные занятия по тем или иным направлениям.

Когда период послушничества остаётся позади, мы обязаны посещать три основных курса. Курс физической подготовки, включающий в себя: тренажёры, спарринги, секс-модификацию. Курс медитативной практики, основанной на молениях, позволяющих укреплять свою ментальную защиту, а так же познавать тайны порочного круга. Последнее помогает вовремя улавливать потустороннее воздействие и создавать глухую оборону посредством собранной ранее энергии. А так же курс танцевального искусства, обучающего обольщать даже бревно. Его-то теоретическую часть у нас и отменили, когда на передовую выступил Ляпо Соя со своей словесностью.

Замены периодически случаются. Не редкость.

Помимо главных занятий, храмовник или храмовница обязаны выбрать парочку индивидуальных, отражающих личную специализацию. Я остановилась на «создании зелий» и «сексуальной игре» — предмете, сдаваемом во времена послушничества на отлично, но требующем постоянного совершенствования. К нему не прибегают, пожалуй, только те, кому нет нужды спать со своими клиентами и использующих, ради претворения чужих фантазий, сильную иллюзию, дающую полноценные физические ощущения тому, кому та предназначена. Мукаи как раз из этой породы. Я же, к сожалению, подобными силами не располагаю. А жаль. Только и могу питьё своеобразное варить, чтобы клиент меньше соображал, когда необходимо. Однако на фон Триса мои зелья не действуют, будь он неладен!

Похлопав себя по щекам, довольно киваю отражению в зеркале.

Теперь молиться!

Лицо степенной дамы, стоящей позади, окутывает лёгкое свечение. Явление довольно редкое. Обычно отсвет сокрытой внутри силы можно заприметить у младших или равных по возможностям, но не у старших и многоопытных.

Интересно, Абонесса намеренно почву из-под ног выбила заявлением о выкупе? — зреет невольный вопрос. — Решила использовать проступок в отношении Рика для того, чтобы… Что? Сделать покладистой? Это вряд ли…

Старшая Жрица права, я знала, на что соглашалась, когда решила остаться в обители, где свои правила, порядки, тайная история, непонятные силы. Жизнь здесь течёт размеренно и неторопливо. Работа по графику и без сбоев. Иногда накатывает усталость, но скорее от планомерности дней, нежели моральной подавленности.

Тут комфортно.

И не только мне.

Все мы ощущаем искреннюю заботу, окутывающую, согревающую, позволяющую верить в лучшее. Особенно остро светлую силу воспринимают Вэйхи, лишившиеся семей. В храме таких много. Очень много. У каждого служителя и служительницы свои шрамы на душе, свои потери, затаённая боль. И безмолвие. Ни слова, ни звука, никакого стремления разделить сокровенное.

Одиночки.

Просто одиночки, собравшиеся в одном месте, чтобы выжить.

Поэтому я прекрасно понимаю, что назревающее событие, в виде выкупа, обжалованию не подлежит. Отказать просителю Настоятельница не посмеет, следуя местным традициям. А также доверяя выбору немереной силы, насыщающей воздух вокруг терпким ароматом, прогревающей камни, награждающей лёгким свечением каждую травинку и насыщающей жизнью горные ручьи. Её шёпот порой слышится по ночам, как самая грустная и одновременно прекрасная песня.

Песня, летящая на крыльях ветра.

Когда прислушиваешься к мелодичному переливу, трогающему лёгким дрожанием ветви деревьев и устремляющемуся к непоколебимым горным вершинам, виднеющимся невдалеке, испытываешь мир и покой, усмиряющие треволнения. Эта незримая сила — живая. Она дышит. Она всегда на страже нашей безопасности. Именно ей подчинены незыблемые порядки Храма Ану, один из которых гласит: «Абу, готовый выкупить определённую Вэйхи, появляется единожды. Сила самой жрицы призывает достойного соправителя, чтобы разделить своё пробуждение, поэтому девушке пристало принять выбор, сделанный собственной сутью…».

В здешних стенах поднять вопрос о полноценной связи способен только мужчина — идеальный кандидат на место второй составляющей: в качестве супруга или компаньона. У кого как сложится. Иным же местная магия рта открыть не позволит, дабы озвучить крамольную мысль и получить в личное пользование опытную жрицу. Не то место, не те условия, не те обстоятельства. Всё не то и не так.

Мотаю головой, отгоняя посторонние мысли.

Вместе с Настоятельницей покидаю свои покои.

Поспешно прощаюсь, и бегом устремляюсь влево, в дальнюю часть обители, где в отдельно-стоящей круглой моленной, соединённой с общей постройкой невысоким дугообразным мостиком, перекинутым через заводь, уже наверняка собираются девушки.

Только девушки.

Храмовники, как предписано по правилам, медитируют отдельно во втором похожем строении, с мраморной облицовкой и колоколом под пирамидальной крышей. Их постройка возвышается пиками на противоположной стороне обширной территории с роскошными садами и зеленеющими лугами.

Первый удар колокола оглашает округу.

Узкое одеяние замедляет движение, однако надеюсь успеть к моменту, когда благой вестник прозвонит третий раз. Тогда порог моленной переступит Эрг До — представитель иноземных святых, обосновавшийся тут свыше двадцати лет назад и обучающий Вэйхи правильному дыханию и концентрации. С их помощью мы способны формировать вокруг себя плотное магическое поле, отсекающее тёмное влияние. Для меня подобная защита единственная возможность выходить за ворота храма, не опасаясь подпасть под влияние отца. Поэтому необходимо поторопиться. Опоздание недопустимо.

Глава 3

Белокаменная дорожка огибает моленную, утопающую в благоухании цветущего сада. Звучит второй удар колокола, когда прохожу мимо розового куста с маленькими фиолетовыми цветами. Остаётся преодолеть три ступеньки. Тогда я окунусь в прохладу помещения с круглым полом и пирамидальной крышей.

На заключительном отрезке пути неожиданно обнаруживается препятствие.

— Нам нужно поговорить! — лестницу перегораживает Рик. В глазах лже-храмовника вызов. Руки сложены на груди поверх белой рубашки, заправленной в брюки аналогичного цвета. Перевожу взгляд на светлые волосы, спадающие клином до колен. Редкая длина. Не потому, что тяжесть немереная и ухаживать проблемно, просто отрастить нереально в условиях повседневного быта. Обычно только маги да магини высокого ранга, в ряду определённых умений, обзаводятся подобным великолепием, если есть желание. А так, самые длинные причёски среди них чуть ниже лопаток, а у силовиков — совсем короткие.

— О чём поговорить? — пытаюсь прошмыгнуть мимо.

Быстрый шаг в сторону отрезает путь к бегству.

— Об увиденном!

Удивлённо хлопаю ресницами.

— Я что-то видела? — ну очень сомневающиеся интонации.

Парень вспыхивает, теперь лицом напоминая лежащую на постели деву, покрасневшую до корней волос, стоило заприметить меня за полотняным укрытием. Подавляю ироничную усмешку. Так смущаться надо уметь. Маков цвет. А ведь как уверенно с клиентом препирался, не желая с мужским обликом расставаться. Ни грамма робости.

Впрочем, мне некогда размышлять о двуликом поведении лже-храмовника.

В отдалении появляется Эрг До: импозантно высокий, аскетически сухопарый, тошнотворно строгий. Мужчина средних лет, как обычно, облачён в синие шаровары и просторную белую рубаху, перехваченную широким красным поясом. Святой наставник — яркое «пятно» на фоне зелёных яблонь, которое трудно не заметить.

Необходимо по-быстрому разобраться с создавшейся ситуацией, иначе придётся выслушивать долгую лекцию о пунктуальности. Нет уж!

— Меня не волнуют твои тайны, Рик! — заявляю со всей убеждённостью, на какую способна. — Ничего такого я не видела, чтобы караулить перед занятием.

— Но…

— Никаких «но»! А теперь, посторонись! — удаётся-таки оттеснить преграду в сторону и вовремя нырнуть внутрь пропахшего благовониями помещения. Успеваю скрыться с линии обзора за мгновение до появления святого наставника на вымощенной дорожке, ведущей ко входу в моленную.

Молодые жрицы уже сидят на круглых ковриках, подобрав под себя ноги и скрестив их в лодыжках. Спины служительниц прямые, во взглядах отстранённость. Никаких разговоров — полная тишина.

Внешность у жриц крайне разнообразная. Среди двадцати семи работающих представительниц Храма Ану можно встретить миловидных простушек и истинных красоток, достойных императорского двора. В основном тут шатенки. Но присутствуют брюнетки, блондинки, рыжие, даже

флэри

, отмеченные редкой магией природы, из-за которой их вьющиеся локоны переливаются изумрудным сиянием в дневном свете и отливают серебром в ночи.

Умело лавируя среди обособившихся Вэйхи, пробираюсь к своему месту.

Занимаю последний свободный коврик и сразу принимаю требуемую для предстоящего моления позу. Так как облачение тесноватое, юбку приходится поднять до бёдер, прикрыв оголившиеся участки ног плотно сшитыми слоями шёлковой мантии, обычно перекинутой через плечо и свисающей вдоль спины.

Распрямляю плечи.

Вошедший наставник мерно перебирает узловатыми пальцами чётки.

Общий осмотр.

Убедившись, что мы все на месте, он сразу приступает к повторению основ. Напоминает себе и нам, что с превратностями жизни человек один на один. Надеяться на чудо сторонней поддержки — глупо, верить в счастливое стечение обстоятельств, выведенное магической кистью, бессмысленно. Спасение — личная заслуга. Слабость — личный проигрыш.

С последним особенно следует считаться, ибо не ведомо, когда накроет понимание собственного бессилия. Только стойкий духом человек правильно оценит ситуацию и приспособится к неблагоприятным обстоятельствам, повернув происходящее себе на пользу.

Каждое занятие начинается одинаково, но я не против.

Личная заинтересованность — лучший стимул к знаниям.

Последующие полчаса я внимательно слушаю монотонное повествование, акцентированное на понимании насколько важно сохранять собственную целостность. При любых обстоятельствах необходимо безоговорочно доверять себе, дабы в трудной ситуации принять глас потаённой души, указывающей единственно верную дорогу к спасению.

Затем мы поём.

Про себя и вслух.

Поём заученные во времена послушничества

молены

, опаляющие защитным огнём, оплетающим со всех сторон вибрирующей плотностью. Созданный кокон греет, подбадривает, наполняет уверенностью, что свобода от ненависти достижима и возмездие над Дигом фон Трисом свершится в отпущенный срок.

Когда я покидаю моленную, направляясь на новый урок словесности, в глубине души своей уверена, что мне хватит сил и смекалки отделаться от покупателя, притом таким образом, чтобы он сам отказался связываться с

Этой Вэйхи

.

…не знала я тогда, как заблуждаюсь…

До центрального зала иду неспешным шагом.

Краски мира после пения молен намного ярче, окружающие звуки прекрасней. Летнего цветения ароматы переплетаются с весёлым солнечным теплом. Улыбаюсь. На душе светло и спокойно.

Переступаю порог — прощай умиротворение.

Навстречу бежит Ороки, по обыкновению облачённый в набедренную повязку. Только в отличие от прошлой, вполне обыкновенной, эта тряпица роскошна, ибо прошита по поясу золотой нитью.

Даже желая, не скрыться от удушающих объятий, шумного вдоха у уха, словно приставала пытается запомнить мой запах.

— Вот и ты! — чистый восторг в голосе.

Терпение…

— Вот и я, — соглашаюсь.

— Мы опять вместе!

Немилосердный Рэк! Сколько же в нём искреннего энтузиазма? Хотела бы сказать какую гадость да мало порадуют последствия. Понурый Ороки — магическая бомба! Притом замедленного действия. Проходила. Знаю. Стоит его свечению угаснуть, планомерно рождается в душе такое чувство гадливости к самой себе — что жизнь не жизнь и свет не свет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К нам приближается странно озадаченный Мукаи, а вот Алзеи пока нет.

— Ты припозднился, — поддеваю едко.

В ответ пожатие плеч небрежное, словно хмурость на обычно подвижном лице не более чем иллюзия.

— Отвлекли немного. Слышал, тебя выкупают? — неожиданный вопрос сопровождён тяжёлым взглядом. Почти вижу вокруг высокой фигуры всполохи недовольства. Неужели он в старшего брата решил поиграть, выказывая озабоченность благополучием номинально обозначенной сестры? С чего вдруг?

— Слухами, как говорится… — усмехаюсь легкомысленно. Не собираюсь демонстрировать неприятие ситуации. Мои проблемы, моими и останутся.

Ороки резко хватает за плечи, чуть встряхивает.

— Покидаешь храм? — Впервые вижу на его лице столь озабоченное выражение. Не паническое, нет, а именно озабоченное.

Да, что с ними обоими не так?!

— Ороки, у меня синяки останутся, — скашиваю взгляд на вонзившиеся в плечи пальцы. Боли не чувствую, но всё равно неприятно. Впрочем, одного замечания хватает, чтобы хватка ослабла, и он отступил. Теперь стоит напротив, покусывая нижнюю губу. Похож на потерянного ребёнка. Давлю вздох. — Нет нужды за меня волноваться, — заявляю прямо, ударяя раскрытыми ладонями по груди каждого. — Ситуация под контролем!

— Уверена? — пытливое изучение со стороны Мукаи.

Подтверждаю слова уверенным кивком, и атмосфера разряжается.

Правда третий присутствующий, мой воздыхатель по призванию, замыкается в себе, отгородившись стеной, о которой не подозревала. Всегда считала его открытым, а сейчас мысль закралась, что на виду ни то, что по содержанию. Простоват, конечно, однако вряд ли идиот. Среди храмовых слабоумием никто не страдает.

Стоим мы, значит, ждём наставника и четвёртую в нашей группе. Никто рта не открывает, что непривычно. Ороки сложил руки на груди и созерцает пол под ногами, тогда как Мукаи то и дело поглядывает в сторону входа, через который должна прийти Алзея. Когда девушка всё-таки появляется, влетев разъярённой фурией, повисшей тишине приходит бесславный конец.

Пролетев с ветерком половину зала, храмовница с размаху влепляет Мукаи пощёчину. Гулкое эхо отражается от стен.

Я удивлённо наблюдаю за всем происходящим, особенно за пострадавшей стороной, не соизволившей ответить на «приветствие». Вместо этого по губам храмовника расползается самодовольная ухмылка. За такую прибила бы, не задумываясь.

— Славно… — потирает он подбородок, задевая большим пальцем краснеющий отпечаток, становящийся ярче с каждой секундой.

— Что это значит? — змеиное шипение.

— Ну-у… — высокомерный хмык, и изучение девушки с ног до головы. Взгляд словно раздевает, притом намеренно оскорбительно.

— Сволочь!

— Ой ли, — насмешливо-ядовитое. — Где ваши манеры, леди? Вэйхи, и так груба!

— Ради тебя манеры можно послать в бездну! — повторный замах.

Рука перехвачена, резкий рывок. Алзея прижата к широкой груди.

— Будет сопротивляться. Прими неизбежное и смирись с обстоятельствами.

— Обстоятельства, — ощутимая ненависть, — это неожиданное стечение событий, имеющее место быть без постороннего вмешательства. Ты же… ты же… — от возмущения она не может подобрать достаточно ёмких слов, чтобы выплеснуть снедающую изнутри ярость.

— Я же, что?.. — жёсткие пальцы пленяют упрямый подбородок. Дышащее праведным негодованием создание подтянуто ближе. Мужские губы почти соприкасаются с женскими. — Хочешь оспоришь выбор? Рискни! — обжигающий сарказм, от которого даже у меня, стороннего наблюдателя, мурашки по спине ползут.

Глаза Алзеи расширяются, снова суживаются.

— Мерзавец! — пинок в мужскую голень и громкий вскрик, так как обута она в сандалии из мягкой кожи.

Алзея растирает пострадавшие от удара пальцы одной ноги о другую и зло сощуривается: «Во всём виноват этот гад!», — явственно читается на утончённом лице, впервые на моей памяти потерявшем внешнее спокойствие.

Садист в лице обвиняемого самодовольно хмыкает.

Ороки, внимательно оглядев непримиримую пару, решает вмешаться.

— Уймитесь, оба! — встаёт между ними, расталкивая в разные стороны. — Из-за чего сцепились? — спрашивает серьёзно. Никогда таким собранным не видела. Что с ним творится? Совсем на себя не похож. Где подтрунивания, улыбки, шутливый тон? Будто подменили. Неужели так странно сторонние проблемы влияют? Откровение…

Мукаи ироничен до нервного тика:

— У неё, наверное, то-самое-женское.

Алзею буквально подбрасывает от гнева. Руки сжимаются в кулаки. Дай волю — пустит в ход.

— Тёмный мир тебе в подарок! — шипит храмовница. А затем отвечает по существу: — Он меня выкупил! Этот презренный мерзавец!

После яростного заявления повисает гробовая тишина, нарушаемая громким:

— Что сделал?! — первая прихожу в себя.

Конечно, мужчины-храмовники иначе себе пару находят, чем мы, но не слышала я, чтобы с местными девушками союз образовывали. Вот ни разу! А если учесть, что кто-то тут у нас сам выкупленный, то озвученная истина проистекает из полного бреда. Такого быть не может, потому что быть не может! Или я ошибаюсь?

Алзея цедит по слогам:

— Он… меня… выкупил…

Могу поклясться, она готова разрыдаться, но не позволит себе столь низко пасть.

— А клиентка? — задаю вопрос виновнику идиотизма. — Ты ей принадлежишь? Нет? Может временный союз? Хотя браслет… — опускаю взгляд на его щиколотку с украшением. Вещица подтверждает полное обладание.

Мукаи невозмутим.

— Она не возражает.

После высокопарного заявления, произнесённого скучающим тоном, становится искренне жаль жертву выкупа. С этой отстранённо-высокомерной девушкой я близко не общалась, лишь временами встречая на общих занятиях, однако прекрасно понимаю, каково ей сейчас. Сама в таком же положении, пусть до сих пор не знаю, кто покупатель. Если повезёт так же, как ей — лучше в прорубь!

Алзея и Мукаи вечно на ножах: обоюдоострых, разящих, противоборствующих. Всем в обители хорошо известно, что, если эта парочка оказывается в одном помещении, рано или поздно рванёт, мало не покажется. И тем сложнее понять, чем руководствовался служитель, выкупая врагиню? Непонятно и то, как этих двоих, со столь сложными характерами, свела местная сила? Без неё никак.

Сонм вопросов прерывает намеренно громкое покашливание. Когда у ангельской статуи замечаю Ляпо Сою, то улавливаю во взгляде его сожаление столь сильное, словно нами упущено великое знамение всевидящего просветления.

— И что мне с вами делать? — вздыхает он удручённо. Приближается шаркающей походкой, пристально оглядывая каждого. Хмурится сильнее. Вздыхает повторно. — Знаете, почему сегодняшняя словесность, в отличие от предыдущего занятия, сразу после молений назначена? Ибо в день недавний я осознал, что без душевного спокойствия толку не будет. Спокойствия, — произнесено по слогам. — Понимаете? А это что? — круговой взмах рукой, охватывающей, для меня еле заметное, дрожание воздуха, порождённое недавней демонстрацией эмоциональной взвинченности. — Как с таким материалом работать? Как?! — серчает наставник, качая головой. Закрадывается мысль: он сам не рад, что сменил кухонную утварь на магическое преподавание. Второй раз подряд поэтика в пролёте.

— Вы отменяете занятие? — прозорлив Ороки. Он явно желает поскорее уйти. На меня не смотрит в ожидании ответа.

Подобная отстранённость и то, что стоит он на расстоянии пары шагов, а не жмётся вплотную по обыкновению, сильно удивляет. Оказывается, я привыкла к прилипале, и такая вот намеренная отчуждённость эмоционально задевает. В груди что-то сжимается, возникает острая боль. С чего бы мне так переживать? Воистину странно.

Ляпо Соя колеблется недолго.

— Отменяю. Что плохо. Следующая встреча состоится не скоро.

— Покидаете нас? — спрашивает Мукаи. Он отвернулся от сдерживающей возмущение «покупки», намерено выказывая полное пренебрежение.

Глянув на задавшего вопрос храмовника, затем переведя взгляд на вспыхнувшую Алзею, наставник в очередной раз вздыхает.

— Почему сегодня? Завтра нельзя было выкупить? Эх, молодёжь. Всё торопитесь. Лезете на рожон, не ведая своей судьбы, — степенное ворчание. — И, да, покидаю обитель. Дела за морем. Важные. Как разберусь, так сразу каждого из вас отыщу. Без меня пропадёте. Да-да, пропадёте, малые да необученные и мира не знающие… — опустили наш жизненный опыт ниже некуда. Теперь мы не просто дети, а совсем «малые».

Что за странные намёки на судьбу-злодейку? С чем нам справляться придётся? К чему занятия по словесности должны были подготовить? Если они столь важны, как способно помешать их проведению «дрожание воздуха»? Ерунда!

Только некто думает иначе.

Ляпо Соя кажет нашему квартету на выход, а сам направляется в противоположную сторону.

Второй раз за сутки покидаю зал ни с чем. Только на этот раз выхожу спокойно, тогда как Алзея вылетает молнией: стремительно и чётко по выбранному курсу. Заблаговременно знаю, куда её понесло. К Настоятельнице. Наверняка надеется, что удастся отделаться от неожиданно свалившегося союза, да ещё с тем, кого с первого дня знакомства терпеть не может. Впрочем, зря старается. Разговорами делу не поможешь. Необходимо самостоятельно действовать, отвращая нежелательный выкуп. Иначе с крючка не сорваться.

***

Последующая неделя проходит в трудах. Непривычных, но необходимых. Раскусить личность покупателя, увы, не удаётся, хотя прилагаю немало усилий для разоблачения. Всех появившихся в течении семидневного периода опаиваю, капнув в алкогольное немного

соросто

— сбора из трёх растений: эквалии, лавастры и геолиастрии, позволяющего развязать язык и выведать необходимое. Но неизвестный смельчак так и не найден. Видимо он из тех, кто приходит ненормированно, или из троицы, по делам имперской важности на месяц, лишившей себя удовольствий. В том числе Диг фон Трис.

В результате, разочарованная, но улыбающаяся, расхожусь по-дружески с остальными клиентами, предвкушающими новизну. Как раз через месяц несколько послушниц выпустятся и займут освободившиеся места: моё, Алзеи и Рика.

Оказывается,

альтор

— так называемый оборотень, забирает своё двуликое чудо, а Мукаи решает съехать, прихватив приобретение, продолжающее яриться и явно находящееся в шаге от убийства, если представится такая возможность. Разговор с Абонессой, как водится, желаемого результата не дал и ей пристало смириться с неизбежным.

Про себя фыркаю.

Не могу представить Мукаи и Алзею вместе. Поубивают друг друга с большей вероятностью, нежели сойдутся. Впрочем, это их сложности. Мне пристало со своими проблемами разбираться.

Сегодня тот самый день, когда увижу

Его.

В ожидании неизбежной встречи, избиваю манекен. Выпускаю пар, чтобы совладать с эмоциями и не взорваться раньше времени, когда назад дороги не будет. Своеобразная тренировка проходит без травм. На этот раз защищена мягкими наколенниками, нарукавниками, обувью жёсткой, ибо не желаю калечиться, а ударить вот так и эдак — блаженство немереное.

Полтора часа «спарринга» и направляюсь в душ.

Смываю пот под тугими струями воды, затем возвращаюсь в свои покои. Плотно закрыв дверь и повернув ключик в замке, прохожу в гардеробную. Тут щелкаю потайной задвижкой и проскальзываю в небольшое круглое помещение — мою личную святыню. На полочках упорядоченно стоят всевозможные коренья, сушенья, призванные при должном смешивании образовывать желаемые зелья или магические порошки с неожиданными свойствами.

И так, приступим.

Перво-наперво использую синий пепел сгоревшего в перерождении Феникса. Купила у одного купца, гостившего однажды в нашей обители. Отвинтив крышку, мерной ложечкой поддеваю необходимое количество, стряхнув затем небольшую горку в глубокую глиняную посудину с волнистой поверхностью. Дно магической чаши вспыхивает лёгкой светящейся дымкой, поглотившей порошковую субстанцию.

Довольно кивнув, беру жёлтую пыльцу сон-цветка. Это растение цветёт всего сутки, поэтому немало заплатила, чтобы приобрести небольшой флакончик размером с мизинчик. Зато малые крупинки, в сочетании с пеплом огненной птицы, образуют интересную смесь, отвращающую нежелательных личностей. Мне в помощь.

Планомерно перемешиваю компоненты, думая о неизвестном покупателе, и общая масса приобретает вид геля.

Готово!

Убираю ингредиенты на прежние места.

Вернувшись к чаше, поддеваю пальцем вязкую субстанцию. Оцениваю степень прозрачности. В меру мутная, значит норму отдельных компонентов не превысила.

Прекрасно.

Теперь ещё пара необходимых действий и можно в путь.

Коварная улыбка не сходит с лица, пока в оголённые участки плоти втираю прохладный гель. Ни одной части тела не упущено: лицо, шея, ключицы, руки, стопы и то, что выше, — всё обработано, ничего не забыто.

Завершив помазание, начинаю усиленно махать руками, повышая кровообращение. Становится жарко до невозможности.

В замкнутом пространстве помещения мгновенно распространяется отвратительная вонь, которую не уловить обычным обонянием, однако на ином уровне восприятия — пожалуйста! Когда человек нужный вдохнёт пары, обвившие меня лёгкой дымкой, то познает всю силу непреодолимого желания сбежать, как можно дальше. Причина проста. В нём вспыхнет неосознанное отвращение ко мне любимой, противостоять которому будет не в состоянии. Только Некромант, очень сильный маг или Дракон могут нос своротить, ощутив не более чем неприятный запах. Но такие женихаться не станут, не столь высокого полёта я птица.

А с обычным вопрошающим не составит труда разобраться, так как примитивные, инстинктивные, неосознанные порывы — у такого наверняка довлеют над здравомыслием. Человек предсказуем, да! Вот и отвратим клиента действенным отворотом. Если сам откажется от задуманного, с меня спрос невелик. Буду свободной!

С довольно воодушевляющей мыслью, через час с небольшим, направляюсь в кабинет Абонессы, куда велено явится сразу, как колокол пробьёт пятый удар после полудня. Иду, не торопясь, почти семеня по устилающему коридор ковровому покрытию. Широкий шаг всё равно не получится, столь узка длинная юбка, достигающая пола, поэтому нет нужды торопиться.

Однако нервничаю.

Суетливо одёргиваю низ кофточки из многослойного батиста. Косой крой оголяет левое плечо, а белые перья по подолу чуть дрожат под лёгким дуновением влетающего через открытое окно ветерка.

Из обуви на мне удобные шлёпки на деревянной подошве, чуть постукивающей при ходьбе. Это мерное «тук-тук» позволяет чуть расслабиться и не думать о плохом.

Следует верить в собственные силы! Отворот подействует, иначе никак! — чистое самовнушение, позволяющее держать себя в руках. Дыхание размеренное, спокойное, никаких панических срывов. Свободный вдох, такой же свободный выдох. Однако, стоит повернуть в небольшой закуток и поравняться с нужной дверью, пульс даёт болезненный сбой.

Из-за закрытой двери неожиданно долетают слова Абонессы:

— Если вы уверены, господин фон Трис… — фраза резко обрывается. Либо защита возведена от случайных любопытствующих, либо женщина перешла на неразличимый шёпот.

Впрочем, неважно.

От одного упоминания имени барона встаю, как вкопанная.

Фон Трис? Меня хочет выкупить этот презренный гад?

Шать.

Приваливаюсь к стене, холодный пот покрывает всю. Начинает трясти. Смена ужасающих картин прошлого проносится в мгновение перед глазами и вдруг резко оглушает звенящая тишина. Тошнота подкатывает к горлу. Приходится зажать рот рукой, пытаясь сдержать рвотные позывы. Одно дело находится под опекой обители, одновременно стремясь добраться до мерзавца. Но оказаться без защиты, да ещё на его территории? Нет уж! Никогда! Буду бороться насмерть!

Глубокий вдох. Приказ ногам не дрожать.

— Я справлюсь… справлюсь… справлюсь! — шепчу под нос, словно заклинание.

Релаксирую, представляя приятное, как учил Эрг До.

Яркие солнечные лучи, скользящие по разноцветию местного сада, освещают сознание. Красота, открывшаяся разуму, разгоняет плотный мрак, на мгновение пленивший душу.

Так-то лучше.

Не позволю панике главенствовать и решать за себя, что делать!

Буду сильной!

Ради себя!

Ради Эйи!

Преодолею страх, переступлю через сомнения и сыграю отведённую роль на своих условиях. Пусть собираюсь отпугнуть фон Триса, всё равно доберусь до него когда-нибудь. Главное сейчас сохранить дистанцию, не позволить ему получить власть, которая лишит самоуважения. Моя жизнь принадлежит мне! И никому я не позволю диктовать условия, противоречащие собственным устремлениям!

Коротко постучав, решительно открываю дверь. А переступив порог, невольно щурюсь, так как после сумеречного закутка оказываюсь в плену слепящего солнечного света, льющегося из окна, на фоне которого видна высокая мужская фигура. Лишь тёмный силуэт, однако видимых очертаний достаточно, чтобы понять, это не Диг фон Трис.

Тогда, кто?

Шуршание справа. Абонесса перебирает какие-то бумаги. Вот она поднимает голову, внимательно меня оглядывает, как будто недовольно качает головой. Поднимаясь из-за стола, степенно кладёт ладонь на ладонь вдоль линии юбки.

— Ари, — начинает выдержанным тоном, — этот мужчина, господин фон Трис, отныне связан с тобою крепкими узами. Надеюсь, со временем они станут истинно нерушимыми и даруют желаемое каждому из вас.

Непроизвольно передёргиваюсь. Коробит от чего-то и вылетает резкое:

— Фон Трис? Что-то не похож! — уж не знаю, огорчаться или радоваться сему факту. С одной стороны, хорошо, что насмерть сражаться не надо. С другой, странности нарисовались и притом необъяснимые.

Мужчина отступает в сторону от окна, позволяя узреть небывалую надменность.

— Естественно, я не Диг фон Трис! По отцу давным-давно виселица плачет! — ледяное презрение, от которого мурашки по спине бегут врассыпную. Колючий взгляд прожигает насквозь, до холодка вдоль позвоночника поливая тоннами высокомерия. — Впредь советую нас не сравнивать! А также забудьте о роли подстилки в его кровати! — оскорбительно и подобно пощёчине.

Качнуло от неожиданности. Ну и хам! Накрывает волна гнева.

— Подстилка? Вы знаете, где находитесь? — еле контролирую голос, чтобы не перейти на крик. Если сорвусь сейчас, сама окажусь в невыгодном положении.

«Дыши Ари, дыши!»

Покупатель оглядывает с ног до головы.

— Я зрячий, насколько могу судить. Прекрасно вижу, на какие радости он позарился…

Высокомерный тон порождает удушающую ярость. Чтоб бездна его побрала!

— Тогда…

— Тогда пристало смолчать! — затыкает мне рот. — Стоять, тихо слушать, не выказывая отвратительных манер. И эта вонь… — цедит клиент, поморщившись, а зрачки на мгновение суживаются и становятся вертикальными. — Следовало подумать дважды, прежде чем мазаться всякой дрянью! Так и тянет содрать все тряпки и ёршиком поскоблить! — в кабинете ощутимо завихряется воздух, давая понять неприглядную действительность. Меня выкупает Дракон. Притом из тех, с кем враждовать — себе дороже.

Скрежещу зубами, узнав голос и этот тон…

— Вы… клиент…

Перебивает на полуслове.

— Бесподобная дедукция!

Да чтоб он своим сарказмом подавился!

— Я для вас танцевала? — упрямо гляжу в сузившиеся глаза. И вдруг понимаю, что в некоторых ситуациях лучше помалкивать.

— Крайне отвратительно, надо заметить! Ни грации, ни чувственности!

До боли вонзаю длинные ногти в ладони. Терпим.

— О, теперь понятно. Именно поэтому готовы выкупить? — выдавливаю милую улыбку. — Если от танцев столь перевозбудились, достаточно было доплатить!

После столь неэтичного замечания, молча наблюдавшая за спором Настоятельница решает вмешаться.

— Ари! Прояви уважение! — строг её голос.

Дракон призывает не вмешиваться.

— Оставьте, Леди Абонесса! — подобие улыбки. — Пускай бесится. Мне не впервой укрощать строптивых! — очередное саркастическое замечание.

Воистину готова вцепиться в аристократическую физиономию, расцарапав от всей души! Ярость переполняет, бурлит внутри, требуя выхода. Какого мракобесия! Почему мою жизнь снова вверх-дном переворачивает фон Трис? Только другой. Сын, он сказал? А у первостепенного гада такой завалялся? В каких закромах деревенских хочется знать? Впервые слышу, что у барона есть дети!

— Вы бастард? — цежу, не подумав. Но не жалею, нет. Оно того стоит.

Желваки на мужском лице дёрнувшись, застывают. А аура вокруг мощной фигуры так просто убийственная.

«Удар достиг цели. Прекрасно!» — злорадствую от души.

***

Абонесса садится обратно за стол, понимая, что нет смысла вмешиваться в набирающую обороты перепалку. Такое взрывоопасное притирание не редкость в стенах обители, так как большинство жриц испытывают конфликт интересов, встречаясь после выкупа со своей парой. Поэтому есть время заняться бумажной волокитой, а когда эти двое успокоятся, продолжить прерванный разговор.

Секундная задержка заинтересованного взгляда на темноволосом мужчине, попросившем представить его Ари, как фон Триса, хотя на деле имя другое. Довольно странная конспирация, если на то пошло. Зачем использовать данные ненавистного отца, о родстве с которым знают единицы? Она сама входит в круг доверенных лиц лишь потому, что приходится тётей по материнской линии мрачнеющему прямо на глазах магу.

Уголки губ слегка приподнимаются в секундной полуулыбке.

Кто бы мог подумать, что когда-нибудь удастся вновь увидеть племянника на взводе? Рядом с Ари он много живее, чем обычно. С той первой встречи пять лет назад, пошатнувшей хвалёное хладнокровие и по сей день, только подле неё проявляет обычно подавляемую эмоциональность.

Пересеклись эти двое на сутки, когда будущая послушница ночевала у Настоятельницы перед первым испытанием в обители. Но девушка не помнит давнего столкновения, а он не может забыть. И в плену внутренних несмолкающих противоречий, овладевших давным-давно и не дающих покоя, не желает видеть очевидных вещей.

Пусть.

Рано или поздно ему придётся взглянуть на происходящее под другим углом и перестать бороться с возникшим притяжением. Не только ему, но и Ари. Зов жрицы — не минутная прихоть. Внутренняя сила точно знает, кого приманить и с кем связать судьбу своей владелицы.

Абонесса много раз наблюдала за формированием союзов и пусть иногда печаль покрывала черты очередной пробудившейся Вэйхи, превращая носимую силу в подобие чумы, разящей всех без исключения — подобные случаи носили единичный характер. Обычно за неожиданными срывами и силовым безумием стояли почитатели тёмного полумесяца, с недавних пор называемые Крувы. С ними высшие представительницы Храма Ану, о которых известно немногим, сражаются, оставаясь в тени, на протяжении нескольких сотен лет.

Они — это единый щит, прикрывающий от страданий.

Они — это проснувшиеся

Эрь

обрётшие истинное единство со своими избранниками.

Они — это сила, питающая всё вокруг и насыщающая окружающий мир жизнью.

А Вэйхи — всего лишь спящие или потерявшие себя носительницы определённой магии. В обители всех девушек так называют, ибо сила внутри них ещё нестабильна и, вырвавшись на свободу до полного подчинения личной воле, принесёт немало бед и страданий.

Крайне неблагоприятные перспективы.

Взгляд медленно переведён на девушку, возмущённо поджавшую губы на очередное замечание оппонента.

Ари…

Её судьба сложнее, чем у других. Будучи подростком, она оказалась в водовороте тьмы, с которой сражаются

Эрь

. И выстояла. Не сломалась. Продемонстрировав немереную стойкость и небывалое мужество. Поэтому хорошо, что рядом с нею отныне будет сильный маг. Тем более маг, способный помочь осуществить возмездие и одновременно уберечь от мучений, когда прошлое вновь заявит о себе со всей жестокой необратимостью.

***

Так и хочется отступить на шаг под испепеляющим взглядом мага.

Однако стою на месте.

Буду стоять, чтоб пусто ему было!

На провокационный вопрос мужчина не отвечает. Глядит зло, молчит. То ли коварный план словесного возмездия вынашивает, то ли решает: «Душить? Не душить?». По резким чертам лица вижу, что готов на убийство, хоть сейчас.

Когда давящая тишина начинает выматывать, образчик этичности выдаёт:

— Боишься залететь от выродка?

Ну, всё, понеслась родимая! За живое задела, придётся расплачиваться!

— Не особо, — оглядываю с ног до головы, как он в первые минуты знакомства. — От такой укомплектованности желания не возникнет. Какие дети? Дотронуться… брр!..

Хватила лишнего. Сильно хватила!

Бросим взгляд по периметру, убеждаясь в непреложности сего факта.

Под потолком тучи грозовые, разбрасывающие молнии вдоль стен. Откуда взялись, раз интерьером не предусмотрены? Правильно, от этого! Мужчины видного, с внешностью презентабельной, породистым лицом, надменной посадкой головы, выдающей высокородное происхождение; облачённого в дорогие одежды, которые не по карману даже мне. Зарабатываю хорошо, но до магических тканей, из которых сшит его приталенный костюм, как до вселенских мощей в три шага! Поэтому ничего удивительного, что он оскорбился и каменное изваяние теперь напоминает.

Настолько заносчивый тип, что даже мысли не допустит извиниться.

Первый начал кидаться оскорблениями? Правильно, первый! Я же просто эстафету подхватила. Молчать, когда собеседник столь словоохотливый? Не бывать такому!

Скрестив руки на груди, жду. Начинаю понимать, что грызться можем до бесконечности. Если подумать, единственный, кто способен пошатнуть профессиональную сдержанность жрицы — это он. Даже перед Дигом фон Трисом всегда удавалось сдерживать негативные порывы. Но клиент, постоянно сидящий в тени и бросающий неприятные эпитеты в адрес моих танцевальных навыков, доводил до белого каления неоднократно. Раньше на него не набросилась, думаю, по одной причине: лица не видела. А ныне вот вижу, высокомерное, ускоряющее сердцебиение, и придушить-то как хочется заносчивую персону.

Вонзаю пальцы в кожу рук, сдерживая порыв. И вдруг задумываюсь.

Непонятные вкусы у личной силы, которую в глаза ни разу не видела, но Абонесса уверяет — есть! Зачем сдался высокомерный, самонадеянный… В общем, вот этот мужчина, готовый испепелить на месте и охаять прилюдно? Ведь должно в моей душе распрекрасной присутствовать чувство самосохранения? А как о выживании рассуждать, если взаимное четвертование — мечта основополагающая?

Странно. Очень странно.

Чтобы выглядело ещё страннее, отворачиваюсь от особы аристократической и, шагнув вправо, степенно занимаю одно из двух кресел, стоящих напротив массивного стола. Разглаживаю несуществующие складочки на узкой юбке. Затем ручки цивильно на колени складываю, во всей красе демонстрируя деву скромную и неконфликтную.

Настоятельница отрывается от чтения свитка, судя по печати в форме феникса, из местного магистрата. Сначала пристально глядит на меня, спокойную и сдержанную, затем переводит взгляд за спину, где тишина повисает немереная. Грозовой фронт под потолком тает, молнии утихают и с тихим «пуф!», там, где сгруппировались в шарики, полностью рассеиваются.

Скрежет ножек по полу и мужчина молча опускается на бежевую поверхность кресла, слева от меня. Закинув ногу на ногу, прямо глядит на Абонессу, выражая готовность обсудить условия, на которых совершается выкуп. От высокородной персоны веет непробиваемой невозмутимостью, словно не он только что сыпал неприятными словами, демонстрируя манеры портового грузчика.

Поджимаю губы, но тут же расслабляю, скрывая неприятие. На сегодня придётся признать поражение, так как поливая друг друга оскорблениями, взаимопонимания не обрести. В ряду складывающихся обстоятельств, какое-никакое оно нам не помешает. Сдаётся мне, избежать выкупа не удастся. Поэтому пристало пойти на компромисс. Спокойно выслушать о собственных обязательствах. Принять, как данность, обязательства иной стороны. Ведь всё происходящее — просто работа. Дракон — ещё один клиент, пожелавший Вэйхи.

И она у него будет!

Правда, никто не помешает сделать всё от меня зависящее, чтобы мысли о женитьбе его не посетили. Не позволю страху за свою честь увести от первоначального курса возмездия.

Гордо выпрямляю спину.

Наискось изучаю высокомерный аристократический профиль.

Не понимаю…

Зачем на длительный срок связываться с человеком, вызывающим отвращение? Если судить по услышанному ранее, мужчина довольно предвзято ко мне относится. Из-за Дига фон Триса? Или имеется иная причина? Он даже не пытался сгладить острые углы отвратительного характера при обмене любезностями.

Переплетаю пальцы, покоящихся на коленях рук.

Не будем лукавить. Тоже хороша. Сорвалась.

Покупатель не виноват, что зов приманил.

Не виноват, что рушит мои планы.

Много он о них знает?

Морщу нос.

Всё-таки не стоило говорить гадости, тем более называть бастардом. Неэтично это и довольно жестоко, ведь родителей не выбирают. Знаю по опыту.

Тогда почему яростные эмоции в душе не успокоятся?

Понимаю, что глупо злиться и злить, но некая импульсивная часть меня, ранее незнакомая, елозит в предвкушении нового лобового столкновения. Ребёнок внутри проснулся? Хочется задеть мага за живое? Отомстить?

Лёгкий озноб вдоль позвоночника, как признак отрицания.

Нет, это не месть. У той совсем иной привкус. Отвратительно-мерзкий, ядовитый, холодящий кровь по ночам, когда почти до рассвета не удаётся сомкнуть глаз. Это тёмное чувство пропитано устрашающими шепотками полночного ветра, гонящего вдоль пыльных дорог перекати-поле; смещающимися тенями, тянущимися вослед, вдоль линии тротуара, за случайным прохожим. Это чувство сливается с гулким эхом недовольных горных водопадов, часто становящихся свидетелями последнего полёта отчаявшихся самоубийц. Вода всё помнит, особенно вода, умеющая «летать».

Наиболее часто люди расстаются с жизнью, прыгая с подвесного моста, перекинутого через водопад «Граррибтт». В бурлящих недрах у самого основания великана, тянущегося к небу боковыми возвышенностями, погибло немало молодых и старых, чьи души века скитаются вдоль берегов, некогда принявших из воды искалеченные тела.

Мотаю головой.

Куда-то не туда меня понесло.

Настоятельница выпрямляется на своём месте, хотя и так прямее некуда.

— Нам пора обсудить права и обязанности сторон. Так как речь пойдёт о выкупе, на данный момент исключающем формирование супружеской пары, мы сосредоточимся на стандартных пунктах контракта между Вэйхи и Абу. Срок его действия — год. Этого времени должно хватить, чтобы вы пришли к согласию, позволяющему мирно разойтись и жить каждому своей жизнью, без возможности образовать пару с кем-то другим, либо создать нерушимый союз сердец и душ.

— В конечном итоге мы придём к расхождению путей, — заявляю со знанием дела. Просто не могу представить иного исхода.

Видимо только я страдаю отсутствием воображения.

Сухой тон мага отдаёт небывалым превосходством.

— Не стал бы загадывать.

Плавно оборачиваюсь, подавляя стремительность. Внешнее достоинство блюдём и не дёргаемся.

— Вы воспылали ко мне небывалой страстью? — демонстрирую откровенный сарказм, призванный смутить оппонента.

Увы, кремень! Глядит прицельно прямо в глаза. Бросает лаконично:

— Нет! — Будто презрением плюнул, чтобы бездна его побрала!

Позволяю себе рассмеяться, прикрыв рот ладошкой.

— И всё равно верите в союз сердец и душ? Как наивно!

— Знаете, Ари… — впервые называет по имени. Сидит весь такой расслабленный, что барин перед простолюдинкой. — Не имея никакого представления о собственных силах, в моём мире вы не более чем наивное дитя, оказавшееся на пороге неизведанного. Поэтому будьте благодарны за возможность попасть под крыло мага. Притом сильного мага! — сделано ударение на слове «сильного».

А с самомнением у него всё в порядке… — мысль на грани возмущения.

Прежде чем успеваю сообразить, с языка срывается:

— Хотите поклонения? Ну-ну… — ладонью оглаживаю юбку от бедра к колену с той стороны, с которой ему наиболее виднее. Придаю голосу оттенок лёгкой томности. — Подумайте вот о чём, Мистер Дракон. Вы удостоены внимания настоящей жрицы Храма Ану. Притом внимания долгосрочного, становясь единоличным владельцем «золотой рыбки», исполняющей сокровенные желания, — посылаю воздушный поцелуй, игнорируя сигнал тревоги, зазвеневший внутри. Вот точно себе могилку рою провокационным поведением, поэтому необходимо в срочном порядке исправлять допущенный промах. Перехожу на обыденный тон, убирая всякий налёт игривости. — Так что будьте благодарны за оказанную честь и смирите чувство собственного превосходства!

Уголки мужских губ неожиданно приподнимаются в подобие улыбки.

— Значит, мы равны? Бесподобно! И… хм… золотая рыбка? — ни то фырк, ни то смешок. — Буду иметь ввиду, многоуважаемая жрица. Скорый аквариум вам наверняка придётся по вкусу, — откровенно издевается.

Ну, знаете!

Прежде чем колкая шпилька, вертящаяся на языке, обретает свободу, вмешивается Абонесса.

— У меня встреча с другой парой приближается, поэтому узнавать друг друга будете позднее и наедине. Вернёмся к насущным делам! — почти приказ. Убедившись, что спорить мы не намерены, женщина продолжает. — Итак. Обязанности сторон. Ари, — глядит Настоятельница строго, — соблюдаешь привычный договор. Господин фон Трис сам сообщит о желаемом проявлении внимания: либо танцы, либо что-то другое, не выходящее за рамки известной морали.

Значит, ничего нового.

— Раньше он только танцами ограничивался, — сообщаю авторитетно.

И не заставляет себя ждать ложка дёгтя от покупателя.

— Раньше и сейчас — разные вещи!

Разные? Ну, ладно. Выказываю заинтересованность.

— То есть постель в обозримом будущем планируется?

С защитой стерплю. Стонать для виду умею. С высокомерным типом справлюсь. Клянусь! Пусть бесит жутко, но выдать вершину экстаза профессионализма хватит!

Вздохнув, Абонесса продолжает, не позволив услышать ответ.

— Со стороны господина фон Триса следующие обязательства: полное обеспечение, свободное посещение обители по необходимости, вывод в свет…

— А это зачем? — резко выпрямляюсь, пусть слышала раньше о подобной необходимости. И всё же хочу понять, с какой стати магу вводить меня в своё окружение? Может отцу желает нос утереть?

Настоятельница продолжает, игнорируя вопрос.

— Одно из главных условий: силовая поддержка в период пробуждения силы. Да, Ари, — кивает на мой удивлённый взгляд. — Только старшие знают, что выкуп происходит прямо перед первым выходом из сна. Он является наглядным показателем намечающегося прироста потенциала. Фактически зов приманивает в пару человека, способного помочь справиться с грядущими всплесками, иногда малоприятными.

— Значит, у меня всё же есть сила? Какая? — непроизвольно напрягаюсь.

В обители ходит немало слухов о периоде пробуждения. Некоторые отдают откровенной горечью, иные неуёмным весельем. У каждой Вэйхи ситуация складывается своя, индивидуальная, и последствия так же индивидуальны. Однако оказаться в числе измученных, обессиленных, психически неуравновешенных девушек, прибывающих в полном разладе с самими собой, нет никакого желания.

Так что иначе глядим на мага.

Нет, я не принимаю его чрезмерное высокомерие и мириться с паршивым характером не собираюсь. Однако, если говорить о советах магического плана, — грубить не стану. Жизнь и спокойствие дороже. А они будут балансировать на опасной грани, стоит проигнорировать советы более опытного наставника, чьи наглядные способности, пусть только часть из них, удалось увидеть пару раз.

— Все храмовницы обладают силой, Ари, — сообщено назидательным тоном. Мне прозрачно намекают не заострять внимание на известных фактах и сосредоточиться на главном. — Так как тебе понадобится поддерживать личную защиту за пределами обители, во владениях господина фон Триса имеется моленная, созданная по светлым стандартам и тёмным приспешникам туда хода нет. Поэтому, оказавшись в безвыходной ситуации, всегда помни, что там ты можешь укрыться.

— Неужели ситуация столь плачевна? — спрашиваю напрямую, сдерживая внутреннее беспокойство. Не иначе проблем становится больше.

Переплетаю холодные пальцы, чуть сжимаю, унимая нервную дрожь.

Видимо, Абонесса намекает на возможную встречу с отцом. Она ненавязчиво предупреждает, что, оказавшись за пределами храма на длительный срок, я становлюсь прекрасной мишенью. И, если понадобится безопасное место вблизи нового пристанища, моленная — лучший выбор.

— Мне неведомо будущее, Ари. В нашем случае лучше перестраховаться, нежели недосмотреть. Так что раз в неделю будешь посещать Абуша, способного распознавать ненавязчивое влияние извне, которое Дракон или сильный маг не заметит по причине настроенности на более масштабные отпечатки постороннего присутствия. Поэтому перед отъездом зайди в магическую и пусть наш целитель проведёт первую плановую проверку, чтобы было с чем сравнивать впоследствии. Поняла?

Согласно киваю, поддерживая такое решение. Спорить нет смысла, разумный подход.

И всё же, очень тревожно на душе.

За пределами обители ожидают перемены, неизвестно к чему ведущие.

Я возвращаюсь в

мир-по-ту-сторону

, принёсший немало горечи.

Совсем скоро ступлю за врата, оставив позади многолетний приют, даровавший светлую надежду. Снова останусь наедине с давящим прошлым, со своими страхами, ночными кошмарами, воспоминаниями, которые помогала подавлять учёба, затем работа.

Теперь спасения нет. Покой развеян.

…есть только мысли…

…терновые мысли…

Глава 4

Храм Ану покинут в пределах часа, сразу после посещения магической. Так как чемоданы собраны заблаговременно, их без особого труда выносят на подъездную площадку, расположенную перед главным входом, и грузят в специальное багажное отделение закрытого чёрного экипажа, запряжённого чистокровными элька. Пара массивных призрачных зверюг, с переливающимися под лучами солнца сапфировыми глазами, поглядывает в мою сторону с необъяснимой подозрительностью. Один из них, наиболее тёмной масти, постукивая копытом, дробит тишину утра натянутым переливом, схожим со скрипичным звучанием, достигающем глубин души.

Заворожено замираю.

В следующую секунду удивлённо гляжу на полыхнувшие огнём копыта ближайшего элька. И ничего странного в проявленном изумлении нет. Впервые стою рядом с фамильярами иномирья, прислуживающими только сильным Драконам, а также первым лицам империи и избирательно представителям магистрата, которым эту живность поставляют по некоему договору, призванному укрепить положение власть имущих над простым людом.

Эльки переглядываются между собой. Качают массивными головами. Вот дальний надменно фыркает, выпуская пар из расширившихся ноздрей, и оба представителя магической реалии воротят носы, резко махнув раздвоенными хвостами с огненными кисточками. Могу поклясться, в мой адрес только что выказали искреннее презрение.

— Ари! — торопит Дракон, стоящий у открытой дверцы экипажа.

Быстро забираюсь внутрь, используя для опоры выдвижную ступеньку.

Занимаю противоположный край скамейки, прикрытый мягкой подушкой.

Разглаживаю несуществующие складки на узкой юбке.

Нервы сдают, заставляя руки чуть дрожать и, чтобы скрыть охватившую нервозность от севшего рядом мужчины, опускаю сцепленные в замок пальцы на колени. Приказываю себе успокоиться. Ведь ничего страшного не происходит. Перемены — не рок. Спасаться бегством не нужно. Я достаточно сильная, собранная, целеустремлённая. Не такая, как годы назад, когда оказалась во власти уничижительных иллюзий. Сейчас всё иначе. И, какие бы беды не пророчило будущее, обязательно с ними справлюсь. Обязательно…

Думать в подобном направлении разумно, но, к сожалению, помогает мало.

Щелчок дверной задвижки, как приговор, от которого не скрыться.

Дракон стучит костяшками пальцев по бронзовому кругу, прикреплённому к потолку, порождая тугую вибрацию воздуха, воспринимаемую

эльки

, как приказ отправляться.

Еле заметное дрожание занавесок. Экипаж тронулся с места.

Поколебавшись, отодвигаю зелёный бархат, не позволяющий в полной мере видеть мир по ту сторону. На душе тоска. Не хочу уезжать. Не желаю покидать этот странный приют, ставший домом, согревший, даровавший подобие забвения. Вглядываясь в высокие серокаменные стены, словно отсекающие обитель от простого люда, холодными пальцами комкаю мягкую ткань. Окутывает плотным саваном позабытое чувство беспомощности и к горлу подкатывает комок. На протяжении пяти лет я отчаянно пряталась от прошлого, сторонилась доверительных отношений, чем возвела стену между собой и другими. Разве что Мукаи приблизили непонятные обстоятельства, когда впервые вышла на работу.

И Ороки…

Этого неуклюжего, вечно довольного жизнью парня, дарящего ту душевную чистоту, какой в себе давно не ощущаю. Может поэтому не прогнала? Позволила маячить поблизости, доставая чрезмерным обожанием? Просто приняла. Эту детскую непосредственность и чистосердечную открытость, мало кому присущие.

Впрочем, в последние дни он словно намеренно держал дистанцию. Даже провожать не стал, прислав вместо себя служанку, передавшую послание с двумя короткими предложениями: «Желаю счастья. До новой встречи…».

Непроизвольно улыбаюсь.

«До новой встречи…»

Почему в простых словах чудится столько тепла и привязанности? Или я обманываюсь? Ведь с момента, как стало известно о выкупе, храмовник почти исчез с поля зрения, перестав доставать при любой возможности.

И странности на этом не заканчиваются.

С Риком, который Рика, их тоже хватает.

После состоявшегося разговора около моленной, парень-девушка снова появился на горизонте и произошло сие знаменательное событие накануне вечером. Выловив в потайном коридоре, это недоразумение вдруг сообщило о собственном отъезде из обители. С серьёзным таким лицом, обстоятельными кивками, призванными создать атмосферу важности. Даже направление было озвучено, где искать, если понадобится.

Вот, спрашивается, зачем мне связываться с оборотными?

Тем более со спящей супругой одного из них?

Да-да, эту пикантную новость мне тоже сообщили, наглядно продемонстрировав брачный браслет, с которого на время было снято заклинание невидимости. Красивая ажурная вещичка, несущая образ рычащего зверя, оплетала запястье, покрытое лёгким витиеватым свечением, рваной сетью тянущимся к локтю. По словам лже-храмовника, это «

печать спящей личины

»

, присущая женским особям. Что мужчины их вида просыпаются в пору полового созревания, тогда как звериная суть слабого пола выходит на поверхность, когда вздумается. Поэтому преобразиться в иную форму способна девочка лет пяти, а порой женщина, разменявшая седьмой десяток. И причины никому неизвестны. У кхарьт — оборотных равнин, и альторов — оборотных предгорий — подобное неравенство передаётся из поколения в поколение на протяжение многих веков.

Стояла я, слушала, а в голове крутилось: «Зачем мне об этом знать? С каких пор стала доверенным лицом? Вот счастье привалило-то!».

Вслух ничего не сказала.

Дослушав до конца, для виду покивала, соглашаясь неизвестно с чем, и, сославшись на срочные дела, поспешно ретировалась, чтобы затем в тренировочном зале нарваться на Алзею, расправляющуюся с манекеном. И силушка у неё, замечу, не моя хилая посредственность. Без рук и головы деревяшка осталась.

Увидев меня, храмовница отёрла пот со лба.

— Убей или будешь убита! — процежено сквозь зубы, и девушка стремительно удалилась. Я осталась гадать: «Следует о Мукаи тревожиться или лучше о последствиях волноваться, если храмовница рискнёт на него напасть? Спуску ей точно не будет. Не тот он человек…».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чужие судьбы, не имеющие ко мне прямого отношения.

Глядя сквозь окошко экипажа, сминаю бархатную занавеску.

Думать о других легче, чем тревожиться о собственной участи.

Но выход ли отрицать очевидное? Стоит ли в сложившихся обстоятельствах закрывать глаза, чтобы не видеть массивные ворота, остающиеся позади, и Храм Ану, больше не защищающий в полной мере своим умиротворением? Следует ли игнорировать укатанную дорогу, пролегающую меж вековых деревьев, образующих своеобразную природную колею, указывающую путь к горизонту?

Дракон молчит.

Я безмолвствую.

В этом у нас полное взаимопонимание, растянувшееся во времени.

…почти день пути…

Единственное движение навстречу со стороны попутчика, это несколько часов назад переданная еда, взятая перед отъездом из обители. Затем последовала отстранённая трапеза, а через час после этого недолгая остановка, чтобы справить нужду в придорожной таверне.

И опять дорога в неизвестность.

Эта опостылевшая тишина в замкнутом пространстве экипажа, полное отчуждение и нежелание говорить друг с другом.

До тех пор молчим, пока, наконец, не оказываемся во владениях Дракона, начинающихся с ухоженных полей и зеленеющих лугов. На границе, вправо и влево, высится сплошная мерцающая стена из серебристой энергии, проезжая сквозь которую я ощущаю опаливший тело жар.

Неуютно ёжусь, провожая остающуюся позади защиту взглядом.

— Видишь? — резкий вопрос от спутника, звучит, как выстрел.

Именно такой должна быть первая фраза за долгое время!

Приподнимаю левую бровь слегка иронично.

— А не должна? — отвечаю вопросом на вопрос.

Дракон на провокацию не ведётся, сдержав саркастическое замечание. Наблюдаю лишь лёгкий прищур. Он отворачивается, бросая:

— Мало кто видит…

И всё. Ни пояснения, ни иной словесной выраженности. Тишина — наша вечная попутчица. Опять! Внутри всколыхнулось раздражение. Долгое бездействие и так не в моём характере, а тут пассивное сидение на месте оказалось сопряжено с неприятным соседством. Следовало книгу взять, да не подумала. Слишком расстроенной была, чтобы просчитать ситуацию наперёд. Теперь вот…

Сдерживаю вздох.

Мы уже катим по подъездной аллее, ведущей к двухэтажному особняку, а я представить не могу, о чём говорить и как себя вести. Чувствую неловкость, оказавшись на незнакомой территории, и от этого злюсь сильнее.

Когда экипаж останавливается перед широкой парадной лестницей, Дракон мгновенно открывает дверцу и уверенно спрыгивает на землю без помощи выдвижной ступеньки.

Подаюсь следом и непроизвольно замираю.

Ко мне протянута рука ладонью кверху.

Пусть на аристократическом лице эмоций не прочесть, могу поклясться, ему претит любой физический контакт, между нами возможный. Тогда зачем мучиться? Ради приличий? Будет, вам!

Проигнорировав великосветский жест, самостоятельно выбираюсь на свежий воздух, оставив позади духоту, которую всеми силами старалась не замечать во время поездки. Очередные саркастические замечания в свой адрес мало бы порадовали, так как была не готова к возобновлению словесного противостояния в замкнутом пространстве. А теперь можно.

Изучаю местность.

Кольцевой подъезд, по которому мы прибыли, сформирован вокруг небольшого фонтана, в центре которого высится статуя ангела, похожая на храмовую. Только ощущения порождает совсем иные, так как черты лица не смазаны, а полностью скрыты от посторонних взглядов сведёнными крыльями. От монумента веет печалью и затаённой болью.

Становится неуютно.

Отворачиваюсь.

Но лишь для того, чтобы ощутить, как волосы на затылке зашевелились. Поспешно озираюсь, пытаясь определить, откуда прилетела волна недовольства, похожая на вязкую патоку.

По периметру ничего необычного нет, поэтому осматриваю крышу, где замечаю несколько скульптур. Только эти, в отличие от ангельских, кажутся почти живыми, готовыми в любой момент совершить необратимый поступок, стремительно полетев вниз в плену длинных мантий, развивающихся на ветру.

Жрицы Храма Ану.

Необычные жрицы, хотя никто не знает, почему необычные.

Кто-то пустил слух о иных храмовницах, нежели Вэйхи, так все и подхватили идею.

На деле даже не знаю, если ли такие? А вот статуи подобные уже видела. Три из них украшают крышу над главным входом Храма Ану, словно стерегут покой обитателей. Всегда неуютно себя чувствовала под их бдительным оком, прямо, как сейчас.

Оборачиваюсь к Дракону.

— Эти статуи… — начинаю вопрос.

— Просто статуи! — перебита резко. Да таким тоном, каким лёд в крошево превратить можно в одночасье.

— Плохой вы собеседник, Мистер Дракон! — вздыхаю с видимым разочарованием, сдерживая желание сказать, что посущественнее. Начинать ссориться у парадного входа даже я не стану, тем более, когда замечаю плотно сложенную женщину, вышедшую нам навстречу. Облачена она в платье простого кроя: воротничок строго застёгнут под самое горло, рукава прямые, юбка без кринолина, подол достигает пят. И цвет неприметно-серый, каким пренебрегают дамы высшего света, а вот менее знатные особы, обычно занимающие должность экономок, предпочитают иному другому.

Не ответив на очередной словесный выпад, мужчина стремительно взлетает вверх по лестнице, позволяя увидеть в неожиданной поспешности нежелание продолжать разговор. Стоило ему достигнуть ровной площадки перед приоткрытым входом, как сразу задаётся женщине вопрос:

— Всё готово, Сарис?

Столь явное пренебрежение условностями, требующими представить дам друг другу при первой встрече, оставляет неприятный осадок. Только второсортную любовницу приводят в дом, опуская за ненадобностью имя ею носимое. Однако я не из зависимых девиц. И никогда не стану плясать под чужую дудку. Тогда чего он добивается? Банально стремится унизить или тут кроется иной расчёт?

Женщина отвечает с непонятной значимостью.

— Покои для гостьи готовы, господин Грёжес, — брошен в мою сторону мимолётный взгляд, не позволяющий понять личного отношения к происходящему. Одобряет, осуждает или...

Впрочем, не рвусь я сейчас с этим разбираться. Иное беспокоит. Непонятное, нелогичное, необоснованное. Грёжес?..

Сцепляю зубы, когда осознаю, что меня провели.

Эмоции накрывают неожиданно сильные, тёмные, противоречивые.

Очертания мира размываются, глушатся посторонние голоса. Настолько захватывают внутренние метания, что прихожу в себя на втором этаже, совершенно не помня, как переступила порог особняка, дошла до двери, в которую теперь почти утыкаюсь носом.

Мужская рука поворачивает круглую ручку.

Открывается общий вид на довольно просторную спальню, обставленную преимущественно резной мебелью различных пастельных тонов. На широких окнах ажурная тюль, окантованная с боков тяжёлыми бежевыми шторами, стелящимися волнами по диагонали от гардин вниз.

— Отныне эта комната твоя, Ари, — сообщено ровно.

Поднимаю голову, чтобы заглянуть в непроницаемую глубину тёмных глаз. Могу поклясться, он ждёт реакции на вырвавшееся у экономки обращение, но сам ничего говорить не собирается. Вот же!..

— Значит, Грёжес? Не фон Трис, а Грёжес! — шиплю возмущённо, пытаясь не сорваться на крик. — Королевская кровь, чтоб бездна вас побрала! Какой смысл прибедняться и вводить в заблуждение? Скуки ради?

Не понимаю, зачем. Зачем так жестоко играть на чужих чувствах, используя ненавистное имя в качестве непонятной ширмы? Бастард ли он вообще? Начинает закрадываться мысль, что презренному аристократу известно обо мне намного больше, чем мне о нём. Неприятное откровение.

С моей стороны информация скудная и общедоступная.

Висталь Грёжес Ано Арже — полная фамилия императорской семьи, сформированной из четырёх королевских родов, некогда образовавших единую правящую ветвь. Ныне трон занимает Француа Ано, принявший монаршие регалии от своего дяди Кристиана Арже, который за двадцать лет правления умудрился все внешние и внутренние конфликты урегулировать мирным путём, что никому до него не удавалось. Как дела сложатся при нынешнем монархе неизвестно, так как правит он всего два года и выводы делать рано.

Отступив на шаг, Дракон одаривает уничижительно-презрительным взглядом. Убийственен тон, призванный морально подавить и навязать чувство полной ничтожности.

— Грёжес — фамилия моей матери. Для тебя я фон Трис, и никто более!

Пячусь за порог, и с грохотом захлопываю дверь перед перекошенным лютой ненавистью лицом. Жажда уничтожения. Мне она знакома. Во все времена ядовитая эмоция превращает в чудовищ хороших людей, готовых, ради победы над врагом, калечить жизни невинных.

Мне претит такой путь, а данному человеку — нет.

Отсюда следует вывод, что Диг фон Трис однозначно приходится Дракону родителем, чья кровь извращает достойные помыслы, толкая на низменный путь. Однако присоединяться к падению не собираюсь. Пусть мы оба ненавидим, но ненавидим по-разному и в итоге по-разному придём к своей цели.

Тогда откуда изнутри на волю рвётся чувство тошнотворной беспомощности? Словно стойкая мысль — не более чем иллюзия. И ей предписано развеяться самым жестоким образом.

Пробирает озноб. Пальцы вонзаются в плечи. Тело дрожит. Душа вторит. Мне холодно. Снова. Как в те дни, когда привычный мир перевернулся и бездна показала свой неприглядный лик.

***

Проведя пятернёй по волосам, Дракон направляется к парадной лестнице. Разговором с Ари он недоволен. Допустил просчёт, в результате которого пришлось снова наблюдать на её лице затравленное выражение. Малоприятное явление.

Пять лет назад, когда их пути впервые пересеклись, речи не шло о Зове, проявившемся чуть позднее и вытянувшем изнутри на поверхность тёмную суть, лишающую выдержки и самоконтроля. С каждым днём всё сложнее сохранять самообладание. Но пока власть над собой ещё теплится, необходимо изменить манеру поведения. Враждовать с Ари бессмысленно, пусть клокочет в душе ярость от одной мысли, что она ублажала Дига фон Триса.

Спуск по ступенькам стремителен и гневен.

Воображаемые образы постельных утех — внутренним ядом пенят кровь.

Оказавшись внизу, мужчина поворачивает налево, собираясь укрыться в тишине своего кабинета. Мысли и чувства привести в порядок не помешает.

Рука, обхватившая ручку двери, напрягается от долетевшего из-за спины вопроса:

— Мисс Ари всё устраивает?

Ему приходится обернуться.

— Думаю, причитаний не возникнет.

— Опять повздорили? — сделано ударение на «опять».

— Не лезь! Ничего с нею не станется! — прорывается раздражение, адресованное в большей степени себе, нежели невысокой плотно сложенной экономке, спасшей некогда его мать от неминуемой гибели, организованной Дигом фон Трисом.

Барон из отчего дома похитил высокородную аристократку, обесчестил, а когда интерес перегорел, выкинул за ненадобностью в дебри болотистые, откуда только опытные следопыты живыми возвращаются. Поэтому удивляться нечему, что Алевтина Грёжес самостоятельно не нашла дорогу к спасению. Выросшая в яркости высшего света, она не была готова к выпавшим испытаниям.

Обессиленную и истощённую её, по чистой случайности, обнаружила знахарка, собиравшая в тех местах редкие коренья. Звали молодую травницу Сарис. Именно она забрала измученную девушку в лесную хижину, находящуюся неподалёку, выходила, а когда стало известно о беременности, помогла будущей матери смириться с высшей благодатью и принять дитя. Как ей это удалось неизвестно, но он всегда ощущал искреннюю любовь, не подозревая об обстоятельствах своего зачатия. Правду узнал от тёти, посчитавшей необходимым ознакомить с родовыми корнями.

Помнится, та первая его неуёмная ярость: «Почему семья не отомстила!?». И отстранённый взгляд тёти Альлеяль да её слова, произнесённые спокойным тоном.

— Никто не знает всей правды. А без знания — мстить некому…

— Тогда я сам…

— Сам? — оглядела женщина тогда ещё тщедушное тело семнадцатилетнего юноши. — Какими силами мстить собрался? Мало того, что мальчишка совсем, так неужели думаешь, хватит сноровки с бароном тягаться? Слишком слабый! — правда, как есть, заставившая пересмотреть планы на будущее и пойти туда, куда не собирался. Благо врождённые таланты позволяли.

В результате следующим летом он поступил в Имперскую Академию на Факультет Элементики, откуда по сей день выпускают специалистов редких магических направлений; и покинул давящие стены по прошествии девяти лет — первым в списке лучших. Необходимого опыта за период учёбы поднабрался, сил поднакопил, времени составить план возмездия хватило, а так как некогда бушевавшая в груди подростковая ярость осела илом на дно души, выбранный путь казался чётко выверенным.

Ошибался.

Начав уничтожение приспешников барона, он незаметно стал терять самого себя. Утопая в тягучей, словно патока, ненависти, запутался в паутине самообмана настолько, что под руку стали попадаться люди, лишь косвенно связанные с презираемой личностью. Границы морали с каждым днём всё больше размывались, мир покрывала серость, за которой таилась непроглядная тьма. Но всё изменилось в тот день, когда он случайно наткнулся на незнакомую девушку, гостившую в доме тёти Альлеяль и готовящуюся пройти испытание в Храме Ану.

Взгляд устремляется вдоль лестницы, на коридор второго этажа. Затем возвращается к знахарке, в доме исполняющей обязанности экономки. Как и тётя, которая является старшей сестрой матери и ныне возглавляет Храм Ану, эта женщина не одобряет его подхода к ситуации, а если в происходящем замешана Ари, то будет до последнего уверять, какой он недальновидный и ограниченный, когда дело касается слабого пола.

И вот оно, первое доказательство.

— Не станется? Начинаю сомневаться. Ты даже не представил нас друг другу! — сложены руки на груди в искреннем возмущении.

— Какой смысл расшаркиваться? Вы и так давно знакомы!

— Но она этого не помнит…

— Не помнит.

— И ты молчишь? Потому что так легче оттеснить в дальний угол собственные чувства?

— Не приписывай мне того, чего нет! — недовольство, отдающее металлическим привкусом.

Сарис вдруг светлеет лицом.

— Понятно, — протянуто удовлетворённо. Улыбка вырисовывается настолько радостная, что у Дракона дёргается правое веко.

— Что именно понятно? — задан вопрос, когда становится очевидным нежелание женщины выкладывать только что осознанную истину. Этот лёгкий прищур голубых глаз ничего хорошего не предвещает. И то, как ему монаршим жестом кажут на дверь за спиной, оптимизма не прибавляет.

— Иди-иди уже, занимайся своими делами, — улыбка настолько сияющая, что до самого магического нутра пробирает неприятное предчувствие. Но пытать и просвещаться? Не поможет. Если эта бестия, в обличье простодушном, решила молчать, бесполезно давить.

Поэтому остаётся подчиниться и закрыть дверь, с другой стороны. Наилучший выход из положения, нежели стоять, гадая, какие нелепости посетили знахарский разум и какие ненормальные идеи вскоре дадут плоды.

Подойдя к окну, мужчина резким движением задёргивает шторы, погружая небольшую комнату, с двумя книжными стеллажами по бокам, в полумрак. Затем направляется к креслу и тяжело опускается в глубокое вместилище. Руки ложатся вдоль подлокотников, голова откидывается на валик, веки опускаются.

Отдых.

Ото всех.

В особенности от самого себя, не способного примириться со многими вещами.

Будь поблизости хоть один друг, с которым можно поговорить, обрисовав ситуацию. Но он один. Всегда был. Даже в Академии ни с кем не сблизился. А в семье и подавно. Не особо ладит с кузенами, дядьями, а виконт Александр Разов, некогда взявший Алевтину Грёжес в жёны на правах друга детства, был убит при ограблении через четыре года после свадьбы.

С той поры внутри семьи окружают одни женщины и с сегодняшнего дня на целую единицу стало больше. Притом ту самую единицу, что перевернула некогда мир вверх-дном, заставив усомниться в правильности выбранного пути возмездия.

Веки приподнимаются.

Потолок над головой безлик.

Выдох.

Лёгкий взмах руки, пробуждающий память дома. Этого пропитанного магией строения, сохранившего века истории, насыщенные разнообразными эмоциями и деяниями. В череде замелькавших картин различимы поколения живых, их борьба с превратностями судьбы, победы и поражения. Вот явственнее проявляется лицо одной из женщин Грёжес. Представительницы этого королевского рода обладали редкой магией, подчиняющей людские умы, извращающей или облагораживающей окружающий мир. Именно эта особа, с рыжими вьющимися волосами и пропитанными чернотой ночи глазами; с лицом, измазанным сажей и кровью, — ныне кричит в агонии, прижимая к груди мёртвого супруга-короля. Её истошно-горестный вопль, резонируя мелкими волнами, разрушает ближайшие от места трагедии скалы, иссушает видимые реки, превращает в пыль испуганных воинов, ещё недавно сражавшихся на поле брани за своих повелителей, претендовавших на земли противной стороны.

Страдания женщины иссушают и обращают живое в пепел. Крушат основы. Останавливают время, чтобы чуть дольше удержать душу любимого подле себя. Никто сейчас не важен. Ничто не имеет значения. Только этот миг продлённого «вместе».

Но бездыханен король. Не улыбнётся, как прежде, не коснётся, как бывало. Мёртв.

Поэтому обезумела супруга, лишившись сокровенного — любви. Всеобъемлющей и необъятной, без которой незримая мощь, ранее таящаяся внутри физического тела, не отличает плохое от хорошего. Теперь размыты моральные границы, иссушено милосердие, скинуты сдерживающие оковы, надетые некогда по велению магии, обладающей собственным разумом и, всегда и везде, ищущей свою вторую половинку. Всё ради самосохранения, понимания жизненного баланса. Ведь целое — не более чем составные. Когда двое — одно, появляется третий виток: важный, бесценный, оберегаемый.

Союз.

Не подвластный чарам, зависти, времени.

Чтобы он сформировался, необходимо общее дыхание, гармоничное сердцебиение, логическое взаимопонимание и нерушимое магическое взаимодействие.

Однако женщину, потерявшую супруга, лишили целостности.

Искромсали сердце, исполосовали душу, сорвали дыхание.

Теперь смысл жизни потерян.

Её тело охватывают радужные всполохи: оранжевые, красные, синие, белые, жёлтые — спектр живой, вибрирующий. На лице дорожки слёз леденеют. Пара капель, успевшая сорваться к земле, звенит натянутой болью, пока не ударяется о твердь прозрачными стекляшками. Те откатываются в сторону и разрастаются, пока не тонут в мощном световом импульсе.

Гремит взрыв.

Палящая волна уничтожает многое на огромном расстоянии.

В ближайшем поселении в белый камень обращаются жители, их дома — в стекло.

Многие века, место «каменного сна» считается проклятым, ибо магия в нём жива. По сей день, неосторожный путник, коснувшийся любой скульптуры, застывает навсегда, присоединяясь к белокаменным изваяниям.

Только две статуи, найденные чуть в отдалении сразу после трагедии, не несут подобной опасности. Это пара величественных ангелов: один имеет смазанные черты лица, другой защищается крыльями, порождая небывалую печаль у любого, кто на него посмотрит. Последняя уже очень давно стоит перед входом в особняк Грёжес, омываемая струями воды.

Дракон шевелит пальцами, как бы перелистывая страницу.

Открывается другой виток истории.

Он наблюдает, как круглая комната заполняется представителями семейства Грёжес. В этом самом доме, через тридцать лет после разрушительного события, уничтожившего два войска, целое поселение, часть горного хребта, пару озёр, рек, треть лесного массива с обитателями. И вот, людям необходимо разобраться с новой неожиданностью. Собрались все из-за неприятной ситуации: появления носителей бесконтрольных магических способностей.

У некоторых взрослых и их детей прогнозировался редкий оттенок силы, выходящий из магического спектра давно погибшей, чьё имя запрещено к упоминанию. Носительницами её сил оказались девочки, тогда как в мальчиках различили отблески могущества убитого при военном столкновении короля. Создавалось впечатление, две души, ранее связанные нерушимыми узами, взрывом расщепило на частички, нашедшие себе новые вместилища во чреве беременных на тот момент женщин, чьи необычные дети, вырастая и заводя семью, производили на свет себе подобных.

На данном собрание обсуждалось насильственное изъятие магических сил у всех заражённых. Но какие бы методы не применялись впоследствии, сколько бы времени не было потрачено, результат всегда оказывался нулевой.

Однако новых проблем создали немало.

Многих «очищаемых» необдуманно пробудили раньше, чем они нашли свою пару, превратив в столь плотные элементы тьмы, какой мир в те времена не видел. Силой заражённые, без второй составляющей рядом, перестали различать цветовой спектр и погрузились в бездонную пропасть настолько глубоко, что вернуть их к свету стало невозможным. И они плодились. Производили на свет детей, из которых впоследствии лепили, что вздумается.

Поэтому пришлось в срочном порядке искать выход из создавшейся ситуации.

Так появился Храм Ану, ставший приютом для носительниц и носителей, которых отныне обучали самоконтролю, воспитывая по всем правилам необходимого взросления, через которое проходили представители Грёжес и Висталь.

Желая исключить паломничество простого населения на святую территорию и праздное любопытство, толкающее на нежелательное вынюхивание, приняли ряд ограждающих мер. По совету императора, выбираемого на престол голосованием старших представителей четырёх королевских родов, объединившихся после взрыва, было решено перед фасадом выставить иную деятельность, нежели существовала на самом деле.

И появилась тенденция двадцати семи.

Именно столько женщин, и столько же мужчин, обслуживало клиентов.

Проходя первое испытание в храме, претенденты распределялись в две различные группы. Представители одной становились храмовницами и храмовниками, тогда как иные простыми носителями магии, контролировать которую обучали отдельно от будущих служителей и, по достижении желаемого результата, отпускали обратно в мир на поиски своей пары.

У такого разделения имелись обоснованные причины.

Чем мощнее внутренний потенциал, тем меньше шансов человеку прижиться среди людей и больше возможностей потонуть во тьме, если та решит сломать до обнаружения носителем своей второй составляющей. Поэтому наиболее сильные представители остаются в стенах обители, под бдительным надзором старших, до тех пор, пока не приведёт к ним зов их недостающую половинку.

Однако, чтобы это произошло, необходимы определённые условия для реализации, обычно тесно переплетённые с обманным проявлением. У мужчин с этим проще, у женщин сложнее. Первые, за редким исключением, обладают иллюзорной магией различной направленности. Среди вторых подобным располагают единицы, поэтому им приходится осваивать мастерство преображения, создавая ложные веяния при помощи сподручных методов да личного притворства. Отсюда довольно тесная работа с клиентами, помогающая оттачивать необходимые навыки.

Воссоздавая хронику событий, мужчина листает, словно страницы книги, образы былого. Вплоть до той судьбоносной встречи, состоявшейся пять лет назад на территории особняка, выкупленного у тёти сразу после происшествия. Вот он сад, утопающий в буйной растительности, наполненный яркими цветами, цитрусовыми деревьями с созревающими плодами, обширными цветниками, меж которых выложены из ромбиков прогулочные дорожки. По одной из таких идёт он сам.

Тот он, каким тогда являлся.

Отстранённым, замкнутым, зацикленным на единственной цели настолько основательно, что реальность поблекла, перестав чем-либо радовать. Мрачный и нелюдимый, видящий мир через искривлённое восприятие. Поэтому сидящую на корточках девушку, не решающуюся коснуться кончиками пальцев алых лепестков, впитывающих тепло солнечного света, воспринял с присущей раздражительностью. Остановившись рядом, он не более минуты наблюдал, как каждый раз, когда раскачивающийся на ветру цветок становился ближе к руке незнакомки, та отстранялась, затем снова тянулась навстречу, но в итоге останавливалась, не достигнув цели.

— Сорви и не мучайся! — грубый совет, не скрывающий недовольства из-за возникшей на пути преграды.

Вздрогнув, девушка отдёрнула руку. Обернувшись, посмотрела с настороженностью дикого зверька, готового напасть в случае необходимости.

— Я не собиралась его срывать, — поднялась с корточек, отряхнула юбку, хотя на той не было ни соринки. А затем повернулась к нему спиной и направилась к дому, откуда навстречу вышла хозяйка особняка.

Оглядев обоих, женщина пригласила их в гостиную, где рассадила по креслам и встала напротив в своей излюбленной позе: спина прямая, а руки скрещены в ладонях перед собой.

— Дорогой племянник, что ты думаешь об этой девушке? — серьёзные интонации в голосе, заставившие понять, что это не праздное любопытство.

Но что можно ответить о человеке, встреченном только что?

— Ничего, — абсолютно честно. Девушка как девушка, разве что поглядывает на него с непонятной хмуростью.

— Совсем-совсем? — упорствовала родственница.

— Тётя Альлеяль, к чему ты клонишь?

— Приглядись внимательнее, — совет чистого превосходства.

Пришлось подчиниться, так как тон при этом неприятно покоробил.

Изучал он застывшую фигурку в соседнем кресле пристально. Этот налёт серости, присущий людям, находящимся долгое время вдали от солнечного света, поблекшие светлые волосы, напоминающие сухостью линий осенние травы лугов, тёмные круги под глазами да оттенок сильной усталости, вьющейся рябящим сумраком вокруг исхудавшей фигурки. На виду все признаки недавней болезни.

Вывод был озвучен, на что Настоятельница Храма Ану покачала головой.

— Так я и думала, — вздох ни то озабоченный, ни то удовлетворённый.

— О чём думала?

— О судьбе и предназначении, — уклончивый ответ. — Видимо, так решили силы. Ари, можешь идти к себе или ещё прогуляться, если хочешь, — улыбнулась женщина подопечной. Та молча поднялась, судя по направлению движения, направившись на второй этаж.

Стоило ей скрыться из виду, раздражение не заставило себя ждать.

— Какие силы, тётя Альлеяль?

— Могущественные. Иначе как? Ведь ты не увидел очевидного, — упрёк настолько ощутимый, насколько неприятный. А так как после него выставили за дверь, прикрывшись срочными делами, пришлось самому разбираться в ситуации.

То есть, когда девушка покинула спальню, снова найти её в саду и учинить допрос. С пристрастием, к какому привык при вытягивании информации из приспешников фон Триса перед их уничтожением.

И несказанно удивился неожиданному отпору.

Наседая с вопросами, кто она и откуда, он меньше всего ожидал услышать:

— Вы племянник Леди Абонессы?

— Это не имеет к теме разговора никакого отношения! Кто… ты?! — желание понять, чего именно не разглядел и упустил из виду.

Но девушка будто не слышала или не желала его слышать.

Просто присела на корточки перед очередным алым цветком. Просто протянула руку, но не коснулась.

— Леди Абонесса ждала приезда своего племянника. Значит, вы он и есть. Тот самый Дракон, вставший на путь порока и потерявший самого себя.

— Порока? — покоробили слова.

Девушка серьёзно кивнула, отдёрнув пальцы, когда ветерок качнул цветок в их сторону. Затем обхватила колени руками, опустив подбородок на скрещенные ладони, наблюдая и больше не предпринимая попыток к действию. На секунду поджала губы, но через мгновение…

— Слепота опасна, Мистер Дракон. Она подобна иллюзии, не позволяющей отличить реальность от вымысла, правду ото лжи, — явно озвучены чужие слова. — Не желая видеть истину, человек теряет самого себя в паутине самообмана; тонет в пучине негативных эмоций, утягивающих на дно саморазрушения. Ненависть опасна, если идти у неё на поводу, а не руководить по собственному желанию.

Не выдержав этой грубой пародии на тётушкин голос, он просто взорвался:

— Да что ты знаешь о ненависти! — атакованный призраками прошлого, ради которого вообще подался в маги, не смог сдержать себя. Весь этот непримиримый огонь, нежелание смириться с обстоятельствами своего рождения, с тем, сколько горя выпало на долю матери, даже не осмелившейся попросить помощи у родных, а укрывшейся за спиной друга детства, взявшего на себя вину за «побег».

Побег, бездна! Не похищение, а банальный побег «влюблённых»!

Принять подобное невозможно. До сих пор злость пробирает при мысли, что барону всё сошло с рук. Поэтому ничего удивительного, что тогда он сорвался. Его ослепила ярость, заставившая схватить причину срыва за руку и дёрнуть вверх, заставляя подняться.

От чрезмерно сильного рывка девушка потеряла равновесие, врезавшись в него всем телом. И в одночасье застыла. Напряглись хрупкие плечи, окаменела она вся, не способная шелохнуться. Поначалу липкий страх через долю секунды обратился в чистый ужас, заставивший ставший вязким воздух отвратительно горчить.

Поморщившись, он отступил. И разглядел смертельную бледность утончённого лица, расширившиеся зрачки, почти полностью поглотившие радужку.

Пришлось встряхнуть, чтобы привести в чувство, и пальцы ощутили холод. Загробный холод, насыщенный такими омерзительными эмоциями, которые несравнимы со снедающей его ненавистью.

Ненависть — это чистая эмоция. Единичная.

Но то, что бушевало водоворотом внутри хрупкого тела тогда, гудело несмолкающим ульем, где каждая отдельная составляющая жалила и жалила, оставляя болезненные раны постоянным напоминанием о некогда произошедшем. И от этого не сбежать, не укрыться. Былое навсегда осталось внутри, как клеймо, проставленное заклинателем для обозначения своего товара.

В этом открывшемся хаосе чужих страданий, удалось различить измученную душу и её внутреннюю мощь, защищающую ещё пылающий огонёк жизни, готовый к противостоянию. Эта сокрытая в глубине сути самой сила имела индивидуальные очертания, отличные от носительницы, и походила на хрупкую женскую фигуру, парящую позади иной, сидящей в окружении красных цветов, напоминающих кровавое озеро с подёрнутой лёгкой рябью поверхностью.

Открывшаяся внутреннему видению картина давила немыслимой тяжестью, с которой даже ему, магически состоявшемуся дракону, оказалось трудно справиться. Он отступил, презирая собственную слабость, и одновременно понимая, кто перед ним. Будущая жрица, чьи подёрнутые чернотой глаза отражали мрак, с каким не доводилось сталкиваться до того дня.

Еле различимый шёпот достиг слуха:

— Мы ненавидим одного человека… — обозначена их похожесть.

И всё же, существовало отличие.

Тихий голос силы не нёс снедающего его самого яростного чувства, хотя содержательностью обладал немалой. Тогда, отступив на шаг, девушка поклялась совершить возмездие, оставаясь собой. И даже если в конце пути она всё же падёт во тьму, то падёт красиво. Без сожалений и чувства вины, без чужих страданий, оставляющих позади руины…

… без... без… без…

Их оказалось с избытком, этих ответвлений и оговорок, ибо буря внутри хрупкого создания состояла из вороха противоречивых эмоций, мятущихся в нестройном хороводе. И душа, отталкиваясь от их непостоянства, стремилась сохранить внутренний свет и свет в окружающем мире, прекрасно понимая, что, если не удастся отстоять лучшее, падение в бездну неминуемо.

Однако в случае проигрыша, даже падая, она не потянет за собой никого.

Подобный подход существенно отличался от привычного ни только в его исполнении, но в понимании других людей, стремящихся восстановить справедливость. Поэтому пришлось на многие поступки взглянуть под другим углом, увидеть ту пропасть, на которую дважды намекнули за один день. И не сказать, что в нём мгновенно вспыхнуло желание вступить в ряды гуманистов, но взгляды на многие вещи, под давлением неприятной истины, вынужден был пересмотреть. Особенно тот факт, насколько он близок к тому, чтобы стать тем, на кого охотился.

Одна мысль в подобном направлении отрезвила мгновенно.

Поэтому отвёл девушку к тёте, чтобы та помогла ей выйти из странного полузабытья, спровоцированного его агрессией. А за ужином попытался найти точки соприкосновения, общие темы, стараясь разузнать подробности её конфронтации с бароном. Но наткнулся на стену. Плотную и неожиданно саркастическую, словно он враг, от которого необходимо защититься. Любое обращение воспринималось в штыки, каждая фраза высмеивалась, разумные доводы игнорировались. И в какой-то момент его терпение лопнуло и началась настоящая война...

Сарис лишь качала головой, смотря на него неодобрительно.

Тётя Альлеяль наблюдала за происходящим с интересом, не вмешиваясь в открывшееся противостояние. Иногда улыбалась, порой сурово качала головой, но всегда оставалась в стороне, словно так и надо.

Однако, когда пришло время, Ари уехала на испытание, которое, по словам Абонессы, прошло из ряда вон плохо. Подробностей никаких, лишь сообщение, что воспоминаний, связанных с ним, её лишили до момента завершения обучения и ему надлежит держаться от девушки подальше. Труда выполнить условие не составило, так как особого рвения к возобновлению общения он не испытывал.

Почти два года жизнь шла своим чередом.

Дракон искал приспешников барона, вытягивал из них необходимую информацию, открывающую к цели очередную лазейку, позволяющую подобраться ближе. Защита у отца отменная, чего один

лековен

стоит с парой сильных магов. Помимо прочего за его плечами тёмный некромант, всякая нечисть, да сам он не лыком шит. Тут простые подходы невозможны, так что оставалось собирать кусочки мозаики, чтобы когда-нибудь раздавить ненавистную личность.

Впрочем, после полученных откровений в тётином доме, который под влиянием момента выкупил после отъезда Ари, третировать простых людей перестал, направив клокотавший внутри гнев на заслуживающих внимания персон имперского двора. Как оказалось, среди знати завелось немало черни, носящей высокородные маски.

Всё бы ничего, не настигни неожиданно зов.

Зов жрицы, чья сила решила заявить свои права на составную пару.

Вездесущая вестница, принявшая форму огненной птицы, стала его постоянной спутницей. Преследовала днём, вставая на пути. Парила над постелью по ночам, соблазняя пением. Порой принимала девичий образ, маня к неизведанному, заполняя мысли светлой предопределённостью, пробуждая инстинктивные желания.

Эта тяга, похожая на пытку, мешала сосредоточиться на насущных делах.

Его изводили томлением, выворачивали наизнанку, заставляя принять вспыхнувшие в груди чувства, как жизненную необходимость.

Желая сдержать обещание, данное тёте относительно Ари, — понять было несложно, кто треплет нервы, — ему пришлось сбежать в святые земли. Там освоить новые виды магии, мало кому доступные. Стать сильнее, чем прежде.

В обучении он преуспел, только вот от притяжения избавиться не смог.

Крылатая бестия находила везде: в глубинах подземных, на высотах немереных, даже на дне морском достала, куда пришлось погрузиться в поисках редкого древнего артефакта.

В результате пришлось подчиниться неизбежному и вернуться в родные земли.

Встретиться с Абонессой, выложив начистоту, что связывать себя узами намерений нет.

Женщина не особо удивилась. Просто посоветовала стать клиентом Ари, не показываясь ей на глаза, пока не дозреет до решения совершить выкуп.

Так появился мужчина, скрывающийся в тени и наблюдающий за грациозными танцами, не имея возможности прикоснуться. По крайней мере, физически. Он не мог оставаться равнодушным, оказавшись столь близко от источника притяжения. Пленительный зов овевал сладким ароматом искушения и следуя инстинктивному отклику, Дракон отделялся от себя сидящего, в ментальном проявлении позволяя вольности, недоступные в реальности.

Пиршество для рук.

Пиршество для губ.

И её неосознанные реакции, приносящие немыслимое удовлетворение.

А потом всплыла информация о Диге фон Трисе…

Стоило представить, как эта мразь прикасается к девушке, похорошевшей с их последней встречи; ощутить слепящую ярость, много сильнее испытанной ранее из-за матери, — пришло понимание, что выбора ему не оставили. И желчь просочилась наружу резкими словами, грубыми замечаниями. Не имея возможности дотянуться до барона, в качестве мишени он выбрал ту, что ближе. Пусть понимал, какие цели преследует Ари, подобравшись к врагу столь близко. Пусть ощущал, она по-прежнему верна себе и следует выбранному курсу неукоснительно. Поэтому готова жертвовать личным, в стремлении достичь поставленной цели.

Понимать — понимал.

Но буквально передёргивало, стоило воображению услужливо нарисовать, как именно осуществляется тесный контакт между этими двумя.

Эмоции обрели свободу.

Ему, как магу-дракону, пристало лучше сдерживать инстинктивные порывы, однако, если в деле замешана Ари, — самоконтроль всегда подводил. Особенно тот сдал после пары лет Зова, буквально въевшегося под кожу и изрядно пошатнувшего уверенность в собственной несокрушимости.

И всё же, несмотря на ревность, выкупать её всё равно не собирался.

Из чистого упрямства!

Или вдруг проявившего себя мазохизма?

Неважно!

Просто не собирался идти на поводу у чужеродной силы, несмотря на выдержку, по поверхности которой уже шли глубокие трещины, разрастающиеся вширь.

Всё изменилось лишь тогда, когда личный информатор сообщил о намерениях барона, собирающегося похитить Ари, как некогда похитил его мать.

Тут уже, насколько бы сильно не бесила мысль проиграть в схватке, следовало признать, что жертвовать девушкой, отдавая её в руки сущего изувера, точно не собирался.

Выход оставался один.

Выкуп!

И вот они у истока, в этом просторном особняке, некогда сведшем вместе.

Взмахом руки захлопнуты страницы просматриваемой истории, пальцы сцеплены в замок, веки чуть опущены.

Не сказать, что он доволен создавшейся ситуацией.

Вовсе нет.

Не сказать, что он

не

доволен создавшейся ситуацией.

Скорее раздосадован.

Ведь придётся, как и много лет назад, налаживать мосты, а опыт по этой части показывает, насколько трудоёмкая и энергозатратная деятельность, при том не всегда ведущая к желаемому результату. Но выхода нет. Теперь нет. Пусть Ари не помнит первого их столкновения, по словам Абонессы, ради её же блага, можно пойти иным путём. Достаточно совместного сосуществования, ежедневных встреч, чтобы наладить необходимое общение. Со временем им придётся о многом поговорить, а пока можно просто принять, как данность, изменения, произошедшие в его собственной жизни. Радоваться уже тому, что вездесущая огненная птица больше не маячит перед глазами постоянным напоминанием о неизбежной кончине холостяцкой свободы.

Глава 5

Разместили меня с удобствами, тут даже возразить нечему.

Огромные на полстены окна пропускают много солнечного света днём, а вечером позволяют наслаждаться красивым закатом, окрашивающим небо в приятные оранжево-красные тона.

Широкая кровать, застеленная покрывалом из нежнейшего материала, манит прилечь.

Туалетный столик, с большим округлым зеркалом, примостившийся в углу, призывает присесть на пуфик и подчеркнуть достоинства своей внешности.

И уборная тут под боком, и просторная ванная располагает к расслаблению. Особенно приятно наличие горячей воды, позволяющей с истинным наслаждением погрузиться в нежнейшую пену, взбитую из приятно пахнущей луговыми цветами эссенции, стоящей в бутылочке на полочке шкафчика в рядок с несколькими другими.

Пока совершаю омовение, смывая дорожную пыль, неизвестный приносит чемоданы и развешивает одежду в шкафу с раздвижными дверцами. Поэтому, покинув наполненную паром ванную и кутаясь в просторное полотенце, на цыпочках направляюсь к вписанному в стену вместилищу и намётанным взглядом выбираю наряд поскромнее, исключая любую видимую фривольность.

Так-то лучше.

Пока аристократ не прикажет, как клиент, надеть что пооткровеннее, пускай довольствуется просторным серым платьем, перехваченным по талии серебристым поясом.

Мы с экономкой составим прекрасную пару.

Невольно улыбаюсь и гляжу на стопку небольших коробок справа.

Вытягиваю третью по счёту, зелёную, в которой аккуратно сложены бежевые ботиночки, имеющие плотную шнуровку спереди. Дорогая кожа, редкая модель.

Но не они обозначенная цель.

Накрывает волна какого-то детского злорадства, когда вынимаю на свет небольшой флакончик. Бесценная вязкая субстанция в нём не сможет оставить Дракона равнодушным. Уже проверено. За всё хорошее — месть будет сладка! Пусть не сегодня, но уже скоро, этот напыщенный индюк пожалеет, что связался с Ари Стренз.

Но пока повременим.

Прячу сокровище обратно в коробку, закрываю крышку, возвращаю на прежнее место. Сегодня использовать не стану. Необходимо проявить уважение к обитателям дома, особенно в первый день по прибытии, так что с Драконом разбираться придётся позднее. Возможно, уже завтра за дело возьмусь со всей ответственностью, присущей недовольной особе, вынужденной отныне существовать под одной крышей с неприятной личностью.

Когда раздаётся стук в дверь, открываю совершенно спокойно.

На пороге стоит женщина, встречающая ранее у парадного входа. На вид ей не больше сорока пяти, морщинки вокруг глаз еле заметны, уголки губ чуть приподняты, подбородок узковат, но вполне подходит лицу сердцевидного типа.

Улыбка её кажется искренней.

— Господин приглашает вас отужинать, — приятно удивляющая доброжелательность.

— И, куда идти? — отвечаю тем же.

Экономка движением руки приглашает следовать за собой.

Наскоро обувшись в удобные сандалии, выскальзываю из комнаты, плотно прикрыв дверь.

Слегка улыбнувшись моей расторопности, женщина направляется по коридору к лестничному пролёту, а затем вниз. Шаг её размерен, походка величава, и в какой-то момент из глубин души рвётся на поверхность недоумение. Рождаются некие ассоциации, которым трудно найти объяснение. Словно некогда я так же шла за кем-то, не в состоянии самостоятельно найти дорогу...

Мотаю головой.

Глупо.

Такого просто не могло быть, так как во времена отрочества дом я редко покидала, а когда сбежала оттуда, только у Абонессы гостила. Но не припомню, чтобы с кем-нибудь общалась кроме неё самой. Даже прислуги не наблюдала. Только она и я.

И всё же, этот дом…

Разглядываю картины, развешенные вдоль стен, пока спускаюсь по лестнице.

Помню их. Помню люстру в холле, со свисающими каменными капельками.

Кое-что изменилось в обстановке, атмосфера чуть иная, но могу с уверенность сказать, где нахожусь. Раз побывав в этом месте — не забудешь.

Однако, чтобы убедиться наверняка, заранее просчитываю шаги от последней нижней ступени до гостиной, где в прошлом мы трапезничали. И оказываюсь права. Тот же массивный стол в центре, справа от входа знакомый камин, внутри которого игриво потрескивают поленья, а над очагом вьётся металлическое кружево, сплетающееся в серебряный образ парящей птицы. Чад её не берёт, позволяя сиять первозданной яркостью, разбрасывающей лучи света в разные стороны.

Доведя до требуемого места, экономка удаляется, оставив наедине с человеком, занимающим противоположную сторону стола относительно накрытой для меня. В полной тишине отодвигаю стул, степенно опускаюсь на мягкую поверхность, попутно изучая невозмутимую мужскую фигуру в одежде непритязательной. По крайней мере чёрная рубашка не имеет вышивки и ткань недорогая.

Видимо не только я решила отдать предпочтение простоте.

— Этот особняк принадлежит Абонессе? — спрашиваю ради поддержания разговора и, не дожидаясь приглашения, начинаю накладывать еду на тарелку из глубоких хрустальных салатниц.

Всё, как раньше. В былые времена, когда мы с Настоятельницей трапезничали. Жила я тут перед испытанием в обитель недолго, но то время связано с приятными воспоминаниями.

Хозяин дома, поддевший зелёный листик из ранее наполненной тарелки, не доносит его до рта, на полпути остановив руку.

— Уже мой, — сообщает нейтральным тоном и отправляет лист салата, куда требуется. Челюсти приходят в движение.

— Выкупили или арендовали?

— Выкупил, — и таким взглядом одаривает, будто о величине его состояния спросила.

— И живёте? — мило улыбаюсь.

— Живу! — как отрезал.

Поджимаю губы.

Соберись Ари! Не ведись на провокацию! Односложность можно потерпеть, просто продолжай беседу, ради общего блага. Тишина сейчас — враг нежелательный.

Поспешно ищу новую тему для разговора.

— Вы сторонник здорового питания? — интересуюсь светским тоном.

Поддеваю вилкой маленькую помидорку, отправляю в рот, надкусываю, наслаждаясь кисловато-сладкой мякотью. На столе преимущественно овощные блюда. Есть ещё пара фруктовых салатов. Ничего мясного, никаких морепродуктов. Помимо этого: в одном бочковатом графине натуральный сок, в ином чистая вода.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мужчина перестаёт жевать, мышцы лица каменеют.

— С чего такие вопросы? — неоправданно резкий тон. Столовый прибор звякнул о тарелку, когда его отложили в сторону. Салфеткой вытерты губы и белый материал кинут горкой подле стакана с водой.

Гляжу на прозрачную жидкость и чувствую, как руки начинают чесаться, взять и вылить кое-кому на голову, чтобы охладился.

«Но манеры, Ари! Манеры!» — призываю незыблемое.

И удаётся взять себя в руки, хвала Храму!

Пожимаю плечами поистине равнодушно и нанизываю очередную помидорку на вилку, салютуя красным шариком для наглядности.

— На столе ничего кроме растительности, Мистер Дракон, — сообщаю очевидный факт. Надеюсь, оспаривать не станет?

Не стал. Однако…

— Что-то не устраивает? — надменность в чистом виде. Закрадывается мысль, так он от меня защищается. Но всё равно неприятно.

Медленно опускаю руку, аппетит поубавился. Спокойно. Обещала себе быть сегодня паинькой? Обещала. Поэтому тянем губы в улыбке и отвечаем правдиво.

— Всё устраивает. Вы угадали с содержательностью блюд.

Плечи Дракона расслабляются, черты лица разглаживаются. Теперь он кажется моложе, не столь ершистее, более открытым и я неожиданно ощущаю в душе приятие. Мягкое, чистое и такое знакомое.

Череда неясных картин проносится в сознании быстрыми вспышками, не позволяя уловить заложенный в них смысл. Довлеют только чувства, некий посыл, заставляющий иначе смотреть на этого раздражающего человека.

Но вместе с новым веянием приходит кое-что ещё.

Гнев и ярость, отрицание, нежелание принимать…

Что?..

Опять разболелась голова, ноет в висках, чуть плывёт перед глазами. И, глядя на овощной салат, ни к месту вспоминаю о пяти годах растительного питания. Я до сих пор не понимаю, почему вдруг стала отвергать то, что ранее ела с удовольствием. Но давно уже, при одной мысли съесть некогда живое, тошнота к горлу подкатывает и желудок наизнанку выворачивает.

Может во снах дело? Они неоднократно тревожили покой, заставляя просыпаться в холодном поту. В заоблачном мире иллюзий я всегда оказывалась на поле красных маков, под порывами сильного ветра гнущихся к земле. Неспокойное море цветов, словно подёрнутое вязкими волнами, порождало страх и уныние. Я же прикована цепями к центру. К самой середине алого колыхания, не в силах пошевелиться, сбежать, вырваться из плена, неизвестно кем сотворённого.

Стоит ощутить отголоски прошлого, до самой души пробирает озноб.

Поэтому прогоняю неприятные мысли и возвращаюсь к еде.

Больше ни слова до окончания ужина. Ни с его стороны, ни с моей. Но странное дело, тишина перестала напрягать. Или Дракон внутренне успокоился, или просто я отрешилась от всего неприятного. Но в чём бы не была причина — дышать стало легче, свободнее, будто немыслимое давление, ощущаемое с момента сообщения о выкупе, вдруг исчезло, позволив уверенней расправить плечи.

Однако одного не учла.

С этим человеком ослаблять бдительность не стоит и на следующий день меня наглядно ткнули носом в неоспоримость сего факта. Пусть после захода солнца, зато в самое подходящее время, когда знакомство с прислугой завершено, владения изучены, нюансы местного быта поняты. Одно из главных правил: нельзя посещать кладбище. Даже если попросят.

Вообще настоятельно советовали не ходить налево.

В эту фразу Дракон однозначно вложил скрытый смысл. Или я просто зацепилась за неприятное, стремясь пробудить гнев и избавиться от растущей симпатии к личности ранее раздражающей? Ведь не могла не заметить, что в течении дня, то и дело, изучала аристократический профиль, пытаясь отыскать знакомые черты, неизвестно кому принадлежащие. Словно наполненный цветочными ароматами воздух, чуть вибрируя, вытягивал к осознанию некую часть меня, о которой до сего дня не подозревала.

Может происки силы, о которой говорила Настоятельница?

Я в этом мало разбираюсь, но если старшая сказала, что та есть — то быть должна!

Да и воспылать к мужчине негодованием сегодня не удалось, несмотря на предпринятые попытки. И виноват он сам! Вёл себя учтиво, никаких колких фраз или неприятных ремарок, за исключением замечания о хождении налево. Но тут, наверняка, собственное воображение подвело, так как кладбище находится именно в указанном направлении. Сквозь растущие деревья я видела ряды надгробий, когда мы вышли прогуляться по окрестности, поэтому знаю наверняка.

Второй ужин в этом доме тоже прошёл довольно мирно, и я неосознанно ослабила бдительность. Перестала ежесекундно ждать нападения, допустив мысль о возможной лояльности к этому человеку.

И зря! Горбатого, как говорится…

Ведь кому ещё придёт в голову требовать явиться ради праздного увеселения, когда зеваю и засыпаю на ходу? Правильно, этому!

Выхожу разгорячённая после ароматической ванны, готовая отойти ко сну, и вдруг раздаётся короткий стук в дверь, тогда как через нижнюю щель прилетает к ногам свёрнутый лист бумаги.

От неожиданности замираю, не в силах постичь произошедшее.

Затем поднимаю послание, разворачиваю, читаю.

— Да он издевается!? — комкаю записку. Придушить слишком гуманно, необходимо четвертовать!

«Мисс Ари! Вечера сегодняшнего, как почистите пёрышки, забудьте об отдохновении. Будьте так любезны облачиться в привычное одеяние и явиться для танца. Мои покои в конце коридора. Дверью не ошибётесь!»

Выдыхаю гнев.

Вдыхаю смирение.

Как-никак забывать не стоит, что работу никто не отменял.

Но этот его официоз… этот его высокопарный слог… этот его…

Да чтоб ему хорошо жилось после всего вышеперечисленного!

Гляжу в окно. Вечер? Ну-ну. Ночь кромешная. Глухая, тёмная, безветренная. Ему, правда, только танцы на сон грядущий понадобились? Или иных вольностей захотелось?

Гадать бессмысленно.

Расставшись с радужными мечтами о мягкой постели и приятном отдыхе, вынуждена вынимать из шкафа привычный ажур и жёсткий корсет, неприятно врезающийся в кожу после горячей расслабляющей ванны.

Натягиваю чулки.

Как обычно наношу минимум макияжа: алую подводку вокруг глаз, на губы маслянистую эссенцию, придающую соблазнительную припухлость.

Мокрые волосы за несколько минут не высушить, поэтому позволяю длинным прядям свободно спадать позади, холодя кожу. От контрастного соприкосновения непроизвольно передёргиваюсь, ощутив побежавшие по спине мурашки.

Оцениваю результат приготовлений, изучая своё отражение в зеркале.

Талия тонкая, грудь приподнята над плотными чашечками, покрытыми красным ажуром, ноги стройные, руки оголённые, лицо бледное на фоне потемневших от воды волос. Последнее заставляет скривиться и быстренько исправить неприятность при помощи косметических средств.

Дарю себе улыбку.

Так-то лучше.

Более живая и вполне себе собранная.

Теперь за дело.

Выглядываю из комнаты. Убедившись, что поблизости никого, вышагиваю на шпильках по ковровому покрытию, заглушающему любые звуки. Нужную дверь нахожу сразу, так как вход в хозяйские покои серебряной каймой выделен, а сверху глядит сапфировыми глазами уже знакомая птица с расправленными крыльями. Такая же украшает камин в гостиной — она же трапезная.

Стучу в дверь.

— Входи, Ари, — раздаётся королевское дозволение. Неужели трудно самому открыть, как нормальный человек?

Хотя, неважно.

Глубокий вдох и ступаю в логово зверя, скрывая личные эмоции за ширмой профессионализма. Сейчас главное отыграть необходимую роль, исключив излишнюю вспыльчивость. Задача не из лёгких, стоит вспомнить прошлый опыт общения с этим клиентом и принять во внимание, сколько сейчас времени. Усталость в сторону не откинешь при всём желании. А если ещё внять шёпоту интуиции, предупреждающему о проблемах, то, буду я паинькой или нет, особого значения не имеет.

Коли предрешено — свершится!

Дракон сидит в кресле. Довольно далеко от входа, ибо эта комната рядом не стоит с моей по размерам. Огромная — слово ограниченное. Тут нет стен. Совсем. Вместо них клубится плотный бело-сизый туман, формирующий неясные образы, меняющиеся ежесекундно. Порой кажется, видишь кричащую девушку, иной раз сжигающий в пепел окрестности взрыв, уносящий множество жизней.

Когда в одной из сотканных картин мне чудится алое поле маков, поспешно отвожу взгляд, сосредоточив внимание на мужчине. Теперь он не в тени. Сидит открыто, не таясь. Оглядывает с каким-то непонятным выражением в глазах, словно пытается понять нечто недоступное. В расслабленной позе ощущается превосходство, дозволенное людям, облечённым властью.

Напряжение нарастает.

Ни слова, ни звука.

Он смотрит — я смотрю.

Он молчит — я молчу.

Опять.

Снова это давящее противостояние, непонятно чем вызванное. Пусть хочу разрушить гнетущую атмосферу, почему-то не в состоянии разомкнуть губ. Пусть стремлюсь поскорее оттанцевать и уйти к себе, не в состоянии пошевелиться, сдвинуться с места, подпавшая под странную тревожность, порождённую клубящимся туманом, от которого к стопам поползли извивающиеся змейки.

Волоски по всему телу зашевелились, пока Дракон не рассеивает клубящееся бурление и тянущиеся щупальца простым:

— Станцуй для меня, Ари… — не приказ, скорее просьба.

И от этого испытываю столь сильное облегчение, какое ощущает память, скинув все тягостные воспоминания. Поэтому без лишних слов принимаю требуемую позу, а мужчина лёгким взмахом руки впускает в комнату музыку, льющуюся отовсюду.

Мягкая, чувственная мелодия ведёт за собой, оплетая, унося в чарующее отрешение. Прогибая в спине, прокручивая на месте, подталкивая к пылким и одновременно завлекающим движениям, пробуждающим страсть в нас обоих.

Нежно ласкающие волны танца уносят куда-то далеко в мыслях. Там слышен смех, дарована взаимность, наполненная нерушимой любовью. Сильной, всеобъемлющей, неоспоримой, которой и вечность не соперница.

Память дома — она повсюду…

Я танцую.

Танцую…

А за каждым движением следит Дракон, неподвижный и расслабленный, впервые не выказывающий признаков раздражения.

В очередном прогибе задеваю пальцами бедро и лёгкость воздуха неожиданно испаряется. Пространство темнеет, обжигая холодом.

— Как тебе Диг фон Трис? В постели? — глухой голос, заставляющий широко распахнуть глаза, закрытые секунду назад.

Распрямившись, оборачиваюсь.

— Что, простите? — недоумение вполне оправдано. Клиент о клиенте знать не должен — таковы порядки Храма. Тем более располагать информацией, к какой жрице тот приходит.

Заминка с ответом Дракону явно не понравилась. Взгляд темнеет до грозового фронта.

— Я спрашиваю, как тебе Диг фон Трис? В постели?

И зачем подчёркивать последнее слово? Его, в сущности, барон интересует или та самая горизонтальная плоскость? Если вкупе, то ведь должен понимать, что, как защищённая храмовница, я ничего не чувствую в процессе?

Рассуждая логически — должен.

Только вот этого человека понять сложно. Вроде предсказуем в своих реакциях и одновременно ни в какие рамки не засунешь. Вывернется и поведёт себя так, как меньше всего ожидаешь. Последние сутки яркий тому пример. То изрыгающий пламя дракон, то внимательный хозяин, вежливый и обходительный.

Впрочем, сейчас он, видимо, снова решил стать огнедышащим.

Вздыхаю про себя и решаю уточнить:

— Вас что-то конкретное интересует? — выдерживаю ровный тон.

Если начистоту, нет никакого желания говорить о бароне. Тем более, когда виновник моей от него удалённости сверлит тяжёлым взглядом, накручивая себя неизвестно зачем. Вся его застывшая поза предупреждает поостеречься, хотя трудно понять, из-за чего Дракона снова перемкнуло. Он искренне наслаждался танцем пару минут назад, такое трудно не заметить. Тогда откуда неожиданная смена настроения? Ныне это не просто злость, а готовность подлокотники кресла превратить в щепки сильными пальцами.

С его стороны на свободу вырывается чистое бешенство, заставляющее непроизвольно попятиться.

— Он тебя касался… — чётче проступают желваки.

Пространство комнаты вдруг наполняется звуками капающей воды. Гулкое эхо летит непонятно откуда и, ударяясь о туманные стены, множит чьи-то мучительные метания, позволяет прочувствовать все оттенки невыплаканной боли, несмолкающей печали, просачивающейся в душу и словно ищущей внутри желаемый отклик.

Холод пробирает до костей.

Останавливаю инстинктивный порыв обхватить плечи руками, чтобы согреться. Жест слишком беззащитный, тогда как в начавшемся новом противостоянии между мною и Драконом, крайне нежелательно показывать свои слабости.

Гордо вздёргиваю подбородок. Факты сейчас — лучший выбор.

— Естественно касался, Мистер Дракон! Я вэйхи, не забыли?

Видимо, зря ему об этом напомнила.

Или зря ткнула носом в очевидное?

Впрочем, какая бы причина не довлела над обстоятельствами, с места его подбрасывает мгновенно. Окружающее пространство вздрагивает, вибрирует, ужимаясь до одного объекта, когда, подлетев ближе, мужчина жёстко хватает за руку и дёргает на себя.

Врезаюсь в мощный торс, стукнувшись лбом о подбородок гневливого аристократа.

— Вы с ума сошли! — шиплю разъярённо и вскидываю голову.

Властный поцелуй запечатывает рот столь внезапно, что на смену вспыхнувшей злости приходит шок. Мужской язык рвётся внутрь моего рта вёрткой змейкой, тогда как сильная рука, сместившаяся к затылку, удерживает в создавшемся положении, не позволяя отстраниться. Пальцы иной руки оглаживают от запястья к плечу, затем устремляются к талии, соскальзывая оттуда к бедру. Целенаправленность их движения вполне понятна и сейчас уж точно неприемлема.

Ну, нет!

С искренним возмущением пинаю зарвавшегося клиента в голень. Благо закрытые туфли позволяют. Хватка чуть ослабевает, дав шанс выкрутиться из объятий и отскочить подальше, отирая губы. Этот не столько брезгливый, сколько продиктованный гигиеническим порывом жест — порождает настоящую бурю. В прямом смысле слова!

В туманном потолке собирается грозовой фронт, обдаёт порывом сильного ветра, а вдоль стен вновь искрят разветвлённые молнии. Холодает достаточно быстро и пар изо рта — вполне оправдан.

Не оправдано иное.

— Брезгуешь? Как с бароном, так нормально, а от меня нос воротишь!? — убийственный взгляд Дракона готов испепелить на месте.

— В записке было сказано о танцах, — пытаюсь дышать размеренно. Необходимо воззвать к его разумности, если есть хоть один шанс прорваться сквозь задетое мужское самолюбие. — Если вам требовались иные услуги, следовало сообщить заранее.

— По расписанию работаешь? — ядовитый сарказм.

— Как подобает жрице.

— То есть, если заранее поставлю перед фактом, ляжешь под меня?

Да чтоб его с намеренной грубостью!

«Спокойно, Ари. Спокойно…»

— В нашем договоре подобное развитие событий предусмотрено, — отсылка на закономерное исполнение воли клиента.

— Предусмотрено… — цедит сквозь зубы, оглядывая всю и останавливая взгляд на приподнятой чашечками груди. Затем скользит ниже. Ещё ниже… — Значит, к другому в постель тоже ляжешь, если заранее прикажу? — ухмылка омерзительная, порождающая импульсивное желание прихлопнуть на месте.

Сдерживаюсь.

Сообщаю спокойно, насколько позволяет идущая трещинами выдержка.

— Ваше единоличное владение подразумевает единоличное использование, Мистер Дракон.

Уточнение им принято во внимание. Видимо поэтому совершён шаг навстречу, в результате которого наши тела соприкасаются. Обдаёт жаром, дыхание перехватывает, когда указательным пальцем он оглаживает мои скулы, ненадолго задерживается на подбородке, скользит по шее к ключице. Медленное движение не вяжется с недавним всплеском агрессии, с тем налётом тёмной ярости, до сих пор читающейся на окаменевшем лице.

Впрочем, никуда она не делась. Яд буквально сочится из каждой фразы.

— Это замечательно, Ари. Просто замечательно. Теперь каждую ночь будешь ублажать меня, как того пожелают глубинные инстинкты, — откровенное заявление, пропитанное тёмными эмоциями. И тут же ощущаю жар широкой ладони, обхватившей правую грудь. Он проводит подушечкой большого пальца по верхней линии корсета, чуть задевая мягкую плоть. В следующее мгновение резко отстраняется, демонстрируя холодную невозмутимость. — Сегодня в твоих танцах больше не нуждаюсь. Можешь идти! — сообщено самым что ни на есть светским тоном, подбивающим не только пнуть повторно, но от всей души залепить звонкую пощёчину, хотя конфликтные ситуации решать при помощи грубой силы мне обычно несвойственно.

Сохраняя лицо, разворачиваюсь и молча покидаю комнату. Бесшумно прикрываю за собой дверь. Отстранившись, вонзаю ногти в ладони.

Каждую ночь?

Во славу инстинктов?

Пожелает — исполню?

Неужели искренне верит, что рабыню приобрёл?

Припомнив его недовольство отворотным запахом тогда, в кабинете Абонессы, прямиком направляюсь в свою комнату. Затем к шкафу, из которого вынимаю обувную коробку. Убираю крышку, достаю уже знакомую небольшую бутылочку, захваченную из обители ради душевного спокойствия. Внутри полупрозрачного вместилища находится смесь, созданная некогда ради отвращения покупателя. Только в отличие от первого варианта, в этот добавлена пара капель специализированного масла, позволяющего добиться желаемого эффекта от защищённого Дракона. Приготовила бесценную малость перед самым отъездом, чтобы на всякий случай про запас имелась. Правда хватит её на одно использование…

Недолго думая, лёгкой вязковатой прохладой обмазываю открытые участки тела, чаще всего остающиеся на виду, одновременно удерживая в сознании лицо человека, которого необходимо отвратить.

«Откровенных утех желаете, Мистер Дракон? Так вот сначала приблизьтесь!» — фыркаю про себя в адрес раздражающей личности. И с этим обнадёживающим заявлением иду спать, чтобы на протяжении последующей недели наблюдать, как словоохотливый Дракон, при одном взгляде в мою сторону, резко меняет первоначально выбранный курс, старательно избегая прямого контакта.

В результате все трапезы проходят в полном одиночестве. Лишь экономка, то и дело попадающаяся на пути, изучает задумчиво, но ничего не говорит вслух.

Я часто гуляю в саду. Наслаждаюсь чарующими ароматами цветов, искренне благодарная незримым силам за подаренное отдохновение, так как изрядно надоели постоянные словесные пикировки, вздёргивающие нервы и не позволяющие расслабиться.

Мерно ступаю по садовой дорожке, радуясь солнечному дню.

Дойдя до конца извивающегося серпантина, останавливаюсь у тоненького деревца с раскидистой шапкой зелени и, протянув руку, трогаю небольшие оранжевые плоды, шероховатые на ощупь.

Срываю один, подношу к лицу, втягиваю в себя воздух.

Сильный цитрусовый аромат обволакивает спокойствием покинутой обители.

И вспоминается открытое лицо Ороки. Его бесхитростный характер, щенячий восторг от одного моего присутствия. Тот налёт детской непосредственности, присущий только парню, привычно весёлому, словно бед не существует.

Понимаю вдруг, мне не хватает этого назойливого увальня.

Недостаёт даримой им светлой атмосферы, облагораживающей всё вокруг.

Подбросив фрукт в руке, невольно улыбаюсь.

Через три дня мы наверняка увидимся, ведь как раз подходит время плановой проверки. Как минимум полдня я буду в Храме, поэтому пересечься должны. А пока остаётся наслаждаться снизошедшим спокойствием, которое, как водится, недолговечно.

И выводы в точку.

К вечеру ситуация резко меняется, привнося в мою ненормальную жизнь новые сюрпризы. Притом такие, о каких и подумать не смела.

Первая неожиданность, это Дракон, встречающий в холе, когда возвращаюсь с прогулки.

Вторая, то, каким взглядом он на меня смотрит.

Опасливо замедляю шаг.

Аристократ стоит у перил, сложив руки на груди, глядит задумчиво, словно препарирует до самого сокровенного. Раздражения и злости не чувствую, но атмосфера какая-то предвкушающая.

Инстинктам лучше верить — они не подводят.

Но первый сигнал тревоги упускаю из виду.

Мужчина качает головой и, прежде чем успеваю сориентироваться, совершает стремительный рывок вперёд, приседает, подхватывает и перекидывает через плечо. Затем прямым ходом вверх по лестнице, к спальным комнатам.

Столь варварское обращение вышибает воздух из лёгких, а выбранное Драконом направление заставляет скрипнуть зубами. Видимо, отворот действовать перестал, и настигает кара. Мысли тут же нехорошие в голову лезут, картинки красочные атакуют, какими способами я буду расплачиваться за самоуправство.

От подкинутых воображением будущих действий, жар опаляет щёки.

Ну, нет! Не стану я с ним спать! Пусть клиент, не стану! Вот так, сразу…

Начинаю дико вырываться и мгновенно получаю увесистый шлепок по заду.

— Замри, Ари! Ещё разок дёрнешься, и мы оба скатимся вниз, — звучит угрожающее предупреждение и, для наглядности будущего несчастья, мерзкий тип решает побалансировать на одной из ступеней, демонстрируя мне, висящей вниз головой, все прелести возможного полёта вниз по широкой лестнице.

Страх скручивает желудок, приходится смириться.

Однако стоит нам оказаться в коридоре, я с новыми силами возобновляю попытки освободиться. Молочу кулаками по широкой спине, дрыгаю ногами, насколько позволяет железная хватка, вдавливающая колени в монолитную грудь, где ощущаются мощные удары сердца.

Результат нулевой.

…в его спальню дверь распахнута наотмашь…

…кровать приближается стремительно…

И тут, когда молиться тянет неожиданно, им совершён резкий разворот и направление теперь лежит в ванную. Переступив порог, Дракон произносит какую-то фразу на иноземном языке и мгновенно возникает идущий голубыми волнами водяной шар, который разрезается незримым лезвием пополам и двойной водопад заполняет просторную ёмкость до краёв.

В получившийся небольшой бассейн меня кидают небрежно и брызги летят во все стороны.

Стремительно ухожу под воду.

Ванна много глубже, чем кажется на первый взгляд.

Как не пытаюсь выплыть на поверхность, не могу вырваться из водяного плена, оплетающего беловатыми жгутами, обжигающими кожу.

Это магия. Чистая магия.

Начинаю задыхаться.

В паническом метании образую крупные пузыри, устремляющиеся кверху. Еле сдерживаю порыв сделать вдох, когда лёгкие уже жжёт до невозможности.

Слепящие-белые вспышки неожиданно пронзают режущей болью, вспарывая разум ворохом воспоминаний из далёкого прошлого. Их так много, этих последовательных картин, пропитанных такой насыщенной мукой, какую не в силах вынести моя душа.

Хочется кричать, но не могу.

Не желаю видеть Ангела в Храме, вдруг открывшего глаза и посмотревшего прямо на меня.

Не желаю ощущать себя на месте иной статуи, стоящей перед входом в особняк, плавно разводящей крылья в стороны.

С чистым ужасом, отплёвываясь, выныриваю из воды.

Судорожно дыша, хватаюсь за покатый край ванны, не в силах принять удушающего безумия. Этой агонии, чужеродных мыслей, леденящего хаоса, порождающего болезненную предопределённость.

Связь… она такая необратимая…

Я и Дракон…

Дракон и я…

Теперь знаю, почему…

Понимаю, зачем…

— Смой с себя эту вонь, Ари, — советует аристократ учтиво, будто не он совсем недавно тащил на плече, как увесистый мешок. Поднимаю голову, улавливая в глазах его непривычную серьёзность. Он полностью понимает мои нынешние чувства, так как намеренно сунул в магическую воду. Эти его слова: — Нам пришло время поговорить и решить, что делать дальше, — символизируют мрачный путь, достойный бездны.

***

Сарис направляется к садовым деревьям, собираясь собрать фруктов. Проходя мимо Ангела, непроизвольно замедляет шаг, заметив дрожание крыльев и лёгкое марево вокруг статуи, омываемой струями воды.

Женщина смотрит вверх, на окна второго этажа, и позволяет себе улыбку.

— Грядут перемены…

Слова адресованы неподвижной скульптуре, поверхность которой чуть мерцает белым. Ни о чём не тревожась, экономка продолжает свой путь, намереваясь собрать к ужину созревших плодов с персикового дерева. Господин Грёжес их любит и Госпоже они тоже наверняка придутся по вкусу.

В это самое время Дракон, оставивший девушку омываться водой, заговорённой на очищение, устало опускается в кресло у кровати. Погружает пятерню в волосы. Взлохмачивает, попутно вспоминая день танца, после которого собирался поговорить начистоту, расставив приоритеты.

Не получилось.

Сорвался.

Опять.

Снова поддался воле чужих эмоций, смешавшихся с собственным неприятием ситуации, при которой Ари оказалась в одной постели с отцом. Но со своим раздражением справиться не составило бы труда, не сиди глубоко внутри тёмная ярость, принадлежащая неупокоенной душе, чья память заключена в ангельской фигуре, стоящей в центре Храма Ану. Только избранные храмовники знают, какая сила таится в безликой статуе, поэтому почитают притаившееся внутри величие, молитвами оберегая от тёмных сил.

Дракон на мгновение прикрывает глаза. Открыв, глядит в потолок, изучая витиеватую гипсовую лепнину.

Сбежав некогда от Зова, странствуя за морем, изучая невиданные магические практики, он узнал слишком многое о своей природе, о той судьбе, что предписали с рождения. В одном из испытаний, когда поднимался в высокие горы за тайным артефактом, предопределение настигло его, напомнив, каким путём необходимо идти и что стоит на кону. Властный голос, принадлежащий некогда убитому королю — его прошлой сути, заставил вернуться в родные земли, прежде увидев в преследующей Птице Зова нечто большее, чем представало глазам ранее.

Стоило переступить порог Храма, связь с безликим Ангелом стала нерушимой. Плотной, довлеющей, порой туманящей рассудок. Прошлое короля, его мысли и чувства заполнили, вплетаясь в собственное восприятие мира. А много позднее, лишь оказавшись с Ари в одной комнате, пусть скрываясь за пологом мрака, неукротимая ненависть почившего монарха вырвалась на свободу, стремясь ранить, задеть, отомстить за некогда причинённую боль. И так раз за разом. Однако не храмовница была его целью, а заключённая внутри неё сила, на самом деле являющаяся душой первой Носительницы, уничтожившей многое и многих, дав начало рождению девочек с отпечатками личного могущества, некогда вышедшего из-под контроля.

Но следует признать, что чужая судьба — судьба чужая.

Поэтому, чтобы морок отпустил, им с Ари необходимо поговорить.

Обстоятельно, серьёзно, исключая недопонимание, возможное из-за недомолвок.

Когда пришёл к подобному выводу, девушка уже умудрилась обмазаться отворотом, держащим на расстоянии. И воняло от неё так, что хотелось в прорубь с головой или в отшельники на необитаемый.

Только вот прятаться — ни выход.

Пришлось искать защитное заклинание, применив которое вдруг понял, что запахи никуда не делись. От их вездесущего преследования появилась спутанность сознания и почти не удавалось длительное время изъясняться нормально. Смешивались мысли, слова не желали складываться в связные предложения. В результате пришлось действовать наверняка, грубой силой, и магическая вода — лучший вариант в сложившихся обстоятельствах, тем более если необходимо вскрыть глубинные отсеки памяти.

Взгляд в сторону.

Из ванной: ни звука, ни шороха.

Опять упрямится? Или свыкается с новыми мыслями?

Ари наверняка трудно принять неожиданное прозрение, понять, что прав на собственную жизнь у неё сейчас нет. Как и у него. Пока тёмная сила, стоящая за Дигом фон Трисом, жива —им обоим не видать покоя.

Взмах руки.

Стены размываются, превращаясь в клубящийся туман.

Память дома хранит не только события, некогда произошедшие здесь. Порой особняк проявляет былое, сокрытое в человеческой памяти, стоит индивидууму ступить на его территорию. Вот эти нечёткие картины совсем недавно вытянуты из подсознания Ари: кричащая женщина и мощный взрыв, принёсший погибель и масштабные разрушения. До сих пор, где-то там на поверхности выжженной долины, стоит стеклянное поселение, с превращёнными в статуи людьми, оказавшимися на пути немереной силы, заковавшей всё живое в нерушимый панцирь, который даже магией не снять.

После возвращения из странствия, он посетил то злополучное место. Видел застывшие в камне безмятежные лица играющих детей, не успевших ощутить приближающейся опасности, и обеспокоенность взрослых, смотрящих в сторону, откуда пришла беда. Влияние силы Госпожи Грёжес на это селение оказалось неожиданным, так как оно изначально было защищено магией. Эльфийской магией. Будь иначе, тут бы камня на камне не осталось, как на огромной территории, выжженной и разрушенной, раскинувшейся вокруг.

Справа долетает неприязненный голос.

— Что теперь? — В мокрой одежде в дверном проёме стоит Ари, обхватив плечи руками. Вода стекает к ней под ноги, образуя на полу лужу.

Фиалковый аромат достигает его обоняния.

— А теперь мы поговорим, — указано на противоположное кресло и в единый щелчок пальцев высушена её одежда, волосы, всё тело. Не хватало ещё, чтобы простудилась.

Сдёрнув с собственной шеи амулет, Дракон с силой его сжимает в широкой ладони. На некоторое время артефакт поможет удержать былого монарха от эмоциональной невоздержанности, дав им нормально пообщаться. Найти точки соприкосновения и наладить контакт, чтобы определиться с дальнейшими действиями.

Продолжение следует…

Конец