Печалька пишет дневник 7 aka Дневник проститутки

Но самое ужасное было то, что Глеб Сергеич больше не наказывал меня ремнем, а вместо этого читал мне длиннейшие и скучнейшие лекции о смысле жизни, классиках русской литературы и почему-то также, о белых мышах. В то время как с улицы доносились крики братьев Сазоновых: «Галка! Ты выйдешь? », я сидела на веранде и слушала, как Глеб Сергеич говорит: «Полевые мыши лесостепной зоны Южной Африки делятся на белых и серых… белые мыши отличаются от серых своим ярко-белым окрасом, который… который… Галя, ты меня слушаешь? Ну, повтори, что я сейчас сказал?

-Вы сказали: который-который, Глеб Сергеич! - покорно отзывалась я.

В один жаркий день, 27 июля, мне так захотелось поехать искупаться в карьере с братьями Сазоновыми, что я сняла с себя трусы, легла на лавочку у окна веранды и сказала Глеб Сергеичу:

-Вы такой ужасно нудный тип, Глеб Сергеич, что лучше порка, чем сидеть и слушать, как вы трепетесь за жизнь… Если обещаете выпороть и отпустить на волю, то лучше уж ремень, чем сидеть и слушать вас целый день!

Зря я ему это сказала. Моя храбрость тут же вышла мне боком.

-Правда, что ли? - ответил мне Глеб Сергеич и снял свой ремень, - Что, Галка, готова еще раз получить по попе?

Так сказал Глеб Сергеич, и как вломит мне по заднице:

-Я, значит, нудный, а наркоманы Сазоновы страшно интересные ребята?

Ну, что делать? С Глебом, когда у него в руке ремень, лучше вообще не спорить. И я тут же меняю свое мнение на противоположное:

-Ай, Глеб Сергеич! Черт с вами, читайте лекцию!

-А вот тебе и за черта, Галка! - тут же говорит Глеб Сергеич, и как хлопнет по моей заднице, у меня прям весь зад как в огне, после одного такого хлопка. Я ору:

-Глеб Сергеич, мне больно! А он такой:

-Ну и хорошо, что больно! Лучше запомнится!

У меня аж слезы на глазах выступили. В общем, так отхлестал, я потом встать не могла. Лежу, реву, а он лед из холодильника приносит. Прикладывает к моей заднице кубик льда, водит этим кубиком по моей попе и говорит, сочувственно:

-Ничего, Галка, тяжело в учении, легко в бою!

Так я и осталась дома с Глебом Сергеичем в тот жаркий день, 27 июля, и не поехала купаться с братьями Сазоновыми. За вечерним чаем он показал мне норвежскую белую мышь в одной из своих научных книжек. Она действительно была белая, с длинным розовым хвостом и довольно симпатичная.  

Чем дольше я сидела рядом с Глеб Сергеичем, когда он занимался своими мышами, тем  больше я присматривалась к нему. Не то, чтоб я присматривалась. Я просто внаглую за ним следила. Глеб Сергеич всегда был хорошо одет, он никогда не ходил в старых футболках и драных джинсах, как братья Сазоновы. Джинсы у Глеб Сергеича всегда были без дыр, у Глеб Сергеича всегда была чистая рубашка. Когда эта рубашка была слегка расстегнута, то я видела пушистую грудную клетку Глеб Сергеича, и мне почему-то всегда хотелось дотронуться до него там, под рубашкой. Глеб Сергеич отличался от нашего соседа Вячика с Заречной, как английский лорд отличается от орангутанга. Это был просто человек другой породы, других мыслей, другого рода деятельности. И мне было не совсем понятно, как Марго, с ее туфельками на шпильках и французскими духами могла польститься на Вячика. Я знала Вячика с детства, и я до боли в сердце ощущала, насколько Глеб Сергеич другой. И мне вдруг захотелось этого, другого. Внезапно, мне стало интересно, какой Глеб Сергеич будет в постели. Какой он будет наощупь там, под рубашкой и без джинсов. Какой он будет на вкус. В общем, совершенно неожиданно, Глеб Сергеич заинтересовал меня с научной, чисто исследовательской, точки зрения. Как сказала бы многоопытная старушонка Лукерья, мне вдруг захотелось залезть в штаны взрослому мужчине.