Любя Синди

Loving Cindy © JakeRivers

*********************************

Ли и Синди росли вместе и поодиночке.

***

Думаю, это было неизбежно. Любовь, которой мы с Синди научились делиться. Мы были близнецами, рождёнными и воспитанными как... просто дети. Мама, благослови её; скучаю по ней, умерла, давая нам жизнь. Папа был сломлен её смертью и воспитывал нас бессистемно — иногда да, часто нет.

Мои ранние воспоминания:

Папа на полу. Спит? Нет, бутылка у его руки опровергает версию про усталость. Синди берёт его за одну руку, я, Ли, — за другую. Тащим его. Тянем его. Кряхтя от нашей детской нехватки сил.

«Толкай... Синди, тяни! Давай положим его на кровать, и пойдём искать еду».

Непростая задача.

Еда? Это значит - убить кролика. Папа, благослови Бог его душу, выращивал кроликов. Он продавал мех, а мы съедали кроликов. Как и кур, которые у нас тоже были... Сало на сковороде и очень хрустящая поджаренная корочка. Курица или кролик? Иногда курица, иногда кролик.

Однажды кролики закончились. Нам было двенадцать, и папа отсутствовал уже несколько месяцев. Я научился ловить кроликов, обнаружив, что они такие же чертовски тупые, как куры. Мы ели кроликов и всякую всячину из сада, выросшую дикой. Посаженную ещё мамой, о которой позаботился Бог.

Потом папа вернулся. Измождённый, бородатый, со шрамами на ногах.

— От кандалов, — объяснил он.

Папа заботился о нас? Нет, это мы заботились о папе. Мы любили его, и мы уверены, что по-своему он тоже любил нас. Каким-то образом мы понимали, что он любил маму и теперь медленно умирал без неё. Он любил нас, но мы не были мамой.

У нас была дойная корова по имени Бесси, и я с шести лет её доил. Именно молоко, вероятно, спасло нам жизнь. Когда Бесси умерла, нам было по тринадцать. Ночью я прошёл десять миль до фермы Ааронсонов и в темноте украл одну из сотен их дойных коров. Мы назвали её тоже Бесси. Мы думали, что всех дойных коров зовут Бесси.

— Синди! Никогда, никогда не выпускай Бесси днём.

Я думал, что все коровы выглядят одинаково, и потому мы можем потерять её. Синди тоже так думала.

Мы следили за чистотой. У меня сохранились некоторые воспоминания о том, как мы были маленькими, а у папы было меньше бутылок. наполнить Корыто наполнялось горячей водой из дровяной печи, затем надо было смягчить — да, я с малолетства знал это слово, как и многие другие — горячую воду холодной из-под насоса. Ванну мы принимали вместе, Синди и я. Нам было по восемь, и мы были просто детьми. Когда стукнуло двенадцать, мы были мальчиком и девочкой... Но все ещё оставались просто детьми.

Нам исполнилось по шестнадцать в тот год, когда папа ушёл навсегда. Хотя прошло два года, прежде чем мы с Синди наконец согласились, что он действительно ушёл навсегда. Теперь Синди смущалась и отворачивалась, когда мылась. От её смущения мне было неловко и после этого я стал делать вдвое больше работы, наполняя две ванны. Видите ли, я всегда любил Синди.

Когда мне было пять, папа научил меня читать. Я читал всё подряд. Я читал этикетки папиных бутылок. В шесть лет я знал разницу между терновым и обычным джином. Мне пришлось самому научить Синди читать, потому что папа сказал, что девочкам не нужно знать грамоту. Но я любил Синди и хотел поделиться с ней своим умением. Мы часами рассматривали этикетки ржаного виски и бурбона – искали таинственное, неуловимое различие. Иногда папа думал, что бутылка пуста, но это было не так... Синди и я делились друг с другом. Нам больше всего нравился терновый джин.

И вот настал этот день. Конечно, мы не знали, что это был именно тот день. Папа уехал, «... чтобы найти работу». Иногда он отсутствовал неделю. Мы отмечали каждый день на календаре John Deere. Иногда ждали его месяц. Мы сохранили все эти старые календари. Они рассказывали нам о нашем папе. Как долго его не было. Когда он вернулся.

На этот раз, он отсутствовал со Дня независимости до Дня труда... Самый длинный срок из всех. Прочитав календари (наш бедный фермерский альманах), мы решили после разговоров, рассуждений, споров, что папа ушёл... навсегда. Но мы ещё долго ждали его после этого.

На чердаке амбара мы нашли коробку с книгами. Мамиными книгами. Эклектика. Джон Донн. Платон. Собрание сочинений Шекспира. Старая и потёртая Библия, с теперь уже бессмысленными именами в начале, но полная странных, загадочных историй. Чосер — орфографически беспорядочно, но если проявить терпение, то замечательные истории. Поэзия: Вордсворт и Дикенсон. Книги чудес. Книги, которые потрясали воображение. Книги матери. Драгоценные и требующие прочтения.

Я был прагматичен, Синди была поэтична. Мы разговаривали, мы спорили. Я нашёл книгу папы о садоводстве. Синди нашла банку на верхней полке, полную монет и бумажных денег. Я прошёл пятнадцать миль до города, улыбнулся мистеру Брауну и на его вопрос ответил:

— Да, с моим отцом всё в порядке.

Я вернулся с семенами и сардинами. Я вернулся с тканью и конфетами.

Однажды ночью я принимал ванну в грязной воде после Синди — да, я иногда ленился — когда вошла Синди. На ней была потёртая хлопковая ночная рубашка мамы, которая стала от времени почти прозрачной. Я стоял в ванне, гордясь своим поджарым, крепким телом. Она посмотрела на меня и покраснела. Я понял её чувства, узнав про это из книг, но для Синди они были в новинку.

Она уставилась на меня... Мой член затвердел. Я ничего не мог с собой поделать. Если честно: я и не хотел ничего с собой поделать. Это было приятно. Так сильно. Она повернулась и убежала в свою комнату.

Теперь я спал в комнате и кровати папы. Я знал, что он ушёл навсегда. Почему я скучал по маме, которую никогда не знал, больше, чем по папе, который у меня был?

Мы не осмеливались ходить в школу. Мы никогда в неё не ходили. Я и так знал, что мы умные, хотя понимал, что мы невежественны в «социальном взаимодействии». Я читал об этом в одной из маминых книг. Мы боялись разоблачения. Каким-то образом мы знали, что в этом случае нас разлучат. Мы также знали, что разлука убьёт нас: иметь друг друга — это всё, что у нас когда-либо было.

В ночь, когда бушевал шторм, Синди пришла ко мне в постель. Обычно она не боялась «естественных» вещей. Той ночью шторм был настолько жестоким, что пугал даже меня. И Синди пришла ко мне в постель. Мы обнялись, и каким-то образом поняли, что прикосновение, которое мы сделали, было неправильным. Но это было приятно, хотя — одна из тайн Бога — мы знали, что ещё не время.

Календарь гласил, что 23 июня того года нам исполнилось восемнадцать. Из книг мы знали, что это значит. Я пошёл к старику Ааронсону и сказал ему, что мой отец в тюрьме, и мне нужна работа. Да, мне было восемнадцать. Да, я был трудолюбивым. И я много работал. У нас закончились найденные деньги матери, и у Синди не было одежды, в которой она могла бы появиться перед другими людьми.

Я стал зарабатывать деньги. Немного, десять долларов наличными в неделю. Я знал, что меня обманывают, но понимал, что не стоит жаловаться. Я копил. Я покупал еду и одежду для Синди и себя. Синди больше не заходила, когда я принимал ванну. Она снилась мне по ночам. Я проливал своё семя, вспоминая её стройное тело, её упругую грудь... Почти каждую ночь. Грех онанизма: Библия рассказала мне про имя и что я не должен этого делать... Но я делал. Я знал, что люблю её... и всегда буду любить. Мы были одним целым. Мы были близнецами.

Однажды наша жизнь изменилась. Я узнал о войне, и о том, как япошки устроили засаду нашим парням на Гавайях. Я умел стрелять. Я пошёл на войну. Убить япошку для меня было то же самое, что убить белку. Я отправлял все свои деньги домой своей «жене». Маленькая ложь, но мне было всё равно. Пристрелите меня за это!

Я убивал япошек на Гуадалканале. И на Иво. И на Гуаме. Да, на Гуаме. Там я потерял ногу. Я поправился, пройдя что-то вроде терапии. Мне поставили, ну, то, что они называли протезом.

Я вернулся домой плачущий и страдающий. Синди отвела меня к себе в постель и любила меня. Это было горько-сладко. Её нежные прикосновения и затяжная, иногда фантомная боль в ноге были странным сочетанием. Она приземлила меня, и без неё я бы пропал.

Синди хотела закончить школу. У меня были деньги после армии. Я купил десятилетний грузовик. Я научил её водить — сам я научился в армии. Ей устроили тест и сказали, что она может пойти в школу. Однажды на втором году обучения она пришла домой нервная и обеспокоенная:

— Ли, не ненавидь меня. Пожалуйста, не ненавидь меня, иначе я умру.

В армии я научился ждать и смотреть. Иногда мы только и делали, что ждали.

— Ли, есть парень, который хочет, чтобы я пошла на свидание. Клянусь, он милый.

— Синди, я никогда не смогу тебя ненавидеть. Я люблю тебя, но ты же знаешь, что ты не можешь быть моей.

Мне было грустно, но я понимал. Я многому научился в армии. Убийство людей и то, что меня самого едва не убили, изменили меня.

— Я понимаю, детка. Не переживай. Если тебе нравится этот парень, соглашайся.

— Ли, ты же знаешь, что мы не можем...

— Я знаю, дорогая. Раньше всё было нормально, но теперь я знаю, что это неправильно. Просто убедись, что он действительно любит тебя, ладно?

Его звали Билл Дженкс. Через год они с Синди поженились. У него была сестра, на два года младше. Когда я встретил её, я понял, что нашёл своего особенного человека. Её звали Коллин. Возможно, в её крови было что-то ирландское.

Я всё ещё люблю Синди... Наверное, всегда буду любить. Теперь это другая любовь, глубокая и постоянная. Я бы умер за неё — так же, как я умер бы за Коллин.

У Синди двое детей, девочки-близняшки, а у меня маленький мальчик. Четверо нас взрослых и наши дети близки. Теперь я знаю, что есть некоторые, кто сказал бы, что то, что мы сделали с Синди, было неправильно. Я говорил об этом с Синди, и это было просто частью нашего странного взросления.

Коллин — замечательная женщина. Прекрасное сочетание доброты и жёсткости. Ей не нужно держать меня на прямом и узком пути... на котором я сам хочу быть.

Иногда по ночам я много думаю о маме и папе. Я не чувствую себя плохо из-за того, что произошло. Просто радуюсь тому, что мы нашли способ выжить и что мы оба нашли свою настоящую любовь.

Да благословит тебя Бог, мама... Хотел бы я знать тебя!

***

КОНЕЦ