Секс и дерьмо 1. Глава Рассказы про секс

Свинцовый свет февральского дня пробивался через пыльное окно подъезда. Воздух внутри густел от запахов: старая пыль, дешевый табак из квартиры на втором этаже, влажная швабра уборщицы, давно сбежавшей с дежурства, и вездесущая затхлость бетона. Анна, прижимая к груди пакет с продуктами из ближайшего магазина, кряхтя толкнула тяжелую входную дверь. Холодный сквозняк юркнул под курточку, пробил тонкий свитерок, лизнул по животу и груди. Женщина вздрогнула, поправила сбившийся хвост, и тут же наткнулась на взгляд.

Ирина стояла у почтовых ящиков, точеная, как лезвие ножа, в безупречно белой водолазке под распахнутым пальто и черных строгих брюках. В руках у нее была пара деловых конвертов. Пепельная стрижка женщины была идеальна, лицо – маской спокойствия. Лишь серые, холодные глаза, скользнувшие по Анне, были живыми сканерами, мгновенно считывающими информацию.

– Ох, извините! – выдохнула Анна, отпрыгнув, будто обожглась об этот взгляд. – Не заметила...

– Ничего страшного, – женщина коротко улыбнулась, но голос Ирины был ровным, мелодичным, и лишенным тепла, как стук капель по металлу. – Тяжелая дверь. У самой вечно заедает.

Она сделала шаг в сторону, освобождая путь, но ее цепкий взгляд не отпускал Анну. Скользнул по потрепанной куртке, по слегка вытянутому свитеру на груди, по джинсам, обтягивающим все еще приличные, но явно уставшие от бытовой рутины бедра. Потом глаза задержались на лице – на синеве под глазами, на легкой сеточке морщин у губ, на беззащитном выражении усталости.

"Голодная. Одинокая. Идеальная жертва", – пронеслось где-то в глубинах сознания Ирины холодной, ясной мыслью.

– Да уж, – Анна нервно улыбнулась, чувствуя себя под этим взглядом как под микроскопом. – Особенно с пакетами. Вечно все падает... Спасибо, что придержали.

Она поспешно прошмыгнула мимо, улавливая едва заметный, странный запах, исходивший от Ирины. Не духи. Что-то... землистое, слегка сладковатое, как мокрый лес после дождя. Странный запах.

– Не за что, – Ирина кивнула, уголок ее губ дрогнул в подобии улыбки. Ее глаза проводили Анну до лестницы, отмечая мягкое покачивание бедер, легкую сутулость от груза невидимых забот.

"Мягкая. Податливая. Нуждается в направлении. В сильной руке. В новизне".

– Удачного дня, Анна.

– Вам тоже! – Анна уже карабкалась наверх, на третий этаж, к своей клетушке с вечно включенным телевизором, шумящими детьми и горой немытой посуды. Голос соседки, назвавшей ее по имени, отозвался внутри странным теплом. Кто-то помнил ее имя в этом подъезде затхлого равнодушия.

Ирина осталась стоять, глядя в пустоту. Конверты в руке были лишь предлогом. На самом деле женщина ждала, чувствовала, что Анна должна была вернуться именно сейчас. Ее внутренний радар, настроенный на уязвимость, никогда не подводил.

Землистый запах, который Анна уловила, – это был запах предвкушения. Запах близящегося испражнения.

Живот у Ирины едва слышно бурлил, но не от недомогания, а от волнения. Она медленно поднялась на свой этаж – четвертый – где в ее квартире была совсем другая жизнь.

***

Ключ повернулся в замке с тихим щелчком. Ирина вошла в квартиру в легкой улыбкой. Контраст с подъездом был разительным - безукоризненная чистота: паркет блестит, воздух пахнет антисептиком и легкой, холодной свежестью.

Вокруг ни пылинки, ни одного лишнего предмета - порядок, граничащий с патологией.

Ирина сняла туфли, поставив их строго параллельно, повесила пальто на вешалку, конверты положила на маленькую хромированную полочку у входа.

– Алиса! – Голос женщины прозвучал громко в тишине. Четкий, командный, без повышения тона, но с железной интонацией, не терпящей промедления.

Через мгновение из комнаты появилась девочка восемнадцати лет, но выглядевшая младше. Длинные, почти белые волосы были заплетены в две аккуратные косички. Голубые, огромные глаза смотрели на мать с безоговорочной преданностью и предвкушением. Алиса стояла в простом розовом платьице, чистом, выглаженном, и ждала.

– Мама? – голосок тихий, послушный.

Ирина медленно прошла в гостиную, сбрасывая с себя маску приветливой соседки. Холодная властность проступила в каждом движении, в каждом взгляде. Она села на жесткий диван, выпрямив спину.

– У меня вот тут бурлит, доченька, – произнесла она, глядя прямо в бездонные голубые глаза Алисы. Ее рука легла на живот. – Знаешь, что это значит?

В глазах Алисы тут же вспыхнул какой-то странный, лихорадочный восторг. Как у фанатика, услышавшего благую весть от своего владыки. Девочка не произнесла ни слова, но ее тело уже ответило: пальцы дрогнули, губы растянулись в широкой, неестественно радостной улыбке.

– Да, мамочка! – выдохнула Алиса, и в ее голосе звенело настоящее счастье. – Я готова! Сейчас!

Девочка не стала ждать команды, ее руки сами потянулись к пуговицам платья. Движения были быстрыми, ловкими, отточенными практикой. Розовая ткань соскользнула на безукоризненно чистый пол, открывая хрупкое подростковое тело. Белье – белые хлопковые трусики и лифчик– последовало за платьем. Через несколько секунд Алиса стояла перед матерью совершенно голая. Ее кожа была бледной, почти фарфоровой. Груди – едва наметившиеся бугорки, лобок – аккуратно выбрит, гладкий, как у куклы. Ни тени стыда, только горделивая демонстрация своей готовности.

– В ванную, – скомандовала Ирина, не меняя позы. Ее взгляд скользнул по детскому телу дочери. – Ты знаешь, что делать.

– Да, мама! – Алиса почти подпрыгнула от радости и, как олененок, побежала по коридору в ванную комнату. Ее голые пятки мягко шлепали по блестящему паркету.

Ирина осталась сидеть еще на минуту, прислушиваясь к бурлению в своем кишечнике. Оно было сильным, настойчивым - диарея. Результат специально принятого накануне слабительного в сочетании с непривычно жирной пищей. Женщина специально готовилась, желая не просто покакать.

Она хотела хорошенько просраться. Для первого этапа подготовки к Анне требовалось сбросить сильное напряжение, очистить себя от лишних мыслей, чтобы они не мешали.

Когда давление в кишечнике стало невыносимым, Ирина встала и пошла в ванную. Шаг ее был твердым, неспешным, как шаги жрицы, идущей к алтарю.

***

Ванная комната была царством стерильности. Белый кафель сверкал. Хромированные краны и ручки душа сияли. Воздух был напоен ароматом хлорки и дорогого, холодного геля для душа. В центре этого белого ада, на дне пустой, чистой ванны, лежала Алиса.

Девочка уже приняла позу: голова запрокинута назад, шея напряжена, рот открыт максимально широко, как у птенца, ждущего пищу. Глаза смотрели в потолок, полные безоговорочного доверия и лихорадочного ожидания. Руки Алисы были вытянуты вдоль тела, ладони раскрыты. Ноги слегка согнуты в коленях и разведены, обнажая гладкую промежность. Дочь Ирины была абсолютно неподвижна, как жертва на жертвеннике. Единственное, что выдавало ее волнение – учащенное дыхание и легкая дрожь в напряженных мышцах живота.

Ирина остановилась, подойдя к краю ванны, ее тень упала на тело дочери. Женщина смотрела вниз, в этот открытый, ждущий рот, на это юное лицо, искаженное готовностью принять самое отвратительное угощение. Холодное удовлетворение потеплело в ее груди, смешавшись с физиологическим спазмом в кишечнике.

– Молодец, Куколка, – прошептала Ирина, и в голосе впервые прозвучали нотки тепла. Извращенного, но тепла. – Ты знаешь, как угодить маме.

Женщина медленно расстегнула пряжку на своих черных брюках, спустила молнию. Черное шелковое белье подчеркивало строгость линий. Брюки упали на кафель, и Ирина аккуратно отставила их ногой в сторону. Затем сняла водолазку, обнажив стройное, почти аскетичное тело с маленькой, упругой грудью.

Белье – минималистичное, черное, тоже было снято. Теперь она стояла над дочерью полностью обнаженная, как и та. Но если Алиса была жертвенным ягненком, то Ирина – каменным идолом. Ее тело не дрожало. Мышцы живота были напряжены, но не от страха, а от контроля над бурлящей внутри стихией.

Женщина осторожно переступила через край ванны и встала над Алисой, лицом к ее лицу. Ноги ее оказались по обе стороны от головы дочери. Девочка замерла, лишь зрачки расширились, ловя каждое движение матери. Запах – тот самый, землистый, чуть сладковатый, но теперь гораздо более явственный, с кислинкой подступающей волны – стал гуще.

– Открой рот шире, Алиса, – скомандовала Ирина, кладя руки себе на бедра. Ее голос был низким, властным. – Готовься принять мой дар.

Алиса попыталась открыть рот еще шире. Из горла девочки вырвался тихий, сдавленный стон ожидания. Ее глаза застыли, уставившись вверх, на темный треугольник между ног матери, на сфинктер, который сейчас должен был открыться.

Ирина закрыла глаза на мгновение, сосредоточившись на волнах спазмов, прокатывающихся по ее животу. Она не тужилась, она разрешала организму чиститься.

Ирина контролировала и направляла. Это был не просто акт дефекации - это был своеобразный ритуал любви.

Первое урчание было громким, влажным. Алиса вздрогнула всем телом, но не закрыла рот. Ирина почувствовала, как мышцы ануса расслабляются под ее властной волей. И тут хлынуло.

Не твердые куски дерьма, а горячий, жидкий, зловонный поток - понос. Концентрированный, коричнево-желтый, с вкраплениями непереваренной пищи, с едким, кислым запахом, который ударил в нос даже Ирине. Он хлынул с силой, прямо в широко открытый рот Алисы.

Первый звук был глухим, как падающая в грязь тяжелая капля. Потом – хлюпающим, как мокрая тряпка об пол. Горячая, жидкая масса заполнила рот Алисы, брызнула на язык, на небо, хлынула в горло. Девочка издала клокочущий, захлебывающийся звук, ее тело дернулось, инстинкт заставил ее попытаться сглотнуть, откашляться, но поток был слишком сильным, слишком непрерывным.

Ирина застыла неподвижно, как статуя. Лишь легкая дрожь наслаждения пробежала по ее спине. Женщина чувствовала каждую волну, каждый спазм, каждый выброс горячей жижи. Она видела, как он бьет прямо в цель, как заливает рот ее дочери, как переливается через край, стекая по подбородку, по щекам. Как капли летят на лоб, в волосы, в широко открытые, залитые слезами от рефлекторного рвотного позыва глаза.

– Глотай, Куколка, – прошипела Ирина, глядя вниз на это месиво. Ее голос был хриплым от напряжения и скрытого экстаза. – Глотай мой дар. Прими мою любовь.

Алиса закашлялась судорожно. Густая, теплая масса забила ей дыхание. Девочка пыталась глотать, давилась, слезы текли ручьями, смешиваясь с коричневой жижей на юном лице.

Но она не отворачивалась, не закрывала рот. Руки Алисы вцепились в холодные края ванны, белые костяшки пальцев выдавали нечеловеческое усилие. В глазах девочки, сквозь слезы и отвращение, горел тот же фанатичный огонь послушания, смешанный с извращенной гордостью. Она принимала мамин дар! Она была хорошей девочкой!

Поток не ослабевал, Ирина позволила ему течь. Живот бурлил, спазмы шли волна за волной. Горячая струя теперь не только заполняла рот, но и била прямо в лицо Алисе. Заливала нос, щеки, подбородок, стекала на шею, на ключицы, на едва наметившуюся грудь, образуя липкие, коричневые потеки на ее бледной коже.

Запах стоял невыносимый – кислый, гнилостный, животный. Запах болезни, распада, доведенного до крайности. Но для Ирины это был запах власти, запах абсолютного подчинения.

Потом первая волна схлынула. Ирина почувствовала временное облегчение, но знала – это не конец, кишечник был еще полон. Она смотрела вниз. Алиса лежала, залитая с ног до головы теплой, зловонной жижей, рот ее был полон, подбородок и шея – в густых потеках.

Глаза, залитые и слезами, и дерьмом, смотрели на нее с немым вопросом и ожиданием продолжения. Девочка пыталась сглотнуть, но масса была слишком жидкой, слишком обильной. Она давилась, издавая булькающие звуки.

– Выпусти, – скомандовала Ирина, не двигаясь. – Выпусти и открой снова. Быстро.

Алиса попыталась повернуть голову, чтобы выплюнуть, но Ирина резко сжала ее щеки пальцами.

– Нет! – ее голос был как удар хлыста. – Здесь. На себя. Прими все. Каждую каплю. Это твое!

Алиса замерла, а потом с тихим стоном дернулась. Коричневая жидкая масса хлынула из ее рта обратно, заливая ее собственное лицо, смешиваясь с тем, что уже было. Девочка закашлялась еще сильнее, рвотные спазмы сотрясали ее тело. Плоский животик судорожно дернулся, из горла вырвался хриплый звук.

Ирина наблюдала, как ее дочь, ее «Куколка», ее совершенный сосуд, начинает рвать. Сначала это были просто слюни и остатки говна. Потом – желтоватая пена. Потом – полупереваренная пища, смешанная с коричневой жижей. Все это извергалось на ее собственное лицо, на грудь, в ванну. Запах стал еще более чудовищным – к кислой гнили добавилась сладковатая вонь желудочного сока и рвоты.

– Да... – прошептала Ирина, и в ее глазах вспыхнул настоящий огонь. – Да, вот так! Принимай все! И мое, и свое! Смешивай!

Вторая, более мощная волна спазма прокатилась по животу женщины. Она снова расслабила мышцы. Новый, еще более обильный поток горячего поноса хлынул вниз. Теперь он падал не только в рот, который Алиса снова открыла, повинуясь негласному приказу, но и прямо на ее лицо, залитое рвотой и первым дерьмом.

Понос ударял по глазам, по носу, стекал в уши. Алиса захлебывалась, задыхалась в этой гремучей смеси, ее тело билось в ванне, как рыба на берегу. Но она не закрывала рот, не отворачивалась. Руки вцепились в края ванны с такой силой, что побелели не только костяшки, но и ногти. Рвота девочки смешивалась с новым потоком диареи, создавая кипящее, булькающее месиво на ее лице и груди.

Ирина нависала над этим адом, дыша ровно, лишь легкая испарина выступила на ее лбу. Она чувствовала полную власть над телом дочери, над ее рвотными рефлексами, над ее волей.

Над самым ее существованием.

Это было прекрасно. Это было... чисто. Она смотрела, как ее гавно покрывает, скрывает, поглощает хрупкое тело Алисы. Как оно запечатывает ее в кокон из отвратительного, но такого нужного вещества. Как слезы и слюни смешиваются с дерьмом и рвотой. Как дрожит каждый мускул ее дочери под этим отвратительным месивом.

Спазмы начали стихать. Последние капли жидкого кала упали с жалким хлюпаньем на уже совершенно неузнаваемое лицо Алисы, слиплись с массой на ее груди. Ирина почувствовала пустоту и легкость внизу живота - очищение свершилось.

Женщина глубоко вдохнула, вдыхая всю полноту чудовищного запаха, который теперь был запахом ее победы. Ее победы над условностями, над отвращением, над самой природой материнства.

Ирина аккуратно переступила обратно через край ванны, ступив на кафель. Ноги ее были чисты. Лишь несколько случайных брызг попало на бедра, но это было несущественно. Она посмотрела вниз, на свое творение.

Алиса лежала неподвижно. Дышала прерывисто, хрипло. Все ее тело от подбородка до лобка было покрыто густой, блестящей под светом лампы, коричнево-желтой массой. Рвотные массы добавили в нее комочки полупереваренной еды и желтую пену. Глаза были закрыты, залеплены липкой жижей, волосы слиплись в грязные пряди. Из полуоткрытого рта сочилась коричневая слюна. Она была похожа не на человека, а на куклу, вывалянную в отходах скотного двора, но Алиса лежала смирно. И когда Ирина коснулась ее плеча, она медленно открыла глаза. Сквозь корку грязи в них светилось что-то... благодарное. Покорное. Извращенное обожание.

– Хо... рошая... мамочка... – прохрипела она, пытаясь улыбнуться губами, покрытыми дерьмом и рвотой. – Спаси... бо... Так... вкусно...

Ирина почувствовал странное тепло в груди. Извращенную смесь материнской любови и любови мастера к идеально выполненной работе.

– Молодец, моя Чистюлька, – сказала женщина, и голос ее был почти ласковым. Она наклонилась, не боясь испачкаться, и поцеловала Алису прямо в лоб, в липкую массу. Губы коснулись теплой, вонючей грязи. – Ты приняла все, моя девочка.

Ирина выпрямилась:

– Теперь тщательно отмойся. Ты знаешь, я не терплю грязи.

– Да, мама, – Алиса попыталась кивнуть, и с ее подбородка упала тяжелая капля. Девочка начала медленно, с трудом подниматься. Ее движения были скованными, тело дрожало от пережитого шока и усилия, но в глазах горела та же преданность.

Ирина вышла из ванной, оставив дверь открытой. Звук включившегося душа и хлюпанья воды за ее спиной снова вызвали в памяти образ Анны в подъезде – вот, кто нуждался в очищении.

Женщина подошла к раковине, тщательно вымыла руки с мылом до скрипа, потом лицо, потом брызги дерьма с ног. Вода смыла все следы, и Ирина снова была безупречна – чиста и холодна.

Мать Алисы вышла в гостиную, подошла к окну. Внизу, в окне третьего этажа, мелькнула тень. Анна возилась на кухне.

Ирина улыбнулась своей холодной, каменной улыбкой.

"Скоро, Анна. Скоро ты узнаешь вкус истинной близости. Твой десерт уже готовится. И твои дети... они присоединятся к моей Куколке. Мы создадим новую семью. Через любовь. Через боль. Через мое гавно".

Бурление в животе женщины окончательно утихло, оно сменилось холодным, сосредоточенным ожиданием.

Ирина закрыла глаза, представляя лицо Анны, искаженное отвращением, страхом... и первыми проблесками того самого, запретного возбуждения, которое она уже уловила в подъезде. Это будет прекрасно. Как всегда.

Благодарю за внимание. Если тебе понравилось и ты готов окунуться в Темную сторону, то приглашаю тебя почитать продолжение и другие мои истории на моем бусти:

Но будь осторожен, поскольку мои рассказы могут тебя шокировать.

До встречи, Дорогой Читатель.