Игры на гитаре (глава 3, У порога) (Лесби ролевые игры)

Дни превращались в недели, и осень брала своё. Небо затянуло низкими тучами, из которых то и дело срывался мелкий дождь, а ветер гнал по двору обрывки листьев и мусора. Учёба поглощала всё больше времени - контрольные, проекты... Но даже в этом круговороте мои мысли нет-нет да и возвращались к Александру Ивановичу. Наши встречи стали частыми, в основном с изучением новых аккордов на гитаре, но каждый раз оставляли во мне что-то - след, который я не мог стереть. Я замечал, как он изменился: стал тише, задумчивее, но его взгляд всё ещё цеплял меня, как крючок цепляет рыбу.

Однажды утром, в субботу, я вышел вынести мусор. Родители были дома - мать возилась на кухне, готовя что-то с запахом лука и картошки, а отец сидел в комнате, листая газету и ворча на новости. Я спустился на первый этаж к мусоропроводу, бросил пакет и уже собрался идти обратно, когда заметил на лестничной площадке, у стены, сложенный листок бумаги. Он был слегка помят, будто его долго держали в кармане, а на нём было выведено корявым почерком моё имя: "Ваня". Я замер, оглянулся - никого. Развернул записку и прочитал: "Приходи сегодня в семь. Как в первый раз. Я буду ждать. А. И."

Сердце ёкнуло. Я сунул записку в карман джинсов, чувствуя, как ладони становятся влажными от внезапного волнения. "Как в первый раз" - значит, без одежды, прямо на площадке, как тогда, летом, когда всё началось. Но теперь было сложнее: родители дома, да и холод в подъезде пробирал до костей. Я поднялся к себе, стараясь выглядеть спокойно, хотя внутри всё бурлило. Мать крикнула из кухни:

- Ваня, ты где ходишь? Завтракать будешь?

- Да, сейчас, - отозвался я, прошмыгнув в свою комнату, закрыл дверь, сел на кровать и уставился в окно.

До семи оставалось часов десять, и мне нужно было придумать, как провернуть дело так, чтобы никто не заметил, что я выхожу из квартиры голый.

День тянулся медленно. Я помог матери с уборкой, сходил в магазин за хлебом, посидел с отцом, делая вид, что слушаю его рассказы о работе. Но мысли были заняты другим - запиской, его почерком, тем, что он задумал. К шести часам я начал нервничать сильнее. Родители сидели в комнате, телевизор гудел, показывая какой-то старый фильм. Я сказал, что пойду в ванную, взял полотенце и закрылся там. Сердце колотилось, пока я снимал одежду - футболку, джинсы, носки, всё складывая аккуратно на стиральную машину. Оставшись голым, я завернулся в полотенце, стараясь не думать о том, как холодно будет в подъезде.

- Мам, я к соседу, на гитаре поиграть! - крикнул я через дверь, надеясь, что голос звучит естественно.

- Хорошо, только не засиживайся там, - отозвалась она, без подозрения.

Отец что-то буркнул, и я выскользнул в коридор. Дверь щёлкнула за мной, и я оказался на площадке. Холод тут же вцепился в ноги, полотенце едва прикрывало бёдра. Когда выходил, часы показывали 18:57. Я выдохнул, скинул полотенце, оставив его у порога своей квартиры, и постучал к нему - тихо, почти неслышно.

Дверь приоткрылась почти сразу. Александр Иванович стоял в проёме, в старой майке и штанах, и смотрел на меня с той самой ухмылкой, от которой у меня всегда мурашки бежали по спине. Его глаза скользнули по моему телу, и он кивнул, будто одобряя.

- Молодец, - сказал он низким голосом. - Заходи.

Но он не дал мне шагнуть дальше прихожей. Вместо этого он чуть шире приоткрыл дверь - так, что щель стала сантиметров двадцать, и любой, кто вышел бы на площадку, мог увидеть нас. Он встал прямо у порога, одной рукой придерживая дверь, а другой расстёгивая штаны. Я замер, чувствуя, как холодный воздух из подъезда смешивается с теплом его квартиры.

- Давай! - сказал он, и его тон был не просьбой, а приказом.

Он спустил штаны ниже колен, и я увидел его член - уже твёрдый и готовый, обрамленный уже начинавшими седеть кучеряшками. - Прямо тут.

Я опустился на колени, пол под ногами был холодный, и сердце заколотилось так, что я слышал его в ушах. Дверь за моей спиной оставалась приоткрытой, и я чувствовал себя уязвимым, почти голым перед всем миром. Но его взгляд, тяжёлый и требовательный, не оставлял выбора. Я наклонился ближе, ощущая знакомый запах его кожи - пот, мыло, что-то терпкое. Мои губы коснулись теплого и твердого члена, сначала нерешительно, и я услышал его тихий выдох.

Я начал медленно, обхватывая его ртом, чувствуя, как член Александра Ивановича заполняет меня. Его рука легла мне на затылок, пальцы сжали волосы, задавая ритм. Сначала я двигался осторожно, привыкая к его вкусу, к его теплу, но он слегка надавил, подталкивая глубже. Я ускорился, работая языком вдоль всей длины, то сжимая губы, то расслабляя их. Его дыхание стало громче, хриплым, и я слышал, как он сдерживает стоны, чтобы не выдать нас. За дверью было тихо, но каждый шорох в подъезде - скрип ступенек, далёкий хлопок двери - заставлял меня вздрагивать.

Он не торопил, но и не давал мне остановиться. Я сосал его член долго, чувствуя, как мышцы шеи начинают ныть, как колени затекают от холодного пола. Орган пульсировал у меня во рту, и я старался взять его глубже, заглатывая почти до предела, пока не задыхался. Мои руки упёрлись в его бёдра, пальцы вцепились в кожу, и я чувствовал, как он напрягается подо мной. Его ладонь на моём затылке сжималась сильнее, направляя меня, и я потерял счёт времени, растворяясь в этом ритме.

Иногда он шептал что-то: "Давай, парень", "Ещё", - и его голос был низким, почти рычащим. Я смотрел на него снизу вверх, видел, как его глаза блестят в полумраке, как он кусает губу, чтобы не шуметь. Дверь за мной скрипнула от лёгкого сквозняка, и я невольно сжался, но он только сильнее притянул меня к себе. Мои губы скользили по горячему члену, влажные и горячие, и я чувствовал, как слюна стекает по подбородку, как всё тело дрожит от напряжения и холода.

Он продержался долго - дольше, чем я ожидал. Мои колени уже онемели, горло саднило, но я не останавливался, зная, что он этого хочет. Наконец его дыхание стало резким, судорожным, и он сжал мои волосы так, что я чуть не вскрикнул. Он выдернул свой член из моего рта в последний момент, и я почувствовал, как горячая струя спермы ударила мне в лицо - сначала на щёку, потом на губы, стекая вниз. Он кончил молча, только выдохнул хрипло, и я сидел перед ним, тяжело дыша, чувствуя, как его тепло растекается по моей коже.

Он отступил назад, закрыл дверь, и только тогда я осознал, что всё ещё стою на коленях, голый, на пороге его квартиры. Он посмотрел на меня сверху вниз, ухмыльнулся и протянул руку, помогая подняться.

- Ну ты даёшь, - сказал он, вытирая мне лицо краем своей майки. - Не ожидал, что так рискнёшь.

Я кивнул, всё ещё отходя от произошедшего. Колени дрожали, лицо горело, и я чувствовал его вкус на губах. Мужчина завёл меня внутрь, посадил на диван и принёс полотенце, чтобы я вытерся. Мы сидели молча, и я смотрел на свои руки, которые всё ещё дрожали от холода и адреналина.

- Зачем так? - спросил я наконец, глядя на него.

- Хотел проверить, насколько ты смелый, - ответил он, садясь рядом. - И просто захотелось. Ты же не против?

Я пожал плечами. Не против? Я не знал. Это было унизительно, страшно и возбуждающе одновременно, и я не мог разобраться, что перевешивало. Он потрепал меня по плечу, встал и пошёл на кухню. Вернулся с двумя чашками чая, поставил одну передо мной.

- Грейся, а то простынешь, - сказал он, и его голос был неожиданно мягким.

Мы пили чай, слушая, как радио тихо играет что-то старое, и я чувствовал, как тепло медленно возвращается в тело. За окном шёл дождь, капли стучали по стеклу, и я думал о том, как близко мы были к тому, чтобы нас застали в этой ситуации.

Потом он заговорил - о том, как раньше, в молодости, любил рисковать, как однажды ночью с друзьями залез на крышу завода, чтобы посмотреть на звёзды. Я слушал, кивая, но думал о записке, о том, как я стоял голым в подъезде, о его взгляде, когда он кончал. Это было что-то новое между нами - не просто страсть, а игра, проверка, которую я прошёл.

Я ушёл через час, когда родители, скорее всего, уже легли спать. Он дал мне старую футболку, чтобы я не мёрз в подъезде, и я прокрался к себе, тихо щёлкнув замком. Лёг на кровать, не включая свет, и долго лежал, чувствуя, как его запах всё ещё витает вокруг меня.

Эта встреча оставила во мне что-то - не только след на лице, но и что-то внутри, где-то глубоко. И я знал, что это не конец.