Дай мне нежность

Глава 1. Белая, черная, белая

Черт! Куда я приехала?!

Давлю на педаль тормоза. Мое темно-синее “Пежо”, подняв клубы пыли, замирает на обочине перед указателем с наименованием населенного пункта.

— Дай сюда мой телефон! — Я протягиваю руку к дочери, сидящей на заднем сиденье. — Я же говорила, что за навигатором должна следить мама. Это вообще не развлечение!

Но моей дочке девять, и она в наушниках — ей пофиг.

Перегибаюсь между сиденьями и выхватываю телефон из ее рук.

— Эй, что такое?! — Она стаскивает с головы наушники в виде пластмассовых кошачьих ушей.

— Мы куда-то не туда заехали. Этот город вообще в противоположной стороне.

Смотрю на навигатор — а там все верно. Похоже, просто поселок с таким же названием, как город, куда я недавно ездила к клиенту устанавливать CRM-систему.

Совсем не помню этот маршрут. Четырнадцать лет назад я проезжала его на автобусе, уткнувшись в книгу, а в наушниках бесконечно звучал “Мачете”.

Прикрепляю телефон к магниту возле руля и откидываюсь на спинку кресла. Обычная же ситуация, а нервы так звенят, что тянет курить.

А я-то думала, что за четырнадцать лет все улеглось. Что мы с дочкой просто скатаемся в городок моей юности, подпишем документы на продажу дома и вернемся…

Завожу двигатель, проезжаю пару десятков метров и останавливаюсь на парковке. Мне не по себе, сердце бьется комком в горле.

— Так, козявка. Я схожу вон в ту забегаловку за кофе. Ты посидишь здесь, подождешь меня.

— Купи хот-дог, — просит Машка и снова надевает наушники.

— Я тебя закрою. Если что, звони.

Выхожу из машины, стучу по ее стеклу и показываю жестом телефон: “Звони!” Она меня не видит и не слышит. Эгоистичный комок милоты. Светлые волнистые волосы, невинные раскосые глазки, брови вразлет. При беглом взгляде никто не заподозрит в этом ангелочке чертенка.

Ветер налетает порывами. Кутаюсь в джинсовку, запихиваю распущенные волосы под ворот, чтобы не били по лицу. Самый холодный день июня. Пятнадцать градусов. Что за лето?

Иду вдоль металлического забора по черной, недавно укатанной асфальтовой дорожке. Солнце светит ярко, лезет в щели между штакетами, косыми белыми полосами ложится на черный асфальт. Белая, черная, белая, черная… Я иду по этим полосам, они перетекают на мои джинсы, я словно становлюсь частью игры. Белая, черная, белая… Память легко подменяет полосы клавишами рояля. Мне восемнадцать, я играю мелодию, которую сейчас не помню, но помню мягкость, с которой клавиши утопали от моих прикосновений.

А потом на мою ладонь ложится рука взрослого мужчины, наши пальцы сплетаются, сердце захлебывается. Это запретно, запретно, запретно… и так сладко и чувственно…

Мне тридцать два. Я стою на полосатом асфальте, мое сердце захлебывается. До эпицентра воспоминаний еще сто пятьдесят километров.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2. Приятно познакомиться, Катя

— Латте и хот-дог, только с кетчупом, без горчицы и майонеза.

— Но хоть с колбаской? — улыбается мне парень за кассой. Худой, подтянутый, с простым веснушчатым лицом.

— Зря смеетесь. Бывало, и без колбаски заказывала.

Он улыбается еще шире и выбивает сумму.

— Наличные, карта?

— Карта. — Постукиваю пластмассовым уголком о стойку.

Он пододвигает мне терминал, смотрит прямо в глаза. Знаю я такие взгляды. Мальчик, тебе хоть двадцать исполнилось?

Когда носила обручальное кольцо, мужского внимания было меньше.

Прикладываю карту, жду.

— Как там погода? — спрашивает он, по-прежнему не сводя с меня глаз.

Погода? Серьезно? Улыбаясь про себя, опускаю взгляд на терминал, который все не может нащупать связь с банком.

— Если идти очень быстро, то тепло… Давайте я другую карту попробую. — Копаюсь в рюкзаке.

— А если небыстро?

— Если небыстро, я не знаю. — Вторая карта, к счастью, проходит. — Я за столиком подожду.

Сажусь возле окна и смотрю сквозь жалюзи на улицу. Ветер гоняет по асфальту поземку песка, надувает платье женщины, стоящей на автобусной остановке, потрясывает пальмой, собранной из пластмассовых бутылок. В груди тихонько скребется волнение.

Перевожу взгляд на стол и замираю. На белой скатерти тоже полосы, от жалюзи. Складываю руки на столе. Полосы меняют ширину и направление, будто надламываются. Белые, черные, белые… Теперь я вижу их на своем обнаженном бедре. Мужские пальцы перебегают по этим полоскам, как по клавишам. Это рождает во мне музыку, которую можно сыграть только так — пальцами по коже. Только его пальцами, только по моей коже. Она разносится по телу мурашками.

“Нет”, — звучит в глубине меня его голос.

“А я хочу, чтобы да.”

“Но тем не менее, нет.”

Я поворачиваюсь к нему лицом, обвиваю рукой его горячую, чуть влажную шею. Он весь пропитан солнцем и озерной водой. Ее блики путаются в его ресницах, плещутся на дне серо-зеленых глаз.

“Пусть будет да…”

— Ваш заказ готов!

Подхожу к стойке, беру пластмассовую крышку для кофе и замираю: на голубом стакане среди белых облаков черным маркером написан номер телефона и имя “Саша”. Я прикрываю глаза, чтобы пережить короткую, но острую боль под ложечкой, а память оживляет новую картинку.

“Саша”. — Он протягивает мне руку. Пронзительным взглядом добирается сразу до сердца и сжимает его так сильно, что перехватывает дыхание.

“Катя”, — тихо отвечаю я и вкладываю в его широкую загорелую ладонь свою тонкую бледную.

От этого прикосновения горят щеки.

“Приятно познакомиться, Катя”. — Он не сразу разжимает ладонь, и я убеждаю себя, что это что-то значит. Потому что если нет, если я просто девочка, которая годится ему в дочери, я не знаю, как со всем этим справлюсь. Я никогда такого не чувствовала, ничего даже близко похожего.

А потом он добавляет: “Я друг твоей мамы”.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Визуалы. Катя

Катя Трубецкая, 18 лет

Если музыка, то “Мачете”, “Дельфин”

Если хобби, то чтение, большой теннис

Если жизненный принцип, то никогда не сдаваться

Если очень хочется, то можно

Если выбирать, то себя

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Визуалы. Саша

Саша Сафонов, 35 лет

Если музыка, то классика

Если хобби, то игра на фортепьяно

Если жизненный принцип, то принимать ответственность за свои действия

Если очень хочется, то как это отразится на близких

Если выбирать, то благополучие сына

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3. Мечты — это мой GPS

Дом моей тети — самый настоящий особняк, построенный в начале XX века. Это одноэтажное, деревянное здание с широкой верандой, резными перилами и высокими окнами, занавешенными тяжелыми шторами. В детстве, встряхнув ими, я начинала чихать без остановки. До сих пор только подумаю об этом, в носу начинает щекотать.

Я была шустрым ребенком, поэтому большая часть комнат оставалась для меня под замком. Так что массивные двери с резьбой я тоже запомнила. И округлые бронзовые ручки, которые почему-то всегда казались теплыми.

Еще помню, как выгнала из конуры здоровенную овчарку Геру и забралась туда вместо собаки. Меня тогда долго искали. По сравнению со мной, маленькой, Машка и в самом деле ангел.

И вот в восемнадцать лет я снова приехала в этот город. Автобус, пыхтя, припарковался на автовокзале. Была ночь.

Я почти не помнила тетю, но легко ее узнала среди немногих встречающих по величавой осанке, строгому платью и туфлях на каблуках. Волосы с проступающей сединой были свернуты причудливым пучком. Я казалась себе ее полной противоположностью: с игривым хвостом, в белых кроссовках, джинсовых шортах, в топе с принтом “Мечты — это мой GPS”. Глядя на тетю, я машинально попыталась его обтянуть, потом просто накинула джемпер. И на всякий случай выплюнула жвачку в фантик.

Тетя меня встретила с радостью. По старинке поцеловала трижды, но так невесомо, что ее насыщенная темно-красная помада не оставила и следа на моих щеках.

Дом находился в паре кварталов от автовокзала, мы пошли туда пешком. Колесики чемодана звонко стучали в тишине, подпрыгивая на разбитом асфальте. Тетя время от времени укоризненно на него поглядывала.

Она задавала дежурные вопросы. Я давала дежурные ответы. Фонари горели через один, тускло. Зевая, я думала о том, что мое лето здесь, пожалуй, тоже будет тусклым. Но уже утром стало ясно, что так сильно я в жизни не ошибалась…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4. С чего бы это?

Во дворе, звякая цепью, меня хриплым лаем встретила Гера. Сколько же ей было лет?! Я бросилась к овчарке, но тетя меня остановила: все завтра, сегодня спать, время позднее.

Тетя сразу отправила меня спать в отдельную комнату, на высокую металлическую кровать с тремя подушками, сложенными башней. Я оставила самую маленькую, остальные сложила на письменном столе с резными ножками.

Я долго ворочалась с боку на бок: здесь все было непривычно. Жесткое, будто накрахмаленное, постельное белье. Непроницаемая темнота — даже луна не светила. Острая тишина, в которой каждый звук — удары крыльев мотылька о стекло или скрип дерева над головой — отзывался холодком в сердце. А я считала себя смелой…

Кондиционера, само собой, не было, тетя просто открыла окно. Как быстро выяснилось, кружевные занавески пропускали не только свежий воздух, но и комаров. Я спряталась от них под одеялом и кое-как уснула.

Меня разбудил короткий звонкий свист, аж сердце дернулось.

В комнате было прохладно, пахло сырой землей и скошенной травой — совсем не похоже на запах раскаленного города.

Я приподнялась на локтях. Одна створка окна была распахнута и прикрыта кружевной занавеской, солнечные лучи пробивались сквозь ткань и мягкими бликами ложились на пол.

Я села на край кровати — и так же сделал мой двойник в овальном зеркале в деревянной резной раме. Заспанное лицо, взъерошенные волосы. Пижамная майка съехала с плеч, растрепанный хвост сбился на бок… А тетя, наверное, даже просыпалась с укладкой.

Свист повторился, громче, протяжнее.

— Эй, пионеры! Глубже копайте! — раздался следом зычный, веселый мужской голос, слишком бодрый для… — я нащупала телефон под подушкой — семи утра.

Спрыгнув с кровати, я подошла к окну — высокому, старому, с паутинкой трещин на краске деревянной рамы. Оно выходило в яблоневый сад. Пышный зеленый газон пересекала узкая траншея, возле которой с лопатами копошились парни, навскидку мои ровесники. Тот голос точно не мог принадлежать никому из них.

А потом я вытянула шею — и увидела его.

Высокий, мощный, лет тридцати, с короткими, выжженными на солнце волосами. С обнаженным загорелым торсом и заметным рельефом мышц — вылепленный, как одна из тех статуй, которые в одиннадцатом классе нам показывали на спецкурсе по искусству.

Он стоял, перекинув лопату за плечи, свесив с нее кисти рук.

— У вас что, перекур? Живее! — И ребята усерднее замахали лопатами, поднимая облака пыли и мелкие комья.

Он встал рядом с ними и тоже принялся копать.

Я просто смотрела на него — и не могла отвести глаз. Он цеплял меня абсолютно всем: каждым движением, жестом, изменением на волевом, открытом лице.

Я смотрела жадно, впитывая детали, пытаясь насытиться этим зрелищем. И совершенно неожиданно для себя подумала: “Как жаль, что он такой взрослый и между нами ничего не может быть”. А еще — и это уже было совсем странно — в солнечном сплетении проскользнула мысль (словно бумагой по пальцу — невидимый глазу порез, но больно), что этот мужчина наверняка принадлежит другой женщине. Что для меня он недосягаем.

А потом он бросил взгляд на мое окно, и я спрыгнула с подоконника, едва не рухнув на деревянный пол. Вот как можно было запутаться в занавеске?..

— Ты совсем не ешь… — расстроено сказала тетя после завтрака, убирая со стола почти нетронутую тарелку с яичницей.

— Я просто так рано не привыкла, — ответила я, задумчиво вгрызаясь в яблоко.

Это было правдой. Но еще правдой было то, что воспоминания не давали мне покоя.

Я грызла яблоко и слушала нестройные звуки удара лопаты о землю, которые доносились с улицы.

Мое сердце трепетало.

С чего бы это?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5. Ее секрет

Едва стихли тетины шаги, я босиком, на цыпочках направилась к гостиной — самой большой комнате, куда в детстве мне запрещали входить без взрослых.

Бронзовая ручка по-прежнему казалась теплой. Я нажала ее, ожидая, что дверь окажется заперта. Но мне стукнуло восемнадцать, и, похоже, теперь все двери были передо мной открыты.

В комнате царил полумрак — тяжелые шторы полностью закрывали окна. Я щелкнула выключателем, но свет не зажегся. Тогда я прошла по мягкому щекотному ковру через комнату и рывком, словно театральный занавес, распахнула шторы. Тада-а-м!

Солнечный свет хлынул в комнату, широкой золотистой полосой рухнул на узорчатый ковер; краем зацепил кожаное кресло и замер на черной глянцевой крышке рояля.

Я думала, у тети фортепьяно, а оказалось — настоящий рояль, как в салонах “Войны и мира” Толстого, огромный, величественный, со своим характером.

Я медленно приблизилась к нему сквозь хоровод пылинок, танцующих в луче света. Обошла по кругу, все еще не решаясь коснуться, будто для этого стоило получить его разрешение.

Странные он вызывал во мне чувства… По сути похож на фортепьяно, которое стояло в школе в кабинете музыки, но так разительно от него отличается, как этот мужчина утром в саду от моего парня...

— Твоя мама играла на этом рояле в юности, — раздался у двери голос тети.

— Серьезно? — искренне удивилась я. — Она никогда об этом не говорила.

— Возможно, это слишком личное, — загадочным тоном произнесла тетя.

“Что может быть личного в игре на рояле?” — подумала я и коснулась клавишной крышки:

— Можно?

Тетя кивнула.

Я выдвинула из-под рояля банкетку и грациозно, как настоящая пианистка, на него опустилась. Поерзала бедрами — гладко и непривычно высоко. Приоткрыла крышку рояля — она действительно оказалась теплой там, где ее касался солнечный свет. Удивительно, но я чувствовала легкое волнение.

Я осторожно провела подушечками пальцами по клавишам — прохладным и каким-то… строгим? Рояль будто позволял мне себя коснуться, был главным.

Такое странное чувство… Рояль знал о моей маме то, чего не знала я.

У нас в семье никто не играл на музыкальных инструментах — вернее, я так думала. Никто не был связан с творчеством — только с цифрами. И вот, оказалось…

— У меня есть знакомый, — сказала тетя, и я поспешно убрала руки от клавиш, — он очень хороший человек, мой друг. Не профессиональный музыкант, но может кое-чему тебя научить. Пригласить его?

— Да…

Мне все равно нечем было заняться с этой ссылке. А еще мне очень хотелось почувствовать то, что чувствовала мама — словно узнать ее секрет.

— Хорошо. Приглашу его сегодня, часам к шести.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6. Саша

— Мам, у тебя все хорошо? — с любопытством спрашивает Машка, жуя хот-дог.

Мы все еще стоим на той самой парковке, но, кажется, меня уже потихоньку отпускает.

Я бросаю на дочку взгляд в зеркало заднего вида.

— Все прекрасно. — И улыбаюсь.

Но что-то ее в моем ответе не устраивает, она наклоняется, всматривается в меня пристальнее.

— А почему на твоем стаканчике с кофе написано «Саша»?

От звука этого имени непроизвольно сжимается грудная клетка, будто кто-то на нее давит.

— Просто дядя в кафе оставил свой номер телефона.

— Он что, в тебя влюбился?!

— Не твое дело, козявка. Это не детская тема, — отвечаю я тоном, означающим, что разговор окончен. Он безотказно действует на моих подчиненных, но не на Машу.

— Я уже взрослая! — повышает она на меня голос.

— Будешь считать себя взрослой, когда научишься зубы на ночь чистить без напоминаний… И не корми птиц! Они же на машину нагадят!

На боковом зеркале сидит какая-то черная птица и только ждет, пока Маша еще что-то ей подкинет.

— Мам, но она же мне поет! Она заслужила! — И просовывает в окно кусок булки. Птица набрасывается на нее с такой прытью, будто собирается проглотить Машу целиком, выхватывает у нее из рук булку и приземляется на обочину.

— Ну все, доигралась, козявка. Закрываю окно.

Маша фыркает и, пока я жму на кнопку, успевает выпихнуть в щель над стеклом остаток колбаски.

— Мам, ну посмотри! — просит Маша, упираясь лбом в стекло. — Она счастлива!

А, к черту. Снова открываю ее окно.

Счастье…

Помню, как летела к входной двери, когда ровно в шесть раздался звонок — колокольный перезвон, в духе всей этой старинной роскоши.

Я фантазировала, как будет выглядеть мужчина, играющий на рояле. Мне почему-то казалось, что он обязательно должен быть красивым — соответствующим этому прекрасному инструменту. “Высокий голубоглазый блондин во фраке — не меньше”, — подтрунивала я сама над собой.

И вот я распахиваю дверь — и улыбка застревает между губ. Передо мной стоит седой старичок лет под шестьдесят. Макушка лысая, а по краям головы торчат седые космы. Сутулый. Подслеповатый, в очках с толстенными, как в микроскопе, стеклами.

— Вы мой учитель музыки?.. — после невежливой паузы выдавливаю я.

— Нет, это настройщик, — раздается позади старичка мужской голос, и на крыльцо поднимается тот самый мужчина из сада. Только теперь он выглядит совершенно иначе: гладко выбрит, в темных брюках и светлой рубашке с коротким рукавом. С пышным букетом пионов. — А вот я — твой учитель музыки. Саша. — Он протягивает мне руку. Пронзительным взглядом добирается сразу до сердца и сжимает его так сильно, что перехватывает дыхание.

— Катя, — тихо отвечаю я и вкладываю в его широкую загорелую ладонь свою тонкую бледную.

— Приятно познакомиться, Катя. Я друг твоей мамы.

Вот это было счастье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7. Впервые в жизни

— Давай начнем, — сказал Саша. — Ты когда-нибудь целовалась?

Я в изумлении подняла на него глаза. В изумлении — потому что такого поворота от своего воображения не ожидала.

— Может, музыкальный кружок? — продолжил Саша. — Синтезатор дома?

Наше первое занятие стало для меня испытанием, которое я едва не провалила.

Началось с того, что Саша с настройщиком закрылись в гостиной. Я делала вид, что просто шатаюсь по дому, но время от времени подходила к двери и прикладывала к ней ухо. Я впервые в жизни вот так, сознательно, подслушивала. Мне было неважно, о чем они говорят: температура, влажность, залипание клавиш — все это не имело значения. Я слушала его голос.

Спустя часа полтора настройщик вышел из гостиной, и Саша пригласил меня войти.

Он распахнул все шторы, подвинул к роялю стул со спинкой и жестом предложил сесть на банкетку рядом.

Рядом.

Так близко, что я могла бы его коснуться.

— Давай начнем. Ты когда-нибудь играла на фортепьяно? Может, музыкальный кружок? Синтезатор дома?

— Нет, — призналась я, с огромным трудом выдерживая его прямой взгляд. И тихонько втянула воздух поглубже: чтобы добраться до Сашиного запаха. Он пах свежестью и летом: нагретым на солнце деревом, озерной водой и немного чем-то очень личным.

Саша окинул меня взглядом, будто прочитал мысли. Вернее, мне очень хотелось так думать. Но, по правде говоря, он, скорее, технически меня осмотрел, как рояль: осанка, положение рук. Я пожалела, что не надела сарафан. Выглядела в футболке и шортах, как типичный подросток.

— Ладно... — Саша уперся ладонями в свои колени, и я уже в который раз за вечер снова сделала что-то впервые в жизни: посмотрела на мужскую руку, чтобы узнать, есть ли на ней обручальное кольцо.

Кольца не было.

— Давай я сначала научу тебя правильно сидеть — это очень важно. Подвинься на переднюю половину банкетки... Да, так. Расслабь ступни, они должны полностью стоять на полу, от пятки до пальцев. Не высоко сидеть?

— Высоковато…

Саша ухватился за край банкетки, другой рукой что-то нажал, и она опустилась на пару сантиметров.

— А теперь?

— Теперь отлично.

— Хорошо. Расслабь плечи и руки, держи спину прямо. Ты должна чувствовать себя свободно, плавно двигаться от макушки до кончиков пальцев…

Я машинально выполняла его просьбы, а сама ошеломленно наблюдала за своими ощущениями. Я казалась себе такой маленькой по сравнению с ним: и внешне, и внутренне. От него веяло силой и уверенностью, солнечным теплом, пылью дорог, горечью трав — всем этим летом, которое я сначала проводила в раскаленном городе, а потом в этих сумрачных комнатах… Я невольно бросила взгляд на окно, и Саша заметил.

— Ты как?

— Нормально, — соврала я и попыталась плавно подвигаться на банкетке. — Я правильно делаю?..

Он так посмотрел на меня… Словно хотел увидеть глубже. Словно ему было не все равно. И мне стало понятно: его не провести.

А еще стало понятно, что, пока длился этот затяжной взгляд, между нами что-то произошло. Что-то еще неуловимое, неясное, как рябь на воде. Но он тоже это почувствовал, я уверена.

— Что ты слушаешь? — прервал он паузу.

— В смысле? — смутилась я.

— Ну, какая тебе нравится музыка?

— “Мачете”, “Дельфин”.

Задумавшись, он скривил губы: но не зло, а, наоборот, будто одобряя.

— А какая песня любимая?

— “Дай мне нежность”, — машинально процитировала я, хотя прекрасно знала, что песня называется просто “Нежность”.

Саша взял свой телефон и стал что-то набирать. Я украдкой смотрела на его профиль и чувствовала такое дикое волнение, что, казалось, сейчас расплачусь.

Я ничего от него не хотела. Просто быть чуточку ближе. Еще ближе хотя бы на пару сантиметров. Но нельзя… Всего пара сантиметров — и это уже неприлично.

Солнце падало на его ресницы. Светлые, они казались почти прозрачными, длинными и пушистыми. У него был красивый нос с легкой горбинкой, наверняка полученной в детстве, в какой-нибудь мальчишеской драке. Невозможно было представить, что он сейчас мог с кем-то подраться. Мне кажется, никто бы просто не осмелился бросить ему вызов. А потом взгляд как-то сам по себе перетек на его губы, и я отчетливо поняла, что Саша мог бы стать первым мужчиной, с которым бы мне понравилось целоваться.

____________________

Внимание-внимание! Важная информация!

8-10 мая на все книги Лены Лето

и Марии Птаховой

действует скидка -20%

А еще в нашем телеграмм канале

“Лето&Птахова|О любви”

Музыка, иллюстрации и буктрейлер. Заходите!

Прямую ссылку можно найти во вкладке “Обо мне”

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8. С нежностью

Он поставил телефон с нотами на пюпитр и с нежностью опустил руки на клавиши.

Мою самую любимую музыку играл мужчина, к которому меня тянуло всем сердцем, на рояле, на котором в юности играла моя мама... Это было какое-то невообразимое сочетание.

Вдруг музыка прервалась. Саша провел пальцами по клавишам так чувственно, что я ощутила его прикосновение на руке, от локтя до кончиков пальцев, — даже волоски встали дыбом.

— Как же я соскучился… — сказал Саша сам себе, и у меня запекло в груди. Отчего?.. Я не понимала, что чувствовала. Мне просто очень, очень хотелось, чтобы Саша когда-нибудь сказал это мне: вот такие слова, вот таким тоном.

Но потом он начал играть заново, и все неприятные ощущения мигом забылись. Вместо них появилось тягучее чувство ностальгии по тому, что со мной никогда не происходило.

В голове проносились несуществующие воспоминания. Мы с Сашей куда-то несемся на его машине — мне почему-то представлялся именно красный пикап. Он за рулем, я высунула голову в окно и ветер швыряет мои волосы в разные стороны. Или валяемся на пледе в густой траве и слушаем музыку на старом магнитофоне времен юности моей мамы. Или как по моей руке ползет божья коровка, а Саша повторяет подушечкой пальца ее путь, едва меня касаясь, и от этого волоски на коже встают дыбом, прямо как только что было на самом деле. Когда он играл на рояле, когда находился так близко, все казалось реальным.

От этих образов хотелось закрыть глаза и просто растаять…

Но я глаза не закрывала. Сейчас, когда Саша был сосредоточен на нотах, на музыке, я, не таясь, рассматривала его лицо — и упивалась тем, что видела.

Но вот прозвучали последние аккорды, музыка смолкла, только ее эхо еще витало по комнате.

— Ну что? — сказал Саша, опустив руки на колени. — Хочешь научиться играть эту мелодию? — Я закивала. — Тогда давай, садись ровно…

Теперь я действительно его слушала. Он с таким увлечением рассказывал о самых обычных вещах, что я постоянно улыбалась, а во мне все еще звучала «Нежность».

Оказалось, правильно расположить руки — это целая наука, а не так — взмахнул и полетел. Я даже изобразила это движение — и едва не сбила с пюпитра телефон. Затем откинулась на спинку банкетки, позабыв, что спинки у банкетки нет, — Саша едва успел меня подловить. Возможно, после всего этого с другим человеком мне было бы неловко, но с Сашей легко. Мы словно понимали друг друга.

— Ты все схватываешь на лету, — с уважением сказал Саша, и мне показалось, что в гостиной стало светлее — будто солнце выползло из-за туч, хотя на небе ни облачка.

— У меня хорошая память. Это моя суперсила.

— Значит, ты умная.

— В теории — да, — скромно ответила я.

У меня были ответы на многие вопросы, но при этом я не знала, что делать, когда тебе нравится такой взрослый, такой недосягаемый мужчина.

Саша рассказал про положение нот на клавишах, и я с закрытыми глазами пыталась их нащупать. В те минуты я отчетливо чувствовала, что он очень внимательно на меня смотрит. Неужели, когда я подсматривала за ним, он тоже это чувствовал?..

А потом пришла тетя и позвала нас ужинать. Саша от ужина отказался и от тетиной фирменной лимонной настойки тоже. Мне было жаль его отпускать, ведь следующее занятие он назначил только через три дня. Но тетя спросила, можно ли мне прийти к нему на пристань покупаться, мол, до городского пляжа далеко, и там неприятные типы ошиваются. Саша ответил, что да, можно. Правда, при этом добавил, что пристань общая, а мне бы хотелось услышать, что он будет рад меня видеть.

Ну и пусть. У меня все равно уже созрел план.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9. Я пробью эту стену

Я легко нашла его бревенчатый дом с зеленой крышей — всего в двадцати минутах ходьбы от моего. Отворила калитку, вошла во двор — и замерла. Даже не знаю, что ошеломило меня больше, — вид на озеро, сверкающее в лучах полуденного солнца, или красный пикап.

Красный пикап — как в моей фантазии под музыку.

Я поднялась на крыльцо, вытерла о тунику мигом вспотевшие ладони. Я вовсе не из робкого десятка, но вдруг оказалось, что войти в дом к мужчине, от которого у тебя трепещет сердце, очень волнительно.

Еще раз мысленно окинула себя взглядом: белая туника до колена, купленная в Греции, распущенные волосы, клубничный блеск на губах. Сегодня я была готова к нашей встрече.

Постучала — никто не отозвался. Тогда я открыла дверь и вошла.

Откуда-то сбоку доносилась глубокая, берущая за душу фортепьянная музыка. Пахло табачным дымом. Я прошла коридор и заглянула в гостиную. Саша, без футболки, в парусиновых штанах, лежал на диване, одна рука под головой, в другой сигарета. Он заметил меня и быстро выпрямился.

— Ты?.. Привет. — Он сделал музыку на телефоне тише.

— Привет! Можно на пристань? — спросила я и опустила взгляд, смущаясь сама не зная чего. Возможно, того, что застала Сашу врасплох. Что увидела таким, каким он был только наедине с собой.

— Полотенце есть?

— Да. — Я похлопала по пляжной сумке, висевшей у меня на плече.

— Хорошо. Зови, если что. И не заплывай далеко.

— Я хорошо плаваю.

— Тогда тем более.

Заботливый, чуть строгий тон взрослого. “Ну ничего, я пробью эту стену”, — возникла совершенно неожиданная мысль. Мне никогда не приходилось добиваться мужского внимания. Мне в целом было не до этого — мою жизнь до поступления в университет родители расписали по минутам. Но теперь все изменилось.

Я развернулась, чтобы уйти, но остановилась.

— А что это за музыка играет? — спросила я.

Саша поднял на меня взгляд. Какое-то время просто молчал, будто я могла передумать. Потом взглянул на сигарету, тлеющую в руке, и снова на меня..

— Рахманинов. “Концерт для фортепиано с оркестром № 2”.

— Красивая музыка. Но очень… драматичная. У вас же не все так драматично?

Он медленно покачал головой.

— Нет.

— Ну, я рада. — Я улыбнулась и пошла на пристань.

Там сняла тунику, раздевшись до купальника, скинула вьетнамки и встала босиком на доски — такие обжигающе горячие, что кожа покрылась мурашками.

Не раздумывая, я прыгнула в воду — прозрачную, прохладную. Вынырнула, а вокруг — зелень, синь с облаками. Ни души. И я вдруг поняла, что только в этот момент впервые ощутила лето. А еще поняла — совсем некстати — что у меня с Сашей все может получиться.

Подтянувшись на руках, я вылезла на пристань и села на ее край, свесив ноги. Теперь от влажных нагретых досок шло только приятное тепло. Я легла на спину, надела наушники и включила песню Дельфина “Серебро”.

Музыка, легкий ветер, солнечный свет на сомкнутых веках… Мне было так хорошо, так радостно и в то же время волнительно. С тех пор, как я увидела Сашу в саду, я все время чувствовала легкую щекотку под ложечкой и знала, что это означает: я влюбилась.

Влюбилась настолько сильно, что вопреки неудовольствию тети пошла через весь город в полупрозрачной тунике — хотя понятия не имела, попадусь ли вообще Саше на глаза. Я зашла в дом взрослого мужчины без приглашения. Я разрешила себе о нем мечтать. Мне было наплевать на разницу в возрасте, на предрассудки местных, на мнение близких. Я знала, что эта щекотка под ложечкой — самое важное, что может быть в жизни.

Я постоянно читала о таком в книгах, смотрела в фильмах, слушала в песнях. Они будоражили меня, но я никогда не чувствовала даже близко чего-то подобного. “Наверное, любовь существует, — думала я, — раз столько людей об этом говорят”. Но для меня это было что-то сродни веры в Бога. О нем тоже все говорят, многие чувствуют с ним соприкосновение, а я просто хожу в церковь на Рождество и Пасху и помогаю маме готовить куличи.

Но теперь я узнала, что такое любовь.

И когда на последних словах песни “Лишь остается ждать серебро дождя” мне на живот упали первые тяжелые теплые капли, я вовсе не поспешила домой, а стояла под ливнем и ждала, пока промокнет моя полупрозрачная туника.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10. Ты попался

Я зашла к нему в дом, прошла в гостиную — и остановилась как вкопанная. Саша, уже в джинсах, стоя ко мне спиной, натягивал футболку. Она скользила по его обнаженной загорелой коже, по напряженным мышцам, и у меня от этого зрелища тихонечко потянуло внизу живота — еще одно новое ощущение. Почему-то увиденное зацепило меня даже больше, чем когда он просто лежал на диване с голым торсом.

Я спохватилась и постучала костяшками пальцев по дверному косяку.

— Там дождь начался… — сказала я самым невинным тоном.

Саша обернулся, все еще придерживая футболку. Окинул меня взглядом — не разобрать каким, и только потом ее обтянул.

— Я подвезу тебя, как раз сейчас еду на работу.

— Расскажите мне о маме, — выпалила я быстрее, чем он закончил фразу.

Это был мой секретный ход. Мне очень хотелось расспросить его о маме еще на занятии, но я приберегла этот вопрос на тот случай, когда мы останемся наедине.

Саша помедлил. Потом снова окинул меня взглядом.

— Ну… хорошо. — Он повел плечами, а у меня от этого простого, ничего не значащего движения встрепенулось сердце. — Тебе есть во что переодеться?

Я помотала головой.

— Такая жара была, я думала, что купальник высохнет… — соврала я не моргнув глазом.

Саша ушел в другую комнату и вернулся с футболкой темно-синего цвета. Это случайно так совпало, или он выбрал ее под цвет моих глаз?

Я не могла понять, что у него на уме, не могла разгадать его мыслей. Как он ко мне относится, что чувствует? Что означают его взгляды? То, что он не выгнал меня сразу, когда я пришла к нему в таком виде, — это забота, заинтересованность или простая вежливость? Так и хотелось спросить его прямо. Но вместо этого я пошла в его спальню переодеваться.

Одно вселяло надежду: Саше надо было на работу, но он остался, ради меня.

Я сняла прилипшую к телу тунику, попутно оглядывая его комнату. Просторная, с большими окнами. И так мало вещей… Какая-то одежда на стуле. Книги на столе. Двуспальная кровать, застеленная пледом. Все выглядело так, будто Саша живет здесь недавно.

На комоде стояло фото в рамке. Натянув футболку, я подошла ближе — и мое сердце болезненно сжалось. На нем была счастливая семья: Саша, красивая светловолосая женщина и мальчик лет пяти с упрямым взглядом — маленькая Сашина копия. К горлу подкатил комок. “Что это значит?! — запаниковала я. — Он же не носит обручальное кольцо, не носит!”

Но я убедила себя, что этому есть оправдание. В спальне не было женских вещей. Может, он в разводе? Он точно в разводе. Жена, дура, ушла к другому вместе с сыном, оставила его одного. Оставила его мне.

— Будешь что-нибудь пить? — донеслось из гостиной. — Воду? Чай? Кофе?

Я отскочила от фото, будто меня застали врасплох.

— Э-э-э… Просто воду.

Нет, это фото не могло сбить меня с толку, не могло успокоить щекотку под ложечкой, наоборот, оно только меня раззадорило. Не удивительно, что у такого мужчины была жена. Не удивительно, даже если сейчас кто-то есть. Я же знала, как это бывает у взрослых — у моих родителей и родителей моих друзей — у них все пресно. Они привыкают друг к другу. В таких отношениях нет огня. А во мне огня хватит на двоих.

Я придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале над комодом. Сашина футболка опускалась чуть ниже моих бедер. Не вульгарно, но очень соблазнительно — на мой взгляд. Распущенные волосы влажными прядями стекали до груди. Мокрый топ от купальника я сняла, и теперь грудь отчетливо проступала под тканью. А еще цвет глаз стал выразительнее.

Я чуть приоткрыла губы, соблазняя свое завораживающее отражение, и с трудом отвела от него взгляд. Саша, ты попался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11. Конечно, она мне нравилась

Я сидела на диване, поджав под себя голые ноги, пила колодезную воду из жестяной кружки и наблюдала за Сашей.

Вся моя уверенность испарилась, как только я вышла из спальни. Рядом с Сашей я снова казалась себе ребенком. Меня успокаивало только то, что Саша не смотрел на меня слишком демонстративно. Это было даже лучше откровенных взглядов. Наверное…

Но как же мне хотелось его внимания!

Саша стоял у маленькой газовой плиты и варил кофе в турке. Рядом на столе — пепельница с потушенной сигаретой.

— Если хотите курить, я не против, — пролепетала я, чувствуя, как теплеет щеки, а мысленно попросила: “Кури, пожалуйста, кури!” Когда Саша курил, он не казался таким совершенным, а становится земным, досягаемым для меня. А еще это очень красиво выглядело.

Но Саша только мельком на меня оглянулся и ничего не ответил. От этого мне стало еще более неловко.

— Что ты хочешь узнать о своей маме?

Я пожала плечами.

— А что вы о ней помните? Она почти ничего не рассказывала о своей юности.

— Я помню… — Саша снял турку с огня и перелил кофе в кружку. По комнате поплыл такой головокружительный аромат, что мне тоже нестерпимо захотелось кофе, хотя я его терпеть не могла. — Она была талантливой пианисткой. Лучшей из нас.

На диване было полно места — я специально села поближе к краю, чтоб уж точно Саша уместился, но он просто прислонился спиной к столешнице и пил кофе стоя.

— Я вообще случайно попал в этот класс музыкальной школы. Мечтал играть на гитаре, но мне сказали, что до гитары нужно два года заниматься вокалом и фортепиано. Это было мучительно. Пока мне в помощь не определили твою маму. Я приходил заниматься к вам домой, играл на том самом рояле, на котором сейчас играешь ты. И меня это так увлекло, что через два года я на гитару уже не пошел. Все благодаря твоей маме.

У него тон голоса изменился — стал задумчивым, с легкой грустью. И я спросила:

— Она вам нравилась? Моя мама.

— Я учился в шестом классе, она в десятом. Конечно, она мне нравилась. — Он спрятал улыбку за кружкой, но я услышала ее в голосе.

— Я серьезно спрашиваю.

— Ну… — Саша облизал губы. — Она всем нравилась: талантливая, умная. Еще и красивая. Ты на нее очень похожа, особенно глазами.

Он смотрел на меня, будто позабыв о кофе, а я, обхватив кружку руками, смотрела на него. Пауза все длилась, длилась… Я не чувствовала неловкости. Мы словно продолжали общаться, только без слов. А потом, не отводя от меня взгляда, Саша отставил чашку на столешницу и, видит бог, он собирался ко мне подойти. Может, чтобы лучше рассмотреть мои глаза? Приподнять мой подбородок и заглянуть глубже? Найти сходство, и, что куда важнее, найти отличия. А потом бы он опустил взгляд на мои губы…

Саша посмотрел на наручные часы.

— Мне пора. Переодевайся, я тебя подброшу.

У меня в груди аж запылало от обиды. Только что согласился поговорить о маме, а через пять минут уже спешит. Избегает меня. А еще ему нравилась моя мама!

— Не хочу переодеваться в мокрое, поеду в вашей майке. — И я пошла в коридор обуваться.

— Так нельзя, Катя, — сказал он мне в спину таким тоном, будто пытался вразумить упрямого ребенка. Это злило еще больше!

— Я не скажу тете, чья это футболка, — ответила я и вышла из дома.

Ну вот и что он мне сделает?!

— Катя, давай без этого.

Я и не думала останавливаться — шла прямиком к машине.

— В футболке пойдешь пешком, — сказал Саша, выйдя с кружкой кофе вслед за мной на крыльцо и прикуривая сигарету. — Хочешь, чтобы подвез, переодевайся.

Я остановилась. Прикрыла глаза, медленно выдохнула. Потом молча вернулась в дом и пошла в его спальню переодеваться. Но футболку я положила себе в пляжную сумку.

Только я вышла из спальни, как дверь веранды хлопнула, и в гостиную ворвался мальчишка лет семи-восьми, загорелый, чумазый, с такими же короткими, выжженными на солнце волосами, как у Саши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12. Его копия

Мальчик с фотографии в спальне.

Его сын.

Сын здесь… А жена?.. Значит, жена тоже здесь?

Я стояла, не шелохнувшись, а у меня так громыхало сердце, что шумело в ушах.

Мальчик на ходу скинул пыльные кроссовки — они разлетелись в разные стороны — и ринулся в соседнюю со спальней комнату, не обращая на нас никакого внимания.

— Стоять, — спокойным голосом сказал Саша, и мальчик, насупленный, взъерошенный, как воробей после драки, застыл, глядя на отца. — Опять в драку ввязался?

— А ты опять начал курить?! — огрызнулся мальчик — Саша чуть кофе не поперхнулся. Я, замерев, следила за их перепалкой. — Они первые начали, — уже тише сказал мальчик, и тогда я заметила, что его скула опухла, губа разбита, а на чумазом лице видны дорожки слез.

— С этим мы потом разберемся. У нас гостья.

Мальчик, наконец, заметил меня.

— Привет! — вежливо улыбаясь, сказала я и приподняла ладонь. — Я Катя.

Он вытер нос тыльной стороной ладони.

— Привет, я Даник… Пап, — он оглянулся на Сашу, — я могу идти?

— Умойся и тащи аптечку.

— Не нужна мне аптечка, — бросил Даник и уже из ванны прокричал: — Это просто царапины!

— Аптечку. Живо, — не меняя интонации, скомандовал Саша.

Даник покорно вернулся с аптечкой, но все еще пыхтел от злости.

— Ай! — Он как уж извивался на табуретке, пока Саша обрабатывал рану на локте. Хотя складывалось впечатление, что Даник делал это, скорее, из вредности, чем от боли.

— Так что у вас случилось?

— Они плохо сказали про маму!

— Ну, значит, поделом им... Все, свободен. Переоденься и шуруй к бабушке. Я зайду за тобой после работы.

И они, как ни в чем не бывало, обменялись каким-то хитрым рукопожатием.

— Поехали, — сказал мне Саша, когда Даник убежал.

— Это ваш сын? — на всякий случай спросила я. Просто оставила себе крохотную надежду, что Даник мог оказаться его племянником, например.

— Да.

— Прямо ваша копия… — с горечью произнесла я.

Вот так оказалось, что я не просто влюбилась во взрослого мужчину, а еще и в женатого, и с ребенком. Как теперь со всем этим было жить?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13. Мне приятно

Саша давал мне простые упражнения, чтобы пальцы привыкали к клавишам. Я делала то, что он просил, но мыслями была очень далеко.

Он убрал руки с клавиатуры и повернулся ко мне.

— Катя, что случилось?

— Почему вы не носите обручальное кольцо? — спросила я, опустив голову. Хотела сделать вид, что спрашиваю из любопытства, но голос все равно прозвучал с упреком.

Если бы я дала себе время подумать, то ни за что бы не задала этот вопрос. Потому что ответ напрашивался один: “Не твое дело”. Ну, может, в более мягкой форме. Это действительно было не мое дело. Но я чувствовала в душе такую горечь, что едва сдерживала слезы.

Потому что это ужасно — влюбиться в мужчину, который годится тебе в отцы. Вдвойне ужасно, когда у него есть семья. И все это можно возвести в степень, если твои чувства не взаимны.

— Потому что я не женат, — ответил Саша.

Он не женат!

В одно мгновение моя жизнь преобразилась: стала легкой и радостной.

Я вскинула голову и успела поймать его мимолетный взгляд на мои губы — просто доли секунды, а у меня от этого сердце упало вниз живота и по рукам пронеслись мурашки.

— Я развелся год назад, сын остался со мной.

— Ясно… — ответила я, снова опустив голову. И не придумала ничего лучшего, как продолжить повторять упражнение, на котором мы остановились.

Я нажимала на клавиши, по комнате разливался чистый, ясный звук, а сердце билось так сильно, что я едва слышала мелодию.

Боже… Платье вдруг оказалось тесно в груди, сложно дышать. Он не женат, и он смотрел на мои губы!.. И если первое уже стало свершившимся фактом, галочкой в его анкете, то от второго я до сих пор чувствовала легкое головокружение. Я могла что угодно фантазировать — все было зыбко, неточно, но тот взгляд я поймала на самом деле.

— Все в порядке? — с едва заметным беспокойством спросил Саша.

— Конечно, — безразличным тоном ответила я, чувствуя, как кровь отливает от лица. Лишь от его взгляда на мои губы... Как такое возможно?

Кое-как, изнывая от всех этих ощущений, я пыталась выполнять задание, пока случайно не запуталась в руках, и вышло так, что Саша меня мимолетно коснулся. Меня от этого будто легким разрядом тока прошибло.

— Извини. — Он тотчас же убрал руку.

— Почему вы извиняйтесь? — спросила я, гипнотизируя клавиши.

— Я подумал, что тебе это неприятно.

— Мне приятно, — ответила я и сильно прикусила губу. Почему-то прийти к нему в промокшей тунике казалось менее откровенным, чем вот такое признание. — Очень, — добавила я, умирая от своей смелости и глупости. Но и этого мне было мало: — У вас красивые руки, — добавила я невпопад, забивая гвоздь в крышку своего приличия.

— У меня пальцы не музыканта, а строителя, — усмехнулся он. — Грубые.

— Они вообще не грубые. Они… Сильные.

С белыми полосками шрамов. С подушечкой мозоли сбоку на указательном пальце. Я видела, с какой нежностью эти руки касались клавиш, и мечтала, чтобы когда-нибудь они вот так коснулись меня…

Кажется, Саша был рад, когда это занятие, мучительное для нас обоих, наконец, закончилось.

На крыльце его остановила тетя.

— Сашенька, давай я тебе заплачу за уроки, — сказала она, копаясь в кошельке.

— Нет, что вы! Мне только в удовольствие. Я столько лет не играл, — воспротивился Саша.

— Тогда я угощу тебя своим фирменным пирогом.

— Если вы так сделаете, я еще останусь должен. Ваш пирог с курицей — это пища богов.

В ответ тетя рассмеялась. “Моя тетя рассмеялась”, — повторила я про себя, потому что это было очень странно.

Пирог Саша забрал с собой — для сына. Отодвинув пальцем занавеску, я наблюдала, как он садится в пикап и уезжает. От этого мне было тоскливо так, словно он уезжал навсегда.

Я весь день не знала, чем себя занять, хотя раньше мне одной не было скучно. Думала посерфить в интернете, но мой парень увидел, что я в сети, и стал названивать. Я просто отключила телефон — могла же в нем сесть батарейка? Потом я вымыла Геру из шланга. Вода в нем нагрелась под солнцем, так что, дурачась с собакой, помылась и я. А затем мы с Герой отправились на прогулку. Мне казалось ужасным, что такую большую красивую собаку тетя держит на цепи.

Ночью я снова спала в Сашиной футболке, обнимая себя. Меня уже не отвлекало от мыслей ни жужжание комаров, ни странные звуки в доме. Я снова и снова прокручивала в голове любимые моменты с Сашей: как впервые увидела его в саду; как он лежал на диване и курил, не зная, что я за ним подглядываю; как украдкой смотрел на мои губы во время занятия музыкой…

Потом я размышляла о том, почему же он расстался с женой. Какой же глупой женщиной надо быть, чтобы отпустить такого мужчину! И почему ее обзывали друзья Даника? И почему сын после развода остался с отцом — обычно же с матерью.

А потом я внезапно осознала, как мало осталось от лета — всего полтора месяца. От этой мысли меня бросило в жар. Надо было срочно что-то решать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14. Это важно

Я выкинула в цветник за окном яичницу с тушеной морковкой и горошком, залила кипятком “Ролтон” и, сидя на столешнице, болтая ногами, дожидалась, пока макароны заварятся.

Тетя каждый раз будила меня, уходя на работу, и потом я до самого вечера была предоставлена сама себе.

Тетя работала в местном музее примерно всеми сразу: занималась изучением коллекций и подготовкой выставок, проводила экскурсии, ее приглашали, наверное, на все культурные мероприятия района. Она любила находиться в центре внимания, это было для нее важнее воздуха. Даже удивительно, что мы родственницы… Я никогда не стремилась к вниманию — до того лета, когда у меня возникла жизненная необходимость оказаться в центре внимания одного единственного мужчины.

Ради этого я была готова пойти на что угодно. Вот только на что именно?.. Полупрозрачная туника оказалась верхом моей фантазии, и то не сработало. Ну что может привлечь взрослого мужчину, который относится ко мне, как к дочери?

Я позвонила маме. Она не сразу поняла, о каком Саше идет речь, но потом я услышала по звукам, как она куда-то идет и прикрывает за собой дверь.

— Саша? Для тебя он Александр… отчество не помню.

— Ну мам!

— Хороший был парень. Он учился на четыре класса младше. Мы вместе ходили в музыкальный кружок.

“А о том, что вместе занимались у нее дома — ни слова”, — с каким-то зловещим злорадством подумала я.

— Он тебе нравился?

— В целом да. Заняться особо же было нечем, а там хорошая компания, музыка…

— Мам, я про Са… Александра. Он тебе нравился — как парень?

— Конечно, нет! — фыркнула мама. — Он же был совсем малявкой.

Тогда почему ты ушла в другую комнату, чтобы о нем говорить, мама?

— А каким он был? — спросила я и ощутила, как в ожидании ответа у меня тихонько заныло в груди.

— Почему ты вообще спрашиваешь?

Я отчетливо услышала в телефоне, как чиркнула зажигалка.

— Он учит меня играть на фортепьяно.

— Вот как… Он вернулся…

Повисла пауза.

Я сняла тарелку, прикрывающую макароны, и перемешала их вилкой. Попробовала. В самый раз.

— Саша был рассудительным, серьезным, но при этом совершенно безбашенным. Такой правильный мальчик, хорошо учился, играл на фортепьяно замечательно. Но когда по реке возле школы пошел лед, он отправился кататься на льдинах, еще и друзей подбил. Помню, у нас в школе даже собрание устроили на эту тему.

Я слушала ее и улыбалась. Значит, вся эта Сашина броня — только внешнее. У него, как у Дровосека, есть пылающее сердце, способное на безрассудные поступки и сумасшедшую любовь. И теперь я знала этот секрет.

— Мам, а что ему нравилось в детстве? Хочу как-то по-особенному отблагодарить его за обучение.

— Я не помню, Кать. Это же сто лет назад было. Ну что может нравиться мальчишкам?..

— Мам, это важно!

— Кажется, он делал модели кораблей. Еще за какую-то футбольную команду болел, все ходил в кепке с их логотипом — или я его с кем-то путаю... Рогалики творожные любил — твоя тетя их тогда часто делала.

— А у тебя его детские фотографии остались? — вдруг пришла в голову мысль.

— Не знаю. Возможно. Если что-нибудь вспомню — напишу.

“Просто куча бесполезной информации, из которой нужно выжать хоть что-нибудь”, — подумала я, попрощавшись с мамой. Потом набрала номер тети и спросила рецепт рогаликов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 15. Своя стая

Рогалики, еще горячие, я сложила в контейнер и запихала в пляжную сумку. Надела джинсовые шорты, мою любимую майку с надписью “Мечты — это мой GPS“ и круглые оранжевые очки. Волосы завязала в небрежный пучок — слишком уж было жарко. Я шла купаться к Саше на пристань, жевала жвачку и казалась себе очень крутой девчонкой.

По дороге я забежала в магазин и купила арбуз. Долго выстукивала самый гулкий, крутила засохшие хвостики. Выбрала темно-зеленый, круглый, как мяч. Тяжелый, зараза.

Саши дома не было. Я поняла это, как только открыла калитку и увидела, что нет пикапа. Разочарование оказалось таким сильным, что я чуть было не повернула домой. Что, блин, делать теперь с этим арбузом?.. Я положила его на траву

Пока я принимала решение, ко мне по газону прикатился футбольный мяч и остановился рядом с арбузом.

— Эй, ты! — крикнул Даник. — Подбей!

Я ловко ударила по мячу внутренней частью стопы.

Я плохо запоминаю движения, поэтому ни танцы, ни гимнастика мне не давались, но все, что касается мячей, мячиков и воланов — здесь я мастер. А если говорить о большом теннисе, то почти в прямом смысле слова — я кандидат в мастера спорта.

Даник одобрительно присвистнул и остановил мяч босой ногой.

— Почему ты приходишь к папе? — спросил он, и я на мгновение опешила.

— Твой папа учит меня играть на рояле, — осторожно ответила я.

— Но у нас нет рояля.

— Я в курсе, — взбунтовалась я. Не хватало еще отчитываться перед мальчишкой!

— Рояль — это скукотища, — заявил Даник и смачно сплюнул в траву. — Я хочу играть на гитаре, но папа сказал, что для этого нужно два года учиться петь и играть на пианино. Ну уж нет, спасибо! Я как-нибудь сам. Постоишь на воротах? — Он кивнул на две яблони посредине лужайки.

Я лишь дыхание задержала от таких перепадов в разговоре.

— Только если по очереди, — сказала я, скидывая сланцы. — Я тоже люблю забивать.

— Ладно. Какой у тебя размер обуви?

Даник притащил из дома свои потрепанные кеды. Сказал, что в футбол играть босиком на траве нельзя: можно поскользнуться и упасть.

— А ты?

— Кеды одни. — Он шмыгнул носом и провел под ним загорелой рукой. — Значит, они должны достаться девчонке.

Я снова бросила взгляд на кеды — пыльные, с поцарапанными белыми боками. Потом на Даника, который смотрел на меня с нетерпением и словно с вызовом — и натянула кеды на босые ноги. Затем отложила очки на пляжную сумку и стала на ворота.

Обувь-то он свою отдал, но в футболе ни одного гола отдавать не хотел. Лупил по воротам так, что я его отодвинула на пару метров, пригрозив, что иначе игра завершится. Но и с такой форой мне пришлось несладко.

Зато это было весело. Я сражалась за каждый мяч, пару раз так проехалась локтями по траве, что Даник уже собирался бежать за аптечкой. Но и он хорошенько от меня получил. Под конец мы выдохлись и просто повалились на траву под яблоней, закрыв глаза и раскинув руки.

— Ты классная, — сказал мне Даник. — Когда вырасту, женюсь на тебе.

— В очередь становись, — фыркнула я.

И в этом момент почувствовала, как что-то закрыло от меня солнце.

Я открыла глаза и увидела Сашу. Глядя на меня, он с хрустом надкусил яблоко.

Не знаю, что было такого особенного: этот хрустящий звук лета, приятная нега в теле после футбольного поединка или взгляд Саши — такой, будто я своя, будто он принял меня в свою стаю — но этот момент я запомнила на всю жизнь.

Мы втроем пошли купаться на озеро, прыгали с пристани всевозможными способами. Вода была у меня во рту, в ушах и, казалось, в глазах. Потом валялись на горячих досках. Потом жадно ели арбуз, остуженный в озере, пока нашу кожу припекало солнце. Как же это было волшебно!..

Я никогда раньше не дурачилась ни с кем в озере, не ела арбуз в мокром купальнике, свесив ноги в воду, не швыряла на спор арбузные корки в уток.

Я ходила в миллион кружков, владела каллиграфией, могла спросить “как тебя зовут” на девяти языках, но никогда так ни с кем не веселилась.

А потом мы, обожженные солнцем, сидели в тени на веранде и пили холодный чай с теплыми рогаликами. Я просто вытащила их из сумки, ничего не сказала, даже то, что сама их испекла. Мне просто хотелось сделать Саше приятное, а не покрасоваться перед ним. И ему точно было очень-очень приятно. А потом Даник, который чашкой ловил ос, доигрался, и мы с Сашей побежали его спасать.

В ту ночь, засыпая, я улыбалась. Мне почему-то казалось, что все получится. Что у меня с Сашей все будет хорошо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16. Красиво и немного жутко

На следующее утро я проснулась с мыслью: фото! Не знаю, что мне снилось…

Едва дождавшись, пока тетя уйдет на работу, я отправилась в мамину детскую. Единственная комната в доме, которая по-прежнему была заперта.

Я чувствовала себя настоящей шпионкой, пока, сидя на полу под дубовой резной дверью, смотрела на ютубе ролики о вскрытии замков.

Замок в двери был старым, металлическим, с небольшим отверстием. Спецы ютуба предлагали взламывать их проволокой, скрепкой, шпилькой для волос и даже медицинской иглой или шприцем.

Шпильки, будто специально для меня оставленные, лежали на комоде возле зеркала, так что я взяла одну. Любопытно, я же считала это игрой, но пальцы все равно чуть дрожали от волнения, пока я крутила шпильку внутри отверстия, чтобы найти правильное положение. Я убила не меньше получаса, вращая ее туда-сюда, пока получилось зацепить внутренний крючок и сдвинуть его. Потом я сделала еще несколько аккуратных движений и раздался тихий щелчок — замок сдвинулся!

Это было совершенно особенное ощущение — оказаться в комнате, в которой жила твоя мама, когда ей было столько же, сколько сейчас тебе.

Я осторожно вошла в спальню и прикрыла за собой дверь. Скрипнула половица под моим весом, и снова воцарилась тишина. Здесь она казалась какой-то особенной, непроницаемой.

В комнате пахло пылью, хотя ее почти не было видно на полках, старыми книгами и едва ощутимо — лавандой. Любимый запах моей мамы.

Похоже, тетя ничего не меняла в этой комнате, будто мамина спальня была одним из ее музейных экспонатов. На стенах — нежные обои в мелкий цветочный узор, чуть выцветшие от солнца и времени. В углу — старая деревянная кровать с изогнутой спинкой, покрытая мягким пледом с рюшами. На полу — ковер с каким-то персидским узором, мягкий и пушистый.

Красиво и немного жутко.

Я распахнула окно — впустила в комнату ветер, солнце и щебет птиц.

Открыла шкаф — на вид ему было лет сто, не меньше, наверняка ручной работы. На полках лежали аккуратно сложенные пышные юбки и блузки, на вешалках висели платья, длинные, легкие, из тонкого нежного материала — шелка, шифона, атласа. Все было вовсе не такое шаблонно-советское, как я себе представляла.

Мама в юности оказалась для меня незнакомкой… Теперь она совсем другая — ходит в деловых костюмах.

Я скинула шорты с майкой и примерила длинное кремовое платье из шелка. От этой прохладной нежности по рукам легкой волной пронеслись мурашки. Я глянула на себя в зеркало, приподняв подбородок. Словно на бал собралась… Так, кажется, на полке в шкафу я видела перчатки.

Я и не представляла, во что все выльется, когда вскрывала этот замок. Думала, просто поищу фото. И я в самом деле искала фото, но теперь на мне было длинное платье, словно из сказки, разве что чуть великоватое, перчатки выше локтя, жемчужные бусы, которые я обмотала вокруг шеи трижды, а они все равно опускались до живота, и перо в волосах.

Альбом с фотографиями, старенький, квадратный, в синей кожаной обложке, я нашла среди книг. Все фотографии были черно-белые, постановочные, сделанные в ателье. Юная мама, молодая тетя, дедушка с бабушкой. Какие-то незнакомые дети и взрослые.

И только один снимок не был вставлен в специальные бумажные уголки, а просто лежал среди страниц, как закладка. Единственное нестудийное фото — мама и Саша за роялем. Ей лет семнадцать, ему — двенадцать-тринадцать, чуть старше Даника, и очень на него похож: худой, загорелый, упрямый взгляд прямо в камеру. Но больше меня зацепил взгляд мамы. Я видела себя в зеркале, я знала, что он означает: мама была влюблена, по уши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17. Ради Брэдбери

— Саша, вы знаете, какой самый музыкальный продукт? — спросила я, заглядывая в дверь гостиной. — Фа-соль. Сама придумала, когда сегодня вскрывала банку.

Саша ждал меня у окна, одетый в брюки и светлую рубашку, как всегда для занятий. У него были особые отношения с музыкой. И, как выяснилось, с моей мамой тоже.

Все внимание, которого я от него добилась, все эти взгляды, которые так меня будоражили, означали только одно: я напоминала Саше его первую любовь. И сколько бы я ни ходила перед ним в полупрозрачной тунике, как бы красиво ни выгибала на пристани, ни пыталась оказаться к нему ближе во время занятий музыкой — все это не имело смысла. Потому что лишь вызывало в нем все больше воспоминаний!

Это был провал. Безвыходное положение. Полная капитуляция.

Я просто билась лбом о стену и не могла ее проломить.

Невозможно заставить человека тебя любить. Вдвойне невозможно, если его сердце занято другой. И все это можно возвести в степень, если ты сама любым своим действием только усиливаешь его чувства к любимой.

Все, что мне оставалось, — быть с ним рядом. Просто наслаждаться его близостью. Мучиться, страдать и радоваться крохам его внимания.

Я думала, мне станет легче, если я выпью рюмку тетиной лимонной настойки, а все только усугубилось.

Я хотела выть на луну! Но светило солнце, и в гостиной за прекрасным черным роялем меня ждал мужчина моей мечты, несбыточной и оттого особенно жалкой.

Я была жалкой.

— Катя… — Не спуская с меня глаз, с выправкой, как у настоящего дворянина, заложив руки за спину, он прошел через всю гостиную и остановился у приоткрытой двери, за которой пряталась я. — Ты пришла на занятие пьяной?..

— Пьяная — это ужасное слово, — возмутилась я. — Нельзя назвать пьяной девушку, которая выпила стопарик тетиной настойки.

Он распахнул дверь и окинул меня взглядом: от пера в волосах до пальцев босых ног, которые выглядывали из-под подола тянущегося по паркету платья.

— Я не могу вести с тобой занятие, — как врач заключил он.

— Почему?

— Катя…

— Пусть это не будет занятием в обычном смысле слова. — Я прошмыгнула мимо его и поставила на рояль графин с настойкой и стопарик, из которого только что выпила за дверью, для храбрости. — Пусть это будет… музыкальный праздник. Лето, музыка, лимонная настойка… Лимонная настойка, это почти “Вино из одуванчиков”. Вам нравится Брэдбери?

— Да, — сдержанно ответил Саша.

Он наблюдал за мной, словно взвешивал “за” и “против”. И даже то, что “против” все еще не перевесило, давало мне надежду и смелость.

— Тогда вы просто обязаны ее попробовать. — Я налила настойкой стопарик. Машинально сняла пальцем каплю с хрустального бока и слизала ее. — Ради Брэдбери. — Я протянула ему стопарик. — Тетя вернется только через три часа. Она ни о чем не узнает.

— Катя… Я не пью алкоголь.

— Мне очень нравится, как вы произносите мое имя… Почему не пьете?

— Не люблю.

— То есть, противопоказаний нет? — Я хитро на него посмотрела. — Саша, вам нужно расслабиться, я же вижу. И мне тоже нужна передышка.

Слава богу, он не спросил, какая.

— Ну же, давайте! — Я подошла к нему и снова протянула стопарик. — Пожалуйста. — Кажется, в моем голосе проскользнуло отчаяние.

Саша взял стопарик и, не смакуя, залпом в себя опрокинул.

— Ладно. Так как будем праздновать?

Я думала, что лопну, — так широко улыбалась.

— Вы будете играть, а я буду танцевать!

Я вскочила на банкетку, а с нее — на крышку рояля. Профессиональным движением танцовщицы (ну, или мне так казалось), завернула к бедру подол платья и выставила вперед ногу, согнутую в колене. Ну! Я готова!

Саша скользнул по мне взглядом — от голых лодыжек до губ, разгоняя по телу мурашки. Прогонит? Или нет?

— Катя, что ты творишь?.. — устало спросил Саша, но по его взгляду было заметно: ему нравится то, что он видит.

— Тогда остановите меня, — улыбаясь, ответила я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18. Нулевой километр

Саша помедлил, но все же сел за рояль. Поднял клавишную крышку и посмотрел на меня снизу вверх. Мне показалось, я приподнялась на несколько сантиметров от этого взгляда.

— Катя, тебе нельзя пить, — мягко сказал Саша. — От этого ты становишься сама собой.

Я не знала, что означала эта фраза, и мне было все равно.

Саша поискал ноты в телефоне и поставил его на пюпитр.

А потом он заиграл, и я чуть не завизжала (или все же завизжала?..) от восторга. Это была мелодия песни Мураками “Нулевой километр”.

Мне не нужно было производить на него впечатление, не нужно было его соблазнять. Я просто танцевала, искренне, от души, не стесняясь, как делала бы это наедине с собой. Кружилась на месте, взмахивала руками, крутила бедрами, с усердием задействуя подол платья. После второго куплета я и вовсе разошлась и от души стала подпевать:

Это мой нулевой километр!

Пожирает сентябрьский полдень.

По колесам играет оркестр —

Камень за камнем, камень за камнем…

— “Может просто устали? Ну, так бежим по шоссе!” — спрашивала я Сашу на полном серьезе, будто и в самом деле сейчас протяну руку, и мы побежим. А он играл, смотрел на меня и улыбался. Черт… как же он улыбался… Я просто тонула в своих чувствах, я с каждой такой улыбкой влюблялась в него все больше.

Все… Песня закончилась, я совершенно выдохлась. Саша тоже это заметил, просто поглядывал на меня, наигрывая что-то незатейливое, мелодичное.

— Ты сегодня совсем другая, Катя. Словно кошка, только не мурлыкаешь, — сказал он.

Я села на край рояля и свесила ноги, касаясь ими клавиш. Налила себе настойки, с наслаждением выпила — горечь будто отступила, теперь тягучая лимонная сладость обволакивала язык и нёбо. Очень вкусно!

Я налила еще один стопарик и протянула Саше. Он больше не сопротивлялся. Принял его из моих рук, на мгновение соприкоснувшись со мной пальцами. Такие теплые… «Я бы хотела, чтобы он провел ими по моим губам. Ощутить, как это…» — думала я, глядя ему в глаза. И сейчас мне не было неловко, ведь это просто фантазии. Ничто на свете, никакие обстоятельства не могли запретить мне мечтать.

Саша продолжил играть, прерываясь только на те мгновения, когда делал глоток настойки.

Мои щеки все еще были теплыми после танцев, дыхание сбито, волосы липли ко лбу. Я полулежала на рояле, заложив ногу на ногу, опираясь локтями о крышку, слушала музыку, которую играл мой любимый мужчина, и мне казалось, что счастливее минут в моей жизни еще не было.

Внезапно мелодия оборвалась.

— Твои пальцы, словно маленькие клавиши, — сказал Саша и нежно коснулся пальцев моих ног.

Мое сердце остановилось.

Внутри все скрутилась в жгут от его нежности и ошеломительного желания близости. Пусть он обхватит ладонями мои щиколотки и двинется дальше, под платье… Я так этого хочу! Фантазия была такой осязаемой, такой реальной, что меня потряхивало от эмоций.

Саша убрал руку. Он больше не смотрел на меня и не улыбался.

Сквозь плотную тишину проступило тиканье механических часов в соседней комнате.

Саша, не отрываясь, смотрел на клавиши. А потом вдруг обрушил на них руки. Он стремительно перебирал пальцами по клавишам, высекая из них мелодию, мощную, яростную. Она звучала не больше десяти секунд, но за это время разнесла тишину в клочья.

Ошеломленная, я вжалась в рояль. Музыка все еще звучала во мне.

— И… что это за мелодия? — осторожно спросила я, чтобы заполнить гнетущую паузу.

— Ференц Лист «Мефисто-вальс», — ответил Саша таким нарочито спокойным тоном, будто сам с трудом сдерживал ярость. — Мне пора, Катя.

— Ладно… — Я поднялась.

Он снова посмотрел на меня снизу вверх. У меня в груди защемило от этого взгляда, хотя я даже разгадать его не могла.

— Давай, спускайся, — сухо сказал он и протянул мне руку.

Я оперлась о его ладонь и спрыгнула — прямо в его объятья.

Во всей моей восемнадцатилетней жизни не было более чувственного, более эротического момента, чем этот, хотя я и целовалась взасос, и позволяла своему парню засовывать руки мне под блузку. Но по ощущениям это все было несравнимо с тем чувством, которое я переживала тогда в гостиной: острое, звонкое, пьянящее похлеще настойки. И это длилось, длилось, длилось... Я замерла и дышала только для того, чтобы наслаждаться его запахом.

Его ладони прожигали мне платье. Я видела его губы, их очерченный контур. Он склонил голову…

Не знаю, кого Саша хотел поцеловать: меня или мою маму в юности — все равно. Я ничего в жизни не хотела так сильно — никаких побед в конкурсах, никакого поступления — как соприкосновения наших губ. Но этого не произошло. Саша просто разомкнул объятья и ушел.

Я даже не побежала его провожать, потому что от этой недополученной нежности мне было нестерпимо больно. И казалось, что хуже уже быть не может.

Еще больше артов и музыка к этому открывку в нашем тг-канале @Leto_Ptahova Прямая ссылка на канал во вкладке “обо мне”

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 19. Это моя вина

Утром я открыла дверь спальни — и едва не наткнулась на Сашу: он выходил из кухни. Улыбка сама по себе расползлась по моему лицу. А Саша только скользнул по мне взглядом — не улыбнулся, не сказал «привет» — и ушел.

От плохого предчувствия свело живот.

На ватных ногах я пошла на кухню, хотя знала, что тетя все еще обижена на меня за выпитую настойку, и за вскрытую комнату, и за то, что я без спроса надела мамино платье. Вчера я была на таких эмоциях, что плохо замела следы.

— А почему Александр приходил? — спросила я равнодушным тоном и повернулась к тете спиной, вроде как собираясь налить из кувшина воды в стакан, а на самом деле — чтобы спрятать свое взволнованное лицо.

— Доброе утро, Катя, — с легким укором сказала тетя. — Саша очень занят и не может больше с тобой заниматься.

Я резко отставила стакан на стол, аж вода выплеснулась через край.

— Катя, ты куда собралась? — выкрикнула мне в спину тетя. А я даже не оглянулась.

Она всегда была со мной вежливой, даже милой, но сейчас казалась мне врагом. Сейчас все казались мне врагами.

Не помню, как шла к его дому — словно летела на одном порыве.

Распахнула калитку и ворвалась во двор.

Саша сидел на корточках возле пикапа, в джинсах, без футболки. Откручивал болты на колесе большим разводным ключом. Я подошла к нему почти вплотную.

— Почему вы отменили наши музыкальные занятия?! — В глазах жгло от обиды и клокотало в груди.

Саша только мельком на меня глянул, не прерывая работы.

— У меня нет на это времени, — ответил он не резко, не грубо — просто безразлично, и от этого было больнее всего.

— Это неправда! — Я вздернула подбородок.

Не глядя на меня, Саша отложил ключ в траву, поднялся и медленно стянул матерчатые перчатки, будто раздумывая над ответом.

Какие у него сильные руки… Никто, кроме меня, не представлял, с какой нежностью они могут касаться клавиш рояля. Никто не знал, каким чувственным и открытым мог быть этот волевой мужчина. А я знала.

— Я видел, как ты на меня смотришь, Катя. Это неправильно.

— Почему? — спросила я и опустила глаза.

Мне сквозь землю хотелось провалиться. Конечно, он меня поймал.

Теперь я не видела его лица, но видела испачканные в мазуте джинсы, приспущенные на бедрах, видела темную полоску волос, убегающую под ремень, и напряженные косые мышцы живота. И мне от этого было совсем, совсем не легче.

— Потому что ты избалованная восемнадцатилетняя девочка, которая приехала сюда на лето. А я взрослый мужчина. Друг твоей мамы.

— Я не ребенок! — Я вскинула голову, и мы сшиблись взглядами. — И я тоже вижу, как вы на меня смотрите!

Как же мне сложно было продолжать этот разговор! Я же действительно вела себя как избалованная девочка, которая пристает ко взрослому мужчине. Но я не могла сделать вид, что ничего не происходило. Я же все это чувствовала! Саша каждую секунду находился в моей голове, даже во сне. И что, мне надо было просто уйти? Как вообще дальше жить со всем этим?!

— Ты права, — сказал Саша после паузы. — Это моя вина. Я должен был сразу это остановить.

— Но почему?.. — Я изо всех сил сжала кулаки, чтобы ногти впились в ладони — лишь бы сдержать подступающие слезы. — Чем я хуже других женщин? Я же вам нравлюсь!

— Ты не хуже…

— Тогда я не понимаю!

— Я уже говорил, Катя. Ты еще слишком юная. Ты дочка моей подруги.

— И что, вы боитесь моей мамы?

Он так посмотрел на меня, что сразу стало понятно: нет, моей мамы он не боится.

— Я чувствую за тебя ответственность.

И мой истощенный переживаниями мозг ухватился за эти слова, как за соломинку.

— Значит, ответственность… Тогда… я поплыву на тот берег! — Я резко указала рукой в сторону озера. — И вы узнаете, какая на вас лежит ответственность за то, как вы со мной поступаете!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20. Совсем дура

Как же это было глупо!.. Как же по-детски! Но я не представляла, что еще можно сделать, как его удержать.

— До того берега метров пятьсот, — усмехнулся Саша.

— А я поплыву! — заявила я и направилась прямо к пристани.

— Не поплывешь, — сказал он мне в спину уже серьезно.

Во мне было столько ярости, стыда и обиды, что я бы и через Черное море переплыла. Так что я просто ринулась к пристани и, прямо в одежде, нырнула с нее щучкой.

Еще до того, как вынырнула, я услышала громкий всплеск и почувствовала движение под водой. Саша перехватил меня поперек, как бревно, и потащил в сторону берега, а когда я поднялась на ноги, стал толкать меня в шею, словно какого-то малолетнего хулигана. В этом уж точно не было ни любви, ни нежности. Что бы я ни делала, все становилось только хуже. Еще хуже!

После очередного такого толчка, я споткнулась о корягу у самого берега и рухнула на колени, ладонями на траву. Сучок яблоневой ветки впился в палец. Я жалостливо ойкнула.

— Что еще? — холодно спросил Саша, наклоняясь ко мне.

Я перевернулась на спину, Саша оказался прямо надо мной. И быстрее, чем включился мой мозг, я рывком обхватила его шею рукой и прижалась губами к его губам, прохладным и жестким. И за те мгновения, пока он отцеплял мои руки, попыталась пробиться к нему в рот языком.

Саша повалил меня спиной на траву и крепко, до боли, сцепил руки над головой.

— Ты что, совсем дура?! — ошалело спросил он.

По моим щекам градом катились горячие слезы.

Это было одной из моих фантазий: мы вот так лежим на траве. Сцепив мои руки над головой, Саша склоняется ко мне, медленно, все еще пытаясь преодолеть наше взаимное притяжение, пока губы не сливаются в поцелуе… У меня дыхание перехватывало от одной этой фантазии. И вот теперь она осуществилась, только в какой-то совершенно извращенной форме.

— Я не дура! Я сама поступила на мехмат. Я призер страны по ментальной арифметике. Мой ум здесь ни при чем! Это вообще о другом!

Он отпустил меня и сел рядом на траву. Я выпрямилась и обняла колени руками. Палило солнце, но меня колотило так, что зуб на зуб не попадал.

— Катя… — сказал он тихо, с сочувствием. — Перестань. Это унизительно.

— Я хочу вас, — вырвалось из меня.

Саша замер. Медленно повернул ко мне голову. Смотрел мне в глаза так, будто не верил своим ушам.

— Не понял…

— Все вы поняли. — Кривя губы, чтобы не разрыдаться, я поднялась и пошла в сторону калитки.

Саша остановил меня за руку.

— Подожди. Давай об этом поговорим.

— Зачем? — Я упрямо смотрела ему в глаза. — Хотите узнать подробности?

Он был в таком замешательстве, что я на мгновение почувствовала себя старше.

После всего, что здесь произошло, мне нечего было терять. Совершенно нечего.

— Я хочу, чтобы вы стали моим первым мужчиной, — искренне сказала я.

Дорогие читатели! Книга живая, пишется прямо сейчас, так что иногда происходят разные непредвиденные ситуации. Например, у нас в истории появилась собака) Чтобы вам не перечитывать, оставлю новые отрывки прямо здесь:

Глава 3:

Еще помню, как выгнала из конуры здоровенную овчарку и забралась туда вместо собаки. Меня тогда долго искали. По сравнению со мной, маленькой, Машка и в самом деле ангел.

Глава 4:

Во дворе, звякая цепью, меня хриплым лаем встретила Гера. Сколько же ей было лет?! Я бросилась к овчарке, но тетя меня остановила: все завтра, сегодня спать, время позднее.

Глава 13:

Я весь день не знала, чем себя занять, хотя раньше мне одной не было скучно. Думала посерфить в интернете, но мой парень увидел, что я в сети, и стал названивать. Я просто отключила телефон — могла же в нем сесть батарейка? Потом я вымыла Геру из шланга. Вода в нем нагрелась под солнцем, так что, дурачась с собакой, помылась и я. А затем мы с Герой отправились на прогулку. Мне казалось ужасным, что такую большую красивую собаку тетя держит на цепи.

А еще в 14-ой главе Катя соврала Саше, что потеряла мобильный в траве и попросила ей позвонить. Теперь у нее есть номер его телефона)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21. Если тебе восемнадцать

На что я рассчитывала?.. Что он вдруг проникнется ко мне симпатией, станет нежным и ласковым? Что запустит ладонь мне под волосы, притягивая к себе? А потом первым поцелует так, что я потеряюсь во времени и пространстве?..

Ну точно же дура! Дура! Как можно было до такого дойти? Как можно было так унижаться?! Я не сгорела от стыда — прямо там, у него во дворе — только потому, что знала: все останется между нами, Саша никому не расскажет.

И меня это действительно утешало, целые сутки.

Потом стыд потускнел, и чувства вспыхнули с новой силой. Я не выходила из комнаты: просто лежала на кровати, обнимая себя в его футболке, даже есть отказывалась — мне и в самом деле ничего в горло не лезло. Выползла я из кровати только на следующий день, когда тетя решила позвать врача. Сидела, переливала ложкой борщ в тарелке и думала о том, что так больше продолжаться не может. Так не выжить.

Еще и мой парень начал изводить сообщениями: где я, что я? Эта переписка была такой далекой от моей реальности, такой инородной, что я просто написала: “Я люблю другого мужчину. Прости”. И заблокировала его. Вообще без сожаления, без мысли о его чувствах — будто закрыла окно, из которого сквозило.

“Я хочу, чтобы вы стали моим первым мужчиной”.

Боже, я действительно так сказала… Я каждый раз пряталась с головой под одеяло, когда вспоминала об этом.

А Саша просто ответил:

— Занятий больше не будет. И на пристань не приходи. Я запрещаю.

— Это не ваша пристань! Она общая! — выкрикнула я, размазывая по щекам слезы.

— И верни мою футболку, — ответил он, будто не слышал моих слов.

Я выскочила со двора, хлопнув калиткой.

Какой позор…

Но когда я перестала бесконечно прокручивать это кино в голове, то вспомнила и еще кое-что. Я сказала ему: “Чем я хуже других женщин? Я же вам нравлюсь!” А он ответил: “Ты не хуже…” Мог же сказать, что не нравлюсь, не в его вкусе, что юные девушки ему не интересны, но ничего такого он не произнес. И когда я сказала, что

замечаю его взгляды, Саша тоже не возразил.

Еще одни сутки я честно пыталась сохранять благоразумие.

Утром затолкала в себя вареное яйцо, потом залезла на подоконник и долго смотрела, как медленно, тяжело проплывали мимо облака... А во мне закручивались цунами, и звезды схлопывались в черную дыру. Невозможно просто сидеть и ничего не делать, когда чувствуешь такое. По крайней мере, если тебе восемнадцать.

Я проторчала на подоконнике до самого вечера. Потом, смиряясь с собой, тяжело выдохнула. Надела купальник, поверх — майку и джинсовые шорты и отправилась на пристань.

Как же сложно мне давались последние шаги перед его калиткой!.. Хотелось повернуть домой — лишь не нарваться на его снисходительный, взрослый взгляд. И в то же время меня тянуло к Саше так, что ничто не могло остановить.

Я вошла во двор. Сразу заметила пикап на лужайке, и сердце с такой силой дернулось в горло, что закружилась голова, и я замедлила шаг. Прошла мимо окон…

— Катя, — окликнул меня Саша. Он стоял на крыльце, прислонясь плечом к опоре, и курил. — Я же сказал тебе не приходить.

— А я пришла. — И приподняла подбородок, готовясь к битве.

— Это очень маленький город, здесь все на виду. Люди начнут судачить. — Он затянулся. Смотрел на меня с прищуром, пристально. — И это одна из причин, почему тебе не стоит приходить ко мне с ярко-накрашенными губами.

Я не двигалась, но от эмоций грудь вздымалась высоко и часто, как после пробежки.

— Не нравится моя помада — сотрите, — с вызовом сказала я.

Он словно внутренне застыл от моих слов.

Не отрываясь, мы смотрели друг на друга.

Потом Саша потушил сигарету об опору. Подошел ко мне почти вплотную.

Он был выше меня на полголовы, смотрел свысока, а я не могла поднять на него взгляд. Мне было чертовски страшно чувствовать его силу, его власть надо мной. Я бы сделала все, что он сказал. Но только чтобы он был рядом. Только с этим условием.

Саша приподнял ладонью мой подбородок, и я почувствовала легкий запах алкоголя. Мои ресницы дрожали, я смотрела сквозь них, не решаясь открыть глаза. А он смотрел на мои губы. Он смотрел на мои губы… У меня колени подкашивались.

Саша коснулся нижней губы большим пальцем, надавил на нее, смазывая помаду. Он мял мои губы, ласкал их, проникал пальцем глубже, касаясь зубов. Я была так ошарашена происходящим, так упивалась этим, что не сразу додумалась приоткрыть рот. Он убрал пальцы до того, как я это сделала.

— Теперь можешь идти плавать, — сказал он.

Я шла к пристани, но толком не видела тропинки: в голове раз за разом прокручивалась сцена, в которой он стирал помаду с моих губ. Раз за разом… Раз за разом…

Я положила полотенце на парапет, быстро разделась и нырнула в озеро.

Солнце уже опускалось за кромку леса, по воде растекался багряный закат. Я легла спиной на воду и, прикрыв глаза, колыхалась на ней в позе морской звезды. Было оглушительно тихо, только время от времени плескались на мелководье мальки. А потом появился еще один звук: поскрипывание досок пристани.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22. Можно мне?

Я открыла глаза. Саша не спеша шел ко мне по пристани. Без футболки, парусиновые штаны были подкатаны. Его красивое, мощное, загорелое тело притягивало взгляд. Я погрузилась под воду с головой, только чтобы на него не таращиться. А когда вынырнула, Саша уже стоял передо мной на пристани, так близко, что брызги едва его не зацепили.

Я оперлась о пристань локтями.

— Поплавайте со мной. Вода как парное молоко.

Он ничего не ответил. Просто смотрел на меня, будто что-то прикидывал в уме. Потом потянул завязки на штанах. Мне показалось, что он едва заметно пошатывался.

Саша скинул штаны и в плавках щучкой нырнул в воду.

Брызг было немного, но меня окатило такой волной, будто рядом нырнул кит. Мне голову сносило от его мощи. Рядом с ним я чувствовала совершенно взрослые женские желания — впервые в жизни так сильно, так остро. Я была в замешательстве — не знала, что со всем этим делать, но точно знала, что хочу и дальше испытывать это томление, это кошачье желание. Я такой живой никогда себя не чувствовала.

Саша поплыл на закат, далеко, почти на середину озера, потом вернулся. Подтянулся на руках на пристани и вылез. По его телу стекала вода, в оранжевом затухающем свете это выглядело невероятно красиво, словно в рекламе. Даже еще красивее — потому что по-настоящему.

Он протянул мне руку. А когда я вылезла, накинул на мои плечи полотенце. В этом не было никакой нежности, даже пристальный посторонний взгляд со стороны ничего бы не заподозрил. Но я-то знала, что раньше он так не делал. И он знал.

— А где Даник? — спросила я в тему посторонних взглядов.

— Уехал со своим классом в поход, — ответил Саша.

Уверена, он тоже тогда подумал: мы остались наедине. Здесь, на пристани, окруженной высокими камышами, нас никто, совершенно никто не увидит.

Мы легли спинами на теплые доски. Небо над озером уже было не пронзительное, как днем, а темно-голубое и ближе к лесу на противоположном берегу уходило в синее. Зажигались первые звезды.

Мы лежали так близко друг к другу, что, казалось, протяни руку — и наши пальцы соприкоснутся.

Саша чиркнул спичкой, тонко запахло сигаретным дымом.

Я повернулась на бок к нему лицом и подперла локтем голову.

— Можно мне?

Саша выдохнул дым в небо. Покачал головой.

— Маленькая еще.

— Вы же знаете, что мне восемнадцать.

— Я и говорю.

Тогда я — как вообще на такое решилась?! просто не подумала, иначе бы ни за что — протянула руку и забрала у него сигарету.

Затянулась — коротко, быстро, чтобы уже не отмотать: все, я это сделала. Моя первая в жизни сигарета. Горько и неприятно. Один кайф — ее только что касались его губы.

Он повернулся ко мне и тоже оперся о локоть.

От Саши едва уловимо пахло алкоголем, и это давало надежду, что он не будет таким упрямым, таким стойким и недосягаемым. Что я наконец получу то, чего хочу больше всего на свете.

Саша смотрел мне в глаза пристальным, серьезным, тягучим взглядом — и этот взгляд тоже был в кайф: потому что на ребенка так не смотрят. А еще он не остановил меня — не забрал сигарету. Вообще ничего не сказал.

Осмелев, я сделала еще одну затяжку, теперь медленнее и глубже, но не во все легкие, потому что в груди щекотало: еще чуть-чуть — и закашляюсь, как в фильмах, когда впервые курят.

И вот когда я делала эту затяжку, Саша перевел взгляд на мои губы. Этот взгляд прошил меня волнительной дрожью и приятно, призывно отозвался внизу живота. О таком в книгах не пишут. Это было какое-то особенно личное ощущение. Только между нами.

Я выдохнула дым в сторону, но взгляд не отвела.

Я знала: сейчас Саша меня коснется — просто чувствовала это и сгорала внутри от предвкушения.

Он медленно поднял руку, дотронулся ладонью до моей щеки и большим пальцем задел нижнюю губу. Я невольно прикрыла глаза, чтобы пережить это острое, почти болезненное, удовольствие.

Поглаживая щеку, он скользнул пальцами дальше, по скуле, заложил холодную, влажную прядь за ухо и крепко обхватил шею.

Я замерла, даже дышать старалась реже — лишь бы не нарушить то, что происходило между нами.

Саша сделал движение ко мне и в то же время притянул к себе, прижал к своему теплому телу — а я вся в мурашках, только вовсе не из-за прохлады.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23. Я хочу тебя

Я чувствовала животом его желание, и от этого вообще сносило крышу. Этот взрослый невероятный мужчина, моя самая яркая фантазия, моя мечта, видит во мне женщину!

А дальше мысли оборвались: Саша накрыл мои губы своими и ворвался в рот языком. Никакой нежности, никакой прелюдии — сразу так, что сердце унеслось в пятки, и жажда его близости обрушилась на меня, как бетонная плита. Хочу этого мужчину. Хочу прямо сейчас! Умру, если этого не получу…

Поцелуй с привкусом горечи, запахом табака и речной воды... Горячие губы, будто мы только что не плавали вместе… И такой напор, такая жажда, что в первые секунды я даже толком отвечать на поцелуй не могла, просто целиком отдалась его порыву.

Когда первый шок прошел, я робко попыталась поцеловать его в ответ: коснулась языком его языка, прильнула к его телу. Одной рукой я опиралась о пристань, в другой держала сигарету — я была совершенно беспомощна, и нас обоих это распаляло еще больше. Саша крепче прижал меня к себе, углубил поцелуй.

Он сбросил полотенце с моих плеч, заскользил ладонью по открытой спине и закинул мою ногу на свое бедро. Затем сжал ладонью мои ягодицы, вжимая в себя. Я еще отчетливее ощутила животом, как у него твердо и горячо внизу. У меня между ног тоже было горячо, и очень хотелось, чтобы Саша меня там коснулся, чтобы унял этот нестерпимый пожар.

— Я хочу тебя, — вырвалось из меня между поцелуями.

И почему-то именно это его остановило.

Он все еще держал меня за шею, но теперь так, чтобы я смотрела в его глаза. Наши лица оказались так близко, что я с трудом могла это сделать.

Его взгляд, все еще распаленный желанием, стал жестким.

— И ты на это согласна?.. На первый секс с пьяным мужиком? Прямо на пристани? Тебя это устраивает?

Я покраснела до кончиков ушей.

Как же мне было стыдно!

— Нет, не устраивает. Но какие у меня есть варианты?!

— Так нельзя, Катя!

— Почему?! Мне же не пятнадцать! Все мои подруги уже давно женщины.

— Ты хочешь, как подруги?

— Я хочу испытать это с тобой. Только с тобой! — в отчаянии выкрикнула я.

А он просто поднялся и ушел. Ушел!

Я выпрямилась, укуталась в полотенце и уперлась лбом в колени.

Чччерт…

Что теперь было делать?..

Но… он же меня поцеловал. Это тоже было уже не отмотать. Он меня поцеловал!

Саша обнимал меня, хотел нашел близости — я очень хорошо это почувствовала.

Я ему нравилась. Его ко мне тянуло. Это была уже не фантазия, а факт.

Я встала, накинула тунику и пошла вслед за ним.

Друзья! Сегодня скидка на книгу Лены Лето "Злодей моего романа". Героиня истории тоже юная девушка, которая влюбляется в мужчину, старше ее на десять лет. Но там все еще сложнее) И горячее)

Я — послушная дочка богатых родителей, примерная студентка престижного вуза. Но случайная встреча с Владом полностью меняет мою жизнь... Он — плохой парень с мутным прошлым, который старше меня на десять лет. Нас тянет друг к другу неимоверно! Но если поддамся чувствам, отец лишит меня всего. И уничтожит Влада.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 24. Так научи

Я тихонько зашла в его дом, остановилась в дверях гостиной. Саша стоял возле стола, в штанах и футболке, склонился над какими-то чертежами. Рядом — пузатая бутылка из темного стекла и обычный граненый стакан.

Саша поднял голову.

— Прости, Катя… за то, что было на пристани. — Он на мгновение прикрыл глаза, между бровей проскользнула складка. — Я пьян. Это меня не оправдывает, но… прости.

Я медленно подошла к нему на несколько шагов, будто подкрадывалась.

— Ты говорил, что не любишь алкоголь.

— Не люблю. Но сегодня есть повод.

— Какой?

Он достал пачку сигарет из кармана джинсов и оттуда вывалился серебристый квадратик презерватива.

У меня дыхание застряло в горле. Это было так откровенно, так лично… Я словно подсмотрела за ним в замочную скважину.

— Чего ты так смотришь, Катя? Ты же считаешь себя взрослой. Знаешь, как все устроено. — Он поднял презерватив и положил себе в карман.

Я сглотнула комок в горле.

— Знаю. Поэтому не понимаю: почему не я?

— У меня сын. Я просто не могу позволить себе интрижку со школьницей.

— Я не школьница.

“И это не интрижка! Не интрижка!”.

Как же злили его оправдания! Он ведь что-то не договаривал. Я это чувствовала. Что-то важное.

Я подошла к столу, взяла бутылку и налила в стакан желтоватую жидкость с резким запахом. Но не успела поднести ко рту: Саша перегнулся через стол, забрал стакан и вылил содержимое в кружку с недопитым кофе.

— Все, Катя, хватит. Прекрати.

Но не прогнал. Я подняла на него глаза. Мы молча неотрывно смотрели друг на друга. Я чувствовала наше притяжение физически. От него будто волоски на теле магнитились — или я бредила. Но смысл от этого не менялся.

— Никто не узнает, — с горечью сказала я. — Я никому не скажу. Саша, почему нет?!

— Да миллион “почему”! Не должен твой первый раз быть с разведенным мужиком с ребенком… — он прикурил и отбросил зажигалку на стол, — старше тебя на семнадцать лет. Это неправильно.

— Мне пойти с кем-нибудь переспать и потом вернуться? — вполголоса спросила я. В груди жгло от обиды.

Саша поднял на меня тяжелый взгляд. Повел челюстями.

— Ты вообще себя слышишь?..

— Это из-за моей мамы? — не унималась я и, глубоко вдохнув, выпалила: — Ты любил ее?

Саша так пристально посмотрел на меня, будто на мгновение протрезвел.

— С чего ты взяла?

Я достала из сумки фотографию, украденную из маминого альбома, сумку опустила на пол. Обошла вокруг стола и положила снимок перед Сашей.

— Ммм… — Он кивнул, затянулся и затушил сигарету в блюдце с окурками. — Хорошее фото. Откуда оно у тебя?

Мы стояли так близко, что я чувствовала обнаженным плечом жар, который от него исходил. А еще я до сих пор чувствовала его властный поцелуй и горячую твердость, которая упиралась мне в живот. Может, я бы уже отступила. Может, я бы поверила во все его “нельзя”, если бы не то, что случилось на пристани.

— Я в жизни не видела маму такой счастливой. На снимке она влюблена, я знаю. У меня сейчас такое же отражение в зеркале. — Мои щеки вспыхнули.

Я не сводила глаз со снимка, но боковым зрением видела, что Саша на меня посмотрел. Он все понял. Но, к счастью, ничего об этом не сказал.

— Взгляни на фото, Катя. На кого смотрит твоя счастливая мама? На меня? Или на фотографа? Давай, смотри внимательнее!

А ведь Саша был прав… Мама смотрела не на него, она смотрела в камеру.

— И кто фотограф?

— Наш учитель музыки.

Я подняла на Сашу взгляд: “Серьезно? Ты не шутишь?”, но тотчас же забыла, что хотела сказать. Его запах, близость, тепло, сила — все это превратилось в какое-то магнетическое поле. Мы не двигались, но словно становились ближе, будто само пространство сужалось между нами.

Не сводя с меня взгляда, Саша переложил прядь моих волос за спину — и не убрал руку, осторожно заскользил подушечками пальцев ниже — по моим лопаткам, потом еще ниже. А за его пальцами разбегались мурашки. Мои глаза закрылись сами собой, меня передернуло от острого удовольствия. Я невольно застонала, и его рука замерла.

Дорогие читатели! Мы придумали финал истории! И такой финал, что сами в шоке) Ближе к последним главам пристёгивайтесь))

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25. Пока сам не попросишь

— Хочу тебя поцеловать… — прошептала я, открыв глаза.

Саша шумно выдохнул, прижался лбом к моему лбу, и тогда я почувствовала всю борьбу, которая в нем происходила, ощутила, как сильно его ко мне влечет и насколько ему тяжело себя сдерживать. Я замерла, боясь, что он передумает, что его убеждения снова победят.

Он пропустил пальцы сквозь мои и сцепил их в замок.

— Ты даже толком целоваться не умеешь…

— Так научи.

Я даже не представляла, какая сила так крепко его удерживала. Я же все свои битвы давно проиграла.

— Поцелуй меня, и я уйду, — тихо попросила я.

— Катя… Нам надо остановиться. Это выходит из-под контроля.

А у меня в голове из всей этой фразы осталось только «нам». Звучало и звучало его голосом.

— Поцелуй меня, и я больше не вернусь. Пока ты сам не попросишь.

Саша медлил доли секунды. Потом обхватил ладонью сзади мою шею и поглаживал ее, глядя мне в глаза, а потом на губы.

Другой рукой он обнял меня, прижал к себе и нежно поцеловал в кончик носа, затем в уголки губ, и от этого “непопадания” по мне пронесся чувственный вихрь. Я хотела еще больше его ласки, еще, еще, еще…

Это желание сконцентрировалось внизу живота, требовало Сашиного внимания неудобным томлением. Оно становилось все горячее, тянулось к солнечному сплетению…

Его язык мягко надавил на мои губы, заставляя их раскрыться.

Сколько же в этом поцелуе было нежности!.. У меня подкашивались колени, вырастали крылья и трепетало сердце. Это ощущение ни с чем сравнить, я целовалась словно впервые в жизни.

А потом Саша отстранился. Легонько сжал мои плечи и заглянул в глаза.

— Пожалуйста, уходи, — попросил он, все еще гладя мои волосы.

Я не знала, что творилось у него на душе, не знала, о чем он думал. У меня не было ни одного ответа. Я чувствовала, что мы прощаемся, что поцелуй — единственное, что я унесу с собой. Этого было так мало! Но в то же время, в этом поцелуе уместилось больше чувств, чем я испытала за всю мою жизнь.

— Так странно выходит… Я могу доказать тебе, что ко мне можно относиться всерьез, только одним способом: сдержать слово и оставить тебя в покое. — Я накрыла его ладони своими просто, чтобы на прощание почувствовать его тепло. — Хорошо. Я больше не приду к тебе, не сделаю первый шаг. Просто знай, что до конца лета я буду здесь. Знай, что в этом городе живет влюбленная в тебя девушка.

Я подняла с пола сумку и ушла.

И мне почти не было больно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26. Просто собака

Я обещала ему, что не приду, и честно держала слово — мой способ доказать ему, что я взрослая, что умею отвечать за свои поступки.

Саша больше не появлялся в моей жизни. Дни перетекали в недели. На траншее, которую он выкопал с парнями, начал пробиваться мягкий ежик посаженной травы —чуть ярче той, что росла в саду.

Я подолгу гуляла с Герой. Сначала тетя отпускала меня неохотно, очень переживала, что повороты крутые, а водители лихие, и не разрешала вечером выходить из дома без фликера. Но постепенно смирилась: видела, что дома я чахну.

Мы уходили с Герой в долгие путешествия по полям и лесам — узнала бы тетя, где я бывала, голову бы мне свернула. Мы переходили вброд ручьи, съезжали по песчаным насыпям. Я жарила сосиски на костре и делилась ими с Герой. Она стала моим другом. Я рассказывала ей о Саше, искренне, как не смогла бы рассказать никому из людей.

Я очень много думала о том, что произошло между нами, о моем чувстве, о словах Саши. Он отвечал мне честно, но будто чего-то не договаривал. Почему?.. Он словно хотел меня от чего-то защитить.

А еще я очень много думала о маме. Она была влюблена в учителя музыки… В мужчину, намного ее старше. Но все равно уехала в город, вышла замуж за другого — богатого.

Я рада, что так получилось, иначе меня бы не было. Только как она смогла отказаться от чувств, которые так меняли ее лицо? Даже на свадебном фото она улыбалась тусклее. Я вообще знаю ее строгой, сдержанной — под стать папе.

Как бы сложилась ее жизнь, останься мама здесь, с любимым мужчиной, наплевав на нравы и чужие убеждения?.. Я бы осталась. Если бы Саша согласился, я бы осталась. Я вообще не представляла, как вернусь в город и просто буду жить дальше, будто ничего не было. Жить, зная, что даже случайно не встречу Сашу на улице или в кафе. Совершенно бессмысленное, тупое существование…

Я размышляла об этом, возвращаясь с Герой домой. Солнце еще было жаркое, но не такое кусачее, как днем. Оно уже помутнело, растеклось оранжевым светом по крышам деревенских домов окраины. Я шла, улыбаясь высоким тополям, пушистым облакам, этому лету.

Гера устала за прогулку и останавливалась все чаще. Иногда я садилась на обочину, трепала ей загривок, говорила ободряющие слова и снова тянула вперед — минут через двадцать уже будем дома, там и отдохнем.

Но после очередной остановки Гера отказалась вставать. Положила морду на лапы и тяжело дышала. Из пасти стекала вязкая белая слюна.

— Герочка, ну ты что?.. — Я положила ее голову к себе на колени и обняла ее. — Хочешь еще воды попить?

Я налила в ладонь воду из бутылки и поднесла к ее пасти, но Гера словно и не заметила. Я попробовала налить воду ей в пасть, но ей стало только хуже. Навалилась паника. Я набрала номер тети и дрожащим голосом рассказала, что происходит.

— Ну что поделать, — грустно ответила она, — Гере уже шестнадцать лет. Она свое отжила.

— Надо что-то делать! — всхлипывая, требовала я. — Надо отвезти ее к ветеринару! У вас есть телефон ветеринара?..

— Катюша, — успокаивала меня тетя, — ветеринар не поможет, Гера очень старая. Не стоит так убиваться. Это просто собака.

— Это не просто собака! — закричала я в телефон и сбросила вызов.

Надо было погуглить ветеринара, позвонить. Как-то объяснить, где я нахожусь, потому что у меня нет машины… Все эти мысли скакали, как теннисные мячики, паника мешала думать, била в висках. Так хотелось, чтобы хотя бы одному человеку было не наплевать на то, что сейчас происходит! И я подумала о Саше.

— Гера умирает… — ревела я ему в телефон вместо приветствия.

— Где ты? — только и спросил он.

__________________________________________________

Тайна, роман, эротика… что еще нужно для отличной летней книги? СКИДКА! Ловите момент, дорогие читатели и хорошую компанию для воскресного вечера:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 27. Вот и все

Саша приехал через несколько минут. Он резко остановил пикап в паре метров от меня, подняв колесами облако пыли. Подошел ко мне и опустился перед Герой на корточки, потрепал ее за ухом.

— Садись на заднее сиденье, — сказал он мне.

Размазывая по щекам слезы, я залезла в машину. Саша бережно взял Геру на руки и положил ее рядом со мной, головой на колени.

Мы выехали за город, помчались по проселочной дороге вдоль озера.

— Ей совсем плохо… совсем плохо… — ревела я. — Она почти не дышит!

Саша остановил машину. У меня даже не было сил спросить, почему: я просто посмотрела на Сашу в зеркало заднего вида. А он посмотрел на меня.

Я все поняла.

— В нашем городе нет ветеринара, — сказал Саша. — До ближайшей ветклиники — полтора часа езды. Пусть она умрет спокойно на твоих руках, а не мучаясь в машине на ухабах.

Он аккуратно взял Геру на руки и положил на траву. Я опустилась на колени и обняла собаку. Через пару минут она перестала дышать, ее глаза стали пустыми.

Саша потянул меня за руку, помогая встать, и обнял меня. Я ревела и ревела, уткнувшись носом в его плечо, а он гладил меня по волосам. Потом обнял мое лицо ладонями и целовал в соленые щеки, будто собирая губами слезы.

— Все, моя девочка, все… — сказал он и снова обнял меня, будто убаюкивая.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я устала плакать. Смахнув со щек слезы, выбралась из его объятий и оглянулась. Здесь было тихо и красиво. Далеко-далеко простиралось голубое озеро, подернутое легкой рябью. Дорожка закатного света блестела на ней, как рыбья чешуя. Вдалеке гуськом проплывали утка с утятами, их кряканье было самым громким звуком.

— Давай похороним Геру здесь, — попросила я.

Саша достал из кузова лопату и начал копать яму, а я села на корточки рядом с Герой и шепотом с ней прощалась.

Мы так мало знали друг друга, но я словно чувствовала с ней родство душ — еще с тех самых пор, когда в детстве пряталась в ее будке. Моя милая собака… Она знала столько моих секретов… А я знала ее секреты: какую траву она любила жевать, где прятала косточки про запас. Я знала, что зрение ее уже подводило, но слух был острым, и она приветствовала меня лаем еще за сотню метров от дома… А еще у нее были седые пряди в бороде и бровях — совсем старенькая.

Саша выкопал глубокую яму. Стянул с себя футболку и завернул в нее Геру. Потом мы ее закопали и поставили сверху красивый, блестящий на солнце камень.

Странное дело: после стольких пролитых слез мир будто умылся, стал четче и ярче.

Я сидела на коленях над этой маленькой могилой, а Саша стоял позади меня, опираясь о капот, и курил.

— Ты еще никогда никого не теряла? — спросил он.

— Только тебя. — Я оглянулась. — А ты?

— Жену. Тогда, на пристани… как раз был год.

Я поднялась и села и рядом с ним на капот.

— Ты ее любил?

— Очень.

Наверное, раньше меня бы ранили эти слова, но после смерти Геры я просто пережила их и все.

— Почему вы развелись?

Саша сделал глубокий вдох, словно раздумывая, ответить мне или нет. И все же ответил:

— Когда мы познакомились, я уже был первым офицером круизного лайнера, потом капитаном. График месяц через месяц, иногда три через три. А она скульптор, у нее мастерская. — Он задумался, словно вспомнил о чем-то еще. Затянулся. — Я не понимал ее работ, но ведь искусство не надо понимать? Его надо чувствовать, верно?.. А он понимал. Покупал ее картины, арендовал мастерскую в башне какого-то старинного дома — она всегда о таком мечтала, а снимала крохотную мансарду в сталинке…

— Я бы никогда тебя не бросила. — Просто вырвалось.

Саша глянул на меня, ничего не сказал. Снова затянулся, выдохнул упругую струю дыма в сторону заката.

— Я оставил ей все — квартиру, машину, дачу. Все бумаги подписал. У меня было только одно условие — Даник останется со мной. Я сам рос без отца, и для сына такого не хотел. Потом я уволился, вернулся сюда — ближе к природе, к бабушке Даника. Голова есть, руки есть — собрал свою бригаду, занимаюсь строительством. Вот и все… Ты спрашивала, “почему нет?” — вдруг сказал он, и я не сразу поняла, о чем он. А когда поняла, ошеломленно на него уставилась. — Я объясню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 28. Просто хотела, чтобы ты знал

— Потому что для тебя это был бы не просто первый секс, Катя. Ты влюблена. И я… я, черт подери, тоже. Так что и для меня это был бы не просто секс. — Саша мотнул головой, машинальным движением стряхнул с сигареты пепел. — С этим нельзя играть. Такие поступки меняют жизни. И не только твою и мою, но и многих других. Твоих родителей, твоего парня, твоей тети, моего Даника.

Он посмотрел на меня, и время будто замедлилось. Я замерла, почти не дышала. Мне было больно и сладко от этого признания, которое даже не мечтала получить. А ему… ему точно было больно, я видела это по его взгляду.

— Тебе восемнадцать, Катя, ты подчиняешься порывам. Ты живешь одним днем и не думаешь о последствиях. Ты не думаешь о том, что с тобой будет, если ты привяжешься к мужчине, который живет в маленьком городе, у которого есть сын. Я не хочу разбить тебе сердце, на мое сердце мне наплевать.

— Мне не наплевать…

Но Саша меня будто не слышал:

— Ты такая маленькая, такая хрупкая, а ломаешь меня, когда просто находишься рядом. Вот как сейчас. Я хочу тебя. Хочу так сильно, что, кажется, мышцы лопнут от необходимости себя сдерживать. Но между нами ничего не будет. Потому что твое место там, — он махнул рукой с сигаретой куда-то в сторону леса, — где твой универ, друзья, новая жизнь. Твоя будущая семья, учеба, работа — все там. И твои прекрасные цели, высокие, как звезды. А мое место — здесь. У меня Даник, он самое главное. Моя главная цель — чтобы сын был счастлив, чтобы вырос нормальным парнем. Чтобы дурачился, мечтал, ставил сумасшедшие цели, влюблялся. Чтобы он нашел женщину, с которой у него все сложится. И у них будут счастливые дети. Это моя цель. Это важнее всего.

— Это важнее меня, я поняла. Больно, но честно, — с горечью произнесла я.

Саша прикрыл глаза, потер переносицу рукой с сигаретой. Его пальцы едва заметно дрожали.

— Поехали. Отвезу тебя домой.

Кусая губы, чтобы снова не зареветь, я села на переднее сиденье. Мы развернулись и молча поехали в город. Закат почти потух. В приоткрытое окно врывался теплый ветер, а у меня внутри было холодно так, будто сейчас зима.

— Мне недавно снился сон, — нарушила я тишину. — Будто я вошла в твой дом, а ты спал. Я села рядом на диван и, любуюсь тобой, сплела наши пальцы. Я прямо во сне ощутила, как по моему телу пронеслась горячая волна восторга, трепета и внезапного страха — от осознания того, насколько ты сильный и насколько я маленькая и хрупкая рядом с тобой... А потом ты вскочил с кровати и так ошарашенно на меня смотрел — вдруг что-то между нами было? И я сделала вид, что действительно было. Я смеялась, даже, когда проснулась.

Саша ничего не ответил, только глянул на меня таким глубоким пронзительным взглядом, будто услышал в этой истории куда больше, чем я рассказала.

Он остановил машину возле моего дома.

Помедлив, я взялась за ручку двери.

— Я буду скучать по тебе.

— Катя… — Саша сильнее сжал руль.

— Просто хотела, чтобы ты знал.

Как совершенно взрослая женщина, я вышла из машины и, не оглядываясь, пошла домой.

Казалось бы, этот день ничего не изменил. Но, на самом деле, он изменил все. Сашино признание все изменило. Ведь если он чувствовал то же, что и я, от этого ему было не скрыться. Я знала, что мы все равно будем вместе, даже если не этим летом, даже если ждать придется долго.

Но долго ждать не пришлось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29. Навсегда

Больше мы не виделись, если не считать пары случайных встреч. Один раз оказались в магазине в соседних кассах. Другой — я шла в библиотеку мимо участка, где он работал со своей бригадой. Просто короткий обмен взглядами — после которого еще сутки ходишь, будто оглушенный.

Тетя переживала за меня. Считала, что мне здесь скучно и пыталась развеселить, как умела: таскала с собой на экскурсии, устраивала чаепитие в саду с долгими рассказами о своей молодости. Я соглашалась, чтобы сделать ей приятное, но, конечно, все это не веселило меня и не отвлекало от мыслей о Саше. Я ехала в экскурсионном автобусе и вертела головой по сторонам: вдруг случайно его увижу. Пила чай под яблоней и чувствовала каждым позвонком, что позади меня траншея, которую копал Саша. Он словно и сейчас стоял за моей спиной, опираясь о черенок лопаты.

Когда тетя предложила мне пойти на свадьбу внучки своей подруги, я по привычке согласилась. С тетиного разрешения выбрала одно из маминых платьев — белое, воздушное, до колена. На ночь накрутила на влажные салфетки волосы, чтобы к утру получились кудряшки.

Тетя разрешила мне пропустить роспись и всю эту скукоту с фотосъемкой, так что я пришла уже после официальной части.

Кафе находилось в парке, на берегу озера, недалеко от городского пляжа. Новобрачные и гости задерживались, я ходила по выложенным плиткой дорожкам под сенью дубов и кленов. Солнце с трудом просвечивало сквозь кроны, и на моих открытых руках, на белом платье постоянно менялся причудливый рисунок светотени.

Завопили сигналы машин: процессия шумно подкатила ко входу в кафе. Я стояла в стороне, дожидаясь тетю, и наблюдала, как гости поднимались по ступенькам на крыльцо: женщины в пестрых синтетических нарядах, мужчины в черных брюках и светлых рубашках. Потом появились невеста и жених. На невесте было классическое пышное свадебное платье, а вот жених… Я не знала, что на нем за форма, но выглядела она очень эффектно. Идеально отглаженный темно-синий китель с золотыми пуговицами, погоны с тонкими золотыми полосками, белоснежная рубашка со строгим воротником. В руке он держал фуражку с золотой тесьмой.

А потом я увидела Сашу.

Это был тот образ, который пробивает грудную клетку, вонзается в сердце и остается там навсегда.

Коротко пострижен, гладко выбрит. Выправка, как у солдата — или капитана круизного лайнера. Выправка и при этом солнечная улыбка… суровость и нежность. Какое-то крышесносное сочетание.

На нем был белоснежный китель с золотыми пуговицам, сверкающими на солнце, на плечах — широкие погоны с золотыми полосками. Под мышкой он держал белую фуражку с широким темным козырьком.

Я приросла к земле, впилась в Сашу глазами. Стояла, ошеломленная всем этим, такой нереальностью реальности. Он был просто невозможно, невероятно прекрасен…

Саша будто почувствовал меня, оглянулся на ступеньках. Мы встретились взглядами. Он на доли секунды застыл, потом вежливо мне кивнул. Я тоже ему кивнула, но Саша этого уже не заметил, потому что от шока я сделала это не сразу.

— Катюша, вот ты где! — раздался тетин голос.

Я сглотнула комок в горле и усилием воли заставила себя повернуть голову в ее сторону. Тетя, радостная, раскрасневшаяся, помахала мне рукой, подзывая к себе.

На ватных ногах я стала подниматься в кафе вслед за Сашей.

__________________________________

Предлагаем вам полюбоваться Сашей в форме.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 30. Давай Шопена!

Это было неприлично — так пялиться на взрослого мужчину, у всех на виду.

Но я не могла отвести от него глаз — это не образное выражение. Я просто не могла! Саша сидел ко мне лицом, за соседним столом, и мне казалось, если я потеряю его из вида, у меня остановится сердце.

Тосты, тосты, бесконечные тосты… Тупые конкурсы с надуванием воздушных шариков между ног или “кто больше поцелует гостей”. Когда красный от выпитого алкоголя, потный мужик-свидетель, схватив меня за плечи, на ходу прижался к моей щеке губищами, меня передернуло от отвращения. Саша напрягся, с тревогой посмотрел на меня. “Все в порядке”, — ответила я взглядом.

Потом были пляски. Многие гости повскакивали с мест, они заслоняли Сашу, я почти его не видела. Возможно, мне стоило выйти из-за стола, пойти на улицу. Может, Саша отправился бы за мной. Может, мы бы поговорили… Но я все еще с места не могла сдвинуться.

— Куда ты все время смотришь? — спросила меня внимательная тетя.

— Да там… мальчик один, очень похож на известного актера. — Я указала на какого-то парня, который сидел через человека от Саши.

— Не надо так заглядываться на мальчиков, Катюша, — вроде бы и мягко, но требовательно сказала тетя, — это неприлично.

Неприлично… Да мне было наплевать на приличия! На все наплевать — кроме Саши.

Месяц назад я вешалась ему на шею; глядя в глаза требовала, чтобы он стал моим первым мужчиной — без раздумий творила всю эту дичь, а теперь просто сидела, будто пригвожденная к этому жутко неудобному стулу, и держала в руке вилку, которой даже не притронулась к еде.

Он был моим мужчиной — не прихотью, не влюбленностью. Он был моим. Но я обещала, что не подойду к нему первой. Тем более, я не могла сделать это сейчас, когда вокруг столько глаз. Когда нам даже смотреть друг на друга было опасно, потому что от наших взглядов электризовался воздух. Хорошо, что все уже напились, и никто даже подумать не мог, что между мной и Сашей что-то происходит, — иначе бы сразу раскусили.

Нельзя, нельзя, нельзя… Просто сиди здесь, Катя, и не делай глупостей.

Я, наконец, отложила вилку и отпила из прозрачного стакана несколько глотков теплой воды.

— А теперь, — сказал в микрофон жених, уже без кителя, в белой рубашке, расстегнутой на две пуговицы, — я попрошу моего друга, человека, влюбившего меня в море, сыграть что-нибудь на пианино. Что-нибудь из любимого. Александр Сафонов! Пожалуйста, просим! — И он захлопал, не выпуская микрофона из рук.

Гости бурно зааплодировали, кто-то заливисто засвистел.

Саша встал, поправил китель.

— Какой красивый наш Сашенька, правда? И умный, и рукастый, — сказала мне тетя. — Скоро найдет Данику маму, такие мужчины редкость.

Я потянулась за стаканом и сделала еще несколько глотков.

Пианино стояло на сцене сбоку, по диагонали. Я видела только Сашин профиль — который выучила до каждого изгиба, даже могла бы нарисовать.

Голоса постепенно смолкали. Потом кто-то постучал вилкой по ножке бокала, и стало совсем тихо.

Саша мягко опустил пальцы на клавиши, легко пробежался по ним, будто вспоминая музыку.

— Давай Шопена! — выкрикнул жених, и снова воцарилась тишина.

А потом Саша заиграл. После первых же нот у меня сжалось сердце, и к горлу подступили слезы.

Он играл, и только мы вдвоем в целом мире знали, что означает это музыка. Я беззвучно подпевала мелодии.

Когда я впервые увидел тебя, этот смех,

Ты мне напомнила, по-моему, сразу всех.

Кого я люблю, с кем хотел быть вместе,

Я стоял как вкопанный, у меня не было слов.

Еле выговорил, не подумай ничего плохого,

Но мы ещё не расстались, а я уже хочу увидеть тебя снова.

Вот это было настоящее признание. Признание на глазах у всех. Признание, которое я сохранила в своем сердце на всю жизнь.

Я не могу надышаться запахом твоих волос,

Ты можешь остаться? Честный вопрос.

Первые поцелуи, на губах твоё имя,

Простые слова, но я гордился ими.

Так много всего вокруг, но с тобою иначе.

Мне не кажется, я чувствую, что ты для меня значишь…

Я не помню, что он еще играл, — во мне все равно звучала только эта мелодия. Потом ему громко аплодировали, хлопали по плечам, когда он возвращался на свое место. Он с кем-то разговаривал. Я тоже пыталась общаться.

Ближе к вечеру я все же вышла на крыльцо. А там — полно народа, все курят.

Саша вышел следом. Остановился с другой стороны крыльца и тоже закурил. Засунув одну руку в карман, не сводя с меня глаз, он делал редкие, медленные затяжки. И вот так, в полном молчании, мы общались лишь взглядами.

“Я хочу быть с тобой”, — говорила я.

“Глупая. У тебя вся жизнь впереди”, — отвечал он.

“Мне нужен ты, на остальную мою жизнь плевать”.

“А мне нет”.

“Тогда просто подари мне этот кусочек лета. Пусть у нас будет короткий летний роман, в котором мы будем счастливы, — только это. Я обещаю к тебе не привязываться, обещаю быть взрослой и идти к своим высоким, как звезды, целям, но пусть эти последние недели будут нашими. Как тебе такое предложение?”

Конечно, это было вранье. И, конечно, я это знала. Просто однажды наступает момент невозврата, после которого все границы стираются, все барьеры рушатся, и вы больше не можете сопротивляться притяжению.

Больше ничто не могло встать между нами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31. Запретный плод

Мы вернулись в зал, и после его музыки, после нашего безмолвного общения на крыльце все стало только хуже. Я не находила себе места, постоянно ощущала на теле прикосновения Саши. От его взглядов сердце колотилось так, будто его руки у меня под платьем, и он целует мою шею. Все это я чувствовала на глазах у всех...

Когда тетя сказала, что устала и идет домой, я, желая ей спокойной ночи, едва совладала с голосом, чтобы не выдать своей радости.

Стемнело, в парке начался какой-то городской праздник, и гости переместились туда. Я шла к сцене, на которой уже бесновалась толпа, от эмоций не различая, где тропинка, утопая шпильками в земле. Ветер раздувал мое легкое платье.

Фонари горели тускло и через один. Я оглядывалась, но не заметила Сашу. Он точно шел куда-то сюда, а теперь будто исчез.

Играла невыносимая попса, но я все равно поднялась на сцену и встала у самого края в надежде увидеть Сашу. И я его увидела — он на мгновение появился в свете фонаря, без кителя, в белой рубашке, и скрылся в темноте на дальних рядах зрительских скамеек. Он сидел там, невидимый для меня, а я была перед ним как на ладони.

На свадьбе я не выпила и капли шампанского, но щеки горели, колотилось сердце и слегка кружилась голова.

Я танцевала для него. Не попадая в орущую музыку, вообще ее не слыша, я танцевала под “Нежность”, которая все еще звучала в моей голове. Медленно, плавно, слегка покачивая бедрами, то поднимая руки к небу, то проводя ими по изгибам тела или касаясь тыльной стороной ладони горячих щек. Моя кожа была настолько чувствительной, что я ощущала на ней прикосновение Сашиных губ просто от того, что дул ветер.

Ему было непросто, я знаю. Я стала для него запретным плодом, сладким, ароматным и отравленным. А Саша моим искусителем — его губы, его пальцы, ласкающие клавиши, и весь он целиком. Мужчина, которого я совсем не знала, но ради которого была готова бросить город, универ, родных — бросить все, чтобы быть с ним.

Я не видела его, но меня все равно туда тянуло, — в черную дыру последних зрительских скамеек. Меня тянуло туда так сильно, что я едва удерживала себя на месте. Казалось, еще чуть-чуть — и я сдамся, уступлю своему желанию. Только как же данное мной обещание?

Я перестала танцевать. Просто стояла, вглядываясь в темноту, — туда, где был он. Затем спустилась по ступенькам и очень медленно пошла в противоположную сторону — вглубь парка, к городскому пляжу.

Я не оглядывалась и не слышала шагов, но знала, что Саша идет за мной.

Парк закончился, начался спуск к пляжу. Луна светила едва заметно, прожилками сквозь облака. Мне пришлось присмотреться, чтобы удостовериться: на пляже никого не было.

Я остановилась. От озера дул приятный освежающий ветер, мне, наконец, легко дышалось.

Я ждала его.

И все равно оказалась не готова, когда он обнял меня сзади, крепко притянул к себе, и его губы коснулись моей шеи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 32. Полное безумие

Это невозможно описать… Это даже пережить, казалось, невозможно. Концентрированное счастье, обжигающее нервы, воспламеняющее сердце. Мир вокруг покачивался, уносился куда-то в бесконечность, пока мы упоительно целовались на том берегу.

Потом Саша взял меня за руку и повел к пляжу. Шпильки проваливались в песок. Я сняла босоножки и пошла по прохладному песку, а Саша подхватил меня на руки и понес в самый конец пляжа, к причалу, отгороженному от людских взглядов маленьким лодочным сараем. Вода едва слышно билась о деревянные борта лодок, будто ластилась. Камыши отзывались шепотом на дуновение ветра.

И снова его запах, вкус его поцелуев, ощущения моей кожи под его горячими пальцами — только теперь еще ярче, еще смелее. Саша целовал меня так страстно, так сладко, словно выпустил себя на волю, разрешил себе получить то, что хочет, — чего так хотела и я.

Я оттесняю Сашу к бревенчатой стене сарая и дрожащими пальцами пытаюсь расстегнуть ремень на его брюках. Вот он, тот самый момент… Но Саша меня останавливает.

— Ты не хочешь?.. — удивленно спрашиваю я. Колени дрожат от эмоций, дыхание сбито.

— Я не хочу так, — отвечает он, выделяя последнее слово. — Не хочу так с тобой.

— Тогда как?.. У меня тетя, у тебя Даник. В гостиницу нельзя — все сразу узнают. Тогда как?..

— Просто не сегодня, — отвечает он, а сам весь горит от желания. По его телу под моими ладонями то и дело пробегает дрожь. Я хочу выпустить его страсть на волю — даже сильнее, чем утолить свой пожар.

— Я хочу, чтобы у тебя со мной было сегодня, — говорю я, краснея от своей бесстыжести будто всем телом целиком. — А у меня с тобой можно и не сегодня.

— О чем ты?..

Саша не договаривает — я снова вожусь с пряжкой его ремня. На этот раз он меня не останавливает, просто молча, прерывисто дыша, ждет, пока я расстегиваю его джинсы.

Сглатываю комок в горле. Я никогда такого не делала… Это страшно, постыдно и так желанно! Я хочу опуститься на колени, уже присаживаюсь, но он подхватывает меня.

— Не так.

Берет мою ладонь и кладет себе на пах. У меня перехватывает дыхание от этого ощущения — большой, горячей, пульсирующей плоти под моей рукой. Он помогает мне удобнее расположить ладонь, накрывает сверху своей, и какое-то время мы двигаемся вместе, пока я привыкаю к ощущению, к ритму.

У меня горят щеки, и сердце выпрыгивает из груди, когда я чувствую, как он отзывается на мои действия. Как напрягаются мышцы его шеи под моей рукой — я и не заметила, как в него вцепилась. Как он тихо, глухо стонет — от этого я чувствую влагу между ног. У меня мозг туманится от понимания, что я могу доставить ему такое удовольствие.

Саша одним движением меняет нас местами: теперь я зажата между его горячим телом и теплой бревенчатой стеной. Он вдавливает меня в нее, оставляя лишь пространство для движения моей руки. Упирается влажным лбом в мой лоб, я снова слышу его глухой стон. Потом целует меня в губы так, как еще никогда не целовал, — жадно, неистово, забирая свое, и с утробным стоном вжимается в меня. Я чувствую движение под моими пальцами и следом — горячую вязкую влагу.

Он целует меня осторожно и нежно.

Мне восемнадцать. Ему тридцать пять. И то, что мы творим, — это полное безумие…

Наши драгоценные читатели! Мы к вам за советом) Появилось мнение, что, возможно, происходящее на причале не должно происходить. Иными словами, что Саша должен был до такого не доводить — в общем, стоит ограничиться просто ласками и поцелуями. А как вы думаете?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 33. Завтра

Эту ночь мы провели вдалеке от людских глаз и встретили рассвет за городом. Помню, как шлейки платья скользили вниз, и вслед за этим мои плечи покрывали Сашины поцелуи. Как щекотно пахла свернутая в рулон солома, как она кололась под лопатками, но эти ощущения тут же стирались Сашиными ласками. Я растворялась в его нежности. Это было похоже на сон — и бессонная ночь только усиливала это ощущение.

— Не отталкивай меня больше, — шептала я между поцелуями. — Обещаю, что все останется в этом лете. Через пару недель я уеду, и все… Я продолжу идти дальше к своим прекрасным целям, высоким, как звезды. А ты будешь растить сына…

— Это так не работает, моя девочка.

— А у нас сработает! Обещаю, что не буду заваливать тебя сообщениями. Не буду звонить. Вообще никак не буду давать о себе знать, если скажешь. А через год я вернусь, и тогда ты поймешь, что все было по-настоящему. Год — это же огромный срок, правда? Ну, что скажешь?.. Или четыре года? — торопливо торговалась я, не получив от него ответа. — До окончания универа. Четыре года! Ну пожалуйста…

Саша ласково убрал за ухо прядь волос, которая лезла мне в лицо, а ветер выхватил такую же с другой стороны. Тогда он убрал и ее, а ветер выхватил обе, они защекотали щеки. Я улыбалась. А Саша одновременно убрал пряди с лица, мягко прижал их ладонями и тепло поцеловал меня в губы.

— Ты не вернешься ко мне через четыре года, я в этом уверен. Но я хочу ошибиться.

— Это значит да?.. — на вдохе спросила я.

Вместо ответа Саша притянул меня к себе…

Мы возвращались домой по пустым улицам, залитым нежным светом. Шли рядом, словно просто знакомые, только иногда, оглядываясь, как воришки, будто невзначай касались друг друга кончиками пальцев.

Не доходя до моего дома, мы простились взглядами. У меня разрывалось сердце от желания пойти за Сашей, броситься ему на шею. Но, прикусив губу, я вернулась домой.

Тетя, с растрепанной прической, в поношенном атласном халате, вышла меня встречать.

— Я забыла сумочку с телефоном в кафе, — сказала я, пропуская мимо ушей все ее вопросы и нотации.

Тетя имела право злиться, а я имела право быть счастливой. Не дослушав ее, я ушла в свою комнату и рухнула на кровать. Боже, был ли в этот момент на свете человек, счастливее меня?

Этим утром перед расставанием я спросила Сашу: “Когда?”. И он ответил: “Завтра”.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 34. Лучший отец на свете

Провести ночь вместе было моей мечтой. И, наверное, Сашиной тоже, потому что он, такой рассудительный, такой осторожный, согласился на мою авантюру. Или к этому времени крышу снесло нам обоим…

Саша снял на ночь усадьбу на острове. Это было популярное туристическое место, так что нам очень повезло: одни гости уезжали днем, а другие приезжали только в обед на следующий. Хозяин усадьбы, Сашин знакомый, не стал задавать вопросов.

После ужина я сказала тете, что устала. Вернулась в свою комнату, положила под одеяло сверток с одеждой, переоделась в легкое светлое платье с коротким рукавом и тихонько сбежала через окно. Конечно, мой обман мог раскрыться — я не сильно за это переживала. Выключила звук в мобильном телефоне и оставила его на столе. Никакой связи. Ничего. Только мы с Сашей.

Я пришла к нему на закате. Сначала увидела Даника. Он стоял, насупившись, и держал в руках какую-то странную палку, похожую на сачок для ловли бабочек, только палка была очень длинная, а сетка маленькая и с крышкой.

Оказалось, это “ловушка для клубники”. Соседской клубники. Ягоды Даник уже вернул и перед соседями извинился. Но его чумазая мордочка была такой хитрой, что Саша не унимался:

— Поклянись, что такого больше не повторится! — потребовал он.

— Этим летом точно! — пылко, от чистого сердца ответил Даник.

— Ну все! — Саша с хлестким звуком достал ремень из шлевок. — Сейчас получишь!

А Даник только, гогоча, побежал на улицу.

— Меня отец лупил в детстве, — сказал Саша, когда за Даником захлопнулась калитка. — Да так крепко, что я сына даже в воспитательных целях не могу стегануть.

— Ты лучший отец на свете, — ответила я.

От своего папы я никогда не видела столько любви, сколько было между Сашей и Даником даже сейчас, во время наказания. Интересно, а если бы мама вышла замуж по безумной любви — выбрала учителя музыки, он бы любил меня сильнее моего папы?

— Ну что, ты готова? — спросил Саша.

В ответ я только широко улыбнулась. Я была готова к этой ночи еще со дня нашей первой встречи.

Мы сели в лодку и поплыли к острову — две черные фигурки на оранжево-золотистой воде. Мы молчали — в такую тишь любой звук разносится на многие километры, и просто смотрели друг на друга. Весла ритмично, будто метроном, разрезали озерную гладь.

Во мне было столько счастья, словно я уже получила все, что хотела, а вечер только начинался.

____________

Последняя скидка в этом месяце! На нашу любимую книгу “После развода. Друг сына”

Не пропустите

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 35. Закрой глаза

Остров оказался идеальным пристанищем для тайных влюбленных. Он находился в отдалении, в тихой бухте, окруженной диким лесом.

Ключ от дома, бревенчатого, просторного, находился под соломенным ковриком. Саша отпер дверь и пропустил меня вовнутрь.

Сквозь широкие окна в гостиную проникал последний закатный свет. Дощатый пол тихонько поскрипывал под ногами. Было зябко. Терпко пахло сосной.

— Здесь красиво и тихо, — сказала я шепотом, словно нам по-прежнему надо было скрываться.

Саша улыбнулся и поджег лучину в камине. Затем подошел к столу, приподнял расшитое полотенце.

— Здесь какой-то пирог, сыры, мясо. Ты голодная?

— Нет…

Я подошла к нему, обвила его шею руками и, встав на цыпочки, потянулась за поцелуем. Целовала его жарко, страстно, попутно стянув с него футболку.

Саша какое-то время отвечал мне, потом прервался и за плечи отодвинул от себя.

— Куда ты торопишься? — спросил он, заглядывая мне в глаза.

— Хочу, как в кино. Чтобы одежда рвалась, и бились чашки… — Я снова потянулась к нему, но он только сильнее сжал мои плечи.

— Как в кино будет во второй раз. — Он подхватил меня на руки, отнес в спальню и поставил возле кровати. — Стой здесь.

— Что, просто стоять?..

— Да, просто стоять. Можешь глаза закрыть.

Я честно закрыла глаза, стояла и слушала, как он отходит от меня к окну, как чиркает спичкой.

Мягкий свет едва коснулся моих век. Через какое-то время снова чиркнула спичка. Едва ощутимо запахло серой и воском. Потом раздался шорох снимаемой одежды.

Саша вернулся ко мне.

— Не открывай глаза, — приглушенно сказал он мне на ухо, и у меня от звука его голоса легонько полоснуло в солнечном сплетении. Сердце в ожидании забилось быстрее.

Я стояла, замерев, и каждой клеточкой тела чувствовала, как его теплые пальцы собирают подол платья на моих бедрах и медленно тянут его вверх: по животу, по груди. Платье заскользило по приподнятым рукам, и я услышала короткий выдох, похожий на стон.

Как я сейчас выгляжу в его глазах?.. С распущенными волосами, без лифчика — специально его не надела. Соски сжались камешками, все тело горит.

— Теперь ложись, — надтреснутым шепотом сказал он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 36. Я хочу без

Я послушно ложусь на кровать. Саша опускается рядом.

— А глаза уже можно открыть?

— Можно.

Я открываю глаза и не сразу привыкаю к полумраку: солнце уже село, а отблеск свечей у окна только усиливает ощущение темноты.

Мы лежим обнаженные на кровати. Я на спине, полностью раскрывшись перед ним. Саша рядом, почти вплотную, опираясь на локоть. Он еще не касается меня, только смотрит. Его ресницы в контрастном свете кажутся длинными и пушистыми. Я замираю, живот скручивает от волнения.

Меня бесит эта неспешность, но в то же время так волнует! Сердце бьется все быстрее, внизу живота разливается томительная тяжесть — без единого прикосновения, без единого слова — только от его взгляда. Я физически чувствую, как Саша скользит взглядом по моему телу — от этого рассыпаются мурашки, будто ветерок подул, хотя окна закрыты.

— Как ты это делаешь? — восхищенно спрашиваю я. — Ничего не делая…

— Это называется предвкушением, — улыбается он и касается подушечками пальцев моих ключиц. Медленно, очень медленно скользит ниже, и меня начинает бить дрожь.

Я не представляла, что физическое желание может быть настолько сильным. Оно затмевает разум, я не могу ни о чем думать, только желать его ласки, его прикосновений. Я хочу больше, хочу его поцелуев, хочу ощутить его внутри себя. А еще я чувствую безграничное, абсолютное доверие.

— Какая же ты красивая!.. — будоражащим шепотом говорит Саша, и я прикрываю глаза от того, как звучит его голос, сколько в нем сдерживаемого желания.

Он скользит ладонью между грудей, задевая большим пальцем сосок, и я дергаюсь от этого острого удовольствия. Просто легкое прикосновение, а мне уже кажется, что я не переживу эту ночь — умру от удовольствия.

Я прикусываю губу, в уголках глаз собираются слезы.

Саша кладет руку мне на живот, почти закрывая его, — большая горячая ладонь будто заполняет меня. Я чувствую под ней сильную, быструю пульсацию. Потом скользит рукой ниже, мимоходом играется с завитками волос, проскальзывает дальше, в горячую влагу, и я выгибаюсь от этого пронзительного ощущения. Меня будто током прошибает, через все тело, прямо в мозг.

Такой взрослый, любимый, сильный. Я рядом с ним словно перышко.

Саша спускается к низу моего живота, касается его губами, он сжимается, разгоняя по телу горячие волны. Саша прокладывает дорожку из поцелуев выше, поочередно захватывает губами соски. Я кусаю губы, стону, мну простынь. Какое же это неземное удовольствие… невозможное…

В его руках каким-то волшебным образом появляется упаковка презервативов.

Я приподнимаюсь на локтях.

— Хочу без. Хочу тебя чувствовать.

— Но так нельзя, — ласково говорит Саша, гладя меня по волосам.

— Пожалуйста… — умоляю я. — Купим в аптеке таблетки.

— Аптека откроется только через двенадцать часов.

— Тогда… просто прервись. Я знаю, что так делают.

— Это тоже небезопасно.

— Ну что будет в худшем случае?.. Ребенок. Это действительно так плохо? — с отчаянием спрашиваю я.

— Это совершенно точно плохо для тебя.

— Ты намного старше меня, но ты не понимаешь, что я чувствую. Не понимаешь, как сильно я тебя люблю…

Я обвиваю его шею рукой, прижимаюсь к нему всем телом. Я целую его со всей нежностью, со всей любовью, которые чувствую. В этом поцелуе нет прихоти, нет бунтарства — только самое настоящее, глубинное, искренне. Я хочу, чтобы он это знал. Чтобы он мне поверил.

Сначала Саша почти не отвечает мне — раздумывает, сомневается. Но я направляю его руку себе между ног. Теперь он во мне и языком, и пальцами. Это так чувственно, сладко, меня уносит… И, наверное, Сашу тоже. Его поцелуи становятся настойчивее, он перехватывает инициативу, подминает меня, раздвигая мне бедра.

Я толком не помню, что было дальше. Что-то за пределами реальности. Боль, удовольствие, эйфория, эйфория, эйфория… счастье… любовь.

Счастье.

Любовь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 37. Покажи мне лето

Наш второй раз и в самом деле был словно в кино. И третий. И четвертый. В постели, после чего спинка кровати оставила зазубрины на бревенчатой стене. У стены, когда дерево впивалось в позвоночник. На столе, с разбитыми чашками, на медвежьей шкуре у камина. Саша не просто меня целовал, не просто занимался со мной сексом, а словно накрывал собой, своей любовью, силой, нежностью. Я уменьшалась, растворялась в этих ощущениях, но в то же время чувствовала себя цельной и ценной. Очень важной для Саши.

— Я снова живу, Катя, — говорил он, гладя меня по волосам, покрывая мое лицо поцелуями.

Это было так удивительно — узнавать, как он реагирует на самые простые хитрости, на самые обычные ласки; с каким жаром на меня набрасывается мужчина, от которого я схожу с ума. Я надеваю на пальцы по ягоде малины из глиняной миски, будто пальчиковые игрушки, и по очереди стягиваю их губами, глядя ему в глаза. И с упоением наблюдаю, как меняется его взгляд: как он туманится, и в глубине радужки зажигается солнце.

Я не заметила, как стало светать. Вместе с рассветом во мне проснулось жуткое чувство голода. Я съела полпирога, неприлично запихивая куски себе в рот. Пока Саша был в душе, нашла в холодильнике бутылку пива, налила себе в бокал с шапкой пены и пошла на кладку. Сидела там, свесив ноги в прохладную воду и с удовольствием пила пиво, хотя раньше оно казалось горьким.

Саша сел рядом со мной с чашкой кофе, тоже свесил ноги в воду.

— Ты совершенно сумасшедшая.

Я радостно кивала, слизывая с губ пенку со вкусом пшеницы, и жмурилась от солнца, которое, отражаясь от воды, било в глаза.

— Все, взрослые напитки для тебя закончились. Теперь только кофе. — Он поменял бокал на кружку, а мне было все равно. Кофе теперь мне тоже нравился.

— Саша… — Я прижалась к его плечу нагретой солнцем щекой. — Покажи мне лето. У меня оно словно первое…

Он обнял меня и нежно поцеловал в висок.

— Настоящее лето начинается с плавания голышом…

Мы еще столько всего вместили в оставшихся три часа… Купались, дурачились, занимались любовью, валялись на траве, пока он вплетал лилию в мои волосы. Я так вымоталась, что даже успела уснуть в гамаке, пока Саша собирал вещи.

— Я не хочу уезжать. И отсюда, и вообще — от тебя, — сказала я, когда мы уже отчалили от пристани.

— Катя…

— Да-да-да, я помню… Но если мы сделаем наоборот? Если я останусь. Останусь с тобой.

Я пробралась к нему на корму, провела языком по его губам, пробиваясь кончиком языка глубже. Но в этот раз на него это не подействовало.

— Нет, — ответил Саша мне в губы и за запястья убрал руки со своей шеи. — И хватит так делать, маленькая женщина…

Саша не договорил — я зачерпнула пригоршню воды и облила его.

Он недоуменно смотрел на меня сквозь стекающие с ресниц капли. А потом встал, подхватил меня на руки и… швырнул за борт!

— Остудила пыл? — спросил он, глядя на меня с лодки.

Я, злющая, в прилипшем к телу платье, не могла подобрать слова, чтобы ответить, только хватала ртом воздух.

Саша скинул футболку и джинсы и нырнул ко мне. И когда он подплыл, я забыла все, что хотела ему сказать. Потому что это был он. Его руки, его губы… Его запах и вкус, которые обнуляли все мои чувства, кроме всепоглощающего чувства любви.

— Саша, ты тоже совершенно сумасшедший…

— Теперь уже да, — сказал он и снова меня поцеловал.

В лодке я выкрутила мокрое платье и, пока оно сохло на лавке, сидела в Сашиной футболке, то цепляя пальцами ног воду, то срывая кувшинки. Я все время пыталась себя чем-то занять, потому что чем ближе подкрадывался берег, тем сильнее от волнения стягивало живот. Мне тяжело, мучительно тяжело, было даже думать о том, что нам нужно расстаться.

— Что будет дальше?.. — спросила я.

— Ты отправишься домой отсыпаться, а я поеду на новый объект, за город. Вечером встретимся.

То есть через полсуток! “Как же дожить до этого вечера? — думала я. — Ну как?..”

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 38. Стерва

Я вернулась домой через окно и увидела, что дверь моей комнаты приоткрыта. Часть одеяла на кровати была откинута. Тетя меня раскусила. Плохо! Но у меня не было сил об этом думать. Я разделась, легла в кровать и провалилась в сон.

Мне снились тревожные сны вперемешку с чувственными воспоминаниями, но я точно помню, что в конце у нас с Сашей все было хорошо.

Я проснулась от грохота посуды на кухне, хотя обычно тетя старалась не шуметь. Переоделась, умылась и пошла к ней на заклание.

— Завтрак на столе, — сказала она без всякого “доброго утра”, стоя ко мне спиной, вытирая полотенцем тарелку.

Я молча села за стол и начала ковырять вилкой яичницу-глазунью. На улице было солнечно, свет заливал половину кухни, выбеливал все, что попадалось ему на пути. Я же сидела на мрачной половине, как в темнице.

— Где ты была этой ночью? — не оборачиваясь, спросила тетя.

Я с трудом проглотила комок яичницы.

— Гуляла…

— С кем?

— С тем мальчиком со свадьбы, — соврала я, отводя подозрения как можно дальше от Саши.

— Ты хоть понимаешь, насколько это неприлично?.. Шляться по ночам с мальчиками.

— С одним мальчиком.

— Я не справляюсь с тобой, Катя, — сказала тетя и повернулась ко мне. Она теребила указательный палец, и это был плохой знак — так делала мама перед тем, как мне будет плохо. — Я купила тебе билет домой. Сегодня в полночь ты уезжаешь.

Я застыла.

Потом выплюнула на салфетку недожеванную яичницу и вышла из-за стола.

Телефон Саши был недоступен.

Значит, он где-то за городом, на стройке. Но если вдруг вернулся на время обеда домой и просто не слышит звонка? Мне нужно было его увидеть, немедленно.

Только я подошла к входной двери, как услышала голос тети:

— До отъезда ты под домашним арестом.

Меня ее запреты мало волновали. Ну что она мне сделает? Родителям расскажет? Я совершеннолетняя, меня только уголовной ответственностью можно напугать, и то не сильно.

— Если уйдешь, — продолжила она, будто прочитав мои мысли, — я позвоню родителям того мальчика и расскажу, чем он занимается по ночам. И мы уже вместе с ними будет решать, что делать дальше.

На того мальчика мне тоже было наплевать. Но если тетя позвонит, она узнает, что я вру. Тогда будет думать, сопоставлять факты. Кого я знаю в этом городе? С кем меня видели чаще всего? Кому я позвонила, когда умирала Гера? В чью сторону я, не отрываясь, смотрела на свадьбе?.. Она может догадаться. И тогда весь ее яд выльется на Сашу. Она же и другим расскажет.

Стерва!

Я опустила голову, репетируя полный раскаяния взгляд, при этом стиснув зубы от злости. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Живет в прошлом веке! Теперь так не делается! Теперь можно самой выбирать, кого любить и с кем спать! Это вообще не ее дело, не ее! Я была готова на самые отчаянные поступки — вообще любые, но только с согласия Саши.

Я подняла голову.

Она не согласится, но нужно хотя бы попытаться.

— Прости, пожалуйста, что я тебя подвела. Я влюбилась, очень сильно, потеряла голову. Ты разрешишь мне остаться, если я поклянусь тебе, что больше такое не повторится? Что я больше не буду так себя вести — позорить тебя?

Тетя, сжав губы, только покачала головой.

Стерва и есть!

— Тогда можно хотя бы перед отъездом в последний раз позаниматься музыкой? Это единственное, что мне нравилось в этом городе…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 39. Я что-нибудь придумаю

Это было почти как в первый раз.

Я распахиваю дверь — и вижу Сашу. Он гладко выбрит, в темных брюках и светлой рубашке с коротким рукавом. А я в светлом платье с открытой спиной — надела специально для него.

— Привет, — говорит Саша и протягивает мне руку. Пронзительным взглядом добирается сразу до сердца и сжимает его так сильно, что перехватывает дыхание.

“Как ты?” — я слышу его немой вопрос.

— Здравствуйте, — тихо отвечаю я и вкладываю в его широкую загорелую ладонь свою тонкую бледную.

“Теперь все хорошо”.

Саша здоровается с моей тетей, задерживается с ней на кухне на пару бесконечно долгих минут. Она просит его как-нибудь зайти, починить шкафчик, спрашивает о Данике… Такая обычная жизнь. Будто ничего не произошло.

Наверное, я действительно не имею права все это портить, нарушать равновесие… Но как же тогда быть счастливой?!

Я сбегаю в гостиную, хожу кругами, дожидаясь Сашу.

Он заходит, плотно закрывает за собой дверь.

— Что хочешь сыграть на последнем занятии? — спрашивает он громче, чем обычно — вероятно, реплика для тети.

Но при словах “последнее занятие” к горлу внезапно подкатывают слезы, и я прикусываю большой палец, чтобы не завыть. Саша подходит ко мне, обнимает меня, будто защищая от всего мира.

— Что, кто-то умер? — спрашивает он с легкой улыбкой. Я мычу, мотая головой. — Значит, ничего непоправимого не произошло.

Он обхватывает мое лицо ладонями, прижимая пряди волос к щекам, и целует в соленые губы — как делал это наутро после свадьбы, когда ветер швырял мои волосы в лицо.

Мне становится теплее и спокойнее. Слезы отступают, я дышу глубже. Мы садимся за рояль.

Саша начинает наигрывать какую-то легкую мелодию, но я чувствую, что его мысли далеки от музыки.

— Давай я останусь, — шепотом прошу я. Продолжая играть, он качает головой. —

— Твоя тетя этого не переживет. — У него серьезный тон голоса, но я чувствую в нем улыбку.

А мне вообще не смешно.

— Я не могу строить свою жизнь, думая о тете! Это неправильно!

— Мы уже это обсуждали. Я не позволю тебе — девушке, перед которой открыт весь мир, запереть себя со мной в провинциальном городе. Ты вернешься домой, тебя ждет университет…

— Я возьму академический!

Продолжая играть, Саша бросает на меня косой взгляд.

— Академический длинной во всю жизнь? Или пока… что?

Не понимаю, что у него на уме. Он серьезно, или для него все это шутка?

— Я не знаю! Я подумаю. Нужно время, и я что-нибудь придумаю.

— Ты, — он выделяет интонацией, — придумаешь?

— Да, я. Потому что кто-то же должен за нас бороться! А ты не борешься!

— Я борюсь. Из нас двоих именно я и борюсь. Ты должна уехать, должна жить своей жизнью: строить свое красивое будущее, путешествовать по всему миру, ходить с подругами по ночным клубам, покупать шикарные платья в бутиках. Я ни за что не стану тем человеком, который у тебя это отнимет. Тогда уже точно ни единого шанса… Давай, теперь ты, — уже в полный голос говорит он. — Помнишь разминку для пальцев? — Саша раскрывает нотную тетрадь и ставит ее на пюпитр.

Конечно, я помню. Память — это же моя суперсила. Я все помню, Саша. Каждое твое прикосновение, каждый твой взгляд, каждый поцелуй. И в жизни этого не забуду.

Я опускаю ладони на клавиши, и пальцы сами собой начинают играть какую-то простую мелодию. В этот момент в гостиную заходит тетя — они никогда так не делала. Не доверяет мне. Извиняется, что помешала, оставляет на рояле поднос со стаканами и графином лимонада и уходит, оставив дверь приоткрытой. Стерва, стерва, стерва!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 40. В последний раз

Саша встает, разливает лимонад по стаканам, я мотаю головой — не буду! И продолжаю играть одну и ту же тупую мелодию. Он внимательно слушает, что-то советует по игре, а сам проходит сзади и будто ненароком проводит по моей спине прохладными после графина пальцами. Меня будто током прошибает, даже сердце запинается, и музыка тоже. Ну разве такая реакция тела на прикосновение не доказательство настоящей любви?!

— Ладно… — еще тише говорю я, пытаясь играть, но то и дело сбиваюсь. — Не хочешь, чтобы я здесь оставалась, давай уедем вместе. Это возможно. Все возможно!

Саша склоняется сзади надо мной, опускает руку на клавиши рядом с моими пальцами и начинает играть эту же мелодию, но будто совсем на другом уровне. Если моя музыка была похожа на ручеек, то его — на полноводную реку.

— Так и знал, что нельзя связываться со школьницей… — шепотом говорит он мне на ухо и целует в обнаженное плечо. А мне больно от его нежности!

— Я не школьница! — Сжимаю кулаки и бью по клавишам.

Саша выпрямляется. Я оглядываюсь на него.

— Прости…

И больше ничего не могу сказать: в гостиной тотчас материализуется тетя. Она извиняется за меня перед Сашей и говорит ему, что мне пора собираться.

Я в ужасе смотрю на него. Нет, нет, нет, нет! А он только едва заметно качает головой.

— Сыграйте, пожалуйста, на прощание, — прошу я. — Сыграйте “Дай мне нежность”.

Он садится рядом. Я опускаю голову, чтобы волосы закрыли мое лицо, потому что сейчас тетя прочитала бы на нем все, все ответы на свои вопросы.

Саша вот так же сидел рядом со мной каждое занятие, но сейчас, когда все происходит в последний раз, я каждое мгновение, каждое действие переживаю настолько остро, будто с меня лоскутами снимают кожу.

Саша играл эту песню уже дважды. Сначала — на первом занятии, когда только вспоминал музыку, пробовал ее на вкус — когда между нами еще ничего не было. Эта мелодия звучала словно красивая мечта, которая не сбудется. Потом Саша играл ее на свадьбе, и это было признание, ярче и честнее любых слов. А теперь все те же ноты, но это прощание.

Слезы скатывались по моим щекам и падали на сложенные на коленях руки. Саша время от времени бросал на меня затяжные взгляды, и я знала, что ему сейчас тоже тяжело.

Но я же взрослая. Я должна взять себя в руки. Подумаешь, время! Что оно значит, если ты любишь по-настоящему?

Этот взрослый мир пытается меня задавить убеждениями, правилами, опытом и нормами морали. Но я сильнее всего этого.

Если Саше так важно, я уеду. Я будут идти к своим высоким целям и строить свое красивое будущее. Я не заставлю других людей страдать из-за своих чувств, не потревожу спокойствие в этом крохотном городке. Наверное, это и значит — быть взрослой. Наверное, это и значит — любить.

Но я вернусь. Сейчас все, даже Саша, считают, что я просто избалованная восемнадцатилетняя девочка, что мои чувства — порыв, временное помутнение, прихоть юности. Просто никто не может заглянуть ко мне в душу, иначе бы они увидели то, что вижу я. Да, мне восемнадцать, но я люблю по-настоящему, и так будет всегда. А значит, неважно, сколько пройдет времени. Неважно, что у нас совсем разные жизни, совсем разные цели, и сейчас даже представить сложно, как все это разрулить. Я вернусь.

И может, Саша что-то изменил в мелодии, или что-то изменилось во мне, но за пеленой звуков я вдруг услышала, как гостиной витает едва ощутимая надежда, что все будет хорошо — когда-нибудь, очень нескоро, но обязательно будет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 41. Не выдумывай

В этот последний вечер тетя не отходила от меня ни на шаг. Мне пришлось запереться в ванной, сделав вид, что у меня несварение желудка, только чтобы отправить Саше несколько сообщений.

Время отъезда приближалось, мне становилось все хуже. Казалось, я приросла к Саше, а теперь меня пытаются отцепить от него, медленно и очень болезненно, как пластырь, присохший к ране.

Мое сердце кровоточило.

Автобус отправлялся после полуночи. Людей почти не было — только парочка старичков на одном из первых рядов. Я заняла место у окна, вяло помахала тете, надеясь, что она не будет дожидаться моего отъезда, и тогда я смогу сразу позвонить Саше. Но, конечно, она и шага не сделала, пока автобус не тронулся.

Как только тетя скрылась из вида, я тотчас же набрала номер Саши, но он был недоступен. Через пару остановок начнется плохая связь, и я еще долго не смогу с ним поговорить. Не смогу с ним попрощаться. Меня мелко нервно знобило, руки были ледяными. Казалось, я серьезно заболеваю, и это навсегда.

Накрапывал дождь. Я вставила наушники в уши, включила “Мачете” и прижалась лбом к холодному стеклу. Пусть мне будет еще холоднее, еще хуже. Пусть я умру.

Вскоре деревеньки стали попадаться все реже, а дождь застучал по стеклу все сильнее. Казалось, ночь темнела и темнела. Все, что я видела в окне, — это собственное нечеткое, горестное отражение.

На одной из остановок мелькнули салатовые фликеры на чьем-то черном дождевике. У меня будто что-то отозвалось глубоко в сердце, но я не придала этому значения, потому что больше уже ничего не ждала от жизни.

Мужчина в этом дождевике вошел в автобус. Протянул водителю билет, скинул капюшон — и столкнулся со мной взглядом.

К этому времени я уже пять раз умерла и столько же воскресла — иначе мое состояние не описать.

Это был Саша.

Невозможно, невероятно — до остановки сердца, до помутнения в глазах.

Невозможно…

Невероятно…

Но это был он!

— Здесь не занято? — спросил Саша тоном случайного попутчика и кивнул на соседнее со мной кресло.

От шока я едва заставила свою голову качнуться.

Саша сел рядом, я вдохнула его запах, смешанный с запахом дождя, и только тогда окончательно поверила, что это происходит на самом деле, что это не сон.

Если сложить все время, которое мы провели с Сашей, то с трудом натянется и пара суток, но рядом с ним я много, очень много раз чувствовала себя счастливой — наверное, больше, чем за всю жизнь. Но, казалось, тот момент, когда он появился в автобусе, был ярче всех предыдущих. Я этого не ждала, даже не надеялась. Наша встреча словно была бонусом, как награда за то, что я все сделала правильно.

Саша снял дождевик, обдав меня мелкими каплями, и положил на кресло спереди, а сам сел рядом и взял меня за руку. Нет, вот этот момент был самым счастливым.

Он сплел наши пальцы. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, но слезы все равно просачивались сквозь ресницы.

“Я не могу без тебя”, — думала я, чувствуя, как Саша касается моей скулы, поглаживает щеку большим пальцем, собирая слезы. А потом он склонился ко мне и поцеловал в губы. Будто это никакая не проблема, и нам не нужно скрываться. Возможно, все же этот момент был самый счастливый? Или вообще не момент, а все те полчаса, которые мы упоительно целовались и шептали друг другу на ухо такие нежности, от которых сердце плавилось, будто воск.

Ему надо было выходить через остановку, в районном центре: последняя возможность сесть на обратный автобус, да и людей там должно было прибавиться. Мне по-прежнему не хотелось его отпускать, я по-прежнему чувствовала, что проросла в нем, что каждая минута без него будет пыткой. Но теперь мне было проще с этим смириться.

* * *

Я вижу табличку с названием городка, в котором не была четырнадцать лет, и в груди все сжимается, я не сразу могу сделать вдох. Ночь такая же безлунная, капли так же скользят по стеклу, их тотчас же сметают “дворники”. Я делаю вдох поглубже, воздух едва поступает в легкие.

— Эй, просыпайся, соня! — бужу я Машку, хотя могла еще дать ей поспать. Просто сейчас она очень, очень мне нужна. — Почти приехали.

Слезы уже наполняют глаза, из-за этого кажется, будто свет фонарей растекается по всему лобовому стеклу. Я выбираю в музыкальном приложении первую же бодрую песню — «Не выдумывай» Коржа — и выкручиваю громкость едва ли не на максимум.

— “Не выдумывай! Не выдумывай! Все что парит там, не держи в себе”, — орем мы, срывая голос, и тяжесть в груди чуть унимается, жжет каленым железом, но дает дышать.

Не выдумывай! Не выдумывай!

Не накручивай, не ищи проблем…

Странно, у меня же замечательная память, я столько всего помню, но мои эмоции в автобусе так зашкаливали, что на воспоминания будто не хватило места. Дословно я запомнила только единственную Сашину фразу: “Я бы хотел когда-нибудь, через много лет, случайно оказаться рядом с тобой — увидеть, какой ты вырастешь. Какой ты станешь взрослой женщиной”.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 42. По встречке

О том, что произошло, я узнала случайно, проходя в свою комнату мимо кухни.

— А ты знаешь, что Саша Сафонов погиб? — спросил папа маму.

Меня будто со всей силы ударили кулаком под дых. Ноги стали ватными, я машинально ухватилась за комод.

От Саши не было никаких вестей с того момента, как мы расстались в автобусе, — уже три дня. Я жутко волновалась и уже почти осмелилась позвонить тете, чтобы узнать новости.

Саша не мог умереть. Кто угодно: тетя, родители, я, но только не он. Это другой Саша Сафонов.

— Какой-то пьяный водитель ночью, в ливень влетел в него по встречке, скорость под сто восемьдесят. Машины всмятку, — словно издалека раздался голос папы.

Пьяный…

По встречке…

Всмятку…

Казалось, мое тело стекло на пол, как вода, остались только глаза. Они были широко раскрыты. Я смотрела в сторону кухни, но уже ничего не видела, потому что глаза тоже стали водой.

— Бог забирает лучших… — грустно сказала мама.

Не понимаю, как я оказалась на улице, куда шла. Я не чувствовала ног, они передвигались сами собой, колени складывались, будто бумажные. Я делала быстрые судорожные вдохи, но воздуха все равно не хватало.

Я добрела до какого-то парка, прошла вглубь, затем опустилась на землю возле дерева и легла на траву. Сжалась в комок и ревела, пока не закончились слезы. Потом просто судорожно дышала. Нос не вдыхал, глаза опухли, я видела мир словно сквозь щелки.

Я орала на Бога: “Ты обманщик! Ты не существуешь! Ты ничего не можешь!”

Потом я молилась, чтобы смерть Саши все же оказалась ошибкой — ведь случаются такие невероятные вещи. Я торговалась с Богом как могла. Я даже обещала, что оставлю Сашу в покое, что больше никогда, никогда ему не позвоню, не напишу, только пусть он будет живым. Но Бог, наверное, понял, что я не справлюсь, не смогу сдержать обещание.

Я так надеялась, что у меня останется его ребенок!.. Об этом я тоже молилась, неистово, от всего сердца, каждую ночь стоя на коленях перед темным окном. Пусть останется его ребенок!.. Чтобы жить дальше, мне нужно было хотя бы это. А через шесть дней у меня начались месячные.

Казалось, жизнь закончилась. У меня все было для счастья — в понимании большинства людей. Но я была так несчастна, что просто не видела смысла в том, чтобы есть, пить, дышать. Зачем мне дышать? Ну в самом деле, зачем?..

Я забросила универ — родители как-то устроили мне академический отпуск. Они с ума сходили — не понимали, что со мной происходит, а я не могла рассказать, потому что это была наша с Сашей тайна.

В моей жизни появились алкоголь и клубные вечеринки, на которых оглушительная музыка выбивала из головы любые мысли. От музыки и алкоголя становилось проще — пока не становилось сложнее.

Затем пошла череда беспорядочных связей. И как-то в этой череде оказался Кирилл. Он почувствовал, что вся эта мерзость во мне — не блядство, а боль. И какого-то черта не сбежал, а влюбился. Он вытащил меня из того омута, я вернулась в универ. Легко согласилась выйти за Кирилла замуж — ведь иначе дорога была только на дно. Потом родилась Маша.

Я вышла замуж за хорошего человека, но сама не была такой — потому что вышла не по любви. Я надеялась хотя бы попытаться закрыть дыру в душе любовью другого мужчины. Потом я пыталась закрыть эту дыру любовью к дочери. Но дыра так и не закрылась, просто рядом с ней поселилась Машка — единственный человек, кого еще приняло мое сердце.

Кирилл был замечательным мужем, он многое для меня сделал, и как мудак стал вести себя только после того, как понял: я с ним разведусь, без вариантов. Тогда он втянул меня в суды, в раздел имущества. Такая дурацкая попытка удержать меня хотя бы на расстоянии.

Но на самом деле сукой был не он, а я. Кирилл был честен со мной, а я так и не смогла рассказать ему правду — по-прежнему хранила данное Саше слово.

Я в общем-то тоже тогда умерла — вместе с Сашей. Только почему-то мне не было спокойно, как должно быть мертвым. Возможно, я просто попала в ад.

Я не всегда так думала, были и прекрасные дни, большинство из них связаны с Машей. Но в целом, но в целом… С тех пор, как я узнала о той аварии, меня не стало.

__________________

Друзья, мы знаем, что вам грустно, но это еще не конец! Мы долго думали над тем, как сделать героиню счастливой. Какие возможны варианты — учитывая, насколько герои разные и какие у них разные цели? Что ни придумывали — все казалось притянутым за уши. А потом мы поняли: мы пишем не историю о Кате и Саше, мы пишем о Кате, а ее первая любовь — только часть большой, непростой, красивой и очень яркой истории. И тогда мы поняли, что нужно делать. Листайте дальше!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог

И вот теперь я вернулась в город, в котором не была четырнадцать лет, и паркуюсь возле усадьбы, где встретилась с Сашей. Уверена, рояль все еще стоит в гостиной.

Я выросла, теперь мне не нужно притворяться взрослой — я и есть взрослая. Сама принимаю решения, мне никто не указ. Но сейчас, пока Маша светит мне фонариком на телефоне, я проворачиваю ключ в замочной скважине и отчаянно хочу оказаться снова той восемнадцатилетней девочкой со всеми ее ограничениями и катастрофами вселенского масштаба. Я так хочу, чтобы Саша снова вошел в этот дом!

— Мам, ты чего? — спрашивает Маша. Она что-то чувствует и светит фонариком мне в лицо, но толком ничего не видит — положение неудобное. А я не могу сдержать слез — я четырнадцать лет так не плакала, надо выпустить их, завтра буду нормальным человеком.

— Мошка в глаз попала, — привычно вру я. — Все, входи.

Внутри дом пахнет затхлостью и лимонным чистящим средством. Здесь уже год никто не живет, я думала, будет хуже. Но Кирилл кого-то нанял, чтобы подготовить усадьбу к продаже. Он всегда был заботливым.

Втаскиваю чемодан в свою бывшую комнату. Здесь ничего не изменилось, будто музей какой-то. Тот же письменный стол с резными ножками, та же высокая металлическая кровать с тремя подушками, сложенными башней. Я оставляю две поменьше, большую откладываю на стол. Перестилаю постельное белье.

Разрешаю Машке сегодня не чистить зубы и спать вместе со мной — мы все же на одну ночь. Она, конечно, делает несколько прыжков на кровати, как на батуте, потом успокаивается. Приоткрываю окно, выключаю настольную лампу.

Непроницаемая темнота — даже луна не светит. Острая тишина, в которой комариный писк — будто гул пролетающего над головой самолета. Машка прячется от комаров под одеялом и вскоре засыпает. А я не могу уснуть. Лежу, не шевелясь, вспоминаю, вспоминаю и беззвучно реву.

Как же я по нему скучаю!.. Это никогда не закончится…

А еще кажется, что я никогда не усну. Но ближе к рассвету что-то во мне ломается, и реальность исчезает.

Меня будит короткий звонкий свист, аж сердце дергается. Наверное, мне снился Саша.

В комнате прохладно, пахнет сырой землей и скошенной травой — совсем не похоже на запах летнего города.

Я приподнимаюсь на локтях. Одна створка окна распахнута и прикрыта кружевной занавеской, солнечные лучи пробиваются сквозь ткань, мягкими бликами ложатся на пол.

Я сажусь на край кровати — и так же делает мой двойник в овальном зеркале в деревянной резной раме. Заспанное лицо, взъерошенные волосы. Застиранная Сашина футболка съехала с плеча.

Свист повторяется, громче, протяжнее — как и четырнадцать лет назад. Тело вмиг окатывает холодными мурашками, к горлу подбирается тошнота.

— Эй, черти! Живее! — раздается следом зычный, веселый мужской голос.

Я знаю, что не сплю.

Тогда что?..

Я схожу с ума? Слишком много болезненных воспоминаний, и мозг не справился?..

На ватных ногах подхожу к окну — высокому, старому, с паутинкой трещин. Оно выходит в яблоневый сад. Пышный зеленый газон пересекает узкая траншея, возле которой с лопатами копошатся парни, навскидку старшеклассники. Тот голос точно не мог принадлежать никому из них.

А потом я вытягиваю шею — и вижу его.

Высокий, сильный паврень, лет двадцати пяти, с короткими, выжженными на солнце волосами. С обнаженным загорелым торсом и заметным рельефом мышц. Он стоит, перекинув лопату за плечи, свесив с нее кисти рук.

Это не Саша.

Точно не Саша.

Но это его копия.

она старше / очень эмоционально / красиво и чувственно

Даник оттесняет меня в угол кухни, давит своей мощью.

— Прекрати! Прекрати! Пре-кра-ти! — визжу я.

— Я же вижу, как ты на меня смотришь. — Он упирается ладонью о стену, прямо у моего лица, и склоняется ко мне.

— Это не то, что ты думаешь! — на выдохе произношу я. Господи, ну как же ему все объяснить?!

— Детский сад!

Он обхватывает ладонями мое лицо и неожиданно нежно, тепло целует в губы.

Сердце в отчаянии дергается к горлу. И вместо того, чтобы сопротивляться, я, ошарашенная, замираю.

Память, измученная последними днями, легко устраивает подмену, будто на несколько секунд утягивает меня в портал времени. Я чувствую запах мужчины, которого так сильно любила! Его вкус, напор, жажду близости. И тело реагирует на нежность его сына так же, как тогда, в восемнадцать лет, на него самого. Я невольно льну к Данику, обвиваю его шею рукой и делаю то, что нельзя — ни за что, ни при каких обстоятельствах, о чем точно пожалею — отвечаю на поцелуй.

Читать

Наши драгоценные читатели! Мы знаем, что концовка далась вам непросто (ее написание нам тоже далось очень, очень непросто), но так со временем вышло, что главным героем Катиной истории оказался вовсе не Саша… Ее путь к счастью — самый сложный из всех, что проходили герои наших книг. Но мы обещаем вам, что у Кати все будет хорошо)

Спасибо, что вы с нами, такими непредсказуемыми авторами) И спасибо за вашу невероятную вдохновляющую поддержку!

ВАЖНО! Пожалуйста, воздержитесь в комментариях от спойлеров! Спойлеры нам придется удалить(( Но мы создали в тг-канале пост, в комментариях под которым вы можете написать все, что о нас думаете. Мы будем вас там ждать)))

@Leto_Ptahova Прямая ссылка на канал в вкладке “обо мне”

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец