Теперь моя, куколка

Пролог

Он воплощает в себе все, что я не люблю. Защищает тех, кого я презираю. Игнорирует правила и порядки, подчиняет себе закон так, как ему угодно. И что самое худшее — я теперь перед ним в долгу.

— Вы должны мне услугу, — протягивая бокал вина, Антон садится на край стола, не сводя с меня взгляда. Серьезное лицо, даже ночью, выглядит привлекательно. Интересно, он вообще когда-нибудь улыбается? Или даже в моменты радости этот бесчувственный человек остается невозмутимым?

— И вы уже знаете, что я должна сделать? — Он медленно моргает, как будто подтверждая мои слова, и подходит вплотную, кивая на мой бокал.

— Выпейте. Вам это понадобится.

— Я должна ограбить для вас банк?

— Боже мой, я не собираюсь защищать вас в суде. Тогда вы до конца жизни не расплатитесь за мои услуги, — под его взглядом я делаю глоток вина, чувствуя, как сладковатый вкус разливается внутри. Что ж, пусть будет хоть какое-то удовольствие от общения с этим человеком.

В отделении у нас такого нет, там на все праздники только самое дешевое шампанское, от одного глотка которого потом неделю болит голова.

— Так что? Что я должен сделать?

— Поцелуй меня, — он произносит самую нелепую вещь на земле с такой уверенностью, как будто это что-то нормальное. Как будто я возьму и сделаю это только за то, что он вытащил меня из отделения! И как будто наслаждаясь моим возмущением, мужчина добавляет: — Да, как будто ты сама этого хочешь.

— Единственное, чего я хочу, — это увидеть, как вы проиграете в суде, — улыбаясь ему, я делаю еще глоток, чтобы не выдать своего состояния. Но мужчина игнорирует мои слова, касается моего лица, заставляет поднять на него взгляд и встретиться с его глазами. Чувствуя, как ярость бурлит внутри, я вкладываю в свой взгляд всю ненависть и отвращение к нему, говоря: — Я заставлю тебя проиграть это дело, чего бы мне это ни стоило. И буду наслаждаться тем, как тебя выгонят из вашей ассоциации защитников извращенцев.

— Несомненно. Сразу после того, как будешь умолять меня позволить тебе кончить на этом столе.

— Но вы не просто беспринципный мерзавец, вы еще и больной, — я впервые вижу, как он улыбается.

Замечаю, как серьезное лицо меняется, озаряется улыбкой, и чувствую горячее дыхание, касающееся моих губ, за мгновение до того, как Антон целует меня, забирая бокал из рук, и запускает пальцы в мои волосы, притягивая ближе и углубляя поцелуй.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1

— Вы понимаете, кого вы задержали? — голос участкового звенит от ярости, его лицо искажено гневом. В этот момент я чувствую, как земля уходит из-под ног.

— Нет, — тихо отвечаю я, крепче сжимая папку с документами. Моя первая неделя на работе. Мечта всей жизни. И вот так все может закончиться.

— Это владелец «КВ»! — рычит он, и я замираю.

«КВ» — роскошный двадцатиэтажный комплекс в самом сердце города. Отель, рестораны, спа-центр — все это возвышается над городом, как памятник чьему-то безграничному богатству и власти. И я только что арестовала его владельца.

— Его адвокат уже едет. И поверьте, он настроен очень серьезно.

— Но у меня есть доказательства, — я протягиваю бумаги, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Он был там, в казино. Как и все остальные...

— Молчать! — он вырывает документы из моих рук. — Если хотите сохранить работу, забудьте все, что видели. И молитесь, чтобы его адвокат был в хорошем настроении.

Выхожу из кабинета на подгибающихся ногах. И тут я вижу ЕГО.

Высокий, в безупречном черном костюме, он движется по коридору, словно хищник. Темные волосы, легкая щетина на точеном лице, и глаза... Боже, эти глаза цвета грозового неба могли бы заморозить само солнце. Савчук Антон Несторович — адвокат, чье имя произносят шепотом.

— Простите, — мой голос дрожит, когда я решаюсь заговорить с ним. — Вы адвокат господина Артюха?

Он останавливается. Его взгляд скользит по мне, как ледяной ветер.

— А вы?..

— Квитослава. Помощник следователя. Я... я та, кто арестовал вашего клиента.

Уголок его рта едва заметно приподнимается, и от этой почти улыбки у меня перехватывает дыхание.

— Интересное имя. Почти такое же необычное, как ваше решение арестовать одного из самых влиятельных людей города.

Я не выдерживаю:

— Знаете что? Забирайте его! И не ждите извинений. Мне не стыдно!

Его глаза вспыхивают, как сапфиры на солнце. Я вижу в них что-то... восхищение? Интерес?

— Где мой клиент?

— Прямо по коридору.

Убегаю, чувствуя его взгляд спиной. На скамейке среди цветущей сирени пытаюсь собрать себя по кусочкам. Вижу, как они уходят: величественный адвокат и его грузный клиент. Но почему-то думаю только о пронзительных синих глазах.

— Квитослава, тебя вызывает Хлань, — голос Леси возвращает меня к реальности.

Старший следователь. Теперь точно конец моей карьере. Но почему-то это уже не так пугает. В голове звучит бархатный голос: "Интересное имя..."

***

— Квитослава Павловна! — Его голос, глубокий и властный, заставляет меня замереть на пороге квартиры. Сердце предательски сжимается, когда я слышу эти нотки разочарования в голосе отца. Раньше я могла расплакаться и этим все решить. Но сейчас... сейчас я уже не та маленькая девочка. — Что это за новости о переводе в патрульную полицию?!

— Папа, я могу объяснить, — мой голос дрожит, пока я прижимаюсь к двери, словно ища в ней поддержки. Его суровый взгляд пронзает меня насквозь, а тяжелый вздох режет больнее любых слов.

— Объяснить?! — он делает шаг вперед, и я вижу, как побелели костяшки его пальцев. — Моя дочь будет патрулировать улицы вместо того, чтобы заниматься настоящим делом? Кто это сделал? Только скажи имя!

— Я сама справлюсь! — вскидываю подбородок, чувствуя, как внутри разгорается пламя. Пламя гордости и желания доказать, что я чего-то стою. Сама. Без его связей и влияния.

— Справишься? — его смех горький, как полынь. — Ты уже справилась! Теперь будешь на велосипеде гонять бездомных с вокзала!

— Зато честно! — срываюсь я, сбрасывая кроссовки и вешая куртку. — Без блата и связей!

— Я не закончил! — его голос догоняет меня у двери комнаты, но я уже не могу остановиться.

— А я закончила! — кричу в ответ, захлопывая дверь и падая на кровать.

Слезы текут по щекам, пока я вспоминаю эту ночь. Все шло так хорошо... Пока не рухнуло в одночасье.

Стук в дверь раздается, когда часы показывают за полночь. Папа садится на край кровати, и его рука, теплая и знакомая, ложится мне на голову.

— Доченька, просто скажи, кто это сделал? — его голос теперь мягкий, почти умоляющий.

— Мне двадцать два! — выдыхаю я, поворачиваясь к нему. — Я хочу сама! Понимаешь? Сама пройти свой путь, без твоей тени за спиной!

Он уходит, хлопнув дверью, а я закрываю глаза и вижу маму. Ее нежную улыбку, теплые руки, которые умели утешить любую боль. Как не хватает сейчас ее объятий, ее фирменного печенья с шоколадом, ее умения превратить любую ссору в мир.

С мамой все было проще. Она была мостом между нашими с отцом упрямыми характерами. Она умела найти нужные слова, чтобы погасить любую бурю.

После ее смерти... после ее убийства... все изменилось. Отец стал другим. Его контроль, его страх потерять последнее, что у него осталось — меня — превратился в удушающие объятия, от которых хочется вырваться и бежать.

Я понимаю его. Правда, понимаю. Но мне не нужен начальник Главного управления полиции. Мне нужен папа. Тот самый, что подбрасывал меня к небу, когда я была маленькой. Тот, кто тайком давал мне конфеты, когда мама не видела. Тот, кто был просто папой — любящим, понимающим, живым.

Поднимаюсь с кровати, чувствуя, как сердце сжимается от боли и любви. Я знаю, где его найти. И пусть я все еще злюсь, но страх потерять и его пересиливает все остальное.

Тихо открываю дверь его кабинета и замираю. Он сидит за столом, держа в руках фотографию мамы, и в этот момент я вижу не грозного начальника полиции, а просто мужчину, который так и не смог отпустить свою любовь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

— Немедленно приезжайте в отделение! — слова Леонида обрушиваются на меня, как ледяной душ, и связь обрывается. Я смотрю на погасший экран телефона и с трудом сдерживаю стон отчаяния. Только что вернулся домой после того, как в очередной раз спасал Валентина — этого невыносимого, но такого родного младшего брата — от неприятностей, в которые он влипает с завидным постоянством.

Усталость накатывает волнами. Последние две ночи я провел, склонившись над документами по делу Артюха. Этот негодяй может получить двадцать пять лет, и я, как его адвокат, обязан найти лазейку в законе. Хотя где-то в глубине души я знаю — он заслуживает каждый год этого срока.

Холодный душ. Обжигающий кофе. Накрахмаленная рубашка. Привычный ритуал, который превращает измотанного человека в безупречного адвоката. По дороге в участок мысли возвращаются к брату. Если он не возьмется за ум... Нет, я не могу об этом думать. Семья Савчуков держится вместе, какими бы разными мы ни были.

С ужасом вспоминаю — мурены! Уже два дня не кормил их. Дед, подаривший мне первую пару этих удивительных созданий, перевернулся бы в гробу. Даже с рыбами не могу справиться, что уж говорить об отношениях?

Набираю номер сестры, молясь всем святым, чтобы хоть она пошла в отца с его железной логикой и здравым смыслом.

— Пять утра! Клянусь, если это не вопрос жизни и смерти... — голос Киры звучит угрожающе, но я слышу в нем нотки заботы. Прогресс — обычно она начинает разговор с отборных проклятий.

— Если едешь на занятия, загляни покормить рыбок? — я слышу её тяжёлый вздох и почти вижу, как она закатывает глаза. Конечно, придётся встать на двадцать минут раньше, пожертвовать временем на свой фирменный макияж. Я люблю её. Правда люблю. Но иногда хочется встряхнуть обоих — и её, и Валентина. Почему именно мне выпала роль старшего? Мало мне забот на работе, так ещё нужно следить, чтобы сестра не наделала глупостей, а брат не разбился на очередном мотоцикле.

— А может Валик? Он же всю ночь где-то шлялся, — в её голосе появляются заискивающие нотки. Обычно я поддаюсь, но не сегодня. Не после той выходки, которую устроил братец.

— Валик наказан. Пусть сидит дома.

— Ему двадцать восемь! Не думаешь, что поздновато воспитывать?

— А тебе девятнадцать. Поэтому ты идёшь кормить мурен. Возьми крабов из холодильника, только проверь свежесть. Хотя... лучше купи новых клешней. И разбей молоточком — у малышей ещё слабые зубки.

— Твои монстры питаются лучше, чем я в универе! Скоро начну брать с тебя плату за заботу о них, — она бросает трубку до того, как я успеваю намекнуть, что знаю о её "практике" с тем смазливым старшекурсником.

Сумасшедший дом. Моя жизнь — бесконечная череда чужих проблем, которые почему-то становятся моими.

Паркуюсь у участка, замечая патрульную машину. Внутри дремлет молодой полицейский, прислонившись к стеклу, и я ему искренне завидую. Мечтаю о кровати. О чашке нормального кофе вместо той бурды из автомата. Но стоит переступить порог участка, и время словно делает петлю. Тот же коридор, тот же предрассветный час, и... она. Девушка с необычным именем и глазами цвета янтаря. Я видел её раньше, и это плохо. Очень плохо. Потому что в моей работе нет места симпатиям к работникам правоохранительных органов. Они ненавидят таких, как я — тех, кто выводит преступников из-под удара закона. И они правы.

Я не задаю лишних вопросов. Не думаю о морали. Я делаю свою работу безупречно, получаю за это огромные деньги и храню секреты клиентов как исповедник. Вытаскиваю их из тюрьмы, спасаю от наказания, которое они заслужили. За это мне платят. За это меня уважают.

За это меня презирают.

Её взгляд — словно удар под дых. Сначала испуг, потом ярость. Длинная каштановая коса за спиной, гордо поднятый подбородок — она проходит мимо, а я... я не могу промолчать. Что-то подсказывает — наша встреча не случайна.

— Квитослава, доброе утро. Снова поймали моего клиента? — она замирает, сжимая кулаки, и я невольно улыбаюсь, вспоминая старые мультфильмы, где у разгневанных персонажей шёл пар из ушей. Клянусь, сейчас она похожа на маленький рассерженный чайник.

— Если бы я знала, что он ваш, сразу отправила бы в СИЗО! — цедит она сквозь зубы, прожигая меня янтарным взглядом.

— Если так хотели меня увидеть, необязательно было арестовывать всех моих знакомых, — я сам не понимаю, что творю. Точнее понимаю — теряю голову, хотя мне нет ещё и тридцати. Достаю визитку, но она смотрит на мою руку как на ядовитую змею. Тогда я сам засовываю карточку в карман её формы, только сейчас осознавая — в прошлый раз она была помощником следователя. Что произошло?

Но вместо этого важного вопроса я говорю:

— Если захотите увидеть меня снова, позвоните. И оставьте моих клиентов в покое.

— Идите к черту, господин адвокат! — она вылетает из участка, хлопнув дверью так, что стёкла дрожат.

А я наконец вспоминаю, зачем приехал. Захарчук. Снова устроил пьяные гонки по центру города. Взрослый мужик, а ума как у подростка. Если бы не деньги его отца, давно бы сидел. Но у него есть деньги, а значит, есть я. Вздыхаю, поправляю галстук и, постучав в дверь кабинета, произношу:

— Здравствуйте. Савчук Антон, адвокат Ильи Захарчука. Могу я узнать причину задержания?

Три часа спустя я выхожу из участка, измотанная допросами и бумажной работой. Голова гудит от усталости.

— Эй! Осторожнее! Я отвечаю за эту машину, — Витька недовольно морщится, когда я с грохотом захлопываю дверь патрульной машины.

Моё сердце пропускает удар. Опять он. Этот невыносимый Савчук! Словно демон из преисподней, он возникает из ниоткуда каждый раз, когда я пытаюсь восстановить справедливость. Неважно, насколько весомы улики — этот дьявол в дорогом костюме найдёт лазейку и вытащит любого негодяя, у которого достаточно денег. А потом ещё и сделает всё, чтобы меня выгнали из патрульной полиции! Что дальше? Может, сразу в охранники супермаркета? Хотя... стоп. Это даже не в юрисдикции полиции.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Подбросите домой? — я украдкой поглядываю на часы. До конца смены семь минут. Витька отгонит машину на стоянку, а мне придётся тащиться через весь город, усталой и раздражённой, чтобы урвать несколько часов сна. За что мне всё это? Сначала перевод, потом ночные смены... теперь ещё и этот невыносимый Савчук!

— Куда ж мне деваться? — хмыкает Витька. — Если откажусь, вы меня тут же и закопаете. Посмотрите на себя, Квитославко. Может, если перестанете хмуриться, жизнь станет веселее?

Я достаю из кармана визитку, рассматривая золотое тиснение на чёрном картоне. Точно демон! Может, отнести её в церковь? Окропить святой водой? Вдруг сработает как кукла вуду, и этот несносный адвокат исчезнет навсегда?

— Это вы на свое предложение выпить кофе намекаете?

— Возможно, — я закатываю глаза, старательно избегая его взгляда. Знаю, что ничего нового там не увижу. Повисает неловкая пауза. Прячу визитку обратно в карман — выброшу по дороге домой.

— Я уже говорила — мой отец оторвёт вам голову. А потом методично открутит каждую конечность. И поменяет их местами. Вам это надо? — мой голос звучит безразлично, но внутри всё сжимается. Я правда волнуюсь за этого наглеца. Стоит мне только согласиться на кофе, как отцу тут же доложат, будто я чуть ли не десятерых от него родила. А с его связями... Нет уж, лучше не рисковать.

— Не преувеличивайте, — он легонько толкает меня локтем, заводя мотор. — Вот решитесь наконец, а будет поздно. Я уже буду женат, с тремя детьми!

— Найду кого-нибудь посимпатичнее. И поумнее, — он морщится, но молчит. И слава богу. Несколько дней в паре с ним превратились в настоящую пытку. Терпеть не могу болтунов, особенно когда их разговоры такие... предсказуемые.

Возле дома Витька машет на прощание. Я отвечаю дежурной улыбкой, но, подняв глаза к окнам, цепенею. Отец. Смотрит на меня своим фирменным взглядом, в котором читается целый океан вопросов. Через пять минут они обрушатся на мою голову водопадом. Мысленно напоминаю себе — я взрослая, самостоятельная женщина. Это временно. Скоро мне будет двадцать пять, и я перееду.

А пока... пока всё нормально. Вместо "Здравствуй, дочка, ты, наверное, голодная?" он встречает меня вопросом:

— Может, пригласишь его в гости? Я бы пообщался.

И почему я удивляюсь? Он никогда не скажет первую фразу, как и я никогда не соглашусь есть то, что он приготовит. Готовила всегда мама. А отец относится к кухне примерно так же, как я к квантовой физике.

— Кого? Это просто напарник.

— Ну да, конечно. Я уже всё про него знаю. Вплоть до того, когда у него первый зуб вылез.

Папа закатывает глаза и отходит, пропуская меня в квартиру. Я еле волочу ноги до спальни, глаза слипаются на ходу.

— Сегодня вечером еду в Днепр по делам. Справишься? — его голос звучит обеспокоенно.

Я должна бы возмутиться — в конце концов, сколько можно обращаться со мной как с ребёнком? Но сил нет даже на это. Сбрасываю декоративные подушки на пол:

— Газ и воду перед сном проверю. Двери закрою на все замки. Окна тоже, хотя у нас пятый этаж. Пальцы в розетку совать не буду. Ванну приму без фена. Довольны?

— Я же волнуюсь! — он обиженно вздыхает, но всё-таки обнимает меня и выходит. А я падаю на кровать прямо в форме, подтягиваю подушку и проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь от настойчивого звонка телефона. За окном уже стемнело. Олеся. Четырнадцать пропущенных вызовов! Такое ощущение, что пока я спала, на Землю высадились инопланетяне и похитили все запасы губной помады. Иначе с чего бы ей так настойчиво меня доставать?

Только тянусь к кнопке отключения звука, как она звонит снова.

— Если никто не умер — давай утром? — сонно бормочу я.

— Умер.

Я подскакиваю на кровати. Перебираю в уме её родственников. Бабушка, которой за девяносто? Отец с лишним весом и больным сердцем?

— Три года моих отношений умерли! — её голос срывается на драматический вой. — Он... он забыл о нашей годовщине, Квитуся-я-я-я!

Я со стоном падаю обратно на кровать. По коже всё ещё бегают мурашки от пережитого страха. Господи, я же реально испугалась! Кто так шутит?!

— Хочешь, приезжай ко мне, — предлагаю я. — Папа в командировку уезжает. Ему даже спокойнее будет, если я не одна. Только без шуток про стриптизёров и оргии — приставит ко мне охрану!

Она задумчиво сопит в трубку, явно взвешивая варианты: ныть всю ночь у меня или страдать дома в одиночестве. Наконец её внутренние тараканы приходят к консенсусу:

— Так его всю ночь не будет?

— Да, даже два дня. Сейчас уточню, он ещё дома.

— Отлично! У меня есть идея, как провести вечер. Скоро буду!

— Я закажу пиццу, — отключаюсь, даже не дослушав её ответ. Иду предупредить отца об Олесе и нашем импровизированном девичнике.

Ещё не подозревая, какой сюрприз готовит мне эта ночь.

Глава 3

После того как отец закончил свою лекцию о поведении – знакомую мне наизусть, как молитву – квартира погрузилась в тишину. И в этой тишине я увидела, как преображается Олеся. Словно бабочка, сбрасывающая кокон притворной покорности, она расправила крылья. В её глазах заискрился тот особенный блеск – предвестник приключений, от которого у меня всегда сладко замирало сердце.

За годы нашей дружбы я научилась читать её как открытую книгу. Вот и сейчас она, подобно фениксу, восстала из пепла своей "убитой горем" роли, превращаясь в искрящуюся жизнью авантюристку. Её энергия была заразительной, как первый глоток шампанского – кружит голову и заставляет поверить в невозможное.

Этот огонь в её глазах был мне знаком с детства – тот же самый блеск появлялся, когда мы, хихикая, подстригали челки мамиными маникюрными ножницами (боже, эти фотографии до сих пор заставляют меня краснеть!). Или когда мы, краснея и задыхаясь от смеха, искали в интернете ответ на вопрос "можно ли забеременеть от поцелуев" после первой смены в летнем лагере.

Сейчас, наблюдая как она с грацией пантеры направляется в мою комнату, небрежно закинув на плечо спортивную сумку, я чувствовала, как внутри расцветает знакомое волнение – сладкая смесь страха и предвкушения чего-то необыкновенного.

– Мы идем в клуб! – объявила она с триумфом королевы, бросая сумку на кровать. Вместо привычной пижамы и её легендарной косметички (которую я ласково называла "походной аптечкой"), оттуда показалось нечто, явно созданное для ночи соблазна и греха.

– Даже не мечтай, – я скрестила руки на груди, наблюдая, как на мою невинную кровать падает платье, больше похожее на манифест свободы и дерзости. – Я никуда не пойду.

– Квитуся, – её голос, мягкий как бархат и сладкий как мед, обволакивал меня, словно любимый парфюм, – у меня же драма! Настоящая трагедия!

– А выглядишь так, будто тебе заплатили, чтобы выманить меня из дома, – пробормотала я, но она уже положила свои изящные руки мне на плечи, глядя своими невозможными карими глазами. В такие моменты она была похожа на героиню аниме – очаровательную и безжалостную одновременно.

– Цветочек, всего один волшебный вечер. Несколько фотографий, пара историй... Денис увидит, как он ошибся, примчится за мной на белом коне... Это вопрос жизни и любви!

– Той самой любви, которую ты поклялась похоронить за забытую годовщину? – не удержалась я от улыбки.

– Это совсем другое! – она потянула меня к кровати с неожиданной силой. В этом миниатюрном теле таилась мощь настоящей амазонки. – Скажи, ты веришь в единственную, настоящую любовь?

– Я верю, что папа превратит мою жизнь в бесконечный домашний арест, если узнает, – вздохнула я, чувствуя, как тает моя решимость подобно снежинке на ладони. День выдался паршивым, все планы рассыпались как карточный домик, а недосып уже напоминал о себе тупой болью в висках.

– А я верю! – воскликнула она с жаром истинной романтической героини. – Что если Денис – моя судьба? Мой единственный! А ты своим отказом разрушишь целую вселенную возможностей! Слышала про эффект бабочки?

Она начала с энтузиазмом алхимика раскладывать содержимое косметички на кровати, не давая мне вставить ни слова.

– Представь: свадьба, дети, внуки... А через несколько поколений наш правнук получит Нобелевскую премию и скажет: "Всё это благодаря моей прабабушке Квитославе, которая в тот судьбоносный вечер решилась на приключение!"

– По-моему, краска для волос окончательно убила твои последние здравые мысли, – пробормотала я, но она уже ловко освобождала меня от домашней футболки, в которую я переоделась после её звонка.

– Примерь! – в меня полетело то самое платье, которое я мысленно окрестила "приглашением на допрос в полицию нравов". – А потом я превращу тебя в настоящую богиню!

– Стоп! Мы же хотели вернуть твоего Дениса, а не искать мне неприятности на все возможные части тела, – я держала платье двумя пальчиками, словно оно могло в любой момент ожить и укусить меня. Но чем дольше Олеся смотрела на меня своим магическим взглядом, тем быстрее таяла моя решимость, как мороженое в летний день.

– Один час, – сдалась я наконец. – Если твой Ромео не материализуется, мы вызываем такси и едем домой. И ты всю ночь рассказываешь мне, какой он козел, а утром мы устраиваем цифровой апокалипсис и блокируем его везде, где только можно.

Она торжествующе кивнула, извлекая своё платье – ярко-красное, с таким откровенным разрезом, что я невольно перекрестилась. Боже, если нас не примут за девушек определенной профессии, это будет настоящим чудом.

– А может, наймем армию ботов для отправки странных сообщений? – предложила я, борясь с предательской молнией на платье. – Такое вообще возможно?

– Не знаю, – её глаза загорелись огнем первооткрывателя. – Но если нет – мы это изобретем! Представляешь, сколько разбитых сердец мы могли бы исцелить?

– Напомни, почему мы дружим? – вздохнула я, наблюдая, как она раскладывает свой впечатляющий арсенал косметики.

– Потому что я люблю тебя, ты любишь меня, и мы никогда не влюбляемся в одних и тех же парней, – она подтолкнула меня к креслу с грацией опытного заговорщика. – А теперь доверься рукам профессионала!

– Ты же не собираешься превратить меня в кого-то неузнаваемого? – с опаской спросила я, хотя уже видела ответ в её хищной улыбке.

– Я визажист, детка. Я не думаю – я творю искусство. А теперь закрой свои прекрасные глазки и позволь магии случиться!

Через час интенсивных преображений, множества слоев туши и такого количества хайлайтера, что я могла бы служить маяком в шторм, мы наконец были готовы. Олеся сделала несколько эффектных фотографий для Instagram, и мы вызвали такси до клуба "Лунный свет" – места, где, по её информации, Денис проводил этот вечер.

— Мартини, пожалуйста, — выдыхаю я, чувствуя, как воздух в клубе становится густым и тяжелым от десятков изучающих взглядов. В полумраке я ощущаю себя редкой орхидеей, случайно попавшей в сад хищных растений. Олеся, словно яркая комета, прокладывает путь между столиками, излучая энергию и уверенность, которой мне так не хватает. Она ищет укромный уголок, где мы сможем дождаться её ненаглядного Дениса. Он клюнул на первое же фото, сделанное у меня дома, но вместо радости я чувствую, как холодные пальцы тревоги сжимают сердце.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мамина смерть разделила мою жизнь на две части, такие же контрастные, как день и ночь. Я не просто перестала выходить — я превратила родительский дом в свой кокон, где можно было спрятаться от мира, который продолжал жить и смеяться, пока отец каждый вечер беззвучно оплакивал свою любовь. Полтора года моим единственным окном в мир была Олеся — ангел-хранитель, не оставивший меня в те дни, когда тьма, казалось, поглотила всё вокруг.

Теперь лед в отцовском сердце начал таять, но его невидимая опека всё ещё окутывает меня, как шелковая паутина. Я — как экзотическая рыбка в хрустальном аквариуме: вроде бы свободна, но границы моего мира прозрачны и неумолимы. Наконец-то найдя спасительный диванчик в тихом углу, я опускаюсь на него с грацией подстреленной птицы, мысленно проклиная шпильки и свою неспособность сказать "нет" Олесиным авантюрам.

И тут, словно материализовавшись из душного воздуха клуба, рядом возникает он — в белой футболке, с нелепой поясной сумкой, похожей на сбежавший из девяностых артефакт. "Менялы с рынка всё ещё существуют?" — мелькает в голове абсурдная мысль, вызывая нервную улыбку. Стараясь сохранить вежливость, я отворачиваюсь:

— Простите, здесь занято.

Мой голос тонет в басах музыки, а его ладонь — неожиданно тяжёлая и горячая — ложится мне на плечо. Удушающий запах дешёвого одеколона обволакивает меня, как токсичный туман. Тело реагирует быстрее разума — я хватаю его за запястье и отбрасываю руку, оставляя на коже багровые полумесяцы от ногтей. "Мама научила меня и не такому," — шепчет внутренний голос, в котором слышится стальная нотка.

— Что за... — его голос сочится ядом. — Сама же села. Наше место, детка. Всё честно.

Меня бьёт дрожь от его взгляда — холодного, оценивающего, словно я манекен в витрине магазина. Такой взгляд я видела лишь раз, в школе, и до сих пор помню, как дорого заплатил тот парень за свою самоуверенность. Инстинктивно ищу глазами Олесю, но её место пустует. В мерцающем свете я вижу её светлую головку рядом с Денисом — они поглощены друг другом, не замечая маленькой драмы, разворачивающейся в нескольких шагах от них.

В момент, когда я решаю, что с меня хватит приключений на сегодня, его рука, подобно ядовитому пауку, опускается мне на колено. А улыбка... от этой улыбки мой мир покрывается изморозью. Медленно, словно в кошмарном сне, его пальцы скользят выше, и время застывает, как капля янтаря.

Я резко встаю и ухожу, не оглядываясь. Олеся понимающе кивает мне издалека - она всегда чувствует, когда мне нужно уйти. Измотанная событиями вечера, я едва добираюсь до дома и проваливаюсь в тревожный сон. Но даже во сне меня не отпускает чувство, что это ещё не конец истории.

Телефон прорезает тишину, как острый кинжал разрезает шелк ночи. Его вибрация отдается в моем теле, словно предвестник судьбоносных перемен. Сквозь пелену сна я тянусь к нему, чувствуя, как сердце уже начинает биться чаще в предвкушении чего-то неизбежного.

Ночные звонки никогда не приносят радости – это аксиома моей жизни. Обычно это Валентин, мой вечный подопечный, чьи проблемы имеют привычку становиться моими. Или очередной клиент, считающий, что его драмы важнее моего сна. Я прикрываю глаза, готовясь услышать очередную историю, требующую моего немедленного вмешательства.

— Слушаю, — мой голос звучит низко и хрипло, почти интимно в предрассветной тишине.

— Антон Несторович? — этот голос... Он проникает в самое сердце, заставляя мое дыхание прерваться. Женский, мягкий, с легкой хрипотцой – такой голос способен разбудить самые темные желания. Я мгновенно просыпаюсь, чувствуя, как по телу пробегает электрический разряд. Мои клиенты – исключительно мужчины, и ни одна женщина еще не осмеливалась нарушить мой покой в столь поздний час.

— Да. Кто это? — затаив дыхание, я жду ответа. И когда он приходит, улыбка сама расцветает на моих губах, как первый весенний цветок.

— Это Квитослава. Помните меня?

Помню ли я? Воспоминания накрывают меня волной – ее глаза, пылающие яростью и страстью, изгиб шеи, когда она отворачивалась, пытаясь скрыть улыбку, тонкий аромат ее духов, преследующий меня даже во снах.

— Неужели вы ждали до глубокой ночи, чтобы услышать мой голос? — в моих словах танцуют игривые нотки, хотя интуиция уже шепчет, что за этим звонком кроется нечто большее.

— Мне нужна ваша помощь. Прямо сейчас, — ее голос дрожит от сдерживаемых эмоций. — Я в полиции.

Мое сердце пропускает удар. — Это какая-то изысканная игра? Новый способ привлечь мое внимание?

— Нет, — в ее голосе слышится сталь, и я невольно улыбаюсь, представляя, как очаровательно сейчас сверкают ее глаза. За годы практики я привык к самым разным предлогам для ночных звонков – от банальных до откровенно провокационных. Но что-то в ее тоне говорит – это совсем другое.

— Я в отделении. Меня арестовали, — она делает паузу, и я слышу, как прерывается ее дыхание. — Умоляю, помогите. Вы единственный, кто может. Я никогда... никого... Пожалуйста, сделайте так, чтобы никто не узнал. Позже все объясню. Вы мне должны, — последние слова она выдыхает торопливо, словно боится не успеть. Слышится какой-то шум, она быстро называет адрес на другом конце города, и связь обрывается.

Лежу, уставившись в потолок, чувствуя, как губы сами растягиваются в предвкушающей улыбке. Квитослава – имя, которое звучит как обещание тайны. Загадка, завернутая в искушение. За что я ей должен? Что могло привести эту гордую красавицу за решетку? Зная ее характер, возможно, она просто не сдержала свой острый язычок? От этой мысли я не могу сдержать тихий смех.

Поднимаюсь с постели, небрежно накидывая рубашку. Ночной город манит своими огнями, и где-то там, в холодном полицейском участке, ждет женщина, которая умудрилась пробудить во мне то, что я считал давно умершим – жажду приключений. Сам не знаю, когда успел превратиться в рыцаря, спешащего на помощь прекрасной даме, но впервые за долгие годы чувствую, как кровь быстрее бежит по венам. Эта ночь определенно будет особенной.

Глава 4

Я вхожу в полицейский участок, и волна предвкушения прокатывается по телу. Впервые за долгие годы размеренной жизни я чувствую, как сердце начинает биться чаще. Это волнующее ощущение неизвестности – как в детстве, когда замираешь перед распаковкой подарка, не зная, что внутри.

Годами я выстраивал безупречную репутацию успешного адвоката. Никаких скандалов, никаких сомнительных дел – только выверенные шаги по карьерной лестнице. И вот теперь, глубокой ночью, я мчусь спасать незнакомку, которая при наших редких встречах лишь метала в меня молнии своих янтарных глаз.

Может, Кира права насчет отпуска? Ведь нормальные люди в такой час спят в своих постелях, а не несутся сломя голову на зов прекрасной незнакомки.

– Антон Нестерович? – участковый бледнеет, увидев меня на пороге. Его реакция предсказуема – мое имя открывает многие двери в этом городе. Но сейчас я здесь ради той, чью фамилию даже не знаю. – Вы к кому?

– К Квитославе, – произношу я, и ее имя звучит как музыка. – Полагаю, вы знаете, о ком речь.

Участковый морщится, будто от зубной боли. – Проституция и драка. Как прикажете это замять?

– Замять? – я изгибаю бровь. – Нет, мой друг. Мне нужно, чтобы все следы её пребывания здесь... исчезли.

Он смотрит на меня долгим взглядом, и я вижу, как в его глазах проворачиваются шестеренки понимания. Мы оба знаем цену вопроса. Через час её дело растворится в воздухе, перекочевав в папку какой-нибудь случайной нарушительницы.

Звук поворачивающегося ключа выдергивает меня из размышлений. И когда дверь открывается, я застываю, пораженный.

Она похожа на падшего ангела. Длинные каштановые волосы струятся до талии, черное платье обнимает точеные изгибы фигуры. Но глаза... Её удивительные янтарные глаза сейчас спрятаны за густыми ресницами и идеальными стрелками. В этом образе она совсем не похожа на ту дерзкую девчонку, что едва не швырнула мне в лицо визитку при нашей последней встрече.

– Оставлю вас, – бормочет участковый, испаряясь за дверью.

Не говоря ни слова, я снимаю пиджак и накидываю ей на плечи. Она кутается в него, как в защитный кокон, и впервые за вечер я могу смотреть ей в глаза, не отвлекаясь на... другие детали.

– И какое же из ваших амплуа настоящее, Квитослава? – спрашиваю я с легкой усмешкой. – Помощник следователя? Патрульная? Или...

– Я не проститутка, – её голос дрожит от усталости и злости. – И вы это знаете. Иначе не примчались бы сюда среди ночи.

Она права. Что-то в этой девушке заставило меня сорваться с места по первому зову. И теперь, глядя на папку с её делом, я начинаю понимать, во что ввязался. Потому что фамилия, написанная на обложке, открывает мне правду о том, кто она такая.

Дочь человека, с которым у меня давние счеты, сидит передо мной, завернутая в мой пиджак. И она могла позвонить отцу, но выбрала меня.

Либо у неё очень плохие отношения с семьей...

Либо я попал в ловушку, расставленную слишком умело, чтобы это было случайностью.

Эта мысль не дает мне покоя, пока мы идем по коридору. Каждый шаг отдается эхом в пустом здании, и я невольно анализирую ситуацию. Слишком много совпадений для одной ночи. Слишком точно она знала, кому звонить.

Как только мы выходим из отделения, я замечаю, как она нервно роется в сумочке, пытаясь найти телефон. Её пальцы дрожат, когда она набирает номер, а нога выстукивает нервный ритм, словно каждая секунда рядом со мной причиняет ей физическую боль. Звонок остается без ответа, и я вижу, как тень разочарования скользит по её лицу.

— Подвезти? — мой голос звучит мягче, чем я планировал. Она поднимает глаза — в них мелькает что-то похожее на страх, смешанный с гордостью. Но ночь, прохладный воздух и её неподходящий наряд явно перевешивают все аргументы против.

— Да, — её голос едва слышен. Она скользит в салон моего автомобиля, называет адрес и тут же закрывает глаза, откидываясь на подголовник. В тусклом свете приборной панели я замечаю, как она кутается в мой пиджак, и это зрелище почему-то вызывает во мне странное чувство.

Веду машину, а в голове крутятся вопросы. В какую игру играет эта семья? Почему именно сейчас, спустя столько лет? И главное — неужели Павел настолько отчаялся, что использует собственную дочь?

— Не ожидал вашего звонка, — произношу я, наблюдая за её реакцией в зеркале заднего вида. — Хотя признаюсь, меня тронуло ваше доверие.

— Это чистая случайность, — её голос звучит резко. — Ваша визитка случайно оказалась в моей сумке вместо мусорного ведра. — Она пытается казаться равнодушной, но я замечаю, как она глубже зарывается в мой пиджак.

— И часто вы путаете сумочку с мусорным баком? — не могу удержаться от улыбки, глядя, как она буквально чернеет от злости.

Дорога к её дому заканчивается быстрее, чем я ожидал. Останавливаюсь во дворе многоэтажки, чувствуя странное разочарование. Что бы ни замышлял Павел — у него ничего не выйдет. Я не позволю никому разрушить то, что построил. Даже если заслужил это.

— Доброй ночи, Квитослава. И постарайтесь больше не нападать на людей по ночам. Или хотя бы делайте это в мои рабочие часы, — она выскальзывает из машины, одарив меня взглядом, который мог бы заморозить ад.

Я не трогаюсь с места, пока её силуэт не исчезает в подъезде. Только убедившись, что она в безопасности, направляю машину домой. Но сон не идет.

В свете настольной лампы просматриваю материалы дела. Заявление "потерпевшего" выглядит нелепо — якобы к нему пристала женщина, предлагая услуги, а после отказа напала. Но видео с камер наблюдения рассказывает совсем другую историю.

На записи четко видно, как парень пристает к ней, как она пытается освободиться. А потом он хватает её за руки, заламывает... Я должен был бы просто закрыть файл и забыть. Но что-то не дает мне покоя.

Если это месть, если она открыто говорит о моей вине — почему все выглядит настолько реально? Почему она не позвонила отцу? Почему выбрала меня?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Откладываю документы. Джура знает о моей причастности — она сказала об этом прямо. И как бы невинно она ни выглядела, за этим ангельским личиком скрывается жажда справедливости. Справедливости, которая может стоить мне всего. Нужно держаться от этой семьи подальше. И разузнать больше о Павле — что-то здесь не так.

Засыпаю с этими мыслями, но утро приносит новые заботы. А в другой части города просыпается она, и её мысли обо мне совсем иные...

Напыщенный, самовлюбленный индюк! Ходячее эго в дорогом костюме!

Проснувшись утром, я понимаю две вещи: я крупно влипла, и я даже не поблагодарила этого... этого... Хотя от одной мысли о благодарности к горлу подкатывает тошнота.

Вчерашний вечер до сих пор как в тумане. Помню только страх, когда тот тип начал приставать. А когда он схватил меня... Кажется, я сломала ему нос — рука до сих пор ноет. Самое ужасное, что Олеся стояла в нескольких метрах, но из-за грохочущей музыки ничего не слышала.

Она увидела происходящее, только когда появилась полиция. Хотела позвонить отцу, но это означало бы катастрофу — мы должны были быть дома, в своих постелях.

Поэтому я позвонила Савчуку. Его визитка случайно оказалась в моей сумке вместе с косметикой, которую всучила Олеся. Наверное, выпала из кармана, пока я спала. Никогда в жизни мне не было так стыдно — я вела себя как истеричный подросток.

Да, он разрушил мои мечты о работе. Из-за его клиентов у меня проблемы! Из-за его жалобы я потеряла должность помощника следователя. Но он единственный, кто смог помочь. Антон предотвратил возбуждение дела. Теперь отец ничего не узнает, и я сохраню работу.

Сглотнув гордость, беру телефон. Восемь вечера — надеюсь, он ответит. Раньше позвонить не могла — проспала весь день после пережитого стресса.

— Слушаю, — его голос холоден как лед. И я уже жалею о звонке. Зачем решила, что должна что-то сказать? Может, ему не нужна моя благодарность? Для него я, наверное, просто забавный казус, развлечение на вечер. Но взгляд падает на его пиджак — эту улику нужно вернуть до приезда отца.

— Добрый вечер. Это Квитослава...

— Я знаю, кто это, — перебивает он. — Снова неприятности?

— Нет. Хотела поблагодарить и вернуть ваш пиджак. Могу привезти, куда скажете, — слушаю тишину в трубке, готовая в любой момент сбросить вызов, чтобы избежать унижения отказа.

У него наверняка десяток таких пиджаков! Могла просто выбросить — он бы даже не вспомнил. Но нет, звоню, унижаюсь...

— Завезете ко мне? Я дома. Могу спуститься забрать.

— Хорошо, — соглашаюсь, убеждая себя, что ничего страшного не случится. Хотя в списке моих сомнительных решений этот визит может оказаться не самым худшим.

— Пришлю адрес сообщением.

Он отключается, не дождавшись ответа. Через секунду приходит сообщение — другой конец города. За окном собираются тучи, темнеет.

Будь дома отец, устроил бы скандал из-за прогулок в незнакомых районах по вечерам. Но он вернется только завтра — успею отдать пиджак, поблагодарить, уточнить насчет конфиденциальности и вернуться. Завтра снова на работу.

Вопреки здравому смыслу и надвигающейся грозе, вместо привычных брюк и футболки выбираю короткую юбку в шотландскую клетку и белый топ на пуговицах. Просто хочется хоть раз выйти не в форме или спортивном костюме! Собираю волосы в высокий хвост, беру пиджак, бросаю телефон в рюкзачок. Выходя, тщательно проверяю замки — с моим везением последних дней стоит быть осторожней.

Но даже идя по знакомой дорожке к остановке, не могу отделаться от странного предчувствия. Будто не стоило связываться с Савчуком. Будто сильно об этом пожалею.

Глава 5

Я подхожу к его дому, когда первые капли дождя начинают танцевать на асфальте. Укрывшись под козырьком подъезда, достаю телефон. Пальцы дрожат, когда я набираю его номер. В голове проносится сценарий: он спустится, заберет пиджак, я поблагодарю его и исчезну в сумерках вечера, словно случайный персонаж его истории.

Гудки растворяются в тишине. Один, второй, седьмой звонок... Молчание. Небо разверзается потоком холодных капель, которые безжалостно бьют по моим обнаженным плечам. Каждая капля — как напоминание о моей наивности. С каждой минутой ожидания моя уверенность тает, подобно следам дождя на теплом асфальте.

Я прижимаю к себе его пиджак, вдыхая едва уловимый аромат дорогого парфюма. Внутри все кипит от обиды и злости. Хочется швырнуть эту дорогую вещь в ближайшую лужу, но что-то останавливает меня.

И вдруг — женский голос в трубке. Сердце пропускает удар. Мысли путаются: кто она? жена? любовница? Щеки заливает краска стыда.

— Алло? — мой голос предательски дрожит.

Разговор с незнакомкой течет неожиданным руслом. Она оказывается его сестрой — молодой, веселой девушкой, которая, вопреки всем законам логики и здравого смысла, приглашает меня подняться.

Поднимаясь по лестнице, я чувствую, как каждая ступенька приближает меня к чему-то неизбежному. Его сестра Кира встречает меня с открытой улыбкой, и на мгновение страх отступает. Но где-то в глубине души я знаю — эта ночь изменит все.

А в это время Антон...

Он стоял в своем кабинете, вглядываясь в темноту за окном. Усталость после долгого рабочего дня растворялась в предвкушении спокойного вечера. Впервые за долгое время он мог позволить себе остаться наедине со своими мыслями.

Но судьба готовила ему сюрприз. Услышав голоса на кухне, он замер. Один из них принадлежал его сестре, а второй... Этот голос преследовал его в мыслях с их последней встречи.

Квитослава. Она здесь, в его доме. И что-то подсказывало ему — это не просто визит вежливости. За ее ангельской внешностью и невинным взглядом скрывалось нечто большее. Он чувствовал это каждой клеточкой своего тела.

Воспоминания о той роковой ночи, когда он спас убийцу ее матери, накрыли его волной. Сейчас, стоя в полумраке своего кабинета, он понимал — пришло время встретиться с последствиями своего решения лицом к лицу.

Минуты тянулись мучительно долго. За окном сверкали молнии, а мы с Кирой говорили обо всем и ни о чем, потягивая горячий чай. Она рассказывала забавные истории из детства, а я украдкой поглядывала на дверь, ожидая его появления. Наконец, в коридоре послышались уверенные шаги.

Расправив плечи, он направился на кухню. Игра началась, и ставки в ней были слишком высоки.

— Прошу простить за опоздание, — его бархатный голос заставляет мои колени предательски задрожать. — Надеюсь, Кира не слишком утомила вас своей болтовней, Квитослава?

Я чувствую его присутствие всем телом, каждой клеточкой. Он стоит позади, и воздух между нами словно наэлектризован. Сердце начинает отбивать безумный ритм, а кожа покрывается мурашками от одного только осознания его близости.

Кира, до этого момента щебетавшая без умолку, вдруг замолкает. Ее взгляд мечется между мной и братом, пока она медленно отставляет чашку с недопитым чаем.

— Пора домой, — его властный голос окутывает меня, как теплый бархат. Я киваю, готовая сбежать, но его сильные руки ложатся мне на плечи, удерживая на месте. От этого прикосновения по телу пробегает электрический разряд. — Не вам. Вы остаетесь. Нам нужно кое-что обсудить. Наедине.

Каждое его слово отдается во мне волной жара. Пульс грохочет в ушах так, что я едва слышу прощальные слова Киры.

— Дай хотя бы зонтик, изверг! — доносится из коридора ее возмущенный голос. — Если я промокну — клянусь, подолью тебе в шампунь крем для эпиляции!

Я сижу, не шевелясь, пока его руки все еще удерживают меня. В голове проносится тысяча мыслей о том, как глупо было приходить сюда. Но что-то внутри шепчет — это судьба.

— Я сейчас вернусь, — произносит он тихо, и даже этот шепот отзывается во мне дрожью.

Собрав всю свою храбрость, я встаю, намереваясь уйти. Но он уже здесь, в дверном проеме, скрестив руки на груди. Его темно-синие глаза смотрят на меня с какой-то хищной настороженностью. И я понимаю — он ждет подвоха. Как будто не он, а я тот самый адвокат, который разрушил мою карьеру!

— Спасибо за чай, — выдавливаю я, услышав, как захлопнулась входная дверь за Кирой. — Мне пора. Ваш пиджак я вернула.

Делаю шаг к выходу, но его рука перехватывает мое запястье. Прикосновение обжигает кожу, заставляя посмотреть ему в глаза. В них плещется что-то темное, опасное, притягательное.

Ярость все еще клокочет во мне при виде него. Но теперь к ней примешивается что-то еще — первобытный страх и... влечение? Я в квартире человека, который защищает преступников, которых я пытаюсь посадить. И почему-то это только сильнее притягивает меня к нему.

— Квитослава, вы мне должны, — его голос становится глубже, интимнее, несмотря на формальные слова. — Мои услуги адвоката стоят недешево.

Его глаза темнеют, когда он наклоняется ближе: — Предлагаю пройти в мой кабинет. Обсудим детали и я верну вам материалы от участкового.

Я могла бы признаться во всем отцу. Выслушать нотации о безопасности, особенно после того, что случилось с мамой. Попросить денег и швырнуть их в лицо этому невыносимому мужчине.

Но мне стыдно. Стыдно признаваться в своей лжи, в неспособности отвечать за свои поступки. И еще больше я боюсь увидеть разочарование в глазах отца. Поэтому решаю остаться, узнать сумму долга и найти способ расплатиться.

— Полчаса хватит? Мне на работу завтра, — стараюсь, чтобы голос звучал деловито, но он предательски дрожит.

— Все зависит от того, как пойдет наш разговор, — в его тоне сквозит властное самодовольство, от которого у меня перехватывает дыхание. — И давай на "ты". Не люблю формальностей с женщинами, которые будят меня среди ночи, умоляя о помощи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Следуя за ним в светлый кабинет, я не могу отделаться от мысли — я уже в его ловушке или еще есть шанс сбежать? И хочу ли я этого побега на самом деле?

Глава 6

Он воплощает все, что должно отталкивать меня — циничный адвокат, защищающий тех, кого я стремлюсь посадить за решетку. Человек, для которого закон — не более чем игрушка в умелых руках. Но что хуже всего — теперь я его должница, и эта мысль заставляет меня внутренне содрогаться от предчувствия чего-то неизбежного.

Массивный стол из темного дерева разделяет нас, пока Антон, с грацией хищника, направляется к винному столику. Звук откупориваемой бутылки эхом отдается в тишине кабинета. Рубиновая жидкость струится в бокалы, словно предвещая то, что должно случиться.

— Вы мне должны услугу, — его голос, низкий и бархатистый, посылает дрожь по моему позвоночнику. Он присаживается на край стола, протягивая мне бокал, и я впервые позволяю себе по-настоящему рассмотреть его лицо. Даже в полумраке ночного освещения его черты завораживают своей строгой красотой. Интересно, способен ли этот человек улыбаться искренне, или его губы знают только усмешку превосходства?

— И что же вы хотите? — мой голос предательски дрожит, когда он приближается, сокращая расстояние между нами до опасного минимума. Бокал в моей руке становится якорем реальности, пока мир вокруг начинает кружиться от его близости.

Заметив на столе папку с делом моего первого задержанного, я чувствую, как надежда вспыхивает в груди. Значит, не все потеряно! Нужно только найти способ добраться до материалов дела...

— Боюсь, защита в суде обойдется вам слишком дорого, — произносит он, и его синие глаза темнеют, когда он наклоняется ближе. — Но у меня есть предложение попроще.

— Поцелуй меня, — его слова падают в тишину комнаты подобно камню в гладкую воду, создавая волны, от которых кружится голова. — И сделай это так, словно сама этого хочешь.

— Единственное, чего я хочу — видеть ваше поражение в суде, — огрызаюсь я, но мой голос звучит неубедительно даже для меня самой. Его пальцы касаются моего подбородка, заставляя посмотреть в глаза, в которых пляшут опасные искры.

Когда его губы накрывают мои, мир останавливается. Все мои принципы, вся ненависть растворяются в этом поцелуе, который начинается как вызов, но быстро превращается в что-то гораздо более опасное. Его пальцы запутываются в моих волосах, освобождая их от резинки, и я чувствую, как последние крупицы самоконтроля ускользают сквозь пальцы.

Отстранившись, я пытаюсь восстановить дыхание и здравый смысл. — На этом мы в расчете, — бросаю я, направляясь к двери на нетвердых ногах.

— Завтра я заеду за вами после работы, — его голос догоняет меня у самого выхода. — Нам есть что обсудить.

— Нам не о чем говорить, — отрезаю я, но его следующие слова останавливают меня на пороге.

— Есть, Квитка. И ты это знаешь, — он прижимается к моей спине, и я замираю, когда его рука тянется к замку с ключом. Мимо проходят люди, и на мгновение мелькает мысль позвать на помощь, но дверь захлопывается, отрезая путь к отступлению, и я остаюсь наедине с человеком, который одним поцелуем разрушил все мои убеждения.

Квитослава испуганно моргает глазами цвета жидкого золота и, цепляясь за мою руку, которой я все еще держу ее за талию, пытается то ли сбросить ее со своего тела, то ли удержать на месте. Я слышу ее учащенное дыхание, чувствую бешеное сердцебиение. И несмотря на понимание того, что все это — лишь часть их с Павлом плана, не могу отрицать, что меня радует такая реакция девушки. Легко не будет. Это я прекрасно понимаю. Но кто сказал, что ей можно использовать грязные методы... а мне — нет?

Что может быть проще, чем подыграть ей?

— Я отвезу вас, — отпуская девушку, не могу удержаться от прикосновения к ней. Прикасаюсь тыльной стороной ладони к ее плечу, замечаю, как нежная кожа покрывается мурашками. Она еще слишком молода, чтобы понимать, во что вляпалась. Слишком самоуверенная.

И это уничтожит ее. Рано или поздно, но конец предрешен — Цветок сломают, если она не отступит. Я — лишь одно из звеньев. И больше всего мне жаль ее, потому что она не намного старше Киры. И я бы никогда не стал использовать сестру для мести. Даже если бы это была месть за члена семьи.

— Я могу сама добраться! — шипит сквозь зубы, пытаясь снова выскочить за дверь. Но я хочу, чтобы она уступила. И это произойдет.

Стоит лишь приложить усилия, и я смогу, если не разрушить ее планы по поиску компромата на меня и клиента, то хотя бы отвлечь ее внимание и выйти на Павла лично, чтобы «объяснить», что так поступать нельзя.

— Можете. Но каким же я буду мужчиной, если отпущу хрупкий цветок одну ночью?

Сжимая руки в кулаки, она отступает к двери и, подняв лицо, впивается в меня сердитым взглядом, наблюдая за тем, как я достаю зонтик и иду к двери.

Я стараюсь не смотреть на девушку, но не могу ничего с собой поделать. Мое внимание привлекают ее приоткрытые губы, широко раскрытые глаза. Выгоняя из головы мысли о своих планах на сегодня, я в очередной раз повторяю себе, что я не Павел. И если он готов подставить Квитку под меня, то я не хочу опускаться до этого. Запутать ей голову, узнать все, что она знает. Даже влюбить в себя, чтобы Джура потерял еще и дочь. А потом бросить... Я не знаю, что планирую сделать. Но точно знаю, что пока не выработаю четкой стратегии — должен быть осторожным.

Однако, опуская взгляд на хрупкие плечи, мои глаза живут собственной жизнью, блуждая по ее телу, напоминая, что у меня вообще-то тоже есть собственные желания.

— Меня не волнует, какой вы человек, да и я не хрупкий цветок, сама разберусь. Не бойтесь, я не растаю! — игнорируя ее слова, открываю дверь, выпуская девушку, и быстро поворачиваю ключ в замке, пока она ждет лифт.

Я думала о чем угодно — начиная с того, что из лифта тогда вышла его жена и он хотел спрятать меня на балконе, заканчивая тем, что Савчук продает неплатежеспособных клиентов на органы.

Но я пока еще жива. Даже из его квартиры вышла.

А это уже хорошо. И пока я убеждаю себя, что ничего не случится... он подходит сзади, снова прикасаясь ко мне. Снова заставляя злиться от его близости и чувствовать себя некомфортно. Чувствуя тепло мужского тела, находящегося слишком близко, я хочу отойти. Но впереди только металлические створки, которые до сих пор не открылись.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Для девушки, которая пришла вечером к одинокому мужчине, желая отблагодарить... вы слишком застенчивы, — его дыхание касается моего обнаженного плеча, и затаив дыхание, я впиваюсь ногтями в ладони, чтобы вернуть себе контроль и перестать бояться!

Но все равно замираю, не находя в себе даже сил, чтобы сделать шаг в сторону и увеличить расстояние между нами. Меня спасает лифт, который, казалось, поднимался сюда прямо из ада, ведь за время его ожидания я успеваю прочитать весь «Отче наш», в надежде на то, что Савчук исчезнет. Но нет. Он стоит, как вкопанный. И только когда я захожу внутрь спасительной металлической коробки, останавливаясь в самом углу, желая сохранить дистанцию, Антон подходит вплотную, зажимая кнопку первого этажа, и наклоняется ко мне, заставляя чувствовать себя насекомым, лишенным свободы и прав. Только сейчас я осознаю, в какую неприятность попала на самом деле... Я виновата перед извращенцем.

Точно.

Мы изучали таких. Внешне приличные мужчины, ничем не отличающиеся от других. А на самом деле имеют сексуальные отклонения.

— В котором часу вы завтра заканчиваете работу? — поднимая на него взгляд, набираю побольше кислорода в грудь, готовясь что-то ответить.

Вспомнить хотя бы, где я вообще работаю, потому что на нервах не могу вспомнить даже собственного имени. Но, кажется, в его голове события разворачиваются совсем иначе, потому что, не ожидая ответа, он касается моего подбородка, наклоняясь ниже и едва касаясь своими губами моих, тихо говорит:

— Мы все еще можем вернуться.

— Можете. Вы можете прямо сейчас остановить лифт, выйти и заняться этим в душе! — понимая, что я проговорилась, я закрываю глаза, чтобы не видеть его взгляда и реакции.

И готовясь к чему-то... ужасному, задерживаю дыхание. Но в ответ слышу только его смех и чувствую, как мужчина отпускает меня, отходя, а через мгновение лифт останавливается на первом этаже, открывая свои двери.

И пользуясь этим мгновением свободы, я выбегаю из него, направляясь прямо на улицу, под ливень. Лучше уже промокнуть и заболеть, чем оставаться хоть на минуту рядом с ним!

Глава 7

Выбежав на улицу, я чувствую, как бешено колотится сердце, словно пытаясь вырваться из груди. Каждый удар пульса отдается в висках, а перед глазами все плывет от нахлынувших эмоций. Что я наговорила... и кому? Человеку, способному одним движением разрушить все, к чему я так долго шла.

Глупая, наивная девочка! Зачем я вообще пришла? Антон Савчук не из тех мужчин, кто нуждается в благодарности. Особенно такой... неуклюжей и неуместной.

Теплая тяжесть ложится на плечи неожиданно - его пиджак. Дорогая ткань хранит тепло его тела и едва уловимый аромат парфюма, от которого предательски кружится голова.

— Набегалась? — В его голосе нет насмешки, только какая-то странная мягкость, от которой становится еще страшнее. Я молчу, стараясь держаться подальше. Лучше злой отец, чем этот... загадочный хищник в идеальном костюме. — Идем. Машина внизу.

Он раскрывает зонт, и мы идем к гаражу, я - держась на максимальном расстоянии, он - терпеливо подстраиваясь под мой шаг. В тусклом свете подземной парковки его глаза кажутся почти черными.

— Прекратите так смотреть! — мой голос дрожит от напряжения. Его взгляд... в нем нет ничего явного, но он словно проникает под кожу, заставляя сердце сбиваться с ритма. — Как "так"? — он делает шаг ко мне, и я отступаю, пока не упираюсь в капот его машины.

Антон нависает надо мной, его руки ложатся на талию, и я чувствую жар его ладоней даже сквозь ткань блузки. — Вы приходите в мой дом, намекаете на... благодарность, а потом убегаете. Как я должен на вас смотреть?

— Как на клиентку, — шепчу я, понимая, что это самая большая глупость в моей жизни.

— Вы не клиентка. Вы - прекрасный цветок, попавший в бурю. И я просто не мог пройти мимо, — его голос становится жестче, а в глазах появляется что-то похожее на разочарование. — Вы ведь за этим пришли? За "расчетом"?

Остаток пути проходит в гнетущей тишине. Он протягивает мне листок с номером телефона и зонт: — Звоните, если понадобится помощь. И держитесь подальше от неприятностей, Квитка.

Дома я долго стою под горячим душем, пытаясь смыть воспоминания о его прикосновениях. Но даже завернувшись в полотенце, я не могу удержаться и подхожу к окну. Его машина все еще там, словно он охраняет меня. От кого? От себя самой?

Звонок подруге прерывается появлением отца, и холодок страха пробегает по спине. Если этот "демон в костюме" не сдержал слово... я найду способ отомстить. Даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.

Тем временем, в другой части города, в роскошной квартире с панорамным видом на центр, где проживает тот самый "демон в костюме", начинается новый день, который обещает быть не менее интересным, чем предыдущий.

— Тоха! — звонкий голос Киры разрезает утреннюю тишину моей квартиры. — Квитослава, милая, если ты там, подай знак! Я не хочу травмировать свою нежную психику!

Я устало потираю виски. Шесть утра. Моя младшая сестра, как всегда, врывается в мою жизнь ураганом, не заботясь о последствиях.

— Кира, — мой голос звучит хрипло, — ты же помнишь о своем рейсе?

— О, так ты один! — она появляется на кухне, сияющая, как солнце. — А я думала, что твоя загадочная Квитослава осталась на ночь. Знаешь, я бы не удивилась. С твоей-то внешностью модели и характером альфа-самца...

— Не начинай, — обрываю ее, но Кира уже уютно устроилась за столом и, бесцеремонно отобрав мой кофе, делает глоток.

— Братик, ты же понимаешь, что я волнуюсь? После всех этих... неудачных отношений. Но эта девушка... она другая. Я видела, как она смотрит на тебя. В ее глазах столько огня и независимости!

— Она мне не подруга, — цежу я сквозь зубы, хотя в груди что-то предательски сжимается при воспоминании о зеленых глазах Квитославы.

— Конечно-конечно, — Кира лукаво улыбается. — А то, что ты держишь в аквариуме этих жутких мурен только потому, что она однажды сказала, что они fascinating — это просто совпадение?

Телефон вибрирует так неожиданно, что я едва не роняю его. На экране высвечивается незнакомый номер, но голос... этот голос я узнаю из тысячи.

— Антон Несторович? Это Квитослава.

Мое сердце пропускает удар.

Спустя час я сижу в кафе, наблюдая, как она нервно теребит салфетку. Ее глаза покраснели от слез, и каждая слезинка — как удар ножом в мое сердце. Этот ублюдок Артюх посмел подать на нее жалобу. На мою Квитославу.

— Не думал, что вы так соскучились, — мой голос звучит насмешливо, но руки сами тянутся к ее талии, желая защитить, оградить от всех проблем.

— Это вы? — она поворачивается, и в ее глазах столько боли и разочарования, что мне хочется убить каждого, кто довел ее до такого состояния. — Вы им посоветовали подать жалобу?

Молча беру ее за руку. Она должна понять. Должна почувствовать. Я никогда не причиню ей боль. Никогда.

— Поехали ко мне, — говорю тихо. — Ты все поймешь.

И когда она садится в машину, я знаю — она доверяет мне. Несмотря на свои подозрения, несмотря на страх. И я клянусь себе, что оправдаю это доверие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8

— Неужели вам настолько нечего делать? — его голос, низкий и бархатистый, отзывается дрожью где-то глубоко внутри. — В свои тридцать лет я нахожу более интересные занятия, чем издеваться над наивными полицейскими.

Я стою перед ним, чувствуя, как предательски дрожат колени. Когда я назначала эту встречу, я надеялась на его помощь, на то, что Антон просто признает свою причастность к заявлению. Но его холодный взгляд замораживает все мои надежды.

— Я просто выполняла свою работу! — мой голос звенит от отчаяния. — И теперь у меня проблемы. Я думала... надеялась, что вы поможете.

— Зачем мне это? — он делает шаг вперед, и я ощущаю его присутствие каждой клеточкой тела. От него пахнет дорогим парфюмом и властью. Я не отступаю — не в моих правилах бежать.

— Потому что вы здесь. Потому что дали мне свой номер. Потому что... — слова застревают в горле, когда его руки ложатся на мою талию. Время останавливается. Мир сужается до точки соприкосновения наших тел.

Его губы находят мои, и это не нежный первый поцелуй — это буря, шторм, цунами чувств. Его пальцы зарываются в мои волосы, слегка оттягивая их назад, заставляя запрокинуть голову. Я тону в ощущениях, когда его губы спускаются по шее, оставляя обжигающие следы поцелуев.

Время теряет смысл. Реальность размывается. Он усаживает меня на стол, его руки скользят по моим коленям, поднимаясь выше, и последние крупицы здравого смысла покидают меня.

— Я... я никогда... — слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить.

Он замирает. Его взгляд меняется, становится пронзительным, изучающим. Внезапная отстраненность ощущается как пощечина.

— О чем вы думали, приходя сюда? — его голос звучит хрипло.

— Явно не о том, о чем думали вы! — я соскальзываю со стола, поправляя платье. Унижение жжет глаза.

— Так это правда? О заявлении? — в его голосе проскальзывает что-то похожее на раскаяние, но я уже не верю.

— Не притворяйтесь! Это ведь ваша идея! — горечь переполняет меня. — Или это была проверка? Посмотреть, сможете ли вы соблазнить дочь начальника полиции?

Выбегая из его кабинета, я чувствую, как предательские слезы катятся по щекам. Ненавижу его. Ненавижу себя. Ненавижу свое тело, которое все еще помнит его прикосновения. Ненавижу сердце, которое предательски сжимается при мысли о нем.

Теперь я знаю его настоящего. Знаю, на что он способен. И больше никогда не позволю себе оказаться в его власти. Даже если каждая клеточка моего тела будет кричать об обратном.

Выбегая из здания, я не знала, что мои слова оставили глубокий след в его душе. Что он будет снова и снова прокручивать в голове нашу встречу, пытаясь понять, где совершил ошибку.

Её взгляд преследует меня, словно призрак несбывшихся надежд. В глазах – отвращение, в словах – боль. Квитослава оказалась не такой, как все. Не искала выгоды, не пыталась соблазнить. Она была... настоящей.

Я был слеп в своей самоуверенности. Даже её слезы не тронули моё очерствевшее сердце – я считал это игрой. Когда она призналась в своей невинности, что-то дрогнуло внутри. Впервые за долгие годы я почувствовал... стыд.

Один звонок знакомому открыл мне глаза – она говорила правду. Артюх действительно написал заявление, обвинив её в нападении. Я сам подтолкнул его к этому, небрежно обронив фразу о возможности аннулировать задержание. Какой же я идиот!

И вот теперь, вопреки всякой логике, я мчусь к её дому. Срываю важные встречи, нарушаю собственные правила. Почему? Что я скажу ей? Что это была просто работа? Что мне жаль? Что я не могу выбросить из головы образ её заплаканных глаз?

Правда в том, что я впервые встретил женщину, которая видит во мне не богатого владельца "КВ", а человека. И именно поэтому я не смог воспользоваться её наивностью. Не смог превратить её чистоту в очередной трофей.

Стоя у её подъезда, я чувствую себя беспомощным подростком. Хочется ворваться наверх, объяснить всё, извиниться. Но... может, ей будет лучше без меня? Без моего мира интриг и грязных игр?

Малодушно отступаю. Заказываю цветы с извинениями, убеждая себя, что поступаю правильно. Но кого я обманываю? Совесть не очистить букетом роз. А сердце... сердце предательски сжимается при мысли, что я больше не увижу её искренней улыбки.

Следующие дни превращаются в бесконечную череду встреч, совещаний и попыток забыть. Я погружаюсь в работу с головой, стараясь заглушить голос совести. Каждое утро начинается с желания позвонить ей, и каждый вечер заканчивается малодушным "завтра". Но завтра никогда не наступает.

Десять дней спустя.

Я смотрю на свое отражение в зеркале патрульной машины. Темные круги под глазами выдают бессонные ночи, когда воспоминания о его прикосновениях преследуют меня во снах. Он больше не появляется в моей жизни, но его призрак повсюду — в каждом темном силуэте дорогого автомобиля, в каждом случайном взгляде прохожего.

План «Избегать» выполняется безупречно, хотя сердце предательски сжимается каждый раз, когда мимо проносится черный «Мерседес». Папа, используя свои связи, добился моего восстановления в патрульных. Это не то, о чем я мечтала, но сейчас я благодарна даже за это — работа помогает не думать, не чувствовать, не вспоминать.

— Я клянусь, что буду осторожна, папа, — шепчу я, следуя за ним по квартире. Его широкие плечи напряжены — он все еще не может простить себе, что не уберег меня от встречи с миром, где деньги решают все.

— Куда именно вы собрались? — в его голосе слышится тревога, и я чувствую, как тает лед отчуждения между нами. Подхожу ближе, обнимаю его, вдыхая знакомый с детства запах одеколона.

— Пятнадцать километров от города, папочка. Небольшой отель с охраной. Мы с Олесей будем вместе, Денис заедет на день. Территория огорожена, везде камеры, — я выдаю информацию короткими фразами, наблюдая, как морщинка беспокойства на его лбу постепенно разглаживается.

— Петр проследит за вами ночью, — его слова падают как камни. Я замираю. Петр. Молодой, перспективный. Папин любимчик. Тот, кого отец видит рядом со мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Папа, пожалуйста, — мой голос дрожит. — Не нужно охраны.

— Радуйся, что я не отправляю его с вами с самого начала, — он улыбается, но я вижу стальной блеск в его глазах. — Знаешь, он мог бы стать хорошим мужем. Через пятнадцать лет займет мое место.

— Даже не начинай! — я отступаю, скрещивая руки на груди. Сердце предательски сжимается — не от мысли о Петре, а от воспоминания о других, обжигающих прикосновениях.

Отец подходит к чайнику, его движения медленные, задумчивые. Заваривает чай — старый ритуал, который всегда предшествует серьезным разговорам.

— Квитко, — его голос становится мягче, — когда-нибудь меня не станет. И я хочу знать, что ты будешь в надежных руках. Что кто-то будет любить тебя так же сильно, как люблю я.

Я смотрю в окно, где сгущаются сумерки, и думаю о том, что любовь бывает разной. Есть любовь-защита — как у отца. Есть любовь-привычка — как могло бы быть с Петром. А есть любовь-пожар, любовь-безумие — как те несколько минут в кабинете владельца «КВ». И как выбрать правильно, когда сердце и разум говорят на разных языках?

Глава 9

Антон

Когда в субботу в десять утра звонит Кира, я чувствую, как над головой звенит первый тревожный колокольчик. Если младшая сестра в такую рань уже не спит, это может означать только одно — очередные приключения, из которых мне придется ее вытаскивать, скрывая все от родителей.

— И почему ты не позвал меня с собой? Что, теперь не круто брать младших? Я тоже хотела бы позагорать! Пожалуюсь маме и расскажу, что это ты, а не я, сломал ее колье, когда был маленьким!

Я не понимаю ее претензий. Куда я должен был ее звать? В спортзал? Да ее туда и калачом не заманишь — она начинает ныть, что устала, еще на этапе переодевания. Поэтому, включив громкую связь, кладу телефон на скамейку в раздевалке, натягиваю одежду после душа и слушаю поток сознания, который эхом разносится по пустому помещению.

— Я даже оплачу тебе абонемент и личного тренера, если ты перестанешь клевать мне мозг, — только после этих слов Кира замолкает. Подозрительно надолго.

— Так ты не с Квітославою?

— Сколько раз повторять, что нет?! — хочется сбросить звонок, но я понимаю: Кира знает, где сейчас Квітка. А если она спрашивает, значит, девушка точно не дома. — А где она?

— Пф-ф-ф. Там, где я бы тоже хотела быть. В «Эдеме». Помнишь, мы там праздновали мамин сороковой день рождения?

— Помню, — игнорируя Кирины слова, я задумываюсь: что Квітослава забыла в «Эдеме»? В принципе, ничего страшного. Молодая девушка в свой выходной может быть где угодно, делать что угодно. Но почему-то… Я сбрасываю вызов, пишу, что переношу встречу на понедельник, и, хоть знаю, что пожалею, решаю ехать туда.

Я давно не отдыхал.

Это просто желание отдохнуть. Хочу поплавать, полежать на солнце… Черт! Да я ненавижу лежать на солнце! Я не мама с Кирой, которые могут намазаться кремом и часами болтать о своих женских делах. В прошлый раз, когда я сел рядом, так и не понял, обсуждали ли они косметические процедуры или замышляли убить отца.

Вернувшись домой, снова вижу цветы под дверью. Проклятая девчонка! Я посылаю ей букеты, а она шлет курьеров ко мне! Десять дней. Десять букетов. Я поклялся: сегодня — последний. Больше не отправлю ей ничего.

Но приеду туда.

И плевать. Просто взгляну. Если она продолжит меня игнорировать и делать вид, что не знает, — ее план провалился, и моя жизнь вернется в норму. С этими мыслями я бросаю одежду в сумку, отвечая на очередной звонок сестры.

— Не хочешь объяснить, почему сбросил трубку? Я, между прочим, не договорила! Почему ты не сказал, что она тусит с друзьями Алекса?

— Господи, Кира! Я не знаю, с кем она и в какой компании! Не знаю, кто ее друзья, и уж точно не в курсе, с кем дружит твой Алекс! Откуда ты вообще знаешь, где она и с кем?

— Провела расследование, — ее сердитый голос воскрешает детские воспоминания: Кира с двумя хвостиками топает ножкой и скрещивает руки на груди, когда что-то идет не по ее. Единственная и младшая девочка в семье. Мы воспитали маленького дьявола. Она вертит нами, как хочет. Если у меня с Валентином есть какой-то иммунитет, а мама сама ее этому научила, то отец отдувается за всех.

— Если он там будет, я позвоню, — сбрасываю звонок, когда Кира начинает кричать, чтобы я подождал. Прости, сестренка, сегодня не до тебя. Я сам не понимаю, зачем туда еду, так что брать ответственность еще и за тебя — уволь.

Квитослава

Сбросив платье на шезлонг, закалываю волосы шпилькой, чтобы не намочить, и предвкушаю, как сейчас нырну в прохладную воду. Олеся, потирая руки, косится на Дениса. Я знаю, что в его голове уже созрел план. И все, кто сегодня здесь, это знают. Планировщик из него никудышный — даже обручку он выбирал из тех, что Олеся сама ему скинула.

Оставляю этих голубков наедине и подхожу к краю бассейна, осторожно спускаясь в воду. Размышляю, как убедить Петра, что я ночую в одном номере с Олесей, и как скрыть от него Дениса.

— Ты меня преследуешь? — налетаю на кого-то, отвлекшись на крик с другого конца бассейна. Пытаюсь найти взглядом Олесю с Денисом, надеясь, что она хотя бы притворится удивленной, когда парень на закате сделает ей предложение.

Но его голос я узнаю раньше, чем оборачиваюсь. Антон. Я чувствую его присутствие, не в силах даже пошевелиться. Он придерживает меня за талию, не давая отплыть, и эта близость рождает странное оцепенение.

Я столько дней его игнорировала. Боролась с желанием позвонить и послать к черту. А он… приплыл, карась недобитый! И еще я его преследую?!

— Не я тут распускаю руки, так что не давай волю фантазии. Отойди, — но, несмотря на мои слова, его руки живут своей жизнью. Они заставляют меня развернуться, и, когда наши взгляды встречаются, я изо всех сил сдерживаю глупую улыбку, которая так и норовит выползти на лицо.

— Я получил все твои цветы, это мило, но могла бы принести их сама. Я был бы очень благодарен, — я ищу ответ, но мозг отказывается работать. Антон обхватывает меня за бедра, приподнимает, и я невольно обвиваю его талию ногами. Мы движемся к дальнему углу бассейна, пустому в жаркий полдень. Только теперь, разглядывая его лицо, я замечаю улыбку и чувствую странное тепло внутри. Он никогда не улыбается. — В каком номере ты остановилась?

Сердце колотится от страха и беспомощности. Антон прижимает меня к бортику бассейна, его руки скользят выше. Я не контролирую себя — кожа покрывается мурашками, но я уверяю себя, что это от холодной воды. Он молчит, ожидая ответа, но его взгляд говорит больше любых слов. Под этим взглядом меня бросает в жар, разум испаряется. И только через минуту до меня доходит, *зачем* он спрашивает. Это отрезвляет. Собравшись, я отталкиваю его. Антон не сопротивляется, отплывает, оставляя меня в покое, но продолжает следить за каждым моим движением.

Я не понимаю его.

И себя тоже.

Чувствуя свободу, я плыву обратно, туда, где Олеся услышит, если меня начнут топить.

— Я зайду вечером, — бросает он, будто мы о чем-то договорились. Я гребу быстрее, чтобы не развернуться и не утопить его к черту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не оглядываясь, подплываю к краю, где оставила вещи, и выбираюсь из воды. Наплавалась, хватит. Устраиваюсь на шезлонге, пряча лицо в тени зонтика, и избегаю смотреть на бассейн. Тут же раздается голос подруги, которая, оказывается, все это время мазалась кремом рядом.

— Это он? Тот самый «горячий, как ад, негодяй»? — притворяясь, что ничего не слышу, закрываю глаза, мечтая, чтобы все оказалось сном. Приятным, прекрасным сном. То есть… кошмаром! Ужасным, раздражающим кошмаром. И как только я проснусь, никакого Антона в моей реальности не будет.

Антон

Весь день я не свожу с нее глаз. Вижу, как она веселится с друзьями, замечаю, как мужчины оборачиваются ей вслед, и злюсь, когда рядом появляется какой-то парень.

Я не понимаю себя.

Мои эмоции, желания — все это ново. Раньше такого не было. Но стоит ей появиться, и мои мысли несутся не в ту степь. Пора признать: мне нужна передышка. Отпуск, чтобы выспаться, развлечься с какой-нибудь женщиной и забыть эту девчонку.

Но даже ночью, когда Квітослава с шумной компанией друзей вваливается в холл отеля, я не возвращаюсь в свое бунгало. Иду следом, чтобы узнать, в каком номере она живет. Квітка заходит в комнату на втором этаже, закрывает дверь… и, убедившись, что она одна, я чувствую странное облегчение.

Но я помню того парня, что появился под вечер. Вижу, как он заселяется в соседний номер. Замечаю его взгляд, его попытки быть рядом с ней… и, черт возьми, я завидую. Потому что он может быть рядом, а я — нет. Потому что его она не отталкивает, а меня даже видеть не хочет.

Я точно сошел с ума.

И хуже всего, что я не могу остановиться. Когда часы переваливают за час ночи и свет в номерах гаснет, я стою под ее окнами.

---

**Квітослава**

Выйдя из душа, завернутая в полотенце, я мечтаю рухнуть в мягкую кровать и наконец заснуть. Этот день и без того вымотал. Куда бы я ни пошла, всюду чувствовала его присутствие, его взгляд. Но стоило оглянуться — Антона и след простыл.

Кажется, я схожу с ума.

Кажется, я сама ищу встречи с ним.

И хуже всего, что, оставшись наедине с собой, я готова признать: да, хочу. Но зачем? Я не могу объяснить, почему Савчук не принесет в мою жизнь ничего хорошего.

Уже направляясь к кровати, я слышу стук в окно. Все бы ничего, но мой номер — на втором этаже. Чтобы убедиться, что это моя фантазия и присутствие Савчука в этом клубе сводят меня с ума, подхожу к окну и выглядываю на улицу.

Он стоит внизу, бросая что-то в стекло. Смотрит на меня, и по коже бегут мурашки. Его взгляд прикован к моему силуэту в тусклом свете комнаты. Сначала кажется, что это бред, но чем дольше я смотрю, тем яснее понимаю: Савчук правда здесь. Он правда улыбается, глядя на меня, и, достав телефон, набирает мой номер. Я знаю, что это он, потому что мой телефон на кровати начинает звонить.

Не хочу отходить от окна — боюсь, что он растает в ночной темноте. Но, вспомнив, что Петр в соседнем номере и может услышать звонок, подбегаю к телефону и отвечаю:

— Сновидишь?

— Спустись, — не знаю, просьба это или приказ. Но от его спокойного голоса сердце пускается в галоп, а дыхание сбивается. Не понимаю, как и почему, но этот мужчина влияет на мои реакции. На мои желания.

— Не могу. За мной следят, и стоит двери открыться — меня вернут назад, — не вижу смысла лгать. Ложусь на кровать, закрываю глаза и вспоминаю его… в бассейне. Его широкие плечи, сильные руки, взгляд, устремленный на мое лицо. Ощущение его тела, прижавшегося ко мне, его рук, обхвативших мои бедра. То необъяснимое дрожание внутри, стоило ему лишь приблизиться.

— Прыгай из окна. Я поймаю, — его голос врывается в мои мысли, и я распахиваю глаза, готовая вскочить и выполнить все, что он скажет. Я готова прыгнуть… но понимаю, что это безумие.

Это все потому, что никто до него не осмеливался на такое. Никто не подходил так близко. Это просто гормоны. Но я безумно хочу его увидеть. Хоть и знаю, что это глупо.

— Зачем?

— Ты боишься?

— Единственный, кому тут стоит бояться, — это ты, — его смех разрывает тишину, и я чувствую себя дурой. С самого начала ясно, что я ничего не контролирую.

— Я очень боюсь. И очень жду тебя, — он кладет трубку. Я открываю шкаф, достаю легкое летнее платье, расчесываю мокрые волосы и решаю, что слишком много чести ему будет, если я начну наряжаться.

Но, открыв окно, я чувствую страх. Высота небольшая, но доверия к Антону у меня нет. Однако, понимая, что никогда в жизни не делала ничего подобного, я отталкиваюсь от подоконника, закрываю глаза и молюсь, чтобы он хоть раз не подвел. Если я упаду и расплачусь от боли, это разбудит Петра. Если он увидит, как я сбегаю через окно к мужчине, который на семь лет старше и точно не понравится моему отцу, меня отправят в монастырь.

Я точно пожалею.

Может, это самая большая глупость в моей жизни.

Но я хочу сделать что-то… чего хочу сама.

Конец