Развод по расчету

1

Вернулась в город, который когда-то казался мне центром вселенной, а теперь представляется лишь холодным, безликим фоном для моей разбитой жизни.

Этот рейс из Мюнхена стал кульминацией шести месяцев, проведенных в Германии рядом с уже… бывшим мужем. И год… пронизанный болью, страхом, надеждой и горьким осознанием собственной ошибки.

Помню каждый день в той немецкой клинике, каждый взгляд, каждое прикосновение к его руке, когда он лежал, израненный не только физически, но и душой.

Так и не смог меня простить… Как смириться? Что делать? Просто жить дальше? Не хочу…

Наверное, дело даже не в прощении… Я просто не хочу без него. Слишком поздно поняла это. Хотя знала уже изначально, что притягивает меня к нему невиданной силой.

Такси подъезжает к дому. Сердце сжимается от боли, от воспоминаний, от невыносимой близости к тому, что уже никогда не будет моим.

Вижу окна его квартиры, темные и пустые. Возле его двери вспыхивает безумное желание зайти. Почувствовать запах его духов, хотя бы на миг прикоснуться к тому, что осталось от нашей жизни. Но разум одерживает верх.

Ключ поворачивается в замке. Тишина моей собственной квартиры давит на меня, тяжелая и гнетущая. Бросаю чемодан на пол, сбрасываю ботинки и падаю на диван.

Мягкая обивка, знакомый запах домашнего уюта — все кажется таким чужим… и пустым.

Мой дом рядом с Владом, возле его кровати. Там, на жутко неудобном кресле, но хотя бы в ногах у любимого…

Телефон вибрирует в сумке. Родители… Наверное, Петр уже рассказал моему отцу о том, что произошло. Игнорирую, зарываясь поглубже в подушки.

Не хочу говорить ни с кем. Не хочу слышать их упреки, сочувствие, советы, попытки утешить. Особенно родителей. Если они уже знают об аборте, скорее всего, будет скандал, а я не хочу этого.

Мне просто нужно побыть одной в этой пустоте, в этом одиночестве, которое кажется мне единственным убежищем от боли.

Не знать, как он…

Не знать, что с ним происходит…

Самое ужасное, что может быть. Это усиливает мое и без того невыносимое состояние.

Закрываю глаза, пытаюсь уснуть, но сон не приходит. Только тяжелое, глубокое чувство потери и отчаяния окутывает меня с головой.

Хотя… Ирина осталась там. Наверное, это должно внушать мне спокойствие. С ним остался самый родной человек. Так, он не будет страдать от моего присутствия. Так, возможно, он будет более счастлив и быстрее поправится.

Рука тянется под диван, нащупывает знакомую тяжелую бутылку. Виски.

Мой старый друг, верный соратник в борьбе с бессонницей и тоской. Не спрашивайте, откуда у меня эта нычка. Я и сама уже не помню…

Откупориваю бутылку.

Жжение в горле, резкий вкус, как нож в рану. Слёзы начинают течь непрерывным потоком. Я плачу, не сдерживая себя. От боли, которая, кажется, вот-вот разорвет мою душу.

От запаха именно этого напитка в голову врываются воспоминания, яркие и болезненные.

Влад, его самоуверенная улыбка, его ярко-зеленые глаза… Его руки… Я вспоминаю наши споры, ссоры, манипуляции. Наши последние дни до аборта и до той страшной аварии. Когда я усердно пыталась его отвлечь от подозрений моей беременности своим вниманием.

Тогда… Тогда он, на самом деле, перестал быть холоден. И, возможно, если бы не моя глупость, все бы вышло иначе. Не было бы той аварии. Он был бы здесь. Рядом. Возможно, мы бы сейчас вдвоем распивали его любимый бурбон.

Вспоминаю его лицо, искаженное болью в больнице. Сначала здесь, в Москве. Потом в Мюнхене. Вспоминаю тот страшный день, когда он был мертв почти две минуты. Тогда я и правда умерла вместе с ним. И ожила, когда его откачали.

Помню, как он игнорировал меня в больнице, но я все равно наслаждалась его голосом, когда он смог снова говорить.

И последнее, что я помню… Как он сегодня пытался есть сам левой рукой, лишь бы я не трогала его.

Снова плачу, горькие слезы смешиваются с виски, обжигая лицо.

В полумраке квартиры время течёт медленно, растягиваясь в бесконечность.

Сижу на диване, обнимая почти пустую бутылку, погруженная в свои мысли, в свою боль.

Не хочу никого видеть, ни с кем говорить. Мне тошно. Хочется кричать, биться в истерике, но сил нет ни на что. Нет ни сил, ни желания.

Он просто вышвырнул меня за дверь, и я даже не могу этому помешать. Как и всегда. Я ничего не решаю в этой жизни. И кажется, что я уже привыкла, что мое мнение, мои чувства никогда не учитываются.

Снова делаю глоток. Все плывет. Чувство опьянения не расслабляет, но хотя бы не так больно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

2

Голова раскалывается на части. Солнечный свет, пробивающийся сквозь жалюзи, режет глаза. В горле першит, язык прилип к нёбу.

Остатки виски в бутылке говорят сами за себя. Быстро допиваю, надеясь, что это хоть немного облегчит состояние. Чувствую себя выжатым лимоном.

Да уж...

Выпить больше нечего.

Или есть?

Роюсь по шкафчикам в поисках крепкого. Ни еды, ни выпивки... Конечно, тут никто не жил столько времени, откуда здесь что-то появится?

Включаю телефон. Ох, сколько смс, звонков.

В основном от родителей. Папаша рвет и мечет, наверное.

Сколько я уже здесь?

Дней пять?

«Мирослава, явись в офис немедленно!»

Отправлено позавчера...

Ладно.

Может, пора устроить шоу?

Натягиваю на себя темно-синий спортивный костюм, который хоть немного скрывает мое уже почти прозрачное тело. В магазине беру бутылку Мартини и сажусь за руль.

«Инвестиционные Высоты», я возвращаюсь.

Но ненадолго.

На подземной парковке осушаю с горла живительный напиток и выхожу из машины, прихватывая бутылку с собой.

Сотрудники... в ах*е.

Попроще слова не подобрать.

Делаю поклон знакомым рожам и плыву к лифту.

Слышу разговоры из кабинета отца. Не раздумывая, вхожу, игнорируя все правила приличия и корпоративного этикета.

Удачно.

Отец и Волков-старший здесь.

— Мирослава? — отец вскакивает с кресла, бросая на меня взгляд, полный недоумения и ярости. — Какого черта?

— Что? — поговариваю, стараясь держать равновесие, что удаётся с трудом. — Ты сам меня звал.

Пётр внимательно осматривает меня презрительным взглядом и отворачивается к окну. Кажется, сегодня он более спокоен.

— Какого черта, ты в таком виде? — продолжает истерить отец.

Закатываю глаза, неуклюже падаю на стул.

— Папуль, давай ближе к делу. — протягиваю безразлично. — Я так понимаю, что господин Волков не намерен продолжать сотрудничество?

Волков оборачивается.

— А есть другие предложения?

— Вот видите, как я вовремя... — пожимаю плечами, улыбаясь при этом, и делаю глоток. — Я хочу вернуть свои акции тебе, отец. Не хочу иметь отношение к этому злополучному месту.

— Мирослава, ты понимаешь, что ты несёшь?

— А какая альтернатива? — бросаю нервно. — Тебе явно выгоднее потерять дочь, чем крупного акционера.

Многозначительно смотрю на Петра. Его, кажется, заинтересовало мое заявление.

— Мирослава, — чеканит отец. — Ты ведешь себя неразумно!

Усмехаюсь.

Неразумно...

Как же часто я слышала это слово в свой адрес.

— Вы насильно выдали меня замуж, — бросаю, отпивая глоток. — Насильно развели. И то и то я одинаково не желала. Идите на хер. Мне не нужна ваша сраная компания. Ваш союз всегда был вам важнее, чем собственные дети.

С грохотом ставлю бутылку на стол.

— Вы даже не удосужились ни разу подумать о том, каково нам с Владом, — горько усмехаюсь. — Это всё ваша вина. Вы виноваты в том, что сейчас он прикован к постели!

Хватаю бутылку. Ярость окутывает меня с ног до головы.

А ведь действительно!

Я полгода мучила себя виной за аборт.

Но главная проблема была в отцах. Мы с Владом изначально не должны были быть вместе. А нас свели, как собак на случку, угрожая потерей всего.

— Из-за вас всё это началось, Пётр! — срываюсь на крик. — Вы пришли и заявили о выгодном слиянии. О нашей женитьбе! А ты, отец? Ты, как всегда, заботился только о бизнесе, даже не подумав о том, как мне будет тяжело в браке.

Встаю с кресла, пошатываясь. Опираюсь на край стола руками.

— Я ненавижу вас всех, — цежу сквозь зубы.

Отец подлетает ко мне. Его лицо, полное ярости и презрения, расплывчато мелькает вблизи. Вижу, как он резко замахивается, чтобы ударить меня.

Его рука, тяжелая и быстрая, летит ко мне. Успеваю лишь зажмуриться, ожидая удара. Но его нет.

Открываю глаза.

Передо мной стоит Пётр, его лицо лишено всякого выражения, кроме холодной решительности. Он сжимает отцовскую руку в тисках, словно сломанную ветку.

— Игорь, — произносит спокойно бывший свекр. — ты перегибаешь палку. Это все-таки твоя дочь.

Он держит руку отца крепко, его взгляд полон предостережения. В кабинете повисает тишина, нарушаемая лишь моим сбивчивым дыханием. Смотрю на них обоих, не понимая, что происходит.

— Мирослава, — Пётр поворачивается ко мне, его голос звучит неожиданно мягко. — Тебе лучше уйти.

Отец вырывает свою руку из его хватки и злобно смотрит на меня.

— Да, убирайся! Не хочу тебя видеть!

Отец Влада смотрит на меня внимательно, потом переводит взгляд на отца.

— Но я принимаю ее решение, — строго говорит он. — Если она вернёт тебе долю, то я согласен продолжить сотрудничество.

Неуклюже кланяюсь, едва не свалившись на пол.

— Готовьте документы, — выдавливаю, — Подпишу, и разойдемся, как в море корабли.

Бутылка Мартини, словно единственный верный спутник в этом безумии, повисает на моей руке. Выхожу из кабинета, даже не оглянувшись.

В глазах сотрудников — смесь шока и не скрываемого любопытства. Фыркаю, проходя мимо рядов застывших в немом изумлении коллег.

— Чего пялитесь? — рявкаю я, голос срывается на хрип. — Работы мало, или все здесь гаданиями по гуще занимаются? Возвращайтесь к своим делам, а то на хер всех уволю. Пока могу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Этот крик, хотя и не очень убедительный из-за похмелья, наконец раздвигает застывшие фигуры. Сотрудники, бормоча извинения, рассыпаются по своим местам.

Прохожу намеренно в кабинет Влада, закрываю за собой дверь и опираюсь на нее, пытаясь вернуть дыхание. Комната кружится, но я уже не обращаю внимания.

Мартини уже почти на дне. Делаю последний глоток, после чего бросаю бутылку в мусорное ведро.

Оглядываю кабинет. Здесь все так, как он оставил... Даже, кажется, аромат его одеколона витает в воздухе. К горлу снова подходит ком. Снова слезы.

В Германии я уже думала, что выплакала всю жидкость из организма... Оказывается, она бесконечная.

Удивительно, что Пётр не дал моему папаше ударить меня, хотя несколько дней назад сам протащил меня за шкирку через весь Мюнхен.

Смешно получается.

В браке я боялась пойти против отца и потерять всё, только заикнувшись о разводе. А теперь сама отказываюсь. Но это, кажется, самое лучшее мое решение за всю жизнь. Несмотря на пьяную голову.

Провожу пальцами по холодной поверхности стола. По бумагам, по...

Стоп.

Падаю в кресло, внимательно рассматривая маленький листочек между папок. Аккуратно, как могу, достаю его и читаю одну единственную фразу.

«Может, все же я проиграл?»

Проиграл?

В чем?

Эта записка выглядит, будто просто нацарапанная в глубоких раздумьях.

Это может быть связано со мной?

Может, он уже готов был сдаться?

Подать на развод?

Или... это было до свадьбы?

А может быть, это вообще никак ко мне не относится...

Из мыслей меня выводит противный стук в дверь. С раздражением кричу:

— У нас совещание с господином Волковым! Отвалите!

Охренели совсем, разве не понятно, что я не в духе?

Стук продолжается. В ярости встаю с кресла, засунув записку в задний карман брюк.

Открываю дверь и уже готовлюсь расцарапать морду тому, кто посмел меня потревожить, но замираю.

Илона.

Стоит на пороге, в шоке смотрит на меня.

— Мир, — шепчет она. — Что с тобой? Твой отец позвонил, сказал, что если я тебя не заберу, то он тебя в психушку сдаст. Боже, как же ты похудела...

Даю ей пройти внутрь.

— Всё в порядке, Ло, — отвечаю я, стараясь сделать голос веселым. — Просто развлекаюсь. А папаше не нравится, что я просто наконец-то высказала правду. Приняла решение. Вот и всё.

— Какое решение? — в голосе Илоны слышится недоверие.

— Отказалась от доли в компании. Подпишу бумаги и разойдемся.

Пауза. Затем Илона вздыхает.

— Мирослава... Ты уверена, что это верное решение?

— Всё, что я хочу — это еще выпить.

Шарю по стеллажам с папками. У Влада, сто процентов, здесь должно быть припрятано…

— Мира, — вздыхает Илона, перехватывая мои руки. — Давай поедем к тебе домой и ты расскажешь мне, что случилось. Почему ты вернулась в Москву? И почему мне не позвонила?

— Нечего рассказывать, — отвечаю спокойно. — Влад устал выносить мое присутствие и попросил Петра меня увезти силой. Рассказал ему обо всем.

Продолжаю поиски. Неужели он выпил тот коньяк, который дарили партнеры? Я же помню, как он небрежно поставил его на полку, потому что не любитель...

— Мира, — Илона не унимается. — Пожалуйста, поехали домой. Твой папаша в ярости.

Останавливаю поиски. Недовольно смотрю на нее.

— Я уйду отсюда, только когда они мне бумаги дадут, — цежу сквозь зубы. — Выйду отсюда только без прав на эту компанию. Иди и скажи ему это. А если этот черт старый решит на меня психушку натравить, я на весь офис заявлю, что брак с Волковым был фиктивный. Пусть слухи до прессы дойдут.

Илона молчит, взвешивая мои слова. Её лицо выражает смесь беспокойства и удивления. Она прекрасно понимает, что я говорю правду. Я всегда говорю правду. Даже когда вру, то все равно говорю правду. В своем понимании правды.

— Ладно, — наконец говорит она. — Я скажу. Но ты пообещай мне, что не будешь делать ничего глупого.

— Обещаю, — отвечаю я, хотя сама не уверена, что смогу держать себя в руках.

Илона кивает и выходит из кабинета. Я остаюсь одна. Тишина в комнате давит. Подхожу к окну, глядя на бесконечный поток машин на улице внизу.

Москва...

Город, в котором я родилась. В котором пережила столько боли. Город, который подарил мне любовь. И отобрал ее.

Через полчаса подруга возвращается. На лице у нее усталое, но удовлетворенное выражение.

— Он согласился, — говорит она, садясь напротив меня. — Бумаги готовы. Игорь Степанович был в ярости, но Волков успокоил его.

— Что он сказал? — спрашиваю я, интересуясь реакцией отца.

— Сказал, что не хотел подписывать документы, пока ты пьяная. А так, он уже согласен. Даже сказал, что выкупит у тебя эту долю.

Усмехаюсь. Конечно. Ему же все равно. Его эго и бизнес всегда были важнее всего.

— Ладно, — говорю я. — Пойдем подпишем бумаги и поедем отсюда... в клуб. Нужно отпраздновать мою свободу. И догнаться... А то отпускать начинает.

Взяв со стола пачку сигарет, выхожу из кабинета. Подруга шагает за мной с обеспокоенным видом.

Снова прохожу в кабинет отца. Тут уже и юрист.

Не обращая на присутствующих внимания, останавливаюсь возле стола с бумагами. Пытаюсь прочитать, буквы плывут.

Выпрямляюсь и протягиваю бумаги Илоне.

— Прочитай, пожалуйста, — прошу ее. — Не вижу ничего.

Слышу сдавленный смешок Петра. Юрист предлагает свою помощь, но я останавливаю его рукой.

Пошел ты на хер, ещё обдерешь меня до нитки.

Илона берет бумаги, ее пальцы слегка дрожат. Она начинает читать вслух, но голос ее прерывист, словно она сама не верит в происходящее.

Смотрю на нее, на Петра Волкова, который наблюдает за нами с холодным, оценивающим взглядом. И на отца, лицо которого словно высечено из гранита. Его глаза полны сдержанной ярости, но он молчит, стиснув губы в тонкую линию.

— ... Отчуждение доли в компании «Инвестиционные Высоты» в пользу... — запинается. — В пользу Ильинского Игоря Степановича... за... за сумму... — кашляет. — За сумму, эквивалентную рыночной стоимости...

Она заканчивает читать, голос ее почти не слышен. Тишина повисла в кабинете, густая и тяжелая, как дым от моей только что выкуренной сигареты.

По спине пробегает холодок. Сумма... Я даже не задумывалась о ней. Главное было уйти, разорвать все связи с этим местом.

Петр тихо усмехается. Его взгляд скользит по моему лицу, оценивая мою реакцию. Я не подаю виду. Не сейчас.

— Ну что, не передумала? — спрашивает он, протягивая мне ручку. Его голос ровный, спокойный, но в нем слышится сталь.

— Значит, доли Влада тоже больше нет? — интересуюсь, прикусываю губу.

Волков раздраженно вздыхает.

— Я тебе уже сказал, что он не вернется.

Проглатываю болезненный ком в горле от его слов. Беру ручку, подношу ее к документам, медленно, растягивая момент.

Я чувствую, как взгляд отца прожигает меня насквозь. Он ненавидит меня. Презирает.

Но в то же время он, сто процентов, ощущает облегчение. От того, что их сотрудничество с Волковым продолжается.

Подписываю. Резко, небрежно. Моя рука не дрожит. Я откладываю ручку, встаю, чувствуя себя неожиданно свободной, легкой как пушинка. Словно с меня сбросили груз, который я тащила долгие годы. Хотя не годы... Поменьше, конечно.

— Всё, — говорю я, голос мой звучит твердо, хотя внутри все еще клокочет буря эмоций. — Аривидерчи.

Поворачиваюсь и ухожу, оставляя их в мире богатства, власти и интриг. Илона следует за мной. На улице светит солнце. Я глубоко дышу, вдыхая свежий воздух, и чувствую, как наконец-то начинаю жить.

Но куда идти? Что делать дальше?

Точно. Клуб. Пора продолжать пьянку.

Илона садится за руль моей машины. Только ей могу позволить это. Пока сама... не в состоянии.

— Мира, может, домой? — спрашивает Илона, положив руки на руль.

Недовольно цокаю.

— Ты что, за полгода в монастырь ушла? — бросаю нервно. — Обычно это я тебя из клубов силой вытаскивала.

Илона отворачивается, заводя двигатель.

— Я просто переживаю за тебя, — отвечает тихо. — Мира, ты сломлена, и я вижу это.

— Илона, — более резко проговариваю я. — Ты не видела меня по-настоящему сломленной. Там, в Мюнхене, четыре месяца назад. Минуту и двадцать секунд его сердце не билось. Вот тогда я была сломлена. А сейчас — херня.

Машу рукой, не отворачиваясь от окна.

— Я хочу отдохнуть. Только это отвлекает от того, что я не знаю, что он делает. Поел? Заговорил? Что смотрит по телевизору? Положили ли ему пульт в рабочую руку тупые медсестры? Сделали ли ему массаж? Я думаю об этом каждый день и не могу перестать. Мне страшно из-за того, что я не знаю, что там происходит.

Слезы снова подкатывают, но я их вытираю.

— Ирина же осталась там... — начинает Илона, но я резко ее перебиваю.

— И что? Мне от этого не легче, понимаешь? Я видела его в таком состоянии, что у меня до сих пор перед глазами стоит. Я только начала успокаиваться, радоваться, что он идет на поправку. Появилась надежда. Но меня выдернули оттуда, как слепого котёнка от сиськи оторвали. И я не знаю, как жить без этого.

Машина несется по вечерней Москве. Огни улиц расплываются в нечеткие пятна. Илона молчит, сосредоточенно управляя автомобилем.

Смотрю в окно на проносящиеся мимо дома, лица людей, мелькающие в свете фонарей. Все кажется нереальным, как в каком-то странном пьяном сне.

Внутри меня все еще бушует шторм эмоций. Освобождение от доли в компании, развод — все это кажется таким далеким. Словно произошло не со мной. Настоящей, острой болью остается только Влад. Его образ, прикосновения, его запах — все это живет во мне, мучает, не отпускает. А еще эта невероятная пустота...

Наконец мы возле клуба. Музыка бьется изнутри, проникая сквозь толстые стены. Люди выходят, входят, смеются, танцуют, живут своей жизнью. А я... Я просто сижу оцепенев.

Что я буду делать там, среди этой толпы?

Илона останавливает машину, поворачивается ко мне. Ее лицо в свете фар кажется бледным, уставшим.

— Мира... — она начинает, но я ее перебиваю.

— Я знаю... знаю, — говорю я голосом, который кажется мне чужим. — Ты переживаешь. Но мне нужно... мне нужно отвлечься. Хоть на время. Хоть на несколько часов.

Илона вздыхает.

— Хорошо, — говорит она тихо. — Но не переусердствуй. И пей поменьше.

Вот этого, вообще, не обещаю, подруга.

Выходим из машины. Музыка становится громче. Воздух наполнен запахом сигаретного дыма, духами, алкоголем. Чувствую, как на меня накатывает волна усталости и одновременно — какое-то странное, острое ощущение свободы.

В клубе темно и душно. Музыка оглушает. Я иду за Илоной, пробираясь сквозь толпу танцующих людей. На лицах их — ликование, радость, безумие. Все живут своей жизнью, не замечая моей боли, моего отчаяния.

Находим столик в углу зала. Подруга заказывает два коктейля. Я смотрю на нее, на ее светлое, немного тревожное лицо, и вдруг ощущаю прилив нежности, благодарности.

Она всегда рядом, всегда поддерживает. И это то единственное, что держит меня на плаву в этом безумном вихре жизни. Только... жаль, что и она не может меня уберечь от всего этого ужаса.

— Спасибо тебе, Ло, — шепчу я, поднимая бокал.

— За что? — спрашивает она, улыбаясь.

— За всё, — отвечаю я и выпиваю коктейль до дна.

Горько, сладко, резко... Как и сама жизнь.

3

Музыка грохочет, тела трутся друг о друга. Воздух густой и липкий от пота и духов. Илона что-то рассказывает, но я почти не слышу, вглядываясь в толпу.

Стоп.

Неужели это…

Дима Соколов, бывший однокурсник, с которым когда-то, в студенчестве, у меня был короткий, бессмысленный роман. Стоит у барной стойки, болтая с каким-то парнем.

Да уж… Нормально он потолстел за это время…

Честно говоря, я не любительница «пивного» пуза. Его раньше не было. Он, типа, следил за собой в те времена.

Я перехватываю взгляд Илоны, и мы обмениваемся молчаливым согласием. Хихикаем, указывая друг другу на Диму, потом притворяемся, что занимаемся чем-то совершенно другим.

Это как раз тот самый мой бывший, который жутко бесил Илону. И когда мы с ним расстались, эта дура подарила мне фаллоимитатор.

Кстати, второй раз хвастаюсь, а про судьбу вибрирующей штуки умалчиваю. Так вот… Я принесла его обратно в квартиру Илоны и, пока она не видела, закинула его на шкаф в ее спальне.

Прикол в том, что прошло уже… года три, наверное, а эта обезьяна до сих пор его не обнаружила.

Дима замечает нас. Его глаза останавливаются на мне. Улыбка становится шире. Он прокладывает себе дорогу сквозь толпу, направляется к нашему столику.

— Мира! Лона! — Он присаживается, заказывая что-то у официанта. — Как дела? Не ожидал вас здесь увидеть.

— Миралона, — усмехается подруга, присасываясь к трубочке.

— Привет, — отвечаю я, стараясь придать своему голосу беззаботный тон. — Всё в порядке. Вот решили отдохнуть.

— Давно не виделись, — говорит он, взглянув на меня с пристальным интересом. — Слышал, ты вышла замуж за кого-то бизнесмена. И о… трагедии.

Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Вот оно. То, что мне придется ещё долго избегать.

— Уже развелись, — отвечаю холодно.

— Извини, — сразу говорит он. — Не знал.

Илона протягивает мне коктейль. Делаю глоток, и кажется, что всё вокруг становится немного размытым.

— Ну да, — говорю, стараясь выдержать его взгляд. — В прессу ещё не просочилась эта грандиозная новость.

Дима улыбается, но в его глазах я вижу что-то более сложное, чем просто интерес. Быть может, немного жалости?

Пошел ты!

— Помню, как мы вместе готовились к экзаменам по макроэкономике, — говорит он внезапно. — Ты тогда так упорно гнала на «отлично». Как у тебя дела в компании отца?

— Всё в порядке, — отвечаю равнодушно. — Я сегодня официально стала безработной, как и наша Илонка-тунеядка.

Илона весело толкает меня в бок.

— Помнишь, как мы… — он начинает что-то рассказывать про нашу студенческую жизнь, но я резко перебиваю его.

— Дима. Не будем вспоминать.

Блин, ну реально стыдно вспомнить… Учитывая, что я с ним встречалась. Только Илона помнит, что в те годы он был симпатичнее, чем сейчас.

А если кто-нибудь из посторонних услышит?

Позор будет.

Этот пухлый кабанчик совсем не в моем вкусе.

Он смотрит на меня с удивлением, затем молчит, в его глазах мелькает растерянность. Мы молчим еще несколько минут, попивая коктейли.

Илона разгоняет напряжение, предлагает потанцевать, и я, отбросив напускное безразличие, иду с ней на танцпол. Дима тоже следует за нами.

Всё нормально. Просто оторвемся, как в студенчестве. Много водки, много танцев и дебильные поступки.

Музыка пульсирует в груди, басы вибрируют в костях. Тело само собой движется, подчиняясь ритму, забывая о боли, о пустоте, о жизни.

Илона, смеясь, кружится рядом, её волосы развеваются как пламя. Пью, не замечая вкуса, лишь чувствуя, как обжигающая жидкость скользит по горлу, оставляя за собой приятное тепло.

Один коктейль, второй, третий… Мир вокруг расплывается, краски становятся ярче, звуки громче.

А Димас, оказывается, неплохой танцор.

Он подхватывает меня, кружит, наши тела соприкасаются, и я не чувствую отторжения, только лёгкое головокружение от алкоголя и ритма.

Ну всё, пошла душа в рай…

Смех смешивается с музыкой, образуя какофонию, в которой я нахожу странное умиротворение. Разговоры теряют смысл, слова превращаются в поток звуков, который я воспринимаю как фон к танцу.

Отдаюсь движению, позволяю телу вести себя, забывая о прошлом, о будущем, о том, что меня ждёт завтра. Только сейчас, в этом водовороте музыки и света, я чувствую себя свободной, легкой, как будто все мои проблемы растворились в воздухе, как дым от сигареты, выкуренной ещё несколько часов назад.

Здесь, на танцполе, в этом калейдоскопе огней и звуков, я просто живу. Просто танцую. Просто пью. Просто глушу боль…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4

Свет режет глаза, как осколки стекла. Я пытаюсь открыть их, но каждый миг — это пытка.

Где я?

Последнее, что я помню — танцы, музыка, алкоголь... Затем — темнота. Постепенно сквозь туман в голове проступают смутные образы: Дима... Илона… Какие-то друзья Димы… Или просто посторонние ребята?

Я приподнимаюсь, и мое тело пронзает резкая боль.

А ещё я голая. В полном смысле слова. Паника подступает к горлу, сжимая его в холодном объятии.

Комната незнакомая, но довольно приятная: стильная, с большими окнами, сквозь которые пробивается солнечный свет. Это спальня.

Чья?

Встаю, шатаясь, и обхожу спальню в поисках своих вещей. Нахожу только толстовку и натягиваю ее, чтобы хоть немного прикрыться. Иду к двери.

В зале на полу, свернувшись калачиком, спит Илона. Она в своем платье, волосы распущены по полу, рука лежит на диване. Вид у нее потрясающий. Я не могу удержаться от смеха. Картинка прямо из дешевого фильма: две пьяные девушки в незнакомой квартире.

— Илона, — пинаю её легко ногой. — Ло, подъём!

Она мычит что-то несвязное, прижимаясь к полу. Я повторяю свою просьбу погромче. Наконец, она приоткрывает глаза, смотрит на меня с тупым удивлением, а потом вскрикивает.

— Мирослава! Твою мать! Где мы?

— В незнакомой квартире, — отвечаю я, стараясь сдержать смех. — Рассказывай, где мы оказались и почему я голая?

— А... — Илона потирает глаза, пытается вспомнить что-то. — Мы... Мы вчера... К Диме поехали.

— К Диме? – переспрашиваю я, и внутри что-то сжимается. Не удовольствие, а скорее некое замешательство.

— Да, — Илона кивает. — После клуба. Все втроём. Ты, я и... Дима.

Она показывает на кухню. На столе стоит несколько пустых бутылок абсента. Голова болит ещё сильнее. Беру недопитую бутылку и осушаю остатки. Протягиваю Илоне, она морщится, отказываясь.

— А где сам Дима? — спрашиваю я, снова делая глоток и падая на диван.

Илона с усилием садится рядом.

— Да откуда я знаю? — бросает она, недовольно оттирая грязное платье.

Весело откидываюсь на спинку дивана.

— Класс, как в лучшие студенческие годы! Мне больше интересно, где моя остальная одежда... Трусы, хотя бы...

Неожиданно за спиной слышится знакомый голос:

— Ты свои трусы вчера бармену отдала.

Оборачиваюсь и вижу своего бывшего. Он вышел из душа и выглядит бодрым, как будто и не пил с нами вчера. Так… ну если, я пьяная не увидела в нем сексуального красавчика, то трезвая тем более не вижу.

Илона заливается хриплым смехом.

— Точно, я помню, — говорит она. — Ты их в туалете сняла и притащила ему, в знак благодарности, вместо чаевых.

Бью рукой по лбу. Бедный парень, наверное, психическую травму после этого заработал.

Дима протягивает мне мои штаны. Быстро натягиваю их, стараясь не засветить голый зад.

— Димас, че за фигня? Надеюсь, мы не трахались? — спрашиваю усмехаясь.

— Не-а, — ржёт он. — Но ты очень хотела.

Морщусь.

— Врешь.

— Вру, — кивает.

Улыбаясь, откидывается на спинку стула.

— Нет, Мирослава, мы не… — он запинается, подбирая слова, — Мы просто пили, танцевали… Ты была… немного не в себе.

— Это я заметила, — бурчу я, рассматривая свои помятые штаны.

— А я? — спрашивает Илона.

— Ты тоже была не в лучшем состоянии, — говорит Дима, — Но ты хотя бы одета.

— Здорово, конечно, — язвительно отмечаю, — Чудесное проявление мужской солидарности.

— Я честно не знаю, почему ты разделась, — пожимает плечами парень, — Ты ушла в спальню раньше нас.

Я вздыхаю. Должно быть стыдно... А мне не стыдно... Мне весело. Первый раз за огромное количество времени, мне просто весело и абсолютно все равно.

— Есть ещё что-нибудь выпить? — спрашиваю у хозяина квартиры.

— Мира, может, хватит? — останавливает меня Илона, — Ты уже шестой день пьешь. Ты хоть, что-нибудь ела за это время?

Странно, но моя подруга начинает меня раздражать.

— Илона, с каких пор ты такая правильная стала? — нервно бросаю я. — Мы с тобой каждые выходные зависали в клубах, а сейчас ты ведёшь себя как зануда.

Илона явно хочет что-то ответить, но поджимает губы. Вот и нечего! Я сама прекрасно разберусь.

Дима встревает в разговор:

— Девчонки, не ссорьтесь. У меня есть пиво, будешь?

Положительно киваю. Затем, меня как током прошибает.

— А где моя машина!? — выкрикиваю в ужасе.

— Да на ней мы приехали, пьянчуга, — недовольно произносит Илона, потирая виски. — Тут во дворе стоит.

Дима кивает. Я немного успокаиваюсь и жду обещанный пивасик.

Он разливает в два стакана. Беру свой, делаю большой глоток, холодящий горло. Ох… холодненькое, газированное…

Илона всё ещё смотрит на меня с осуждением, но молчит. Тишина повисает в воздухе, прерываемая лишь шипением в стаканах.

— Спасибо, Димасик, — говорю я, ставя стакан на стол. — Ну, рассказывай. Чем занимаешься после института? Сколько мы с тобой не виделись? Года два?

Дима смеётся. А Илона сдерживает улыбку.

— Мира, он нам всё это вчера рассказывал, — говорит подруга.

— Я ничего не помню. Чего вы от меня хотите? — бурчу. — Расскажи ещё раз, пока я снова не напилась.

Дима, кажется, рад возможности снова рассказать о себе. Он начинает с энтузиазмом, описывая свой небольшой, но успешный бизнес по разработке мобильных приложений. Рассказывает о новых проектах, о трудностях и радостях предпринимательства, жестикулируя и смеясь.

Я слушаю, делая вид, что внимательно слежу за его рассказом, но мысли мои витают где-то далеко, цепляясь за обрывки прошлого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Илона, сидящая рядом, периодически кивает, добавляя короткие комментарии, но в основном, она молчаливо наблюдает за нами. В её глазах я вижу не только дружескую поддержку, но и какую-то скрытую тревогу. Наверное, она беспокоится за меня больше, чем я сама.

— …И вот, представляешь, Мира, мы заключили сделку с крупной корпорацией! — Дима заканчивает свой рассказ, и его лицо светится от гордости. — Это настоящий прорыв для моей компании!

Я делаю ещё один глоток пива, стараясь скрыть свое безразличие.

Зачем я спросила, если мне неинтересно?

Пффф… Ответ очевиден — он мне наливает.

— Поздравляю, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал искренне. — Это действительно здорово.

— Спасибо, — улыбается Дима. — А ты чем планируешь заниматься?

Вопрос задевает меня за живое.

— Ничем, — мой голос звучит непринужденно. — Хочу просто отдыхать.

— Отдыхать тоже хорошо, — кивает Дима, — Может, тебе нужна помощь? В чём-то? Я имею в виду… ты можешь обратиться ко мне, если тебе что-то нужно.

Его слова звучат искренне, и в них нет ни намека на флирт или что-либо подобное. Но блин… серьезно?

Усмехаюсь.

— Спасибо, но... — протягиваю. — Ничего мне не нужно. Денег у меня куча. Возможностей ещё больше... А вот желания что-то делать, пока нет. Хочу просто бухать и наслаждаться свободой.

Слышу, как Илона недовольно вздыхает. Так ладно... Мне начинает надоедать эта компания. Встаю, уже немного придя в себя.

— Ладно, — вздыхаю, хлопая себя по карманам. — Илона, отвезешь меня домой? Я потом, тебе такси до дома вызову.

Илона с недоверием смотрит на меня. Как будто не верит.

— Ты точно будешь дома? — спрашивает она.

Закатываю глаза, допивая остатки в стакане.

— Да, только у меня дома шаром покати, заедем в магазин, — поворачиваюсь к бывшему. — Спасибо, Димасик. Даст бог, свидимся ещё.

Лениво пожимаю ему руку и иду на выход к своей машине. Слишком много заботы, слишком много советов. Просто хочу залечь, чтобы никто меня не трогал.

Илона отвозит меня в магазин. Быстро набираю всякой ерунды и, как обычно, полуфабрикатов. Готовить я не умею и не собираюсь…

Беру несколько бутылок крепкого в придачу. Илона неодобрительно качает головой, но молчит.

Она привозит меня домой, паркует мою Ауди, и я отправляю ее восвояси.

В моей квартире, как всегда, пусто, холодно и одиноко. Включаю музыку, сажусь на диван. Бутылка уже в моих руках. Смотрю в одну точку в окно. Не замечаю города, просто смотрю на небо.

Как он там? Есть ли новые сдвиги? Думает ли, он обо мне хоть немного? Хоть... чуть-чуть? Даже если плохое... Уже было бы хорошо... Лучше, чем если он просто вычеркнул меня и забыл...

Открываю телефон. Нахожу свадебные фото. Мы здесь играем счастливую пару... Может быть, из нас и по-настоящему могло что-то получиться?

Смотрю в основном на него. Так соскучилась по его здоровому цвету лица... Этой надменной усмешке, которая редко сходила с его губ. По его зеленым глазам, которые всегда горели огнем.

Я уже и не могу его такого вспомнить. Полгода... полгода он уже сломлен, но теперь, наконец, появилась надежда на то, что он хотя бы выживет. Страшное и правда позади, и надеюсь, что ему окажут профессиональную помощь, чтобы он и на ноги встал… Даже если я этого не увижу.

Не замечаю, как слезы снова текут из глаз. Тяжело и больно это все…

Музыка гремит в пустой квартире, заглушая мои мысли лишь частично. Я делаю большой глоток из бутылки, чувствуя, как обжигает горло. Алкоголь медленно разливается по венам, принося кратковременное облегчение. В голове всплывают обрывки воспоминаний о Владе. Его улыбка, его глаза, его прикосновения… Все это кажется таким далеким, словно это было в другой жизни.

Телефонный звонок вырывает меня из омута воспоминаний. Смотрю на экран – отец. Тяжело вздыхаю, но отвечаю.

— Да, пап?

— Мирослава, что это значит? — его голос звучит холодно и жестко. — Ты зачем вчера приезжала в офис в таком виде?

— А что случилось? — притворяюсь, что не понимаю, о чем он.

— Ты устроила там цирк! — кричит он. — Ты опозорила меня перед советом директоров, перед сотрудниками. Нашими подчиненными!

— Я просто вернула вам ваши акции, — говорю как можно более невинным тоном.

— Ты понимаешь, что ты натворила? — его голос полон ярости. — Ты поставила под угрозу всю нашу репутацию! Мне пришлось объяснять все совету директоров, ссылаясь на то, что ты просто переживаешь за здоровье своего мужа!

— Отлично, — шиплю в ответ. — Удивительно, что вы с Петром решили утаить про развод!

— Нам не нужна сейчас шумиха, — рычит он. — Но ты — обезьяна с гранатой!

— Да ладно тебе, пап, — отмахиваюсь. — Не преувеличивай. Я просто решила заняться своими делами.

— Какими делами? — он насмехается. — Пить и развлекаться? Я этому тебя учил?

— А что мне еще делать? — огрызаюсь. — Сидеть и оплакивать твоего любимого зятя?

— Хватит, Мирослава, — рычит он. — Я знаю, что ты натворила. И почему произошел развод.

— Я натворила? — переспрашиваю, чувствуя, как во мне закипает злость. — Ты серьезно думаешь, что только я одна виновата?

— Уверен! — кричит он.

— Да? — усмехаюсь. — А кто выдал меня за него? Он насиловал меня! Я забеременела после насилия! Поэтому я сделала аборт!

В трубке повисает тишина. Знаю, что попала в точку.

— Лжешь. Ты бы не стала молчать. Сама виновата, — наконец говорит он. — Ты разрушила свою жизнь.

— Да пошел ты! — кричу я и бросаю трубку.

Слезы брызжут из глаз. Ненавижу его! Ненавижу себя! Ненавижу всё!

Хватаю бутылку и делаю еще один большой глоток. Алкоголь не помогает. Боль не уходит. Она лишь становится сильнее.

Сука!

Правда глаза мне колит. Если бы это было насилие, я бы не стала молчать.

Но почему я постоянно пытаюсь оправдаться?

Почему я должна извиняться?

Или чувствовать вину?

Я не хотела рожать, не хотела детей. Это было мое решение и… Я просто хотела свободы.

5

Неделя. Две. Три. Время растекается бесформенной лужей, растворяясь в тумане алкогольного забытья. Моя квартира превратилась в мрачное убежище. Пустые бутылки — единственные свидетели моего существования.

Телефон завален пропущенными звонками от Илоны, матери и отца. Я игнорирую все попытки связаться со мной. Никому не открываю двери, только кричу, что мне нужно время.

Еда — это полуфабрикаты из ближайшего супермаркета, которые доставляет курьер.

Почти не выхожу из квартиры, задергиваю шторы, чтобы скрыть себя от мира. Мир — это нечто лишнее, нечто, что мне сейчас не нужно.

Дни сливаются в однородную массу — алкоголь, туманные обрывки снов, в которых Влад то улыбается, то истекает кровью.

Моя память начинает подводить: я путаю дни, события, людей. Кажется, что я живу в каком-то сюрреалистическом кошмаре, из которого нет выхода.

Телефон начинает вибрировать в моих руках. Я вздрагиваю, но не сразу отвечаю. Смотрю на экран, сердце бешено колотится. Это он? Нет, это не он. Это просто незнакомый номер. Долго смотрю на экран, прежде чем ответить.

— Да? — мой голос звучит хрипло и тихо.

— Привет, — слышу знакомый голос, который заставляет меня замереть. — Как ты?

Я молчу, не зная, что сказать.

— Все еще пьешь? — продолжает он, слышу в голосе усмешку.

— А что еще остается? — отвечаю, пытаясь скрыть свою боль.

— Может, стоит прекратить? — предлагает. — Ты же понимаешь, что это к хорошему не приведет.

Я закрываю глаза, представляя, как он мог бы сейчас сидеть рядом со мной, обнимать меня, говорить эти слова с теплотой и заботой. Но это всего лишь голос в трубке.

— Попробуй, — снова говорит он. — Я знаю, что ты сильная. Ты справишься.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю, наконец.

— Потому что я всегда это знал, — отвечает он. — И потому что я верю в тебя. Я всегда буду рядом, если тебе понадобится.

НЕТ!

Открываю глаза с душераздирающим криком.

Нет! Нет! Нет!

Не будешь! Не будешь рядом.

Ты… вычеркнул меня!

Утопил!

Уничтожил!

Я больше не понимаю, где сон, а где явь.

Волков повсюду.

Сидит в кресле, смотрит на меня своими пристальными глазами.

Стоит в дверном проеме, окровавленный и злой.

Он шепчет мне на ухо слова, полные ненависти и презрения.

Я пытаюсь убежать от него, спрятаться, но он всегда находит меня.

Он — мое проклятие, мой персональный демон, пришедший, чтобы свести меня с ума.

Сегодня утром или это было вчера?

Время окончательно потеряло свой смысл.

Просыпаюсь на полу, рядом с пустой бутылкой водки. Голова раскалывается, во рту пересохло, в теле — слабость и тошнота. Встаю, шатаясь, и иду на кухню.

Включаю чайник, достаю из холодильника лимон. Завариваю чай. Пью маленькими глотками, пытаясь хоть немного прийти в себя. В голове роятся мысли, одна страшнее другой.

Что мне делать?

Как избавиться от этих кошмаров?

Или хотя бы как перестать пить?

Реальность окончательно теряет свои очертания. Я больше не знаю, где заканчивается кошмар и начинается день.

Или это все еще ночь?

Он протягивает руку и нежно касается моего лица. Я чувствую его прикосновение, теплое и успокаивающее. Морской бриз треплет мои волосы. А Волков щурится с ухмылкой от закатного солнца. Позволяю утонуть в его объятиях.

Но затем снова открываю глаза. Одна, в пустой квартире, окруженная призраками прошлого. Сердце колотится, дыхание сбивается. Смотрю на пустые бутылки на полу и чувствую отвращение к себе.

Знаю, что разрушаю себя. Но не знаю, как остановиться. Не знаю, что дальше делать, если ничего не хочется.

Разве возможно такое? Разве можно было так сильно полюбить кого-то, чтобы самовольно сходить с ума? Все же было совсем иначе. Я ненавидела его. Как так получилось, что теперь я зависима? Как избавиться от этого?

Я всеми силами избегала привязанностей, потому что знала, что это больно, но всё-таки попала в эту ловушку. Отдала свою волю человеку, которого знала буквально несколько месяцев.

Причем не сама, а просто так получилось. Просто накрыло в один момент. Ещё до свадьбы. Но продолжала сопротивляться. Хоть и тянуло к нему, как магнитом. Понимаю, что это что-то ненормальное, но душа продолжает болеть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

6

На четвертую неделю меня вырывает из этого алкогольного ада резкий звонок в дверь.

Медленно, с усилием, поднимаюсь с кровати, оставляя на ней след мятого постельного белья и пустой бутылки из-под чего-то…

Зачем этикетку оторвала?

Через глазок вижу Илону. Ее лицо, обычно сияющее оптимизмом, сейчас выглядит обеспокоенным. Я игнорировала ее очень долго. Даже пару раз послала куда подальше.

На мгновение колеблюсь, но затем, с глухим стоном, отпираю дверь.

Илона врывается в квартиру, как вихрь.

— Ну сколько можно!? — она бросается ко мне, ее глаза полны слез. — Ты выглядишь ужасно!

Отворачиваюсь, пряча лицо в волосах. Запах её духов — легкий, цветочный — резко контрастирует с затхлым ароматом застоявшегося алкоголя и табачного дыма, пропитавшим мою квартиру.

— Уйди, Илона, — шепчу я, голос хриплый и слабый. — Я же сказала, оставь меня в покое.

— Не уйду! — Илона твердо ставит сумку на пол. — Ты уже месяц не выходишь из дома! Твой отец в ярости... Мать тоже плачет. Звонит мне постоянно, беспокоится. Говорит, что попасть к тебе не может. Сколько это будет продолжаться, Мира?

Она подходит ближе, осторожно касаясь моей руки. Ее прикосновение — нежное и тёплое — вызывает во мне странную смесь раздражения и… чего-то еще. Тоски, что ли?

— Да плевать мне на всех, — шиплю я, отдергивая руку. — Пусть хоть сдохнут. Мне всё равно.

Сажусь на диван, хватая с журнального столика стакан с каким-то разноцветным месивом. Это я, видимо, играла в бармена.

Твою мать! Выплевываю противную кисло-сладкую жижу обратно в стакан.

— Не говори так, — Илона садится рядом, обнимая меня за плечи. Ее руки слабенькие, худые, но уверенные. Они словно пытаются прорваться сквозь стену моего отчаяния. — Ты не должна быть одна. Я ни за что не брошу тебя. Можешь снова посылать меня. Хоть убей — не уйду.

Впервые за долгое время чувствую какое-то тепло. Что-то помимо холода отчаяния и липкого ощущения вины. Слёзы наворачиваются на глаза, но я сдерживаюсь, не желая показывать свою слабость.

— Мне нужно выпить, — бормочу я, глядя на свои трясущиеся руки. — Мне обязательно нужно выпить.

Илона вздыхает.

— Мира, нет. Сегодня не будем пить. Пожалуйста. Я принесла тебе суп. Твой любимый, по рецепту моей мамы…

Она достает из сумки огромный контейнер с едой. Аромат просачивается в гостиную, уничтожая тошнотворный перегар. Желудок сжимается моментально. Даже не помню, когда я ела последний раз.

Слежу за ее действиями, опустив плечи. Меня реально колбасит. Невыносимо. Злость накатывает волнами, но я пытаюсь сдержаться. Не могу сорваться на нее. Снова.

Она единственная, кто не пытается меня ни к чему принудить. Хочет только помочь. Я же и это рискую потерять. Последнего человека, который любит меня безвозмездно и искренне.

— Ешь, — приказывает подруга, протягивая мне ложку, которую пыталась отмыть пару минут на засранной кухне.

Нехотя беру прибор из ее рук. Ковыряюсь в ароматном "живительном эликсире", не решаясь попробовать. И есть охота, и тошнит одновременно.

Все же зачерпываю бульон и отправляю в рот. Жидкость обжигает пищевод, как будто организм забыл, что такое горячая еда.

Суп заходит легко, как дети в школу. Не замечаю, как съедаю полтарелки. Расслабленно откидываюсь на спинку дивана.

— Спасибо, — шепчу подруге, прикрывая глаза.

— Мира, — начинает она неуверенно, оглядываясь на дверь. — Тут такое дело...

Не люблю такие фразы. Приподнимаю бровь, ожидая подвох. Илона явно тушуется.

— Твоя мама... — начинает она тихо. — Она нашла хорошего психиатра... И едет сюда...

Молчание повисло в воздухе. Слова Илоны ударили по мне, как кувалдой. Мама… Психиатр…

Я стискиваю зубы, чувствуя, как знакомая волна ярости подкатывает к горлу. Я не готова к этому. Ни к маме, ни к психиатру. Я хочу остаться одна, в своем алкогольном тумане, где всё приглушенно, где нет боли, нет ответственности, нет… Его.

— Нет, — говорю резко, отталкивая от себя ложку. Суп, который ещё минуту назад казался невероятно вкусным, вдруг стал противен. — Не нужно никаких психиатров. Я сама разберусь.

Илона смотрит на меня с беспокойством, но не спорит. Она знает, что сейчас любая попытка возразить только ухудшит ситуацию. Тишина снова наполняет комнату, тяжелая и давящая. Чувствую, как напряжение нарастает во мне, как пружина, готовая сорваться.

— Я устала бороться, — продолжаю, не отводя взгляда от своих рук. — Устала от всего. От Волковых, от отца, от этого проклятого бизнеса, от самой себя. Хочу просто… исчезнуть.

Знаю, что это неправда. Я не исчезнуть хочу. Я хочу, чтобы Влад вернулся. Чтобы боль прошла. Хочу снова чувствовать себя живой. Но признаться в этом другим — стыдно. Хоть Илона и в курсе всего, да и остальные тоже все понимают. Я сломлена. По-настоящему. Сама не справлюсь. Знаю, что не справлюсь.

— Я не дам тебе подохнуть из-за какого-то ублюдка, — говорит Илона тихо. Ее голос твердый, полный уверенности, которая так контрастирует с моей слабостью. — Я молчала. Все время молчала. Когда узнала, как он с тобой поступал, хотела лично ему глаза выцарапать, но он сам себя наказал. Значит, так и должно быть, слышишь?

Она чуть повышает голос, и я даже немного опешиваю от ее злости.

— Не хотела тебе говорить ничего, — продолжает она. — Видела, как ты с ума сходишь от страха за его жизнь, но сейчас я могу сказать. Он — нахер тебе не нужен. Мы с тобой замечательно жили до всей этой истории и будем жить дальше. Пока ты обратно в себя не придёшь. Посмотри на себя! Кем ты стала? Размазня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Наверное, я должна что-то ответить, но слова забиваются комом в горле. Знаю, что она права. Но легче-то не становится.

Рассматриваю ее лицо, стараясь найти хоть намек на фальшь. Не нахожу. Только искреннее беспокойство и… надежда.

— Ты ничего нового мне не сказала, — бурчу под нос. — Думаешь, я сама этого не понимаю? Просто запуталась. Все вокруг только и делают, что пудрят мне мозг. А я не железная.

Позволяю слезам течь. От безысходности. От нежелания что-либо делать. От незнания, как прийти в себя.

— Сейчас Валерия Михайловна приедет, — говорит Илона ровно, — И ты позволишь врачу тебя прокапать, ясно?

Киваю, не в силах произнести ни слова. Голова гудит, тело ломит, а внутри всё сжалось в тугой, болезненный комок.

Илона убирает пустые бутылки, стараясь не смотреть на меня. Чувствую себя униженной, как выброшенная на берег морская звезда. Позорная, беспомощная, отвратительная.

Звонок в дверь прерывает тягостное молчание. Илона открывает, впускает мою мать. Глаза красные, волосы растрёпаны. Она выглядит так, будто и сама на грани нервного срыва. За ее спиной, действительно, вижу мужчину. Вероятно — врач.

Мать проходит в гостиную. Её руки ложатся мне на плечи.

— Пожалуйста, дай нам тебе помочь.

Её слова… Они пробиваются сквозь туман моего похмелья, добираются до меня. Я не хочу выходить из этого состояния. Мне будет ещё больнее переносить эту боль на трезвую.

Мать смотрит на меня с болью. В её глазах отражается мое собственное разрушение, и от этого становится еще противнее. Пытаюсь вырваться из-под её рук, но она держит крепко.

– Отпусти, – шепчу я, чувствуя, как слёзы подступают к горлу.

– Нет, Мира, – качает головой. – Я не отпущу тебя. Не сейчас.

Она наклоняется ко мне и обнимает. Крепко-крепко, словно боится, что я исчезну, растворюсь в воздухе.

Чувствую её тепло, её запах — запах дома, запах любви. И на мгновение мне становится легче. Но лишь на мгновение.

– Я не понимаю, что со мной, – шепчу я, прижимаясь к матери. – Мне кажется, что я схожу с ума.

Мама вздрагивает, но не отпускает меня.

— Григорий Сергеевич поможет тебе, — шепчет она мне на ухо и кивает мужчине пройти.

Обращаю внимание на него. Довольно молодой. Может, чуть старше меня. Взгляд мягкий, но пристальный. Сканирует меня, как зверушку. От этого становится не по себе. Невольно ерзаю на диване.

— Сколько уже употребляет? — спрашивает он скорее у них, чем у меня, но взгляда не сводит.

— Чуть больше месяца, — вздыхает мать.

Фыркаю.

— Откуда ты так уверена? Может, я весь месяц спортом занималась.

Нервно скрещиваю руки на груди, как будто это убережёт меня от нападок.

Врач устраивается в кресле напротив. Записывает что-то. Перебрасывается парой фраз с матерью. Илона в это время уже конкретно принялась за уборку моего логова. А я сижу и понять не могу, почему во мне столько недовольства сейчас. Хочется каждого за шкирку выкинуть отсюда.

Илону особенно. Она прямо сейчас выливает дорогущий виски в раковину. Чувствую, как дёргается глаз.

— Мирослава Игоревна, — обращается ко мне врач. — Я буду рад, если вы начнёте со мной сотрудничать. Иначе я не смогу вам помочь.

Херовый врач, значит.

Крутится на языке, но вслух не решаюсь плюнуть.

— А я буду рада, если вы не будете ко мне на «вы» обращаться, — отвечаю с издевкой. — Разница в возрасте у нас явно не большая.

Взгляд мужчины немного прищуривается, но я вижу в нем некую забаву. Он чуть улыбается и кивает.

— Как тебе будет удобно, — отвечает он спокойно. — Главное, чтобы ты чувствовала себя комфортно в общении со мной. А общаться мы будем очень много.

Обреченно вздыхаю. Тяжело тебе будет, Гриша. Очень тяжело. Тебе попался настоящий варвар, а не пациент. Мать отходит к Илоне, украдкой поглядывая на нас, а Григорий, оказывается, не только наблюдательный, но и решительный.

— Прямо сейчас прокапаемся, — заявляет он, взглядом скользя по разбросанным бутылкам и окуркам, словно оценивает масштабы бедствия. — Но нужно поехать в больницу. Ты употребляешь уже более двух недель, а значит, нужно очень внимательно следить за твоим состоянием.

Нервно мотаю головой.

— Я не поеду ни в какую больницу, — заявляю твердо. — Тут делай. Мне плевать. Хрен вы меня затащите в очередной стерильный ад.

Врач приподнимает бровь, но не выглядит удивлённым. Мать все же подходит ближе.

— Доченька, это всего на несколько часов. Так ведь, Григорий Сергеевич?

Мужчина кивает.

— Плюс, тебе нужно пройти обследование, — добавляет он. — Нужно проверить, как усугубилось твоё состояние за это время.

Челюсти сводит от злости. Я не хочу никуда ехать. Тем более в больницу. Я и так провела в них полгода. Не выдержу даже и дня.

— Я сказала, что не поеду, — цежу сквозь зубы, буравя их взглядом. — Придумывайте альтернативу, либо я нахер вас всех выкину отсюда.

Григорий Сергеевич, кажется, ожидал моего сопротивления. Он спокойно достаёт из сумки планшет и что-то там листает. Его взгляд, хотя и мягкий, излучает настойчивость.

— После длительного периода злоупотребления алкоголем, капельница — наиболее эффективный способ вывести токсины из организма. — говорит он, не отрываясь от планшета. — Месяц — это не шутки. Тебе необходим медицинский контроль, анализы крови, возможно, консультация кардиолога. Риск развития осложнений довольно высок.

Я скрещиваю руки на груди, чувствуя, как злость снова накатывает волной. Полгода в мюнхенской клинике… Эти стерильные стены, запах лекарств, бесконечные процедуры… До сих пор стоит перед глазами бледное лицо Влада, его мучительные стоны… Ни за что! Атмосфера неприятная. Тем более я понимаю, в какую именно больницу меня увезут. И не факт, что они меня там не закроют.

— Я сказала — никуда я не поеду, — повторяю, стараясь говорить ровно, несмотря на дрожь в голосе. — Найди другой способ. Ты сам сказал, что главное, чтобы мне было комфортно.

Илона, которая до этого молча убирала следы вчерашнего пиршества, замирает с тряпкой в руке. Мама сжимает губы, её лицо бледнеет. Григорий наконец отрывает взгляд от планшета и встречается со мной глазами. Улыбка с его лица исчезает.

— Мирослава, — говорит он, голос его становится немного строже, но без агрессии. — Ты сейчас эмоционально неустойчива. Твое решение не основывается на здравом смысле. Отказ от медицинской помощи в таком состоянии крайне опасен.

— А твое предложение — это единственный здравый смысл? — с вызовом спрашиваю я. — Ты приехал сюда, как психиатр, давай лечи здесь. Ставь свои капельницы здесь. Если надо, могу тебе во все банки анализы сдать. Но я никуда отсюда не выйду!

Последние несколько фраз я произношу с расстановкой, прикрикивая. Он молчит несколько секунд, взгляд его оценивающий. Затем медленно кивает.

— Хорошо, — говорит тихо. — Мы рассмотрим альтернативные варианты.

Поворачивается обратно к матери.

— Я напишу список необходимых препаратов, — произносит он. — Сделаем капельницу здесь. Но необходимо место... почище.

Мать кивает и ожидает, пока врач напишет что-то на бумажке, затем передает ее своему водителю. Илона принимается очищать мою спальню. Они с врачом ищут место, чтобы установить капельницу. Ничего лучше не придумали, чем приклеить ее на скотч к стене над изголовьем кровати. Хоть маленький скол краски будет — убью.

Чувствую себя подопытным кроликом, которого укладывают на кровать, запрещая шевелиться. Григорий ловко устанавливает капельницу, его движения уверенные и точные. А прикосновения, хоть и профессиональные, вызывают странное ощущение — смесь дискомфорта и некого неизъяснимого интереса. Когда игла уже пронизывает мою вену, я, на удивление, не ощущаю ничего.

— Комфортно? — спрашивает он мягко, фиксируя иглу пластырем.

— Ты меня проткнул, — шиплю с издевкой. — Какой комфорт?

— Переживешь, — улыбается он. — Главное — не дергайся. Расслабься.

Легко сказать. Выпить хочется, аж чешется всё.

— Давай теперь обсудим график моих посещений, — произносит он, присаживаясь на кровать рядом. — Терапию будем проводить три раза в неделю, но сначала я буду приезжать каждый день. Контролировать твоё состояние.

Отлично. Нафиг я вообще сегодня двери открыла? Вот это внимание мне вообще ни к чему. Народа уж слишком много для меня одной. Да и ещё мужик какой-то ходит по хате.

— В какое время тебе будет удобно? — спрашивает он.

— Не с утра, — отвечаю сухо, отворачиваясь к окну.

Понимаю, что нет смысла сопротивляться. Пусть делают что хотят.

— Тогда буду приходить после обеда, — заявляет он, записывая что-то в своем блокноте.

Долго пишет. Мемуары? Решил написать книгу о чокнутой пациентке, у которой есть всё, а она выпендривается?

Капельница капает монотонно, тихий звук смешивается с шумом работающего пылесоса в гостиной. Воздух в комнате становится тяжелее, начинает клонить в сон. Но Григорий не даёт мне расслабиться.

— Расскажи о себе, Мирослава, — говорит он спокойным, ровным голосом. — Что привело тебя в такое состояние?

Смотрю на него исподлобья, стараясь спрятать всё свое отчаяние за маской безразличия. Слова даются с трудом, язык кажется тяжёлым.

— Развод, — отвечаю равнодушно. — Принудительный брак. Папаша — тиран. Муж... Бывший муж — идиот.

Он записывает это в своём блокноте, его ручка скользит по бумаге мягко и уверенно.

— Расскажи подробнее, — просит он, его взгляд сосредоточен и внимателен. — С самого начала.

Вздыхаю. Рассказывать всё? Зачем? Но почему-то чувствую, что этот молодой человек не просто врач. В нём есть что-то ещё… Какая-то скрытая чуткость, проникающая сквозь его профессиональный фасад.

— Мой отец заключил соглашение о браке с сыном его конкурента, — начинаю я, выбирая слова осторожно. — Я была против. Но противиться им было бесполезно. Поначалу женишок был против тоже. Но потом… Не знаю. Щелкнуло у него что-то, и он принял это всё. И пытался заставить меня принять.

Григорий кивает, не перебивая. Он слушает внимательно, не отрываясь от блокнота.

— Я… Я хотела быть свободной, — продолжаю я, голос мой срывается. — От него. От брака. От ответственности. Пыталась не замечать то, что меня тянуло к нему. Пыталась избежать этих чувств. А потом он попал в аварию. Мне кажется, в этом есть доля моей вины. И после развода… После его решения разорвать всё… Я сломалась.

Григорий записывает последние слова, его рука не дрожит. Он смотрит на меня с сочувствием, но без излишней сентиментальности. В его взгляде нет осуждения, только глубокое понимание.

— Почему ты чувствуешь вину? — спрашивает он тихо.

Потому что полюбила человека, которого не должна была любить.

— Я сделала от него аборт, — признаюсь тихо. — На самом деле. Когда я узнала о беременности, испугалась больше того, что всё может поменяться. Того, что мы… станем нормальными. А это… Это было скучно.

Глубоко вдыхаю, стараясь собрать мысли в единое целое. Трудно говорить об этом, трудно признаться даже себе, что я наслаждалась этим образом жертвы с ним. Этой игрой в кошки-мышки. Изощренная любовь.

— Потом узнала, что он бесплоден. В принципе это и послужило его… аварии. То что я избавилась от… «Чуда».

Последнее слово говорю с пренебрежением, пытаясь скрыть истинную боль.

Григорий молчит, внимательно изучая свои записи. Тишина в комнате становится почти осязаемой, прерывается лишь шуршанием мамы и Илоны за дверью и монотонным звуком капельницы.

Он поднимает на меня взгляд, и в его глазах я вижу не осуждение, а… сочувствие? Или что-то ещё, более сложное, что я пока не могу определить.

— Мирослава, — начинает он наконец, голос его тихий, почти шёпот, — Ты говоришь о принудительном браке, о чувствах, которых ты пыталась избежать, о вине… Но мне кажется, что ты скрываешь что-то ещё. Что-то важное.

Я смотрю в окно, за которым Москва расстилается в вечерних сумерках. Город огнями, шумом, жизнью, а я здесь, в этой тихой комнате, с незнакомым человеком, который пытается разобрать клубок моих мыслей и чувств.

— А что ещё я могу скрывать? — спрашиваю я, голос мой звучит хрипловато.

— Например, почему ты действительно сделала аборт? Ты сказала, что испугались перемен… Но это лишь часть правды, не так ли? Были и другие причины? Может быть, ты подсознательно не хотела ребёнка от мужа? Или… Боялась ответственности за него? За него и за себя?

Я молчу. Его слова задевают что-то глубоко внутри. Он прав, конечно. Испуг был, но не только он. Было что-то ещё… Некая скрытая часть меня, которая не желала привязанности, стабильности, семьи.

Часть, которая наслаждалась игрой, взаимным влечением и отталкиванием, этим опасным танцем на краю пропасти. И аборт был… Неким актом самосохранения, попыткой удержать контроль над ситуацией, над своими чувствами.

— Не знаю, — шепчу я, голос мой дрожит. — Было много причин. Страх, нерешительность, жажда свободы… А может быть, и нежелание связывать себя с ним навсегда. Даже если бы все было изначально хорошо… Я не была уверена, что смогла бы стать хорошей женой и матерью.

Григорий кивает, его взгляд сосредоточен. Он не осуждает, не настаивает. Просто слушает, понимая, что мои слова — только вершина айсберга, что глубоко внутри меня скрывается много неизведанного, много боли и непризнанных чувств.

Капельница продолжает капать, время течёт, а я чувствую, что наконец-то, может быть, начинаю понемногу раскрываться, позволяя себе быть слабой, уязвимой, честной… Самой собой.

— Как складывались ваши отношения? — спрашивает он. — Как он вёл себя по отношению к тебе?

— Он хотел подчинить меня себе, — отвечаю, что первое приходит на ум. — Хотел завербовать меня, как будто. Мы оба любили манипулировать друг другом. Изощренное выражение любви… У него так точно. Его бесило, что я не признаю своих чувств к нему. Видел меня насквозь, поэтому действовал сам, а меня бесило, что он так ловко меня получает.

— Твоя мама… — начинает он тихо. — Она сказала мне, что подозревает у тебя «стокгольмский синдром». Возможно такое?

Усмехаюсь. Отрицательно веду головой.

— Это когда жертва проникается к маньяку? — переспрашиваю с улыбкой. — Наврядли. Я просто заявила родителям, что он насиловал меня. Но какое это насилие, если я хотела его, как бешеная, но не хотела его радовать тем, что он добился своего.

Врач приподнимает бровь и задумчиво потирает подбородок, его взгляд сосредоточен. Кажется, он обдумывает мои слова, сопоставляет их с тем, что уже знает.

— Интересно… — наконец произносит он. — А как же авария? Ты сказала, что чувствуешь вину… Но почему? Если вы оба играли в эту игру… То кто здесь жертва, а кто манипулятор?

Я немного поправляю подушку, чтобы не сбить капельницу. Его вопросы остры, как лезвия, они раскрывают новые грани моего состояния, заставляют меня видеть ситуацию с других сторон.

— Авария… — говорю я, голос мой спокойнее, чем был несколько минут назад. — Он всегда был холодным и расчетливым… Но в том моменте… Он стал уязвим.

— И ты чувствуешь себя ответственной за его поступки? — спрашивает он, его тон мягкий, но в глазах я читаю внимательное наблюдение.

— Да, — отвечаю я, не скрывая ничего. — Я чувствую себя ответственной… За всё. За то, что он хотел быть со мной, за то, что не дала ему ни единого шанса, за то, что он теперь в Мюнхене восстанавливается без моей помощи...

— А что бы ты сделала, если бы знала о его бесплодии раньше?

Задумываюсь. Это вопрос, на который нет простого ответа. Если бы я знала… То, возможно, всё было бы иначе. Возможно, я бы повела себя по-другому. Но что бы это было? Не найти ответ. Игра в кошки-мышки продолжалась бы, но правила, возможно, изменились бы.

— Не знаю, — шепчу я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. — Может быть, я бы попыталась найти счастье с ним… Но я не уверена. Возможно, была бы еще более жестокой. Переняла бы на себя манипуляции. Отыгралась бы по полной. И в этом была бы моя трагедия, и его…

Удивительно, как просто я рассказываю ему о том, в чем сама себе боялась признаться.

Я всегда была такой. Пользовалась чужими чувствами ради собственной выгоды. Даже самые хорошие парни, которые уделяли мне внимание, страдали от меня. Наверное, поэтому в двадцать пять лет я до сих пор не нашла того, кто вынес бы меня.

Волков просто оказался чуть сильнее остальных. Понял, как меня приструнить. Мне это и нужно было. Отдать ему свою волю. Отдать себя мужчине. Властному, непоколебимому. Тому, кто будет меня удерживать от дебилизма силой, но все же я и тут его обыграла. Не вынес... Ну и черт с ним.

Капельница пуста. Гриша спрашивает меня о моем самочувствии, убирая иглу. Чувствую себя... в порядке. И на удивление, как будто в башке все встало на свои места. Я тот ещё демон. И надо лечиться. Иначе я так никогда никому не буду нужна.

Психиатр аккуратно убирает использованные инструменты, его движения плавные и уверенные. Он, кажется, доволен сегодняшней сессией. Или, по крайней мере, старается это показать.

Его взгляд, однако, всё ещё пристальный, изучающий. Я лежу на кровати, чувствуя странную смесь облегчения и пустоты.

Рассказать всё — это как вылить из себя ведро грязной воды, но на дне остается осадок, неприятный и липкий. Осадок неуверенности в себе, в своих поступках, в своем будущем.

— Мирослава, — говорит он наконец, нарушая тишину, — ты удивительно откровенна. Многие пациенты скрывают гораздо больше, чем ты рассказала за эти пару часов. Это, безусловно, положительный момент. Но откровенность — это только половина пути. Теперь нужно разобраться с последствиями твоих действий и, что важнее, научиться жить дальше.

Он поднимает на меня взгляд, и я чувствую, как под ним, моя легкомысленная маска трескается. Стараюсь держаться спокойно, но внутри всё ещё бушует шторм.

— Что дальше? — спрашиваю я, мой голос едва слышен. — Жить-то по-прежнему не хочется…

Не договариваю, но он понимает. В его глазах я вижу отражение собственной пустоты, своего бессилия перед навалившимися проблемами. Он молчит некоторое время, как будто подбирая правильные слова.

— Мы это исправим, — уверенно и с улыбкой отвечает он. — Я подумываю о сеансах когнитивно-поведенческой терапии. Разберем твои жизненные установки и перекроем их на нормальный лад. Предупреждаю сразу, что быстрого результата лучше не ждать. Всё будем делать постепенно.

Вздыхаю. Ерунду какую-то навязывает мне. Поведенческое когн... что-то. Первый раз слышу. Этим мозгоправам лишь бы побольше денег выкачать...

— Как скажешь, — отвечаю безразлично. — Если поможет — машину тебе подарю свою.

Григорий усмехается.

— Не спеши разбрасываться обещаниями, — произносит он. — Можно и пожалеть.

7

— Может уже остановишься?

— Не хочу… — мотаю головой.

Поднимаю взгляд. Изумрудные глаза смотрят в душу.

— Да и зачем? — шепчу с горькой усмешкой. — Ты со мной, рядом…

— Ты же понимаешь, что я лишь плод твоей отравленной алкоголем башки.

Поджимаю губы, утыкаясь лбом в колени.

— По-другому я не увижу тебя таким… живым.

Фыркает.

— Мне кажется, ты долго не протянешь, — говорит он.

— Откуда ты это знаешь? — огрызаюсь я, поднимая голову.

— Потому что я часть тебя, Мирослава, — смеётся Волков. — Если ты не начнёшь лечиться, то скоро сдохнешь, и тогда… Мы с тобой уже точно никогда не увидимся.

— Оставь меня в покое, — шепчу неуверенно.

— Разве тебе не одиноко? — насмехается он. — Разве тебе не нужен я?

— Мне нужен покой, — отвечаю я. — И чтобы ты исчез из моей жизни.

Он снова смеется, этот жуткий, леденящий душу смех.

— Я уже исчез из твоей жизни, просто это ты не можешь отпустить меня, — протягивает ко мне руки. — Иди ко мне, малышка. Ты же хочешь этого.

Смотрю с опаской. Больше пугает то, что в глазах читается такая безграничная нежность, что с ума можно сойти. От ненависти до любви — один шаг. И я никак не могу шагнуть обратно.

Льну к нему. Ощущаю жар его твёрдого тела. Чувствую, как перекатываются мышцы под тонкой растрёпанной рубашкой. Даже запах… Его аромат. Все это вызывает безумную тоску.

— Ты моя, — шепчет мне в волосы, обжигая горячим дыханием. — Всегда была и будешь.

Слёзы наворачиваются на глаза.

— Не хочу, — выдавливаю через силу. — Не хочу быть твоей. Это больно. Очень больно… Я больше так не могу.

— Знаю, — усмехается он, отстраняясь. — Но ты сама это выбрала.

*****

— Я не хочу говорить о снах. Они слишком… личные.

Григорий качает головой, раскинувшись на кресле напротив меня.

— Именно поэтому я хочу о них услышать, — отвечает он. — Хочу узнать тебя настоящую.

Я смотрю на него. В его глазах нет осуждения, нет насмешки. Только искреннее желание понять.

— Хорошо, — говорю я. — Сегодня мне снова снился он.

Его лицо становится серьезным.

— Муж?

— Мой бывший муж, — поправляю я. — Галлюцинаций больше нет, но он приходит ко мне во снах. Говорит со мной, прикасается.

Замолкаю, не в силах продолжать. Слишком тяжело говорить об этом. Слишком больно. Особенно учитывая, что я несколько дней после того, как за меня взялись, начала слышать голоса в голове. Думала всё — капут пришел. Ломало меня короче не по-детски. Оказывается, когда резко бросаешь пить, может настигнуть «белочка».

— И что он говорит? — тихо спрашивает врач.

— Что я никогда от него не избавлюсь, — трепещу я, пытаясь сдержать болезненный ком в горле. — Что я только его...

— Я не зря сказал, что сны — это отражение наших собственных страхов и желаний. Ты сама понимаешь то, что все зависит от тебя, поэтому страдаешь от его присутствия в голове. Смотри, галлюцинации были только с его участием. Сны — тоже не дают покоя. Это все — твое подсознание, зацикленное на нем.

Не могу принять тот факт, что он не хочет быть со мной, поэтому мое подсознание выдает обратное… Это я и так понимаю.

— Не знаю, как отпустить.

Врач задумчиво водит ручкой по листку, обдумывая мои слова.

Такой спокойный…

Правда, внушает доверие. Кажется, действительно может помочь мне. Или… хотя бы не смотреть на меня с укором, как те медработники в психушке.

Меня когда накрыло первый раз, я на Илону орала здесь как резанная. Слышала голос Волкова в голове и в истерику впала, обвиняла ее в том, что это она издевается надо мной.

Честно говоря, я чуть в окно не сиганула от страха и гула в голове. Вот моя надзирательница и не выдержала. Увезли меня. Посадили на «цепь». Ну, точнее, просто к койке привязали, как умалишенную. Вкололи добрую дозу транквилизаторов, так я и провалялась там неделю на пресных харчах.

Гриша — мой единственный свет в конце тоннеля был все это время. Так переживал за меня. Ну, не знаю, может, моя мать ему просто оплачивает большую часть ипотеки, но это не столь важно. Главное, что он каким-то магическим образом привел меня в чувства с помощью препаратов и постоянных разговоров.

Вспоминать тяжко… Это было ужасно. Самое страшное, что происходило конкретно со мной за всю жизнь. Когда ты не хозяин собственному разуму, то ты потерян. Полностью и целиком. Страшнее физического насилия может быть только моральное.

Ну, главное, что все обошлось. Когда мне стало лучше, я слезно умоляла вернуть меня обратно домой и продолжать лечение тут. Как изначально и было обговорено…

— Расскажи мне, что ты чувствуешь, когда просыпаешься после этих снов? — наконец произносит Григорий. — Какие мысли у тебя возникают?

Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить. Страх, конечно… Но… это не мешает мне наслаждаться этим. Понимаю, что не хочу, чтобы он исчез бесследно. Знаю, что это ненормально и я больна. Но я просто не могу привыкнуть к мысли, что все кончено.

— Страх, — отвечаю наконец. — И… и радость, что хоть так он рядом.

Врач кивает.

— Нельзя жить иллюзиями, Мирослава, — говорит он.

— Я боюсь, что упустила самое важное, — говорю я, голос дрожит.

Он немного приближается, берет мои руки в свои.

— Не надо так говорить, — говорит он. — Ты не можешь изменить прошлое. Все, что ты можешь сделать, это изменить свое отношение к нему. Ты не должна винить себя за свои решения. Да, это понесло ужасные последствия… Но нужно жить дальше. Взять себя в руки и сделать определенные выводы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его слова звучат как мантра, как заклинание. Я повторяю их про себя, пытаясь поверить в них.

— Я… я пытаюсь, — говорю тихо, чувствуя ком в горле. — Но… не получается. Не могу переубедить себя.

Он отпускает мои руки, снова берет ручку и блокнот.

— Давай начнем записывать все, что с тобой происходит, — говорит он. — Это поможет нам понять, какие именно убеждения лежат в основе твоего подсознания. Записывай ситуацию, мысли, которые у тебя возникают в голове, и свои чувства.

Беру из его рук принадлежности. Сердце все еще колотится, но я чувствую себя немного спокойнее. Может быть, все не так безнадежно, как мне казалось…

Хотя идея записывать чувства сложнее, чем кажется. Я никогда не умела красиво говорить… Ну, только если это не касается работы…

— Пиши все как есть, — врач будто читает мои мысли. — Не приукрашивая, не задумываясь о грамматике. Высказывай все, что лезет в голову.

Делаю глубокий вдох. Пальцы скользят по бумаге, ручка дрожит.

Что я чувствую? Страх, да. Но ещё… Какое-то болезненное, извращённое облегчение.

Как будто частица меня, давно похороненная, вдруг ожила. Частица, которая до сих пор тоскует по нему, по той тёмной, всепоглощающей страсти, притяжению… По нему всему. Запах, вкус его тела… Все это сидит в памяти основательно, что даже сны передают всю картину прежнего его.

Начинаю писать. Бессвязные обрывки воспоминаний, как осколки разбитого зеркала.

«Мне… страшно. Но… одновременно с этим чувствую, что я не одна. Он… рядом. Живой, здоровый, и все такой же нахал и редкий говнюк», — пишу я, и слова кажутся бредом.

Поднимаю взгляд, наши глаза встречаются. В взгляде Григория — понимание и… что-то ещё. Теплое… успокаивающее.

Сочувствие? Или просто профессиональный интерес?

— Продолжай. Не бойся быть честной. Это важно, — говорит он, его голос становится тише, почти интимным.

Снова вздыхаю. Опускаю глаза на свой кривой от дрожащих рук почерк. Слёзы медленно затмевают взор, и я спешу их смахнуть, чтобы не намочить хрупкую бумагу блокнота.

«Я боюсь, что он навсегда останется инвалидом… Боюсь, что будет всю жизнь винить меня в этом…»

Тишина заполняет гостиную. Лишь черкание ручки по листу и шорох в коридоре нарушают ее. Психотерапевт внимательно наблюдает за мной. Молчит. А я пытаюсь разложить хаотичные мысли по полочкам.

«Я никогда не прощу себе этого…»

Отрываюсь от писанины. Откладываю все в сторону.

— Только больнее становится, — бурчу под нос.

— Это самоанализ, — отвечает мужчина. — Ты выплескиваешь все на бумагу и вместе с этим обдумываешь все. Тебе нужно научиться смотреть на свои проблемы со стороны.

Врач тянется к своему портфелю. Достает оттуда несколько пачек с таблетками. Из каждой достает по одной.

— Это новые, — поясняет он, указывая подбородком на таблетки. — Я немного внёс коррективы в твое лечение. Уменьшил дозу, чтобы ты всегда пребывала в здравом сознании. Нам ведь нужно выведать твои настоящие мысли, а не те, что приходят от алкоголя и транквилизаторов.

Хорошо, если так…

Эти жесткие уколы, которыми меня «обезвреживали», вызывают неестественную эйфорию и просто блокируют все живое… А таблетки — тихий ужас. Как будто тупо снотворное давали, чтобы поменьше внимания привлекала…

Почему-то сейчас, после слов Григория, мне хочется их выпить. Хочется верить ему, доверить мою жизнь в его руки. Впечатление он такое производит… Будто это не просто работа.

Тянусь к разноцветным «пуговкам», которые он выложил на столе, и медленно пью их, одну за другой.

— Молодец, — улыбается мужчина, протягивая мне очередной стакан воды. — Я рад, что ты так ответственно подходишь к лечению.

Мне и есть не надо с таким плотным завтраком. Одни таблетки и вода уже занимают большую часть желудка.

— Поступим так, — делает паузу, что-то обдумывая. — Пиши все время. Каждую деталь. Как я сказал: ситуация – мысли – чувства. Потом будем разбирать все по полочкам вместе, согласна?

Я снова беру блокнот и киваю.

Понятно, это типа вести свой дневник, только дневник эмоций. Думаю, справлюсь. Мне очень хочется верить, что справлюсь.

— Спасибо, — шепчу еле слышно.

Он кивает с лёгкой улыбкой и уходит, оставляя меня одну с моим новым делом. Наблюдать за своими реакциями.

Илона возвращается с работы всегда приблизительно через пару минут после его ухода. Всегда запыханная, как будто боится оставить меня одну хоть на секунду. Конечно, то, что она видела, врагу не пожелаешь.

Представьте картину: вы сладко спите, пуская слюни на подушку, но тут вас будит лучшая подруга-алкашка и орет не своим голосом, обвиняя в том, что вы спокойно не дали ей принять душ. Якобы она слышала стук в дверь.

Именно это Илона и услышала в тот день от меня. Потом голос в голове добавил мне безумия. Я готова была порвать ее на части за то, что она якобы включала диктофон с записью… До сих пор помню ее шок. Даже не знаю, что творилось тогда внутри нее.

— Как прошло? — спрашивает она, проходя в гостиную и расслабленно устраиваясь на диване рядом.

— Как всегда, — отвечаю безэмоционально. — Информативно, но не особо действенно.

— Всему свое время, — отмахивается подруга.

Вижу, как она поджимает губы от беспорядка на столике: разбросанные листы бумаги, пролитая вода, таблетки.

— Я уберу чуть позже, — произношу тихо, понимая, что она заколебалась за это время убирать за мной, как за ребенком.

Она взяла на себя какую-то странную роль няньки, домработницы и поварихи в моей квартире. С одной стороны, я в ужасе. С другой — ее присутствие спасает меня от одиночества. На самом деле мне плевать на порядок. Я никогда не была отличной хозяйкой… Да и хорошей тоже. Но так как в мою квартиру частенько наведываются гости теперь, приходится хоть немного поддерживать чистоту.

— Что там красавчик-психотерапевт? — подмигивает подруга. — Есть хоть какие-нибудь продвижения?

— Не начинай, — обрубаю.

Закатываю глаза. Стоило раз сказать ей, что мы с ним прекрасно ладим, так она задолбала меня. Везде ей романтика мерещится.

8

Просыпаюсь от ощущения чьего-то взгляда. Не могу понять сразу, где я. Комната кажется чужой, незнакомой. А нет… Всё мое. Моя спальня. Илона оставила после себя мятый след на постели и определенно уже свалила на свою суперработу.

Воспоминания о сегодняшних снах нахлынывают, как грязная волна. Такое чувство, будто мы с Волковым каждую ночь пытаемся подойти к интимной близости. И я даже во сне не могу спокойно отдаться чувствам. Постоянно просыпаюсь на самом интересном…

Сажусь на кровати, чувствуя, как покалывают кончики пальцев. Лекарства. Проклятые новые таблетки.

Ладно. Может, это просто неприятный эффект от смены препаратов.

На ватных ногах иду в душ. Помыться не мешает. Каждый день это делать у меня не хватает сил. Но раз в пару дней совсем неплохо.

А напор воды оставляет желать лучшего. Стою под еле тепленькой водичкой. Освежает так, что вся дурь из башки выходит.

Как же хочется в горячую ванну, с пеной, с аромамаслами, морской солью. Я бы все на свете туда добавила, лишь бы уже избавиться от этой сухости кожи. В нашем доме какая-то проблема с водоснабжением уже неделю. Напор ужасный, горячей воды почти нет.

В психушке и то условия получше были…

Распариться хорошенько, обернуться в мягкое полотенце, лечь в прохладную мягкую постель и залипнуть на какой-нибудь фильм.

И что, это не мечты адекватного человека?

Я уже полностью здорова, раз мечтаю об этом в душе, а не ищу глазами, чем бы себе полоснуть вены.

На завтрак меня ожидает очередная каша. Спасибо, Илона, что следишь за моим питанием, будто собираешься отправить меня в космос…

Не спеша наполняю то, что осталось от моего желудка, записывая каждую мысль в блокнот. Стараюсь выкладывать все без прикрас и не скрывать ничего. Пусть мой новый мучитель пытается разобраться в этом «бреду шизофреника».

А вот и мучитель. Услышав неприятный звонок в дверь, впускаю психиатра. В руках у него уже привычный мне потертый портфель. Столько денег получает и не может обновить? Выглядит свежим, отдохнувшим, в отличие от меня. Конечно, он же принимал теплый душ.

— Доброе утро, Мирослава, — говорит он мягко, присаживаясь на излюбленное кресло в гостиной. — Как себя чувствуешь?

— Как всегда, — отвечаю сухо, протягивая ему чашку кофе. — Под кайфом.

Он слегка хмурится.

— Я понимаю, что переход на другие препараты может вызывать разные реакции организма, но оно необходимо на данном этапе.

Благодарно кивает и перехватывает кружку из моих рук.

— Необходимо кому? Тебе? Или моему отцу, который платит за мое лечение?

— Тебе, Мирослава, — отвечает Гриша, не отводя взгляда. — В первую очередь, это необходимо тебе. Что тебя беспокоит? Расскажи.

Молчу. Смотрю на него в упор, пытаясь понять, что он на самом деле думает.

— Что в папке? — спрашиваю, указывая на нее подбородком.

— План твоего лечения. Мы наконец начинаем когнитивно-поведенческую терапию. Вернем контроль над жизнью.

— Контроль? — усмехаюсь, падая на диван. — У меня никогда его и не было. Я всегда была пешкой в чужой игре. Сначала отца, потом мужа… бывшего. Теперь вот — твоя?

В его глазах вспыхивает искра раздражения.

— Я не играю в игры, Мирослава, а пытаюсь тебе помочь. Но если ты передумала сотрудничать...

— Я сотрудничаю, — прерываю его. — Я здесь, разве нет? Пью твои таблетки, пишу записи. Что еще нужно?

Он берет мою руку в свою. Его прикосновение обжигает кожу.

— Нужно набраться терпения.

— Это невозможно, — шепчу я, чувствуя, как внутри меня поднимается волна отчаяния. — Я уже не могу это выносить. Все здесь меня раздражает. Я хочу свалить из этой чертовой квартиры куда-нибудь далеко. Хочу жить нормально. Может, это значит, что уже никакие твои эти «штучки» мне не нужны?

— К сожалению, этого мало, — говорит он, сжимая мою руку сильнее. — Пойми, что эйфория от свободы, от другой местности не продержится долго. Твои предрассудки все равно догонят тебя. И все будет по-новой.

Понимаю, что он прав. Конечно, нет гарантии, что под тот фильмец на прохладной постели я не открою очередную бутылку крепкого.

— Что будет сегодня? — пытаюсь сменить тему.

— Сегодня мы поговорим о твоей семье. О родителях.

— Я не хочу, — говорю тихо, но твердо.

— Я знаю, — отвечает Григорий. — Но это необходимо.

Он открывает папку и достает оттуда листок бумаги, готовится что-то писать.

— Расскажи о своем отце, — просит врач. — Расскажи о ваших взаимоотношениях.

Да что тут рассказывать? Ледяной взгляд, стальные нервы, империя, построенная на костях и сделках взамен своей дочери.

Разве это можно уместить в пару предложений?

— Не думаю, что это имеет какое-то отношение к моему... состоянию, — говорю я, стараясь придать голосу уверенность, хотя внутри все дрожит.

Врач не отступает. Его взгляд по-прежнему мягок, но в нем чувствуется настойчивость.

— Мирослава, все в твоей жизни взаимосвязано. Твои отношения с родителями, с мужчинами. Твои... нынешние переживания. Все это — части одного целого. Чтобы двигаться дальше, нам нужно разобраться в каждой из этих частей.

— Хорошо, — сдаюсь я, чувствуя, как в горле пересыхает. — Что именно ты хочешь услышать от меня?

Григорий слегка улыбается, словно победил в маленькой битве.

— Расскажи мне о своем первом воспоминании, связанном с отцом. Что-то, что ярко врезалось в твою память.

В голове всплывает картина: мне лет пять, я стою в огромном кабинете отца, залитом солнечным светом. Он сидит за массивным столом, окруженный горами бумаг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тогда он пытался удержать на плаву только-только открывшееся банковское дело. Времена тяжелые были. Конкуренция Давида его, как таракана.

Я тянусь к нему, пытаясь привлечь его внимание, но он лишь отмахивается, не отрываясь от работы.

«Не мешай, Мирослава, я занят. Станешь хозяйкой империи, поймешь», — говорит он ледяным тоном. И я отхожу, чувствуя себя маленькой и ненужной.

— Мне было около пяти лет, — начинаю я, голос дрожит. — Я помню, как хотела показать отцу свой рисунок. Но... его интересовали только мои аналитические способности. Он с самого детства растил меня только как наследницу, финансиста, бизнес-леди. После института он поставил меня управлять страховой компанией. После объединения компаний, доверил автоломбард. Короче, таскал меня по всем своим отраслям, готовил к неизбежному.

Врач внимательно слушает, не перебивая. Его взгляд — единственное, что поддерживает меня в этот момент.

— И как ты себя чувствовала тогда? — спрашивает он тихо.

— Одиноко, — отвечаю я, чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Я всегда чувствовала себя одинокой рядом с отцом. Одинокой и обязанной соответствовать.

В комнате повисает тишина. Только слышно, как тикают часы на стене.

— Это очень важный момент, — говорит Григорий, наклоняясь ко мне чуть ближе. — Твое чувство одиночества, твоя потребность во внимании отца. Все это могло повлиять на твои дальнейшие отношения, на выбор партнера. Возможно, то, что отец отталкивал тебя, и повлияло на то, что ты сейчас отталкиваешь от себя всех.

Я смотрю на него, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Спешу напомнить, что Волкова я не выбирала. Его, опять же, выбрал мой отец.

Он пожимает плечами.

— Но ты ведь полюбила его, — произносит он, внимательно глядя на меня. — И все равно продолжала отталкивать. Боялась довериться. Привязаться. Ты боишься, что тебе снова причинят боль, отвергнут, так же как отвергал тебя твой отец. Поэтому ты выбрала ни с кем не сближаться.

Отмахиваюсь. Это я и так знала, еще до брака. Мы даже как-то об этом разговаривали с ним. Хотя... Волков и правда уделял мне больше заботы, чем собственный отец. Даже когда на свадьбе меня чуть не убили, только Влад не отходил от меня в больнице. А папаша так и не соизволил прийти.

В голове снова возникает образ Влада. Его жесткий взгляд, властный тон, его умение добиваться своего любой ценой.

Да, в нем было что-то от моего отца. Но было и то, что отличало — человечность. Человечность за маской безразличия. Он демонстрировал холод, надменность. Но он не вел себя как эгоист... По крайней мере, в бытовых делах. Когда я жила с ним, он всеми силами обустраивал для меня комфортные условия. Мне даже не нужно было просить или делать что-то самой. Он делал все сам. Ну... не только в бытовых делах.

Вспоминаю, как он матерился, когда я сказала, что не умею готовить. Пошел и сам на стол накрыл. Причем вкусно... Правда, ворчал, что ему самая несносная и ленивая стерва досталась в жены. Ну и ладно, я тогда довольная набила пузо и пошла в свою комнату.

Видел меня насквозь, предугадывал мои желания и просто делал, понимая, что из-за своих принципов я просто так не сдамся.

— Не знаю, — говорю я, опуская голову. — Может быть, ты и прав. Но это по-прежнему ничего не меняет.

Психотерапевт снова касается моей руки. Не знаю, профессионально ли это, но... его прикосновения успокаивают меня. Теплые руки согревают до костей.

— Не торопись, — говорит он, сжимая мою руку. — У нас еще много времени. Медленно и верно мы разберемся со всем вместе.

Ох. Что-то меня перекрывает от того, как его палец медленно поглаживает мое запястье. Наверное, это уже точно непрофессионально. Но почему не хочется, чтобы он останавливался?

9

Замечаю, как меняется выражение его лица. Взгляд становится более пристальным, изучающим. И я понимаю — он тоже это чувствует.

— Мирослава, — говорит он тихо. — Возможно, Влад тоже боялся. Тебя, твоей внутренней силы, твоей независимости. Может, его отношение к тебе было скрыто за маской цинизма, потому что он так же как и ты, боялся своих чувств? Не думала об этом?

Хмурюсь.

— Думала... Ну, правда, потом уже, когда стало поздно. Я знала, что он питает ко мне какие-то особые чувства, но... не думала, что это так серьезно.

— Почему ты не могла поверить, что он влюблен? Просто потому что не мог по-иному показать свои намерения на тебя?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю… Волков… Он всегда казался таким уверенным в себе, таким… непроницаемым. Да и по его поступкам было не всегда понятно, чего именно он хочет. Его слова тоже не внушали доверия. Он только и говорил о том, что хочет, чтобы я была его полностью. Слова о любви не произносил, всегда был... холоден и одновременно — слишком горяч.

— Сильные мужчины тоже умеют боятся, Мирослава. Особенно, если их ломает сильная женщина.

Я смотрю на него и понимаю, что он прав. Но не понимаю, что нового я узнала. Это всё и так было понятно...

— Ты прав, — киваю я, отводя взгляд. — Именно поэтому я и чувствую вину.

Григорий вздыхает.

— Я не защищаю его, Мирослава. Просто пытаюсь помочь тебе увидеть ситуацию с другой стороны. Дать понять, что в отношениях всегда виноваты обе стороны. И что он тоже участвовал в разрушении ваших отношений. Точнее, в том, что они так и не наладились.

Его слова ранят меня. Больно осознавать, что мы оба придурки и, возможно, потеряли то, что могло вдохнуть в нас жизнь.

— Понимаю, только что теперь-то делать? — бурчу я. — Как смириться с тем, что уже ничего не вернуть?

На секунду наши взгляды встречаются. Он протягивает руку и нежно касается моей щеки. Я вздрагиваю от его прикосновения, но не отстраняюсь. Его пальцы такие теплые, нежные. Закрываю глаза и наслаждаюсь этим моментом близости.

— Найдется тот, кто наконец завоюет твое сердце, — шепчет он тихо. — И чтобы это случилось, ты должна выйти в жизнь, стать человеком. Ты заслуживаешь большего, Мирослава. И в первую очередь, ты должна запомнить именно это.

Открываю глаза. Наши взгляды встречаются.

— Я не хотела семью, — шепчу я, ластясь щекой о его руку. — И сейчас не хочу. Хочу быть свободной.

Он мягко скользит пальцами по линии моей челюсти и задерживается на подбородке.

— Пусть будет так, — говорит он низко. — Но если вдруг снова почувствуешь к кому-нибудь теплые чувства, не скрывай их, не убегай, а просто откройся. Просто позволь достойному мужчине сделать тебя счастливой. Не повторяй прошлых ошибок.

Его слова как мед для ушей. Я верю ему. Верю в то, что когда-нибудь я смогу открыться снова кому-то и Волков исчезнет из моей головы навсегда.

— Значит, ты веришь, что когда-нибудь я смогу полюбить? — спрашиваю, смотря ему прямо в глаза.

Он убирает руку от моего лица, но не отстраняется совсем. Его тело все еще близко, и я чувствую тепло, исходящее от него. И оно успокаивает меня. Дает ощущение безопасности, которого мне так не хватало в последнее время.

— Я верю, что ты способна на многое, — отвечает тихо. — Просто тебе нужно научиться доверять себе и своим чувствам. Не бояться быть уязвимой. И тогда… тогда все станет возможно.

Молчу, обдумывая его слова. Мне сложно представить себя доверяющей кому-то настолько, чтобы открыться полностью. Но в то же время, я должна попытаться. Ради себя самой.

— Хорошо, — говорю наконец. — Я приму к сведению

Тонкое, едва уловимое напряжение повисло между нами, словно натянутая струна. Кажется, еще мгновение, и она лопнет, высвободив скрытую энергию.

Его руки снова на моих, но теперь это уже не просто успокаивающее прикосновение. Это… что-то другое. Что-то, от чего по коже бегут мурашки, а внизу живота зарождается теплое, волнующее предчувствие.

Не знаю, правильно ли это. Мой психотерапевт должен помогать мне разобраться в себе, а не… вызывать во мне такие чувства. Но я ничего не могу с собой поделать.

Поддаюсь этому желанию. Легонько сжимаю его руку в ответ, и наши взгляды встречаются. В его глазах — то же самое смятение, та же самая борьба. Он понимает, что происходит.

Молчит, лишь сильнее сжимает мою руку. А затем медленно, очень медленно подносит ее к своим губам и касается их легким поцелуем.

Этот поцелуй — словно искра, поджегшая сухой порох. Я вздрагиваю, но не отдергиваю руку.

— Мирослава, — произносит он хриплым голосом, не отрывая взгляда от моих губ. — Я… Я не должен…

Но я не даю ему договорить. Двигаюсь ближе и нежно касаюсь губами его губ. Сначала робко, неуверенно, а затем — всё более страстно и отчаянно. Он отвечает на мой поцелуй с такой же жадностью, словно мы оба умирали от жажды и наконец-то нашли источник воды.

Черт возьми…

Что со мной?

Не пьянство, так спонтанные половые связи.

Он смотрит на меня, и в глазах его плещется буря. Вижу в них и страх, и похоть, и какое-то отчаянное желание сдаться. Сдаться мне, сдаться своим чувствам. И это меня заводит ещё больше.

Не тратя ни секунды на колебания, я чуть усиливаю напор, откидывая его на спинку кресла. Умещаюсь у него на коленях, опираясь руками на его плечи. Кажется, он не ожидал такой настойчивости, но его руки все же сжимают мои бедра.

Медленно, дразняще опускаюсь на него сверху. Чувствую, как он напрягается под моим весом. Хотя какой там вес? Скорее… сама ситуация…

Его дыхание становится прерывистым, неровным. Мои бёдра скользят по его, вызывая сладостную дрожь во всём теле.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мирослава… — шепчет он, его голос едва слышен.

Но я не слушаю. Я больше не хочу слов. Хочу только чувств. Чувствую себя сильной, желанной, свободной. Будто сбросила с себя все оковы, все ограничения.

Затыкаю его поцелуем. Этот голубоглазый парень не так уж и плохо целуется. Больше чувствуется некая робость и неуверенность. Не могу не признать, что меня это злит.

Замечаю дрожь в его руках, борьбу в глазах. Пытается сдержать себя. Наверное, из-за своей профессиональной этики и прочей лабуды. Но я больше не хочу играть по правилам, установленным другими. Всегда кто-то решал за меня. Но сейчас — мой черед. Сейчас я беру то, что хочу.

Решительно обхватываю его лицо ладонями, мои пальцы скользят по щетине. Углубляю поцелуй.

Больше никакой робости, никакой неуверенности. Только желание. Только потребность быть желанной здесь и сейчас. Чувствую, как он вздрагивает от моей напористости, как его тело напрягается.

— Не думай, — шепчу я между поцелуями. — Просто чувствуй.

Мои губы перемещаются к его шее, нежно покусывая кожу. Слышу его прерывистое дыхание, чувствую, как учащается его пульс. Кажется, он теряет контроль. Именно этого я и добивалась. Хочу видеть его уязвимым, отбросившим все свои рациональные доводы.

Он отрывается от меня. Взгляд полон смятения и… желания.

— Мирослава, это безумие, — говорит он хрипло. — Я… Я не могу…

Но я знаю, что он хочет. Вижу это в его глазах, чувствуя, как его пальцы сжимаются на моих бедрах, скользя и поглаживая.

— Забудь, что я твоя пациентка. Просто будь мужчиной. Просто… возьми меня. Я ведь не обязываю тебя ни к чему после.

Его губы снова находят мои, и поцелуй становится еще более страстным, более отчаянным. Он целует меня так, словно хочет выпить всю меня до дна.

Пусть будет так. Пусть мир подождет. Его руки скользят под мою пижаму, обжигая кожу. Я стону, и он отвечает на мой стон еще более жадным поцелуем. Кажется, что дальше уже некуда. Но я знаю, что это только начало.

Но вдруг, в самый разгар страсти, он резко останавливает меня. Крепко сжимает мои бедра, не давая двигаться дальше. Начинаю закипать.

— Нет, — говорит он хрипло. — Так нельзя. Я не могу…

В его глазах — мука. Смотрит на меня с такой болью, будто я причиняю ему невыносимую пытку.

— Что случилось? — шепчу, смущенная его внезапной переменой. — Что не так?

Он молчит, отворачиваясь от меня. Вижу, как напряжены его плечи, как сжаты его кулаки. Кажется, он ведет отчаянную борьбу с самим собой.

— Я… — начинает он, но тут же обрывает фразу. — Я не могу этого сделать. Я… женат.

Твою мать!

— Твою мать! — вскакиваю с него, как ошпаренная. — Какого хрена сразу не сказал? И кольцо твое где?

Судорожно поправляю майку.

Молчит, опустив голову. Вижу, как дрожат его руки, как тяжело он дышит. Но это меня не трогает. Во мне клокочет гнев, обида, какое-то дикое чувство… неприятное чувство… как будто чуть не изнасиловала женатого…

— Почему сразу не сказал? — наседаю я, делая шаг к нему. — Когда поцеловала тебя!

Замолкаю, не в силах произнести вслух то, что между нами произошло. Чувствую, как щеки заливает краска стыда.

— Я… — начинает он, запинаясь. — Я не хотел… Это все вышло из-под контроля.

— Вышло из-под контроля? — повторяю его слова с саркастичной усмешкой. — Ты — психотерапевт! Ты должен контролировать себя, свои чувства, свои действия! Или я ошибаюсь?

Он поднимает на меня отчаянный взгляд.

— Я знаю, — говорит он тихо. — Но я… я не мог устоять.

— Не мог устоять? — повторяю я, сжимая кулаки. — Я понимаю, что слишком напористо налетела на тебя, но… откуда я знала? Чувствую, как у тебя член стоит, и наслаждаюсь, как дура!

Нервно плюхаюсь на кровать. Он оттолкнулся от спинки кресла, сидит на краю, запустив руку в волосы. Его возбуждение издалека видно.

— Если не можешь трахнуть девушку, так не заводи ее, — шиплю гневно.

Вздыхает. Даже жаль его. Мужики же примитивные. Перед ними жопой покрути, они уже готовы мир к твоим ногам положить.

— Ладно, прости, — шепчу тише. — Забудем, ладно? Давай завтра продолжим терапию твою.

Поднимает голову. Смотрит на меня внимательно. Изучает. Или материт, не знаю.

В конечном итоге встает с места и, собрав свои вещи, выходит из квартиры.

Остаюсь одна. Разгоряченная, как кипятильник. Хоть и разозлилась, но возбуждение так и не исчезло. Конечно, я уже и забыла, что такое мужское внимание.

Встаю с дивана. Нарезаю пару кругов по комнате, хватаю полотенце и иду в душ. Снова.

Какого черта я вообще полезла к нему? Он же психолог, а я… Просто сломанная кукла, ищущая хоть какого-то тепла. И нашла, твою мать, на свою голову.

Выключаю воду, грубо вытираюсь полотенцем. Кожа горит, но не от страсти, а от злости. Смотрюсь в зеркало. Растрепанные волосы, красные щеки, глаза… Глаза полны ярости.

Как же я ненавижу эту свою уязвимость. Ненавижу, что позволяю кому-то так легко залезть ко мне под кожу. Волкову не позволила, а какому-то идиоту…

Волков, ублюдок.

Из-за тебя это всё! Развернул меня на сто восемьдесят градусов, поставил на колени, вынул темные желания из глубин моего подсознания. И бросил.

А я теперь на женатых мужиков бросаюсь. Ладно, забыли. Лечение продолжается. Нужно в себя приходить. Выйду из этой тюрьмы, которая зовется моей квартирой, и первым делом найду кого-нибудь посвободнее.

Я свободна. Что меня должно останавливать? Да ни черта! Пора снова начать жить на полную катушку и не быть обязанной соответствовать идиотскому статусу! Буду делать всё, что захочу и с кем захочу. Главное — не пить, а там… Как-нибудь справлюсь.

Усталость накатывает внезапно, как волна. Ярость немного стихает, оставляя после себя лишь пепел разочарования и странное, ноющее желание.

Решаю, что сейчас лучшее, что я могу сделать, — это попытаться уснуть.

Беру блокнот с тумбочки, сажусь на край кровати и открываю первую попавшуюся страницу.

Рука дрожит, когда начинаю писать, изливая на бумагу все те чувства, которые бушуют внутри.

Боже, как унизительно. Чуть не отдалась женатому мужику… Какое счастье, что остановил… Хотя какое там счастье.

Хотела ведь!

Как полоумная…

И зачем всё это? Ради чего?

Чтобы почувствовать себя живой?

Не надо обманывать себя, Мирослава. В твоей голове это был не психотерапевт.

Заканчиваю писать. На самом деле мне плевать на то, что он не свободен. Честно. Мне абсолютно все равно. Просто не хотела показаться перед ним беспринципной мразью. Да и жалко стало. Он так сопротивлялся. Наверное, я могла бы причинить ему душевную боль.

Задремать даже не удается.

Завтра очередной сеанс. Нужно вести себя естественно. Сделаем вид, что ничего не произошло. Буду хорошей девочкой, ведь от этого зависит мое скорейшее выздоровление.

Черт бы побрал этого женатого психотерапевта!

Интересно, он вообще придет после сегодняшнего? Ушел тихо. Ничего не сказал. Хотя… деньги приведут. Определенно. Не думаю, что он полный идиот, чтобы отказаться от золотой жилы.

Вот тоже странный. Я же не просто налетела на него. Учуяла эту крошечную связь. Сам начал трогать меня. Нельзя меня трогать! Нельзя на меня смотреть так, будто хочешь!

Женат он… Кольцо где? Даже у меня… И правда, у меня до сих пор кольцо.

Смотрю на золотую полоску на пальце. Будто приросло. Въелось. Снимаю с замиранием сердца. Откладываю на тумбочку.

Не работает.

Не отпускает.

Так, вернёмся к идиоту номер два. Так вот интересно, почему без кольца раз женат? Может, это просто отговорка? Может, всё-таки это долбанная этика? Ничего лучше не придумал.

— Как женат? — Илона округляет глаза. — А где кольцо?

Черт побери.

— Я об этом весь день думаю, — бурчу недовольно. — Видимо, просто предлог, чтобы отшить меня.

Илона хихикает и чуть не опрокидывает на себя тарелку с макаронами.

— Я просто представила, как ты запрыгнула на него. И он такой: «О боже, спасите! На меня напала неудовлетворенная женщина!»

Улыбаюсь одним уголком рта. Можно сказать, так оно и было…

— Ло… — обращаюсь к подруге, немного тушуясь. — Неужели я совсем «ни о чем»?

Илона мрачнеет моментально.

— Дура, — бурчит. — Ещё раз услышу подобное от тебя — получишь оплеуху!

— Ну, а что тогда? — не унимаюсь.

— Может, он импотент?

Прыскаю со смеху. Глазами даю понять, что ее догадка абсолютно неверная. Я же чувствовала…

— Не знаю, — пожимает подруга плечами. — Да и вообще, пошел он! Найдешь ещё свое счастье.

— Да какое счастье, Ло? — скептично закатываю глаза. — Он так… «на раз» был запланирован. Не нужно мне никакое счастье. Я от прошлого еще «штаны не отстирала».

Как же бесит… Всё бесит. Почему хоть разок не может всё быть так, как мне хочется? Может, на мне порча? Да не… Не верю я в эту всю ерунду. Просто я неудачница по жизни. Вроде есть всё, что нужно для беззаботной жизни. Но теперь будто всё не то.

Квартира, работа, мужик. И я — не та. Чужое всё. Принадлежало мне прежней. А какая я сейчас? Безумная? Да и раньше была чокнутая… Отчаявшаяся? Возможно… Точно знаю то, что уставшая.

Хочу одновременно всего сразу и ничего совершенно. Уже даже не Волков рвёт меня на части в моём сознании, а неопределённость будущего.

Бредовая мысль, но она моментально возникает в моей голове. Поворачиваюсь к Илоне.

— Может, рванем в Лондон?

10

Может, попросить отца еще одну сделку с вынужденным браком провернуть?

Да шучу. Чего напряглись?

Тяжко просто без мужика. Ну... в физическом плане. Низ живота ноет, и не понятно от чего. От красных дней календаря, которые задерживаются из-за горы препаратов, или от дикого желания, которое психотерапевт только подогрел своей слабостью в прошлый раз.

И вообще, что это было сегодня? Снова этот взгляд на меня... Пытается бороться с соблазном изменить жене?

Ну и пусть борется, я больше не буду жалеть его целомудренность, если он снова заведет меня. Наброшусь и изнасилую, а он пусть там сам борется с муками совести, мне плевать.

К слову… Мы продолжаем терапию, как ни в чем не бывало. И, кажется, мне лучше. Таблетки действуют, как легкие седативные, не давая депрессии сожрать меня снова. Самоанализ тоже приносит плоды. Не знаю, правильные или нет, но врач говорит, что мы на верном пути. Желание жить появилось…

Ладно, не буду таить… Все это из-за идеи свалить в Лондон. Илона тогда чуть со стула не грохнулась, когда я выпалила это предложение.

Не знаю… Будто пришло осознание того, что как раньше уже не будет и нужно срочно менять обстановку. И вообще всю свою жизнь.

Да и Гриша одобрил. А это вообще-то мнение квалифицированного психолога!

Ну ближе к делу…

Лондонская школа экономики — вот моя цель. Магистратура по финансам. То, что я отчаянно желала, но не могла достичь. Отец не пускал.

Вот оно. Ад, через который я должна была пройти, чтобы наконец исполнить мечту. Теперь ничего не мешает, хоть на край света свалить. Деньги есть, и их меня уже никто не лишит.

В общем, Илона, как мой верный друг и абсолютный ноль в английском языке, конечно же, согласилась разделить со мной это решение. Приблизительный план уже намечен. Осталось только избавиться от женатика.

Кажется, во мне снова появляется дух авантюризма. И капелька оптимизма. Совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы сорваться с места.

Солнце медленно садится за горизонт, окрашивая небо в оттенки оранжевого и розового. Стою у окна, глядя на угасающий день.

В голове — калейдоскоп планов, мечтаний и, конечно же, страхов. Лондон… Лондонская школа экономики… новая жизнь…

Звучит заманчиво, но страх неизвестности гложет изнутри. Илона рядом, конечно, хорошо, но… справимся ли мы?

Что, если я не готова? Что, если прошлое настигнет меня и там?

Неожиданно в голове всплывает образ Влада. Его зеленые глаза, полные иронии и боли. Его саркастичная улыбка, скрывающая более глубокие чувства. Конечно, мысли глубоко не засунешь. Толком-то не отпустило.

Нет, Мирослава. Хватит. Он — прошлое. Ты должна двигаться дальше.

Но сердце, словно назло, начинает учащенно биться. И я понимаю, что отпустить его не так-то просто. Невозможно.

Сажусь на кровать, беру в руки блокнот. Нужно перечитать план. Четкий, конкретный план действий.

Продажа недвижимости в Москве. Оформление визы. Поиск жилья в Лондоне. Поступление в LSE.

Каждый пункт — это шаг к новой жизни. Шаг от прошлого.

Но что, если в этой новой жизни нет места для меня?

Что, если я так и останусь сломленной, потерянной женщиной, преследуемой призраками прошлого?

Выпиваю таблетки, запиваю водой. Чувствую, как по телу разливается приятная расслабленность.

Илона уже храпит, как трактор. Ложусь в кровать, закрываю глаза. Нужно уснуть. Но сон не идет. В голове продолжают крутиться мысли о чем-то новом, неизведанном.

Думаю, это нормально. Переживать перед началом чего-то нового. Я же не должна стать роботом. Я должна стать нормальной.

Смотрю на часы. Половина четвертого утра.

Больше не усну.

Встаю с кровати, иду на балкон. Там — предрассветная тишина. Небо начинает светлеть. Город просыпается, и уже слышен отдаленный шум машин.

Скоро наступит новый день. День, который, надеюсь, принесет мне избавление от чрезмерных переживаний.

И внезапно за спиной отчетливо слышу знакомый голос.

— Не спится?

Оборачиваюсь. В углу лоджии, в тени, стоит Волков. Изумрудные глаза смотрят на меня с насмешкой. И улыбка, такая знакомая и такая опасная, играет на его губах.

Холодный пот мгновенно покрывает мою кожу. Сердце колотится так сильно, что кажется, будто оно сейчас выпрыгнет из груди. Не может быть...

— Влад? — шепчу я, не веря своим глазам.

Он делает шаг из тени, и я вижу его отчетливее.

— Неужели ты думала, что так легко отделаешься от меня, Мирослава? — произносит он, и его голос звучит эхом, будто отскакивая от стеклянных стен.

Делаю шаг назад, упираясь спиной в холодное окно.

— Я... Я же вылечилась, — говорю я, стараясь сохранять спокойствие. — Я же уже перестала видеть тебя...

Он усмехается. Подходит ближе.

— Неужели? А как тебе это?

Он протягивает руку и касается моего лица. Его пальцы обжигают мою кожу. Чувствую его прикосновение. Оно реально. Слишком реально…

— Прекрати, — говорю я, пытаясь оттолкнуть его.

Но он не двигается. Стоит передо мной такой... настоящий, что я начинаю сомневаться в собственной реальности. Истерика подкатывает к горлу.

— Соскучилась? — шепчет он, наклоняясь к моему уху. — Я знаю, что да. Ты всегда скучаешь по мне.

Горячее дыхание обжигает мою шею. Я чувствую, как по телу пробегает дрожь.

— Ты мне больше не нужен, — говорю я, стараясь убедить себя в этих словах. — Я хочу начать новую жизнь. Без тебя.

Он отстраняется, смотрит на меня с грустью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Но разве ты можешь жить без меня, Мира? Разве можешь забыть всё, что нас связывало? Нашу больную любовь… нашу страсть… ненависть...

Его слова звучат как яд, проникая в мое сознание. Закрываю глаза, пытаясь заглушить голос разума.

— Я всё забуду. Начну всё сначала.

— Не обманывай себя.

И вдруг он хватает меня за руку и тянет к себе. Я не сопротивляюсь. Почему-то не могу. Его прикосновение… Оно такое знакомое и такое желанное.

— Я люблю тебя, Мирослава, — шепчет он, целуя меня в шею. — И ты любишь меня. Всегда любила.

Его губы обжигают мою кожу. Я чувствую, как во мне просыпается предательское желание.

— Нет… — шепчу я, но мой голос звучит неуверенно.

— Посмотри на себя, Мирослава, — говорит он. — Вся дрожишь от желания. Ты хочешь меня. Всегда хотела.

Сдаюсь. Открываюсь ему. Позволяю ему вести себя. Потому что знаю… Он прав. Я всегда буду любить его. Несмотря ни на что.

Он целует меня. Страстно. Яростно. Его губы впиваются в мои, выпивая всю мою волю. Отвечаю на его поцелуй, отдаваясь ему полностью. Прошу… только не исчезай…

Открываю глаза.

Утро.

Сука.

Всего лишь сон… Но лучше сон, чем галлюцинации.

Сажусь на кровати, пытаясь вернуться в реальность.

Это пройдет... Просто нужно ещё немного времени. Нужно выйти отсюда, заняться делами и отвлечься. И тогда и сны тоже перестанут быть с его участием.

*****

— Лондон!? — мать округляет глаза, роняя сумку на стол. — Вы с ума сошли!?

Переглядываемся с Илоной. Я скептично, а она более испуганно. Гриша, сидящий на привычном уже месте, чуть прокашливается.

— Валерия Михайловна, — начинает он хрипло. — Не нужно сейчас отвергать мысли Мирославы. Она так решила, и я вполне одобряю смену обстановки.

— Но это немыслимо! — продолжает причитать мать. — Мира, ты понимаешь, что ещё слишком рано? Тебе нужно хоть немного прийти в себя! Тут мы хотя бы можем помочь тебе, а там что? Ты совсем одна будешь? А если…

— Хватит, — обрываю, задолбавшись слушать этот истеричный голос. — Я не одна. Со мной поедет Илона. И “если” может случится только если я останусь здесь.

Пилю взглядом родительницу. Как же бесит. Мне двадцать пять лет, а они пытаются до сих пор влезть в мою жизнь. И их “благо” только убивает меня.

Мать поджимает губы. Не смотрит на меня. Думает о своем. И я даже знаю о чем. О реакции отца. Очевидно.

— Я против, — выдыхает тихо, покачивая головой. — Я здесь с ума сойду.

Фыркаю.

— Меня это мало волнует, — отвечаю как можно резче. — И отцу напомни об этом тоже. И не смейте помешать мне как-либо. Я уеду. А если нет, то очерню репутацию нашей семьи так, что вы взвоете от позора!

Срываюсь с места. Иду в спальню, захлопнув дверь. Нужно успокоится.

Ее можно понять на самом деле. Если я уеду, она тут совсем одна останется. Но суть в том, что ее устраивает такая жизнь. Главное, что она обеспечена. Это женщина отказалась от человека, который был в нее влюблен, ради денег. Выбрала черствого сухаря.

Ну, это все ее рассказы о Петре. То, что она мне навязывала бесконечно.

«Если Влад перенял его характер, то я не против вашего брака.»

Нет, ну если он перенял его характер, и мать говорит именно об этом собственничестве, возникают вопросы.

Хотя… не похоже, что Петр собственник, как Влад. Сомневаюсь, что Волков отпустил меня просто так, если бы на горизонте мне подвернулся более влиятельный “принц”.

Плевать. Слишком много об этом думаю, а надо бы уже наоборот. Отвлекаться. Как раз то, что я и планирую сделать. Избавиться от всего.

11

Мать бесновалась недолго. Кажется, Григорий все доходчиво ей объяснил. Я даже вздохнула, когда она ушла. Илона тоже убежала по своим делам. Мы с психотерапевтом остались вдвоем, и снова эта неловкость повисла между нами.

Он сидит в кресле, закинув ногу на ногу. Вижу, как пульсирует вена на его виске. Нервничает? С чего бы это?

Даже я спокойна, как удав. А ну да, он же не пьет гору антидепрессантов. Но кажется, стоило бы.

— Выглядишь уставшим, — невинно замечаю я, развалившись на диване поудобнее. — Тебе бы отдохнуть.

Он немного улыбается. Даже натянуто как-то… Скользит по мне быстрым взглядом и вздыхает:

— Ты не единственная пациентка, с которой я работаю на данный момент.

Хочется подколоть, но не буду. Изображаю понимание и отворачиваю голову, взглядом изучая потолок.

— Не переживай, скоро со мной твоя работа будет закончена, — снова смотрю на него. — Так ведь?

Пожимает плечами, вынуждая напрячься.

— Только если дашь слово, что будешь придерживаться моих рекомендаций, — отвечает с ехидной улыбкой.

— Не верь моему слову, — улыбаюсь. — Я часто его не сдерживаю. Это моя изюминка.

— Плохая привычка, — заключает.

— Может быть.

Смотрим друг на друга, как идиоты. В воздухе висит слишком много недосказанности и, кажется, пусть лучше так и будет дальше. Потому что то, что у меня на уме, никак не вяжется с идеальной картиной мира.

— Как тебе удалось убедить мою мать? — решаю перевести тему.

— А я и не убедил, — невозмутимо отвечает. — Нельзя заставить мать не переживать за своего ребенка. Это вполне нормально.

Не могу сдержать усмешку.

— Это нормально, когда не превращается в тотальный контроль. Знаешь, ты бы поработал с ней после меня. Ей тоже необходима помощь с семейных отношениях.

Григорий подхватывает мою усмешку, но грустно. Пролистывает что-то в своём планшете.

— Им бы с твоим отцом вместе обратиться к семейному психологу, — поддерживает. — Я немного по другой части специализируюсь.

Снова хочется съязвить и я опять сдерживаюсь. Ну я сегодня прям королева спокойствия!

— Работаешь только с разведенками? — фыркаю.

Приподнимает бровь в удивлении. Кажется, чувствует, что я сегодня не настроена на очередную терапию. В моей голове уже построен план по моему окончательному выздоровлению, а это значит и психолог мне не особо нужен.

И правда, зачем мне он? За месяц терапии я совсем не поняла, что нового узнала. Да, стала смотреть на некоторые вещи с другой стороны. Перестала глушить боль алкоголем. И в принципе перестала тонуть в боли.

Я готова идти дальше. Готова забыть обо всем, что было. Ну или хотя бы попытаться забыть. Смирилась уже с тем, что это конец.

— С заблудшими душами, — наконец отвечает он. — Помогаю найти истинный путь.

— Звучит слишком пафосно, — усмехаюсь. — Тебе бы в священники.

Улыбается. Уже бесстыже сверлит меня взглядом. И взгляд этот…

Странный, честное слово.

— Мы можем просто поболтать, если хочешь, — предлагает он, откладывая планшет в сторону.

Закусываю губу, размышляя. Он всегда так говорит, когда я не хочу терапию. Мы начинаем болтать и все равно, все заканчивается терапией.

— Не знаю, о чем можно поговорить, — невозмутимо отвечаю, не глядя на него. — Ты уже знаешь все о моей жизни вплоть до того, что я ела сегодня на завтрак.

— Мирослава, я и правда рад, что ты возвращаешься в нормальное состояние, — произносит искренне. — Я рад, что когнитивно-поведенческая терапия пошла на пользу.

Пожимаю плечами. Может это так.

— Я тоже рада. Но хотелось бы уже начать подготовку к переезду.

— Ты уже отправила заявку на поступление?

Киваю, поднимаясь. Усаживаюсь напротив него, подогнув под себя ноги.

— Да, и мы уже подали документы на визу с Илоной.

— А если не поступишь?

Фыркаю. Это что за психолог-пессимист такой?

— Поступлю, — отвечаю уверенно. — С моим дипломом и опытом, меня с руками и ногами оторвут.

— Ладно, Мирослава, — произносит он, вздохнув. — Думаю, что мы можем закончить наши сеансы.

Его слова как мед для моих ушей. Неужели…

— Ты готова жить дальше, но сама понимаешь, что от тебя требуется.

Его взгляд становится более пристальным чем обычно. Закатываю глаза.

— Я не маленькая, — говорю нервно. — Все поняла. Не пить, не курить, не любить.

Обворожительно улыбаюсь. А он нет.

— Мирослава…

— Знаю, знаю, — прикрываю его. — Пожалуйста, хватит. Я все понимаю. Мне просто нужна свобода.

— Ну, тогда… — Григорий медленно встаёт с места. — Не буду тебя в ней ограничивать.

Встаю следом. Он кажется немного грустным… Может это мое воображение, но как-то он все слишком медленно все делает, будто не хочет уходить…

— Гриш, — окликаю его, когда он подходит к двери.

Он останавливается на пороге, глядит на меня с интересом. Подхожу к нему почти вплотную и несколько секунд просто смотрю на него. Странно, как меня так отпустило. Он оказывается не такой уж и симпатичный, как я себе навоображала…

Но хороший.

— Спасибо, — произношу искренне и обнимаю его. — За все.

Секунду он колеблется, но все же кладет мне одну руку на плечо. Мягко, почти невесомо, но этого достаточно.

— Это моя работа, — отвечает тихо.

Отстраняюсь от него, смотрю в голубые глаза и невольно улыбаюсь.

— Ты помогал мне даже там, где не обязан был. У тебя большое сердце, но… Плохое самообладание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Подталкиваю его в бок, к двери. Он с грустной усмешкой опускает взгляд и пообещав позвонить, уходит.

Ну, вот и все?

Теперь осталась только самая приятная часть — сборы.

Вечером Илона, как заведённая порхает на кухне. Мы решили отпраздновать мое “освобождение” вкусным ужином и поискать хорошее риелторское агентство.

Паста с морепродуктами заполняет ароматом всю квартиру. И как можно голодать, когда твоя подруга в шеф-повара годится?

Ну… может это для меня только так. Когда не умеешь сам готовить, всегда удивляешься, как так это получается у других.

Иду к окну. Москва раскинулась передо мной, серая и уставшая, как и я не так давно. Но сейчас… сейчас в моей груди теплится что-то новое, что-то, чего я не чувствовала уже очень долго. Это не просто легкость от избавления от проблем, это что-то большее, более глубокое. Это надежда.

Илона зовёт меня есть, расставляя приборы на столе.

— Я тут подумала, — говорит она тихо, — Я тоже продам свою квартиру. Много не получу, но лишним не будет.

Смотрю на нее с укором.

— Не вздумай, — бурчу, садясь за стол. — У тебя должен остаться свой уголок. Я же сказала, что деньги — моя забота.

В её глазах я вижу не только поддержку, но и некоторую тревогу. Она тоже боится за меня, за нас.

— Знаешь, Мира, — улыбается она. — С тобой хоть на край света. Ты мой единственный близкий человек.

Я сжимаю ее руку, улыбаясь.

— А ты мой, — отвечаю честно, — И именно поэтому я беру тебя с собой. Это моя благодарность за то, что ты всегда была рядом, всегда хотела помочь мне. А я зациклилась только на себе…

Она прерывает меня:

— Не неси ерунду, Мира. Ты правда прошла через ад. И имела право думать только о себе. Точнее, тебе изначально нужно было думать о себе.

Киваю. И отпускаю ее.

— Ладно, хватит. Не хочу больше вспоминать ни о чем. Хочу идти только вперёд.

Отправляю вилку со спагетти в рот. Ну что за прелесть? Это же невероятно. Изображаю вкусовой оргазм, вызывая у подруги смешок.

Мне же ещё и машину продавать… Мысль резко вбивается в голову, заставляя сердце сжаться. Единственное, что я люблю по-настоящему.

— Так… — протягиваю, сделав анализ в голове. — Квартиру через агентство. А машину… Машину отдам в автоломбард отца.

— Знаю, как она дорога тебе, — вздыхает Илона. — Может, перевезти ее туда?

Качаю головой. Слишком затратно. Слишком много заморочек. И раз на то пошло, нужно избавляться от всего, даже если это очень дорого.

— Нет, отдам отцу, пусть делает что хочет с ней, — решаюсь я. — Давай лучше посмотрим хорошие агентства. Выберем, где предложение повыгоднее, и назначим встречу, пока рабочий день не закончился.

Мы вместе начали изучать предложения различных риэлтерских компаний. Внимательно проанализировали договоры, сравнили условия, и в итоге выбрали агентство с наиболее выгодными для нас тарифами.

Я сразу же набрала номер компании и договорилась о приходе риэлтора.

Немного расслабившись, мы с Илоной доедаем бомбический ужин и она внимательно следит за тем, чтобы я выпила таблетки. Настоящий надзиратель!

Остаток вечера проходим в приятной болтовне о новой жизни. Рассматриваем архитектуру Лондона, изучаем лучшие школы английского, чтобы хоть немного поднатаскать Илону, хотя бы в разговоре, до отъезда. И просто валяемся, держась за животы от обжорства.

12

Пропускаю девушку-риелтора в квартиру, стараясь выглядеть спокойнее, чем чувствую себя на самом деле.

Внутри меня бурлит целый коктейль из тревоги, надежды и некой горькой ностальгии. Всё-таки это единственное, на что я заработала в этой жизни сама.

Ольга внимательно осматривает квартиру. Проходит по комнатам, задавая вопросы о площади, планировке, состоянии ремонта. Я отвечаю чётко и лаконично, избегая лишних эмоций.

Обращает внимание на мебель, сантехнику, подробно расспрашивает про качество материалов. В ее глазах видно, что она профессионал своего дела. Замечает мелкие детали, которые я бы пропустила.

— Красивая квартира, — говорит она, останавливаясь в гостиной. — Отличное местоположение, хорошее состояние. Думаю, она быстро найдет покупателя. В этом доме квартиры разбирают как горячие пирожки.

Она достает из сумки планшет и что-то быстро в нём печатает.

— Скажите, какие ваши ожидания по цене? — спрашивает она, глядя на меня с профессиональным интересом.

Я называю сумму, немного завысив ее, но не исключая торг. Ольга кивает, записывая это на своём планшете. Затем продолжает осматривать квартиру, задавая уточняющие вопросы о коммунальных платежах, документах и сроках свободной продажи.

В конце нашей беседы она говорит, что составит описание и разместит объявление на нескольких сайтах. Объясняет процесс продажи и говорит о сборе необходимых документов.

После всех нюансов Ольга покидает мой дом, оставляя меня одну. Прохожу по комнатам, снова осматривая всё вокруг, как бы прощаясь с каждым уголком.

Решаюсь перебрать свои вещи. Не хочу везти с собой кучу всего. Да и вообще планирую немного занизить свой статус, чтобы не привлекать внимание в Лондоне.

Начинаю с украшений. Половину можно сдать в ломбард. Приличную сумму получить.

Разглядываю внимательно каждое. Выкладываю пару комплектов сережек и колец для Илоны. Те, на которые она пускала слюни.

Дальше идут те, что были подарены моими родителями на протяжении всей моей жизни.

В ломбард.

Те, что подарили на помолвку родители Влада и сам он…

В ломбард.

Конечно, кроме самых… значимых. Комплект из белого золота с танзанитом. Лежит в той самой шкатулке нетронутым.

Я боялась его хоть раз надеть, чтобы не испортить эти хрупкие чувства, которые он вызывает во мне. Наверное, тогда первый раз я и почувствовала что-то больше ненависти.

Обручальное кольцо…

В ломбард.

Помолвочное…

Нет, не смогу. Тоже важно. В нем есть какая-то особая магия того притяжения между нами…

Украшения рассортированы. Принимаюсь за вещи.

Все, что дарил Влад. Рука не поднимается выкинуть. Откладываю. Роюсь в шкафу и понимаю, что свадебного платья нет. Перед отъездом в Мюнхен оно точно было. И до того, как меня упекли в психушку, тоже…

Избавились от него?

Может, и к лучшему. Сама бы не смогла.

Даже сейчас прижимаю красное шелковое платье к груди, пытаясь уловить хоть какой-то знакомый аромат. Шелк скользит сквозь пальцы, и я чувствую, как к горлу подступает ком.

Эта боль… Она не ушла, она просто притихла, ждет своего часа. Кусаю губу до крови, борясь с желанием снова окунуться в это всё.

Телефон вибрирует, вырывая меня из дум. Илона. Спасительница.

— Ну как? — спрашивает она с обычной своей задорной интонацией.

— Нормально, — отвечаю я, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Риелтор оценила квартиру, сказала, что быстро найдет покупателя.

— Отлично! — радостно вскрикивает Илона. — А далее? Что теперь?

Я вспоминаю о машине. Мы даже не начали решать эту проблему.

— Машину еще нужно определить, — говорю тихо. — Сейчас позвоню папаше. Тут ещё вещи перебираю… Посмотришь, когда приедешь. Может, себе заберешь что-нибудь, а остальное… На свалку.

— Учти, я заберу всё самое дорогое, — уверенно заявляет Илона. — Ладно, я буду через полчаса.

Она скидывает трубку, оставляя меня с неприятным чувством перед разговором с отцом. Но… Это самый лучший вариант быстро и без проблем определить машину.

Не выпуская телефон из рук, набираю его номер.

Гудки. Длинные, надоедливые гудки. Наконец трубку берут. Голос отца звучит холодно, сдержанно, как всегда.

— Слушаю тебя.

— Здравствуй, — говорю, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Я хочу продать машину. Заберешь в «Иль-Трейд»?

В трубке наступает тишина. Напряжение растет. Он явно недоволен тем, что я уезжаю.

— К чему спешка? — наконец спрашивает он, его голос остается безэмоциональным.

— Так я буду очень долго продавать, — отвечаю я. — Ты же понимаешь, что она не первой свежести для нашего города.

— Приедь в офис и сама оформи, — резко обрывает. — Мне некогда заниматься этим. «Иль-Трейд» на тебе был, теперь там генеральный Обухов. Вот с ним и решай вопрос.

— Нет, папа, — протестую. — Я хочу просто быстро продать, без всех этих процедур. Поэтому прошу тебя о помощи.

Еще одна пауза. Сжимаю кулаки, готовясь к отказу. Или к еще большей порции холода.

— Хорошо, — наконец говорит он. — Привози завтра утром. К десяти. Я поговорю с ним. Он оценит и заплатит тебе рыночную цену. Без процедур.

— Спасибо, — говорю искренне, чувствуя легкость.

Эта проблема решена.

— Что с твоей квартирой? — спрашивает он равнодушно.

— Через агентство выставила, — отвечаю, сжимая трубку.

— Цена?

— Пятнадцать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Забираю.

Это развод?

— Зачем она тебе? — недоверчиво усмехаюсь.

— Чтобы, когда вернешься, было где жить, — холодно отвечает он.

Сжимаю трубку еще сильнее. Делаю вдох. Не хочу снова ругаться или протестовать. Я не вернусь. По крайней мере, не закончив учебу.

— До завтра, — выдавливаю я и кладу трубку.

Заявив об отмене продажи риелтору, я резко выдыхаю, чувствуя, как напряжение, накапливающееся последние дни, начинает спадать.

Отец купит квартиру. Это неожиданно, но… приятно. Меньше хлопот. Меньше лишних действий. Сейчас нужно сосредоточиться на остальном.

Возвращаюсь к разбору вещей, аккуратно складывая одежду, которую возьму с собой. Руки двигаются автоматически, мысли же текут своим чередом.

Лондон…

Мысленно я уже вижу себя в уютном кафе за чашкой латте, строящей с Илоной планы на ближайшие выходные. Или, может быть, прогуливающейся по паркам, вдыхая влажный, прохладный воздух. Этот образ кажется таким далеким и одновременно близким.

Снова взгляд мой падает на небольшую лакированную шкатулку. Сердце сжимается. Бережно беру колье в руки, проводя пальцами по холодным гладким камням. Танзаниты переливаются в полумраке комнаты, словно застывшие слезы.

Заморочился…

Эта память… Такая яркая, живая, будто это было вчера.

Резко закрываю шкатулку, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

Нельзя… Нельзя сейчас…

Нельзя позволить воспоминаниям снова поглотить меня. Мне нужно двигаться дальше.

Наконец Илона вернулась домой. Второй раз за сегодня спасает меня от накатывающей истерики.

— У меня шикарные новости, — улыбаюсь я, встречая подругу в прихожей. — Завтра я избавлюсь от машины и квартиры одновременно.

— Ого! — Илона распахивает глаза, бросив сумку на пол. — И что же с ними будет?

— Папаша всё заберёт, — заявляю, присаживаясь на край дивана, и закатываю глаза. — Заявил мне, что прибережет квартиру до моего возвращения.

Илона фыркает, не переставая улыбаться.

— Ну и ладно, — говорит она. — Главное, что нам осталось только получить визу и купить билеты.

Киваю, громко выдыхая. Илона проходит в спальню и в шоке оглядывает бардак, который я там развела.

— Это всё мне? — иронично спрашивает она, падая прямо в вещи.

Я улыбаюсь.

— Забирай, что тебе нравится, — отвечаю спокойно, указывая в угол. — Только ту стопку не трогай, эти я ещё буду носить.

Илона оглядывает масштаб с явным предвкушением. Ее взгляд останавливается на тумбочке с украшениями.

— Из них тоже выбирай, остальное продам, — поясняю уверенно.

Илона с энтузиазмом, присущим только ей, принимается разбирать мои вещи. Смех и разговоры заполняют квартиру, отвлекая от грусти и тоски, которые все еще тихонько подгрызают меня изнутри.

Она мерит несколько платьев, несколько пар обуви и безделушек, которые, по ее словам, «прекрасно подойдут к её новой сумке».

— Слушай, — говорит она, держа в руках золотую подвеску в виде птицы, — эту подвеску я точно возьму. Она слишком крутая, чтобы её продавать.

Она действительно красива, изящная работа, с мелкими блестящими камешками.

— Да, бери, — киваю я. — Её дарила Ирина Владимировна на помолвку.

Илона целует меня в щеку и продолжает «шоппинг», пока я перебираю документы на недвижимость.

— Комплект с танзанитами оставишь, да? — с опаской спрашивает она.

Я, не оборачиваясь, молча киваю. Это все, что осталось…

— Мира… — неуверенно начинает Илона, но я её прерываю.

— Знаю, Ло… Я знаю. Но… не смогу.

Оборачиваюсь, давая ей понять, что лучше не тормошить рану. Она понимающе кивает и переводит тему, снова привлекая мое внимание на очередной наряд.

13

Стою на подземной парковке перед своей отполированной черной «Ауди», чувствуя странную смесь ностальгии и печали.

Каждая царапина, каждый скол — напоминание о каких-то событиях, о поездках, о моментах, которые уже кажутся частью прошлой жизни.

Провожу ладонью по капоту, прощаясь молча, как прощаются с кем-то очень близким, и чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Глубокий вдох, выдох.

— Прости, малышка, — шепчу сдавленно и иду к офису.

Захожу внутрь. Все взгляды снова обращены на меня. Да уж, в прошлый раз я устроила здесь пьяное шоу. Теперь даже стыдно. Представляю, какие слухи обо мне ходили за спиной отца.

Сухо киваю, направляясь в его кабинет.

Он сидит за своим огромным столом, погруженный в изучение каких-то документов. На столе лежат несколько папок. Поднимает глаза, кивает мне коротко, без лишних слов. Лицо, как всегда, непроницаемо.

— Здравствуй, — говорит он, откладывая бумаги. — Юрист будет через десять минут.

Я молча сажусь напротив, чувствуя, как напряжение сжимает мои плечи. Тишина в кабинете давит.

Ожидаю, что он начнет говорить о документах, о формальностях, о передаче собственности. Лучше об этом, чем о моем трехмесячном безумии.

— Ты решила уехать окончательно? — наконец произносит он. В его тоне слышится скорее констатация факта, нежели вопрос.

— Да, — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Мне больше нечего здесь делать.

Следует пауза, протяженная и неловкая. Отец молчит, покачивая головой. А потом он произносит нечто неожиданное:

— Машину тоже сам выкуплю.

Поднимаю брови в удивлении.

— Серьезно? — переспрашиваю, не веря своим ушам.

Он лишь коротко кивает. Откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. Его взгляд... Как же я ненавижу этот холодный взгляд.

— Спасибо, — шепчу еле слышно, глядя на свои руки.

— Чем ты будешь там заниматься? — снова спрашивает он.

— Учиться. Закончу магистратуру и, может быть, открою свой бизнес там.

Вижу, как он сжимает руку в кулак.

— Я не вечен, Мирослава, — начинает сухо. — Все это… Все равно достанется тебе. От «Инвестиционных высот» ты далеко не убежишь.

Пытаюсь держать себя в руках. Очень сильно пытаюсь.

— Тогда, — начинаю с легкой улыбкой. — Желаю тебе очень долгих лет жизни, отец.

Он резко меняет тему. Задает еще несколько провоцирующих вопросов. Отвечаю так же холодно и сдержано, стараясь не вдаваться в детали.

В кабинете снова повисает тишина, которая кажется еще более напряженной. Чувствую, как время тянется бесконечно медленно, и стараюсь не смотреть на часы.

Наконец дверь открывается, и в комнату входит личный юрист отца. Мужчина в возрасте, в строгом костюме и с серьезным лицом. Достает ноутбук и присаживается за стол.

Мы начинаем обсуждать детали передачи собственности. Отец не вмешивается, лишь изредка кивает, подтверждая слова юриста. Я стараюсь сосредоточиться на документах, не обращая внимания на напряжение.

— Сроки передачи? — спрашивает юрист.

— Пользуйся ей пока здесь, — обращается ко мне отец. — Потом поставишь к нам в гараж перед отъездом.

Я благодарно киваю. Мне она пока пригодится. Еще много дел нам с Илоной нужно будет объехать, а такси — это лишняя трата денег.

Юрист внимательно слушает условия отца и, кивнув, продолжает составлять договор.

— Жилплощадь? — снова спрашивает юрист.

— Так же, как и машина, — отвечает сухо отец. Потом переводит взгляд на меня. — Пользуйся всем до отъезда. Не переживай, деньги сразу переведу на твой счёт, а право собственности вступит в силу, когда уедешь.

— Как скажешь, — выдыхаю тихо.

Когда все формальности завершены, юрист распечатывает договора. Я все перечитываю и расписываюсь.

Отец долго читает свой экземпляр, затем поднимает на меня глаза.

— Фамилию менять не собираешься?

— Нет, — твердо отвечаю. — Уже документы на визу подала с ней.

Он расписывается и протягивает мне экземпляр. Затем нажимает кнопку на селекторе.

— Тамара, свяжи меня с бухгалтерией, — произносит он секретарше, ожидая ответа.

— Какого отдела? — переспрашивает она.

— Банка.

— Игорь Степанович? — через минуту слышится знакомый голос Виктории.

— Двадцать миллионов на счет Волковой Мирославы Игоревны. Оформи как приобретение недвижимости.

— Хорошо… Сейчас сделаю.

Выдыхаю. Встаю с кресла.

— Может, тебе сразу их перевести на международный счет? — спрашивает отец.

Отрицательно качаю головой.

— Чуть позже сама сделаю. Спасибо, отец.

— Мирослава, — окликает родитель, заставляя меня остановиться возле двери.

Не отпуская ручку, поворачиваюсь и снова встречаю суровый взгляд. С таким взглядом обычно он заставлял меня делать то, чего я не хочу.

— Империя… — медленно произносит он. — Она не только Волковых.

Этой фразы достаточно. Не желая углубляться в тему наследства, покидаю здание как ошпаренная. Возвращаюсь в свою… Точнее, уже не мою машину. Обнимаю руль.

— Еще побуду немного с тобой, — усмехаюсь.

Набираю номер Илоны. Она там решила свою квартиру сдавать. Эту идею я поддержала. Продавать я ей не позволю, а сдавать — хорошая идея. Лишняя копейка не помешает.

— У аппарата, — слышу веселый голос в трубке.

Смеюсь.

— Можешь поздравить меня. Сделка оформлена. Деньги уже в пути на мой счет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Супер! — протягивает Илона. — У меня тут тоже наклевывается. Сейчас приедут смотреть мою халупу.

— Ты там свои трусы с батареи хоть сняла? — подкалываю ее.

— Нет, конечно. Они еще мокрые. Это задумка дизайнера.

Давлюсь смехом.

— Ладно, сильно там не шокируй бедолаг, — выдавливаю. — Я сейчас заеду в ломбард, сдам украшения. Ну и домой. Сегодня будем искать варианты квартир в Лондоне.

— Идет, — отвечает подруга. — Я постараюсь побыстрее приехать.

Весь день пролетает в вихре дел. Сдав украшения в ломбард, получаю неожиданно больше, чем ожидала. Даже немного удивляюсь. Оказывается, некоторые вещи, которые я считала обычными, оказались довольно ценными. Приятный бонус к моей и без того внушительной сумме.

Подъехав к дому Илоны, вижу, что она уже ждет меня у подъезда. Лицо ее сияет.

— Ну как встреча прошла? — спрашивает она, едва я успеваю заглушить двигатель.

— Относительно гладко, — отвечаю, улыбаясь. — Даже лучше, чем я планировала. А твои потенциальные арендаторы?

— Две пары, — отвечает она, ожидая, когда я выйду из машины. — Молодые, симпатичные. Одна пара — дизайнеры, другая — какие-то фрилансеры. Обе пары показались мне вполне адекватными. Но выбрала я, конечно же…

— Дизайнеров, — смеясь, заканчиваю за нее.

Она радостно кивает.

— Ну им же больше доверия, — поясняет она. — Мира, поехали, поедим где-нибудь?

Она складывает руки в мольбе. И я открываю ей дверь.

Едем молча до ближайшего ресторанчика, наслаждаясь предвкушением новой жизни. Настроение легкое, безмятежное. Все позади. Или почти все…

— Слушай, — начинает Илона, разбивая тишину, — а ты как думаешь, мы в Лондоне квартиру снимем или купим?

— Посмотрим, — отвечаю я, взвешивая все за и против. — Снять проще, конечно, но купить… Вложить деньги, получить собственное жилье… Это… стабильнее.

— Точно, — соглашается подруга. — Но купить в Лондоне… Это серьезные деньги. Ты уверена, что у тебя хватит?

— Думаю, да, — отвечаю я, показывая ей выписку с банковского счета.

— Ого! — Илона широко раскрывает глаза. — Я не думала, что ты настолько…

— Здесь все мои накопления, — объясняю я. — Плюс двадцать миллионов недвижка, три миллиона украшения. И… доля в «Инвестиционных высотах»… Сама видишь, сколько.

— Долбануться можно! — вскрикивает она. — Мира… Тут твоим внукам хватит.

Молча усмехаюсь. Мои деньги здесь только от квартиры. Это единственное, на что я заработала сама. Остальное… Остальное все моего отца.

— Он все такой же, — тихо замечаю я. — Учить не стал. Просто решил откупиться. Ну и надавил на то, что от Ильинских после него может ничего не остаться.

— Может быть, — соглашается Илона. — Но… Разве стоит жалеть? Мира, ты заслужила эти деньги своим трудом. Ты из-за этой компании… Настрадалась и заслуживаешь материальную компенсацию.

Киваю. Пусть будет так. Главное, что в деньгах с Илоной мы не будем нуждаться.

Мы ужинаем в нашем любимом ресторанчике, обсуждаем дальнейшие планы. Я даже отвлекаюсь от негативных мыслей. После ужина едем ко мне. Смотрим приблизительные варианты квартир, оцениваем расстояние до университета, инфраструктуру, тишину района.

Посмотрев пару вариантов, ложимся спать. Но мне не спится, ворочаюсь, пока Илона храпит рядом. Встаю с кровати, иду на кухню попить воды. Облокачиваюсь на кухонный островок, листая фото Лондона.

— Ты же понимаешь, что я достану тебя из любой точки мира?

Резко разворачиваюсь. Влад.

Сон? Галлюцинация?

— Пожалуйста, — шепчу я, чтобы Илона не слышала. — Тебя не должно здесь быть.

Волков усмехается, подходит вплотную.

— Кажется, мы никак не можем закончить кое-что важное, — усмехается он, хватая меня за горло. — Но сейчас ты точно от меня не ускользнешь.

Его поцелуй жадный, не оставляющий места сопротивлению. Я растворяюсь в нем. Отвечаю. Его рука сильнее сжимает мое горло, но мне все равно. Сегодня я позволю ему закончить... Что бы это ни значило.

Волков пахнет так же, как и раньше. Дорогой одеколон, смешанный с едва уловимым запахом виски. Запах, который раньше сводил меня с ума.

И сейчас сводит. Его губы грубые, настойчивые, но такие знакомые. Я отвечаю на поцелуй, вкладывая в него всю ту боль, всю ту тоску, что накопилась за месяцы разлуки. Плевать на Илону, плевать на Лондон, плевать на все. Сейчас есть только он. Только мой муж.

— Не просыпайся, — шепчет он, скользя руками по моей спине, притягивая ближе. — Насладись.

Легко сказать. Сознание мечется, пытаясь удержаться на грани яви и сна. Но тело уже не слушается. Оно помнит. Помнит каждый его жест, каждое прикосновение.

Рука на горле сжимает сильнее, перекрывая дыхание. Это не страшно. Это даже приятно. Я запрокидываю голову, подставляя шею под его властный поцелуй. Он оставляет дорожку огненных меток, спускаясь ниже, к груди.

— Влад, — выдыхаю я, чувствуя, как внутри все сжимается от возбуждения.

Он отрывается от меня, смотрит в глаза. Взгляд темный, горящий желанием. Он словно видит меня насквозь. И ему это нравится.

— Ты знаешь, чего хочешь, Мира? — хрипло спрашивает он.

Тело отвечает раньше, чем разум. Я киваю, притягиваю его к себе за ворот рубашки. Поцелуй становится еще более жадным, отчаянным.

Его руки срывают с меня ночнушку. Ткань летит на пол. И вот я уже стою перед ним обнаженная, беззащитная. Но не испуганная. Возбужденная. Жаждущая.

Он проводит ладонью по моей груди, очерчивая контур соска. Вздрагиваю от удовольствия, покрываясь мурашками.

— Ты моя, Мира, — шепчет он мне на ухо. — И всегда будешь моей.

Я не спорю. Не хочу спорить. Пусть будет так. Хотя бы на эту ночь. Наплевать на завтра. Есть только сейчас. Только он.

Влад подхватывает меня на руки, кладет на диван в гостиной. Кожа скрипит под нашим весом. Он нависает сверху, смотрит с обожанием.

— Я скучал, — говорит он. — Безумно скучал.

И я ему верю. Верю каждому слову, каждому жесту. Забываю обо всем. Отдаюсь ему без остатка.

Его поцелуи становятся все более грубыми, настойчивыми. Он целует мою шею, грудь, живот. Спускается ниже. Я стону от восторга.

— Влад, — шепчу я его имя, словно молитву.

Он отвечает мне тем же. Его имя срывается с моих губ. Снова и снова. Пока все не стихает в едином крике наслаждения.

Я открываю глаза. Илона спит рядом.

Все кончено... Теперь точно все кончено.

Лежу, глядя в потолок, пытаясь унять дрожь в теле. Всё было так реально. Его запах, его прикосновения… Понимаю, что сон, но отголоски его поцелуев все еще жгут губы.

Тихонько встаю с кровати, стараясь не разбудить Илону. Выхожу на балкон. Ночной воздух обжигает лицо, но не освежает.

В голове — кавардак. С одной стороны, облегчение от того, что это был всего лишь сон. С другой — разочарование, что это был всего лишь сон.

Тянусь за сигаретой в пачке, но останавливаюсь. Хватит. Пора избавляться от старых привычек. От всего старого.

Возвращаюсь в комнату, смотрю на спящую подругу. Её лицо безмятежно, рот слегка приоткрыт. Ангел. Мой ангел-хранитель.

Забираюсь обратно в постель, стараясь не думать о Владе. Но его образ преследует меня. Его темные глаза, полные тоски и желания. Его голос, шепчущий моё имя.

Чёрт!

Закрываю глаза, пытаясь уснуть. Но сон не идёт. Ворочаюсь, меняю положение, но всё бесполезно. В голове крутятся обрывки фраз, воспоминания.

— Не спишь? — раздается сонный голос подруги.

Вздрагиваю.

— Нет, — тихо отвечаю. — Кошмар приснился.

— Расскажешь?

Вздыхаю. Переворачиваясь на спину.

— Волков...

14

Илона, словно пчела, носится между курсами английского, сбором вещей и поиском новых знакомств в Лондоне.

Я же погружена в финансовые вопросы — оформление документов, перевод денег, открытие счетов. Процесс, честно говоря, утомительный, но необходимый. Мы выбрали квартиру — уютную, светлую студию в районе Кенсингтона, недалеко от парка.

Довольно дорогая, но в пределах моего бюджета. В ней уже есть все необходимое, так что глобальных покупок не потребуется, лишь небольшие штрихи для уюта.

Илона, увидев фотографии, пришла в неописуемый восторг. Она уже мысленно переставила мебель и даже придумала, где будет стоять ее коллекция засушенных бабочек.

Ну да… Сушеные бабочки… Не спрашивайте…

Все эти организационные моменты, несмотря на свою рутинность, приносят мне странное успокоение. Эта занятость, эта постепенная организация новой жизни отвлекают от мучительных воспоминаний. Я стараюсь не думать о болезненном.

Сейчас важно только будущее, новая глава в моей жизни. Переезд близок. Билеты куплены. Уже завтра мы уезжаем.

Воздух наполнен предвкушением чего-то нового, неизвестного, но приятного. И я впервые за долгое время чувствую настоящую надежду. Надежда смешивается с легким трепетом и волнением. Что же ждёт нас в Лондоне? Этот вопрос висит в воздухе, напоминая о том, что путь только начинается.

*****

Утро встречает нас солнечным светом, пробивающимся сквозь щели в шторах. Последний день в Москве. Чувство странное — легкость, смешанная с тоской. Легкость от предвкушения новой жизни, а тоска по чему-то, что, быть может, даже не стоило беречь.

Илона уже бодрствует: волосы собраны в конский хвост, на лице боевая раскраска — тушь, легкий румянец. Она бегает по квартире, проверяя, все ли упаковано. Я спокойно пью порцию таблеток, наблюдая за этим вихрем энергии.

— Мира, ты уверена, что ничего не забыла? — спрашивает она, появляясь в дверях с огромной коробкой, заклеенной скотчем.

— Думаю, нет, — отвечаю, показывая ей список необходимых вещей. — Все проверено трижды.

— Хорошо, — вздыхает Илона, опускаясь на стул. — Все равно нервничаю. Как будто в первый класс иду.

— А ты не переживай, — говорю я, кладя руку ей на плечо. — Все будет хорошо. У нас все планируется и просчитывается. Мы подготовились.

— Да, но Лондон… Это же не Москва, — говорит она, глядя куда-то вдаль. — Там все другое… Другие люди, другая культура.

— Может, вкинешься дозой? — усмехаюсь, протягивая таблетку. — Успокойся, Ло. Все будет шикарно! Мы же хотели перемен.

— Хотели, — соглашается она, морщась от моих "даров". — Только… страшно. Вдруг мы не сможем? Вдруг все пойдет не так?

— Все определенно пойдет не так! — кричу радостно.

Илона смотрит на меня, ее лицо медленно просветляется.

— Обожаю тебя, — шепчет она.

— А я тебя, — улыбаюсь я, обнимая ее. — Пойдем, закончим с вещами. Пора в аэропорт.

И мы снова в вихре суматохи, но теперь эта суматоха приятная, заряженная энергией надежды и ожидания чего-то нового.

Полёт проходит относительно спокойно. Илона, в отличие от меня, с удовольствием смотрит на облака, мечтая о чем-то своем. Я же листаю официальный сайт Лондонской школы экономики. Проверяю почту, ожидая ответа на мою заявку.

Приземление в Хитроу происходит без задержек. Лондон встречает нас прохладным, влажным воздухом и не слишком солнечной погодой. Но это не важно. Важно то, что мы здесь.

В аэропорту ловим такси, и я, как опытный носитель английского языка, называю адрес нашей квартирки в Кенсингтоне.

Таксист, пожилой мужчина с аккуратной седой бородой и живыми глазами, начинает интересно рассказывать о достопримечательностях Лондона. Его английский звучит плавно и с легким акцентом, но понятно.

— Вы впервые в Лондоне, мисс? — спрашивает он, поглядывая на нас в зеркало заднего вида.

— Да, — отвечает Илона, не отрываясь от окна. — Мы только что прилетели.

— Отлично! — восклицает он. — Лондон — это город контрастов. Уже придумали, что посетите первым?

— Нет, — говорю я. — Может, вы сможете что-то посоветовать?

— Для начала, конечно же, Биг-Бен. Это сердце Лондона, — улыбается мужчина. — В башне находятся самые большие в мире часы с маятником.

— Здорово, — удивляется Илона. — Слышала об этом, но даже мечтать не могла, что увижу вживую.

— Кстати, в Лондоне много интересных музеев, — продолжает водитель. — Например, Британский музей с его знаменитым Розеттским камнем или Музей естественной истории с динозаврами.

— А вы бывали в них? — спрашиваю, заметив, что Илона уже теряется.

— О да, — кивает он. — Но лучше всего, если вы пойдете туда с гидом. Он расскажет вам много интересного.

— Обязательно так и сделаем, — обещаю с улыбкой.

— Еще у нас есть Лондонский глаз, — добавляет таксист. — Это огромное колесо обозрения на южном берегу Темзы. С него открывается потрясающий вид на город.

— Потрясающе, — восклицает Илона. — Мира, первым делом мы идем туда!

— И не забудьте про Тауэрский мост! Он красивый и необычный. Вечером, когда его разводят, это просто волшебное зрелище.

— Спасибо за советы, — благодарю я. — Вы очень помогли.

— Не за что, мисс, — отвечает он. — Лондон — удивительный город. Надеюсь, вам здесь понравится.

Такси останавливается у небольшого, но уютного трёхэтажного дома из красного кирпича. Мы благодарим, расплачиваемся щедрыми чаевыми и выходим из машины.

— Черт побери, я сейчас сдохну от этой красоты, — пищит Илона, оглядываясь по сторонам. — Все так… нереально… Как будто мы попали в фильм!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Согласна, — отвечаю с улыбкой. — Давай поскорее посмотрим, что нас ждёт внутри. Надеюсь, что квартира не сильно отличается от фото.

Квартира действительно милая. Светлая, уютная, с большими окнами, из которых открывается вид на парк. Две комнаты. Небольшая гостиная и спальня.

Да, кровать одна, но она большая.

— Ого! — Илона крутится на месте, как вертолет. — Какая красота! Это просто мечта!

— Да, совсем неплохо, — соглашаюсь я, стараясь спрятать усталость. — Мы сделали это, Ло!

— О да! — отвечает она, обнимая меня. — Наконец-то!

Мы принимаемся тут же обживать новую жилплощадь. Раскладываем вещи, передвигаем немного мебель. Проверяем технику.

— Ладно, что дальше? — спрашивает подруга, когда мы уставшие падаем на маленький диванчик в гостиной.

Достаю телефон и звоню матери.

— Мам, мы прилетели, — говорю я. — Все хорошо.

— Слава богу, — отвечает она. — Я так переживала.

— Не переживай. У нас все отлично.

— Опупенно! — кричит Илона в трубку.

Мама смеется и просит прислать фотографии и видео. Заканчиваем разговор. Странно. Даже не начала причитать, как обычно.

— Для начала нужно разведать обстановку, — заявляю я, потягиваясь. — Сходим в ближайший супермаркет, купим что-нибудь на ужин. Ты же не хочешь питаться одной пиццей?

— Пицца — это святое, — отмахивается Илона. — Но ладно, уговорила. Посмотрим, чем тут кормят.

Выходим из дома. Лондон встречает нас прохладным ветерком и запахом сырой земли. Илона ахает при виде аккуратных газонов и старинных фонарей.

— Как в сказке, честное слово, — шепчет она, крепче сжимая мою руку.

До супермаркета идти минут десять. По пути любуемся витринами местных магазинчиков и прислушиваемся к английской речи. Илона пытается здороваться со всеми подряд, вызывая у прохожих улыбки.

В магазине покупаем продукты на первое время. Подруга с восторгом рассматривает незнакомые баночки и упаковки.

— Надо попробовать всё! — заявляет она, складывая в корзину что-то ярко-зеленое.

Вечером, сидя за столом в нашей новой квартире и уплетая пасту, делимся впечатлениями.

— Тишина, — вздыхаю тихо, просматривая почту. — Будет печально потратить год зря.

Илона придвигается ближе, смотря в экран ноутбука.

— Ничего не зря, — бурчит она. — Поработаешь со мной в каком-нибудь кафе за компанию.

Наигранно морщусь.

— Нет! — усмехаюсь я. — Ни за что. Я потратила полжизни на учебу, чтобы точно никогда не работать официанткой.

Илона смеётся.

— Ну и ладно, — произносит она. — Я иногда забываю, что ты голубых кровей.

— Не в этом дело. Не хочу тратить потенциал хорошего финансиста. И я не понимаю, почему ты усердно не хочешь работать по специальности.

Подруга закатывает глаза и отстраняется.

— Знаешь же, не лежит у меня душа.

Знаю. Не лежит у нее душа… Она не любит офисы. Не любит излишнюю ответственность. Ей по душе быть открытой к общению, наводить суету, быть некой зажигалочкой.

После выпуска она то и дело, что работает в различных заведениях по типу: ресторанов, кафе или баров. Хотя я предлагала ей теплое местечко в «Ильинский Групп».

Ни в какую.

Я же, в свою очередь, обладая аналитическим складом ума (только в работе), предпочитаю просторный кабинет с огромными стопками бумаг, вместо бега по залу с подносом и едких замечаний гостей.

Закончу магистратуру. Куплю франшизу какой-нибудь страховой и заставлю ее там работать.

— Чего улыбаешься? — вырывает из раздумий подруга.

Фокусирую на ней взгляд.

— Да, думаю о том, как приобщу тебя к своему бизнесу.

Фыркает.

— У меня будут завышенные запросы по оплате труда, — сообщает она, прищурившись.

— Думаю, потяну, — улыбаюсь и толкаю ее в бок.

Закрываю ноутбук и просто смотрю в выключенный экран телевизора.

Илона бесцельно листает ленту соцсетей, изредка издавая довольные вздохи.

Тишина в квартире, нарушаемая лишь тихим жужжанием ноутбука и беззаботным шуршанием пальцев Илоны, наполняет меня странным спокойствием. Спокойствием, которого я не чувствовала уже очень давно. Поверить не могу, что это правда происходит...

15

Лондон раскрывается перед нами постепенно, словно огромная многослойная книга. Каждая улица — это новая глава, наполненная неожиданными поворотами и открытиями.

Мы бродим по Хай-стрит Кенсингтон, любуемся витринами бутиков и антикварных лавок, заходим в уютные кафе, пробуя на вкус английский чай с разными вкусными добавками.

Илона, как всегда, в своей стихии: она щебечет с продавцами, барменами, прохожими, при этом постоянно шутит. Прикол в том, что она почти не понимает их, и мне постоянно приходится поправлять ее, чтобы не опозориться.

Я же стараюсь быть более сдержанной, сосредоточившись на покупках необходимых для жизни вещей: постельного белья, посуды, продуктов.

Параллельно с повседневными делами я решила устроить Илоне лингвистическую тренировку.

Мы говорим только на английском, и она практически рычит от раздражения каждый раз, когда я ее «подлавливаю» на русском словечке.

Она часто сбивается, искажая слова и фразы до неузнаваемости. Ее попытки выразить свои эмоции на английском вызывают у меня приступы смеха, но я сдерживаюсь.

Знаю, насколько это тяжело для нее, но она умница. В ответ на мои ухмылки она только закатывает глаза и продолжает упорно искать нужные слова, морщась и топая ногой. Это довольно весело.

Заказывает еду на английском, переводит названия блюд и даже пытается читать английские книги. Ее усилия удивительны. Постепенно ее английский становится более уверенным, более плавным. Иногда она даже шутит на английском, хотя ее шутки пока еще довольно простые.

Кстати, мы обе сменили стиль. Я из натуральной блондинки перевоплотилась в ненатуральную шатенку. Чуть поправила длину, сменила укладку. На самом деле, лицо очень сильно изменилось.

Все это мне пришло в голову не просто так... Новая жизнь. Новая Мирослава. Мирослава Волкова или Ильинская... Не важно. Главное, что я больше не похожа на себя прежнюю. Чтобы вдруг не вызвать у знающих людей совпадение.

Если в Москве я была под полной защитой от журналистов, то здесь... Если меня найдут, будет непросто в одиночку справляться. Поэтому я решительно не привлекаю внимание.

Седьмое утро в Лондоне встречает нас ярким солнцем — редкое явление, судя по рассказам таксиста.

Илона в превосходном настроении уже готовит завтрак — овсянку с фруктами и кленовым сиропом, пока я проверяю почту.

— Я нашла купон на скидку в «Лондонский глаз», — хвастается она, подходя ко мне с тарелкой и горстью таблеток. — Едем сегодня?

Протягиваю руки и усмехаюсь.

— Слушай, учитывая то, что уже неделю мы офигеваем с двухэтажного автобуса, который видим каждые пятнадцать минут… Ощущение, как будто там мы точно от восторга помрем.

Илона ржёт, закрывая рот рукой, чтобы не выплюнуть овсянку обратно от смеха.

— Но нам действительно уже пора бы прогуляться и по главным достопримечательностям, — проговаривает весело. — А то мы дальше Кенсингтона выйти не можем, потому что залипаем с утра до вечера.

Я намеренно перехожу на английский и цитирую ей фразу из статьи, которую прочитала на днях:

— Лондон с высоты «Лондонского глаза» — это не просто набор зданий и парков. Это живая, дышащая сущность, которая поражает своей красотой и величием.

Илона прищуренно впитывает мой "месседж", и, видимо, ее черепная коробка начинает закипать.

— Cool (Круто).

Хихикаю.

— Ло, ну ты совсем не стараешься, — бросаю, отправляя овсянку в рот. — Мы с тобой так будем долго. И вообще, нечего было прогуливать английский.

— Я же не знала, что ты меня под старость лет из страны вывезешь, — бурчит в ответ.

*****

Мы добираемся до «Лондонского глаза» на метро. Подъезжая к станции, чувствую, как волнение снова накатывает на меня.

Много людей. Много шума. Но вид на город с высоты колеса обозрения стоит того, чтобы преодолеть свой страх.

Очередь оказалась не слишком большой, и через полчаса мы уже в кабине, медленно поднимающейся вверх.

Панорама Лондона раскрывается перед нами во всем своем величии: внизу виднеются старинные кирпичные здания с остроконечными крышами, которые создают неповторимый архитектурный ансамбль города.

Зелёные полосы парков контрастируют с каменными городскими строениями, придавая пейзажу живописность и гармонию.

Извилистая река Темза словно нить пронизывает город, связывая его исторические и современные части. Она отражает солнечные лучи, создавая игру света и тени на водной глади.

Мосты, перекинутые через реку, кажутся игрушечными с высоты, но мы знаем, насколько они важны для транспортной инфраструктуры города.

Множество мелких деталей — витрины магазинов, крыши домов, городские улицы — складываются в единый огромный пазл.

Этот пазл живёт своей жизнью: по улицам снуют машины и пешеходы, создавая динамичную картину мегаполиса.

— Невероятно, — шепчет Илона, прижимаясь ко мне и снимая вид на телефон. — Я никогда не видела ничего подобного. Смотри Биг Бен!

Поворачиваю голову. Часы, словно верные стражи времени, отсчитывают секунды, создавая ощущение бесконечности и величия. Вдалеке виднеются другие архитектурные символы Лондона — Вестминстерский дворец и Лондонский мост.

Под нами, как на ладони, раскинулся Тауэрский мост, который, словно гигантский нож, разрезает реку пополам. Мы видим, как он поднимается, открывая проход для судов, и затем медленно опускается.

С каждым метром вверх город становится всё более крошечным, но в то же время всё более впечатляющим. Лондон превращается в шахматную доску, где каждый элемент имеет своё значение и место.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Наши “попутчики” тоже восторженно оглядываются вокруг. Стараюсь не обращать внимания на их шум и разговоры, но всё же кое-что заставляет привлечь мой взгляд.

Молодая пара, наслаждающаяся видом вместе с нами, на самой верхушке, вдруг оживились еще больше. Парень произносит речь… на французском? Очень похож по выразительной “Р”. Затем достает кольцо и встаёт на колено.

Девушка закрывает рот руками, и я вижу, как на ее лице проступает неподдельное счастье. Все затихли, ожидая ее ответа. И, конечно же, он положительный. Люди вокруг аплодируют обнимающейся парочке. А я застыла, как идиотка.

— Романтика… — мечтательно вздыхает Илона над моим ухом. — Мир?

Не могу отвести взгляд от пары. Не могу переключить мысли, не могу не упасть в воспоминания.

— Мирослава, пожалуйста, посмотри ещё раз на город, — беспокойно произносит подруга, немного разворачивая меня. — Мы здесь. И здесь нам обязательно повезет, слышишь? Всё будет только так, как мы хотим.

Смотрю в окно. Облака снова затянули небо, скрыв солнечные лучи. Город снова окрасился в серый цвет.

Наконец, когда мы уже сходим на землю с лёгким головокружением от высоты и восторга, Илона прыгает на месте.

— Кажется, у меня приступ, — весело пищит подруга.

— У меня уже всё отказало, — смеюсь я, изображая шок.

*****

Вечерний Лондон встречает нас мягким светом уличных фонарей. Сидим в уютном пабе неподалеку от нашей квартиры, потягивая глинтвейн.

За окном идёт мелкий дождь, заставляющий город выглядеть еще более сказочным. Тихий гул разговоров, смех, запах пива и жареного мяса создают атмосферу спокойствия и умиротворенности, резко контрастирующую с бурей эмоций, которую я пережила.

Илона, как всегда, бодра и весела. Рассказывает о каком-то новом английском сериале, жестикулируя так энергично, что почти опрокидывает свой бокал. Я слушаю ее, погруженная в свои мысли.

Ответ из Лондонской школы экономики все еще не пришел. Неопределенность гнетет, несмотря на все мои старания отвлечься.

Я не переживаю о своем резюме. Скорее… О том, что мест может не хватить. И таким образом я пропущу один год без толку.

Хочется уже чем-то заняться, не бояться снова упасть в ту пропасть от безделья. Курс лечения медикаментами подходит к концу, а это значит, что скоро меня ничего не остановит перед… выпивкой.

Побаиваюсь, честно говоря. Даже не того, что это может привести к ужасным последствиям, а того, что… галлюцинации могут снова вернуться…

И я боюсь снова стать их заложницей. Боюсь снова уйти в запой только ради того, чтобы подсознание выдало родной низкий баритон в голове.

— Ты же все еще думаешь о нем, да? — осторожно спрашивает Илона.

Поднимаю взгляд. Ее обеспокоенные карие глаза выражают сочувствие.

Киваю, не в силах выдавить слова. Уже реже, но думаю. Очень много времени уже прошло, и я не могу избавиться от мысли, как там проходит реабилитация. Боюсь, вдруг стало снова хуже или же, наоборот, есть огромные сдвиги.

Все это иногда врезается в голову, причиняя тягучую тоску. Не знаю, почему… Если это и есть любовь… То я никогда больше не хочу влюбляться.

Это больно, липко, противно. Это пожирает тебя полностью, заставляя твой разум отключаться. Работать на привязанности.

Сомневаюсь, что он вообще хоть что-то помнит обо мне. Если бы ему было не все равно… Наверное, он не позволил бы мне уехать или же начинать сначала… Не позволил мне так низко упасть там, в Москве. Я уверена, что слухи об этом доходили до него.

Хотя нет, не уверена.

Навряд ли его родители оповещают его о моих делах. Да и он, уверена, не особо интересуется. В моих галлюцинациях он пытался меня спасти… В своей жестокой манере, а в жизни…

Просто вычеркнул и забыл.

— Он сделал свой выбор, Мира, — продолжает Илона, не дождавшись моего ответа. — Прими его и живи дальше.

Снова киваю. Она права, я это знаю. Так и делаю. Живу дальше, просто… Нельзя вычеркнуть просто так год своей жизни, который очень сильно повлиял на меня, как душевно, так и физически.

Конец июня напоминает мне о подготовке к свадьбе. И, наверное, я просто зациклилась на этих днях.

Ещё эта парочка на колесе обозрения…

Лишний раз напомнили, что у меня было не все как у людей…

16

— Мира! Вставай срочно! — щебечет подруга. — Смотри! Это из университета!

Просыпаюсь от радостных криков Илоны. Она стоит надо мной, сияя, и протягивает мне конверт.

Сердце сжимается от волнения. Я сажусь в постели, беру конверт дрожащими руками. Белая плотная бумага, строгий шрифт… Медленно раскрываю его, чувствуя, как на лице расцветает нервная улыбка.

Прочитав письмо несколько раз, чтобы убедиться, что я всё правильно поняла, вскрикиваю от радости. Илона обнимает меня, подпрыгивая от счастья.

— Принята! — кричу, еще раз перечитывая строку о зачислении в университет. — Черт побери! Я принята!

— Я же говорила! — восклицает Илона, не скрывая своей гордости за меня. — Ты умница! Ты всё сможешь! Теперь надо отпраздновать! Куда пойдем? В паб или лучше в какое-нибудь красивое место?

Задумываюсь на секунду. Может, пронесёт?

— Паб, — заявляю уверенно. — Как за это не выпить?

Илона явно имела немного другое. Она перестает прыгать, и ее лицо выражает волнение.

— Выпить? — переспрашивает недоверчиво.

Закатываю глаза.

— Ты не ослышалась, подруга, — бросаю с улыбкой. — Выпьем. Мне уже можно.

— Мира… Дело же не только в…

— Всё нормально, Ло, — перебиваю. — Просто выпьем эля… Я давно заглядываюсь.

Она точно недовольна. А я уверена, что всё будет нормально. Сейчас я чувствую себя прекрасно. Новости о поступлении стерли всё, что было до.

Все переживания, проблемы, заботы. Теперь меня ждет только упорная учеба, студенческая жизнь и роль обычной девчонки, не испорченной состоянием и властью отца.

Подруга не спорит, лишь меняет тему на обсуждение письма. Мы проводим день в приятных сборах к вечеру. В какой-то момент она заикается о своем желании завести свой видеоблог в интернете на тему жизни в Лондоне, но быстро осекается, глядя на меня с каким-то странным выражением лица.

— Это же круто, — улыбаюсь я. — Ну правда, если тебе это интересно, почему бы и нет?

— Правда? — оживает она. — Я думала, что ты не оценишь.

— Ты делаешь из меня зануду, — фыркаю обидчиво.

Илона хихикает, примеряя очередное платье.

— Тогда, раз ты не зануда, снимайся со мной, — предлагает она. — Мы с нашим природным дебилизмом точно соберём огромную аудиторию.

— Ну, если только в паре роликов, — киваю я. — Я не особо планировала и здесь стать известной. Мне этого внимания и в России хватало.

*****

Вечер в пабе протекает в атмосфере непринужденного веселья. Мы, уже довольно расслабленные после нескольких кружек эля, обсуждаем планы на будущее. Илона с восторгом рассказывает о своем плане создать видеоблог, я слушаю, порой вставляя свои замечания и советы.

Вроде как и эль заходит хорошо. Пью и не чувствую желания нажраться как свинья и отдавать трусы бармену...

Беру с барной стойки еще два стакана и с улыбкой иду к столу. Резко врезаюсь в мужчину. Или мужчина врезается в меня… Все произошло так быстро, что я даже не успела сообразить.

Жидкость из стаканов расплескалась по нашей одежде.

— Прошу прощения, — выдавливаю, поднимая взгляд.

Мужчина. Точно старше меня. Высокий, с темными волосами и проницательным взглядом. Его улыбка выражает не вежливость, а скорее оскал.

— Это моя вина, — хрипло произносит он, оттирая черный пиджак.

Это фигня... Но я обратилась к нему по-английски... а он ко мне по-русски. Приподнимаю бровь, глупо улыбнувшись, и иду к столику, где Илона внимательно наблюдает за этой сценой.

Быстро сажусь, озираясь на этого человека.

— Что он сказал? — спрашивает Илона. — Обозвался?

Перевожу взгляд на подругу. Она кажется веселой.

— Мне кажется, я его где-то видела... — произношу, сама не веря своим догадкам. — Не знаю...

Илона пожимает плечами.

— Мы же облазили уже полгорода. Мало ли где ты могла его увидеть.

Возможно... Но...

Ладно, это лишь больная паранойя.

— Ты права, — киваю. — Испугалась просто, еще и блузку испортила.

Указываю на мокрое пятно на нежно-голубой ткани и принимаюсь тереть салфеткой.

— Замачивать надо, — спокойно произносит Илона, делая глоток из полупустого стакана. — Пятно останется.

Бросаю попытки оттереть все салфеткой. Натягиваю ее пуловер на плечи, прикрывая пятно.

— Не важно, — произношу, протягивая руку к стакану. — Это не повод закончить наш "романтический" вечер.

— Фу, Мирослава... Фу, — смеется подруга.

Вечер плавно перетекает в ночь. Музыка в пабе сменилась на что-то более медленное, приглушенное. Илона, закончив рассказывать о своих планах по поводу видеоблога, уткнулась в телефон, что-то быстро печатая.

Я, наблюдая за ней, потягиваю свой эль, погружаясь в собственные мысли.

— Слушай, я тут подумала… — начинает подруга задумчиво. — Может, завтра сходим в Британский музей? Я уже посмотрела, там выставка о русском авангарде. Может быть, будет интересно.

Киваю, отпивая остатки эля.

— Соскучилась по русскому? — бросаю с издевкой.

— О да, — протягивает она. — Особенно по навязчивым парням, с которыми можно было без проблем зависнуть на ночь, а утром разойтись, как в море корабли.

— Ну, англичане, наверное, не все благородные, — отвечаю с ухмылкой. — Если уж не в моготу, давай присмотрим тебе кого-нибудь.

Илона молча отмахивается.

— Ладно, про музей интересная идея, — говорю я. — Можем сходить.

— Вот и отлично. — улыбается подруга. — А то ты скоро будешь занята сутками напролет учебой, а я сдохну от одиночества.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Допиваем эль, болтаем о всякой ерунде, но мое внимание все равно нет-нет, да и возвращается к мужчине у барной стойки.

Он стоит, облокотившись на столешницу, попивает что-то из высокого стакана и смотрит прямо на меня. Его взгляд пронизывает насквозь, вызывая неприятный холодок в животе.

— Пойдем отсюда, — внезапно говорю я, поднимаясь.

Илона удивленно вскидывает брови.

— Так рано? Мы же только пришли…

— Просто… не хочу больше здесь оставаться, — бормочу, чувствуя, как меня охватывает иррациональный страх.

Она, немного поколебавшись, соглашается. Мы выходим из паба, и я облегченно вздыхаю, оказавшись на свежем воздухе.

Ловим такси до дома, и только в родных уже стенах я могу полностью расслабиться. Илона, кажется, понимает мою тревожность и поэтому ничего не говорит. Отпаивает меня чаем с лимоном и медом.

Григорий говорил, что когда я перестану пропивать курс таблеток, меня может одолевать "синдром отмены". Наверное, это проявилось в повышенной тревожности.

— Ты как? — взволнованно спрашивает подруга, накрывая меня пледом.

Киваю.

— Нормально, — шепчу в ответ. — Просто... Неприятный тип какой-то, а ты же знаешь, что я параноик. С моими-то родителями…

Илона тяжело вздыхает и садится на диван рядом. Укладывает свою голову мне на плечо.

— Может, отец твой послал кого-то присматривать за тобой? — спрашивает она.

Горько усмехаюсь. Я в другой стране, а он вместо того, чтобы позвонить, нанимает чужих людей. В принципе, похоже на него. Если это так, то и переживать особо не о чем. Пусть следят. Главное, чтобы не мешали жить.

17

Осень встретила нас пронизывающим ветром и серостью неба.

За лето Лондон стал родным. Мы исследовали его закоулки, пробовали всякую еду, от фиш-энд-чипс до экзотических блюд в маленьких ресторанчиках Сохо.

Блог Илоны набирал популярность — её весёлые и непредсказуемые ролики о жизни в Лондоне привлекли большую аудиторию. Я с удовольствием помогала ей, привнося в съемки свой острый юмор и нестандартный взгляд.

Также я усердно готовилась к началу учебного года, освежая в памяти знания.

Сегодня уже мой первый день занятий. Поверить не могу, как быстро летит время. Казалось, мы только вчера приехали…

Я в своем новом твидовом пальто, чуть нервничаю. Это совершенно новый этап моей жизни, и хотя я не первый раз студентка, волнение все равно не оставляет. Всё-таки здесь все по-другому.

Илона уже в своем обычном стиле — яркая кофта, джинсы и кеды — живо рассказывает о планах на день, попутно проверяя свой макияж в зеркале.

— Сегодня у меня запланирована съёмка рядом с твоим кампусом! Сниму ролик, как кровиночку в первый класс провожаю.

Подруга изображает слезы радости и улыбается. Я лишь закатываю глаза.

— Не забудь о том, что я здесь для учебы, а не для того, чтобы отмазывать тебя от тюрьмы за нарушение общественного порядка, — говорю, улыбаясь.

Илона смеется, подмигивая мне.

— Мира, ты убиваешь все веселье! А вдруг мой будущий миллионер прямо там учится? Представь, как мы романтично столкнемся во дворе и он подарит мне розу…

— Может, перестаешь смотреть «Холостяка»? Твое восприятие реальности искажается. У тебя было явно больше шансов встретить его… Немного в другом месте. Там, где ты упорно не хотела работать…

На улице пасмурно, но свежо. Шум улиц окутывает нас уже привычной атмосферой большого города, но я уже не так стрессую в толпе.

Здание LSE поражает воображение каждый раз, когда я вижу его. Строгие линии и симметричные формы создают ощущение надежности и стабильности.

Величественные колонны и арочные окна придают зданию благородный и торжественный вид. Стены, облицованные камнем, будто пропитаны историей бесчисленных поколений студентов и ученых.

Я полна решимости погрузиться в учебу, но не могу не заметить, как Илона с энтузиазмом оглядывается по сторонам, словно и правда выслеживает своего будущего миллионера.

Ставлю ей легкую подножку, когда она с открытым ртом заглядывается на группу парней во дворе университета.

Подруга провожает меня до входа, бомбардируя своим фирменным коктейлем из шуток и энергичных пожеланий удачи, приправленных доброй долей нецензурной лексики.

— Ну всё, красавица, иди учись! И, пожалуйста, раздай мой номер всем своим горячим одногруппникам. И еще... — она затихает, подбирая еще более яркие эпитеты. — Короче, удачи!

Я смеюсь, отмахиваясь от её прощального напутствия.

— Достала. У тебя явный недотрах, Ло. Зарегистрируйся уже на сайте знакомств.

Ее энергия заразительна, и я чувствую, как нервозность отступает. Остается только легкое волнение.

Глубоко вдыхаю прохладный воздух, направляясь в здание университета. Перед глазами встают фантастические картины успешной жизни, непременной частью которой будет моё образование.

Переступив порог, оказываюсь в мире, где знания и образование — это не просто слова, а реальность.

Высокие потолки, большие окна и просторные коридоры создают ощущение простора и свободы. Стены украшены картинами и фотографиями, которые рассказывают о жизни и достижениях выдающихся людей, связанных с этим местом.

В приоткрытых аудиториях царит атмосфера сосредоточенности и интеллектуального труда. Парты и стулья расположены таким образом, чтобы обеспечить максимальную эффективность обучения. На стенах висят схемы, графики и формулы, которые помогают студентам лучше усваивать материал.

Здесь я чувствую себя частью чего-то большего, чем просто студенткой. Ощущаю себя частью великой традиции, которая началась много лет назад и продолжается до сих пор.

Ищу свой аудиторный корпус, свой факультет и наконец нахожу нужную аудиторию.

Тут уже собралось несколько студентов. Тихо сажусь на свободное место, оглядывая своих новых одногруппников. Все выглядят сосредоточенными и занятыми. В воздухе чувствуется ожидание.

Кстати, одногруппники у меня вполне приличные ребята. Разных национальностей, это видно по цвету кожи, разрезу глаз. И по акценту, который я различаю среди перешептывания. Интересно, есть ли здесь русские? Пока не замечаю, но надеюсь, что нет.

Преподаватель, профессор Эндрюс, мужчина лет так... за тридцать, с мягким взглядом серых глаз и немного свободным стилем в одежде, появляется в аудитории ровно в назначенное время.

Вспоминаю слова Илоны про горячих одногруппников и понимаю, что самым кипятком оказался препод. Прикусываю губу, чтобы не усмехнуться.

Ну правда, привлекательный мужчина.

Старательно конспектирую, записывая ключевые моменты и формулы. Его акцент, хотя и заметен, не мешает пониманию. Напротив, он добавляет лекции определенную харизму.

Тембр голоса тоже приятно льется в уши. Люблю низкий голос у мужчин. Такой... бархатный, обволакивающий, как легкий туман.

Время от времени поднимаю взгляд, осматривая аудиторию. Лица студентов сосредоточенные, заинтересованные. Заметно, что большинство серьезно относится к учебе.

Интересно, я смогу здесь с кем-нибудь подружиться? Ну... или хотя бы познакомиться? Илона там себе уже армию друзей нашла за это лето, а я, как мышь, прячусь от лишнего общения. Нужно это исправлять.

Внезапно мой взгляд цепляется за девушку, сидящую в нескольких рядах от меня. У нее длинные, темные, словно крыло ворона, волосы и яркие, выразительные карие глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она записывает что-то в блокноте с такой концентрацией, что, казалось бы, сама бумага вот-вот воспламенится от ее энергии.

Ее стиль — простой, но изящный: темные джинсы, облегающий серый свитер и небольшая сумочка через плечо. Что-то в ней притягивает внимание... Какая-то необычная энергетика...

Может... она напоминает мне мою лучшую подругу?

Закончив конспектировать, я незаметно наблюдаю за ней еще некоторое время. Она ничего не говорит, не отвлекается, впитав в себя, как губка, каждое слово красавчика-профессора.

Наконец, лекция заканчивается. Студенты постепенно начинают собираться, обмениваясь шепотом комментариями.

Я решаюсь.

Взяв свою сумку, направляюсь к ней. Надеясь, что не выгляжу как маньяк. В ее глазах мелькает удивление, а затем... легкая улыбка.

— Привет, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, хотя внутри всё немного дрожит. — Я Мирослава.

— Анна, — отвечает она, её улыбка становится шире. — Приятно познакомиться.

— И мне, — говорю, чувствуя, как растаяло моё начальное нервное напряжение. — Лекция Эндрюса… Заставила меня понять, что я совершенно ничего не понимаю в финансовом анализе.

Анна смеётся, её смех лёгкий, звонкий, как колокольчики.

— Согласна, — говорит она, собирая свои вещи. — Он прекрасно излагает материал, но сам предмет… Достаточно сложен. Может, пока мы будем идти в столовую, сможем обсудить самые запутанные моменты?

Я с удовольствием соглашаюсь. Мы выходим из аудитории и начинаем непринужденную беседу.

— Ты откуда? — интересуюсь невзначай.

— Вообще-то я из Берлина, — улыбается она.

Опять эта чёртова Германия…

Глупо улыбаюсь, продолжая слушать её.

— …Но уже восемь лет живу в Лондоне, — продолжает Анна. — Мои родители переехали сюда по работе. Бакалавриат по финансам я окончила здесь и вот сейчас начала магистратуру, чтобы работать в одной международной компании.

— Здорово! — улыбаюсь я. — А я только два месяца назад переехала сюда…

— Откуда?

— Из Москвы, — проглатываю ком в горле, потому что сейчас польется чистая ложь, приправленная нотками лжи. — Закончила там бакалавриат по экономике, поработала в маленькой фирме и решила, что нужно срочно «прокачать скилл».

Анна улыбается.

— Россия… Это здорово, — протягивает она. — Всегда хотела там побывать. Ты одна здесь?

— Нет, — качаю головой. — Прихватила лучшую подругу с собой. Мы снимаем студию в Кенсингтоне, если что, приглашаю в гости.

Ослепительно улыбаюсь.

— Слышала, там дорогая аренда, — удивляется девушка.

Ох, милая. Знала бы ты, за сколько я её купила, точно бы охренела.

Отмахиваюсь.

— Я очень долго копила на проживание здесь, поэтому могу позволить немного шиковать.

Мы продолжаем разговор, переходя на интересы. У неё есть страсть к путешествиям и к современной литературе, она читает очень много книг.

Я втираю ей за свои увлечения, которых не так уж и много, всё так же приправляя всё ложью о том, что я обычная девчонка из России, мечтающая о высотах в Европе.

Не хочу, чтобы общение со мной началось только из-за огромных денег на счетах. Мы с Илоной заранее договорились не распространяться о моей прошлой жизни. Чтобы случайно не перенести её в эту. Буду надеяться, что мои новые знакомые не станут гуглить…

Мои соцсети опустели. Информации на иностранных сайтах обо мне нет. Мой отец ведёт дела с Азией, на Европу им с Волковым пока рановато рот раскрывать.

Обсуждаем любопытные факты из лекции, делимся своими мыслями и наблюдениями. В ней есть какая-то жизнерадостность, которая заряжает энергией, и мы уже шутим, как старые друзья.

С Илоной мы познакомились примерно так же. Только это она подошла ко мне на первом курсе и предложила пойти на вечеринку к её знакомому. Так всё и началось. Эта бестия прилипла ко мне, и я уже ее никуда не отпущу.

В столовой находим свободный столик и заказываем еду. Оказалось, что Анна, так же как и я, немного экстраверт. Особенно когда дело доходит до еды.

Она с задором рассказывает о своих кулинарных экспериментах, и я рассказываю ей о своей любви к борщу своей лучшей подруги.

Общение с новой знакомой сбавляет мое напряжение. Теперь понимаю, зря волновалась, что будет тяжело найти общий язык с кем-то. Совсем забыла, что имею природный дар очарования. И если мне это помогало в сложных сделках, то почему бы не применить его в поиске полезных знакомств?

Обед пролетает незаметно. Мы обсуждаем всё на свете: от особенностей британской системы образования до последних модных тенденций. Анна оказывается невероятно интересным собеседником. Её взгляд на жизнь свежий, незашоренный, и она умеет найти позитив даже в самых обыденных вещах.

— Знаешь, Мирослава, — говорит она, когда мы уже подходим к выходу из столовой. — Чувствую, что мы с тобой станем хорошими друзьями.

— Я тоже так думаю, — отвечаю я, и в этом нет никакой ложной скромности. Мне действительно приятно её общество.

— Слушай, — продолжает Анна, — а как насчет того, чтобы сегодня вечером встретиться? Мы могли бы сходить в какой-нибудь паб или кафе.

— Отличная идея! — говорю я, с удовольствием соглашаясь. — Только давай где-нибудь поспокойнее, без громкой музыки. Я за приятную атмосферу и возможность поговорить.

— Тогда встречаемся в шесть у паба "The Crown" на Кингс-роуд? — предлагает Анна.

— Договорились! — проверяю телефон, чтобы посмотреть на карту и убедиться, что я найду это место. — Только… Ты не против, если я возьму с собой подругу?

— Конечно, не против! — улыбается Анна. — Втроём ещё веселее.

Весь оставшийся день проходит в суматохе лекций и семинаров. Но мысль о вечерней встрече с Анной согревает меня, добавляя в обычный учебный день какую-то особую изюминку.

После занятий Илона уже ждёт меня возле выхода, с хищным взглядом озираясь по сторонам. Я подхожу к ней со спины, почти впритык, и жду, когда эта дубина уже заметит меня.

Простояв так минуты три, всё же не выдерживаю:

— Мисс Чернышева! — гавкаю ей в ухо. — Охота окончена, расходимся!

Крик Илоны, перемежающийся с ругательствами на английском, сбивает с ног проходящего мимо корейца. Парень в шоке озирается на нее, удаляясь быстрым шагом.

Она, кажется, действительно ожидала чего-то более… скучного, что ли?

Мой рассказ о первом дне явно превзошел ее ожидания. Мы идём по Кенсингтону, и я, размахивая сумкой, распинаюсь ей о лекциях, преподавателях, не упуская, конечно же, симпатичного Эндрюса. И Анну, с которой мы удивительно быстро нашли общий язык.

Илона слушает с широко раскрытыми глазами, изредка вставляя свои комментарии, полные сарказма и легкой ревности?

— Подружку, значит, нашла себе, — говорит она, когда мы поворачиваем за угол. — Ну-ну.

Я смеюсь и толкаю ее в лужу. Она грациозно уворачивается и пытается скрыть улыбку.

— Дура, — говорю я, улыбаясь. — Анна просто напомнила мне тебя. Такая же энергичная. Не знаю, насколько она долбанутая, как ты, но…

Илона фыркает.

— Я вообще-то одна такая. Единственный экземпляр.

— Никто и не спорит, — говорю, подмигивая. — Никакая Анна не затмит тебя в моем сердечке.

Я складываю пальцы в форме сердца и ослепительно улыбаюсь.

Илона хохочет.

— Ладно. Говоришь, она пригласила нас в паб? Вот и посмотрим, как мы с ней похожи.

— Илона, я тебя умоляю, давай только без алкомарафона. А то я боюсь представить, чем на этот раз это закончится для меня.

*****

Паб "The Crown" оказался уютным и не слишком шумным, как и обещала одногруппница.

Мы с Илоной немного опоздали — застряли в пробке, но Анна уже ждала нас за столиком у окна.

Она выглядит еще лучше, чем днём: в тёмно-синем платье, подчеркивающим ее фигуру, и с легким макияжем.

— Извини, что опоздали, — говорю я, садясь за столик. — Знакомьтесь, девчонки. Илона — Анна, Анна — Илона.

Девочки дружелюбно кивают друг другу.

— Очень приятно, — отвечает Анна, улыбаясь. — Я только что заказала нам пиво. Надеюсь, вам понравится.

Илона, как всегда, сразу же оценила обстановку и бармена.

— О, а пиво тут неплохое, — заявляет она, делая глоток. — А бармен — красавчик. Надо будет поближе познакомиться.

Анна смеётся.

— Не вариант, — говорит она, вздыхая. — Он гей.

Илона морщится. А я заливаюсь смехом. Черт.

Еще и привыкать к тому, что не все мужики по нашу сторону баррикад.

— Но Эндрюс, кстати, ничего, правда? — поддерживаю разговор, обращаясь к Анне.

Она заговорчески кивает, расплываясь в улыбке.

— Мне уже хочется посмотреть на него! — восклицает Илона. — Ты мне им сегодня все уши прожужжала.

Я закрываю лицо руками, а Анна смеётся, хлопая меня по плечу.

— Может, у него есть аккаунт в соцсетях? — спрашивает она, доставая свой телефон. — Он не выглядит как душный препод.

Может, найдем пару его фото на отдыхе? Оценим фигуру.

Делаю глоток пива, замерев в ожидании.

— Роберт Эндрюс.

Анна пару секунд быстро орудует пальцами по экрану телефона, и наконец ее лицо озаряет улыбка.

— Есть! — вскрикивает она. — Черт возьми, да он шикарен!

Мы с Илоной придвигаемся к ней вплотную, чтобы получше разглядеть находку.

На фотографиях Эндрюса — яркое солнце, бирюзовое море и он сам в одних плавках, с совершенно безупречной фигурой. Илона просто ахнула.

А я так совсем обомлела.

— Боже мой, — шепчет она. — Он идеален. И вы теперь будете каждый день смотреть на него? Моя зависть зашкаливает!

Анна улыбается, довольная своей находкой.

— А я говорила. Не все преподаватели — скучные ботаники. Кажется, профессор Эндрюс — большой любитель путешествий.

— Женат? — влазию я, увеличивая фото его руки, пытаясь рассмотреть кольцо.

— Нет, — произносит Илона. — Тут кольцо на среднем пальце. Да и посмотри, на фото ни жены ни девушки.

Анна продолжает листать ленту, останавливаясь на каждом фото. И в какой-то момент мы натыкаемся на его пост с фотографией маленькой девочки.

«С днём рождения, милая дочурка».

Звуки разочарования с наших ртов привлекает внимание посетителей.

— С прицепом мужчина, — смеётся Илона, возвращаясь на место.

— А такие надежды подавал… — вздыхаю, следуя за ней.

Мы провели еще час в пабе, обсуждая Эндрюса, Лондон, учёбу и жизнь вообще. Мы с Илоной умело поддерживали легенду о нашей обычной жизни в России, а Анна рассказывала интересные истории об университете.

В общем, довольно весело провели время. Даже Илона позабыла о своей "наигранной" ревности и была самой собой, забавляя нас смешными шутками и идеями для следующих видео.

Ну что могу сказать?

Первый день учебы удался на славу!

Посмотрим, что будет дальше…

18

Утопаю в череде лекций, семинаров и самостоятельных работ. А также пьянок, новых знакомств и совместных роликов с Илоной в очередном парке. Конечно же, все это происходит без фанатизма. Я все еще помню, какая темная сущность сидит глубоко внутри.

С Анной мы усердно докопались до одногруппников, чтобы знать, с кем имеем дело. Оказалось, что группа довольно разношерстная: студенты из разных стран, со своим опытом и интересами.

Бобби. Тихий и сосредоточенный англичанин, заядлый любитель истории и эконометрики. Странноватый, честно говоря.

Лиза. Энергичная француженка, мечтающая о карьере в моде. Дура, зачем в экономику поперлась?

Раджеш, интеллигентный индиец, увлеченный программированием. Тот же вопрос, что и к Лизе…

Ну и Тамик. Пухлый таджик с постоянной улыбкой до ушей. Мне нравится учить его русским ругательствам. Как будто даже на родину в Москву вернулась.

Кхм, ну вы поняли почему…

Каждый рассказывал о своих целях, амбициях и жизни вне учебы. Разговоры помогли мне лучше сориентироваться в университетской среде и найти новых друзей. И, как я и надеялась, в моей группе нет русских!

Удача?

Фарт?

Чудо?

Нет — дорогущее обучение!

Также я начала преуспевать. Мои аналитические навыки, отточенные опытом работы в “Ильинский Групп”, а потом и в “Инвестиционных Высотах”, позволяли мне быстро усваивать материал и находить оригинальные решения задач.

Профессор Эндрюс, заметив мою активность на семинарах и оригинальность подхода к решению кейсов, просит меня задержаться после одной из лекций.

Я в лёгком ступоре оглядываюсь на Анну, которая многозначительно кивает и выходит из аудитории.

Он ещё более привлекателен вблизи, чем на фотографиях: высокий, с умными серо-голубыми глазами и легкой, почти незаметной улыбкой.

— Мисс Волкова, — начинает он слегка хрипло, что придает его речи особый шарм, — Мне очень понравилась ваша работа над последним заданием. Оригинальный подход к анализу рынка… Вы, кажется, думаете нестандартно.

Я слегка краснею, стараясь скрыть волнение. Комплименты от такого преподавателя неожиданны, но безумно приятны.

— Спасибо, профессор Эндрюс, — отвечаю спокойно, — Я стараюсь.

— Стараетесь? — он улыбается еще шире. — Нет, вы не просто стараетесь, вы преуспеваете. Возможно, вам бы понравилось поработать над более сложной задачей? У меня есть один интересный проект… Мы могли бы обсудить его на следующей неделе, если вас заинтересует.

Сердце забилось чаще. Работа над проектом с ним… Возможность поближе познакомиться, показать себя…

Я, конечно, понимаю, что это может быть просто профессиональный интерес, но не сдерживаюсь от восторженной улыбки.

— Это может быть интересным опытом, — трепещу я. — Буду очень рада поработать с вами, профессор.

Он улыбается и называет время и место нашей встречи.

Я, как придурок, опять глупо улыбаюсь, киваю и выхожу из аудитории.

Анна караулит меня возле двери и сразу же бросается с расспросами. Я еле мямлю, пересказывая по ролям наш диалог с преподом.

— Мира, я в шоке, — шепчет она восторженно. — Кажется, ты на пути к званию мачехи.

Давлюсь смехом.

— Брось ты, — выдавливаю. — Это просто профессиональный интерес. Сто процентов тебе говорю.

Анна не отвечает, лишь хитро прищуривается. Выходим из здания, весело подкалывая друг друга.

Илона, как мой верный телохранитель, уже ожидает меня возле ворот. Ну или, точнее сказать, она здесь настойчиво светит своим очаровательным лицом.

Реально, она до сих пор выслеживает молодых парней. Вот кто настоящая маньячка.

Девочки здороваются, а я задумываюсь о предстоящей встрече с Эндрюсом. Очень интересно, что у него там за проект.

— Мира! — Илона щелкает пальцами перед глазами. — Мы идём?

Анна смеётся.

— Да у нее тут с профессором «индивидуальные занятия» наклевываются, — отвечает она.

Илона хихикает.

— Серьёзно? — спрашивает она, обращаясь ко мне. — Подыскивает мачеху?

Нет, ну вы серьезно?

— Да ладно вам, — отмахиваюсь я, стараясь скрыть улыбку. — Просто предложил поработать над проектом. Ничего такого.

— Ага, над проектом, — тянет Илона, с лукавым огоньком в глазах. — Ну-ну. Мы-то знаем эти проекты. Особенно когда профессор такой… ммм… аппетитный.

Я закатываю глаза.

— Да перестаньте! Вы мне всю малину обламываете. Я же даже еще не решила, хочу ли с ним вообще работать.

— А что тут решать? — вмешивается Анна. — Такой шанс упускать нельзя. Во-первых, опыт. Во-вторых… ну, ты же сама видела его фотографии. Там есть на что посмотреть.

Илона многозначительно хмыкает.

— Вот именно. Если уж и впрягаться в какие-то рабочие отношения, то только с такими экземплярами. А то потом всю жизнь будешь жалеть, что упустила возможность.

— Да я не об этом беспокоюсь, — вздыхаю я. — А о том, что у меня времени и так в обрез. Учеба, мысли о магистерской. Какая уж тут работа над проектами.

— Ну, ты же знаешь, как говорится, — говорит Илона. — Если чего-то очень захотеть, то время всегда найдется. Особенно если это что-то связано с красивым профессором.

Анна смеется, хлопая меня по плечу.

— Да брось ты свои сомнения. Соглашайся и не думай. Это же отличная возможность. Кто знает, куда этот проект тебя приведет.

Задумываюсь. Они, конечно, правы. Такой шанс может больше и не представиться. Тем более как без хороших рекомендаций добиться чего-то стоящего в другой стране?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ладно, — говорю я, наконец, сдаваясь. — Уговорили. Только чур, если что-то пойдет не так, вы меня поддержите.

— Еще бы, — отвечает Илона, обнимая меня за плечи. — Мы всегда рядом.

— Да и я буду рада помочь, — добавляет Анна. — Если что, я тебе расскажу, как правильно строить отношения с преподавателями. У меня тут опыт есть.

Я смеюсь.

— Ну спасибо, подруга. Буду иметь в виду. А сейчас давайте лучше забудем про профессоров и проекты и просто насладимся этим вечером.

Мы заходим в паб неподалеку от университета и заказываем себе пиво. Болтаем, смеемся и обсуждаем планы на выходные..

— Ну что, отметим конец недели! — Илона поднимает бокал, но резко опускает его, вглядываясь куда-то в толпу. — Девчонки... вы только посмотрите...

Мы с Анной поворачиваем головы вслед за ее взглядом. За соседним столиком сидит группа молодых парней европейской внешности. Они весело болтают на идеальном английском, попивая крепкое спиртное.

Я хмыкаю, поворачиваясь обратно к Илоне, которая уже в боевой готовности: декольте поглубже, прическа пышнее.

— Тебе не кажется, что мы для них староваты? — смеюсь, отпивая глоток.

Илона фыркает, а Анна подхватывает мой смех. Парням на вид не больше двадцати двух...

— Плевать, — бросает Илона, не отводя взгляда от компании. — Главное, что мы все совершеннолетние. А молоденькие парнишки намного энергичнее ровесников!

Она впивается взглядом в одного из парней, высокого блондина с голубыми глазами. Подмигивает ему и игриво поправляет волосы. Анна смеется, качая головой.

— Ну, Илона, ты как всегда в своем репертуаре, — говорит она. — Только не увлекайся слишком сильно. Все-таки мы здесь не только за этим.

— Да ладно, расслабьтесь, девочки, — отвечает Илона, не отрывая взгляда от блондина. — Я просто немного развлекаюсь. И вам бы тоже не помешало! Сидите тут, две монашки!

Усмехаюсь. Я уже монашка... Снова оборачиваюсь на парней. Симпатичные, не спорю... Илона замечает мой заинтересованный взгляд и подмигивает.

— Давай, Мира, — лепечет она. — Тебе уже давно пора с кем-нибудь познакомиться.

— Да ну тебя, — отмахиваюсь, чувствуя, как румянец заливает щеки. — Я уже и забыла, как это делается.

Илона смеется и, схватив мою руку, тянет меня со стула.

— Ничего ты не забыла! Сейчас вспомним! Пошли!

Прежде чем я успеваю хоть что-то возразить, она уже тащит меня в сторону той самой компании парней. Анна качает головой, но в ее глазах тоже появляется искорка веселья.

— Ну ладно, раз такое дело, я с вами, — говорит она, поднимаясь следом.

Илона, как настоящий таран, прокладывает нам путь сквозь толпу. Парень-блондин, тот самый, с голубыми глазами, замечает нас и улыбается.

Я начинаю понимать, что сейчас произойдет.

Подойдя к их столику, Илона представляется на беглом английском:

— Привет, ребята! Мы тут решили, что у вас тут скучновато. Разрешите присоединиться?

Парни переглядываются, и один из них, кажется, главный, с ухмылкой отвечает:

— Конечно, красавицы! Будем рады компании.

Илона садится рядом с блондином, подмигивая мне. Анна садится напротив них, а я... Я стою как вкопанная, не зная, что делать.

— Ну же, Мира, чего ты застыла? — шепчет мне Илона по-русски, — Садись!

Делаю глубокий вдох и, стараясь не показывать волнения, сажусь рядом с Анной. Чувствую на себе изучающий взгляд одного из парней.

Карие глаза прожигают насквозь. Он улыбается, обнажая ровные белые зубы, и я ощущаю легкий озноб.

— Ну что, девочки, — говорит он, растягивая слова с легким акцентом, — Раз уж вы решили скрасить наш вечер, расскажите о себе. Откуда вы, чем занимаетесь?

— Мы из России, — говорит Илона, лучезарно улыбаясь. — Приехали в Лондон учиться и покорять мир!

Она начинает тараторить о наших планах, о Лондоне, о клубах, которые собираемся посетить. Я с благодарностью смотрю на нее, чувствуя, как напряжение немного отступает.

Парень по имени Джеймс по-прежнему смотрит на меня, но уже с меньшим интересом.

Он слушает Илону, кивает, смеется. Анна уже тоже во всю болтает с темноволосым Филиппом, а я пытаюсь удержаться от крепкого.

Не уютно мне с ними. Не знаю почему, но чувство, как будто зря мы подсели.

Вдруг Джеймс наклоняется ко мне ближе и шепчет на ухо так, чтобы слышала только я:

— Что, русская куколка, скучаешь?

Поднимаю уголок рта.

— Нет, просто не люблю много болтать. Для этого у меня с собой подруги.

Ухмыляется.

— Тогда позволь мне развлечь тебя, — шепчет он, улавливая мое настроение.

Чувствую, как по спине пробегает дрожь, и внезапно становится жарко. Взгляд его глаз цвета молочного шоколада не отпускает, заставляя забыть обо всем вокруг.

Илона и Анна увлечены своими кавалерами, их смех и оживленные разговоры доносятся до меня словно издалека. А я… Я просто не могу отвести взгляда от этого парня. Его лицо… Молодой ещё совсем. Наивный. Но милый.

— И как же ты собираешься меня развлекать? — спрашиваю, стараясь сохранить невозмутимый вид. Мой голос звучит немного хрипло, выдавая мое волнение.

Джеймс ухмыляется и наклоняется еще ближе, так что я чувствую его теплое дыхание на своей щеке.

— У меня есть несколько идей, — шепчет он, и в его голосе слышится явный намек.

— Я вся во внимании, — отвечаю, чувствуя, как внутри меня просыпается опасная игра. Игра, в которой я не знаю правил, но почему-то уверена, что хочу в нее сыграть.

Парень откидывается на спинку стула. Скользит по мне оценивающим взглядом, и я вижу в нем неприкрытый интерес.

— Например, — протягивает он. — Могу показать тебе ночной Лондон из окон нового «Феррари». Любишь красивые тачки?

Невинно хлопаю ресницами. Ладно, если строить простую девчонку, то до конца.

— Здорово, — натянуто улыбаюсь. — Никогда не ездила на «Феррари»... Но мне было бы интересно послушать все твои предложения.

— Ну, если тебе нравятся предложения, у меня их полно, — говорит он, в его глазах пляшут озорные искорки. — Можем пойти в самый модный клуб в городе. Или... можем поехать ко мне. У меня отличный вид на Темзу и бутылка выдержанного вина.

Ну понятно, наверное, он чей-то избалованный сынок. Откуда в двадцать два может быть столько «возможностей»? Помню себя в те годы… Ой, лучше бы не вспоминала… Какие же мы конченые с Илоной тогда были.

— Ты слишком самоуверен, — говорю, стараясь скрыть улыбку. — С чего ты взял, что я соглашусь хоть на одно из твоих предложений?

Парень наклоняется ближе так, что наши лица оказываются совсем рядом. Я чувствую запах его сладких духов, смешанных с ароматом пива.

— Потому что я вижу это в твоих глазах, — шепчет он. — Ты ищешь приключений. Хочешь немного повеселиться. И я могу тебе это дать.

Он подносит мою руку к своим губам и нежно целует пальцы. Чувствую, как внутри меня разгорается интерес. Очень интересно узнать, чем меня сможет покорить англичанин.

— Так уж и быть. Удивляй.

Джеймс улыбается, и в его глазах я вижу победу.

— Тогда пошли, — говорит он, поднимаясь со стула. — Используем все мои предложения. Или… только одно, но самое главное.

19

Чувствую, как адреналин бурлит в моей крови, смешиваясь с неожиданным, почти забытым чувством предвкушения. Взгляд Джеймса прожигает меня насквозь, и я понимаю, что пути назад нет.

— Всё в порядке, девочки, — говорю, вставая из-за стола. — Я ненадолго. Просто... нужно немного развеяться.

Илона и Анна обмениваются озабоченными взглядами, но я быстро подмигиваю им, намекая, что всё под контролем. Надеюсь, они доверяют мне достаточно, чтобы не задавать лишних вопросов.

— Будь осторожна, Мирослава, — говорит Илона, ее голос полон беспокойства. — Не делай ничего, о чем потом пожалеешь.

Киваю, хотя и не уверена, что смогу сдержать это обещание. Именно сейчас, в этот самый момент, я хочу забыть обо всем.

— Я буду в порядке, — отвечаю, стараясь улыбнуться.

Джеймс берет меня за руку, и его прикосновение обжигает кожу. Ведет меня к выходу из паба, кивнув на прощание своим друзьям, которые остались «окучивать» моих подруг.

Выйдя на улицу, вдыхаю прохладный ночной воздух. Лондон сверкает огнями, словно приглашая нас в свою таинственную и полную соблазнов жизнь. Парень открывает дверцу шикарного черного «Феррари», и я, не раздумывая, сажусь в машину.

— Куда едем?

— Сюрприз, — отвечает Джеймс, с хитрой улыбкой глядя на меня. — Просто доверься мне.

Заводит мотор, и машина срывается с места, оставляя позади шум паба и моих подруг. Смотрю в окно, наблюдая, как ночной город проплывает мимо. Чувство опасности и предвкушения охватывает меня целиком.

Машина мчит по ночным улицам Лондона, словно хищник, вырвавшийся на охоту.

Огни улиц сливаются в размытые полосы. Чувствую себя героиней фильма, где все возможно и ничего не имеет значения. Кроме этого момента. Кроме привлекательного незнакомца, сидящего рядом со мной.

— Тебе нравится скорость? — спрашивает он, перекрикивая рев мотора.

Перевожу взгляд на него, чувствуя, как внутри нарастает приятное ощущение адреналина.

Нравится ли мне скорость? Думаю, что не стоит напоминать о том, какой я безумный автолюбитель. Но... решаю поиграть с ним.

— Я не знаю, — отвечаю, изображая волнение. — Раньше не пробовала.

Он усмехается, и эта усмешка кажется мне одновременно пугающей и притягательной.

— Тогда тебе понравится, — обещает он. — Я покажу тебе, что значит жить на полную катушку.

Его слова звучат как вызов, и я не могу устоять перед ним. Все еще интересно, чем молодой мажор будет удивлять «провинциалку».

Не знаю, почему меня все это так притягивает... Но думаю, что это какое-то напоминание о моей беззаботной жизни до брака. Лёгкой, весёлой, даже несмотря на место в компании отца. Я всегда находила веселье. Всегда старалась забыться от проблем, переключаться на приятные вещи. На спонтанные приятные вещи.

Конечно, может быть, я просто уже выросла, а может, просто сломалась окончательно. Но мне хочется уже попробовать что-то новое. Хватит жалеть себя и пытаться обвинить во всех грехах. Я заслуживаю жить так, как я хочу, и никто мне не сможет больше мешать.

Мы выезжаем за пределы центра Лондона, и пейзаж за окном меняется. Вместо небоскребов и толп людей появляются тихие улочки и зеленые парки. Я пытаюсь угадать, куда он меня везет, но Джеймс хранит молчание, лишь изредка бросая на меня быстрые взгляды.

Наконец, мы останавливаемся перед высоким зданием с панорамными окнами. Из них льется мягкий свет, создавая атмосферу уюта и роскоши.

— Мы приехали, — говорит Джеймс, выключая мотор. — Добро пожаловать в мой мир.

Выходит из машины и открывает мне дверцу. Я выхожу, чувствуя легкое головокружение от скорости и приятного волнения. Парень берет меня за руку, и мы вместе направляемся к входу в здание.

— Что это за место? — спрашиваю я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Это мой дом, — отвечает он просто. — Я хочу показать тебе кое-что.

Мы поднимаемся на лифте на самый верхний этаж. Когда двери открываются, я замираю от восхищения.

Передо мной открывается огромная квартира-студия с панорамным видом на Темзу. Интерьер в минималистичном стиле: белые стены, дорогая мебель и минимум декора.

Но главное — это вид. Ночной Лондон простирается передо мной, словно сказочный город, усыпанный огнями.

Да... Эта роскошь не сравнится с моей московской.

— Это невероятно, — выдыхаю я, не в силах оторвать взгляд от окна.

Джеймс подходит ко мне сзади и обнимает за талию. Чувствую его дыхание на своей шее, и по телу пробегает дрожь.

— Я знал, что тебе понравится, — шепчет он мне на ухо. — Здесь можно забыть обо всем.

Он поворачивает меня к себе лицом и смотрит мне в глаза. Его взгляд полон желания, и я чувствую, как теряю контроль над собой.

— Уверена, что хочешь быть здесь? — спрашивает он, его голос звучит хрипло и возбужденно.

Хочу почувствовать себя живой. Хочу острых ощущений, которых мне так не хватает.

— Я... — начинаю, но не могу закончить фразу.

Джеймс не дает мне договорить. Он прижимается своими губами к моим, и я отвечаю на его поцелуй.

Поцелуй… Кажется, он стирает мои последние сомнения. Хочу отдаться полностью этому моменту. Переключиться. Наконец почувствовать хоть что-то помимо разочарования и боли.

Джеймс подхватывает меня на руки и несет в спальню, где нас ждет мягкая кровать и темнота, полная тайн и соблазнов.

Опускает меня на матрас, который мягко проседает под нашим весом. Его губы не отрываются от моих, требуя ответа, и я с готовностью отдаюсь этому поцелую.

Его руки скользят по моему телу, очерчивая изгибы, и я чувствую, как под кожей пробегает дрожь. Давно не было… Очень давно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Расстегивает пуговицы на моей блузке, и я помогаю ему, откидывая ее в сторону. Затем он снимает с меня юбку, и я остаюсь в одном лишь кружевном белье. Чувствую себя немного уязвимой, но в то же время невероятно возбужденной.

— В очередной раз убеждаюсь, что русские девушки — самые красивые. — шепчет Джеймс, рассматривая меня с восхищением.

Его слова льстят мне, и я чувствую, как щеки заливаются румянцем. Он начинает раздеваться сам, сбрасывая с себя футболку и джинсы. Его спортивное телосложение привлекает мой взгляд. Смуглый торс так и манит прикоснуться.

Джеймс ложится рядом со мной на кровать и начинает целовать мою шею. Его поцелуи становятся все более жаркими и требовательными, отвечаю ему стонами.

Обвиваю его шею руками и прижимаюсь к нему всем телом. Он понимает мою безмолвную просьбу и начинает ласкать меня более настойчиво.

Его руки скользят по моей груди, сжимая и поглаживая соски сквозь чашечки бюстгальтера. Ток пробирает насквозь. Стону от удовольствия, выгибаюсь навстречу ласкам.

Он спускается ниже, целуя мой живот и бедра. Я чувствую, как возбуждение охватывает меня целиком, и я готова взорваться от желания.

Черт возьми, если и этот окажется резко женат, я не выдержу… Меня трясет от возбуждения, и я не смогу на этот раз быстро переключиться.

Джеймс замечает мое состояние и улыбается. Медленно снимает с меня белье, и я не сопротивляюсь. Когда я остаюсь полностью обнаженной, он смотрит на меня с неким обожанием.

— Идеальна, — шепчет он.

Целует меня снова, на этот раз более нежно и ласково. Его губы скользят по всему моему телу, вызывая волны удовольствия. Снизу сводит все от ужасного долгого воздержания.

Джеймс переворачивает меня на живот, мягко массирует мою спину. Его руки сильные и умелые, и я чувствую, как напряжение покидает мое тело. Затем он спускается ниже, целуя мои ягодицы и бедра.

— Все нравится? — спрашивает он, шепча мне на ухо.

— Не останавливайся, — шепчу сквозь мучительный стон.

Он немного отстраняется. Его пальцы проникают в меня, и я вздрагиваю от неожиданности. Но быстро прихожу в восторг.

— Такая узкая... — шепчет он, усмехнувшись. — Маленькая моя, неужели давно не было?

Я ничего не отвечаю, лишь выгибаюсь навстречу его движениям. Его пальцы покидают меня, и на смену им он сам входит в меня.

Медленно, чувственно, он растягивает меня изнутри. Чувствую его размер и мысленно благодарю за нежное первое проникновение.

Взрываясь моментально. С первого мягкого толчка меня накрывает безумной волной наслаждения. Мое тело содрогается от удовольствия, и я чувствую, как из меня вырывается крик.

— Тшшш, милая, — шепчет Джеймс, целуя меня в плечо, продолжая медленные движения во мне. — Сколько же ты терпела?

— Долго, — сдавленно шепчу, отходя от наваждения.

Его движения растянутые и плавные, но с каждой секундой они становятся все более страстными и напористыми. Переворачивает меня обратно на спину. Дает немного отдохнуть, снова лаская мое тело поцелуями.

— Мне нравятся твои стоны, не молчи, — улыбается он, когда у меня перекрывает воздух от его повторного проникновения в другой позе.

Повинуюсь, обхватываю его поясницу ногами, позволяя ему проникнуть ещё глубже. Запускаю пальцы в его короткую стрижку, притягивая для поцелуя. Мой стон эхом отдается в его груди. Языки сплетаются в нежном танце. Кружат голову, сводят с ума. Все это так… нормально. Нежно, чувственно. Я уже и забыла, как это, когда партнёр подкупает тебя мягкостью, а не жестким беспощадным напором.

Джеймс продолжает двигаться внутри меня, пока не достигает своего собственного оргазма. Последний жадный поцелуй, и мы лежим, тяжело дыша, наслаждаясь моментом.

Ночной Лондон все еще сверкает огнями, но теперь он кажется мне еще более прекрасным и волшебным.

— Спасибо, — шепчу я. — Это то, что мне было нужно.

— Ты же не думаешь, что я привез тебя к себе, чтобы просто заняться сексом? — смеется парень. — У нас впереди ещё целая ночь.

Он целует меня в лоб и встает с кровати.

— Я принесу нам что-нибудь выпить, — говорит он. — Что ты хочешь?

— Что-нибудь не крепкое, — отвечаю, улыбаясь ему. — Хочу помнить всё, чем ты будешь меня развлекать сегодня.

Джеймс исчезает в смежной комнате, и я остаюсь лежать, глядя в потолок. Тело приятно ноет, каждая клеточка вибрирует от удовольствия. Чувствую себя живой, настоящей, как никогда раньше. Это приятное чувство удовлетворения, которое будто расставило все на свои места.

Он возвращается с двумя бокалами в руках. В полумраке комнаты янтарная жидкость мерцает, словно жидкое золото.

— Держи, — протягивает бокал, присаживаясь на край кровати. — Это итальянское игристое, не слишком крепкое, но с характером, как и ты.

Беру бокал и делаю небольшой глоток. Вино приятно покалывает язык, оставляя послевкусие фруктов и меда.

— Вкусно, — говорю я, искренне улыбаясь.

— Я рад, что тебе нравится. — Он поднимает свой бокал. — За нас? За эту ночь?

— За эту ночь, — отвечаю я, чокаясь с ним.

Мы пьем вино в тишине, наслаждаясь моментом. Я чувствую, как расслабляюсь все больше и больше.

— Я ведь совсем тебя не знаю, — усмехаюсь, делая глоток.

Джеймс улыбается.

— Разве это важно? — спрашивает он. — Незнание добавляет интереса и разгоняет фантазию. А главное...

— Не засоряет голову, — заканчиваю за него.

Понимаем друг друга. Какая неожиданность…

— Что ты хочешь дальше? — шепчет он мне на ухо.

Не знаю, что ответить. Хочу всего и сразу, но в то же время боюсь. Боюсь потерять контроль, боюсь снова сорваться.

— Удивляй, — шепчу игриво в ответ. — Но учти, я хоть и девушка из провинции, но довольно своенравная.

Ну а что? Мне нравится то, как он пытается удивить меня своей обеспеченностью, не зная, сколько денег у меня на счетах.

Джеймс улыбается, и в его глазах я вижу азартный огонек. Обещание приключений, страсти и ночи, которую я никогда не забуду. Он встает с кровати и берет меня за руку.

— Тогда пойдем, — говорит он. — Я покажу тебе ещё кое-что.

Натягивает на меня свою рубашку и ведет меня через коридор, стены которого украшены современным искусством, в другую просторную комнату.

Удивительно, что из каждого уголка этой квартиры открывается великолепный вид на Лондон. Эта комната немного отличается от предыдущих. Здесь более интимная, темная атмосфера.

В центре комнаты стоит рояль, его черная лакированная поверхность отражает приглушенный свет настенных светильников.

— Ты играешь? — спрашиваю я, подходя ближе.

— Иногда, когда хочется побыть наедине со своими мыслями, — отвечает Джеймс. — Но сегодня я хочу играть для тебя.

Он садится за рояль, его пальцы умело скользят по клавишам. Мелодия льется плавно и чувственно, заполняя комнату нотами страсти и желания.

Закрываю глаза, позволяя музыке окутать меня, проникнуть в каждую клеточку моего тела. Звуки рояля сплетаются с нашим равномерным дыханием, создавая неповторимую атмосферу.

С ума сойти… Я как в фильме. Откуда он взялся? Его сюда послали мне свыше, чтобы напомнить, как прекрасна жизнь, когда не усложняешь ее предрассудками?

— Что это? — спрашиваю, когда он заканчивает.

— Моя собственная композиция. Я назвал ее "Ночное откровение". О том, как два незнакомца встречаются в темноте и находят друг в друге успокоение… Честно говоря, я только что ее сочинил, на ходу.

Открываю рот от восторга. Виртуоз, честное слово… Или пи*дабол…

Джеймс встает из-за рояля и подходит ко мне. Берет меня за руку и ведет к окну.

— Посмотри ещё раз, — говорит он, указывая на Лондон. — Все эти огни, все эти люди… Каждый из них живет своей жизнью, у каждого своя история. И сегодня мы стали частью этой истории.

Впервые за долгое время я не чувствую себя испуганной или недоверчивой. Этот милый мальчик может быть прекрасен весь вечер, а потом расчленить меня по мешкам…

Но почему мне все равно?

— Что дальше? — спрашиваю, поворачиваясь к нему.

В его глазах горит огонь.

— Дальше… — шепчет он, притягивая меня к себе. — Дальше небольшая передышка от сюрпризов...

Его глаза снова вспыхивают желанием.

— Сыграй еще, — шепчу я, прислонившись к нему, чувствуя тепло его тела сквозь тонкую ткань рубашки.

Внутри все еще бушует пожар страсти, разожженный его прикосновениями и музыкой, но сейчас, глядя на ночной Лондон, мне хочется еще немного этой умиротворяющей, чувственной мелодии. Хочется, чтобы он играл только для меня, чтобы этот момент длился вечно.

Джеймс улыбается, не отрывая взгляда от моего лица. В его глазах — отражение звезд и огней большого города, и что-то еще… Что-то темное, манящее, обещающее новые открытия. Он слегка сжимает мою руку, словно чувствуя мое желание.

— Что ты хочешь услышать? — тихо спрашивает он, его дыхание касается моего уха.

Задумываюсь. Хочется чего-то знакомого, но в то же время совершенно нового. Чего-то, что выразит все те сложные чувства, которые сейчас переполняют меня — благодарность, возбуждение, страх и… надежду.

— Сыграй что-нибудь… — я делаю паузу, пытаясь подобрать слова, — ... на свой вкус.

Прячу лицо от смущения в его плече. Ну не знаю я, что хочу услышать... Любой звук из этого инструмента приятно обволакивает душу. И тем более... Меня всегда привлекала сама игра. Вы видели, какие пальцы у пианистов?

Джеймс смотрит на меня несколько мгновений, словно пытаясь прочесть мои мысли. Затем, не говоря ни слова, он берет меня за руку и ведет обратно к роялю.

Садится, кладет пальцы на клавиши и начинает играть. Сажусь рядом на мягкую кожаную сидушку и внимательно наблюдаю за его движениями. Это гипнотизирует.

На этот раз это не его собственная композиция. Это что-то известное, что-то, что я слышала много раз, но в его исполнении эта мелодия звучит совершенно иначе. В ней есть и тоска, и страсть, и надежда, и… боль. Боль потери, боль разочарования, боль, которую я так хорошо знаю.

Музыка льется, заполняя все пространство вокруг нас, и я закрываю глаза, позволяя ей пропитать меня полностью.

Когда мелодия заканчивается, открываю глаза и вижу, что Джеймс смотрит на меня. В его глазах — нежность и понимание. Он молча протягивает руку, и я беру ее, чувствуя, как по телу пробегает легкий электрический разряд.

— Спасибо, — шепчу я, глядя на него. — Это было… невероятно.

Джеймс улыбается, и его улыбка кажется мне сейчас самой прекрасной вещью в мире.

— Будут ещё пожелания, мисс? — спрашивает он с игривой улыбкой.

Улыбаюсь.

— Откуда ты такой взялся? — прищуренно смотрю на него, пытаясь прочесть его мысли.

— Я просто люблю исполнять желания, — улыбается в ответ, заправляя прядь волос мне за ухо. — Мне показалось, что там, в пабе, тебе было слишком скучно просто сидеть и пить в шумной компании.

Экстрасенс?

— Почему ты обратил внимание именно на меня?

Он задумывается на секунду, загадочно улыбаясь. Затем притягивает меня к себе.

— Честно сказать? — риторический вопрос. — Твоя энергетика меня приманила. Ты отличаешься от своих подруг молчаливостью, но от тебя ощущается жар, огонь, который вот-вот разорвет тебя. Наверное, тебе говорили это не раз?

Задумываюсь. Не говорили, но... Учитывая то, как ко мне липнет мужской пол, там скорее не энергетика, а отравленные феромоны...

— Очень интересно стелишь, — улыбаюсь я, тыкая пальцем в его твердую грудь. — Тебе бы книги писать, о любви или страсти. О секретах обольщения.

Он смеется. Низкий приятный смех, который не вселяет раздражения, а наоборот, заставляет улыбнуться.

— Я подумаю об этом, — отвечает он. — Напишу о нашей случайной встрече.

— Тогда это будет очень короткий роман, — возражаю весело. — Конечно, если ты не умеешь отлично блистать речевыми оборотами.

— Может быть, — загадочно произносит Джеймс, притягивая меня ещё ближе. Его дыхание горячее, обжигает мою кожу, и я чувствую, как во мне снова пробуждается желание. — Но разве история обязательно должна быть длинной, чтобы стать незабываемой?

Он берет мое лицо в свои ладони, нежно поглаживая щеки большими пальцами. Его взгляд проникает в самую душу, и я чувствую, как теряю контроль над собой.

— Ты особенная, Мирослава, — шепчет он, и от его слов у меня мурашки бегут по коже. — В тебе есть что-то такое, что я не могу объяснить. Что-то, что притягивает меня, словно магнит.

Молчу, не зная, что ответить. Его слова кажутся мне слишком красивыми, слишком нереальными. История, действительно, не должна быть длинной...

— Чего ты хочешь сейчас? — тихо спрашивает он, его голос звучит мягко и чувственно.

— Хочу… — протягиваю тихо, но не даю себе закончить словами и впиваюсь в его губы своими.

Это нежный, трепетный поцелуй, который постепенно перерастает в страстный и требовательный. Я целую его с жадностью, прижимаясь к нему всем телом.

И мы снова погружаемся в объятия друг друга, забывая обо всем на свете. В эту ночь мы исследуем друг друга, открывая новые грани страсти и наслаждения.

В этот момент я понимаю, что, даже то, что с рассветом это может закончится, я не избавлюсь от прекрасного чувства перерождения.

20

Когда рассвет касается горизонта и первые лучи солнца проникают сквозь окна квартиры, Джеймс крепко спит, обнимая меня.

Смотрю на него, не в силах понять, что я ожидаю дальше. Но... понимаю, что сближаться по-прежнему не хочу.

Осторожно освобождаюсь от его объятий и тихонько брожу по квартире, одеваясь. Делаю глоток воды из-под крана и покидаю это место.

Хочу исчезнуть, оставив после себя этот загадочный шлейф. Эту приятную негу, которую мы подарили друг другу. Не усложнять и не строить планы, просто отдаться наслаждению от проведенной ночи.

Небо над Лондоном манит красками восходящего солнца, когда я выхожу из подъезда. В утренней прохладе ощущается что-то освежающее, словно город сам готовится к новому дню.

В голове — приятная пустота, мысли словно вымыло волной удовольствия. Ноги сами несут меня в сторону Кенсингтона.

Прохладная погода октября не смущает для утренней прогулки.

Дойдя до парка, опускаюсь на скамейку, наблюдая за тем, как просыпается природа. Птицы щебечут на разные голоса, белки деловито снуют между деревьями, а вдалеке по дорожке бежит молодая пара, держась за руки.

Все это кажется таким простым, естественным. И таким далеким от моей жизни.

Внезапно звонит телефон. На экране высвечивается имя Илоны.

— Где ты? — в голосе подруги звучит явное беспокойство. — Живая хоть? Уехала вчера с этим типом из паба, я место себе не находила.

— Я в порядке, — успокаиваю ее. — Все хорошо. Я тут, в нашем парке. Можешь меня в окно увидеть.

Смотрю в окна нашего кирпичного дома напротив.

— В парке? В шесть утра? Мирослава, что происходит?

Я вздыхаю. Не хочется вдаваться в подробности, рассказывать о Джеймсе, о нашей ночи. Не хочется разрушать эту хрупкую атмосферу легкости и безмятежности, которая сейчас меня окружает.

— Скоро буду, — уклончиво отвечаю я. — Не волнуйся.

— Жду, — коротко бросает подруга и отключается.

Понимаю, что пора возвращаться к реальности.

По дороге покупаю свежие круассаны в нашей любимой булочной. Надо же как-то задобрить мою бестию.

Когда вхожу в квартиру, подруга сидит на диване, обхватив себя руками. В ее взгляде читается смесь облегчения и упрёка.

— Ну и где ты была? — строго спрашивает она, как только я переступаю порог.

— Успокойся, — тяну я с лёгкой улыбкой. — Вот, купила нам завтрак. Давай поедим, и я всё расскажу.

Илона берет пакет из моих рук, но не улыбается.

— Ладно, — говорит она, направляясь на кухню. — Но ты мне всё расскажешь. Всё до последней детали.

За чашкой кофе и свежими круассанами я рассказываю Илоне всё по порядку от нашего ухода с Джеймсом из паба.

О его квартире с видом на Темзу и, конечно, о ночи, которую мы провели вместе. Стараюсь не вдаваться в излишние подробности, но и не утаивать ничего важного.

Илона слушает молча, лишь изредка видно, как в ее глазах горит искорка облегчения. Когда я заканчиваю, она откидывается на спинку стула и смотрит на меня долгим, оценивающим взглядом.

— Я рада, что тебе было хорошо, — наконец говорит она. — Ты этого заслужила. Просто поддаться мимолетным чувствам, наконец отпустить свои предрассудки.

Киваю в согласии. Не перестаю блаженно улыбаться. Илона тоже не сдерживает улыбку.

— Главное, не пускайся во все тяжкие. Ты же помнишь, чем это может закончиться? Твое лечение подошло к концу, но это не значит, что ты полностью здорова.

Опускаю взгляд, тяжко вздыхая. Конечно, я всё помню. Именно поэтому я предпочла вернуться домой с утра пораньше и оставить Джеймса с приятным чувством, а не с ужасным мнением обо мне.

— Поэтому я так рано и приперлась домой, — горько усмехаюсь я. — Чтобы не было соблазна остаться. Эта ночь ничего не значит. Просто приятно провели время. Он напомнил мне, что я все еще желанная девушка. Всё ещё заслуживаю красивые жесты и приятные эмоции.

— Даже не оставила ему номер? — поднимает бровь подруга.

— Не-а, — протягиваю с улыбкой. — Зачем? Он слишком молод. Ну, и я не старуха, но просто... Не моё это.

— Горжусь тобой, Ильинская, — смеется она. — Использовала парнишку ради удовольствия и бросила. Так им всем и надо. Никто из них тебя не заслужил.

Гордо киваю. На этот раз я не бегу от проблем, а просто избегаю их возможного начала. Я приехала в Лондон учиться, развиваться, а не снова связать себя узами привязанностей к людям, которые не заслуживают этого.

Илона рассказывает о том, как они с Анной провели остаток вечера. Как оказалось, их избранникам повезло меньше, чем моему. Девочки просто провели с ними время и отправились по домам. Кажется, Илона нашла себе новую подругу «Динамо».

— Какие планы на сегодня? — спрашивает Илона, откусывая хрустящий круассан. — Может, снимем вместе видео для моего блога? Когда мы вместе занимаемся ерундой, просмотров больше.

— Конечно, — отвечаю, задумчиво попивая кофе. — Думаю, нам стоит съездить в какое-нибудь интересное место, где можно было бы снять что-то необычное. Может, в Виндзорский замок? Или в Стоунхендж?

Илона оживляется.

— Стоунхендж? Отличная идея! Там такая мистическая атмосфера, можно снять что-то загадочное. А еще можно поехать в Оксфорд, там университет красивый. Да и вообще, любая поездка — это новые впечатления и контент для блога.

Улыбаюсь, глядя на ее энтузиазм.

— Хорошо, давай тогда посмотрим однодневную экскурсию, чтобы вернуться вечером.

После завтрака мы садимся за ноутбук и начинаем изучать информацию о Стоунхендже. Выясняем, что лучше всего ехать туда рано утром, чтобы избежать толп туристов. И как раз нам везет забронировать два места в туристическом автобусе через час. Всё складывается как нельзя лучше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

По дороге Илона не умолкает ни на минуту, рассказывая о своих идеях для видео. Я слушаю ее вполуха, размышляя о том, что ждет меня впереди.

Учеба, работа над проектом с профессором Эндрюсом, новые знакомства... Жизнь налаживается, и это не может не радовать.

Когда мы подъезжаем к Стоунхенджу, я замираю от восторга. Огромные каменные глыбы, возвышающиеся над равниной, кажутся чем-то нереальным, словно портал в другой мир.

Выходим из автобуса и направляемся к древнему памятнику, ощущая себя маленькими песчинками в истории.

Илона тут же достает камеру и начинает снимать. Бегает вокруг камней, ловит разные ракурсы, комментирует все происходящее.

Я же просто стою и любуюсь этим величественным зрелищем, пытаясь проникнуться его духом.

— А угадайте, кто сегодня со мной? — загадочно тянет Илона в камеру и переводит ее на меня. — О да, это моя малышка. Мир, передай привет подписчикам.

Я изображаю веселье и посылаю воздушные поцелуи в камеру. Прямой эфир пестрит комментариями, но я не обращаю внимания.

— Ло, вытащила меня за тридевять земель, чтобы поснимать камни, — бурчу я. — Накидайте ей дизлайков за издевательства над животными!

Илона хохочет и возвращает камеру обратно на себя.

— Мира у нас сегодня не в духе, — громко шепчет она. — Мы вчера изрядно так отметили конец рабочей недели.

Я весело толкаю ее в бок. Она замирает, с улыбкой читая комментарии зрителей.

— Нет, «Мистер секс», — обращается она к кому-то в эфире. — Мирослава не знакомится. Она предпочитает оставаться сильной и независимой девой.

Я смеюсь, заглядывая ей в экран.

— Это правда, — подтверждаю слова подруги. — Поэтому просто смотрите и мечтаете о моем обществе молча.

Мы хихикаем, и я изображаю высокомерие на фоне величественных камней.

Илона выключает камеру и поворачивается ко мне, лукаво улыбаясь.

— Ну что, сильная и независимая дева, пойдем погуляем между камней? А то я тут одна бегаю как угорелая, а ты стоишь, как королева, на трон взираешь.

Я закатываю глаза, но улыбаюсь в ответ.

— Ладно, уговорила. Пойдем посмотрим на эти древности поближе. Может, хоть какой-то дух истории на меня снизойдет.

Медленно бредем между огромными валунами, ощущая их холодную мощь. Вокруг нас снуют туристы, щелкают фотоаппараты, но я стараюсь не обращать на них внимания

Пытаюсь представить, что чувствовали люди, которые жили здесь тысячи лет назад. Какие тайны скрывают эти камни?

— Знаешь, Мир, — вдруг говорит Илона, — я тут подумала… Может, тебе стоит все-таки познакомиться с кем-нибудь? Даже тот же самый красавчик Джеймс? Ну так, для разнообразия. А то ты у меня совсем в свою раковину забилась.

Я вздыхаю. Эта тема всплывает с завидной регулярностью.

— Илона, мы же это уже обсуждали миллион раз. Мне сейчас не до этого. У меня учеба, проект… И вообще, я только недавно начала приходить в себя после всего, что было.

— Ну да, конечно, — тянет она скептически. — Значит, сегодняшняя ночь была чем-то типа терапии?

Я хмурюсь. Мне не нравится, когда она так говорит.

— Это было… исключением. Мне просто нужно было почувствовать себя живой. Ты же знаешь.

Илона останавливается и берет меня за руку.

— Я знаю, Мир. И я не осуждаю тебя. Просто хочу, чтобы ты была счастлива. А счастье, как известно, не приходит в одиночку.

Отворачиваюсь, глядя на горизонт.

— Может быть, ты и права. Но сейчас я просто не готова.

Внезапно мой взгляд цепляется за мужчину, стоящего неподалеку.

Черт побери... Я узнала его.

Это тот русский из паба. Я ещё с ним столкнулась летом, когда мы отдыхали с Илоной.

Быстро отвожу взгляд, пытаясь не показывать своего волнения.

— Пойдем отсюда, — шепчу я Илоне, дергая ее за рукав. — Уже достаточно посмотрели.

Но она, кажется, ничего не замечает.

— Что такое? Тебе плохо?

— Там снова тот мужик.

Илона смотрит на меня с тревогой.

— Какой мужик, Мира? — она мотает головой в разные стороны, и я отдергиваю ее.

— Странный тот, из паба, — шиплю я, потягивая ее в сторону.

Мы быстро уходим от камней, стараясь не оглядываться. Он в этот раз, вроде, не смотрел на меня. Может, это просто совпадение, но все равно не по себе.

Сажусь в туристический автобус, пытаясь успокоить вновь разыгравшуюся фантазию.

— Мира, ну всякое бывает, — успокаивает меня Илона, присаживаясь рядом. — Просто совпадение. Помнишь, как мы в Москве три раза за день встретили одну и ту же женщину в разных частях города? Тогда ты не была так напугана.

Понимаю, что она, может быть, права, но разве можно успокоить душевнобольного?

— Не знаю, — качаю головой. — Просто не по себе.

Илона вздыхает.

— Может, напишешь своему психотерапевту? — предлагает она. — Спросишь, что можно пропить от этих навязчивых мыслей?

— Не хочу, — хныкаю я. — Я наконец-то закончила лечение, и сейчас опять горстями жрать эти таблетки? У меня печень скоро откажет.

— Тогда, — протягивает Илона, передавая мне чай в термосе. — Успокаивайся самостоятельно. Выброси эти мысли из головы. Мы всего лишь столкнулись снова с каким-то мужиком спустя несколько месяцев. Ничего особенного.

Делаю маленькие глотки теплого напитка, чувствуя, как жидкость согревает изнутри. Действительно, зря только накручиваю себя.

— Ну как? — спрашивает подруга через несколько минут, после того как я провела небольшую дыхательную практику. — Полегчало?

Киваю. И правда легче. Послала к черту странного типа и готова продолжать приключения.

Илона подмигивает мне, довольная, что смогла немного развеять мою тревогу.

— Вот и отлично! Тогда направляемся в Солсбери. Говорят, там собор красивый и старый город. Может, еще что-нибудь интересное для блога найдем.

Я согласно киваю, стараясь сосредоточиться на предстоящей экскурсии, а не на неприятных мыслях о загадочном незнакомце.

Автобус наполняется туристами и трогается. По дороге разглядываю пейзажи за окном: зеленые поля, пасущиеся овцы, небольшие деревушки… Всё это успокаивает и помогает отвлечься.

Прибыв в Солсбери, мы сразу направляемся к знаменитому собору. Его шпиль возвышается над городом, словно маяк, притягивая взгляды.

Внутри царит атмосфера тишины и благоговения. Высокие своды, витражные окна, старинные надгробия… Всё это создает ощущение прикосновения к истории.

Бродим по собору, рассматривая его архитектурные детали и слушая рассказ нашего экскурсовода.

— А сейчас, — говорит мужчина, — я покажу вам знаменитую Хартию вольностей, хранящуюся в библиотеке.

Проходим в небольшую комнату, где под стеклом лежит старинный пергамент с печатью.

Хартия вольностей — один из самых важных документов в истории Англии, ограничивающий власть короля и гарантирующий определенные права и свободы гражданам.

Стою перед хартией и пытаюсь представить, какие страсти кипели вокруг нее, какие судьбы она определила.

Выйдя из собора, мы гуляем по старому городу. Узкие улочки, старинные дома, уютные кафе… Здесь чувствуется дух старины и умиротворения.

Заходим в небольшую булочную, чтобы выпить чашку чая и попробовать местные пирожки.

Илона фотографирует всё подряд: фасады домов, витрины магазинов, прохожих… Ее блог должен пополниться новыми интересными материалами.

— Мир, — говорит Илона, откусывая пирожок, — может, останемся на ночь? Сходим в местный паб?

Мотаю головой.

— Ты же знаешь, что мне завтра на пары, Ло, — отвечаю, вздыхая. — Давай приедем сюда, когда у меня будет перерыв между сессиями, останемся на подольше.

Илона немного расстраивается, но кивает. К вечеру мы возвращаемся в наш автобус и отправляемся обратно в Лондон.

— Отлично время провели, да? — улыбается подруга, делая селфи.

Киваю. И правда. Не жалею, что вот так, спонтанно, вырвались. Последние два дня блещут впечатлениями, заставляя меня приходить в себя, даже не обращая внимания на неприятные моменты, которые я пытаюсь себе навязать. Конечно, без Илоны я бы тут с ума сошла.

21

— Мисс Волкова, — кивает профессор Эндрюс с улыбкой. — Рад, что вы настолько пунктуальны, что даже на такую незначительную встречу пришли раньше.

Улыбаюсь, конечно же, как всегда по-идиотски.

Хотя, может, это только мне так кажется?

— Боюсь, вы ошибаетесь, профессор. Я очень серьезно настроена.

Мужчина улыбается чуть шире и присаживается за наш столик в кафе.

— Похвально, — произносит он. — Тогда хочу попросить вас кое о чем. Наедине вы можете звать меня просто Роберт.

Прикусываю губу изнутри от такого заявления.

Ух… Уже стираем стену официоза.

— Тогда вы тоже зовите меня просто по имени, — улыбаюсь.

— Идет… Итак, начнем, пожалуй, с порции кофеина.

Заказываем американо, и он наконец приступает к объяснению своего проекта.

Исследование эффективности инвестиций в энергетический сектор развивающихся стран.

Тема безумно интересная и сложная, и я с удовольствием погружаюсь в обсуждение предложенных им подходов.

Мы разговариваем несколько часов, обсуждая методологию исследования, анализ данных и возможные риски.

Я стараюсь не только просто высказать свое мнение, но и активно задавать вопросы, чтобы лучше понять его видение проекта.

Наше мнение почти во всем совпадает, и поэтому наш разговор незаметно перетекает в более расслабленный, чем официальный.

— Я поражен, — вздыхает он. — Мирослава, вы действительно можете закончить магистратуру экстерном.

Я смущенно усмехаюсь и отмахиваюсь.

— Вы мне льстите, — трепещу. — На самом деле, мне ещё многому нужно научиться.

— Но ваши знания уже вызывают приятный восторг, — не унимается Эндрюс. — Из МГУ выпускают сразу будущих миллиардеров?

Смеюсь.

— Нет, Роберт, — качаю головой. — Я училась в ВШЭ — Высшая школа экономики… И после учебы набиралась опыта в крупной финансовой корпорации.

— Работали в банке?

— Не только.

Надеюсь, он не будет гуглить…

— Почему же решили уйти? — задает вполне логичный вопрос Эндрюс.

А я ищу вполне логичный ответ. Логичный и лживый… Выбираю слова, стараясь, чтобы они звучали правдоподобно, но не слишком откровенно.

— У меня были… личные обстоятельства, — говорю я, покачивая головой. — Семейные проблемы, которые требовали моего внимания. А после мне захотелось идти дальше по карьерной лестнице, но уже с дополнительным образованием. На одном экономическом далеко не уедешь, если хочешь разбираться во всем.

Это не совсем ложь, хотя и не вся правда. Роберт кивает понимающе. Он не давит, не пытается выведать подробности. Это приятно.

Задает еще пару вопросов о моей работе, проявляя живой интерес именно к моему профессионализму.

В основном интересуется моими методами анализа рисков, подходами к работе с клиентами, даже затрагивает вопросы этики в бизнесе.

Отвечаю открыто, стараясь не слишком много рассказывать о своей прежней жизни, скрывая свою руководящую должность, но и не скрывая свою компетентность.

Затем мы снова возвращаемся к обсуждению его проекта. Профессор задает тонкие вопросы, показывает на графиках и таблицах места, которые требуют дополнительного исследования.

Он не просто даёт наставления, а ведет со мной настоящий диалог, поддерживает обсуждение, делится своим опытом.

В перерывах между профессиональными разговорами мы обмениваемся небольшими фразами о Лондоне, об университете. Он спрашивает о моих планах, о том, как я адаптируюсь после переезда.

— Лондон — удивительный город, — говорит он, отпивая кофе. — Сколько интересных мест здесь можно посетить! Уже успели побывать где-нибудь за пределами университета и Кенсингтона?

— Конечно, — отвечаю, откусывая пирожное. — Мы с моей подругой уже почти все объездили, даже до Стоунхенджа добрались на прошлых выходных.

— Стоунхендж… интересное место, — задумчиво произносит Роберт, будто вспоминая что-то. — Я был там много лет назад. Мистическое место, правда?

— Да, — соглашаюсь с лёгкой улыбкой. — Там чувствуется какая-то… особая энергия.

Разговор снова перетекает в более личную плоскость. Роберт спрашивает о моих впечатлениях от Лондона, о том, что мне нравится, а что нет. Я рассказываю ему о своей «съемной» квартире на Хай-стрит Кенсингтон, о прогулках в парке, о вкусных пирожных в местной булочной.

— Знаете, — говорю я, — Лондон — это город контрастов. Здесь можно найти все, что угодно. От тихих уютных уголков до шумных многолюдных улиц.

— Это точно, — смеется Роберт. — Здесь каждый найдет что-то для себя. А чем вы планируете заняться после окончания учебы?

Задумываюсь на мгновение.

— Пока не знаю, — отвечаю честно. — Я еще точно не решила, чем хочу заниматься в будущем. Но есть уже несколько идей. Заняться инвестициями или же просто открыть что-то свое, к примеру.

— Главное, чтобы работа приносила удовольствие, — говорит Роберт. — Это самое важное.

Он смотрит на меня с какой-то теплотой и пониманием. Мне становится немного неловко от его взгляда. Пытаюсь сменить тему.

— А чем вы занимаетесь в свободное время, Роберт?

— Экономика и финансы — мое все, — с улыбкой отвечает он. — Но иногда хожу в театр или на концерты. Люблю гулять по городу и фотографировать.

— Вы фотограф? — удивляюсь я.

— Скорее, любитель, — смеется он. — Но мне нравится запечатлевать красивые моменты.

Разговор продолжается еще некоторое время. Мы говорим о книгах, фильмах, путешествиях. Я чувствую, как между нами возникает какое-то… притяжение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Знаю, что я со всеми так думаю!

Просто говорю, что и с ним какая-то связь возникла. Мне нравится его чувство юмора, интеллект, манеры. Он кажется мне таким… настоящим, открытым. В отличие от тех, кого я знала раньше. Да и, честно говоря, соскучилась по мужчине, который также отлично разбирается в финансах, как и я. Такой коннект в работе у меня был только с одним человеком… Не важно.

Даже не заметила, как наступили сумерки.

— Ты на машине? — вдруг спрашивает Эндрюс, по-джентельменски оплачивая счет.

Это больная тема. Я все еще не купила здесь машину. Хотя дорога до университета иногда выматывает.

Улыбаясь, качаю головой.

— Тогда я подвезу тебя, — уверенно заявляет он.

— Не стоит, — неловко улыбаюсь. — Я доеду на метро. Не хочу доставить неудобства…

Он улыбается и встает с места.

— Разве может быть неудобным подвезти до дома хрупкую девушку?

Хрупкую — не то слово. Я все еще не набираю вес…

— Не переживай, Мирослава, — продолжает он. — Мне не трудно.

Киваю, согласившись.

А что?

Его улыбка становится ещё шире. Выходим из кофейни, и он отворяет передо мной дверь своего автомобиля — элегантного, но не вычурного «Фольксвагена».

В салоне пахнет кожей и свежим воздухом. Путь до моего дома пролетает быстро. И в тишине.

Не сказать, что эта тишина давящая… Скорее, спокойная. Не навязчивая.

Возле моего дома мужчина не глушит мотор, глядя в окно.

— Отличный дом, — протягивает он. — Моя сестра снимала здесь студию. Говорит, район прекрасный.

Киваю, улыбнувшись.

— Мне тоже нравится, — протягиваю руку к дверце. — Благодарю, профессор Эндрюс.

— Мирослава, ну мы же еще не в университете, — улыбается.

— Роберт.

— Да, — кивает довольно. — А насчет проекта, я рад, что ты согласилась сотрудничать.

— А я рада за проявленное ко мне доверие, — улыбаюсь и выпрыгиваю из машины. — Увидимся на занятиях, профессор.

С улыбкой закрываю дверцу и чувствую, как прохладный ветер остужает мое лицо.

Я опять покраснела?

С каких пор я краснею?

Быстро поднимаюсь в квартиру. Илона уже стоит на пороге в позе «Рассказывай, а то зарежу».

— Ну? — шепчет она, едва я переступаю порог.

Скидываю куртку, чувствуя, как напряжение, накопившееся за день, медленно спадает.

— Всё прошло хорошо, — начинаю я, стараясь рассказать о встрече с Робертом спокойно, но в голосе всё равно слышится волнение. — Мы долго говорили о проекте. Он действительно очень умный и интересный человек.

Илона присаживается на кресло, прислушиваясь к каждому слову.

— И всё? — спрашивает она с недоверием.

Я улыбаюсь.

— А чего ты хочешь? Чтобы я рассказала, как мы переспали на заднем сиденье его машины?

— Что?! — вскрикивает подруга, опять подорвавшись с дивана.

Я закатываюсь смехом с ее реакции.

— Шучу я, — выдавливаю. — Просто говорили о проекте, договорились о сотрудничестве. Он похвалил мой профессионализм и намекнул, что я лучшая на потоке.

Илона фыркает, снова падая на диван.

— Скучно, — бурчит она. — Лучше бы переспали.

— Ладно, ладно, — смеюсь я, наполняя кружку чаем. — Он попросил наедине называть его по имени и до дома подвез.

Илона приподнимает бровь.

— Ого, — протягивает она, заинтересованно наблюдая за мной. — Даже так?

— Но это ничего не значит, — отвечаю, улыбаясь.

— И всё? Никаких романтических подтекстов? Никаких скрытых взглядов?

Илона, как всегда, неисправима.

— Ну, взгляды были, — признаюсь. — Но всё было очень корректно. Он просто мой препод, Илона. И тем более, мы же видели в соцсетях, что у него есть дочь. Значит, и жена есть. Да и вообще, он старше меня лет так… на шесть-семь?

Илона хихикает.

— Успокойся, — говорит она. — Дочь не означает наличие действующей жены. У него же нет кольца на пальце?

— Не обращала внимание, — отвечаю, потирая виски. — Сейчас я сосредоточена на учебе. Да и вообще, мы зря говорим об этом. Он явно не из тех, кто крутит интрижки со студентками.

— Ладно, всё, не нервничай, а то взорвешься, — сдается Илона, взяв со стола кусочек шоколада. — Так ты согласилась работать с ним над проектом?

Я киваю.

— Да, уже посмотрела часть материалов. Работа интересная, но и достаточно сложная. Думаю, что мы хорошо сработаемся с Робертом. — прокашливаюсь. — С профессором Эндрюсом.

Илона кивает, закончив с шоколадом.

— Главное, чтобы ты тоже поимела выгоду от вашего сотрудничества, — говорит она, вставая с дивана. — Может, он позволит тебе использовать этот проект в качестве магистерской?

— Мечтать не вредно.

22

Утро встречает меня мягким лондонским светом, пробивающимся сквозь шторы. В голове — лёгкая приятная усталость после вчерашнего вечера, проведённого за обсуждением проекта с профессором Эндрюсом.

Вспоминаю его внимательный взгляд, улыбку, спокойный, уверенный тон голоса.

Нет, конечно, ничего такого не было, всё чисто профессионально, как я и говорила Илоне. Но… приятное ощущение лёгкого волнения всё ещё остаётся.

Илона спит, разбросав на своей стороне кровати подушки и журналы.

Поднимаюсь, иду в душ. Прохладная вода смывает остатки сна и напряжения, оставляя ощущение свежести.

Завтрак — быстрый тост с авокадо и чашка крепкого кофе. Тихо выхожу из квартиры, наслаждаясь тишиной утреннего Лондона.

Университет встречает меня привычной суетой. Студенты спешат на лекции, обсуждают что-то оживленно, смеются.

Занимаю свободное место за партой рядом с Анной и начинаю готовиться к семинару, но мысли всё время возвращаются к вчерашнему разговору с Робертом.

Нет, с профессором Эндрюсом.

Хватит, Мира… Ты не забыла, что недавно развелась?

Мысли резко поворачиваются в сторону Влада…

Уже октябрь… А вывезли меня из Германии в конце февраля…

Интересно, как он там?

Да, мне всё ещё интересно.

Да, я всё ещё думаю о нем, признаюсь, реже, но... Всё равно думаю.

Профессор Эндрюс проходит в аудиторию с несколькими студентами. Его взгляд быстро скользит по мне, и я замечаю его мимолетную улыбку.

Микроулыбку.

Очень-очень незаметную улыбку.

Но она была!

Честно говорю!

Сердце почему-то начинает биться быстрее. Глупо, конечно. Но что есть, то есть.

Семинар проходит как в тумане. Стараюсь сосредоточиться на обсуждении, даже пару раз высказываюсь по теме, но взгляд профессора Эндрюса преследует меня.

Каждый раз, когда наши глаза встречаются, я чувствую, как по спине пробегает легкий холодок.

Нет, пора заканчивать с этим! Сейчас же! Сразу после семинара!

После занятия собираю свои вещи, стараясь не смотреть в сторону профессора. Но он словно ждёт этого момента.

— Мисс Волкова, — слышу его голос.

Оборачиваюсь. Он стоит у кафедры и смотрит на меня. В глазах — что-то, что я не могу прочитать.

— Можем ли мы поговорить о проекте? — спрашивает он, слегка наклонив голову.

— Конечно, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Где вам будет удобно?

— Может быть, в кафе? — предлагает он, слегка улыбаясь. — Здесь, на кампусе?

Что это? Проверка? Или просто совпадение?

— Да, конечно. Через сколько?

— Как только закончу с другими студентами, — говорит он, — примерно через час?

— Отлично, — отвечаю я. — Подожду вас там.

Выхожу из аудитории и чувствую, как ладони стали влажными. Илона права… Тут что-то нечисто. И это меня… заводит? Страшно? Опасно? Интересно? Да, всё сразу.

За час, который остаётся до встречи с профессором, я успеваю выпить кофе в университетской кофейне и немного побродить по кампусу.

Стараюсь успокоиться и собраться с мыслями. Я должна вести себя профессионально. Никаких намёков, никаких флиртов. Только работа. Да, только работа.

Анна составляет мне компанию, пока я жду Эндрюса. Болтаем ни о чем, сидя за столиком в кафе.

Подходит одногрупница. Корнелия. Скользкая итальянка. Очень неприятная девица. Ее взгляд всегда выражает такую надменность, будто мы все куски дерьма, а она царица мира и внучка королевы Елизаветы.

— Кажется, профессор Эндрюс нашел себе фаворитку, — произносит она, брезгливо растягивая слова и скользя по мне презрительным взглядом.

Анна привлекает ее внимание на себя.

— Завидуешь? — бросает она. — Может тогда сходишь подтянешь материалы, чтобы тоже хоть чем-то выделиться, помимо своего красного свистка?

Не сдерживаю смешок. Красная помада ей действительно не идёт.

Корнелия корчит лицо.

— Думаю, что знаниями тут не ограничилось, — бросает она и направляется к выходу.

— Hure(шлюха)… — сквозь зубы по-немецки шипит Анна.

Киваю. Не спрашивайте, откуда я поняла это слово без перевода... Не забыли, что я полгода в Германии прожила?

Нет, я не учила специально матерные слова. Просто там была одна медсестра, которая настойчиво клеилась к Андрею, когда мы были в клинике с Владом. А мужичок семейный, вот он ей и крикнул как-то вслед. Так я и запомнила это слово.

Ровно через час Роберт наконец появляется в кафе. Анна моментально ускользает, оставляя нас наедине.

— Привет, — говорит он тихо, присаживаясь напротив.

— Привет.

— Как семинар?

— Отлично, — отвечаю я, делая глоток кофе. Это какая кружка за сегодня? — Хотя, признаюсь, немного волновалась.

— Я заметил, — говорит он, слегка улыбаясь. — Но ты, как всегда, отлично справилась.

— Спасибо, — отвечаю, стараясь не краснеть.

— Итак, — начинает он, беря в руки листы бумаги. — Я подготовил несколько вариантов плана работы над проектом.

В течение следующего часа мы обсуждаем детали проекта, распределяем задачи, обмениваемся идеями.

Роберт оказывается очень внимательным и заинтересованным в моём мнении. Задаёт много вопросов, просит разъяснить мои предложения. Я чувствую, что он действительно ценит мои знания и опыт.

— Знаешь, Мирослава, — говорит он, откладывая бумаги в сторону. — Уверен, что из нас получится отличная команда.

— Я тоже на это надеюсь, — отвечаю я, искренне улыбаясь.

Роберт, кажется, хочет ещё что-то сказать, но неожиданно к нему подходит какой-то мужчина и кладет руку на плечо. Он не из нашего университета... Вроде. Не знаю. Взрослый мужик.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Профессор поднимает голову и его взгляд немного меняется. Знаете, что он говорит мне следом?

— Мисс Волкова... прошу, познакомьтесь, это мой... муж Дэниел.

Глаза мои вылезают из орбит, но я быстро ловлю их на середине пути.

Муж…

Дэниел протягивает руку.

— Очень приятно, Мирослава. Роберт много рассказывал о тебе.

Я пожимаю его руку, чувствуя себя полной дурой. В голове проносится ураган мыслей.

Самое страшное не в том, что мои мечты разбились о скалы… А в том, что я чертова гомофобка! Это у меня от отца…

Он как-то ударил одного из потенциальных иностранных партнеров, потому что тот оказывал ему знаки внимания. Такой скандал был…

Мне кажется, ещё немного и начался бы международный конфликт после этой истории.

— Взаимно, — выдавливаю из себя. — Профессор Эндрюс великолепный преподаватель.

Дэниел улыбается.

— Да, он у нас такой. Всех очаровывает своими лекциями.

В его голосе слышится легкая ирония. Роберт смотрит на меня с каким-то виноватым выражением.

— Дэниел просто немного ревнует, — говорит он, пытаясь разрядить обстановку. — Я слишком много времени уделяю работе.

Выдавливаю улыбку. Давай, Мирослава, не облажайся. Не показывай своего... отношения ко всему этому.

— Ну, есть немного, — признается Дэниел. — Но я знаю, что Роберт никогда не сделает ничего, что могло бы разрушить нашу семью. Верно, дорогой?

Роберт кивает.

— Конечно, Дэниел. Ты же знаешь. Мирослава, простите, что так получилось. Нам пора идти.

Он быстро прощается и уходит вместе с мужем, оставляя меня в полном недоумении.

А-а-а-а-а-а!

Сижу тут как оплеванная. Одними губами повторяю матерные словечки на английском.

Кто вообще понял, что произошло? Я вот ничего не понимаю. Мне теперь всю жизнь будет вести на дурачков?

Так!

Нужно срочно рассказать Илоне. Она, конечно, сдохнет от смеха.

Собираю манатки и мчусь домой со скоростью света.

Влетаю в квартиру как ураган. Илона сидит на диване и смотрит какой-то сериал.

— Ты чего такая бледная? — спрашивает она, удивлённо глядя на меня. — Что-то случилось?

— Случилось! Еще как случилось! — выпаливаю, задыхаясь. — Представляешь, профессор Эндрюс… Он… Он…

— Он что? Признался в любви? — поддразнивает Илона, ухмыляясь.

— Хуже! — кричу, хватаясь за голову. — У него… Муж есть! Муж! Дэниел!

Рассказываю подробности ужаса, что мне пришлось увидеть.

Илона замирает на секунду, а потом начинает безудержно хохотать.

— Боже мой, Мирослава! Это же надо так вляпаться! — сквозь смех произносит она. — Ну ты даешь!

— Да, очень смешно! — огрызаюсь я. — Я тут чуть в обморок не упала, а ты ржешь!

— Ну прости, прости, — успокаивается Илона, вытирая слезы. — Но это действительно… Эпично. Ты у нас специалист по мужикам с сюрпризом.

— Заткнись! — шиплю я, бросаясь на диван рядом с ней. — Что теперь делать?

— В смысле? — удивляется Илона. — Работай над проектом, как и планировала. Какая разница, гей он или нет? Он же не к тебе клеился, а к своим финансовым отчетам, кажется.

— Но… Как-то неловко теперь, — бормочу я. — Я ведь уже нафантазировала себе всякое…

— Ой, да ладно тебе! — машет рукой Илона. — Забудь. Просто относись к нему как к коллеге. А если вдруг Дэниел начинает косо смотреть, скажи ему, что ты тоже предпочитаешь девушек. Хочешь, я даже засосу тебя при них?

Я морщусь и отталкиваю ее от себя. Она снова сгибается от смеха пополам.

— Ладно, — вздыхаю трагично. — Ты права. Буду работать. А вечером… Вечером мы идем в бар. Запивать мою неудачную личную жизнь.

— Вот это по-нашему! — восклицает Илона. — Я уже и место присмотрела. Там сегодня вечером живая музыка. И, может быть, там найдется кто-нибудь… Традиционной ориентации.

Я криво улыбаюсь. Надежда умирает последней, как говорится. Но сейчас мне просто хочется забыться. Забыть о профессоре-гее, о Корнелии-змее, о своих несбывшихся мечтах. Задолбали всю малину обламывать!

Илона ходит по дому, хихикая без остановки, пока я уже начинаю сборы в паб.

Она выбирает наряд так, словно на кону судьба всего человечества. Перебирает платья, юбки, кофточки, разбрасывая их по кровати и полу, словно яркие лепестки увядшего цветка.

— Ну же, Мирослава, — торопит она, — давай живее! Время — деньги, а в нашем случае — время, которое мы могли бы потратить на очарование потенциальных кавалеров.

Я, честно говоря, не в восторге от этой идеи. После истории с профессором Эндрюсом моя уверенность в безошибочном определении сексуальной ориентации мужчин упала ниже нуля.

Но, с другой стороны, что мне терять? Сидеть дома и переваривать свою неудачу? Ни за что.

Наконец, Илона останавливается на облегающем черном платье с открытыми плечами. Оно идеально подчеркивает ее фигуру, делая ее похожей на роковую соблазнительницу. Я же выбираю простые джинсы и шелковую блузку. Не хочу привлекать слишком много внимания.

В баре царит полумрак, воздух пропитан запахом пива и сигарет, а со сцены льются звуки блюза. Илона тут же увлекает меня к барной стойке.

— Две текилы, пожалуйста, — заказывает она бармену, подмигивая.

Выпиваем по первой, и я чувствую, как тепло разливается по телу. Становится немного легче.

— Ну что, — говорит Илона, оглядываясь по сторонам, — будем охотиться?

Я качаю головой.

— Просто хочу расслабиться и послушать музыку. Никакой охоты.

— Как скажешь, — пожимает плечами. — Но если увидишь кого-нибудь интересного, не стесняйся.

Блюз продолжается, и я закрываю глаза, позволяя музыке унести меня прочь от проблем и разочарований.

Уже даже жалею, что ускользнула от Джеймса в воскресенье. Он кажется самым адекватным из тех, кого я присмотрела своим косым взглядом за все это время.

Надо было всё-таки оставить ему свой номер... Ну, хотя бы для еще нескольких ни к чему не обязывающих встреч...

Хотя... Кажется, что он довольно богат, хоть я и понятия не имею, откуда в его возрасте такая квартира...

В любом случае, если бы он хотел, то уже давно бы сам нашел мой номер по связям. Или в Великобритании это сложнее сделать, чем в России?

Сомневаюсь...

— О чем думаешь, любительница нетрадиционных отношений? — подкладывает Илона, толкая меня в бок.

— О нетрадиционных отношениях! — огрызаюсь я, пытаясь скрыть улыбку. — Думаю о том, что пора завязывать со всем этим. Бары, пьянки, гулянки... Стану заучкой, оттарабаню этот учебный год, защищу магистерскую и всё. В дальнее плавание! В мир собственного бизнеса!

— Конечно. Давай из-за тирана и двух женатиков, один из которых гей, ставь крест на всех мужчинах!

Закатываю глаза.

— Не перегибай, — бурчу недовольно. — Просто ощущение складывается, как будто все в этом мире против меня.

Илона опрокидывает ещё одну стопку текилы.

— Мирослава, вся проблема в тебе, — отвечает спокойно она, прикусывая дольку лайма. — Ты сама не знаешь, чего хочешь. Заглядываешься на первого попавшегося, даже не осознавая, что он может быть несвободен... Или неадекватен. Такое чувство, будто ты бросаешься из крайности в крайность. Но в то же время не ищешь серьезных отношений.

Моя подруга, мать ее, философ!

— Ты вообще ни о ком из них дольше двух дней не думаешь, — фыркаю я.

— Вот именно! — вскрикивает Илона, поворачиваясь на стуле. — И поэтому я свободна от душевных терзаний. Да, я пускаю их в постель, но я не открываю им душу, не даю свое сердце! Ты раньше тоже такая была, и что изменилось? Теперь ты от всех ждёшь подвоха и в то же время слишком зацикливаешься!

Илона с вызовом вскидывает бровь. Я же, не желая продолжать этот разговор, решительно жестом подзываю бармена.

— Еще одну текилу, пожалуйста. Двойную.

Бармен, оценив мой взгляд, понимающе кивает и быстро исполняет заказ. Опрокидываю стопку, чувствуя, как обжигающая жидкость разливается по горлу, согревая и притупляя неприятные мысли.

— Ну-ну, полегче, — с легкой тревогой произносит Илона. — А то так и до дна недалеко.

— Именно то, что нужно, — отвечаю я, ставя стопку на стойку. — Давно там не была.

Встаю со стула, поправляя блузку.

— Куда это ты собралась? Мы же только пришли!

— Домой. У меня завтра семинар.

Илона скептически хмыкает.

— Да ладно тебе, какие семинары после текилы? И вообще, это ты меня сюда притащила. А теперь хочешь бросить?

— Ты прекрасно находишь себе новую компанию, — твердо говорю я. — А я хочу побыть наедине с собой. Только поздно не заваливайся, чтобы меня не разбудить.

Подруга недовольно цокает.

— Да я вообще сегодня не вернусь домой.

— Как скажешь.

Подхожу к выходу, чувствуя на себе ее злой взгляд. На улице свежий ночной воздух немного проясняет голову.

Вызываю такси и, откинувшись на спинку сиденья, закрываю глаза. Бред, конечно, завелась на пустом месте. Правда глаза колет. Илона всё по факту говорит, а я просто не знаю, что ей ответить. Оправдания кончились.

Не знаю, что со мной. Я ведь и правда пытаюсь заглушить пустоту в груди. Но в то же время не хочу снова оказаться в ловушке собственных чувств.

Хочу быть любимой… Но не любить. Не хочу любить. Никогда и ни за что.

23

Сумка с учебниками давит на плечо, ветер треплет волосы. Последний день учебы перед рождественскими каникулами. Экзамены сданы на отлично. Профессор освободил меня на время от проекта, и я свободная и радостная шурую домой, оглядывая обстановку вокруг перед наступающим Рождеством.

Подхожу к станции метро, достаю телефон. Пропущенный вызов от мамы.

Перезваниваю.

— Мама, привет! Закончила учебу, иду домой. Как дела?

Голос мамы звучит тихо, спокойно, как всегда. Обмениваемся с ней последними новостями. Я рассказываю о наших планах на каникулы с Илоной. Она вещает о погоде в Москве. О том, как отец увлекся новой коллекцией картин и о каких-то там деловых переговорах.

Хоть мне это все и не особо интересно, но я слушаю, просто чтобы слышать ее голос. Честно сказать, скучаю по ней. Не важно, что происходило в прошлом. Она же моя мать. И я люблю ее так же, как и она меня.

Наш разговор плавает от их запланированного светского вечера на Новый год до моей магистерской. Также она упорно рассказывает мне об отце. О том, как удивительно внимателен он к ней стал. О том, что они, как в молодости, рванули в Подмосковье и все выходные провели только вдвоем в доме маминых родителей.

Хихикаю с того, что отец сам колол дрова для печки. Очень не вяжется у меня эта картина. Особенно то, что мать романтизирует его.

И вдруг, между делом:

— А вчера они с Петей до утра отмечали новости о том, что Влад на ноги встал…

Удар под дых.

В ушах зазвенело.

Мать осекается, но потом продолжает:

— Медленно, конечно, с помощью ходунков, но… Прости, Мира, не подумала.

Ходит?

Волков… ходит?

Неужели?

Словно в замедленной съемке вижу, как на меня несётся машина. Слышу визг тормозов, скрип шин по асфальту и чувствую удар воздуха.

Слова мамы о Владе крутятся в голове.

Ходит…

Смотрю на машину, которая только что чуть не сбила меня, потому что я, идиотка, встала посреди дороги.

«Феррари»... Знакомая черная машина.

Джеймс?

И правда. Парень озабоченно вылетает из машины. Кажется, он сам испугался.

В башке шум, не понимаю, что он говорит.

— Мам, перезвоню, — бросаю тихо, глядя в карие глаза.

— Мирослава, ты как? — наконец до меня доходит его голос.

Оживляюсь, виновато осматриваюсь по сторонам. Кажется, я тут уже пробку создала.

— Прости, — лепечу сбивчиво. — Я... просто отвлеклась.

Он аккуратно ведет меня за плечи и садит в салон. Позволяю ему всё, находясь в ступоре... От услышанного, а не от того, что меня чуть не сбили.

В салоне тишина длится секунду, а потом Джеймс садится в машину и быстро отъезжает к обочине. Заметив мое замешательство, оборачивается на меня.

— Прости... — виновато произношу я, глядя на него.

— Может, тебе в больницу? — спрашивает он более насторожено.

— Нет, нет, — мотаю головой. — Ты же не задел меня, всё в порядке...

Он внимательно скользит по мне взглядом. А затем на его лице появляется едва заметная усмешка.

— Я, конечно, мечтал ещё раз встретиться с тобой, но не думал, что всё так произойдет.

Джеймс откидывается на сиденье, запуская руку в свои темные волосы.

— Черт, Мирослава, ты меня напугала до смерти! Я думал, всё, конец моей любимой машине и, что еще хуже, тебе.

Он усмехается, пытаясь разрядить обстановку.

Я слабо улыбаюсь в ответ.

— Прости. Просто... Услышала новость неожиданную...

— Новость? — Джеймс приподнимает бровь. — Настолько неожиданную, что не жалко броситься под колеса?

Я вздыхаю, понимая, что все еще нахожусь в состоянии шока. Первый раз за десять месяцев услышала что-то о бывшем муже… Как тут не охренеть?

— Наверное... — шепчу, ускользая от подробностей.

Джеймс хмурится, видимо, пытаясь понять, что за новость так меня потрясла.

— Детка, я говорил тебе, что ты сумасшедшая? — иронично приподнимает бровь.

— Вообще-то, ты говорил, что я идеальная, — парирую.

Он тихонько смеётся.

— Рад, что ты не забыла нашу ночь, после которой смылась наутро.

— Просто не хотела усложнять, — улыбаюсь. — Лучше исчезнуть, оставив приятные воспоминания и легкую недосказанность, чем наговорить слишком много и казаться навязчивой.

— Навязчивой? Ты? Да ты у меня в голове застряла, как заноза, — говорит Джеймс, его взгляд становится более серьезным. — Так что, будь добра, расскажи, что тебя так взволновало. Из-за чего я чуть под статью не попал?

Снова вздыхаю, чувствуя, как накатывает усталость. Нет, это слишком личное, слишком сложно.

— Просто... личное, Джеймс.

Он смотрит на меня с сомнением, но не настаивает. Наверное, понимает, что сейчас не лучшее время для расспросов. Заводит машину.

— Куда тебя отвезти? — спрашивает, мельком глянув на меня. — Домой? Знаешь, я сейчас свободен и мы могли бы…

— Домой.

Могли бы многое… Но не сегодня. Уж точно не после того, что я только что услышала. Джеймс мрачнеет, но старается скрыть расстройство за ухмылкой. Я называю ему адрес и машина плавно идёт на разворот.

— Пока едем, пиши мне свой номер, — говорит Джеймс, подмигивая. — Иначе я увезу тебя в лес и никуда не отпущу.

Коротко улыбаюсь и чиркаю на листе тетради номер. Засовываю клочок бумаги ему в карман поло на груди.

Он тут же достает его и, не отпуская руля, набирает на своем телефоне. Делает мне дозвон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Отлично, — улыбается. — Теперь буду знать, что у тебя есть мой номер, и если ты не возьмёшь трубку, буду расценивать это как неприязнь.

Усмехаюсь, вбивая цифры в телефонную книгу. На большее эмоций не хватает. Как-то вынесло меня на берег из уже привычной жизни. Не могу оставить ту новость в покое.

Когда мы подъезжаем к моему дому, я останавливаюсь, держась за ручку двери.

— Я искал тебя в том пабе, — невозмутимо произносит парень. — Правда. Запала в душу. Из головы выкинуть не мог. И… мое сердце будет разбито, если…

— Джеймс, — останавливаю его с лёгкой улыбкой. — Вспомни численность населения Лондона… Там мог бы оказаться кто угодно. Но чуть не сбил меня именно ты. Как теперь не верить в судьбу?

От моих слов на его лице расцветает улыбка. Я мягко кладу ему руку на плечо.

— У меня начинаются рождественские каникулы, — продолжаю. — Я буду ждать звонка в любой день. И обещаю, что возьму трубку.

Обворожительно улыбаюсь и, не дожидаясь его ответа, выхожу из машины. Не оборачиваюсь. Слышу рёв мотора, когда подъездная дверь захлопывается за мной.

Поднимаюсь в квартиру, тут же набираю номер матери. Дома тихо. Подруга, наверное, где-то снимает очередной ролик. Падаю на диван в гостиной прямо в одежде.

— Расскажи всё, что знаешь, — настойчиво прошу, когда мать берет трубку.

Разговор тянется долго. Она рассказывает подробности о восстановлении Влада, о том, что его чувствительность наконец вернулась и он уже медленно, но верно учится ходить. Конечно, не обходится без трудностей. Реабилитация даётся ему тяжело, но он очень старается.

Оказывается, было ещё несколько операций. На этот раз всё прошло отлично. Без каких-либо осложнений. Мать рассказывает, как радуются его родители. Как Пётр старается сгладить конфликт между нашими семьями.

Мама говорит, что он даже пытался связаться со мной, но остановился, поняв, что это ничего не изменит. Она передаёт его слова:

"Пусть она живёт своей жизнью".

Слушая маму, я чувствую смесь удивления, горькой иронии и… неожиданного облегчения.

Конечно, боль от прошлого остаётся, но эта новость о восстановлении Влада — то, что я хотела услышать. Это то, что должно было успокоить мою душу.

— Мама, — говорю я наконец, когда она затихает. — Спасибо тебе. За всё.

— Мирослава, — её голос слышится с тревогой. — Ты в порядке? Ты звучишь… странно.

— Да, мама, всё хорошо. Просто… это то, что мне нужно было. Мне достаточно того, что он жив... Что он ходит и... надеюсь, вернётся к прежней жизни, даже если без меня.

Я молчу несколько секунд, подбирая слова.

— Понимаю, что... Исправить уже ничего не смогу, но... Я поняла, что теперь могу отпустить его. По-настоящему.

— Доченька… — мама вздыхает. — Наверное, всё это было изначально зря. Вы с Владом не должны были быть вместе... И так оно и закончилось. Ты умница, и я верю, что у тебя всё получится. И очень-очень горжусь тобой.

— Ты права, мама. Всё и правда будет хорошо. Спасибо за хорошие новости.

Кладу трубку.

Глубокий вдох, и как будто тяжкий груз сброшен с плеч. Главное, что с ним всё хорошо.

Смотрю на экран телефона, словно он хранит все ответы на мои вопросы.

Илона возвращается домой поздно. Уставшая, но, как всегда, восторженная.

— Завтра мы идем покупать ёлку и украшения, — заявляет она, падая на диван. — Сегодня столько красоты насмотрелась. И кое с кем познакомилась…

Молча слушаю ее, с интересом улыбаясь.

— Ну? — не выдерживаю ее интригующую паузу. — С кем? С миллионером?

— Лучше! — восклицает она. — С переводчиком!

Не сдерживаю смешок.

— Что? — надувает губы Илона. — Вообще-то, он очень даже милый парень. Том. Секси британец. Даже покрасивее твоего этого… Эндрюса.

Закатываю глаза, откидываюсь на спинку дивана.

— И как вы познакомились?

Илона ерзает на диване, придвигаясь ближе.

— Я снимала видео в Гайд-парке, там такая красота уже! Каток чудесный! Завтра украсим квартиру, а послезавтра пойдем гулять. Ты должна увидеть всю эту красоту! Так… О чем это я?

Подруга задумывается на секунду и снова, более восторженно, продолжает:

— Точно… Том. Он ходил, наблюдал за мной со стороны. А я такая типа: «Я занята и не обращаю внимания», — усмехается. — В общем, заканчиваю снимать, и он подходит и протягивает мне глинтвейн и говорит: «Вы очень очаровательны, мисс». Прикинь?

Всеми силами сдерживаю улыбку.

— Не «Привет, чикса, у тебя зачетные сиськи», а «очаровательная мисс», — продолжает Илона. — Ну я, конечно, поплыла. Дала ему свой номер и согласилась как-нибудь погулять.

— Отлично, — наконец произношу я. — Друга, значит, себе нашла. Ну-ну.

Она весело поправляет волосы.

— Да погоди ты! — смеётся она. — Это же не всё! Я ему московский номер дала! Дура конченная! Поняла это, только когда к дому подходила!

Всё, я больше не могу. Взрываясь смехом, хватаясь за живот.

— Ты понимаешь, да? — спрашивает Илона. — Ты понимаешь весь этот ужас?

Не могу перестать ржать. Боже… Илона, что ты творишь со мной?

— С другой стороны, — выдавливаю я сквозь смех. — Он должен был тебя проводить. Так бы, когда осознание до тебя дошло, была бы возможность исправиться.

Подруга закрывает лицо руками, смеясь и плача одновременно.

— Я не знаю, что делать… — хнычет она. — Ты представь, сколько Томов в Лондоне? Если мне его искать в соцсетях, сколько на это уйдет? Год, два? Он же уже женится к тому моменту!

Вытираю слезы с глаз. Делаю несколько вдохов, чтобы остановить эту истерику.

— Фух… Ну ты и лошара, — заключаю по факту. — Ну… Если так посудить — не судьба…

Илона обреченно вздыхает, отпивая из стаканчика остатки глинтвейна.

— Как у тебя день прошел? — наконец спрашивает она.

Ее история выбила меня из моего неприятного состояния.

Все же делаю глубокий вдох и начинаю рассказывать весь этот сумасшедший день от А до Я. Илона открывает рот уже с первых слов о том, что мне сообщила мать. Ее глаза расширяются на моменте, когда меня чуть не сбивает Джеймс. И она облегченно выдыхает, когда я рассказываю подробности разговора с мамой.

— С ума сойти, — шепчет она, когда я заканчиваю. — Это получается, что он совсем скоро выздоровеет…

Пожимаю плечами, глядя на свои руки.

— Я бы очень этого хотела, — шепчу в ответ. — Хочу, чтобы у него все было хорошо. Чтобы он вернулся к прежней жизни.

Ее руки ложатся мне на плечи.

— Ну вот видишь, — произносит она с улыбкой. — Все и правда позади. Это значит, что ты и правда можешь двигаться дальше. Забудь это как неудачный опыт в отношениях и не отрекайся от новых.

Горько усмехаюсь. То говорит: «Не обращай ни на кого внимания», то: «Отдайся первому встречному».

Странная женщина...

24

Илона и история ее любви…

Ну, точнее, вымышленной любви.

Не знаю почему, но моя подруга сошла с ума с тех пор, как лоханулась с номером телефона для этого Тома. Тома Сойера, как я его называю.

После рождественских праздников, а точнее, и до них, Илона ежедневно блуждала по Гайд-парку, пугая прохожих своим внимательным взглядом.

Первые несколько дней я ходила с ней за компанию. Просто сидела часами, наблюдая за тем, как она рассматривает окрестности.

Так как я хорошая подруга, решила ей помочь, поискав все-таки информацию в интернете. Трудно без фамилии… И трудно, когда подруга не умеет детально описывать людей.

В общем, «классный», «кареглазый», «улетный» Том не был найден. Но я хотя бы попыталась, верно?

Устала я, короче, ходить с ней каждый день в этот парк и продолжила усердно заниматься учебой. Каникулы же закончились.

Всё. Расходимся.

Что думали, там будет безумная романтика, душераздирающая история?

Конечно, нет.

Это Илона. Она в этом парке искала переводчика Тома, а нашла какого-то маркетолога Бэна. Вот и вся любовь.

Рекламу он ей предложил выкладывать в своем блоге. Ну хоть ему правильный номер дала. Даже уже копеечка начала капать. А в благодарность за сотрудничество она переспала с ним... Теперь встречаются.

Ещё прикол был с дизайнерами, которые снимают у нее квартиру в Москве.

Как она там говорила?

К ним доверия больше?

Ну так лови, фашист, гранату… Она разрешила им сделать ремонт за их счёт, а они ей повредили трубу в ванной. Затопили соседей. Пришлось просить ее двоюродную сестру, чтобы она приехала из области и высесила этих самоделкиных.

Поэтому хата в благородных Мытищах теперь пустует, а Илона лишилась единственного дохода. Ну, на тот момент…

Сейчас-то она уже почти востребованный блогер. Реклама, монетизация. Скоро будет коллаборация с принцем, учитывая ее быстрый рост.

Что насчёт меня?

Не знаю… Я вроде неплохо справляюсь. Наслаждаюсь учебой, Лондоном, обществом подруг. А главное — Джеймс.

Оплодируйте. Мы вместе.

После того, как он неожиданно заявился к нам в квартиру на рождество, я уже не могла сопротивляться. Этот парень свёл меня с ума своей милой настойчивостью.

И знаете... За эти несколько месяцев ни разу не пожалела. Этот парень просто настоящий принц на белом коне.

Все праздники мы не отлипали друг от друга ни на секунду. Везде бродили вместе.

Много узнала о нем. Он сын крупного ресторатора, учится на музыкальном факультете. И... действительно младше меня на пять лет..., но разве это важно? Нам хорошо друг с другом. Спокойно.

И с ним... Я и правда могу расслабиться. Хоть и не до конца. Все еще скрываю от него свое прошлое. Да и он особо не лезет в то, что давно забыто. Не выпытывает, не допрашивает. Говорит, что важно то, что сейчас мы вместе, а то, что было раньше, не важно.

Не то чтобы я хотела построить отношения на лжи. Просто еще не время. Не могу ему пока доверить все. Но призналась, что была замужем. Без подробностей. Джеймс никак не отреагировал. Это меня успокоило.

Работа над проектом Эндрюса подошла к концу, и я наконец-то могу спокойно начинать готовится к магистерской. Учиться осталось всего лишь полгода, и мне уже пора собирать материал... Или хотя бы придумать тему.

Но не сейчас...

— Ну всё, почти готово, — доносится приглушенный голос Джеймса, заставляя меня в нетерпении переступать с ноги на ногу.

Шерстяная повязка на глазах щекочет переносицу, отчего я сильнее зажмуриваюсь, хотя это вряд ли как-то повлияет на результат.

— Может, хоть немного подскажешь? — умоляюще тяну я, чувствуя, как любопытство сжигает изнутри.

— Ни за что. Будет сюрприз, — отвечает он, и я слышу, как он приближается.

Горячее дыхание опаляет мою щеку, а затем он шепчет прямо в ухо:

— Просто доверься мне.

В животе вспыхивает знакомое тепло. Доверься мне. Всего несколько месяцев назад эти слова вызвали у меня лишь приступ паники, но сейчас… Сейчас всё по-другому.

Его руки скользят по моей талии, притягивая ближе. Целует меня в шею, нежно, но настойчиво, словно желая напомнить о том, как сильно он меня хочет.

— Подожди, — говорю я, отстраняясь. — Что там насчет сюрприза?

Он смеется, и я чувствую вибрацию его тела.

— Ладно, ладно. Почти всё, — говорит, отходя на несколько шагов.

Слышу, как он что-то передвигает, шуршит бумагой, и мое любопытство достигает пика. Что же он там задумал?

— Готово, — наконец произносит он, и я замираю в ожидании.

Повязка с моих глаз падает на пол, и я медленно открываю глаза, пытаясь привыкнуть к свету.

Передо мной… Та комната с роялем, украшенная гирляндами, свечами и воздушными шарами в форме сердец. На полу разбросаны лепестки роз, а в центре стоит небольшой столик, накрытый на двоих.

— С Днем святого Валентина, — говорит Джеймс, и я чувствую, как слезы подступают к глазам.

Я и забыла о нем совсем. Учеба занимает почти все мои мысли. Как он вообще мог все это успеть?

— Джеймс… Это невероятно, — шепчу, не находя других слов.

Он улыбается, берет меня за руку и подводит к столу.

— Я знаю, что ты много работала в последнее время, и мне хотелось сделать что-то особенное, — говорит он, отодвигая для меня стул.

Сажусь и осматриваю стол. На нем стоит бутылка моего любимого вина, тарелка с сырами и фруктами, а также небольшая коробочка, перевязанная ленточкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что это? — спрашиваю, указывая на коробочку.

— Открой, — отвечает он с загадочной улыбкой.

Беру коробочку в руки и развязываю ленточку. Внутри лежит изысканный браслет из белого золота, усыпанный изумрудами по периметру.

Поднимаю глаза на Джеймса, и он смотрит на меня с нежностью и любовью.

— Нравится?

Протягиваю ему подарок, радостно кивая. Он ловко цепляет его мне на запястье и нежно целует пальцы.

— Спасибо, — шепчу я, виновато улыбаясь. — Только… Я не приготовила тебе ничего…

Чувствую, как багровею от стыда. Как я могла забыть о празднике?

Его глаза смотрят на меня с такой любовью и обожанием, что я почти физически ощущаю тепло, исходящее от него.

— Не стоит переживать, — говорит он, заметив мое смущение. — Твое присутствие рядом — уже лучший подарок для меня. И потом… — он подмигивает. — У меня есть еще кое-что.

Я удивленно вскидываю брови, гадая, что же он мог еще придумать. Джеймс встает из-за стола и, подойдя к музыкальному центру, включает тихую, мелодичную музыку. Протягивает мне руку, приглашая на танец.

— Потанцуем?

Колеблюсь всего секунду, вспоминая, что танцор из меня не очень, но все же соглашаюсь. Мы начинаем медленно кружиться по комнате, объятой мягким светом свечей.

Он прижимает меня к себе, и я чувствую себя в полной безопасности и умиротворении. Его дыхание щекочет мои волосы, а легкие поцелуи в шею заставляют все тело трепетать от возбуждения.

— Знаешь, — шепчет он мне на ухо, — я думаю, нам стоит куда-нибудь съездить на выходные. Проветриться.

— Куда? — с любопытством спрашиваю, запрокидывая голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Куда захочешь, — улыбается.

— Ты и так каждый раз устраиваешь безумные вещи для меня, — говорю, улыбаясь. — Не знаю, чем я заслужила это все?

Он крепче прижимает меня к себе.

— Ты заслуживаешь всего самого лучшего, Мирослава.

Музыка становится громче, и мы продолжаем танцевать, забыв обо всем. В этот момент я чувствую себя самой счастливой женщиной на свете.

Танец меняется из расслабленного в более чувственный. Наши губы не открываются друг от друга. Его руки блуждают по моему телу, вызывая приятные мурашки.

Я улыбаюсь от его игривости. И замечаю, как его глаза темнеют от желания. Поцелуи становятся жарче, касания настойчивее. Джеймс прижимает меня к стене всем своим упругим телом, и я сгораю от нахлынувших эмоций.

Его руки скользят под мое платье, ища застежку бюстгальтера. Отстраняюсь, давая ему понять, что хочу большего.

Сама спускаю с себя платье, бросая его на пол. Перед ним остаюсь лишь в тонком кружевном белье. Его взгляд пожирает меня, не стесняясь желания, которое переполняет его.

Мое белье оказывается на полу рядом с платьем, и я чувствую приятную прохладу комнаты.

Джеймс целует меня, спускаясь от шеи к груди, оставляя за собой дорожку огня. Стону от удовольствия, сжимая его плечи.

— Такая вкусная... — шепчет хрипло. — Приятно пахнешь... Обожаю тебя...

«Как же я могу отказаться от тебя, почувствовав вкус твоего тела?» — врезается в голову фраза из прошлого.

Морщусь, притягивая ближе Джейса. Наш поцелуй страстный, голодный. Языки переплетаются. Он берет меня на руки, и я обвиваю его ногами. Прижимает меня к стене, ощущаю его твердость.

Он нежно покусывает мои соски, и волна возбуждения прокатывается по всему телу.

— Джей... — шепчу я, чувствуя, как теряю контроль.

— Ш-ш-ш, — отвечает он, его голос хриплый от желания. — Просто расслабься и позволь мне…

И я позволяю. Позволяю делать со мной всё, что он захочет. Его руки исследуют каждый изгиб моего тела, его губы оставляют горячие следы на моей коже.

Чувствую, как он входит в меня, и вздрагиваю от наслаждения. Движения плавные, уверенные, и я отвечаю на них, отдаваясь всякий раз с новой силой.

И так всегда. Всегда между нами происходит все нежно и чувственно. Он аккуратен со мной. Учтив. Иногда даже чересчур.

Может, это все глупости, но я часто задумываюсь о том, что мне не хватает чего-то более… сложного? Взрыва? Искры? Так, чтобы постель под нами горела от наших влажных тел.

Я пыталась. Пыталась взять на себя инициативу и перевернуть нашу близость во что-то более страстное, но тщетно. Джеймс будто слишком добр в этом плане.

Грех жаловаться, конечно. Это все мои какие-то отголоски прошлого. К черту прошлое. Есть настоящее, и мне пора бы привыкнуть к тому, что имею на данный момент. Это сто процентов лучше, чем было до.

25

Просыпаюсь от нежного поцелуя в щеку.

— Доброе утро, соня, — шепчет Джей, улыбаясь. — Как спалось?

Спросонья потираю глаза и улыбаюсь. Он такой милый. Добрые карие глаза смотрят на меня с такой неописуемой нежностью, что мне хочется раствориться в них.

А его улыбка? Ну как можно не улыбнуться в ответ этим пухлым губам и идеально ровным белым зубам?

— Прекрасно, — отвечаю, потягиваясь. — С тобой всегда хорошо спится. Ты же не Илона, которая забрасывает на меня ноги.

— Да уж. Я не Илона, но тоже не плох, — хвастается он, и я смеюсь.

— Само собой, — говорю, целуя его в щеку. — А что у нас на завтрак?

— Сюрприз, — загадочно отвечает он, вставая с кровати. — Сейчас увидишь.

Через несколько минут Джеймс возвращается с подносом, на котором стоит кофе, свежие круассаны и фрукты.

— Ммм, выглядит аппетитно, — говорю, облизываясь. — Ты лучший!

Завтракаем вместе, разговаривая о всякой ерунде. Обсуждаем планы на день после пар и сплетничаем о Илоне с Беном. Жалуюсь ему на то, что она совсем забыла про меня.

— Кстати, — говорю, откусывая круассан. — Мне нужно будет сегодня после учебы встретиться с профессором Эндрюсом. Он обещал мне помочь с темой для диссертации.

Лицо Джеймса немного меняется, и я вижу, как в его глазах мелькает тень.

— Да, помню, ты говорила, — говорит он, стараясь выглядеть непринужденно. — И где вы встречаетесь?

— В кофейне университета, — говорю, чувствуя, как нарастает напряжение. — Что-то не так?

— Нет, все в порядке, — отвечает он, но я вижу, что он врет. — Просто… будь осторожна.

Я хмурюсь, не понимая, что он имеет в виду.

— Почему?

Джеймс вздыхает и берет мою руку.

— Я просто… ревную.

Не сдерживаю смешок.

— Ревнуешь? К профессору Эндрюсу? Джеймс, он гей.

Парень фыркает.

— Знаю я таких «геев»… — бурчит недовольно. — Притворяются, чтобы девушку в постель затащить.

Я улыбаюсь и целую его.

— Успокойся. Я даже его мужа видела. У них там… любовь.

Изображаю рвотный рефлекс. Джеймс смеется.

— Мисс, как не стыдно? У нас вообще-то толерантная страна!

Морщусь, не принимая его слова.

После завтрака парень отвозит меня в университет, наплевав на то, что может опоздать. Ну настоящий рыцарь! Так я ему и сказала. И, подразнив, выбежала из машины.

Лекции проходят в привычном темпе. Мы с Анной смеемся с Радеша, который случайно помыл голову тонирующим шампунем своей девушки и уже неделю ходит с рыжим оттенком на темных волосах.

Тамик подкалывает нас на русском языке. Моя заслуга. Ну а что? У нас в Москве таджики ремонт делали в офисе, и я постоянно их учила всяким смешным фразам на русском. Вот сейчас Тамик отдувается за всех.

После последней лекции собираюсь быстрее обычного, стараясь избежать лишних взглядов и вопросов. Анна что-то говорит мне, но я не слышу, просто киваю в ответ и прощаюсь, выбегая из аудитории.

Иду в кофейню, заказываю себе латте и сажусь за столик у окна. Смотрю на прохожих, на серые лондонские улицы и пытаюсь понять, что происходит в моей жизни.

С одной стороны, я свободна, живу в новом городе, занимаюсь любимым делом, и у меня есть мужчина, который от меня без ума.

С другой — я боюсь. Боюсь повторить прошлые ошибки, боюсь довериться, боюсь снова стать зависимой от кого-то. Или просто все испортить своим страхом.

Все вокруг твердили мне не убегать, если вдруг почувствую, что нашла своего человека. И… мне казалось, что Джеймс может стать тем самым. Но внутри что-то не так. Как будто не на своем месте я. Некомфортно, неуютно.

Да и сама жизнь в этом городе, которая уже стала обыденностью для меня, как будто надоела своей предсказуемостью. Не знаю… Раньше я всегда куда-то спешила, голова была забита до отвала. А сейчас все слишком спокойно. Так спокойно, что даже скучно.

Боюсь, что начинаю перегорать. Именно к жизни здесь. В моих планах было остаться и после учебы. Для этого я как раз и купила квартиру. Но… как будто приелось.

А может, я просто скучаю по дому? По России. По колориту, традициям, праздникам. Недовольным лицам людей. И по родному русскому языку. По маме…

Чувствую, как кто-то садится напротив меня. Поднимаю глаза и вижу Роберта.

— Можно? — спрашивает он, указывая на свободный стул.

Киваю. Мужчина присаживается. Странно, что я не обратила сегодня на него внимание на лекции.

Он как всегда прекрасно выглядит: темный пиджак, белая футболка и темные джинсы. Все вроде как и официально, но и в то же время небрежно. Светлые волосы ложатся на его лицо, чуть прикрывая серо-голубые глаза.

Ну нельзя сказать, что он… Ладно, не буду даже думать об этом.

— Ты как? — скользит по мне внимательным взглядом.

— Все хорошо, — отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Просто немного задумалась.

— Заметил, — говорит с легкой улыбкой. — Что-то случилось?

Делаю глубокий вдох и отрицательно качаю головой.

— Ничего. Не выспалась просто. И думаю о магистерской. Пора уже начинать писать… Помоги выбрать тему, — улыбаюсь, отпивая кофе.

Роберт улыбается в ответ, достает из кармана блокнот и ручку.

— Есть уже какие-нибудь идеи?

Пожимаю плечами, откидываюсь на спинку стула. Блуждаю глазами по студентам за соседними столиками. Кажется, здесь совсем никого не смущает то, что преподаватель может быть в компании студентки.

— Пока нет, — отвечаю. — Все кажется интересным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Давай подумаем вместе, — предлагает Роберт, задумчиво почесывая подбородок. — Может, что-то связанное с твоим прошлым опытом? Все-таки работа в страховой компании… Это же кладезь тем!

Я вздрагиваю от этих слов, словно он коснулся больного места. Хотя… не больно. Тоскливо. С ума сойти…

— Да, возможно, — неуверенно отвечаю. — Но не хотелось бы слишком углубляться в эту тему.

Профессор внимательно смотрит на меня, словно пытаясь разгадать мои мысли.

— Понимаю, — говорит мягко. — Тогда что-то более теоретическое? Например, влияние Brexit на финансовые рынки?

Морщусь. Слишком скучно.

— Нет, это не мое. Хочется чего-то более… острого.

— Острого, говоришь? — в его глазах появляется искорка. — Ну что ж, тогда давай подумаем… Может, что-то связанное с этикой в бизнесе?

— Например?

— Например, манипуляции на рынке ценных бумаг, — отвечает Роберт. — Или использование инсайдерской информации.

Задумываюсь. Это действительно интересно. Тем более, что я знаю об этом не понаслышке. Медленно делаю глоток кофе, глядя в одну точку.

— Да, это может быть интересно, — наконец говорю я. — Но слишком… опасно.

Мужчина смеется, откидываюсь на спинку стула.

— Опасно? — переспрашивает он. — Почему?

Молчу, не зная, что ответить. Ведь я не могу рассказать ему о том, что мой отец замешан в подобных делах.

— Просто… не хотелось бы навлечь на себя неприятности, — говорю как можно более непринужденно.

Роберт кивает, словно понимая меня.

— Хорошо. Тогда давай подумаем о чем-то другом. Может, что-то связанное с криптовалютами?

Качаю головой. Не люблю эту тему. Бывший муж был более сконцентрирован на крипте. И вообще он был сконцентрирован в основном на инвестициях. Даже в ИВ, когда ему дали управление страховой, он нанял миллиард помощников, лишь бы делали за него большую часть работы.

— Тогда что-то связанное с искусственным интеллектом?

Снова пожимаю плечами.

— Не знаю, — говорю я. — Я не уверена, что это мне интересно.

Роберт вздыхает, а я задумываюсь. Что меня действительно волнует?

— Влияние финансовых рынков на социальное неравенство, — произношу медленно и тихо. — Как экономические процессы влияют на жизнь людей.

— Это интересно, — кивает профессор расслабленно. — Очень актуальная тема.

Начинает что-то писать в блокноте. Кажется, ещё чуть-чуть моего выпендрежа, и он бы ушел.

— А что конкретно? — спрашивает он. — Какие аспекты этой проблемы?

Задумчиво вожу ручкой по листку, вычерчивая непонятный узор.

— То, как финансовые кризисы влияют на бедные слои населения. Как они теряют работу, жилье, как им становится еще сложнее выжить.

Роберт кивает и продолжает писать.

— Это важный вопрос. И его нужно изучать.

Мы продолжаем обсуждать выбранную тему, и я чувствую, как постепенно ко мне возвращается уверенность в себе.

Он помогает структурировать мои мысли, задает правильные вопросы, направляет меня.

— Я уже говорил, что твои идеи свежие и интересные. Просто нужно немного структуры.

— Спасибо, профессор, — улыбаюсь искренне.

Он слегка наклоняется вперед, и его голос становится тише.

— Всегда рад помочь лучшей ученице потока.

Откашливается и снова откидывается на спинку стула.

— Ладно, давай вернемся к делу. Что насчет конкретных методов исследования? Ты думала об этом?

Вздыхаю, возвращаясь в реальность.

— Я думаю о статистическом анализе. Изучение данных о финансовых кризисах и их влиянии на уровень бедности.

— Хороший подход, — одобрительно кивает. — Но не забывай о качественных исследованиях. Интервью с людьми, которые пострадали от кризисов. Это может дать тебе более глубокое понимание проблемы.

— Это хорошая идея, — поддерживаю я. — Я не думала об этом.

— Вот видишь? Вместе мы сила. — Смотрит на часы. – Ой, уже поздно. Мне нужно забрать Лили из школы.

— Спасибо за помощь, профессор. Это было очень полезно.

Он встает и надевает пиджак.

— Не за что, Мирослава. И помни, если у тебя возникнут вопросы, не стесняйся обращаться.

Коротко улыбаюсь и делаю глубокий вдох, когда он выходит из кафе. Собираюсь с мыслями и снова погружаюсь в работу над диссертацией. Теперь точно зная, что у меня все получится.

26

Возвращаюсь домой уставшей. Засиделась в библиотеке. Профессор Эндрюс вселил в меня вдохновение, и я даже успела составить неплохой план за несколько часов.

Правда, чувствую себя не очень. Не знаю почему, но сегодня погода особенно сказывается на моем состоянии.

Илона первый раз за неделю дома. Я поняла это, как только зашла в квартиру и увидела, что к нашему свинарнику... Простите... Творческому беспорядку добавилось ещё несколько вещей.

Подруга внимательно редактирует очередное видео в ноутбуке, сидя в наушниках за столом в спальне.

Пугаю ее, положив руки ей на плечи. Она отлетает в сторону, едва не уронив ноутбук на пол.

— Ну ты чего? — хнычет она.

А где отборный мат?

Пинок мне под зад?

Хмурюсь.

Что-то не так с ней.

— Что случилось? — спрашиваю, делая серьезное лицо.

Она отводит взгляд в сторону, как будто что-то пытается скрыть.

— Илона?

Вздыхает, дергается и садится обратно в кресло.

— Я не знаю, стоит ли тебе показывать кое-что... — шепчет она, снимая наушники.

— И ты думаешь, что после этой фразы я попрошу тебя не показывать? — усмехаюсь, садясь на кровать. — Ну же!

Илона медлит, словно боится моей реакции, но все же неуверенно клацает пару раз мышкой и поворачивает ко мне ноутбук.

На экране — кричащий заголовок на русском языке, напечатанный жирным шрифтом:

«Дочь Игоря Ильинского бросила мужа-инвалида ради лондонских утех!»

Чего, бл*ть?

Меня обдает ледяным ветром. Сердце пропускает удар. Вчитываюсь в текст, чувствуя, как кровь отливает от лица.

Желтая московская пресса, оказывается, дотянулась и здесь до меня. В статье смакуют подробности моей «бессовестной измены» — бегство от «несчастного» мужа после его аварии и, конечно же, мой «бурный роман» с каким-то англичанином.

Рядом с текстом — свадебное фото с Волковым, где мы оба выглядим такими счастливыми напоказ... И снимок из итальянского ресторана с Джеймсом, сделанный всего пару дней назад. Наши лица размыты, но я безошибочно узнаю себя и его.

— Откуда... — шепчу я, не в силах оторвать взгляд от экрана.

Илона пожимает плечами.

— Не знаю. Мне прислали ссылку. В комментариях под нашим с тобой совместным видео... Там столько помоев льют... Вот чищу.

«Мирослава Ильинская, ныне — Волкова, ушла от беспомощного мужа и эмигрировала в другую страну. Брак, который повлиял на объединение двух самых влиятельных финансовых корпораций России, продлился недолго. Так все же фикция это была, или просто любовь не так сильна, как пишут в книжках?»

Мир вокруг меня начинает расплываться. Закрываю лицо руками. Тошнит. Ощущение, будто меня в прямом смысле облили помоями.

— Они... Они выставили меня чудовищем, — произношу дрожащим голосом.

— Мира, послушай, это просто какая-то второсортная газетенка, — пытается успокоить меня Илона, но ее слова звучат как пустой звук. — Никто здесь, в Лондоне, не станет это читать.

Но проблема не в Лондоне. Проблема в России. В моей семье. Хотя... Больше волнует, почему никто не пресек эту ложь изначально. Волковы всегда подчищают ложную информацию. Почему сейчас они ничего не делают?

Статья с самого утра в сети по московскому времени. Но до сих пор никто не удосужился даже сообщить мне об этом.

Гнев, отчаяние и страх — все смешивается в один болезненный клубок. Меня трясет.

— Нужно срочно позвонить матери, — шепчу, доставая телефон. — Они явно в курсе. Хотя бы через нее узнать, что там происходит.

Гудки тянутся бесконечно долго, и каждая секунда кажется пыткой. Наконец она отвечает. Слышу некую тревогу в голосе.

— Мама! Что это за сплетни? — взрываюсь, действуя на опережение. — Не смей говорить мне, что вы не в курсе!

В трубке наступило молчание. Слышу только ее ровное дыхание. Дергаю ногой, ожидая внятного ответа.

— Мирочка, успокойся, — наконец произносит родительница. — Это просто желтая пресса. Они всегда ищут сенсации. Не обращай внимание.

— Не обращай внимание? Это же разрушает мою репутацию! Это ложь! И ты знаешь это! Ты понимаешь, что если в Лондоне кто-нибудь прочитает, у меня начнутся проблемы?

— Милая, я все понимаю, — вздыхает она. — Твой отец с Петром Ивановичем уже назначили пресс-конференцию на завтра.

— О чем ты говоришь? — кричу в трубку. — Какая, к черту, пресс-конференция? Они из этого ужаса решили еще и шоу сделать? Вы что там, совсем с ума посходили?

Захлебываюсь рыданиями. Черт! Какие же они все эгоистичные.

— Мира, они просто дадут опровержение, — произносит спокойно мать. — Лучше сказать это на публику, чем просто скрыть следы. Уверена, что так будет лучше для всех. А на это издательство Волков уже подал в суд. Поверь, они будут наказаны.

Шумно выдыхаю, пытаясь справиться с истерикой. Понимаю, что мне не избежать раскрытия здесь. Мое лицо прекрасно видно на свадебном фото. Даже если мои знакомые не читают иностранные новости, есть большая вероятность, что те, кто смотрит блог Илоны, успели перейти по ссылке.

— Не переживай, ладно? — голос матери выводит из раздумий. — Все будет хорошо. Мужчины все уладят.

Фыркаю с отвращением. «Мужчины». Все проблемы в нашей семье из-за этих самых мужчин.

— Во сколько состоится сие мероприятие? — бросаю нервно. — Надеюсь, прямой эфир будет?

Мать вздыхает и шуршит чем-то в трубке.

— В два часа дня, — отвечает отрывисто. — По нашему времени. У тебя же будут лекции, разве нет?

— Думаешь, я не пожертвую парой, чтобы узнать, что там придумали эти комбинаторы? Мама, речь идет обо мне. О самой болезненной для меня теме. Ты посмотри, что они пишут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всхлипываю снова. Перед глазами все еще находится экран со статьей. Илона тревожно качается на стуле, мельком подслушивая мой разговор с матерью.

— «Не выдержала общества инвалида...» — цитирую текст. — Это отвратительно. Я бы каждого в кипятке искупала, если бы находилась в Москве. Мрази! Они же даже и здесь до меня добрались!

— Я видела, Мирочка, — вздыхает мать. — Это действительно ужасно, но ты должна взять себя в руки, хорошо? Ты же знаешь, насколько подлая бывает пресса. И ты не первый раз сталкиваешься с подобными ложными слухами.

Это правда. Когда-то меня уже сливали в сеть. Это было еще до брака. Я училась на последнем курсе, и мы решили отметить с одногруппниками конец сессии в клубе. Не спорю, что тогда я изрядно надралась, и мы с Димой — тем самым моим бывшим, который разжирел, как свинья, танцевали грязные танцы на барной стойке.

Казалось бы, что большинство молодежи так отдыхают и даже хуже. Но прессе было достаточно этого, чтобы приписать мне наркозависимость и половые связи за деньги. Отец тогда орал, как ошпаренный. Но на удивление, эта новость была стерта быстро, и о ней даже толком никто не узнал.

Сейчас же эта чертова компания! Опровержение необходимо! Как же...

Главное — имидж «Инвестиционных высот». Как же партнеры смогут доверять после такого? Наследников насильно поженили? Ужасные люди! Впрочем, для этого и была создана легенда о том, что мы с Владом встретились раньше, чем отцы решили закончить войну.

Боже... Какая же это война? Им было суждено быть вместе. Друзья навек, черт возьми.

Сбрасываю трубку и сжимаю телефон в руках. Ощущение полной беспомощности охватывает меня. Опираюсь на изголовье кровати, глубоко дыша, стараясь успокоиться.

Что-то внутри меня обрывается. Кажется, будто я снова проваливаюсь в ту темную бездну, из которой так долго и мучительно выбиралась.

— Им, как всегда, плевать, — шепчу я скорее себе, чем Илоне.

Она слезает со стула и ложится рядом. Обнимает меня за плечи. Телефон в моих руках вибрирует, и я беру трубку, не глядя на экран.

На автомате отвечаю на английском. Голос получился хриплым из-за недавних рыданий.

— Занятно, — раздается в трубке ответ.

Мои глаза расширяются, и я встречаюсь взглядом с Илоной. По спине ползут мурашки размером с горох. Внутри все холодеет.

Смотрю на экран телефона, осознавая, что звонит незнакомый номер. Не московский, не лондонский.

Этот голос... Мне не послышалось. Он проникает под кожу, обжигает изнутри. Бархатный, насмешливый, до боли знакомый. И это не очередной глюк...

+++++

Друзья, вот и подошла к концу вторая часть цикла «По расчету». Благодарю за прочтение и приглашаю перейти к третьей, финальной:

Конец